И снова мы стояли у дома без окон. Его высокие стены в темноте казались непреступными, но вместе с тем выглядели повседневно. Не знай я наверняка, что притаилось за ними, никогда бы не обратил внимания на этот дом. Как и в прошлый раз, мы сразу направились к двери. Луна спряталась за облаками, и тропинка из каменных плит больше не походила на сказочную тропу, скорее уж на дорогу в ад.

Эмми поддалась тревоге, витавшей в воздухе, схватила меня за руку и прошептала, так тихо, чтобы услышать мог только я:

— У меня плохое предчувствие.

— Не переживай, — я обнадеживающе сжал ладонь девушки. — Помни, это наш единственный шанс избавиться от Грэгори.

— А что если всё пойдет не так? — мы заметно отстали, Амаранта умышленно замедлила шаг. — Неизвестно, как повлияет на тебе кровь царицы.

Я остановился и повернулся к Эмми.

— Ты зря нервничаешь. Не факт, что Нефертари даст мне свою кровь.

— А что если даст? — настаивала Амаранта.

— Я обещаю быть предельно осторожным, — я уже было собрался пойти дальше, но в последнюю секунду сообразил, что помимо волнения Амаранту мучает ревность. Я нежно поцеловал девушку и сказал: — Я люблю тебя. Беспокоиться не о чем.

Эмми отпустила мою руку, и мы нагнали остальных у самой двери. И хотя Амаранта больше не заговаривала со мной, я видел — мои уверения её не успокоили.

Андрей постучал в дверь. Спустя минуту нам открыла девушка в белом одеянии до пят. Она была удивительно похожа на свою предшественницу. Та же одежда, светлые волосы, даже выражение лица — отрешенное от всего земного — было одним и тем же. Но все же это была другая девушка, и я невольно задался вопросом: что стало с предыдущей?

Девушка жестом пригласила нас войти. Когда дверь закрылась за нашими спинами, я приготовился идти в том же направлении, что и в прошлый раз, но наша провожатая свернула в противоположную сторону. Похоже, сегодняшняя встреча состоится в другой комнате дома. Никто не знал хорошая эта новость или плохая. Всё, что нам оставалось — это послушно идти вслед за девушкой. Она привела нас к высоким двойным дверям. Взявшись за изогнутые ручки, опустила их вниз и толкнула двери. Те послушно распахнулись, открывая вид на щедро украшенную золотом и парчой спальню.

Посреди спальни на постаменте возвышалась кровать с ножками в форме львиных лап. На кровати возлежала царица. Нефертари откинулась на гору подушек, распущенные волосы черными прядями рассыпались по шелку. Из одежды на царице было лишь некое подобие платья: облегающий лиф и юбка из отдельных полос ткани, скрепленных на талии широким поясом. Наряд позволял в полной мере оценить стройность ног египтянки. Простоволосая, с тонко подведенными глазами, в неприметной одежде — она выглядела по-домашнему незатейливо, и это безумно ей шло.

Стоило мне увидеть царицу, как разум погрузился в сумрак, а мышцы предательски ослабели. Я снова едва стоял на ногах. Мельком взглянув на своих спутников, заметил, что их постигла та же участь. Девушки и те не могли оторвать глаз от египтянки, на их лицах читалось немое восхищение. Что уж говорить о мужской части нашей группы. Мы таяли как кусочки сахара в кипятке.

Облокотившись на одну из подушек, Нефертари приподнялась и окинула нас скучающим взглядом. Она смотрела так, будто видела нас впервые, и мы совершенно точно не вызывали у неё интереса.

Помня о том, что в прошлый раз роль переговорщика досталась мне, я шагнул вперед. Взгляд Нефертари на мгновение задержался на мне, но потом скользнул мимо. Царица опустила голову обратно на подушки. Пока она с отсутствующим видом изучала полог из ажурной ткани, мы стояли не двигаясь. Никто не решался заговорить без позволения.

Мимо нас прошмыгнула босоногая девица. В отличие от других служанок она была чересчур подвижной. Она подскочила к царице, взбила подушки, пригладила волосы и, подобострастно кланяясь, попятилась к двери. Поравнявшись с нашей компанией, девушка остановилась и, привстав на цыпочки, шепнула на ухо Андрею:

— Госпожа сегодня не в духе. Меланхолия.

Служанка, глядя на царицу, вздохнула, да так горько точно ей самой опостылел этот мир, и покинула спальню.

Прошло несколько минут, прежде чем мы окончательно убедились: царица не намерена говорить. Чем бы ни было вызвано её удрученное состояние, она собиралась прибывать в нем и дальше, наше присутствие нисколько ей не мешало.

— Моя госпожа, — шепотом позвал я, надеясь, что мне простят дерзкий поступок.

Нефертари не ответила. Зато она подняла холеную руку и похлопала по постели рядом с собой. Похожим движением призывают любимую собачку и та, радостно виляя хвостом, мчится к хозяину. Я не стал задаваться и поступил точно так, как поступила бы на моем месте любая дворняга — пошел на зов, с трепетом присел на край устланной шелками кровати и преданно взглянул на царицу.

Нефертари выглядела отрешенно, как её девушки-рабыни. Передо мной лежала пустая оболочка, мысли царицы витали где-то далеко отсюда. И хотя тело египтянки по-прежнему выглядело на четырнадцать лет, я почти физически ощущал, как истинный возраст царицы проступает сквозь атласную кожу, которая подобно новой скатерти скрывает под собой недостатки изъеденной временем столешницы. Мне вдруг стало жаль египтянку. Трудно представить каково это — влачить унылое существование на протяжении сотен, а то и тысяч лет. А в том, что это именно существование я не сомневался. Ничего человеческого в этой прекрасной кукле не осталось. Как только я это понял, с моих глаз, а заодно и с разума, спала пелена. Отныне чары царицы были мне безразличны. Я видел перед собой глубоко несчастную, одинокую женщину, давно отчаявшуюся обрести покой.

— Госпожа, — снова позвал я, и Нефертари повернула голову в мою сторону. Ободренный, я продолжил. — Я кое-что принес вам.

Я запустил руку в карман джинс и вытащил оттуда золотой браслет с лазуритом. Синяя вставка заиграла бликами в свете факелов, что горели по бокам от изголовья кровати. Это привлекло внимание царицы. Она с недоверием посмотрела на мою руку. Спустя миг Нефертари уже сидела, не сводя взгляда с украшения. Египтянка выхватила браслет таким молниеносным движением, что я лишь успел почувствовать дуновение ветра на коже, и только посмотрев на пустую ладонь, понял, что браслета у меня уже нет.

Нефертари держала украшение на вытянутых руках, будто это древняя реликвия. Улыбка блуждала на губах царицы, пока она изучала золотые грани. Кончиками пальцев она осторожно коснулась лазуритовой вставки и тут же отдернула руку, словно браслет обжег бархатную кожу. Столько нежности, столько любви было во взоре царицы, её лицо преобразилось. Его будто осветили изнутри. Нефертари сияла подобно яркой звезде: на бледных щеках загорелся румянец, глаза вспыхнули, как два софита. На долю секунды она ожила. Один вид браслета вернул царицу в те далекие времена, когда её сердце еще билось.

Но радость длилась недолго. На смену яркому солнцу пришли свинцовые тучи. Нефертари нахмурилась, поджала губы, в её глазах как чернильное пятно на бумаге растекалась тьма и в самой её сердцевине сродни отблескам костра мерцали красные зрачки.

Моё сердце сдавил звериный ужас. Всем нутром я ощущал опасность, исходящую от царицы. Так загнанная лань чует приближение голодного льва. Ужас сковывает её, она не в состоянии убежать или оказать сопротивление своему убийце. Вот и я замер, будучи не в силах двинуться с места. Все, что мне оставалось — молиться про себя всем известным богам в надежде, что кто-нибудь из них проявит благосклонность и убережет меня от гибели.

Царица сжала руку, послышался хруст. Крошилась лазуритовая вставка. Я невольно дотронулся до шеи: на месте украшения мог быть мой позвоночник. Осколки лазурита голубыми кристаллами просыпались на белоснежную простыню. Нефертари с отвращением глядела на них, а потом отбросила браслет прочь. Он ударился о стену и упал на пол. Я с состраданием посмотрел на то, что еще недавно было прекрасным украшением, а теперь выглядело как кусок искореженного металла.

Расправившись с браслетом, царица переключилась на того, кто был повинен в его появлении. Неимоверной силы удар заставил меня отлететь к стене. Проделав тот же путь, что и браслет за секунду до этого, я приземлился неподалеку. Переломанные кости нехотя срастались, давая мне время в полной мере насладить нестерпимой болью, пронзившей всё тело. С трудом разлепив веки, увидел склонившуюся надо мной Нефертари. Её горящие яростью глаза и острые клыки не предвещали ничего хорошего. Рука была занесена для следующего, безусловно, последнего в моей жизни удара. Без сомнений тонкая с виду ручка четырнадцатилетней неженки способна вырвать сердце из моей груди — сопротивление в данном случае бесполезно. Желая отгородиться от ужасной реальности, я зажмурился.

В следующую секунду мою шею обвили чьи-то руки, и я услышал до боли знакомый голос:

— Умоляю, пощади.

Амаранта прижалась ко мне всем телом, загораживая от опасности. Страх за собственную жизнь был легким бризом по сравнению с ураганом неконтролируемой паники, всколыхнувшейся во мне, когда стало ясно, что Эмми угрожает опасность. Я рывком выпутался из объятий Амаранты и оттолкнул девушку себе за спину. Только бы с ней всё было в порядке! О себе в тот момент не думал.

Нефертари наблюдала за нашей возней со снисходительной улыбкой, но убивать нас не торопилась. Занесенная для удара рука опустилась, остроконечные клыки спрятались, одни только черные глаза с кровавыми зрачками напоминали о гневе царицы.

— До чего мило, — египтянка с любопытством изучала нас — прижавшихся друг к другу, дрожащих от страха букашек. Где-то за её спиной маячили остальные участники нашей группы. Увы, они ничем не могли помочь. Разве что умереть с нами за компанию.

Царица наклонилась к нам с Амарантой и погладила нас по щекам.

— Готовы жизни отдать друг за друга. Это так прелестно и… старомодно.

— Я прошу меня простить, — едва ворочая непослушным языком, пролепетал я.

Нефертари усмехнулась, выпрямилась и пошла к туалетному столику. Я почувствовал, как расслабляются затекшие мышцы. Кажется, повезло. Стоило египтянке отойти, и к нам бросился отец. Приняв из моих объятий дрожащую Амаранту, он умоляюще заглянул мне в глаза, но я проигнорировал его немую просьбу. Вместо того чтобы остаться рядом с ним, я направился вслед за царицей.

Присев на пуфик, Нефертари придирчиво изучала своё отражение в зеркале. Она разгладила не существующие морщинки на лбу, провела рукой по блестящим волосам. Это занятие поглотило её полностью, и я бесшумно опустился на колени сбоку от царицы, опасаясь неловким движением вызвать новую волну ярости.

— Тысячи лет это лицо неизменно, — не отрываясь от отражения в зеркале, сказала Нефертари. — Было время, когда старость пугала меня. Теперь я жду её, как величайшего дара, но она позабыла дорогу в мои покои.

— Ты прекрасна, — искренне заверил я. — Разве это плохо?

— Здесь, — царица положила мою руку себе на грудь, туда, где должно было биться сердце, — давно живет пустота. Я ровесница пирамид. Только я и они помним, как зарождался мир.

Вместо сердечных сокращений моя ладонь чувствовала глухую тишину. Я как будто коснулся камня, а не живого существа.

— Но ты сдержал слово, — Нефертари улыбнулась. — Пусть хоть на краткий миг, но что-то дрогнуло в моей груди.

Она отпустила мою руку и оглянулась на остатки браслета. Она смотрела на него так, словно вместо простого украшения на полу лежит тело её мужа.

— Он умер в страшных муках, — призналась царица, подтверждая мою догадку о том, что всё её мысли сейчас крутятся вокруг фараона. — И я оплакивала каждый его стон.

— Он мог быть счастлив с тобой, но сам выбрал иной путь.

— Нет, — она покачала головой, — он выбрал верно. Я бы не пожелала ему такой участи. Пусть покоится с миром.

Нефертари тряхнула головой, прогоняя дурные мысли, и в мгновение ока из несчастной супруги снова превратилась во властную царицу.

— Ты выполнил свою часть сделки, настал мой черед. Я дам тебе свою кровь, и ты сравнишься по силе с «первыми».

— И смогу убить Грэгори, — закончил я за Нефертари.

— Это зависит от тебя. Я могу дать тебе силу, но сражаться ты будешь сам. Не исключено, что ты потерпишь неудачу.

Я кивнул, показывая, что готов рискнуть.

Открыв шкатулку, царица достала небольшой нож с инкрустированной сапфирами рукоятью. Она разрезала себе ладонь, и несколько драгоценных капель её крови упало на мраморную столешницу. Быстро поднеся руку к хрустальному бокалу, египтянка наполнила его пурпурной жидкостью и протянула бокал мне.

Я принял его, как святой Грааль, поднес к губам и осушил до дна парой глотков. Теплая вязкая жидкость заструилась по горлу. От её терпкого вкуса сводило скулы и щипало язык. Достигнув желудка, она обожгла его подобно электрическому разряду, отголоски которого прокатились по всему телу. Судорожно вздохнув, я потерял сознание.