Позвонив матери в Мадрид, Карлос услышал ее непривычно возбужденный голос.

— Ну наконец-то! Карлос! Где ты пропадал? От тебя не было звонка целых два дня! Я места себе не нахожу…

— Мамочка, успокойся, дорогая. Со мной все в порядке, — поспешил ответить Карлос. — А вот что с тобой там? Ты здорова?

— Да. Просто я звонила по всем отелям, а тебя нигде не было…

— Я уезжал на некоторое время в горы посмотреть участок для возможного строительства гостиницы. Но что все-таки случилось? Зачем тебе понадобилось меня срочно разыскивать?

— Ох, Карлос, не знаю, как тебе это и сказать, — произнесла Амалия растерянно, потому что, как выяснилось, она не была готова к подобному разговору. — Случилось… Случилась беда…

— Мамочка, ты не щади меня, говори прямо, — поняв ее состояние, сказал Карлос.

— Сыночек, мужайся. Это очень печальная новость…

— Да говори же наконец! — теряя терпение, крикнул в трубку Карлос.

— Твоего отца, Хермана… больше нет в живых… Похороны были вчера…

Сбивчиво и путано Амалия рассказала о пожаре, но из всего услышанного Карлос понял только одно: отца нет в живых.

— Я сейчас же вылетаю в Мадрид, — бросил он матери. — А ты, пожалуйста, держись. Не плачь. До встречи!

В самолете Карлос пытался до мельчайших подробностей вспомнить тот день, когда произошло несчастье. Нет, никакой тревоги, никаких дурных предчувствий он тогда не испытывал. Наоборот, был безмятежно счастлив… К горечи потери добавились еще и угрызения совести.

— Карлос, — дотронулась до его руки сидящая в соседнем кресле Валерия. — Вам совсем плохо? Может, попросить у стюардессы сердечных капель?

— Нет, ничего не надо, — очнулся от своих переживаний Карлос. — Капли в этом случае вряд ли помогут.

Он взял руку Валерии в свою и надолго замолчал. Валерия сидела, не шелохнувшись, чтобы не нарушить этого молчания каким-нибудь неосторожным словом или движением. Ей казалось, да что там казалось — она чувствовала это каждой клеточкой своей ладони, что Карлос понемногу успокаивается, обретает душевное равновесие.

— Спасибо, — сказал он, наконец, слегка сжав руку Валерии. — Спасибо. Вы мне очень помогли.

Она не стала спрашивать, чем уж так помогла ему, не стала и возражать: раз говорит, что помогла, значит, так и есть на самом деле. За время их недолгой поездки, которую, к тому же, пришлось прервать, между Валерией и Карлосом установилось такое доверительное взаимопонимание, когда можно было обходиться даже и без слов.

Валерия по неопытности воспринимала это как должное, а Карлос не переставал удивляться тому, как совпадают их настроения и желания. Ни разу не было случая, чтобы одному, скажем, хотелось гулять, а другой мечтал лишь о том, как бы хорошенько отоспаться. Они словно были настроены на одну эмоциональную волну и с легкостью плыли по течению в то неизведанное, куда несла их эта теплая и ласковая волна.

Валерия сознательно старалась не думать о том, какие чувства испытывает к Карлосу. Ей хорошо с ним, спокойно и радостно, а этим надо дорожить. Пусть все идет, как идет. Нечего предвосхищать события и заранее готовиться к худшему. На этой мысли она всякий раз и прерывала свои размышления, не желая признаваться в том, что уже слишком привязалась к Карлосу, который любит, увы, не ее, а совсем другую женщину.

В отличие от Валерии, Карлос не избегал прямых вопросов — зачем ему эта девушка и как их отношения смогли бы развиваться в дальнейшем? Вот только ответов пока не находил. Для него было очевидно, что с Валерией их связывает влюбленность, причем взаимная. Но ведь не всякая влюбленность перерастает затем в любовь, и Карлос опасался, что нечаянно заморочит девушке голову, а потом опять не сможет забыть Ирену.

Воспоминания об Ирене отдавались в его сердце слабой, едва уловимой, болью, точно эхо давней любви и печали настигало Карлоса в его счастливом настоящем и, дразня, обгоняло, забегало вперед, в будущее. Эхо не до конца изжитой любви и радовало, и путало Карлоса. Радовало — потому что за много лет он привык ощущать себя любящим, но отвергнутым, это создавало иллюзию чего-то незыблемого в его жизни. Свою неизбывную любовь к Ирене он, сам того не понимая, рассматривал как некую точку опоры и не хотел лишиться ее ни при каких обстоятельствах. Даже когда с воодушевлением говорил матери и Пилар о вновь приобретенном чувстве свободы, эта привычная точка опоры продолжала присутствовать в его сознании.

Но вот пятачок под ногами впервые покачнулся, зашатался, грозя совсем рассыпаться в пыль, и Карлос испугался, что сможет потерять свое весьма зыбкое равновесие. Однако воспоминания об Ирене опять придали Карлосу некоторую устойчивость, и он понял, что это и есть тот противовес, который не дает ему окончательно вострить в свободном полете.

И тогда пришлось впервые испытать страх уже совсем по другому поводу: Карлос испугался за Валерию, за это доверившееся ему юное, чистое существо, которое он не вправе обманывать, приручая. По всему выходило, что надо бы отказаться от общения с Валерией, причем сделать это следовало немедленно, иначе разрыв будет очень болезненным. Но сама мысль о разрыве с Валерией показалась Карлосу кощунственной, несправедливой. Почему? Почему надо порывать с нею, если им так хорошо, так легко вместе?! Кому станет лучше оттого, что они расстанутся? Валерии? Карлосу? Может быть, Ирене? Нет, никому это не нужно. Вот только случится ли так, что память об Ирене не позволит им с Валерией быть по-настоящему счастливыми?

Все эти сомнения накатывали на Карлоса глубокой ночью, когда он оставался в номере один. А потом наступало утро, и он едва ли не вприпрыжку мчался в холл, чтобы увидеть там Валерию и провести с ней еще один долгий счастливый день…

«Мне тоже не мешало бы уехать куда-нибудь на недельку одному, чтобы разобраться в себе и в своих чувствах», — подумал он однажды и на всякий случай решил быть предельно осторожным в отношениях с Валерией, чтобы не дать ей сейчас никаких надежд на нечто большее, чем дружба.

Валерия позвонила отцу на следующий день после своего отъезда из Мадрида. Разумеется, она и не рассчитывала, что отец похвалит ее за столь странный и дерзкий поступок — уехать, не предупредив, не попрощавшись, да еще со спутником, чье имя отцу ничего не говорило. Но Валерия и предположить не могла, что ее всегда такой добрый и нежный папа может быть настолько разгневанным и даже грубым.

— Немедленно возвращайся домой! — срывающимся голосом закричал он в трубку. — Иначе я вынужден буду вернуть тебя с помощью полиции!

— Папочка, успокойся, — попыталась вставить слово Валерия, но отец ее не услышал.

— Ты опозорила меня! Наплевала на мое доверие. Уехала с каким-то проходимцем! Обманула меня и сеньора Санчеса!..

— Папа, я не позволю тебе говорить так ни обо мне, ни о Карлосе Гальярдо! — низким, не свойственным ей голосом четко произнесла Валерия, и отец умолк, пораженный. — Да, я не позволю! — повторила Валерия. — Ты сейчас рассержен, я это могу понять, но давай все же обойдемся без оскорблений.

— Валерия, дочка, прости меня, — едва не плача, вымолвил Де Монтиано. — Возможно, я чересчур вспылил, но уже вторые сутки я не нахожу себе места, все жду твоего звонка. Почему ты уехала так скоропалительно? Что с тобой случилось, моя девочка? Кто, наконец, этот Карлос Гальярдо?

— Папочка, я объясню тебе все по приезде. А сейчас ты просто поверь мне, что я поступила правильно. Здесь я могу все хорошенько обдумать и не сделать ошибки.

— Ты имеешь в виду Санчеса? — догадался Де Монтиано.

— Да.

— Но ведь ты уехала не одна! Этот Гальярдо может повлиять на твое решение.

— Нет, папа, он не станет навязывать мне своего мнения, — уверенно заявила Валерия. — Это очень тактичный, порядочный человек, поверь. Ты сам в этом убедишься, когда познакомишься с ним.

— У меня на сей счет другие сведения, — вырвалось у Де Монтиано.

— Что? — сразу же ухватилась за эту фразу Валерия. — Сведения о Карлосе? Ты наводил о нем справки? И кто ж это, позволь узнать, дал ему такую характеристику? Уж не Родриго ли?

— Почему ты решила, что это Родриго? — насторожился отец.

— Не знаю, — подумав, ответила Валерия. — Просто я ни с кем, кроме него, о Карлосе не говорила.

— Так… — что-то про себя соображая, молвил Де Монтиано. — А об отце Карлоса Гальярдо вы тоже говорили с Родриго?

— Об отце? — попыталась вспомнить Валерия. — Кажется, нет. Мне известно, что у Карлоса неродной отец, но, по-моему, я не рассказывала об этом Родриго.

— И это все, что тебе известно об отце твоего нового приятеля? — спросил Де Монтиано.

— Папа, я не могу понять, при чем тут отец Карлоса? Ты объясни, пожалуйста.

— Да, ты права, отец твоего спутника тут ни при чем, — ушел от ответа Де Монтиано. — И все же меня очень беспокоит это твое новое знакомство… Может, ты вернешься прямо сейчас, дочка?

— Папочка, ты беспокоишься абсолютно зря. Мне здесь хорошо. Я приеду через неделю, а тебе буду звонить каждый вечер. Договорились?

Отец не ответил ей, и Валерия поняла, что все дальнейшие слова будут для него неубедительными.

— Ладно, папочка, — сказала она, вздохнув. — Я тебя целую. До завтра!

Настроение, однако, у нее испортилось, и, подумав некоторое время, она набрала номер Рамиреса.

— Дядя Лео? Здравствуй! Рада тебя слышать! — Валерия обращалась к Рамиресу так, как привыкла называть его с детства. — У меня к тебе большая просьба.

Далее она рассказала все, что с нею случилось в последние дни, и попросила Рамиреса поддержать отца, развеять его сомнения относительно Карлоса Гальярдо.

— Но я тоже не знаком с этим человеком, — напомнил Рамирес. — Ведь ты не удосужилась представить его ни мне, ни Артуро.

— Прости, так получилось. Но ты можешь мне поверить на слово, что Карлос — замечательный человек?

— Хотелось бы верить, — уклончиво ответил Рамирес.

— Дядя Лео, неужели и ты не можешь меня понять? — пришла в отчаяние Валерия. — Ты, наверное, думаешь, что Карлос докучает мне своими ухаживаниями, что он воспользовался ситуацией? Так я могу сказать, что у нас просто дружеские отношения, и не белее того. Ну как тебе еще объяснить?… Помнишь, ты все время говорил, что мы с Родриго — разные люди? Говорил, что Родриго — скрытный, себе на уме и все такое прочее?.. Помнишь?

— Да, разумеется, — подтвердил Рамирес.

— Так вот, Карлос — полная противоположность Родриго! — воскликнула в запальчивости Валерия. — С Карлосом легко, он весь — как на ладони. Я это вижу, чувствую! Ему нечего скрывать от меня, да и незачем. Словом, он совсем такой же, как я, только постарше.

— Ладно, ладно, — рассмеялся в трубку Рамирес. — Можешь считать, что теперь ты меня полностью убедила.

— Правда, дядя Лео? Спасибо тебе! — не удержалась от восторженного возгласа Валерия. — Ты всегда понимал меня лучше других.

— И тебе спасибо — за доверие, — растроганно произнес Рамирес. — Я верю тебе, моя девочка. Но все же скажи хотя бы, чем занимается твой Карлос и где вы с ним познакомились. Мне это нужно, чтобы как-то успокоить Артуро.

— Карлос недавно приехал из Венесуэлы. Вместе с матерью. Остановились они пока в отеле, но собираются жить в Мадриде постоянно. Карлос занимается гостиничным бизнесом и намерен вскоре открыть здесь, в Испании, свое дело. Для этого ему и понадобилась поездка. Он присматривает участки для возможного строительства гостиничных комплексов. А познакомились мы, в общем, случайно. Он со своей мамой был в Толедо, я снимала их. Потом этот материал взяли у меня на телевидении. Ты не смотрел его?

— Как же не видел? Видел! Разве мог я пропустить твою первую работу на телевидении! Теперь я, кажется, понял, о ком идет речь. Спасибо, ты сообщила мне достаточно для того, чтобы я мог говорить с твоим отцом.

— Ты прелесть, дядя Лео! — сказала Валерия. — Я тебе позвоню завтра вечером.

Рамирес сдержал слово, данное Валерии: утром следующего дня он уже был в банке у Артуро Де Монтиано. Каких-либо справок о Карлосе Гальярдо он наводить не стал: во-первых, потому, что поверил Валерии, а во-вторых, потому, что припомнил эти лица — матери и сына.

— Вспомни, у них очень приятные, располагающие лица, — говорил он Артуро. — А если не помнишь, то посмотри кассету. У Валерии наверняка сохранилась запись того материала.

— Она что, жаловалась тебе на меня? — с обидой спросил Де Монтиано.

— Нет, просто позвонила мне, — несколько покривил душой Рамирес. — Но настроение у нее было не из лучших. Артуро, ты, по-моему, зря беспокоишься. Твоя дочь уже взрослая, и ей надо бы доверять…

— Она и про Санчеса тебе рассказала? — недовольно прервал его Де Монтиано.

— В общем, да, — не стал скрывать Рамирес.

— То-то ты обрадовался! — воскликнул Де Монтиано. — Теперь я понимаю, почему ты защищаешь Валерию: счастлив, что она сбежала от Родриго.

— Я же говорю, твоей дочери вполне можно доверять: у нее хороший вкус, — принял вызов Рамирес.

— А известно ли тебе, что отец этого Гальярдо замешан в торговле наркотиками?! — выпалил Де Монтиано.

— Нет. Но каким образом это стало известно тебе?

— Санчес сказал.

— Так я и думал — рассмеялся Рамирес. — Вот когда этот «благородный» сеньор приоткрыл свое истинное лицо! Сдали-таки нервы у голубчика! И ты ему поверил?

— Санчес никогда не станет говорить того, чего не знает, — твердо заявил Де Монтиано. — Он обеспокоился, что Валерия стала встречаться с Гальярдо, и специально навел о нем справки.

— Поди ж ты, какой шустрый! — заметил Рамирес не без издевки. — Он и доказательства тебе представил?

— Я не требовал доказательств. Мне было стыдно перед Родриго за свою дочь. Это ж надо — вечером соглашается стать его женой, а утром бежит из города с неким Гальярдо!

— Возможно, тебе еще не раз придется благодарить его за то, что он вовремя оказался рядом с твоей дочерью, — молвил Рамирес.

— Сомневаюсь, — раздраженно ответил Де Монтиано. — Пока что этот Гальярдо лишь серьезно поссорил меня с дочерью.

— Не надо валить с больной головы на здоровую, — рассердился Рамирес. — Если кто и виноват в том, что произошло, так это даже не Санчес, а ты! Потому что позволил Санчесу столько лет вертеться вокруг Валерии. Не я ли тебе всегда говорил, что он очень умело отваживает от твоей дочери всех, даже потенциальных, поклонников. О том скажет что-нибудь плохое, о другом, и, глядишь, Валерия начинает смотреть на человека уже глазами Санчеса. Вот только с Гальярдо он оплошал. Не успел заранее настроить против него Валерию. Зато теперь мы имеем возможность представить, какими приемами он обычно пользовался. Опорочить человека, облить грязью — это у него называется «навести справки».

— Но почему ты так уверен в непогрешимости Гальярдо? — не без удивления спросил Де Монтиано. — Ведь ты его совсем не знаешь!

— Да, я не знаком с Гальярдо, но зато прекрасно знаю Санчеса! И этого мне достаточно, чтобы верить не ему, а Валерии! А если этого недостаточно для тебя, то я тоже могу справиться по своим каналам об отце Карлоса Гальярдо. И уверен, что тогда твои Санчес будет полностью посрамлен!

— Что ж, сделай милость, расследуй, — неожиданно согласился с его предложением Де Монтиано. — Буду тебе очень признателен.

— Ладно, я займусь этим, хотя и без большой охоты, — сказал Рамирес. — А ты, пожалуйста, не мучай девочку своими упреками. Пусть она отдохнет как следует и спокойно разберется в себе. Обещаешь?

— Постараюсь, — не слишком уверенно пообещал Де Монтиано.