В больнице Эстеле ди Сальваторе сказали, что Ирене Гальярдо только что сделали укол и она уснула, а также дали адрес усадьбы, в которой Федерико Корхес разместил ее осиротевшее семейство.

…Федерико Корхес вышел навстречу Эстеле.

— Кажется, нам нет необходимости представляться друг другу» — участливо глядя на гостью, произнес он. — Как вы, наверное, догадываетесь, я — Федерико Корхес, свидетель вчерашней катастрофы, который не смог, к несчастью, спасти Хермана Гальярдо… А вы — Эстела ди Сальваторе. Вторая мать Мартики. Мы ждали вас… Хозяйка сейчас кормит детей. Если хотите, немедленно пойдем к ним, но, может, у вас есть ко мне какие-то вопросы?..

В первую минуту красота этого юноши почему-то неприятно поразила Эстелу. Она не могла понять, в чем тут дело — может, в том, что внешность Федерико резко, почти до неприличия, контрастировала с ужасом происшедшего?.. Но это было мимолетное чувство, и через несколько мгновений оно прошло.

— Я знаю из газет, что вы не только свидетель, вы оказали помощь Ирене и детям, и, как я вижу, продолжаете заботиться о них, — Эстела протянула Корхесу руку, и он мягко пожал ее, — от души благодарю вас за то, что вы сделали…

— Ради Бога, не благодарите, — горячо перебил ее Федерико, — мне совестно слушать ваши слова… Я все время пытаюсь мысленно прокрутить события тех страшных минут, и невольно задаю себе вопрос: все ли я сделал для того, чтобы спасти сеньора Гальярдо? Поверьте, я бы жизни не пожалел, чтобы отец этих замечательных детей остался в живых, но когда я кинулся в коридор…

— …он оказался полон дыма, — досказала за него Эстела. — Да, я знаю. Вы просто физически не могли пройти дальше…

— И все-таки я не устаю корить себя за это, — опечаленно продолжал Федерико, — надо было обмотать голову мокрой тряпкой и попытаться пройти дальше… Впрочем, в эту минуту прибыли пожарные… Примите мои соболезнования, сеньора, я знаю о том, каким другом вы были для Хермана Гальярдо…

— Вы не можете объяснить, почему он не выпрыгнул в окно следом за всеми?

Федерико нервно передернул плечами.

— Это совершенно необъяснимо, сеньора! Я сам видел сеньора Гальярдо в проеме окна, еще полминуты — и он был бы на земле, в безопасности! Но он почему-то отошел от окна и скрылся в глубине комнаты. Я все время задаю себе вопрос: зачем он это сделал, и не нахожу на него ответа. Он-то знал, что в его распоряжении не было даже лишних десяти секунд для задержки. Не понимаю…

— Разрешите еще раз высказать вам свою горячую признательность, сеньор Федерико. Вы позаботились о детях так, как будто они были вашими собственными, и о моей подруге Ирене так, как если бы она была вашей женой… — проговорила Эстела.

По лицу юноши вдруг пробежала какая-то болезненная судорога.

Он отвернулся. Эстела удивленно подняла брови. Кажется, в ее словах не было ничего обидного…

— Моей женой, — глухо повторил ее последние слова Федерико и вдруг повернул к Эстеле искаженное мукой лицо. — Моя жена два года назад так же погибла в огне…

— Простите меня, — сочувственно произнесла Эстела.

— О, вы ни в чем не виноваты! Она была начинающей киноактрисой… Загорелся павильон, в котором велась съемка. Она не успела выскочить… Вот поэтому, — он прижал руку к сердцу, — я воспринимаю несчастье сеньоры Ирены, как свое личное, и ее боль, как свою собственную боль. Однако простите, я задержал вас… Если у вас больше нет вопросов, пойдемте к детям, они ждут вас…

Ана Роса и Даниэль сидели в плетеных креслах в саду. В это время дня у них вошло в привычку принимать воздушные ванны. Они вполголоса обсуждали предстоящее вселение Ирены Гальярдо с детьми и Милагритос в их дом.

— Самое ужасное, что маме придется взять теперь их всех к себе на содержание, — ворчала Ана Роса, — добро бы, одну Мартику… Но весь выводок!.. К тому же, я терпеть не могу эту Ирену…

— Да, я слышал о том, что на счета Хермана Гальярдо наложили арест, — лениво процедил Даниэль, — маме об этом сообщил адвокат Оливейра…

— Покойного Хермана Гальярдо, — уточнила Ана Роса.

Брат искоса посмотрел на нее.

— Тебя, кажется, это радует?.. Да, — не спеша продолжал он, невольно подстраиваясь под циничный тон сестры, — мы знали Хермана во многих качествах… Сперва, говорят, он был воротилой наркобизнеса, любовником многих красивых женщин, затем крупным бизнесменом, затем несчастливым мужем и калекой, затем грузчиком, затем — продолжал загибать пальцы Даниэль, — арестантом, затем…

— Да-да, а вот покойником мы его еще не знали, — жестко усмехнулась Ана Роса, — но ты забыл о еще одной его роли… Когда-то он выступал в качестве претендента на руку нашей матери…

Брат, сощурившись, посмотрел на сестру. Лицо Аны Росы казалось застывшим как маска.

— И ты никак не можешь забыть об этом? — покачал головой Даниэль. — Это было давно, нас с тобой еще на свете не было…

— Замечательные времена, — пробормотала Ана Роса.

— Какие? — не понял Даниэль.

— Когда нас не было на свете… Не так ли? — она в упор посмотрела на брата.

Даниэль отвернулся.

— Не стану тебе возражать, — сдержанно заметил он.

Ана Роса потянулась.

— Тебе и нечего возражать, это ясно. Разве нам обоим жизнь принесла счастье? Разве наша молодость не проходит в унылом однообразии? Наконец, разве мы оба считаем себя полноценными людьми, настоящими ди Сальваторе?

— Но у тебя-то какие проблемы? — глухо произнес Даниэль, — с тобой ведь все в порядке. Ты — стопроцентная женщина…

Ана Роса положила руку себе на грудь.

— Стопроцентная, — с горечью повторила она. — Нет. Здесь у меня пусто. Здесь, слева, стучит какой-то непонятный механизм, отсчитывая мое время. Гайки, шестеренки, молоточки… здесь, внутри, не расцвел ни один цветок. Пусто, Даниэль, пусто.

— А Гонсало? — спросил Даниэль.

— Тень, тело, кукла, потребность организма, средство от скуки, — перечисляла Ана Роса.

— А Галаррага?

Ана Роса презрительно усмехнулась.

— Плебей, паяц. Говорит, что убьет меня, если я буду продолжать встречаться с Каррьего. Пожалуй, ради этого я и встречаюсь с Гонсало… Может, этот кретин Галаррага и вправду меня прикончит? То-то бы одолжил! Но нет — все ноет, кричит, стучит себя в грудь кулаком. Однажды даже избил меня…

— Да ты что! — Даниэль вскочил на ноги.

— Сиди ты, — лениво пробормотала Ана Роса, — мне это, можно сказать, пришлось по вкусу. Избил. Я после этого три дня пудрилась, как Мальвина. Он иногда может быть зверем, чем и привлекателен. Кстати, — Ана Роса сквозь смеженные ресницы взглянула на брата, — говорят, Андреа вышла замуж?

— Вышла, — вяло подтвердил Даниэль. — Я сам уговорил ее выйти замуж.

— Может, зря? — осведомилась Ана Роса. — Она же любила тебя?

— Рядом с ней я острее чувствовал свою неполноценность.

— Но она любила тебя!

— Тем хуже для нее… Давай не будем про Андреа, хорошо?

— Давай, — согласилась Ана Роса и зевнула. — Давай вообще подремлем немного… Впрочем, только этим мы и заняты всю свою жизнь!

Ирена открыла глаза. Веки были словно налиты свинцовой тяжестью. Она никак не могла сосредоточить взгляд на лице, склонившемся над нею. Наконец, Ирена с трудом разлепила губы и прошептала:

— Эстелита!

Женщины порывисто обнялись.

— Поплачь, родная моя, — покачивая ее, произнесла Эстела.

Ирена мягко высвободилась из ее объятий.

— Не могу. Не могу плакать. — Глаза ее горели сухим блеском. — Слезы льются где-то внутри, их впитывает сердце. Скажи, как дети? — она тревожно приподнялась на локте.

Эстела мягко уложила ее на подушку.

— Все нормально, я их только что видела. С ними тот сеньор, который помог вам выбраться из окна. Это великодушный, добрый человек, совсем молодой, но он знает, что такое горе… И он изо всех сил пытается приободрить детей… Ирена, если можешь, если ты в силах, расскажи мне, как все произошло.

— Помоги мне сесть, — пролепетала Ирена. — Да, так. Подоткни подушку.

Эстела помогла ей сесть в кровати, а сама примостилась в ногах у Ирены.

— Не знаю, с чего начать, — заговорила после долгого молчания Ирена, — все это очень страшно… Последнее время Херман был словно чем-то напуган. Эстела, он что-то скрывал от меня. Мне кажется, то, о чем он напряженно думал в последние дни, и то, что его тревожило, как-то связано с его прошлым… Это был не отъезд, а побег. Не знаю, от кого и зачем мы бежали. И вот Хермана больше нет… Эстела, у меня ничего не осталось!

— У тебя остались дети и Милагритос, — возразила Эстела.

— Да, дети, я помню. Помню… Если бы не они, я бы хотела закрыть глаза и уже не открывать их…

— Как все это произошло? — поглаживая Ирену по руке, спросила Эстела. — Я читала газеты, но все же?

— Постоянно пытаюсь вспомнить… Что вспомнить, сама не знаю… — Ирена сжала руками виски, — какой-то странный пожар… ни с того, ни с сего… Мы спали, и вдруг — дым, вспышки огня, напоминающие чем-то фейерверк, столб пламени в углу, и вот комната объята дымом… На одном окне загорелась штора. Другое Херман не мог открыть, и пришлось выбить стекло… Но самое странное случилось потом…

— Что ты имеешь в виду? — насторожилась Эстела.

— Он должен был выпрыгнуть следом за нами, — наморщив лоб, Ирена вглядывалась куда-то в стену, точно пытаясь все это заново увидеть, — но что-то ему помешало… Что-то или кто-то…

— О чем ты говоришь? Человек, который помог вам, Федерико Корхес, видел, как было дело. У него сложилось впечатление, будто Херман зачем-то решил вернуться…

— Нет! Нет! — перебила ее Ирена. — Возможно, он и помнил о том, что в секретере лежит сумочка с моими драгоценностями, но он не отошел от окна, это я помню точно! Он как будто упал…

— Упал? Он потерял сознание из-за дыма?

— В тот момент он не мог потерять сознание, он стоял перед самым окном. Он упал, не оборачиваясь, понимаешь… ну как будто его кто-то ударил сзади. Я помню, он откачнулся и упал. Он никуда не отходил, поверь мне! Он никуда не отходил от окна!

Эстела с жалостью смотрела на нее и больше не перебивала. Пусть выговорится, хотя говорит она явную чушь. Кто мог нанести удар Херману, если в люксе они были одни? Все это — лишь больное воображение Ирены. Она, бедняжка, еще не скоро придет в себя.

— Ты мне не веришь? — уловив что-то такое в лице Эстелы, сокрушенно промолвила Ирена. — Не веришь, да? Ты больше веришь какому-то никому не известному Федерико…

— Ирена, он пытался спасти Хермана… Он и вам помог оказаться на земле, — сказала с укоризной Эстела.

— Я не помню его… Да, какой-то человек принял от Хермана из окна детей и помог выпрыгнуть нам с Милагритос… да… Так он говорит, что Херман отошел от окна?

— Он это видел собственными глазами.

— Он лжет! — гневно вскрикнула Ирена.

— Зачем ему лгать?.. Да и я говорила с ним — это настоящий, благородный человек, он не станет сочинять… Ты не в себе, Ирена.

— Зачем ему лгать? — машинально повторила Ирена. — Да, зачем ему лгать?! В самом деле, зачем?..

— Успокойся, дорогая. Ты сейчас не в себе…

— Да, — глаза Ирены горели лихорадочным огнем. — Да, мне надо успокоиться. Вернуться в свой дом и попытаться взять себя в руки.

Эстела отвела глаза.

— Родная моя, — тихо проговорила она. — Мне придется сообщить тебе еще кое-что неприятное. После вашего отъезда ко мне пришла Онейда и сказала, что адвокат Оливейра по просьбе Хермана продал ваш дом. Вы будете жить у меня…