Амалия боязливо поглядывала на глухие серые стены, что стеснили улицу, превратив ее в узкое сумрачное ущелье. У себя в Каракасе она привыкла видеть шумные, широкие, пестрые проспекты, белые дома, сады, парки. Они бродили с Карлосом по Толедо, и суровость средневековой Европы смущала и тревожила ее. «Неужели так сумрачна была и юность моего мальчика?» — невольно спрашивала она себя. Но ведь и в нарядной Венесуэле жизнь, выпавшая ей на долю, не отличалась праздничностью. Ее мужа, крупного бизнесмена, человека с крутым и трудным характером, с которым ей жилось тяжело, но которого она все-таки любила, убили, когда она была на восьмом месяце беременности. Мало того, ее обвинили в убийстве собственного мужа и посадили в тюрьму, где она провела двадцать шесть лет. Сына Амалия родила в заключении, и случилось так, что его вырастил и воспитал человек, который на суде свидетельствовал против нее, — Херман Гальярдо. Амалия считала Хермана убийцей своего мужа, а ее сын считал Гальярдо своим отцом… Спустя много лет она узнала правду: ее мужа, Педро, убил компаньон Гальярдо — Диего Лей. И он же подменил сына Гальярдо — хилого Альваро на крепыша Карлоса. Правду об убийстве Педро Херман узнал значительно раньше Амалии, но побоявшись за благополучие своей фирмы, не тронул компаньона и не протянул руку помощи Амалии, оставил ее в тюрьме. Потом он молил ее о прощении. Амалия простила его, но куда было девать горечь, что невольно отравила ей сердце за долгие годы несправедливого заточения?.. Правда, когда ее сын, ее Карлос, вернулся к ней, она почувствовала себя счастливой. Но и ее сына жизнь не баловала счастьем, и в его жизни Херман Гальярдо сыграл роковую роль. Он вырастил его, был привязан к нему как к сыну, но сам того не подозревая, разбил ему сердце, женившись на девушке, которую тот полюбил. А Карлос, не переставая любить Ирену Ривас, которая стала Иреной Гальярдо, женился на другой, потому что та убедила его, будто ждет от него ребенка. Брак был несчастливым — ревность и скандалы Росалинды, болезнь слабенького малыша, и наконец его смерть. Карлоса больше ничего не связывало с нелюбимой женой, и он сообщил ей о своем решении развестись с ней. В припадке ярости и отчаяния Росалинда выстрелила в него. Пуля повредила Карлосу позвоночник, и долгие годы он провел в инвалидной коляске. Ирена к тому времени осталась одна, и Карлос умолил ее выйти за него замуж. Но и этот брак не принес обоим счастья. Теперь ревновал Ирену Карлос, и ревновал ее к Херману, которого Ирена, несмотря ни на что, продолжала любить. Карлоса с Иреной связывал только их приемный сын Хермансито да нездоровье Карлоса. Но Карлос поправился, и когда Ирена отыскала свою пропавшую дочь Мартику, то сам Бог велел ей воссоединиться с отцом своего ребенка, Херманом. Теперь Ирена наслаждалась семейным счастьем в Венесуэле, а Карлос с Амалией путешествовали по Европе. Карлосу хотелось показать матери места, где прошла его юность, где он был так счастлив и вместе с тем так несчастлив. Ему хотелось, чтобы теперь, когда он обрел мать, воспоминания его согрелись материнской улыбкой и той нежностью, которой ему всегда так недоставало. Они побывали в Англии, где Карлос учился и где у него осталось много друзей, а теперь приехали в Испанию, где он получил профессию и начал работать. И сейчас, бродя по Толедо, Карлос с благодарностью думал об Ирене. Она явилась ему здесь светлым ангелом, и здесь они пережили самые прекрасные и волнующие мгновения своей мучительной и несчастливой любви. Вновь видел Карлос перед собой загадочную девушку, чьи губы не произнесли ни единого слова, но глаза говорили красноречивее слов. Немая Ирена казалась ему живой воплощенной душой, чарующей и безмолвной. Карлос не сожалел о прошлом и нес его груз с благодарностью и признательностью. Глядя на печально-мечтательную улыбку Карлоса, Амалия понимала, что нужна ему затем, чтобы сын мог безопасно странствовать по лабиринтам прошлого.

День был ясным, Толедо наводнили толпы отдыхающих и туристов. Люди сидели на террасах кафе, прогуливались по набережной, но Карлос не замечал их, останавливая взгляд то на готическом соборе, то на причудливом мавританском замке, то погружался в воспоминания, уходил в свои мысли, а потом опять возвращался к каменным поэмам средневековья. Но вдруг Карлос с удивлением отметил, что всякий раз, как он, очнувшись от снов прошлого, возвращается из страны былого в настоящее, взгляд его задерживается на грациозной фигурке невысокой девушки — бледное удлиненное личико в рамке темных волос, темные глаза. И одета она в узкие брюки и подобие кожаного колета, словом, — средневековый юный паж, да и только. Но в руках у пажа телекамера, паж занят съемками. Вот и объяснение, почему он то и дело попадается им на пути. Взгляд Карлоса неоднократно скользил по изящной фигурке, но только сейчас он вдруг сконцентрировал на ней свое внимание, и сердце защемило от воспоминаний. Карлосу вспомнилось, как следовал он за Иреной в день их знакомства, и как, оставаясь не замеченным, фотографировал ее. Ему даже показалось, что Ирена стоит в рамке готического портала. Взмах ресниц, и видение исчезло. Ирене он тогда послал алую розу. Не послать ли розу и пажу в благодарность за ожившее въяве воспоминание? Карлос подозвал смуглого сорванца и отправил его с белоснежной благоухающей розой к сеньорите. А потом чуть снисходительно и ласково наблюдал, как изумилась девушка подношению, как отыскивала его глазами, и, отыскав, поблагодарила шаловливым кивком. А он, глядя на нее, печально и мудро улыбался, как бы благословляя это юное веселое создание на долгое и тернистое странствие по житейским волнам.

К вечеру они с Амалией вернулись в Мадрид, в свою гостиницу. Назавтра Карлос собирался показать матери университет, и, может быть, если не слишком устанут, пойти с ней в музей Гойи. Они никуда не спешили. Испания нравилась Амалии гораздо больше Англии, и они собирались пожить здесь, сколько поживется. Амалия приняла душ, полежала, а когда они уже собирались спуститься вниз поужинать, вдруг раздался телефонный звонок.

— Пили, неужели ты? — изумленно спросил Карлос. — Нет, похоже, что время и впрямь потекло вспять! А мы с мамой только что из Толедо и собираемся отправиться поужинать.

— Если сеньора Амалия не возражает, давайте поужинаем вместе, — предложила на том конце провода Пилар. — А время, уверяю тебя, торопится туда, куда ему и следует, — в будущее. Я здесь с Альберто и Кати. У нас серьезные проблемы и всякие новости, мы их тебе расскажем.

— Рад любым новостям, а еще больше рад повидать тебя, Альберто и Кати, — отвечал Карлос. — Но вам придется приехать к нам в гостиницу. Мама устала, и мне не хотелось бы ее утомлять еще больше.

— Разумеется, мы сейчас же приедем, мы тут поблизости. Встретимся в ресторане. Поклон сеньоре Амалии.

Амалия со счастливой улыбкой смотрела на оживившееся лицо сына. Похоже, что это был приятный звонок. Впрочем, она даже, кажется, что-то слышала о Пилар.

— Если не возражаешь, мама, мы поужинаем с моими друзьями. Альберто — врач, психотерапевт, а Кати, его жена, — давняя подруга Ирены. А Пилар? Пилар была моей подругой и даже невестой, но из-за Ирены мы с ней расстались. Однако с тех пор столько воды утекло, Пилар успела подружиться с Иреной, а мать Пилар, донья Флора, вышла замуж за дона Хесуса, отца Ирены. Они сейчас тоже где-то в Европе, в Париже, кажется…

Амалия слушала сына и радовалась за него. Все эти имена пока ничего не говорили ей, но скоро она познакомится с друзьями Карлоса, и имена станут живыми людьми. Она была рада новым друзьям. Как причудливо, как прихотливо играет человеком судьба! Несправедливо было ее долголетнее заточение в тюрьме, ее неизбывные муки, но теперь за злую несправедливость ей заплачено добром: взрослые дети обычно уходят от родителей, оставляя их в одиночестве, а ее взрослый сын пришел к ней, и теперь на старости лет у нее появилась семья, она окружена любовью, заботой. И все-таки Амалия предпочла бы одиночество. Именно потому, что любила Карлоса больше всего на свете и, любя его, она хотела для него счастливой семейной жизни, хорошей жены, домашнего очага, детей. Она готова была с распростертыми объятиями встретить ту женщину, что полюбит ее сына, и поэтому с таким нетерпением и внезапным волнением стала готовиться к встрече с Пилар. Она чувствовала: не просто дружба связывает ее сына и эту пока не знакомую ей женщину, их связывает что-то гораздо более значимое, глубинное…

Амалия красиво уложила свои белокурые с проседью волосы, надела темно-сиреневое платье, которое ей было очень к лицу. Затем они с сыном спустились в уютный нарядный зал ресторана, где тихо играла музыка, где на столах мягко светились лампы, где все располагало к отдыху и дружеской беседе.

И вот старые друзья сидят за столом. Амалия внимательно приглядывается к ним. Ей нравится Альберто — невысокий, плотный, с открытым мужественным лицом и проседью в густых черных волосах. Нравится Кати, мягкая, женственная, очки нисколько не портят ее, она очень миловидна со своими высоко подобранными пышными волосами, длинной шеей, стройной фигурой. А Пилар — та просто красавица: рыжеватая, с тонкими чертами лица, тонкой белой кожей. Она явно неравнодушна к Карлосу. Разговорившись с ним, она разрумянилась, в голосе появились звенящие нотки, она охотно и часто смеется. Амалии знакомо это счастливое возбуждение влюбленной женщины, но вот Карлос… Он только слушает Пилар, но, похоже, ничто не откликается в нем на ее такой явный и вместе с тем потаенный призыв. Потаенный, потому что речь ведется совсем о других и совсем невеселых вещах. Вслушиваясь в рассказ Пилар, Амалия становилась все грустнее и грустнее.

— Пока мы знаем только то, что мой мальчик находится в семье Альвареса. Альварес сам юрист и довольно крупный политический деятель. Но мы никак не можем встретиться с ним, — жаловалась Пилар. — Его никогда не застанешь дома. Конечно, мы могли бы нанять адвоката и поручить ему вести переговоры, а потом, возможно, и судебный процесс, но это должен быть человек не со стороны, мы должны ему полностью доверять, потому что в противном случае может пострадать моя мать, а этого я тоже никак не могу допустить.

Амалия не совсем понимала, каким образом связаны Пилар и Альберто, и почему ребенок Пилар находится у каких-то Альваресов. Тем более непонятно было, при чем тут мать Пилар, но Амалия держала эти вопросы при себе, собираясь все разъяснения получить затем у Карлоса. Она понимала другое: Пилар ищет своего ребенка, она лишилась его, когда он был совсем малышом, и страдает без него. И сердце Амалии преисполнилось величайшего сочувствия к этой молодой, привлекательной и такой обездоленной женщине.

— Мама вот-вот должна приехать из Парижа, — между тем продолжала Пилар. — Ты ведь знаешь, какая она деятельная. — Тут Пилар засмеялась и взглянула на Карлоса особым доверительным взглядом: как-никак, у них с Карлосом было прошлое, они были даже счастливы в этом прошлом.

— Да-да, — рассеянно согласился Карлос, который прекрасно помнил деятельность сеньоры Флоры, но никакой умиленности по поводу этой корыстолюбивой эгоистки не испытывал.

— Так вот, теперь я надеюсь только на маму, — говорила Пилар. — Ты ведь знаешь, Карлос, — она все время обращалась к нему очень интимно и доверительно, — ты ведь знаешь, какие сложные у нас были с мамой отношения, но теперь я так жду ее и чувствую, только она может мне помочь!

— Она столько испортила тебе крови, Пили, — сказал шутливо Карлос, — что, может быть, и вправду настало время ей искупить свою вину перед тобой?

Альберто редко вмешивался в разговор, вставлял два-три слова, уточнял какую-то деталь, и не больше. У него было странное ощущение непричастности к происходящему. Он больно пережил исчезновение Пилар в то время, когда любил ее, и не подозревал о существовании будущего ребенка. Теперь же, когда они с Пилар спустя много лет увиделись вновь, она казалась ему тенью из давнего-давнего сна. Вполне возможно, что подсознательно он все еще помнил ту нестерпимую мучительную пытку, и больше не хотел ее, всячески отстраняя от себя эту опасную, нежеланную тень. Но как человек порядочный, Альберто всячески был готов помогать Пилар, которая мечтала вернуть себе сына. Однако он нисколько не ощущал этого сына своим, хотя невольно волновался, думая о нем, потому что у них с Кати детей не было.

— Да-да, я тоже надеюсь на сеньору Флору, — сказала Кати, — в ней столько энергии, изобретательности…

Кати не так-то легко давалось общение с Пилар. Она чувствовала, как дорожит Альберто их семейной жизнью, после того как едва не потерял ее. И она невольно боялась за свой семейный очаг, ставший теперь таким теплым. Но их очагу недоставало только малыша, крошечного Альберто или Кати. И вот выяснилось, что ребенок есть. Но матерью его была Пилар, и это тревожило Кати. Несмотря на всю свою доброжелательность, душевную щедрость и благородство, она невольно ревновала Альберто к его прошлому, а еще больше к возможному будущему, видя в нем угрозу своему счастью.

Однако свою мучительную тревогу, свои опасения Кати хранила в себе, и обращение ее с Пилар оставалось всегда дружеским и ровным. А за этим ужином Кати оттаяла и повеселела, она тоже почувствовала, как Пилар влечет к Карлосу, и ей стало легче. Прошлого она не боялась, опасность таило одно только настоящее, а в настоящем Пилар любила Карлоса. В отличие от Альберто, Кати живо участвовала в разговоре. Проблема ребенка всерьез ее волновала, но не совсем так, как Пилар: Кати поняла, что успокоится лишь тогда, когда у нее самой появится ребенок. Осознав это и приняв решение, она уже стала гораздо спокойнее и готова была заниматься ребенком Пилар.

— Еще я думаю, нам помогут старые связи Альберто. Он ведь когда-то практиковал здесь и сейчас собирается возобновить практику. В Мадриде у него остались знакомые врачи и пациенты. Среди них есть люди компетентные, влиятельные. Безусловно, они могут собрать для нас информацию, помочь советом, а возможно, и чем-то более существенным, — говорила Кати.

— Если я могу быть чем-либо полезен, то буду очень рад, — любезно предложил свои услуги Карлос.

— Пока я могу быть полезной тебе, — кокетливо сказала Пилар, — когда твоей маме понадобится женское общество, я охотно составлю ей компанию.

— От такой приятной компании я не откажусь, — весело отозвалась сеньора Амалия, которая, сочувствуя Пилар, уже встала на ее сторону и готова была всячески помогать ей в завоевании собственного сына.

Пилар поняла это и благодарно взглянула на нее.

Заключением такого неожиданного женского союза и закончился этот приятный для всех дружеский вечер. По-настоящему приятный, по-настоящему дружеский, хотя когда-то Альберто и Карлос были соперниками в своей любви к Ирене Ривас, хотя Пилар любила сперва Альберто, а потом полюбила Карлоса. Но соперничество осталось далеко позади. Каждый из них, немало пережив и настрадавшись, ценил прежде всего надежность и преданность, и поэтому они могли положиться друг на друга.

— Есть ли новости о Хермане, об Ирене? — на прощание спросил Альберто Карлоса.

— Отсутствие новостей — самая лучшая новость, — с улыбкой ответил Карлос, провожая гостей к выходу.