Когда сеньор Алонсо думал о «крайности и крайних мерах», он и не подозревал, насколько оказался близок к истине. Несчастная Амаранта и впрямь была на пределе. Накануне она провела ужасную бессонную ночь. После изнуряющей пустоты и тошнотворной слабости, мысли закружились у нее в голове вихрем. Даже не мысли — образы, ощущения. Пространство будто сгустилось вокруг Амаранты, и со всех сторон потянулась к ней враждебная темнота, грозя отнять у нее ребенка. Амаранта не называла имен, перед ней не возникало лиц, все сосредоточилось на ощущении враждебной силы, которая разлучала ее с тем, что было дороже всего на свете. И нигде не было для нее спасения. «Спасение… Спасение!» Наконец-таки во враждебном мире появилось слово, за которое она уцепилась. Ей нужно было искать спасения. Спасения ищут в бегстве, подсказал ей готовую формулу мозг, и Амаранта за нее ухватилась. Теперь она повторяла про себя на разные лады:

— Спасение… спасение в бегстве… бежать… искать спасения…

Да, она знала, что не отдаст своего ребенка злобным силам, которые посягали на него.

Теперь она уже расхаживала по комнате, повторяя про себя словно магическое заклинание: «Бежать, нам нужно бежать!»

Но все же мысль о бегстве чем-то не устраивала Амаранту: не было той гарантии, той надежности, которая была у нее связана со спасением. Потом бежать нужно куда-то, а Амаранта не знала, куда. Не видела перед собой того крова, который укрыл бы их и избавил от опасности.

Но все-таки она начала собираться, заметив, как небо на востоке порозовело. Сборы, собственно, заключались в том, что она взяла в руки свою сумочку и теперь оглядывалась вокруг, ища что-то очень важное, что должна была положить в нее, без чего не могла бежать, не могла спастись бегством. Взгляд ее скользил по светлым панелям шкафов, светлой столешнице, по стене, дивану, зеркалу… И память казалась ей белым полотном без единой цветной нитки… Но вдруг — остановка. Амаранта вспомнила, поняла, чего бессознательно искала. И найдя, успокоилась. Обретенный покой был тяжелым, весомым. Она подошла к стене, провела рукой, и там открылось что-то вроде маленького тайника. В тайнике стоял ларчик — резной, деревянный ларчик. Она бережно взяла его в руки и поднесла к окну, которое стало уже совсем светлым. Открыла ларчик и полюбовалась на кольцо — единственное родовое достояние семейства ди Вальехо. Его-то она и должна была взять с собой. В нем-то и было ее спасение.

Ди Вальехо были слишком горды, чтобы позволить судьбе до конца распоряжаться ими — они оставили за собой право самим вершить свою судьбу. В жизни своей они не всегда были властны, зато считали возможным подчинить себе смерть. И спрятав эту возможность в кольцо, они передавали его из поколения в поколение. Самоубийство в роде ди Вальехо не считалось грехом. С кольцом Амаранта обрела покой, в нем было спасение и для нее, и для ее сына. И она ни секунды не колебалась, принимая такое решение. Оно было единственным, раз она хотела остаться навсегда со своим сыном. Жить они вместе не могли, но могли вместе умереть. Теперь все стало для Амаранты ясным, простым и отчетливым. Она даже сообразила, куда они убегут. Ей вспомнилась крошечная деревушка в Пиренеях, где она была когда-то в детстве. Да-да, в горы, поближе к небу, — вот куда они убегут. А там уж все будет легко… Как до сегодняшнего дня она не жалела для своего мальчика жизни, так теперь она не жалела для него смерти. Он умрет настоящим ди Вальехо. Кольцо в сумочку, ларчик в тайник. Стопка банкнот. Вот и все сборы. Больше ничего не нужно. Они с сыном — две птицы, что летят к себе на родину, в родное гнездо, в страну отцов.

Амаранта присела, чуть откинувшись на спинку кресла и положив на подлокотники руки. Будто аккуратная пай-девочка, она терпеливо ждала часа, когда сможет пойти и разбудить Хулио, чтобы увезти его в необычайное путешествие, которому не будет конца…

Солнце стояло уже довольно высоко, когда Амаранта поднялась в комнату Хулио и, разбудив его, сказала, что он не пойдет сегодня в школу.

Мальчик счастливо улыбнулся — чудеса следовали за чудесами. Вчера он заснул за уроками, и его, не ругая, уложили в постель, а сегодня и вовсе разрешают не идти в школу. Что случилось? Он вопросительно смотрел на мать.

Амаранта же глядела куда-то в сторону, и только руки ее привычно и нежно оглаживали любимое дитя, поправляя сперва прядь волос, потом воротничок, огладили плечи, взяли маленькие ручки. Теперь мать смотрела ему в глаза:

— Вчера я была у доктора, Хулио. Он сказал, что моим легким нужно подышать немного чистым горным воздухом. Я уезжаю на несколько дней и решила взять тебя с собой. Как ты на это смотришь?

Да большего счастья он и представить себе не мог! Путешествие! Вместе с мамой! Хулио кинулся ее обнимать. Теперь он говорил без умолку. Собрал самые необходимые вещи, которые, он не сомневался, понадобятся всегда и везде: фонарик, нож, взял свою любимую машинку.

— А альбом, можно мне взять альбом, мама, и карандаши? — Хулио смотрел умоляюще. Он обожал рисовать.

А Амаранта, хоть и пригласила сама к нему учителя рисования, теперь скорее пугалась этой страсти сына. Но сейчас ни в чем ему не противоречила.

— Возьми, — сказала она.

И это тоже было для Хулио чудом, со всех ног побежал он за своим ранцем.

— Когда едем? — осведомился деловито, вернувшись со всеми необходимыми вещами. — Я лично уже готов.

Но они еще позавтракали, потом и Амаранта для порядка сложила кое-какие вещи в дорожную сумку, взяла с собой и еды на дорогу, — кто знает, сколько продлится их путешествие?

Они шли к гаражу садом — Амаранта в длинной суконной юбке, строгая, застегнутая на все пуговицы, и взъерошенный, со счастливыми глазами Хулио.

— Мама! Посмотри, какая распустилась роза! Последняя, наверное, в этом году! Ты ничего не могла придумать лучше поездки в горы! Ничего!

Амаранта взглянула на розу, бледную чайную розу, и за решеткой ограды увидела еще одно бледное пятно — лицо, обрамленное золотыми волосами, странно знакомое ей лицо. Женщина смотрела с такой тоской, так страдальчески смотрела на Хулио! И под этим взглядом Амаранта невольно ускорила шаг. Скорее, скорее, они торопятся, очень торопятся!

Пилар, которая приходила к этой ограде каждый день, — ничего не могла с собой поделать, ее тянуло сюда, — видела, как жена Альвареса с сыном сели в машину. Из слов мальчика она поняла, что они уезжают в горы. Что ж, ребенку будет там хорошо. Альварес говорил, что у его жены слабое здоровье. Пилар мысленно пожелала им счастливого пути и отправилась домой. Сегодня впервые она видела жену Альвареса — суровая, строгая женщина и, похоже, что обожает сына. Как-то они поладят? Если поладят, это будет заслуга Альберто. Он сказал, что во вторник у них сеанс. «Значит, до вторника!» — мысленно попрощалась Пилар.

Амаранта нервно вела машину. Но вовсе не из-за встречи с той странной женщиной, так пристально смотревшей на Хулито. Решение было принято, страх ушел, и скорее не опасность возможной погони, а веселый смех Хулито и безмятежное солнечное утро напрягали Амаранте нервы. Надо было торопиться, надо было торопиться. Машину они оставили на стоянке и взяли билет до конечной станции — какой-то маленькой деревушки в предгорьях Пиренеев. Дальше она решит, как добираться, им все подойдет — машина, телега, повозка.

Мальчик не отрывался от окна. На поезде он ездил редко, в горы — еще ни разу. Обычно родители возили его к морю, и всегда на машине. Сейчас все привлекало внимание Хулио, и он то и дело вскрикивал, приглашая взглянуть и мать. Смотри — вон ветряная мельница! Вон овцы! Вон сжатое поле! И Амаранта не делала сыну замечаний, а смотрела на поле, овец, ветряную мельницу. Потом мальчик устал, притих и задремал у матери на плече. И она хранила этот его легкий сон как величайшую драгоценность. Перед глазами ее порой всплывало бледное женское лицо и страдальчески искривленные губы. Амаранта не гнала видение, теперь она вглядывалась в него, понимая, откуда взялось это странное ощущение знакомства.

Когда они вышли из поезда, солнце уже клонилось к западу, но стояло еще довольно высоко.

— Мне нужна гостиница где-нибудь повыше в горах, — обратилась Амаранта к добродушному старику, хозяину кафе. — Что вы можете посоветовать?

«Горожане, легочники, — сразу понял старик. — Их сюда много приезжает. И еще бывают с лыжами, когда сезон». — Он назвал деревушку, где была очень славная и удобная гостиница.

Амаранта не обратила внимания на название.

— Как туда добраться? — только и спросила она.

— Вот сейчас сын запряжет осла в тележку да и отвезет вас, — сказал старик, — другой транспорт туда не ходит. И то кое-где пешком пойдете. Зато воздух там, воздух! — старик закатил глаза, изображая неземное блаженство.

— Вот и отлично, — сказала Амаранта. — Но сначала мы, наверное, у вас пообедаем. Ты ведь проголодался, Хулито?

Мальчик рассеянно закивал головой, он смотрел вокруг с неистощимым любопытством: мало поезда — они еще поедут на тележке, запряженной осликом!

— Так можно у вас пообедать? — переспросила Амаранта.

— Отчего ж неможно? — степенно ответил старик. — Сейчас накормлю вас нашей знаменитой бараньей похлебкой. Любую хворь враз снимает. А не сыты будете, возьмете еще чего-нибудь, что сами захотите.

И вот они уже сидят за деревянным столом, и перед ними в глиняных мисках дымится ароматная баранья похлебка. Хулио удивленно крутит головой — такого он никогда еще не видал, не пробовал. А старик потихоньку усмехается про себя: горожане, они падки до деревенской экзотики, а ему и проще по-деревенски. И он сам тоже садится за стол напротив своих гостей, он не прочь потолковать с ними, расспросить. Смотрит на них с сочувствием, уж больно хлипкие оба, что мать, что сын…

— А теплое у вас где? — спрашивает старик. — Вы что ж, в горы собрались совсем налегке? Враз замерзнете.

Амаранта как-то неловко поводит плечами — она не может не признать правоту старика, но необходимости ни в чем не чувствует.

Старик поднимается и исчезает за перегородкой, а через минуту снова появляется с двумя толстыми деревенскими куртками.

— Вот, возьмите, а обратно поедете — вернете. Вы ведь на субботу да на воскресенье? Даже если на понедельник задержитесь, я потерплю.

Амаранта благодарно кивнула.

— Спасибо, дело к вечеру. Может, ваш сын их и заберет? — спросила она.

— Нет, вы мне сами их вернете на обратном пути.

— Ну хорошо-хорошо, — согласилась Амаранта, недовольно сдвигая брови. Ничего, там, в гостинице, она найдет, кому поручить отвезти их вниз, конечно, найдет, ничего страшного.

Амаранта механически опустошила миску с похлебкой, порядок есть порядок, она не привыкла оставлять на тарелках еду. Хулио мужественно расправлялся со своей, он не привык к таким большим порциям, но ему было вкусно, жарко и весело, он раскраснелся, и капельки пота заблестели у него на лбу. Хозяин одобрительно поглядывал на мальчика.

— Да ты, я вижу, герой, похвалил он Хулио. — А то оставляйте его мне. Мы его тут живо откормим!

Амаранта вежливо улыбнулась шутке. Выйдя во двор, путники увидели чернявого паренька и запряженную осликом тележку. Глаза у Хулио округлились — ну надо же, ослик! Даже можно погладить!

Добирались довольно долго в тишине и молчании. Горы невольно подавляли своим величием. Их суровость была под-стать суровости Амаранты, непоколебимости ее страшного решения. Только сейчас Амаранта поняла, что горы и были тем, что любила, чего жаждала ее душа. Горы не знали и не терпели никаких прикрас, здесь не было ничего лишнего. Камень и небо, обнаженная простота. И устремленность вверх, к бездонному вечному небу. К небу стремилась и душа Амаранты, надеясь, что вскоре обретет там свой приют.

Похолодало, путники укрылись хозяйскими куртками и согревались, прижавшись друг к другу.

Вскоре ослик зацокал по вымощенной камнем деревенской улице, Амаранта смотрела на домишки, лепившиеся к серым могучим склонам гор, и чувствовала их уродливость и ненужность.

Ослик остановился возле беленого домика с галереей приехали, гостиница. Амаранта расплатилась, паренек двинулся в обратный путь, а они с сыном вошли в просторную комнату с несколькими простыми деревянными столами и весело пылавшим очагом.

Вышла хозяйка, приветливо с ними поздоровалась и, видя, что и женщина, и ребенок очень устали, тут же повела их по скрипучей лесенке на второй этаж.

— Отдыхайте! — сказала она, отворяя дверь в небольшую славную комнату с двумя кроватями, пестрыми ситцевыми занавесками, небольшим столом и кувшином для умывания в углу. — Сейчас я принесу вам теплой воды, а чтобы согреться — по стакану грога. А утром — для вас, сеньора, кофе, а мальчику — молоко.

Амаранта поблагодарила ее слабой улыбкой.

В горах темнеет рано, и за окном было черным-черно.

Хулио разморило в тепле, и он готов был, не дожидаясь умывания, броситься на пышную постель и спать, спать, спать. Но строгая мать настояла на умывании. Порядок есть порядок.

Потом мальчик лежал под теплым одеялом — розовый, улыбающийся, сонный, и мать поцеловала его, пообещав:

— Завтра мы пойдем с тобой гулять.

Он едва успел кивнуть и тут же уснул.

Прилегла и Амаранта — как была, в одежде. Но потом встала, умылась, разделась и вытянулась под одеялом. Порядок есть порядок.

Она думала о завтрашнем дне, она все для себя решила, все продумала. Никому не хотела доставлять хлопот. Завтра они отправятся на дальнюю прогулку в горы. Возьмут с собой поесть и попить. Она сумеет выбрать место для их завтрака. Снадобье действует быстро и безболезненно. Но она успеет, все успеет. Просто несчастный случай, просто сорвались в пропасть…