Эволюции 13 мая, занявшие около 4 часов времени, были предприняты с целью задержать подход эскадры к Цусимскому проливу, который З. П. Рожественский собирался форсировать в светлое время суток По воспоминаниям В. И. Семенова, адмирал назначил быть эскадре в средней точке ее пути Цусимском проливом в «полдень 14 мая», когда минные атаки противника были наименее вероятны. Таким образом, Зиновий Петрович считал наиболее опасным ослабление эскадры при прорыве ночными атаками многочисленных японских миноносцев и вполне сознательно предпочел дневной бой с главными силами — броненосцами и крейсерами адмирала Того.
В 16 час. 30 мин. 13 мая на «Князе Суворове» взвился сигнал: «Приготовиться к бою». Через полтора часа командующий сигналом приказал: «Завтра к рассвету иметь пары для полною хода».
Около 8 часов вечера эскадра миновала о. Квельпарт. Она шла в походном строю, имея броненосцы и большие крейсера в двух кильватерных колоннах: правую вел «Князь Суворов», левую — «Император Николай I». В кильватер 1–му броненосному отряду правил «Ослябя» под флагом покойного Д. Г. Фелькерзама, фактически II отрядом броненосцев командовал капитан 1–го ранга В. И. Бэр. Вслед за III броненосным отрядом контр–адмирал С. А. Энквист на «Олеге» вел «Аврору», «Дмитрия Донского» и «Владимира Мономаха». Между колоннами броненосных и крейсерского отрядов, несколько позади головных кораблей, держались транспорты «Анадырь» (на траверзе «Олега» и «Осляби»), «Иртыш», «Корея», плавмастерская «Камчатка» и буксиры «Свирь» и «Русь». Два последних шли по обе стороны «Анадыря». Впереди эскадры в строю клина шел разведывательный отряд — «Светлана» (брейд–вымпел капитана 1–го ранга СП. Шейна), «Алмаз» и «Урал». Снаружи колонн броненосцев, несколько правее и левее траверзов флагманских кораблей З. П. Рожественского и Н. И. Небогатова, держались «Жемчуг» и «Изумруд», при каждом из них состояла пара миноносцев 1–го отделения. При этом «Бедовый» и «Быстрый» следовали левее «Князя Суворова» (внутри строя), а «Буйный и «Бравый» — правее «Императора Николая I».
Пять миноносцев 2–го отделения шли вблизи колонны крейсеров адмирала Энквиста, тоже внутри строя. Позади эскадры — на левой раковине крейсерского и правой — 2–го броненосного отрядов — как бы самостоятельно следовали госпитальные суда «Орел» и «Кострома».
С вечера 12 мая и весь следующий день станции беспроволочного телеграфа на «Князе Суворове» и других кораблях принимали сигналы радиопереговоров крейсеров–разведчиков противника. Но сами русские, в соответствии с вполне обоснованным приказом З. П. Рожественского, соблюдали радиомолчание. Возле Квельпарта командир «Урала», шедшего вблизи «Князя Суворова», сигналом запросил разрешение сильной искрой своего мощного передатчика помешать японцам телеграфировать. На это последовал ответ адмирала: «Не мешать неприятельским разведчикам переговариваться». И это было правильно: у командующего не было оснований считать эскадру обнаруженной, а работа радиостанции «Урала» на излучение могла ее демаскировать.
Погода 13 мая немного побаловала моряков: тучи поредели, выглянуло солнце, но по морю стлалась густая мгла, которую не мог разогнать довольно сильный зюйд–вест. У Квельпарта эскадра вступила в ночь. При этом, если полное радиомолчание без сомнения соответствовало обстановке, то походный порядок явно не выдерживал критики. Корабли были затемнены, но шли с положенными ходовыми огнями, а госпитальные суда, оставаясь вблизи боевых кораблей, сияли ярким освещением, которое демаскировало всю эскадру, делая риск ее обнаружения близким к 100 %. Так вскоре и случилось…
«Ужин и чай у Адмирала (13 мая) прошли в напряженном состоянии», — вспоминал позднее флаг–капитан штаба Клапье де Колонг. Далее он писал: «В ночь с 13 на 14 мая вряд ли кто спал; слишком очевидной была встреча с неприятелем в полном его составе. У всех вид напряженно–деловой, сосредоточенная заботливость, отрывистые и только необходимые распоряжения и сообщения. В кают–компании «Суворова» — тихий говор. Большинство офицеров на ногах, в заботе о состоянии своих частей. Прислуга — у орудий: полная боевая готовность. По всему кораблю отдельные группы стоящей и лежащей команды, тихо разговаривающих. Вестовые таинственно сообщают офицерам о появлении в жилой палубе крыс Завтрашний день определит судьбу каждому — вот смысл настроений».
«Не знаю, как на других судах, — вспоминал В. И. Семенов, — но на «Суворове» настроение было бодрое и хорошее. Чувствовалась некоторая озабоченность, но без суеты».
После горячего обсуждения возможностей прорыва Цусимским проливом офицеры флагманского броненосца разошлись по своим постам. Кое‑кто спал в кают–компании в готовности немедленно прибыть на свое место по боевому расписанию. Старший инженер–механик капитан Б. Вернандер жаловался В. И. Семенову на чрезмерный расход угля, который оказался плохого качества и время от времени возгорался в ямах.
З. П. Рожественский встретил ночь на переднем мостике. К 3–му часу утра командир В. В. Игнациус уговорил его поспать, и адмирал задремал там же, в кресле. Неистребимый оптимист Игнациус, зная, что его корабль, носивший самое почетное для всех военных России имя непобедимого генералиссимуса, будет главный мишенью противника, весело шутил с Семеновым, приглушая смех из опасения разбудить командующего.
Оба они, и Игнациус, и Семенов, не знали, что именно в это время — в 2 час. 45 мин. 14 мая — один из японских разведчиков — вспомогательный крейсер «Синано–Мару» — обнаружил
яркие огни госпитальных судов «Орел» и «Кострома», а вскоре различил и силуэты боевых кораблей российской эскадры.
В 4 час. 45 мин. адмирал Того на борту «Микасы» в бухте Мозампо получил радиограмму «Синано–Мару», которая содержала место и примерный курс долгожданного противника. Убедившись, что русские направляются в восточный проход Корейского пролива, который японцы называют Цусимским, Того в 6 час. 15 мин. вышел из Мозампо с тремя боевыми отрядами и пятью отрядами истребителей.
После восхода солнца погода несколько прояснилась, но горизонт оставался во мгле, видимость не превышала 6–7 миль. Свежеющий юго–западный ветер силой 3–4 балла развел волнение, которое особенно не мешало крупным кораблям, но заставило японского командующего отправить малые миноносцы в укрытие — в пролив между островами Цусима. От качки страдали истребители и даже малые крейсера, все это было на руку русским, повышая шансы на успех в бою главных сил, где их противник не имел явного превосходства, по крайней мере на бумаге.
С рассветом 14 мая «Светлана», «Алмаз» и «Урал», в соответствии с полученным накануне приказанием адмирала, ушли в хвост эскадры Семенов писал — для защиты с тыла транспортов. Сам Рожественский объяснил, что он перевел в тыл разведывательный отряд, «чтобы не стеснять перестроения эскадры из походного строя в боевой, когда в том явилась бы надобность».
Около 6 часов утра догнавший полным ходом голову эскадры «Урал» переполошил флагманский броненосец семафором об обнаружении в хвосте четырех неопознанных кораблей. С этого времени Зиновий Петрович был на ногах. Через 45 минут ему доложили об обнаружении силуэта какого‑то судна позади правого траверза. Вскоре выяснилось, что это ветеран японского флота крейсер 3–го класса «Идзуми», в прошлом — знаменитая эльсвикская «Эсмеральда». В 8 час. утра «Идзуми», шедший параллельным курсом с эскадрой, был всего в 50 кбт. от «Князя Суворова», на котором развернули в сторону противника кормовую 12–дюймовую башню («доставала» на 74 кбт.). Практически одновременно на всех кораблях, вслед за «Князем Суворовым», взлетели вверх стеньговые Андреевские флаги.
Неудивительно, что «Идзуми», ожидая наказания за дерзость, поспешил вильнуть вправо и стал удаляться. Однако японцам следовало бы заглянуть в святцы, так как русские не собирались стрелять, а подъем стеньговых флагов пока означал только праздничный день — день коронования императора Николая II и императрицы. Это был своего рода салют цезарю. «Ave caezar, morituri te salutant», — говорили гладиаторы в Древнем Риме — «Да здравствует император, идущие на смерть приветствуют тебя». Но те же парадные стеньговые флаги имели значение боевых, они в тот день уже не спускались, и многие корабли эскадры унесли их с собой на дно Японского моря.
Исчезновение «Идзуми» отнюдь не означало, что японцы потеряли след: с 9 час. 45 мин. российскую эскадру на дистанции 65–75 кбт. сопровождал отряд вице–адмирала Катаока — броненосец «Тин–Эн» и три крейсера типа «Мацусима». Это была наиболее слабая часть японского флота, и Катаока рисковал.
Вскоре после обнаружения этого отряда противника З. П. Рожественский решил перестроить эскадру из походного в боевой порядок, и во главе 1–го и 2–го броненосных отрядов 11–узловым ходом стал выдвигаться вперед с целью принять в кильватер 3–й броненосный отряд и отряд крейсеров. Около 11 час, когда перестроение еще не было окончено, с левого борта к эскадре на 40 кбт. приблизился 3–й японский боевой отряд в составе крейсеров «Касаги», «Титосе», «Отова» и «Нийтака». Приняв случайный выстрел из 152–мм. башни «Орла» за сигнал к открытию огня, «Ослябя», броненосцы 3–го отряда и «Князь Суворов» обстреляли японские крейсера и заставили их поспешно отойти. Стрельба русских кораблей, безрезультатная, как и ответный огонь противника, была остановлена сигналом З. П. Рожественского «не бросать снарядов».
Командующий эскадрой, отказавшись от тактической разведки, не воспользовался и удобным случаем для атаки подставленных под его удар слабых отрядов противника. Он посчитал это «побочным предприятием», не желая «увлечься погоней в сторону возможного нахождения главных сил японского флота». Рискованное выдвижение японцами своих крейсерских сил, включавших и устаревшие тихоходные корабли, осталось безнаказанным. В полдень, считая себя в центре Цусимского пролива и сохраняя 9–узловую скорость, русская эскадра повернула на курс норд–ост 23° — во Владивосток.
В 12 час 30 мин. З. П. Рожественский попытался выстроить строй фронта из 12 броненосцев, но в самом начале маневра отказался от его завершения: во мгле снова показались японские крейсера–разведчики. В результате сильнейший в эскадре 1–й отряд броненосцев двумя последовательными поворотами выстроился в кильватерную колонну несколько впереди и в 12–15 кбт. правее 2–го, 3–го броненосных и крейсерского отрядов.
Построение всех броненосцев в строй фронта угрожало опасностью быстрого охвата любого фланга противником, поэтому жалеть об отмене маневра не приходится. Но и две кильватерные колонны, построенные «уступом вправо», имели смысл только при стремлении к раздельному маневрированию отрядов, основанному на достоверной информации о противнике. Такой информацией З. П. Рожественский не располагал, поэтому внезапное появление японских броненосцев могло привести к частичному поражению русской эскадры.
Наибольшую угрозу для эскадры, естественно, представляли четыре японских броненосца, объединенные с крейсерами «Ниссин» и «Касуга» в 1–й боевой отряд под личным командованием Того. Этот отряд не имел подавляющего превосходства над русским 1–м отрядом Логичным решением для З. П. Рожественского было присоединение пятого быстроходного броненосца «Ослябя» — и атаковать броненосцы Того с выгодной для русских орудий дистанции (порядка 20–25 кбт). Тяжелое повреждение одного–двух линейных кораблей могло заставить японцев отказаться от продолжения боя. Однако русский командующий предпочел пассивный образ действий, а об опасности частичного разгрома подумал только после того, как «Сисой Великий» в 13 час. 15 мин. сигналом доложил об обнаружении главных сил японского флота, пересекавших курс эскадры справа налево в дистанции около 60 кбт.
Адмирал Того, уточнив боевой порядок противника, первоначально решил напасть на левую, ведомую «Ослябей» и более слабую его колошгу. Японские моряки хорошо различали русские корабли, выделявшиеся черными корпусами на фоне мглистого горизонта, и адмирал Того уверенно держал правее обнаруженного противника. В кильватер флагманскому «Микаса» правили «Сикисима», «Фудзи», «Асахи», «Касуга» и «Ниссин». Чуть правее и позади вице–адмирал Камимура вел 2–й боевой отряд — «Издумо» (флаг), «Адзума», «Токива», «Якумо», «Асама» и «Ивате».
В 13 час. 36 мин. на мачте «Микасы» взвился заранее приготовленный сигнал: «Судьба империи зависит от этого боя. Пусть каждый приложит все свои силы». Лавры Горацио Нельсона не давали покоя скромному японскому главнокомандующему.
Вскоре после разбора сигнала с «Сисоя Великого» японские броненосцы были обнаружены и с мостика «Князя Суворова». В кают–компании броненосца свободные от вахты офицеры заканчивали завтрак. Старший офицер капитан 2–го ранга А. П. Македонский (Базиль, вспомним поход) поднял бокал с шампанским и, призвав собравшихся «послужить Родине», закончил тост словами «За Россию!» Дружное «ура!» собравшихся там офицеров прервал сигнал боевой тревоги.
Учитывая печальный опыт 1–й эскадры Тихого океана, вицеадмирал Рожественский со штабом по тревоге перешел в боевую рубку. Кроме адмирала и флаг–капитана в ней находились флагманские штурманский и артиллерийский офицеры, 2 старших флаг–офицера — лейтенанты С. Д. Свербеев и Н. А. Крыжановский, и корабельные офицеры — командир, старшие штурман и артиллерист, мичман Б. Г. Шишкин, а также рулевой кондуктор, дальномерщики и матросы у переговорных труб и телефонов. На флаг–офицеров возлагался контроль за флажным сигналопроизводством. Радиостанцией для управления в бою командующий пользоваться не планировал, ее приборы заранее укрыли в батарейной палубе. Характерно, что заведующему военно–морским отделом штаба в боевом расписании не нашлось достойного места. Поэтому капитан 2–го ранга В. Н. Семенов по собственной инициативе оказался на кормовом мостике. Флагманский корабельный инженер во время боя был расписан в операционном пункте броненосца. Эти штрихи хорошо дополняют характеристику аппарата управления, созданного командующим.
Уже в виду противника З. П. Рожественский осознал нелепость построения своей эскадры, обоснованно заподозрив японцев в намерении атаковать более слабые броненосцы 2–го и 3–го отрядов. В 13 час. 25 мин. по сигналу «Суворова» 1–й отряд, увеличив ход до 11 узлов, склонился влево, чтобы принять в кильватер «Ослябю». Двенадцати броненосным кораблям адмирала Того З. П. Рожественский решил противопоставить свои двенадцать броненосцев в одной кильватерной колонна. Предвидя бой левым бортом, он дважды приказал транспортам и крейсерам «держать правее». В 13 час. 30 мин. крейсера легли на курс норд- ост — 50°. Одновременно «Блестящему» и «Безупречному» было приказано держаться при крейсере «Олег», а несколько ранее контр–адмирал О. А. Энквист направил «Бодрый», «Громкий» и «Грозный» в распоряжение «Светланы». В сочетании с приказами о закреплении эсминцев за флагманскими кораблями эти распоряжения окончательно раздробили миноносные силы эскадры и исключили всякую возможность применения их для совместной дневной торпедной атаки. Вспомним, что эта возможность слабо, но просматривалась в тактических документах штаба эскадры, изданных во время похода.
Итак, на виду у главных сил противника российский адмирал поспешно перестраивал свои эскадренные броненосцы, отведя крейсерам роли защитников ненужных транспортов, а эсминцам — посыльных и спасательных судов. Быстроходные «Жемчуг» и «Изумруд», которые по замыслу Рожественского должны были защищать броненосцы от минных атак противника (от японцев их ожидали!), оказались репетичными кораблями, а скорее — наблюдателями сражения. Между тем они могли лидировать эсминцы в атаках, а для репетичного корабля командующему более других подходил «Алмаз».
Правда, и японские крейсерские отряды не проявили инициативы в духе командующего Соединенным флотом. Очистив поле сражения главным силам, вице–адмиралы Дева и Катаока, контр–адмиралы Уриу и Того–младший начали нерешительные маневры захождения в тыл русской эскадре — к транспортам, явно не торопясь сблизиться и открыть огонь.
В истории установилось мнение, что японцы к маю 1905 г. хорошо знали сильные и слабые стороны своего противника и поэтому действовали наверняка. Однако их действия говорят о другом: флагманы Соединенного флота держались с большой осторожностью, ставя свои последующие решения в зависимость от результатов первого огневого соприкосновения. Превосходство русской эскадры в тяжелой артиллерии явно внушало им опасения.
В 13 час. 40 мин. 1–й и 2–й боевые отряды японцев вслед за «Микасой» пересекли курс русским и оказались на 4 румба впереди левого траверза «Суворова». Не желая расходиться контркурсами, что привело бы к кратковременному бою без решительных результатов, адмирал Того решил повернуть на параллельный курс русской эскадре и нанести главный удар по ее головным кораблям. На подобный случай японским флотом был хорошо отработан поворот «все вдруг», после которого концевой корабль с младшим флагманом на борту становился во главе колонны. Вероятно, японский командующий так бы и поступил, атакуя 8 кораблей 2–го и 3–го броненосных отрядов, но, увидев, что в голову русской эскадры выдвигаются четыре сильных корабля типа «Бородино», не решился противопоставить им свои броненосные крейсера. Того решил повернуть последовательно, сознательно рискуя вводить в бой свои корабли по частям в целях сохранения выгодной позиции на
носовых курсовых углах противника. В 13 час. 45 мин. в дистанции всего 40 кбт. от «Суворова» «Микаса» начал поворот влево на курс норд–ост — 67°. Следуя своему адмиралу, за ним практически в одной точке поворачивали «Сикисима» и другие броненосцы и крейсера. Основная опасность этого маневра для японцев заключалась в том, что корабли вводились в бой по очереди; поворот почти на обратный курс 1–го боевого отряда, заслонившего к тому же отряд Камимуры, занял около 10 минут. Концевые японские броненосные крейсера смогли бы открыть огонь только через 15 минут после поворота «Микасы». В такой обстановке русским было выгодно атаковать противника, используя высокую скорость головных броненосцев для быстрого сближения со сдвоенной японской колонной на дистанцию прямого выстрела бронебойными снарядами. Атаку могли поддержать и сравнительно тихоходные броненосцы 2–го и 3–го отрядов, маневрируя по способности. Учитывая строгую централизацию управления, основанием для подобного образа действий мог послужить только сигнал Рожественского на «Суворове», подкрепленный его же маневром. Командующий эскадрой, стремясь сохранить громоздкую кильватерную колонну, избрал иной — крайне неудачный — вариант первого удара. В 13 час. 49 мин., когда «Микаса» и «Сикисима» уже лежали на новом курсе, З. П. Рожественский приказал открыть огонь по японскому флагманскому кораблю. По команде с мостика лейтенант Б. А. Данчич начал пристрелку из левой носовой 152–мм. башни «Суворова» с дистанции 32 кбт. Первый же снаряд упал всего в 20 метрах от кормы «Микаса». За «Суворовым» открывали огонь и другие русские корабли. Одновременно флагманский броненосец лег на курс норд–ост — 23° и уменьшил ход до 9 узлов, подняв сигнал «2–му броненосному отряду вступить в кильватер 1–му отряду броненосцев». Не исключено, что первые выстрелы по броненосцам Того в начале боя произвел «Ослябя», оказавшийся ближе всех к противнику.
Рожественский и после сражения считал, что поставил эскадру в выгодные условия для нанесения первого удара: в течение 10 минут все 12 кораблей колонны якобы могли держать под огнем точку поворота японской боевой линии на дистанциях всего от 32 до 42,5 кабельтовых.
На самом деле даже с мостика «Суворова» было видно, что «Ослябя» еще находится правее створа его мачт: маневр перестроения был далек от завершения. «Орел» не успел обогнать «Ослябю» и оставался на его правом траверзе. Чтобы пропустить «Орла», флагманский корабль 2–го отряда уменьшил, а потом и застопорил ход, подвернув вправо и подставив противнику свой высокий борт.
Следующие за «Ослябей» мателоты уменьшали ход, отворачивая вправо и влево во избежание столкновений — в русской боевой линии возникло замешательство, отмеченное также и противником. Беспорядочный строй с частым изменением курса и скорости, крайне невыгодный — острый — курсовой угол головы строя противника — все это отрицательно сказалось на эффективности огня русской эскадры. Кроме того, Рожественский не мог не знать, что эскадренная стрельба по одной цели его кораблями не отработана. Распределения же целей сделано не было. Хотя специального сигнала о сосредоточении огня по головному на «Суворове» поднято не было, командиры кораблей, следуя ранее изданным приказам и примеру флагмана, пытались стрелять по «Микасе». Дистанция до него от концевых кораблей русской колонны была не менее 50–55 кбт.
Сразу вслед за «Суворовым», не дожидаясь, пока флагман покажет расстояние, огонь по «Микасе» открыли «Император Александр III», «Бородино» и «Ослябя». «Орел» с некоторым опозданием, вызванным маневрированием для занятия своего места в строю, также начал пристрелку по «Микасе», но последний вскоре вышел из угла обстрела его кормовых 305–мм. и 152–мм. башен, которые перенесли огонь на ближайший в строю трехтрубный крейсер.
По «Микасе» открыли огонь «Генерал–адмирал Апраксин» — с 54 кбт. и, возможно, «Наварин» из носовой башни, так как невыгодный курсовой угол в первые 40 мин. боя не позволял ввести в действие его 152–мм. батарею и кормовую 305–мм. башню. «Сисой Великий» в 13 час. 53 мин. из 305–мм. орудий носовой башни начал стрельбу по «Касуге», а потом по «Ниссину», эти же корабли стали и целями «Адмирала Сенявина». Очевидно, концевой корабль 3–го броненосного отряда — «Адмирал Ушаков» — также выбрал себе ближайшую цель. Диспозиция эскадры оказалась настолько «выгодной», что «Адмирал Нахимов» и «Николай I» в первые 10–15 минут боя вообще не стреляли — противник оказался недосягаем для их старых орудий. «Нахимов» открыл огонь по «Микасе», когда дистанция сократилась до 42 каб., но вскоре был вынужден перенести его на ближайший к траверзу крейсер.
Таким образом, из 49 орудий русских броненосцев калибра 203 и 305 мм. огонь могли вести только 37, из них примерно 20 стреляли по «Микасе», ставшему мишенью и для части 152–мм. артиллерии пяти головных кораблей. Японский флагманский броненосец временами скрывался за стеной всплесков тяжелых снарядов, но русские артиллерийские офицеры не могли различить падений «своих» снарядов и корректировать стрельбу. Большинство кораблей поэтому стреляли с установками прицела по дальномеру, что не обеспечивало достаточной точности.
«Микаса» открыл огонь по «Суворову» с дистанции около 35 кбт. в 13 час 52 мин., когда сам уже получил несколько попаданий. За ним последовательно начали стрелять другие японские броненосцы и броненосные крейсера, сосредоточившие огонь по русским флагманским кораблям «Асахи» и «Адзума» — по «Суворову», остальные девять — по «Ослябе». «Ивате», а возможно, «Касуга» и «Ниссин», открыли огонь еще перед поворотом.
Первый русский 152–мм. снаряд поразил флагманский корабль адмирала Того еще до того, как он сам открыл огонь. Почти наверняка это был снаряд с «Князя Суворова», который в начале боя был в наилучших условиях для стрельбы. Это видел его командир В. В. Игнациус, торопивший сохранявшего выдержку Зиновия Петровича с открытием огня. Огнем в начале боя управлял лейтенант П. Е. Владимирский. По «Микасе» действовала и вся артиллерия «Императора Александра III» и «Бородино». Старшие артиллеристы этих кораблей — лейтенанты ВА. Эллис и П. Е. Завалишин, следуя примеру флагманского корабля, развили максимальную скорострельность, сразу введя в действие и 75–мм. артиллерию. От сотрясения в батареях русских броненосцев взметнулись тучи угольной пыли — неминуемое следствие хранения там угля во время похода. Некоторое время по «Микасе» стрелял и «Орел».
Несмотря на неорганизованность эскадренной стрельбы, огонь каждого корабля был сравнительно метким. В первые 15 минут боя — с 13 час. 51 мин. до 14 час. 06 мин. в «Микасу» попали 19 снарядов крупного и среднего калибров, в том числе пять 12–дюймовых.
За это время четыре корабля типа «Бородино» могли выпустить около сотни 305–мм. снарядов, выходит, что минимум 5 % из них поразили цель.
Но судьба хранила японского главнокомандующего, стоявшего на верхнем мостике своего броненосца за импровизированной защитой из матросских коек. Не получил особо опасных повреждений и сам «Микаса», потерявший 54 человека убитыми и ранеными. Он продолжал вести вперед главные силы японского флота, которые каждую минуту выигрывали около 1 кбт. у броненосцев Рожественского (14–15 уз. против 9 уз. — 1,5 кбт./мин.), выдвигаясь вперед и охватывая голову российской эскадры. При этом сказались, конечно, и достаточно надежная защита «Микасы» — детища Виккерса, и относительно низкий эффект разрыва русских снарядов, и случайное, но счастливое для японцев распределение попаданий. Но очень важным при этом явилось и малое время воздействия русского огня — через несколько минут русские корабли — «Князь Суворов» и «Ослябя» сами оказались под сосредоточенным огнем противника, и точность их стрельбы резко снизилась, а «Микаса», быстро охватывая голову нашей колонны, выходил из углов обстрела башен «Александра»» «Бородино» и «Орла».
По «Суворову» противник пристреливался довольно долго — около 8 минут. Попадания начались после целого ряда перелетов на полкабельтова. Дым от разрывов японских снарядов о корпус и воду вблизи броненосца затруднял наблюдение, временами скрывая из виду и свои, и вражеские корабли. Первый попавший снаряд взорвался у передней трубы в районе мостика. Жертвами его осколков стали сигнальщики и флаг–офицер мичман Г. Р. Церетели.
Вскоре после открытия огня японцами все фалы были перебиты, и адмирал уже не мог поднять ни одного сигнала. Набрать их тоже стало нечем: матросские койки на мостике и сигнальная рубка, сохранившая деревянную отделку, сделались первым очагом пожара. Артурский ветеран капитан 2–го ранга В. И. Семенов, с часами в руках наблюдавший за полетом 305–мм. «чемоданов», был поражен эффектом японской стрельбы: снаряды попадали один за другим и буквально опустошали небронированные части флагманского броненосца, вызывая многочисленные возгорания.
Боевые рубки русских кораблей по–прежнему плохо защищали командование от фугасных снарядов. Взрывами легко сметались установленные в походе тонкие броневые козырьки, обломки их поражали людей В 14 час. 11 мин. в боевой рубке «Суворова» разбило левый дальномер Барра и Струда и ранило лейтенанта П. Е. Владимирского. Через две минуты вышел из строя второй — последний — дальномер, погиб флагманский артиллерист полковник Ф. А. Берсенев, очередная смена рулевых сменила убитых и раненых у штурвала. Примерно к этому времени последовательно были оборваны воздушная и боевая радиоантенны, и флагманский корабль остался без радиосвязи. Снарядами разрушило продольный мостик и заднюю дымовую трубу, в адмиральском помещении разгорелся огромный пожар, раскаливший 152–мм. башню. Осколки решетили шлюпки, рвали пожарные шланги — запасы их быстро иссякли, и поражали людей, бесстрашно бросавшихся на борьбу с пожарами. Одним из первых на корме убило старшего офицера А. П. Македонского, возглавлявшего пожарную партию. В 14 час. 15 мин. броненосец получил и подводную пробоину у левого минного аппарата Уже в 14 час. 05 мин. четвертый корабль 1–го японского боевого отряда «Асахи» был на траверзе «Князя Суворова». З. П. Рожественский, вначале приказавший подвернуть на 2 румба влево, — на неприятеля, вскоре, желая сбить пристрелку противника (по совету В. В. Игнациуса), изменил курс на 4 румба вправо. Адмирал Того тоже постепенно подворачивал вправо, уменьшая дистанцию до 25–30 кбт., с которой японцы открыли огонь из 76–мм. орудий.
В первые 30 минут артиллерийской дуэли «Князь Суворов», не сделавший ни одного сигнала, получил не менее 30 попаданий, значительную часть из которых составили 305–мм. и 203–мм. снаряды башенных орудий японских броненосцев и броненосных крейсеров. Разрывы снарядов вызвали два крупных очага пожара — на носовом мостике и в адмиральском помещении, с которыми не могли справиться таявшие на глазах пожарные партии. Вначале загорелись койки и деревянная отделка, с которой под бдительным оком командующего так и не решился покончить В. В. Игнациус. За ними вслед занялись и пробитые шлюпки, сдетонировал поданный наверх боезапас мелкой артиллерии.
В боевой рубке все получили ранения. Командира броненосца В. В. Игнациуса отправили на перевязку. Были ранены также флаг–капитан и сам командующий эскадрой З. П. Рожественский. Лейтенант П. Е. Владимирский, вернувшийся с перевязки и снова раненный, принял командование броненосцем и сам встал на штурвал. По воспоминаниям В. И. Семенова, старший артиллерист все еще сохранял «бравый вид», хотя лицо у него было в крови.
К 14 час. 25 мин. японцы настолько продвинулись вперед, что на траверзе «Суворова» оказался уже флагманский крейсер Камимуры — «Идзумо».
Для выхода из «охвата» П. Е. Владимирский по приказанию адмирала вновь попытался изменить курс на 4 румба вправо. В это самое время броненосец перестал слушаться руля — осколками перебило рулевой привод из боевой рубки к рулевой машине — и начал описывать полную циркуляцию. Прорезав строй своих кораблей между «Сисоем Великим» и «Наварином», «Князь Суворов» вышел на левую сторону эскадры и вновь попал под сосредоточенный огонь противника. Передняя дымовая труба свалилась на ростры. Раскаленный осколок попавшего снаряда воспламенил в кормовой 305–мм. башне заряды первых выстрелов, сильнейший взрыв уничтожил всю прислугу, исковеркал орудия, сорвал и сбросил на ют двухдюймовую крышу башни.
Но подбитый броненосец все еще сохранял половину артиллерии, энергично отвечавшей японским кораблям. Флагманский штурман полковник В. И. Филипповский пытался удержать корабль на курсе, изменяя обороты машин. Надежно укрытая броней рулевая машина оставалась в исправности, однако руль был положен «право на борт», а связь с румпельным отделением прервалась. Телефон не действовал, посыльные не вернулись — в корме бушевал пожар, над верхней палубой свистели осколки. В румпельном отделении не оказалось и компаса. В походе штурман броненосца лейтенант В. П. Зотов перенес бывший там компас в боевую рубку, заменив им боевой, оказавшийся слишком чувствительным к собственной стрельбе.
Вскоре после выхода из строя флагманского броненосца вице–адмирал З. П. Рожественский был тяжело ранен в голову, лишившись физической возможности управлять эскадрой. Вместо П. Е. Владимирского, раненного в очередной раз, командование «Суворовым» принял третий по старшинству лейтенант Н. И. Богданов.
Почти одновременно с флагманским кораблем, в 14 час. 25 мин. —14 час. 30 мин., вышли из строя «Бородино» и «Ослябя». Первый, не прекращая стрельбы поверх заслонившего противника «Орла», вскоре вернулся на свое место: очевидно, его маневр был вызван технической неисправностью или легким повреждением.
«Ослябя» терпел бедствие: через пробоины в носовой части корпус быстро заполнялся водой, крен на левый борт и дифферент на нос стремительно возрастали. Мичман Олег Щербачев из кормовой башни «Орла» мог наблюдать ют «Осляби», зарывшегося в воду по клюзы. Несколько попаданий 152- и 203–мм. снарядов нанесли большие потери в среднем 152–мм. каземате и 75–мм. батарее левого борта. К моменту выхода из строя волны захлестывали орудийные порты. Корабль повернул вправо и лег на обратный курс. Минуты его жизни были уже сочтены.
Замешательством в русской колонне не замедлили воспользоваться истребители противника. Около 14 час. 42 мин., обойдя с носа свой 2–й боевой отряд, капитан 2–го ранга Хиросе вывел в атаку на «Князя Суворова» четыре истребителя своего отряда (5–го), которые с дистанции 2–4 кбт. выпустили 4 мины. Японцам показалось, что две из них попали.
Комендоры «Югири» и «Кагеро» осыпали снарядами надстройки русского флагманского корабля. Русские корабли вели огонь по японским истребителям Два снаряда при этом поразили истребитель «Сирануи», где было убито четыре и ранено шесть человек.
Командиры броненосцев «Император Александр III» и «Бородино», следуя приказам командующего эскадрой, самоотверженно выполняли свою задачу — вели колонну главных сил во Владивосток, но при этом старались прикрыть подбитый «Князь Суворов» и ждали от него приказаний. «Император Александр III», который уже с 14 час. 20 мин. был под сосредоточенным огнем противника, вскоре после 14 час. 45 мин. вышел из строя, и эскадру повел «Бородино».
Около 15 час. «Бородино», пытаясь проложить курс во Владивосток и прикрыть флагманский корабль, повернул в северном направлении и был обстрелян 1–м отрядом адмирала Того, а потом и 2–м отрядом адмирала Камимуры, которые искусными поворотами сохраняли выгодное положение в голове колонны русской эскадры. «Бородино» был вынужден отвернуть вправо и временно отступить в южном направлении. За ним в беспорядке последовали остальные броненосцы эскадры.
Именно в это время бывший слева от «Бородино» «Князь Суворов» вновь оказался вблизи броненосцев Того и крейсеров Камимуры, обстрелявших его с дистанций всего 13–15 кбт. «Микаса», а за ним крейсера «Якумо» и «Адзума», даже выпустили по «Суворову» мины Уайтхеда, но мины не достигли цели.
Флагманский корабль русской эскадры получил наиболее тяжелые повреждения от японских снарядов, поражавших его практически в упор. При этом пострадали не только надстройки и небронированные части борта, но и башни — их защита на такой дистанции просто не могла выдержать ударов и разрывов снарядов.
Впрочем, многие орудия корабля еще стреляли, пока возле них оставалась невредимая прислуга В боевой рубке броненосца уцелели телеграф в одну машину и переговорная труба в другую, но все попытки полковника Филипповского удерживать броненосец на курсе не привели к успеху. Крен на левый борт достигал 6–7°, вокруг боевой рубки бушевал пожар. Около 15 час. 00 мин. рубку пришлось покинуть, при этом адмирал, флаг–капитан и флагманский штурман спустились по бронированной трубе в центральный пост, а лейтенант Н. И. Богданов, пытаясь пройти по мостику, сорвался с него, но потом смог добраться до батарейной палубы. Оказалось, что рулевая машина исправна, но все проводники к ней перебиты. Туда пробовали провести временную проводку из центрального поста, но этому мешал огромный пожар, охвативший кормовую часть корабля, где горели офицерские каюты, адмиральское помещение, обломки катеров и шлюпок, и настил верхней палубы. Управлять из румпельного отделения оказалось невозможным: там, как известно, не было компаса. Но и компас уже не мог спасти положения: снаряды сбили фок–мачту и вторую дымовую трубу, корабль почти потерял ход.
Незадолго перед этим погиб «Ослябя», перевернувшись па траверзе 3–го броненосного отряда. Миноносцы «Буйный», «Бравый» и «Блестящий» среди разрывов японских снарядов вылавливали из воды людей, плававших на месте гибели корабля. Им удалось спасти 380 человек, судьбу «Осляби» разделили 504 офицера и матроса, в том числе его командир капитан 1–го ранга В. И. Бэр.
По мнению японцев, с выходом из строя «Князя Суворова» и катастрофой «Осляби» «исход боя уже определился».
Действительно, российская 2–я Тихоокеанская эскадра осталась «без головы», управление со стороны раненного 3 П. Рожественского сделалось невозможным, второй флагманский корабль тонул, судьба заместителя командующего эскадрой оставалась неизвестной (о смерти Д. Г. Фелькельзама на эскадре не знали), а сигнала и передачи командования не было.
Эскадренные миноносцы «Бедовый» и «Быстрый», назначенные для снятия адмирала с «Князя Суворова», не спешили подойти к обреченному флагманскому кораблю. Но о нем помнил командир «Бородино» капитан 1–го ранга П. И. Серебренников, который вновь выводил главные силы на курс NO — 23° — в сторону Владивостока и подбитого «Суворова», от которого напрасно ждали сигналов.
Как раз в это время — около 15 час. 30 мин. — «Суворов» был атакован японским минным крейсером «Тихайя», выпустившим две мины и наблюдавшим столб воды якобы от взрыва. Русский броненосец отстреливался из кормовых орудий, и «Тихайя», получив 3 попадания снарядами и течь в угольной яме, вышел из строя, благоразумно уходя от показавшихся из мглы главных сил противника. В. И. Семенов вспоминал: «Адмирал (З. П. Рожественский), несмотря на то, что был ранен в голову, в спину и в правую ногу (не считая мелких осколков), держался еще довольно бодро. Из боевого (центрального) поста флаг–капитан отправился на перевязку, адмирал же, оставив здесь легко раненного флагманского штурмана (полковника Филипповского) с приказанием, если не будет новых распоряжений, держать на старом курсе, сам пошел искать места, откуда можно было хотя бы видеть бой.
Через центральную батарею Зиновий Петрович попытался пройти в левую среднюю 6–дюймовую башню, но это ему не удалось, тогда он прошел в правую среднюю башню. На пути адмирал получил новое ранение — осколком в левую ногу. «Ступня, — как пишет В. И. Семенов, — оказалась парализованной». Башня, куда провели командующего, была заклинена и не стреляла З. П. Рожественский сидел на полу башни на перевернутом ящике и от матросов получал информацию об обстановке.
Обстановка же была следующей: около 15 час. 40 мин. командир «Бородино» капитан 1–го ранга П. И. Серебренников, выводя главные силы на северный курс, вновь приблизился к «Суворову». За «Бородино» следовали «Орел» и сильно поврежденный «Император Александр III». В кильватер последнему собрался вступить старший из оставшихся в строю флагманов — контр–адмирал Н. И. Небогатов. Его «Император Николай I», ведя за собой три броненосца береговой обороны, обходил с левого борта растянувшиеся броненосцы 2–го отряда — «Сисой Великий», «Наварин» и «Адмирал Нахимов». В это время слева из мглы показались пять крейсеров Камимуры, за которыми следовал отряд адмирала Того. Последовал 35–минутный бой на дистанциях 30–35 кбт. При этом японцы обгоняли русскую эскадру, а между сражавшимися колоннами зигзагами двигался подбитый «Князь Суворов».
В этом бою вновь сказалось превосходство японцев в организации эскадренной стрельбы. На «Суворове» была подбита последняя башня — носовая 12–дюймовая, которая до этого почти непрерывно отвечала противнику, хотя точность ее огня из‑за постоянных поворотов корабля была невелика. В средней батарее был убит пришедший туда после перевязки командир В. В. Игнациус. Непрерывные попадания снарядов парализовали борьбу с пожарами. Видя бедственное положение русского флагманского корабля, адмирал Того в 16 час. 06 мин. приказал «истребителям идти в атаку». Этот приказ вскоре продублировал «Тихайя», и капитан 2–го ранга Сузуки (4–й отряд истребителей) со своими четырьмя кораблями атаковал «Суворов», выпустив шесть мин Уайтхеда. Одна из мин, по наблюдениям японцев, попала в кормовую часть левого борта. Но, как и в предыдущих случаях, японские моряки, очевидно, приняли за взрыв мины столб от разрыва крупного снаряда.
«Князь Суворов» давно уже плавал с креном 7–10° на левый борт, и положение его не изменилось. Броненосец отражал атаку из 75–мм. орудия кормового каземата, которым управлял юнкер Евгений Максимов, заменивший тяжело раненного в начале боя мичмана В. Ю. Фомина. Другие русские корабли также энергично обстреляли японские истребители. Один из них — «Асагири» получил пробоину, а 3–й отряд истребителей капитана 2–го ранга Иосидзи так и не решился выйти в атаку. «Суворов» пока был спасен, а броненосцы противников в очередной раз разошлись во мгле.
«Бородино» временно склонился к югу, им уже управлял старший офицер капитан 2–го ранга Д. С. Макаров, так как командир был тяжело ранен. На южном курсе русские броненосцы сразились с броненосными крейсерами Камимуры и отогнали вражеские бронепалубные крейсера, теснившие сбившиеся в кучу наши крейсера и транспорты. Капитан 2–го ранга Д. С. Макаров, который, очевидно, решил точно выполнить приказ и вести эскадру во Владивосток, около 17 час. вновь повернул на север. При этом эскадра в последний раз прошла мимо «Князя Суворова», оставляя его позади. Рядом с «Суворовым» осталась также подбитая и лишившаяся хода плавучая мастерская «Камчатка». Командиры «Бедового» (капитан 2–го ранга Н. В. Баранов) и «Быстрого» (лейтенант О.О. Рихтер) не могли не заметить флагманский корабль, но не сделали даже попытки подойти к нему. Зато это сделал капитан 2–го ранга Н. Н. Коломейцов, направивший свой миноносец «Буйный» прямо к «Суворову», несмотря на то, что последний снова был под огнем.
На вид броненосец представлял собой дымящуюся плавающую груду развалин с возвышающимся над ней обломком грот–мачты. Исправными оставались всего два 75–мм. орудия — по одному в средней батарее и в кормовом каземате.
В. И. Семенов предполагал, что машинная команда могла угореть от дыма пожаров, затягиваемого под броневую палубу вентиляторами, и на корабле из 900 человек экипажа осталось несколько десятков в жилой палубе и на правом наветренном срезе. Внутри броненосца «в дымной тьме царило мертвое молчание». Но это было не совсем так: находившийся в центральном посту флагманский штурман получил приказание флаг–капитана застопорить машины и выходить наверх только в начале 6–го часа вечера[Семенов В. И. Расплата. С. 515.].
Машинисты и кочегары «Суворова» во главе с инженер- механиком капитаном Б. В. Вернандером были на своих постах. Флаг–капитан управлял броненосцем из правой средней 152–мм. башни. Там же находился и тяжело раненный З. П. Рожественский, который «иногда поднимал голову, задавал вопросы о ходе боя, а потом опять сидел молча и понурившись».
Приказание застопорить машины было вызвано приближением к броненосцу эскадренного миноносца «Буйный». Получив об этом доклад, адмирал приказал: «Собрать штаб!»
При резких переменах скорости во время спасения команды «Осляби» на «Буйном» (он спас 204 человека) вышел из строя испаритель. Питая котлы остатками пресной воды, миноносец очистил винты от намотавшегося троса и пошел догонять эскадру. По пути его командир капитан 2–го ранга Н. Н. Коломейцов увидел беспомощный флагманский корабль и решил к нему подойти. Выполнение этого маневра находилось на грани возможного: волнением 3–4 балла миноносец могло разбить о бронированный корпус «Суворова». С подветренного — наиболее удобного для швартовки борта — ветер раздувал пламя пожаров. С этой же стороны появились японские корабли, которые обстреливали «Суворов» и практически безоружную «Камчатку». Когда Коломейцов объявил свое решение экипажу и спасенным с «Осляби», все бывшие на верхней палубе перекрестились. Командир выбрал для швартовки наветренный правый борт броненосца, на котором опасные башмаки сетевого заграждения из‑за крена на левый борт находились высоко от поверхности воды. Маневр удался блестяще, кранцы предохранили тонкий борт «Буйного» от ударов о броню, он отделался свернутой о выстрел «Суворова» тумбой 75–мм. орудия.
Раненого адмирала с трудом вынесли из башни и буквально перебросили со среза броненосца на палубу «Буйного». Вместе с командующим на миноносец перебрались шесть офицеров штаба — капитан 1–го ранга К. К. Клапье де Колонг, полковник В. И. Филипповский, капитан 2–го ранга В. И. Семенов, лейтенант Е. А. Леонтьев, флаг–офицеры лейтенант Н. Л. Крыжановский и мичман В. Н. Демчинский, а также юнкер Е. А. Максимов, боцман Наумов и 14 матросов.
Семь офицеров штаба, в том числе флагманский корабельный инженер Е. С. Политовский, к этому времени погибли или были тяжело ранены. Коломейцов не мог долго ждать их поисков и медлить с отходом — каждая минута промедления грозила гибелью его кораблю, на котором находились почти 300 человек.
На правом срезе «Суворова» еще оставались люди, в том числе командовавший броненосцем лейтенант Н. И. Богданов, лейтенант П. А. Вырубов и прапорщик В. И. Курсель. По воспоминаниям В. И. Семенова, Н. Н. Коломейцов предложил офицерам «Суворова» с уцелевшей командой перейти на миноносец, после чего корабль мог быть потоплен торпедой. Однако все прекрасно понимали, что эвакуация раненых и вывод наверх машинной команды потребует много времени. Да и «Буйный» был перегружен людьми, стоявшими на палубе из‑за нехватки места во внутренних помещениях. Возможность спастись с частью экипажа очевидно противоречила понятиям офицеров о воинской чести; лейтенанты Богданов и Вырубов и прапорщик Курсель остались на своем корабле. Провожаемый их прощальным приветом, «Буйный» около 17 час. 30 мин. отвалил от борта «Суворова» и, развернувшись, пошел догонять эскадру. По пути от него шарахнулись в сторону броненосцы адмирала Того, которому показалось, что миноносец идет в атаку159.
Н. Н. Коломейцову, конечно, было не до атаки, но этот эпизод показывает, что командованием русской эскадры были упущены возможности применения миноносцев для затруднения маневров противника и прикрытия перестроений своих кораблей.
Вскоре «Князь Суворов» принял свой последний бой. Собственно, это уже нельзя было считать боем; японские крейсера больше часа безнаказанно расстреливали броненосец и «Камчатку», сокращая дистанцию с 24 до 6 каб. Первым в 17 час. 39 мин. открыл огонь 6–й боевой отряд М. Того, вскоре к его четырем крейсерам присоединились еще восемь из состава 3–го, 4–го и 5–го боевых отрядов вместе с броненосцем «Тин–Эн» и авизо «Яеяма». Некоторое время по «Суворову» стреляли и броненосные крейсера Камимуры, догонявшего главные силы русской эскадры.
Контр–адмирал Уриу с шестью крейсерами в 18 час. 32 мин. последовал за своим старшим флагманом, а эскадра вице–адмирала Катаока осталась «сражаться» с поврежденным исполином почти в полном составе. «Князь Суворов» стойко выдержал многочисленные попадания снарядов, показав поразительную живучесть. Боевые флаги давно полетели за борт вместе с мачтами, но, по признанию японцев, броненосец до конца сохранял ход и отстреливался из единственной 75–мм. пушки кормового каземата. История морских войн знает немного примеров подобной стойкости, тем более выдающейся, что весь личный состав броненосца, за исключением Н. И. Богданова, участвовал в бою первый и последний раз в жизни.
Около 19 час. Катаока послал в атаку четыре миноносца 11–го отряда капитан–лейтенанта Фудзимото, которые обошли «Суворов» с носа и почти в упор выпустили по одной 356–мм. мине Уайтхода. Получив три торпедных попадания в левый борт, героический корабль перевернулся и в 19 час 12 мин. исчез под водой. С ним погибли все 925 человек экипажа. «На месте броненосца остались только клочья дыма, которые стлались по поверхности моря».
В одном кабельтове от «Суворова» почти одновременно с ним затонула объятая пламенем «Камчатка». Перед самой гибелью плавмастерской один из механиков предложил старшему офицеру для спасения беззащитных людей поднять белый флаг. Умирающий лейтенант В. В. Никанов несколько раз в забытьи повторил: «Все, что хотите, только не флаг». Японские корабли стреляли до тех пор, пока «Суворов» и «Камчатка» не скрылись под водой, после чего пропали во мгле. На двух чудом уцелевших шлюпках плавмастерской с нее спаслось 56 человек, главным образом вольнонаемных мастеровых.
На «Буйном» командующего эскадрой поместили в каюте командира, где ему впервые была оказана медицинская помощь. Занимался этим фельдшер Петр Кудинов. В. И. Семенов писал, что адмирал был ранен в голову, в спину (между лопатками) и в обе ноги. «Все раны тяжелые и серьезные. Мелких поранений и контузий — не считали».
Вошедшего в каюту К. К. Клапье де Колонга Зиновий Петрович спросил; «Что делать будете?» Флаг–капитан доложил: «Вести вас на «Николай I»». Это был скорее вопрос. Но на него адмирал не ответил и Клапье де Колонг направился на мостик. Н. Н. Коломейцов, человек храбрый и независимый, уверенно управлял своим кораблем, приближавшимся к своим крейсерам и миноносцам. Лежавшему на мостике В. И. Семенову, раненному в ногу, командир «дружески посоветовал… убраться куда‑нибудь, хоть… к черту или на перевязку».
Сознавая необходимость все же узнать мнение адмирала перед подъемом каких‑либо сигналов другим кораблям эскадры, флаг–капитан послал к Зиновию Петровичу В. И. Семенова. Тот позднее вспоминал: «Фельдшер заканчивал перевязки. Адмирал лежал на койке неподвижно, с полузакрытыми глазами, но был в сознании.
Окликнув его, я спросил, чувствует ли он себя в силах продолжать командование эскадрой, и на какой корабль прикажет себя везти?
Адмирал с трудом повернул голову в мою сторону и некоторое время точно усиливался что‑то вспомнить:
— Нет… куда же… сами видите… командование — Небогатову… — глухо проговорил он и, вдруг оживившись, с внезапной вспышкой энергии добавил: — Идти эскадрой! Владивосток! Курс NO 23°!..
И снова впал в забытье…».
В. И. Семенов передал все это на мостик, как ему казалось, через лейтенанта Леонтьева. Фельдшер Кудинов, в свою очередь, сообщил, что раны адмирала настолько серьезны, что его невозможно передать на какой‑нибудь корабль. Общее состояние командующего — упадок сил, забытье, временами бред и лишь краткие проблески сознания.
По распоряжению флаг–капитана на «Буйном» подняли сигнал о передаче командования адмиралу Небогатову, а потом другой — «Адмирал на миноносце». Кроме того, всем судам, мимо которых проходил «Буйный», сигнальщик передавал семафором «Адмирал жив, находится на миноносце». Миноносцу «Безупречный» было голосом приказано подойти к «Императору Николаю I» и передать на словах, что командующий эскадрой передает командование адмиралу Небогатову и приказывает вести эскадру во Владивосток.
Это всё по словам К. К. Клапье де Колонга. В. И. Семенов вспоминал, что миноносец «Бедовый» был послан флаг- капитаном снимать оставшуюся команду «Суворова», но не нашел броненосца, а точнее, и не искал.
В то время как «Буйный» снимал командующего и остатки штаба с погибающего броненосца, контр–адмирал Н. И. Небогатое, не видя распоряжений З. П. Рожественского и не имея данных о судьбе Д. Г. Фелькерзама, приказал поднять сигнал — «Курс NO 23°», который был указан командующим до боя. Сигнал репетовали броненосцы 3–го отряда, шедшие в голове эскадры. «Бородино» и «Орел» не отвечали, но держали в северном направлении. После 17 час. 30 мин. вдоль борта «Императора Николая I» прошел миноносец, передавший голосом и семафором; «Адмирал Рожественский приказал вам идти во Владивосток». Об этом Небогатову доложил флаг–офицер.
Убедившись в верности своего решения, адмирал Небогатое, однако, не спешил встать во главе колонны броненосцев и привести ее порядок. Адмирал Того, а чуть позднее и Камимура догнали эскадру, и вновь начался тяжелый бой. Около 19 часов с интервалом 15–20 минут перевернулись и погибли «Император Александр III» и «Бородино», бывшие главными целями противника. Японские адмиралы прекратили огонь и скрылись в наступающих сумерках, уступая дорогу устремившимся в атаку отрядам своих истребителей и миноносцев.
Гибель «Александра» и «Бородино» произошла на глазах моряков «Буйного» и, несомненно, оказала тяжелое моральное воздействие на чинов штаба, и без того потрясенных ужасной картиной разрушения своего флагманского корабля. «Буйный» теперь шел в юго–западном направлении среди других кораблей эскадры, которая, повернув влево, без соблюдения определенного строя пыталась уклониться от минных атак.
Тяжелое поражение эскадры было для всех очевидным, хотя более или менее точные детали стали известны позднее. Не были известны и потери японцев. В действительности итоги дневного боя выглядели следующим образом: четыре из пяти лучших русских броненосцев погибли, а «Орел», «Сисой Великий» и «Адмирал Ушаков» получили серьезные повреждения, снизившие их боеспособность. Японцы одержали верх благодаря превосходству в тактике, в частности, в тактическом применении артиллерии. Это позволило им использовать оружие в выгодной обстановке и, сосредоточив огонь на головных русских кораблях, добиться высоких результатов. При хорошей точности стрельбы (около 3,2 % попаданий) главный удар японских броненосцев пришелся на четыре корабля типа «Бородино». В броненосцы отряда Н. И. Небогатова попало всего 10 снарядов крупного и среднего калибра, но и сами они находились в невыгодных условиях стрельбы и при большом расходе боезапаса не добились заметных успехов. В целом точность русской стрельбы оказалась почти в три раза ниже —1,2% попаданий, которые, за исключением «Микасы» и «Ниссина», довольно равномерно распределялись по японской боевой линии.
Отрицательную роль в поединке главных сил сыграли также пассивное маневрирование отрядов и кораблей русской эскадры на 9–узловом ходу, плохая подготовка кораблей к бою (черная окраска, перегрузка, горючие материалы) и недостаточное бризантное действие наших снарядов. К тому же из 24 точно определенных 305–мм. русских снарядов, попавших в японские корабли, 33 % не разорвались.
В результате «Микаса», «Ниссин» и «Асама», хотя и получили серьезные повреждения, но остались в строю. Японские главные силы сохранили для продолжения боя 13 (из 16) 305–мм. и 26 (из 30) 203–мм. орудий и около половины боевого запаса. Из кораблей других японских отрядов в дневном бою 14 мая были выведены из строя один из лучших быстроходных крейсеров «Касаги» и истребитель «Мурасаме».
Из русских крейсеров наиболее серьезно пострадал крейсер I ранга «Светлана», потерявший 4–5 уз. скорости хода, а также «Олег» и «Аврора» (165 убитых и раненых на обоих). Тяжелые повреждения имели эскадренные миноносцы «Бравый», «Блестящий», «Безупречный» и «Буйный», на котором произошло засоление котлов. Вспомогательный крейсер «Урал», преждевременно оставленный командиром капитаном 2–го ранга М. И. Истоминым, погиб. Затонули буксир «Русь» и плавучая мастерская «Камчатка», а транспорт «Иртыш» получил подводную пробоину. К вечеру 15 мая он был затоплен командой у берегов Японии. Японскими крейсерами были задержаны и оба русские госпитальных судна — «Орел» и «Кострома», лишившиеся слабой надежды на подачу помощи раненым и утопающим.
Конечно, было бы неправильным объяснять поражение ошибками одного З. П. Рожественского. Но степень его личной вины была велика. Сам он страдал от ран в каюте «Буйного», и эти страдания усугублялись сознанием ответственности за поражение. По свидетельству флаг–капитана, Зиновий Петрович вскоре после 19 час. 40 мин. пришел в сознание и позвал кого‑либо к себе. Пришел капитан 2–го ранга В. И. Семенов и доложил, как идут крейсера, транспорты и положение среди них миноносца «Буйный» (вице–адмиральского флага на нем не поднимали). Во время этого короткого доклада адмирал дважды «терял сознание и начинал бредить».
Интересно, что сам В. И. Семенов этого не помнил. По его словам, в 19 час. 40 мин. он сделал последнюю запись в своем дневнике и впал в настолько тяжелое болезненное состояние, что все последующие события он вспоминал отрывками. У него в памяти они запечатлелись в искаженном виде — через восприятие человека, находившегося как бы в бреду. Получив медицинскую помощь от фельдшера, Владимир Иванович устроился спать на полу в кают–компании.
Адмирал же вновь пришел в себя после 21 час., когда ему сообщили о том, что «Буйный» идет на юг вместе с крейсером «Дмитрий Донской». Зиновий Петрович приказал передать на крейсер, чтобы он шел во Владивосток. Вряд ли это приказание достигло «Донского», так как при показании любых огней свои же корабли начинали стрелять, подозревая японские миноносцы.
Впрочем, командир «Дмитрия Донского» И. Н. Лебедев и сам вскоре повернул на север. Беда теперь заключалась в том, что, не имея назначенного на следующий день рандеву, корабли самостоятельно избирали свой путь во Владивосток. В результате эскадра рассеялась на отдельные отряды и даже единицы, утратив черты организованной боевой силы. Некоторые при этом, считая прорыв на север невозможным, повернули на юг.
Около 3 час. ночи 15 мая «Буйный», уменьшив ход до 11 уз. из‑за повреждения котлов, питаемых соленой водой, стал терять из виду шедшие впереди «Дмитрий Донской», «Бедовый» и «Грозный». Н. Н. Коломейцов спустился в кают–компанию, разбудил спавшего там К. К. Клапье де Колонга и предложил проложить курс к неприятельскому берегу, где выбросить на мель и уничтожить миноносец, который уже не может дойти до Владивостока Флаг–капитан согласился, но здесь проснулся В. И. Филипповский и стал убеждать, что ради спасения жизни адмирала в бой вступать не следует, а корабль можно сдать, подняв белый флаг и флаг Красного Креста. Коломейцов пригласил флаг–капитана и флагманского штурмана к адмиралу, который был в сознании и выслушал доводы Филипповского о необходимости сдачи. «Господа, — сказал Зиновий Петрович — прошу вас обо мне не беспокоиться». По другим данным, командующий выразился несколько иначе: «Прошу не стесняться моим присутствием и действовать, как будто меня нет на миноносце».
Получив свободу действий, Н. Н. Коломейцов потребовал от штабных офицеров письменного протокола о переговорах. Те некоторое время совещались в кают–компании и якобы даже заслали на мостик белую простыню, которую командир выбросил за борт. Правда, сам Н. Н. Коломейцов позднее этого эпизода припомнить не мог, но тогда — ночью 15 мая — решил до утра держаться на прежнем курсе. С рассветом он начал вызывать бывший далеко впереди «Дмитрий Донской». Тот не видел сигналов, тогда «Буйный» вызвал его по радио. Адмирал не захотел перейти на крейсер, а из миноносцев выбрал «Бедовый», на который его и перевезли на крейсерской шлюпке вместе с офицерами штаба. В каюте Н. В. Баранова Зиновию Петровичу сделал перевязку специально переведенный с Донского» младший врач Н. И. Тржемесский.
Приняв у Н. Н. Коломейцова часть спасенных с «Осляби», И. Н. Лебедев повел свой крейсер дальше вместе с «Буйным». «Бедовый» и «Грозный» ушли вперед 15–узловым ходом. Вскоре «Буйный» практически потерял ход. Пришлось с него снимать команду на крейсер. Пораженный восемью 6–дюймовыми снарядами с «Донского», «Буйный» в 12 час. 30 мин. затонул, погружаясь носом вниз.
Снятие и пересадка людей вместе с уничтожением миноносца задержали «Дмитрий Донской» на 5 часов и лишили его шансов достичь Владивостока. Около 16 час. 30 мин. на подходах к о. Дажелет крейсер был обнаружен японцами. Полный ход корабля не превышал 13–13,5 уз., уйти он не мог и выдержал двухчасовой неравный бой с шестью крейсерами, который продолжался почти до темноты. В конце боя командир Н. И. Лебедев был смертельно ранен. Его команда не уступила в воинской доблести команде «Князя Суворова». Отразив минные атаки, получивший тяжелые повреждения «Дмитрий Донской» ночью переправил на берег Дажелета уцелевших офицеров и матросов. В 6 час. 30 мин. утра 16 мая с открытыми кингстонами он ушел под воду па ровном киле и с поднятыми флагами, став последним кораблем, погибшим в сражении.
Напомним читателю, что Иван Николаевич Лебедев был одним из старших командиров кораблей эскадры, лично хорошо знакомым Зиновию Петровичу еще со времен командования болгарским флотом и постоянно третируемым командующим в беспримерном походе, но только в приказах, Есть полное основание говорить о том, что, письменно объявляя выговоры своему старому боевому соратнику, 3.П. Рожественский за весь поход встречался с И. Н. Лебедевым всего два раза — на Мадагаскаре и у Аннама, и никогда прямо к нему не обращался. При этом именно Лебедев оказался именно тем человеком, который в последнем бою проигранного сражения спасал честь флага и эскадры.
Иная судьба выпала «Бедовому», когда К. К. Клапье де Колонг и В. И. Филипповский с обнаружением за кормой дымов неприятельских кораблей завели разговор о сдаче с командиром Н. В. Барановым. Это было в 15 час. 15 мин. Н. В. Баранов не возражал, хотя его эскадренный миноносец был полностью исправен, и не получил в бою 14 мая повреждений. Может быть, его убедили доводы Филипповского, например — «адмирал дороже миноносца» и т. п.
Между тем Баранов был у командующего на хорошем счету и, как старший из командиров, даже заведовал 1–м отрядом миноносцев. После войны, правда, открылось, что он присвоил фуфайки и носки, присланные команде от королевы эллинов, а также полушубки и непромокаемые плащи. «Личное имущество» командира при съезде с «Бедового» уместилось всего в 14 чемоданах. Потерять такое количество добра в бою, да еще с риском погибнуть, конечно, было просто жалко. Поэтому, получив распоряжение флаг–капитана, Баранов заготовил белый флаг (простыне он предпочел скатерть), флаг Красного Креста и приказал набрать сигнал «Имею тяжелораненых».
Дымки приблизились, и оказалось, что они принадлежали двум японским миноносцам Командир «Грозного» капитан 2–го ранга К. К. Андржеевский забеспокоился и, подойдя к «Бедовому», запросил указаний. В ответ получил приказ — следовать во Владивосток. Недоумение Андржеевского разъяснилось, когда он увидел на «Бедовом» поднятые флаги. «Грозный» увеличил ход до полного и стал уходить, преследуемый истребителем «Кагеро», второй истребитель — «Сазанами» — избрал своей целью «Бедовый». Японцы открыли огонь, на который ответил только «Грозный». А вскоре командир «Сазанами» капитан–лейтенант Айба с удивлением увидел на мачте своего оппонента белый флаг и сигнал по международному своду о тяжелораненых. «Бедовый» и «Сазанами» были примерно одинаковых размеров, может быть, «японец» английской постройки был несколько быстроходнее. Близким по составу было и вооружение: три минных аппарата, 1 — 75–мм. и 5 — 47–мм. орудия на «Бедовом»; два минных аппарата, 2 — 76–мм. и 4 — 57–мм. орудий на «Сазанами». Н. В. Баранов мог вполне надеяться если не одолеть врага, то хотя бы отбиться от него. Однако на «Бедовом» не нашлось ни одного рыцаря чести, подобного старшему офицеру «Камчатки» В. В. Никанову…
В 5–м часу вечера на «Бедовый» прибыли вооруженные японцы и поставили свои караулы. Капитан–лейтенант Айба не поверил своему счастью, когда узнал, что на сдававшемся миноносце находится сам командующий эскадрой противника. Он захотел в этом лично убедиться и заглянуть в каюту к адмиралу. Увидев вошедших к нему японцев, Зиновий Петрович, по его словам (он был в сознании), понял, что миноносец сдался и сам он попал в плен.