Амаранта приходила в себя гораздо дольше, чем я ожидал. И, хотя она уже начала подавать первые признаки пробуждения, прошло еще примерно три часа, прежде чем девушка окончательно очнулась. За это время я успел подкрепиться горячими бутербродами из микроволновки и даже задремать в кресле, поэтому первые минуты ее бодрствования прошли без меня.

Кресло, в котором я умудрился заснуть, было старым и продавленным, но после бессонной ночи такие мелочи, как удобный матрас и мягкая подушка, уже не волнуют. Пристроив голову на жестком подлокотнике, я незаметно для себя отключился. Разбудил меня доносящийся из клетки шум.

Проснувшись, я даже не сразу понял, где нахожусь. Щурясь от внезапно яркого света, я посмотрел в угол, где стояла клетка, и встретился глазами с негодующим взглядом Амаранты. Одного этого оказалось достаточно, чтобы мгновенно прийти в себя и вспомнить все события этого долгого дня.

Сначала я даже улыбнулся. Приятно было осознавать, что Эмми находится рядом со мной. О чем еще можно мечтать? Но потом заметил, насколько злой она выглядела. Хотя это слово не до конца отражало ее состояние. Эмми была не просто зла, она впала в ярость. Ее ультрамариновые глаза сменили цвет и превратились в два абсолютно черных уголька, словно она на охоте, а я — жертва. Раньше я думал, что для меня невозможно будущее с существом, внешний вид которого напоминает об убийстве матери, а взгляд вселяет ужас. Но сейчас эта картина воспринималась куда более спокойно. Гораздо сильнее волновал вопрос, как заслужить прощение Амаранты.

— Привет, — произнес я неуверенно лишь для того, чтобы хоть что-то сказать. Но Эмми, похоже, не была настроена на задушевную беседу.

— Или ты немедленно откроешь эту клетку, или я за себя не отвечаю, — прорычала она в ответ. Её руки вцепились в прутья решетки, и, кажется, она пробовала сломать клетку.

— Не выйдет, — избавил я девушку от бессмысленной траты времени. — Клетка изготовлена из сверхпрочной стали. Вампиру не сломать.

Амаранта отступила вглубь клетки и посмотрела на меня из-под опущенных ресниц.

— Надеюсь, ты понимаешь, какую глупость совершил. Меня будут искать и непременно найдут, — с вызовом заявила она. — И вот тогда ты пожалеешь о том, что сделал. И тебе, и твоему брату придется очень нелегко, — она сложила руки на груди. — И виноват в этом будешь ты.

Ее обвинительная тирада лишний раз напомнила, что, если с Димой что-то случится, это будет всецело на моей совести. Вздохнув, я провел рукой по волосам в тщетной надежде собрать разбегающиеся мысли. Не так представлял я себе этот разговор.

Эмми находилась всего в десяти шагах от меня, я мог бы до нее дотронуться, если бы встал и протянул руку, но на самом деле она была бесконечно далека. Не знаю, как Грэгори промыл ей мозги, но Амаранта, похоже, стала его убежденной последовательницей и не собиралась отказываться от своего нового мировоззрения.

— Я не желаю тебе зла, — я постарался хоть как-то успокоить девушку.

— Прекрасно. Тогда отпусти меня, — невозмутимо парировала Эмми.

— Не могу. Возможно, я сделаю это позже, — немного подумав, сказал я.

— Чего ты добиваешься? — Пусть глаза Эмми и посветлели, приобретя свой обычный оттенок, но она все еще очень сердилась.

— Для начала я хочу просто поговорить.

— Говори, — девушка сделала приглашающий жест.

— Когда мы расстались, мне казалось, я смогу научиться жить без тебя, — я встал и сделал шаг к клетке. — Но прошло время, и я понял, как ошибался. Каждую минуту я думал только о тебе. Я так и не научился существовать, не нуждаясь в тебе. Я мечтаю о том, что мы снова будем вместе, — Амаранта подошла к краю клетки, и я воспринял это как приглашение.

Казалось, мои слова нашли отклик в ее сердце. Это читалось в широко распахнутых глазах, которые, не отрываясь, смотрели на меня. Готов поклясться, что увидел в них то же выражение, которое было там прежде, когда она еще любила меня.

Я подошел к клетке почти вплотную, и тут Амаранта одним молниеносным движением просунула руку между прутьями клетки, схватила меня за ворот рубашки и притянула к себе. Тепло ее дыхания обожгло щеку. Близость Эмми разбудила дремавшие доселе чувства, и я чуть не задохнулся от нахлынувших эмоций. Слепая, всепоглощающая страсть затопила сознание, тайфуном пронеслась по всему телу, сметая последние очаги здравого смысла. Я все отдал бы за то, чтобы повторить незабываемые мгновения нашего поцелуя, почувствовать сладкий вкус алых губ, тепло кожи под своей ладонью. Но, как ни печально это признавать, у Эмми были совсем другие намерения.

— Я могу прямо сейчас сломать твою хрупкую шею, — прошептала она, глядя в приоткрытый ворот моей рубашки. — Что ты на это скажешь? Ты все еще хочешь рассказать мне о своих чувствах? — Девушка недобро улыбнулась.

Досадно, что не удалось до нее достучаться. Может, я просто плохой оратор, и мне сложно передать всю силу своего чувства? Но я не собирался сдаваться, несмотря даже на то, что горячо любимая девушка угрожала мне смертью. И, хотя я точно знал — она действительно в состоянии выполнить угрозу (по крайней мере, у нее хватило бы на это физической силы), все равно надеялся на лучший исход.

— Если ты пытаешься убедить меня в том, что превратилась в злобного вампира, то знай, у тебя ничего не выйдет, — прохрипел я, так как горло было передавлено воротом рубашки.

Эмми, которая до этого смотрела лишь на мою шею, наконец решилась поглядеть мне в лицо. Когда наши взгляды встретились, я как будто впервые увидел ее глаза. У них был тот же лазурный цвет, что и у крыльев бабочки Морфо. Это сравнение неожиданно возникло в голове, но именно оно наиболее точно передавало саму суть оттенка этих невероятных глаз. Их бесконечность поражала, затягивала как трясина, и я падал в них, как в самый глубокий в мире омут. Но мне это даже нравилось. Я готов был тонуть в них вечно, полностью раствориться в этой бескрайней синеве.

Амаранта хотела что-то сказать, но вдруг передумала и резко оттолкнула меня, словно я был прокаженным, и она испугалась подхватить заразу. Я лишь чудом устоял на ногах.

— Я такая, какая есть, и не собираюсь меняться, — чуть дрожащим голосом заявила она.

— Я и не прошу. — Я расправил помятую рубашку, не рискуя снова приблизиться к клетке.

— Тогда чего же ты хочешь?

— Просто быть с тобой.

Амаранта бросила в мою сторону странный взгляд и с усмешкой произнесла:

— Тогда подойди поближе, — поманила она меня пальцем, — и я гарантирую тебе, что мы вечно будем вместе.

Опять это слово — «вечно». Эмми произнесла его с особым придыханием, и я сразу догадался, какой смысл она в него вкладывала. Это было весьма заманчивое предложение: получить вечную жизнь из ее рук; жаль, что его нельзя было принять. Не будь я охотником до мозга костей, возможно, и согласился бы, но усвоенные еще в детстве моральные устои моей семьи утверждали: вампиры — это зло. Одно дело — любить вампира (хотя даже этот барьер дался мне с трудом) и совсем другое — пополнить их ряды. Я не был готов стать одним из них. Да и что сказал бы на это отец? Даже представить страшно.

Амаранта, видя, что я не тороплюсь принять ее предложение, горько усмехнулась.

— Так я и думала. Ты — сын своего отца. Охотник в полном смысле этого слова, — странно, как ни старался, я так и не сумел уловить в ее голосе разочарования.

— Это не помеха.

— Еще какая помеха. Охотник и вампир не могут быть вместе. Это противоестественно, — с жаром произнесла Амаранта, чуть ли не слово в слово цитируя Глеба. Уж не ему ли я должен сказать спасибо за этот чудесный вечер? — Это как если бы тигр стал встречаться с ланью. Ты для меня всего лишь еда, — она рассерженно взмахнула руками от бессилия донести до меня очевидный, по ее мнению, факт.

— Раньше ты так не думала, — напомнил я, усмехнувшись про себя сравнению с ланью. Для моего роста в метр восемьдесят пять и девяноста восьми килограммов веса это был почти комплимент. Если уж выбирать из травоядных, я скорее походил на крупного лося.

— Неправда, — она вздохнула — я всегда так думала, но мне казалось, что это можно преодолеть.

— Уверен, у тебя получится. Ведь ты не убила меня, даже когда была голодна.

— У меня больше нет сил на борьбу. Я давно сдалась. Разве ты не видишь? — Эмми поднесла руки к лицу, демонстрируя, какое оно румяное и свежее — очевидное доказательство того, что она давно уже не отказывает себе в еде.

— Это еще не поздно исправить.

— Нельзя просто взять и сделать вид, что ничего не было. Я убивала людей. Многих людей, — Амаранта закусила нижнюю губу. — Этого уже не изменишь.

— Я не сержусь. Это не имеет значения.

— Дело даже не в тебе, а в моей совести. Она не позволит мне забыть все те ужасы, что я творила. Поэтому для меня будет лучше и дальше оставаться такой. Иначе я просто сойду с ума.

Чем больше она говорила, тем отчетливее я понимал, как много ей пришлось пережить после моего отъезда. Разумеется, такие потрясения нельзя загладить парой слов о любви. Чтобы вернуть ее прежнюю, придется сильно постараться.

— Эмми, — прошептал я, но она тут же перешла в нападение:

— Не называй меня так. Эмми больше нет. Она осталась в том лесу.

Это было неприятно слышать, но в некотором роде я заслужил такое отношение.

— Эмми, — упорства мне не занимать, — я мечтаю, что однажды мы снова будем вместе. И я собираюсь сделать для этого все от меня зависящее.

— Не хочу расстраивать, но у тебя ничего не выйдет, — Амаранта отвернулась от меня и прислонилась спиной к прутьям. — К тому же я уже нашла тебе замену, — с вызовом добавила она.

Не могу передать, какой внутренней болью отозвались эти слова. Даже мысль о том, что Амаранта была с кем-то другим, казалась невыносимой. Жгучая ревность ядовитым потоком затопила сознание, отравляя все мысли и чувства на своем пути.

— Тебе следует отдохнуть, — с трудом выговорил я, понимая, насколько неубедительно звучат мои слова, учитывая, что вампиры вообще не спят. — Я зайду позже.

С этими словами я развернулся и направился к двери. Ноги плохо слушались, и одна-единственная мысль, как волчок, крутилась в голове: кто же тот счастливчик, которого Амаранта предпочла мне? Уже у самой двери я невольно бросил взгляд в зеркало, висящее справа от входа; оно досталось нам от хозяина квартиры, и я не стал его перевешивать. В нем отразилась Амаранта. Она смотрела мне вслед, и, если это не игра моего воображения, то ее глаза были печальны, а лицо выражало сожаление. Это вселяло надежду. Что, если последние слова были сказаны лишь для того, чтобы разозлить меня?

Ноги сами направились к холодильнику, в недрах которого удалось обнаружить несколько бутылок пива. К сожалению, ничего более крепкого в квартире не нашлось. Открыв запотевшую бутылку, я одним глотком осушил ее почти до дна. Пиво было ледяным, и мне показалось, что вместо пенного напитка я проглотил осколок айсберга и теперь он медленно дрейфовал где-то у меня внутри.

— Ну и как, полегчало? — раздался за спиной голос брата.

— Не слишком, — ответил, поморщившись от холода и вкуса дешевого пива.

— Тогда в чем смысл напиваться?

— Может, я хотя бы смогу заснуть.

— О, тогда тебе надо выпить, как минимум, литров пять, — Дима заглянул в холодильник и, изучив его содержимое, вынес вердикт: — У нас столько нет.

— Не сходишь в магазин? — спросил я без особой надежды на положительный ответ.

— Чтобы собственными руками спаивать родного брата? Да ни за что.

— Это жестоко с твоей стороны, — вздохнул я и уселся на один из кухонных стульев, а Дима тоже достал бутылку и присоединился ко мне. — Если не хочешь идти в магазин, то хотя бы не уничтожай имеющиеся запасы.

— Не собираешься же ты пить в одиночестве, как какой-нибудь алкаш? К тому же, чем больше выпью я, тем меньше достанется тебе. Считай, я спасаю тебе от цирроза — заявил Димка, приподняв бутылку с пивом, словно произносит тост.

— Как благородно с твоей стороны пожертвовать своей печенью ради спасения моей, — облокотившись на стену и вытянув ноги, ехидно заметил я.

— Не стоит благодарности. Мы же все-таки братья.

Стало понятно, от общества Димы не отделаться, так что пришлось смириться. Брат не собирался оставлять меня одного, возможно, и в самом деле опасаясь за мое здоровье. Поэтому напиться, как я поначалу хотел, не получилось. Дима должным образом выполнил свою миссию и выпил ровно половину того пива что имелось в холодильнике. Во время нашей импровизированной пьянки он то и дело пытался завести разговор насчет Эмми, но я постоянно увиливал от ответов, и Димка в конце концов сдался.

Через час пиво закончилось, и я, сославшись на усталость, ушел к себе в комнату. Конечно, после сказанного Амарантой ни о каком сне не могло быть и речи. Еще довольно долгое время я не находил себе места и все думал о ее словах. Кажется, мне даже удалось вычислить своего более удачливого соперника. Если в новой жизни Амаранты и появился кто-то настолько близкий, то это, несомненно, Андрей — вампир с серыми глазами. Сложно было не заметить, как он стремился во всем помогать ей и даже не побоялся рискнуть жизнью ради незнакомого ему человека, который не представлял для него ни малейшего интереса. Только привязанность к Эмми могла толкнуть его на этот поступок.

Сделав такие неутешительные выводы, я окончательно предался унынию. И без того плохое настроение на следующий день омрачилось еще и тем, что после нашего разговора Амаранта начала меня игнорировать, и единственным связующим звеном между нами стал Дима. Как ни странно, с ним она разговаривала. Больше того, они то и дело перебрасывались шуточками и выглядели как старые друзья после неожиданной, но долгожданной встречи.

Похоже, таким нехитрым способом Эмми пыталась меня задеть, и у нее неплохо получалось. Обида и досада копились во мне, грозя вот-вот обрушиться на головы окружающих, как лавина в горах. Создавалось такое впечатление, что я один участвовал в похищении Амаранты, а Дима лишь невинная игрушка в руках судьбы и вообще не при делах.

На все мои уверения в любви и мольбы о прощении Эмми отвечала холодным молчанием. Подобное пренебрежение вгоняло в тоску, я начал терять надежду и даже стал подумывать, не лучше ли будет отпустить девушку. Ведь, в конце концов, насильно мил не будешь.