Сквозь прикрытые веки проникал свет. Он дрожал и извивался как лента гимнастки. Открыв глаза, я разглядел темный потолок. Посмотрел вправо и заметил горящий факел. Значит, я всё еще в доме царицы. Я попытался сесть, с трудом оторвав от подушки тяжелую, словно набитую камнями голову.
— Лежи, — на плечи мягко надавили, возвращая меня в горизонтальное положение. — Тебе необходим отдых.
Я узнал Амаранту по голосу и сразу успокоился. По крайней мере, я не одинок.
В поле зрения появилось лицо — надо мной склонился Андрей. Некоторое время он задумчиво изучал меня, а потом сказал:
— Внешне он вроде бы не изменился.
За спиной вампира возникла фигура, в которой я признал младшего брата. Он так же пристально вглядывался в меня, прежде чем произнести:
— Кажется, глаза стали немного ярче.
— Нет, — Андрей махнул рукой. — Это из-за освещения. Вот если его разозлить, то вполне возможно его глаза будут не просто черными, а с красным ободком.
Дима прищурился и посмотрел на меня так, точно примерялся как бы получше воспользоваться советом вампира. Мне не понравилось, что они говорили обо мне в третьем лице. Ведь я всё отлично слышал, о чем и поспешил заявить. После моего полного негодования возгласа, Андрей и Дима синхронно пожали плечами и отошли подальше. Такое единодушие между непримиримыми задирами заставило меня улыбнуться. Интересно, что общего нашли воспитанный в лучших традициях аристократии вампир и мой брат — типичный представитель поколения next.
— Как ты, сынок? — от размышлений меня отвлек вопрос отца.
— В порядке, — ответил я и, надо сказать, не покривил душой.
Тяжесть в голове прошла, и я чувствовал себя бодрым. Желая проверить это на деле, я вновь попытался сесть. На этот раз всё отлично получилось. Комната не плыла перед глазами, наоборот я видел окружающее как никогда четко.
— Ну и каково это — быть великим и ужасным? — вопрос Димы застал меня врасплох.
— Что-то не припомню, чтобы я был таким.
— О, склероз — болезнь стариков. Ты определенно «первый», — заключил брат.
— Отстань от него, — вмешалась Амаранта. Она присела рядом со мной на кушетку. — Ему и так пришлось нелегко.
— Несчастный, — Дима старательно изобразил на лице сочувствие, — это так тяжело — быть могущественным вампиром. Моё сердце рвется на части от сострадания.
Поток Димкиных колкостей остановилась Ксюша, запустив в мужа подушкой. За что Эмми ей благодарно улыбнулась.
— А если серьезно, — встрял отец, — ты чувствуешь в себе какие-нибудь изменения?
Я прислушался к своему телу, но ничего странного не заметил и отрицательно покачал головой. Чтобы окончательно убедить остальных в своем отличном самочувствие, поднялся на ноги и сделал несколько взмахов руками.
— Не переусердствуй, — Андрей, закинув ногу на ногу, наблюдал за мной из кресла с подлокотниками в виде змей. — С того момента, как ты выпил кровь царицы прошло жалких полчаса. Возможно, обращение еще не завершилось.
Я свирепо посмотрел на вампира и собрался попросить его помолчать, когда неожиданный желудочный спазм заставил меня согнуться пополам. Держась за живот, я повалился обратно на кушетку. Лоб покрылся испариной, а перед глазами заплясали разноцветные круги. Кто бы мог подумать, что мертвые способны чувствовать столько боли!
— Я же сказал: не стоит расслабляться. Самое интересное впереди, — прокомментировал моё состояние Андрей.
Я бы послал его к черту, но, как на зло, не мог говорить. Вместо слов из горла вырывалось что-то среднее между стоном и хрипом.
— И что теперь? — спросил отец.
Все собрались вокруг кушетки, обсуждая моё состояние. Прямо консилиум докторов над постелью умирающего.
— Нам остается только ждать, — я не мог видеть лица Андрея, но, судя по голосу, он был необычайно спокоен. — К вечеру он либо окончательно обратится и станет «первым», либо умрет.
— Ты не говорил, что обращение может быть неудачным, — возмутилась Амаранта. — О смерти не было речи!
— Разве? — удивился вампир. — Совсем вылетело из головы.
Эмми что-то грозно ответила, но я уже не разбирал слов. От остального мира меня отгородила непроницаемая стена. Я остался наедине с болью, которая чувствовала себя полноправной хозяйкой моего тела. Отлично помня своё первое обращение, примерно знал, что меня ожидает в ближайшие часы. Но подготовиться к такому, конечно, невозможно.
Мышцы скрутило судорогой, кости трещали от напряжения, меня точно выворачивало наизнанку. Я ощущал себя тряпичной куклой, которая попала в руки ребенку, пожелавшему узнать, что у игрушки внутри. Кровь царицы подобно серной кислоте вытравливала то последнее, что еще было во мне от человека.
Не знаю, сколько раз за этот день я умирал и рождался вновь. Постепенно боль отступала, становилась всё глуше, и я со смешанным чувством радости и печали понял, что обращение подходит к концу. Быть мне «первым», чтобы это не означало для моего будущего.
Открыв глаза, я увидел всё тот же темный потолок. Обстановка в доме Нефертари не менялась. Здесь всегда царила ночь. Я лежал на кушетке. Кто-то заботливо подложил подушку мне под голову и прикрыл сверху пледом. Несколько минут мир еще вращался вокруг меня, пока окончательно не остановился, и я не рискнул сесть.
В комнате стало темнее — горел всего один факел около самой двери. Кроме спящего в кресле Димы и меня здесь никого не было. Похоже, его поставили наблюдать за мной, а он, как бывало ни раз, бездарно провалил задание. Ступая на цыпочках, чтобы не разбудить брата, я вышел из комнаты. Вперед меня вел неведомый мне ранее инстинкт. Часть моего сознания точно знала, куда идти, будто слышала зов.
Справа по коридору виднелась витая лестница. Недолго думая, направился к ней. Она привела меня к неприметной двери, за которой оказался чердак. Он не был похож на своих пыльных, заваленных хламов сородичей. Здесь было чисто, как в операционной, стены и потолок украшали иероглифы, а у дальней стены стоял алтарь. Подойдя к нему, я с удивлением выяснил, что он возведен в честь давно умершего фараона. Весь из золота, инкрустированный лазуритом, слоновой костью и драгоценными камнями, алтарь мерцал в свете факелов. Как же сильно Нефертари любит Рамсеса, раз спустя столько тысячелетий всё еще бережно хранит память о нем? Может прав был Андрей насчет любви разума? Для неё нет преград, и она не подвластна времени.
— Он был мне прекрасным мужем, — раздался за моей спиной голос царицы.
— Насколько я помню, он тебе изменял. А после твоей мнимой смерти сделал царицей вашу дочь, — сказал я и лишь потом спохватился. Длинный язык может меня погубить. Но Нефертари, похоже, прибывала в хорошем настроении. Вместо того чтобы перегрызть мне глотку, она усмехнулась.
— Все мы подвержены порокам. Кто без греха пусть первым бросит в меня камень, — процитировала Библию египтянка. Она подошла к небольшому круглому окошку — единственному во всем доме — и посмотрела на луну. — Он любил солнечный свет. Я не посмела запереть его во тьме.
Я с подозрением покосился на алтарь. Он при ближайшем рассмотрении напомнил мне гроб. Я не силен в египтологии, но после визита в музей был почти уверен, что мумия Рамсеса хранится в Каире. Или это они так думают?
— Ты изменился, — голос царицы отвлек меня от раздумий о судьбе останков фараона. — Поздравляю. Ты сильнее, чем я думала.
— Ты рассчитывала, что я умру? — без обиняков спросил я.
Улыбка Нефертари была откровеннее любого ответа. Что ж это следовало ожидать. Наверняка царица в тайне надеялась, что мой организм не сумеет справить с её кровью. Нет человека — нет проблем.
Египтянка шагнула ко мне и ласково пригладила мои волосы.
— Теперь ты первородный. Кровь от крови моей. Мы связаны навечно.
Подобное заявление неприятно покоробило меня. До этого момента я не рассматривал ситуацию под таким углом. А Нефертари между тем продолжала, обвивая мою шею руками:
— Ты моё дитя. Я буду нежной матерью и научу тебя всему, что ведомо мне самой.
Я ощутил себя как в силках. Петля все сильнее сжималась на шее, мне нечем было дышать из-за острого запаха жасмина. Я испугался, что никогда не вырвусь из этих объятий.
— Отпусти его! — от двери донесся разгневанный голос Амаранты. Царица разомкнула руки, и я вздохнул с облегчением.
— Теперь он мой, — заявила Нефертари. — Я вылеплю из него, что пожелаю.
Меньше всего мне хотелось побывать в роли глины, из которой царица будет лепить себе идеального сына. С какой-то стороны я понимал, насколько она одинока, и даже сочувствовал ей, но жертвовать собой ради счастья Нефертари не собирался. Да и где гарантия, что я не наскучу ей через пару месяцев, и она не пустит меня в расход?
— Он пойдет со мной. Ты ему не нужна, — не осталась в долгу Амаранта.
Я бы с удовольствием послушал перепалку девушек, но они перевели взгляды на меня.
— Тебе выбирать, — сказала Нефертари.
Я вымученно улыбнулся царице. Проблем с выбором не было: стопроцентный перевес был на стороне Эмми. Но как отказать самому могущественному в мире вампиру? Да еще так, чтобы он после этого не свернул тебе шею. Я судорожно прикидывал в уме варианты, когда на шум подтянулась остальная часть нашей команды.
— Что здесь происходит? — спросил отец, обращаясь к Амаранте.
— Кажется, Владу предстоит нелегкий выбор, — вместо Эмми ответил Андрей, — между любимой девушкой, которая предала его, и безумной царицей, повернутой на покойном супруге. Чуть не забыл упомянуть, что она же по совместительству является «изначальной».
— Спасибо, что напомнил обо всех нюансах, — я кисло улыбнулся вампиру, повернулся к Нефертари и даже открыл рот, чтобы сказать своё веское «нет», но она опередила меня.
— Значит, ты выбираешь её, — мне не понравилось выражения лица египтянки, и я инстинктивно отступил к двери. — Я прощаю тебе дерзость, но отныне ты сам по себе. Помни об этом.
— Да-да, — я несколько раз кивнул, продолжая пятиться к двери, — я запомню.
В тот момент мне казалось, что мы чудом избежали расправы. Я даже радовался тому, как сложилась ситуация. Если бы наперед знал, чем обернутся для нас слова царицы, я бы в жизни не вышел за пределы её дома. Но пока мы довольные поворотом событий торопливо покидали обитель Нефертари, мечтая о том, что скоро положим конец вражде с Грэгори и обретем долгожданную свободу.
Я думал, после крови царицы моя жизни изменится. Даже ждал этого. Но мне сложно было представить, насколько глубокими станут эти изменения. Обращение в вампира дало мне две вещи: силу и голод. Первое было приятно, второе стало проклятием. Я рассчитывал, что превращение в «первого» увеличит мои силы, а между тем стоило задуматься о том возрастет ли голод.
Первую ночь после повторного обращения мы провели в машине, гонимые вперед желанием как можно дальше отъехать от Мурманска. Курс взяли на Питер. Перед рассветом остановились в придорожном мотеле. Измотанные общением с Нефертари и дорогой мы разошлись по своим номерам, чтобы отдохнуть.
Оказавшись в комнате, мы с Амарантой первым делом плотно занавесили единственное окно. Андрей предпочел остаться с нами, так как в отдыхе вампиры не нуждались. Он уселся у телевизора и принялся щелкать пультом.
— Выключи, — попросил я. Звуки по непонятной причине нервировали меня.
— И весь день любоваться тобой? — не поворачивая головы, спросил вампир.
— Если я тебя раздражаю, то ступай в свой номер.
— Из нас двоих раздражаешься пока один ты, — спокойно заметил Андрей. — К тому же у меня нет своего номера. Мы ведь экономим.
— Тогда обзаведись им или выключи этот чертов телевизор! — я вскочил. Амаранта испугано затаилась в кресле напротив, попеременно поглядывая то на меня, то на названного брата.
— Ого, — присвистнул вампир, удостоив меня взглядом, — наш мальчик разбушевался. Никак в нем заговорила древняя кровь. Почувствовал себя повелителем вселенной?
— Хочешь проверить?
Андрей в доли секунды оказался на ногах. И вот мы уже стояли друг против друга, прикидывая силы противника. Трудно сказать, что на меня нашло. В меня точно вселился злой дух. Гнев распирал меня изнутри, как пар закипевший чайник.
— Успокойтесь, — попыталась примирить нас Амаранта, но было поздно.
Андрей завелся не меньше моего. Желая меня подзадорить, он направил руку с пультом в сторону телевизора и нажал на кнопку. Канал переключился. Я воспринял это как сигнал к атаке и бросил вперед. Вампир ловко увернулся. В ответ он попытался достать меня ударом в солнечное сплетение, но скорость моей реакции значительно возросла: я избежал столкновения с кулаком Андрея и в свою очередь толкнул его в грудь. Не то чтобы я вкладывал в толчок все силы, но результат превзошел ожидания: Андрей отлетел к стене и повалился на пол. Выглядел он так, словно пережил лобовое столкновение с поездом.
Я с недоумением изучил собственные руки. С виду они ни капли не изменились, но раньше я не мог соперничать с Андреем. А теперь он валялся у стены, изумлено таращась на меня, а я стоял целый и невредимый посреди комнаты.
— Я, пожалуй, пройдусь.
Не дожидаясь ответа, я выскочил в коридор. Свежий воздух и одиночество — вот что мне сейчас нужно. Накинув пальто, я попытался найти и то, и другое на улице.
Прогулка пришлась как нельзя кстати. Морозный воздух сделал своё дело — я успокоился. Но мнимое улучшение длилось считанные секунды и причин тому было несколько. Первая из них — солнце. Мы и раньше с трудом находили общий язык, но обычно плотная непроницаемая для солнечных лучей одежда позволяла выходить на улицу днем. Теперь же небесное светило намерено пыталось выжечь меня с поверхности планеты. Даже отраженный от снега свет слепил глаза, и я почувствовал себя кротом, выбравшимся из уютной норы. Солнце ненавидело меня. Один факт моего существования вызывал у него яростное исступление. Я едва ли не слышал, как оно кричало мне с неба: «Сдохни! Сдохни! Сдохни!».
Подгоняемый ужасом я укрылся в ближайшем кафе. На мое везение здесь царил полумрак. Я устроился за дальним от окна столиком и немного перевел дух. На память пришла история, рассказанная Ярославом. Если верить «первому», бог солнца Ра проклял вампиров. Не знаю, существовал ли когда-нибудь этот бог, и было ли ему дело до вампиров, но воздействие солнца на меня заметно возросло с тех пор, как я выпил кровь царицы.
Постепенно ужас отступил. Отгороженный от солнца толстыми стенами, я расслабился, и тогда случилось самое худшее — ко мне подошла официантка: обычная студентка на подработке с самой заурядной внешностью. Я бы не обратил на девушку внимания, но в момент её приближения в голове словно щелкнул выключатель. Скромная официантка в красном переднике внезапно стала мне необходима как глоток свежего воздуха для утопающего. Я желал обладать ей не меньше, чем томимый страстью любовник объектом своей привязанности. Мне нужна была её жизнь. Но хуже всего то, что большая часть меня не видела ничего зазорного в том, чтобы взять желаемое. Мир вдруг открылся мне с другой стороны. Отныне в нем не существовало преград и запретов.
Девушка не успела и слова произнести, а меня уже сотрясала лихорадка от духмяного аромата её крови. Я не был настолько голоден, чтобы потерять над собой контроль. Но с какой стати сдерживаться? На незатейливый вопрос нашелся не менее простой ответ: у меня нет причин в чем-либо себе отказывать.
Трудно предположить, чем бы обернулась моя борьба с собой, если бы в эту минуту в кафе не вошла Амаранта. Остается только догадываться, как она сумела меня найти, но не появись Эмми в тот момент, я бы прямо посреди зала полного людьми разорвал официантку на части. И не факт, что моя трапеза ограничилась бы только ей.
Эмми присела напротив меня, быстро сделала заказ за двоих, после чего официантка оставила нас. Стало чуть легче дышать и проще думать.
— Уверена, Андрей раскаивается, — с ходу заявила Амаранта.
Я усмехнулся, но решил не спорить. Хотя сомневался, что Андрею знакомо раскаянье.
— Ты странно выглядишь, — Эмми нахмурилась, приглядываясь ко мне. Я понятия не имел, как отразились на моем лице переживания этого дня, но судя по встревоженному виду девушки, посмотреть было на что. — Что ты тут делаешь?
— Жду захода солнца.
— Почему не в гостинице? Андрей ушел, номер свободен. Давай, вернемся, — предложила Амаранта.
Я посмотрел в окно, за которым безгранично правило солнце, и едва не лишился сознания от сковавшего меня ужаса. Нет уж, до заката никто не вытащит меня на улицу.
— Мне тут нравится.
Эмми изучила неказистую обстановку дешевого кафе и усомнилась в искренности моих слов.
— Хочешь, чтобы я ушла?
— Нет, — я поспешно схватил девушку за руку. — Останься.
Мы провели день в кафе. Каждый раз, когда кто-нибудь приближался к нашему столику, горло сдавливал спазм. Моя сила возросла, но вместе с ней вырос голод. К тому же с этих пор я не мог выходить на солнце. Даже защитный костюм, которым так успешно пользовалась Амаранта, не был в состоянии мне помочь. Так я познал все радости бытия «первого». А впереди меня ждала вечность, и я невольно проникся сочувствием к Грэгори. Как тут не сойти с ума, когда даже собственное тело тебе не подчиняется?