Не знаю, сколько времени я провел в своей одиночной камере. Брат сказал, что прошло три дня, но мне показалось — целая вечность. Не нуждаясь во сне, я не находил себе места от безделья. И четыре кривые стены, и низкий потолок, и покатый пол были изучены мной до последней трещинки. При желании я мог воспроизвести их по памяти.

Отношения с кровью постепенно налаживались. Я более или менее научился контролировать себя. Правда толстая металлическая двери занимала далеко не последнее место в списке сдерживающих факторов. Но, в общем и целом, я был паинькой и мне разрешили свидание с супругой. Сегодня мою убогую обитель должна посетить Амаранта. Я ждал этого и одновременно нервничал, не представляя, как Эмми воспримет нового меня.

Я засек её легкие шаги, когда она вплотную подошла к двери. Странное дело, я — вампир с идеальным слухом — не в состоянии услышать чьи-то шаги. Амаранта остановилась, замялась на пороге, собираясь с мыслями. Я словно видел её точеную фигуру через толщу металла. Вот Эмми слегка наклонила голову вбок, задумчиво разглядывая смотровое окошко. Возможно, она нахмурила брови или закусила нижнюю губу, точно решая сложную математическую задачку.

Я не успел в полной мере насладиться ведением, как впервые с момента моей смерти лязгнул замок, и темница открылась. Массивная дверь нехотя отъехала в сторону, скрипя ржавыми петлями. Мне стало не по себе, точно по ту сторону меня ожидает вовсе не любимая девушка, а чудище из детских страшилок.

Но через мгновение все страхи и сомнения развеялись, и моим глазам предстала Амаранта. Она стояла по стойке смирно: ноги на ширине плеч, руки по швам, подбородок вздернут. Приоткрытые губы едва подрагивают, синие глаза не отрываясь смотрят на меня.

Через долю секунды Эмми бросилась ко мне. Руки обвили шею, гладкая щека прижалась к моей. Мы застыли, как два изваяния. Наши сердца смолкли, не решаясь нарушить такой важный момент неуместными звуками.

Я с удивлением понял, что Амаранта плачет. Моя щека сделалась мокрой от её слез. Нежно погладив девушку по спине, прошептал:

— Все хорошо. Со мной все в порядке.

— Я думала, что потеряла тебя, — всхлипнула Эмми, немного отстраняясь. Она дотронулась до моего лица, на ощупь, точно слепая, изучая его. С легкой улыбкой, с подсохшими кровавыми слезами на щеках она знакомилась с новым мной. И, похоже, я ей нравился.

— Теперь все позади, — успокоил я, наслаждаясь прикосновениями. — Если Грэгори думает, что обращение в вампира сломает меня, то он ошибается. Я буду жить, хотя бы ради того, чтобы поквитаться с ним.

Эмми вздрогнула. Ей руки безвольно упали, она отступила на пару шагов.

— Ты считаешь, это сделал Грэг? — голос Амаранты надломился, дал трещину как фарфоровая чашка из бабушкиного сервиза.

— А разве это был не он?

Сама мысль о том, что во мне кровь Грэгори, и я отныне и навеки являюсь его продолжением, а он моим вторым отцом, казалось мне отвратительной. От неё так и разило гнилью. Меня тошнило, стоило подумать об этом. Но альтернативы я просто не видел. Если не Грэг, то кто? И главное зачем? Тот, кто обратил меня в вампира, должен был люто меня ненавидеть. Другого объяснения нет.

«Первый» не пожелал меня убить. Это было бы слишком просто, никакого удовольствия. Теперь я проклят навечно. Я буду вынужден наблюдать за тем, как умрут мои родные, друзья. И так до тех пор, пока в мире не останется ни одного дорогого мне человека. За исключением Эмми, конечно.

Вспомнив о девушке, я вдруг понял, что так и не услышал ответа. Достаточно было одного взгляда на её перекошенное ужасом лицо, чтобы понять — что-то здесь не так.

— Амаранта, — произнес я строгим голосом школьного учителя, — ты ничего не хочешь мне рассказать?

Она яростно помотала головой и плотно сжала губы, точно испугалась что слова могут покинуть рот без её ведома.

— Эй, — я ласково улыбнулся Эмми, — у нас же нет секретов друг от друга.

Амаранта скрестила руки на груди, возводя между нами преграду, и опустила голову, разглядывая пол с таким видом, будто там начерчена карта сокровищ.

Я собрался, как следует встряхнуть Эмми, чтобы она, наконец, перестала играть в молчанку и ответила. Но в голове словно щелкнул тумблер. Стоп! Так ли уж важно знать, кто и когда меня обратил? Сделанного не воротишь. Живи и радуйся тому, что имеешь. Только я желал знать правду, какой бы горькой она не была. По крайней мере, в тот момент мне так казалось.

Как порой сильны бывают заблуждения. Мы внушаем себе, что правда — это все, что нам нужно. Но приходило ли вам в голову, счастье скольких людей разрушила эта самая правда? В тот вечер я пополнил их ряды.

Отбросив прочь недостойные мужчины сомнения, я шагнул к Эмми, приподнял её голову за подбородок и голосом, не терпящим отказов, поинтересовался:

— Кто меня обратил?

Иногда одна-единственная буква, произнесенная едва слышным шепотом, способна перевернуть мир. Еще секунду назад я твердо стоял на ногах, мои жизненные принципы не сильно пострадали от превращения в вампира и вот внезапно я раздавлен, уничтожен. От меня остались тлеющие угольки.

— Я! — тихо, но внятно ответила Амаранта и наступила тьма.

Она поглотила меня в мгновение ока: «вот я был, а вот меня не стало». Точно кто-то вырвал сердце из груди, смял его грубой рукой и выбросил. Как такое могло случиться?! В каком страшном сне мне это привиделось?

Я покачал головой.

— Нет, — отступил, споткнулся о каталку, но сумел удержать равновесие и продолжил пятиться, не разбирая дороги, пока не уперся спиной в стену. — Ты не могла так со мной поступить. Ты же обещала!

— Я знаю, знаю, — Амаранта шла за мной, преследовала, протягивая ко мне руки, но мне виделись сети, желающие меня опутать и поработить навек. — Но это было сильнее меня. Ты умирал, а я так боялась остаться одна.

— ТЫ МНЕ КЛЯЛАСЬ! — от моего крика содрогнулись стены, и лязгнула дверь. Подхваченный эхом он прокатился по коридору катакомб, где превратился в рык озлобленного хищника.

Я оттолкнул Амаранту и, не разбирая дороги, выбежал в коридор. Только бы очутиться подальше отсюда! Я бежал, перепрыгивая через ступеньки. Толкнул дверь, ведущую из подвала на кухню, при этом сбив кого-то с ног. Но мне не было до этого дела. Меня окликнули из гостиной, но я не отреагировал. Вместо этого добрался до входной двери, практически сорвал её с петель и выбежал на улицу.

Я сделал всего пару шагов, когда невыносимая боль заставила меня упасть на колени. Тело словно попало в чан с кислотой, и теперь она медленно со смаком разъедала его. Солнечные лучи еще неделю назад казавшиеся милыми и ласковыми, стали подобны жидкому олову, которое изливалось на мою кожу, опаляя и раня её. Я взвыл, корчась от мук.

Меня накрыла тень, стало легче, но кожа по-прежнему пылала, точно я опрокинул на себя чайник с кипятком. Кто-то подхватил меня под руки и потащил в дом. Сопротивляться не было сил, я повис на своем спасителе. Только, когда вновь очутился в безопасности четырех стен, надежно скрывавших меня от солнца, позволил себе расслабиться. Но ужас, что сковал меня по рукам и ногам, не спешил уходить. Подобно червю в мое сознание проник безграничный страх перед звездой по имени Солнце. Судя по ощущениям, он поселился там на ПМЖ, свив себе уютное гнездо где-то между желанием чужой крови и осознанием собственной смерти.

Постепенно тело остывало. Лишь несколько островков из числа тех, что пострадали больше других, продолжали тлеть. Но эту боль можно было терпеть. Я огляделся и понял, что каким-то непостижимым образом снова очутился в своей камере. Дверь, естественно, плотно заперли. Неподалеку валялась бутылка из-под Кока-Колы доверху наполненная кровью.

Я неторопливо смаковал мой личный заменитель Колы и думал о перспективах на будущее. До чего же гадко все получилось! При одной мысли об Амаранте внутренности сводило судорогой. Я был чертовски зол, просто сходил с ума от ярости и меньше всего желал её видеть.

— Нет ей прощения! — ожесточенно шептал я во мраке камеры, раз за разом все больше убеждаясь, что так и есть.

Наконец, пришло решение. В тот момент мнилось, что только так я и могу поступить, что другого пути нет. Возможно, во мне говорил голодный молодой вампир. Он не был склонен к сантиментам и страдания других, впрочем, как и его собственные, его мало заботили.

Придумать план было несложно. В этот же день я принялся притворять его в жизнь.