Газеты с новостями доходили и до предгорий Пиренеев. Выше они поднимались редко, разве что с туристами, а местные жители обычно спускались за новостями вниз.

Дон Хосе, хозяин кафе, толстый старик в вязаном колпаке, заботился, чтобы его посетители не знали ни в чем отказу, и поутру у него всегда бывали свежие газеты. Первым он прочитывал их сам. Вот и сейчас, покряхтывая, уселся он за стол и развернул газету. И сразу же нашел что-то необыкновенно интересное. Искали пропавших. По описанию он сразу узнал и женщину, и мальчика. Оказывается, их разыскивали. Оказывается, они исчезли, и так и не вернулись домой. Дон Хосе толковал о них с хозяйкой гостиницы, когда она привезла ему куртки. Сейчас уже не сезон, постояльцев мало, все они на виду. Женщина расплатилась с ней честь по чести, попросила передать ему одежду, спросила дорогу до соседней деревни и ушла вместе с мальчиком. Посудив да порядив, они решили, что они, побродив по горам, переночевали в соседней деревне. На ночлег-то их везде пустят, да и до станции проводят, коли понадобится. Поговорили и забыли, у каждого своих хлопот полон рот. А теперь вот выясняется, — пропали. Ох, беда, беда! Старик озабоченно покрутил головой. И то сказать, места у них дикие, не ровен час, все может случиться. За зиму два-три несчастных случая в аккурат бывает. И не всегда с приезжими, иногда и со своими, местными. Надо пойти свечку за упокой их души поставить. По-другому-то вряд ли что может быть. Не искали бы их тогда, добрались бы они уже до дому. Письмо туда нужно отписать. Может, кто из родни приедет. Все легче, когда знаешь, куда. Вот только с грамотой у него плоховато. Считает он ловко, а писать редко когда приходится. В этом деле сынок у него пошустрей будет. Дело, однако, спешное и откладывать его не следует.

Рассудив так, старик позвал сына и усадил его за письмо. Он подробно описал, как приехали к ним сеньора с мальчиком, как у них в кафе пообедали, и в какую деревню, в какую гостиницу их потом отвезли. Написали и о хозяйке, и о гостинице, и как ушли женщина с мальчиком на следующий день. И стало быть, надеяться особо не на что. Человеку в горах пропасть, что иголке в стоге сена. Отправили письмо по указанному адресу, сообщили и в полицию все, что знали.

Местный полицейский расспросил еще дополнительно и хозяйку гостиницы, но все было и так уже ясно.

Уведомление из полиции и письмо дона Хосе были для сеньора Альвареса громом среди ясного неба. Такой развязки он не ждал. Он тут же приказал отменить поиски, заказал заупокойную службу и погрузился в глубокий траур. Друзья, знакомые, коллеги выражали ему свое соболезнование. Многие из них знали о существовании в его жизни и другой женщины, а потому по-житейски полагали, что все случившееся для Альвареса не так уж и трагично. Гибель жены и сына лишь развязывает ему руки. Так что после похорон можно будет готовиться и к свадьбе.

Именно так и рассуждала Карлотта. Будучи человеком необыкновенно практичным, она никогда не предполагала, что Альварес ради нее пойдет на разрыв с женой. Сама бы она никогда так не поступила. Поэтому и делала все, чтобы обеспечить себе безбедную старость, требуя без конца от любовника денег. Но теперь ситуация изменилась, и Карлотта подумывала о том, что ей надо бы уехать на полгода или год из Мадрида, поселиться где-нибудь в провинции, а затем уж появиться в качестве совершенно нового лица, обеспеченной вдовы, стать невестой, а потом и законной женой Альвареса. Все слухи, толки и пересуды за это время прекратятся, и Карлотту охотно примут в обществе, оценив ее тактичность и деликатность. Все это она и собиралась изложить Альваресу, как только он у нее появится, но он не пришел в первый вечер, не пришел во второй и в третий. Карлотта понимала и это. Она тоже оценила его тактичность и сочла это для себя хорошим предзнаменованием.

Никто не подозревал, что сеньор Альварес был раздавлен случившимся. Как потерянный, бродил он по своему сверкающему чистотой и порядком дому, искал жену, сына и без конца говорил с ними. Говорил им о своей любви, своей привязанности, пытался объяснить, почему жил в отдалении от них. На середине монолога он останавливался и видел вокруг себя пустоту или изредка осуждающий взгляд сухопарой Миранды. Наконец он понял, что должен повидать доктора Монкадо. Альберто Монкадо был последним, кто видел и говорил с его женой, он мог рассказать ему о ней. Сейчас каждое слово об Амаранте было для него драгоценностью.

Альберто был весьма удивлен, увидев перед собой постаревшего, с провалившимися глазами Альвареса. Лицо этого человека не оставляло сомнений — он страдает и не в силах справиться со своим горем.

— Мой визит для вас неожиданность, доктор Монкадо, — заговорил Альварес.

— Честно признаюсь, да, — отозвался Альберто.

— Вы последним видели мою жену, говорили с ней. И я хотел бы узнать… То, что случилось потом… — глухое рыдание вырвалось из груди этого всегда такого сдержанного, умеющего владеть собой человека.

— К сожалению, мне нечем вас утешить, сеньор Альварес. Однако ваше неподдельное горе заставляет меня думать, что ваша жена ошибалась в своих предположениях, но это отнюдь не уменьшает трагедии, скорее наоборот…

— Скажите всю правду, доктор! Я чувствую, легче мне не станет, но я хочу ее знать!

Доктор Монкадо заговорил не сразу, он задумался, поглядывая на бледное, со скорбно опущенными уголками рта лицо своего гостя.

Да, этот человек имел право знать правду, как бы тяжка она ни была. Сеньор Альварес, занятый своим горем, наверное, и не думал о том, что и он, Альберто, тоже потерял сына. Хотя, если честно признаться, он его и не находил. Он только знал о его существовании, как теперь знал о его гибели, но ему это почти не приносило боли, оставляя лишь тревожащее состояние пустоты и неуюта. Зато все более ощутимое с каждым днем присутствие новой жизни в Кати… А правда? Что ж, он сейчас скажет этому человеку правду.

— Сеньора Амаранта предполагала, что ваша связь на стороне настолько упрочилась, — заговорил Альберто, — что вы ищете средства сделать ее законной. Она считала, что для этого вы собираетесь отправить свою жену в сумасшедший дом.

Альварес застонал, будто от зубной боли.

— Боже мой! Боже мой! Как я мог не заметить! Как она могла подумать!

— Она считала, что вы делаете все, чтобы довести ее до нервного стресса.

— Но что я делал? Что?! — спрашивал несчастный Алонсо. — Скорее, я могу себя упрекнуть в том, что не делал ничего, что слишком часто отсутствовал! Был к ней невнимателен!

— Ей казалось, что вы хотите отнять у нее ребенка. И ваше сообщение о притязаниях на сына его настоящих родителей показалось ей частью задуманного вами плана. Она боялась подобного рода угроз, они в самом деле доводили ее до состояния, близкого к помешательству. И потому она, желая избавиться от болезненного состояния, обратилась ко мне за помощью.

— Я не понимал, что она видит во мне врага. Но она — она для меня всегда была святой! Вот только со святыми жить невозможно, — горько усмехнулся он.

— Я обещал ей помочь, — продолжал Альберто, — я надеялся, что в процессе нашего общения возникшее между нами доверие укрепится. Мы должны были бы стать друзьями, и угроза потери мальчика должна была отпасть сама собой.

— Да-да, я понимаю, — сказал Альварес, проводя рукой по лбу, словно отгоняя какую-то мучительную мысль.

— Но на следующий сеанс сеньора не пришла, хотя уходила она окрыленная, полная надежд.

— Виноват во всем я. Увидев у нее на столе вашу визитную карточку, я сказал, что вы и есть отец Хулито. Я думал, что вы сами приходили к ней. Хотел узнать, чего вы требовали. А она поняла, что попала в ловушку, и попыталась вырваться из нее…

Оба замолчали угнетенные, подавленные.

— Пилар — вы понимаете, о ком я говорю? — отправилась на поиски вашей жены и мальчика, как только прочитала объявление в газете, — тихо сказал Альберто.

— Передайте, что я ей бесконечно благодарен, что любое самое ничтожное сведение будет для меня бесценным даром, что при возможности я хотел бы поближе с ней познакомиться и поговорить.

— Я непременно передам. Но теперь, как я понимаю, все поиски бессмысленны.

— Да, точно так же, как и дальнейшее мое у вас пребывание. Я вам очень благодарен, доктор. Позвольте, если мне будет невмоготу мое горе, прийти к вам.

— Я — врач, и мои двери открыты для всех страждущих, — несколько высокопарно, но искренне ответил Альберто.

Альварес поклонился и ушел. Теперь он знал, что повинен в гибели и жены, и сына. Правду он знал, но не знал, как с нею жить.

Альберто тем временем срочно звонил Флоре. Ему нужно было связаться с Пилар, сказать, что поиски для нее закончились, еще не начинаясь.

Флора была дома и подошла к телефону.

— Сеньора Флора! Вы никуда не едете! — сказал Альберто.

— Как это никуда не еду?! — возмутилась Флора. — Я уже купила себе дорожный костюм. Пилар позвонила и сказала, где будет нас ждать. И вообще, что это за произвол, Альберто?

— А газеты вы читаете?

— Мне сейчас не до газет!

— Так вот: в газетах вчера было сообщение, что жена и сын Альвареса погибли в горах. Несчастный случай.

— О Господи! — прошептала Флора. — А Пилар? Она уже знает?

— Когда она будет вам звонить, вы спросите ее об этом. И если еще не знает, скажете. Мне очень тяжело, Флора. Нам всем очень тяжело…

Флора сидела у телефона, сгорбившись, закрыв лицо руками. Хесус, который шел к ней с газетой, понял, что она уже все знает. Он сел рядом и взял ее за руку.

— У нас есть еще внуки, которых нужно спасать, — сказал он ей. — Ты же знаешь, что Херман погиб и Ирена осталась с детьми одна…

Другого утешения для Флоры он найти не мог, но и это подействовало.

— Да-да, нужно забрать Пилар и срочно лететь в Венесуэлу, — встрепенулась Флора. — Всем вместе нам будет легче. Да-да, теперь я не боюсь звонка Пилар. А то я просто не знала, что ей сказать…

Деятельность нужна была Флоре как воздух. И раз все-таки нужно было куда-то лететь, она ожила.

«Ах, Пилар, Пилар, бедная моя девочка, — думала она. — Ну ничего, в Венесуэле ей будет не до печали, самое главное для человека — это действовать, действовать, действовать…»

Пилар позвонила к вечеру. Она тоже уже все знала. Голос у нее был ровный. Флора просто выносить не могла этого ее ровного голоса.

— Мы все втроем срочно летим в Венесуэлу, — затараторила она. — Ирене нужно помочь с детьми. Ты можешь заняться Хермансито. Срочно приезжай! Завтра, самое позднее послезавтра мы вылетаем!

— Я никуда не поеду, мама, — ответил ровный голос Пилар. — Я останусь здесь. Я хочу побыть в той деревне, откуда ушел мой мальчик. Спасибо, что в трудную минуту ты была со мной. Но теперь я хочу побыть одна.

Флора осеклась.

— Хорошо, дочка, хорошо, — наконец сказала она. — Конечно, поезжай.

А что она еще могла сказать?

Пилар же, опустив трубку, упала на постель и заплакала. Она не хотела быть одна, но она была одна! И теперь уже на веки вечные! Слезы лились и лились из глаз, и ей становилось легче. Потом иссякли слезы, и внутри осталась напряженная звенящая пустота. Смеркалось. Сейчас она спустится, пройдется, оглядит этот маленький городишко. А завтра сядет за руль и отправится в путь. Теперь она точно знала, где найдет своего мальчика.

У выхода из гостиницы смуглая женщина в шали взяла ее за руку.

— Плохо тебе, красавица! Пойдем со мной, погадаю!

«О чем гадать? Все уже разгадано!» — горько усмехнулась про себя Пилар. Но покорно пошла за старой цыганкой.