Когда сеньора Амаранта вернулась домой, уже совсем стемнело. Привычный взгляд скользнул по вешалке — ни шляпы, ни трости, ни плаща — мужа нет дома. Отговорится, как всегда, работой. Пусть. Она привыкла к стене глухого безразличия, что выросла между ними за последние годы. Но зато с ней ее сын, ее дорогой Хулито. И тут же она услышала быстрый топот ног по лестнице — сын бежал встречать ее. Она заключила его в объятия и страстно прижала к груди хрупкое стройное тельце, погрузив лицо в золотистые волосики. Мальчик вытянулся за последнее время, и, отстранив его от себя, Амаранта любовалась им — рыжеватый, белокожий, с красивыми зеленоватыми глазами. Правда, несколько болезненного сложения и не совсем уравновешенного нрава. Когда он веселился, то не было ребенка милее и очаровательнее него, но часто он бывал и плаксив, и капризен. По складу души, по внешнему облику он нисколько не походил на Амаранту, женщину страстную и прямодушную до жесткости. И тем страстнее она обожала его. Теперь всю свою страсть она вкладывала в учебу сына, желая для него блестящей будущности.

Отца мальчик знал мало. Нарядный надушенный господин, который по временам появлялся на их половине, ассоциировался у него скорее с гостем, чем с близким родным человеком. Однако отец неукоснительно требовал ведомость об успеваемости в конце учебного года и дарил подарки к Рождеству, Пасхе и на день рождения. Мать была с Хулито постоянно, любящая, преданная, требовательная. Мальчик любил ее, но и уставал от нее. Его легкий, подвижный, веселый нрав требовал иных, более живых и ярких впечатлений, Амаранта же признавала лишь полезное — главным для нее были дисциплина и гигиена. Страстно любя сына, она была с ним сурова. А мальчик то ласками, то забавными шалостями все старался растопить царящий вокруг него холод, и порой ему это удавалось. Тогда оба они безудержно хохотали. И это были те мгновения, которые связывали их теснее всего.

— Сделал уроки? — оторвавшись от сына, уже строго спросила сеньора Амаранта.

— Почти, — с улыбкой признался Хулио.

Брови Амаранты невольно сдвинулись, так она и думала: стоит ей только отлучиться!..

— Иди сейчас же к себе, — распорядилась она. Спустишься, когда закончишь.

Мальчик поплелся вверх по лестнице. Он столько хотел рассказать! Ведь они не виделись целый день! Но что поделаешь, он опять зачитался приключениями! А теперь, хочешь не хочешь, придется решать противные задачи. Возможность ослушаться матери ему и в голову не приходила.

Донья Амаранта сидела, задумавшись, у себя в спальне. Комната, вся состоявшая из белоснежных полированных поверхностей, мало походила на женскую обитель; но натянутые нервы хозяйки не выносили ни малейшего беспорядка. Цветная косынка на столике произвела бы впечатление взрыва.

— Сумасшедшая! — отзывался о ней муж.

Она сидела в кресле, откинувшись на спинку, положив руки на подлокотники, и перед глазами ее проходили картины прошлого.

Маленький дом с комнатами почти без мебели, но без единой пылинки. Скудная похлебка на столе, и гордость за свое древнее благородное имя. Альваресы были их соседями — зажиточные, шумные плебеи. Втайне она их презирала. И все-таки вышла за старшего из соседских сыновей, когда тот посватался. Ей было шестнадцать, ему двадцать четыре, и он только что получил диплом адвоката. Говорили, что тогда она была хороша собой. Да, она была хороша, но и тогда в ней было мало женственного. Гордость — вот что в ней было главным и что осталось главным до сих пор.

Недурен собой был и Алонсо Альварес, недурен, неглуп и очень честолюбив. Манеры его в те времена не отличались безупречностью, но он не считал для себя зазорным поучиться у своей пусть бедной, но родовитой жены, а она знала все правила этикета до малейших тонкостей. Не щадя сил, служила она его честолюбию и его карьере. На самом же деле она служила своей гордыне, мечтая, что однажды перестанет презирать его… Жили они сперва скудно, поскольку в приданое она принесла ему лишь древнее аристократическое имя, но для его карьеры и этого оказалось немало. Идеальная чистота и порядок царили в их скромном жилище. Алонсо успешно продвигался по службе. И вскоре они переехали в квартиру попросторнее, а потом и в другой, более престижный район. Тогда же они впервые наняли прислугу. Амаранта сумела вышколить деревенскую девчонку, и та тоже стала идеальной помощницей — служит в доме Альваресов и до сих пор, сухопарая, засидевшаяся в старых девах Миранда. Дважды в год Альваресы устраивали большие приемы и раз в месяц приглашали нужных для Алонсо людей.

Приемы и вечеринки были безукоризненными с точки зрения этикета и вместе с тем чопорными и безжизненными. Но оказаться в числе приглашенных к Альваресам стало со временем престижно, и все отдавали должное Амаранте как идеальной жене.

Алонсо же с годами становился все холоднее, строже и безупречнее. Поначалу он любил одеваться ярко, обожал цветные рубашки, пестрые шейные платки, и цветы ему нравились яркие, крупные, нравились и деревенские покрывала, половики, аляповатые кувшины. Он даже попытался поначалу что-то такое принести к ним в дом, но как-то сник под недоумевающе-вопросительным взглядом жены. Со временем он оценил преимущество безупречных костюмов и манер, и сам стал изысканно вежлив, чопорен, холоден и неуязвим. Восемь лет они прожили без детей. Когда окончательно стало ясно, что родить Амаранта не сможет, они были уже достаточно богаты, чтобы хотеть иметь наследника. К тому же их идеально налаженный и упорядоченный дом, блистающий чистотой и холодом, нуждался в солнечном лучике, малой толике беспорядка, красочном мазке — он нуждался в жизни, а жизнь могла появиться в нем только вместе с ребенком.

Перед глазами Амаранты возникло узкоглазое скуластое лицо Флоры. Она презирала эту женщину, она была ей противна, но Флора принесла ей счастье; Амаранта как бы вновь увидела белый сверток с голубыми лентами и крошечное личико, которое показалось ей необычайно осмысленным. С тех пор ее муж мог чувствовать себя совершенно свободным, она же целиком и полностью принадлежала ребенку.

Амаранта припомнила сына двухлетним — смышленого, подвижного и веселого. Он не отпускал мать ни на секунду, и стоило ей отойти, закатывался громким ревом. За его безоглядную преданность Амаранта обожала сына и готова была отдать собственную жизнь, лишь бы ее сыну было хорошо и комфортно.

Четыре года, пять, игры в саду, занятия рисованием, музыкой. Она не хотела нанимать ему даже гувернантку, обходилась услугами няни и сама до школы учила его и читать, и писать, и считать.

А пляж! А купание в море!..

И вот он впервые идет в школу, а они с Алонсо провожают его. Они выбрали для Хулито католический колледж, но на пансион Амаранта отдавать сына не захотела и ходила за ним в школу каждый день, будто на свидание. Как радостно он бежал к ней навстречу с криком:

— Мамочка!

Как весело они обедали в большой столовой, и Хулито без умолку рассказывал матери о школьных новостях, учителях, товарищах, происшествиях…

Теперь он приходил из школы сам. Но с недавних пор Амаранта стала посылать служанку, чтобы та следила, как Хулито пройдет несколько шагов по улице от школы до дома: боялась, как бы его не похитили. Что, если Алонсо не просто доводит ее до сумасшествия? Что, если вокруг ее дома бродит ужасная узкоглазая женщина и хочет отнять мальчика?! Все, все грозятся отнять у Амаранты ее жизнь! Но она сумеет постоять за себя, сумеет защитить своего ребенка. Она и представить себе не могла, что явятся какие-то совершенно чужие люди, докажут свое право на Хулито и заберут мальчика. Но ведь не спала ночами она! Именно она подносила поначалу соску, а потом и ложку к этому крошечному ротику! Поддерживала малыша, когда он делал первые шаги, и подхватывала на руки, когда он падал. А болезни? А страхи? А тяжелеющее, наливающееся сном тельце на руках? Именно у нее он искал утешения и защиты, когда кричал ночью «Мама», звал ее!

Лицо Амаранты становилось все жестче и жестче. Теперь она продумывала средства, какими может защитить себя и мальчика. Если дойдет до дела, она просто убьет этих хищников! Вот только чем?

И тут холодные капли пота выступили у нее на лбу. Боже! О чем она думает? Нет, она и вправду может стать сумасшедшей! До каких страшных мыслей она дошла! Но доктор поможет ей. У нее не в порядке нервная система. У нее нет врагов, кроме Алонсо. Это он хочет довести ее до безумия и отнять мальчика! Но она…

Бедная женщина не могла вырваться из плена непереносимого страха. Нет-нет, как только она успокоится, то найдет средство справиться с Алонсо! Пока же для нее самое важное успокоиться, а то ведь уже снова дрожат руки и все путается в голове. Доктор сказал: «Если я вам понадоблюсь раньше…» Наверное, лучше ему позвонить… Пусть для начала даст какое-нибудь лекарство… Говорят, правда, что от этих лекарств тупеют, и тогда она может не укараулить своего мальчика… Господи! Но все-таки, наверное, нужно позвонить и попросить о встрече хотя бы в понедельник с утра!

Амаранта, лихорадочно порывшись в сумочке, нашла визитную карточку доктора и выложила ее на стол. Сейчас пройдет минута слабости, ноги опять будут ее слушаться, Амаранта подойдет к телефону и позвонит.

И тут она услышала шаги. Алонсо! Он вернулся! Значит, уже так поздно! Он никогда не возвращается раньше полуночи и, если видит у нее свет, считает своим долгом пожелать ей спокойной ночи. Как это низко, однако! Значит, сегодня ей никак уже не позвонить. А Хулито? Что же он до сих пор не спит? Значит, к ее приходу сын не сделал ни одного урока. Вот уж он-то никогда не ложится спать без ее поцелуя!

Амаранта торопливо поднялась в комнату к сыну. Под горящей лампой, положив голову на тетрадку, мальчик мирно спал. В другое время Амаранта рассердилась бы, но не теперь. Теперь же она разбудила своего сыночка поцелуем, отвела в постель, раздела и уложила. Хулито удивленно и благодарно улыбнулся ей и тут же заснул, обрадовавшись непривычной снисходительности. Амаранта погасила лампу и спустилась к себе.

Алонсо стоял возле ее кресла и с весьма сумрачным видом изучал карточку доктора Монкадо. В чем-в чем, а в малодушии Амаранта не могла себя упрекнуть. Если настала минута решительного объяснения, то она готова. Может, это и будет лучшим лечением!

— Что, и до тебя добрался этот человек? — спросил Алонсо, и в голосе его прозвучало скорее беспокойство и усталость, нежели гнев и раздражение.

Это беспокойство мгновенно насторожило Амаранту.

— Какой человек? — поинтересовалась она.

— Монкадо. Тебе он тоже предъявил свои права на Хулито? Или рассказал только о страданиях несчастной матери, которая по воле злых людей лишилась своего ребенка, едва произведя его на свет?

— Я ничего не понимаю, Алонсо, — Амаранту опять начала бить дрожь, ноги у нее подгибались, и она опустилась в кресло. — О чем ты?

— Но я же вижу, что у тебя был этот человек, который приходил и ко мне, выдавая себя за отца Хулито. Я хочу знать, чего он требовал от тебя. Денег?

Амаранта ловила ртом воздух, глаза ее были полны ужаса, она ничего не могла ответить.

— Господи! Я всегда забываю, что ты становишься просто ненормальной, стоит завести об этом речь, — уже с раздражением произнес Алонсо. — Прими успокоительное, постарайся прийти в себя, завтра мы поговорим! И имей в виду, у них нет никаких доказательств! Тем более, что прошло столько лет!

С этими словами он вышел из комнаты, а Амаранта осталась сидеть будто каменное изваяние.

Как это нет доказательств? Сегодня она сама дала все доказательства…