Эстела и Ирена сидели в гостиной и разговаривали о Федерико Корхесе.

Разговор этот не был интересен Ирене. Она твердила, что всегда подозревала его, что этот человек опасен, и ей было тяжело жить с ним под одной крышей.

Эстела же чувствовала себя удрученной. До каких пор она, как девочка, будет обманываться в людях? Она во всем винила только себя: ведь это была ее инициатива, чтобы Корхес поселился в особняке. По ее милости Ирена пережила шок из-за Мартики, к чьему похищению, теперь это ясно, Корхес приложил руку, по ее вине Галаррага целую ночь находился между жизнью и смертью. Но теперь, к счастью, хоть этот страх оказался позади: врачи сделали операцию, вынули пулю и выразили твердую уверенность, что Рамон поправится.

Разговаривая обо всем этом, они не касались темы, которая больше всего волновала их обеих: освобождение из-под ареста Карлоса. Позже к ним спустилась Амалия. Она тоже ни словом не упомянула Карлоса. Но все они понимали, что после того, что произошло, освобождение его не за горами.

Радостное известие об освобождении Карлоса принесла Пелука. Она пришла, чтобы рассказать им, что повстречала на улице Клаудию, которая дала ей понять, что не сегодня-завтра ее отец намерен выпустить Карлоса и явиться к ним, чтобы принести свои извинения.

Тогда Эстела тоже рассказала подругам о том, что Портас в недавнем телефонном разговоре намекнул ей на близкое освобождение Карлоса.

— Остается ждать, — подытожила Ирена.

…Карлос в сопровождении прокурора Темеса и следователя Портаса явился через час после прихода Пелуки.

Пока он обнимал всех своих родных и близких, Темес усердно приносил свои извинения, которые в основном выслушивала Эстела. Хермансито невозможно было оторвать от отца, Ирена тоже не обращала внимания на прокурора и следователя. Зато Ана Роса буквально смотрела им в рот — она рассчитывала услышать что-то новое о Корхесе.

Онейда и Мариела принесли на подносах бокалы, наполненные вином, и Эстела, вспомнив свою роль хозяйки, усадила гостей и пригубила вместе с ними вино.

Амалия жадно вглядывалась в лицо сына: он похудел, в уголках губ у него появились неглубокие складки. Но главное — он вернулся, и весь этот кошмар позади. А уж как счастлив Хермансито, как радуется Мартика! Милые дети, сколько они пережили за это время.

Ирене же хотелось одного — чтобы Темес и Портас поскорее покинули их дом. Ей тяжко было выслушивать их извинения; они звучали почти как оскорбления. И она не понимала, отчего Эстела так расшаркивается перед этими типами, которые принесли им так много горя, особенно Темес.

Словно подслушав ее мысли, Темес сказал:

— Сеньора Ирена, но мы здесь не только для того, чтобы принести вам свои извинения. Нам надо кое-что сообщить вам… важное.

— Пусть это сделает Карлос, — вставил Портас.

В лицах Портаса и Темеса была такая торжественность, что все в гостиной примолкли.

— Говори, Карлос, — прижав руки к груди, промолвила Пелука. — Я, кажется, знаю, о чем ты хочешь нам сказать… Ну, не тяни, говори же…

Карлос подошел к Ирене.

— Ирена, — голос Карлоса дрогнул. — У меня есть для тебя прекрасная новость…

— Не говори так, дорогой, — устало проронила Ирена, — лучшая новость для меня заключается в том, что ты теперь на свободе…

— Нет, Ирена, эта новость… Я не знаю, какими словами сообщить ее тебе…

Волнение Карлоса подействовало на Ирену самым неожиданным образом. Она отошла в глубь комнаты и, закрыв лицо руками, произнесла:

— Умоляю тебя, ни слова… С моей стороны, я знаю, это эгоистично, но ваши прекрасные новости для меня — пустой звук. Я знаю, что Эстела, — при этих словах она подошла к Эстеле и нежно погладила ее по плечу, — была очень разочарована моей реакцией на ее сообщение о том, что она выиграла процесс. Прости меня, Эстела, я понимаю, как все это важно для моих детей, но для меня самой… Мне все безразлично. Простите меня и вы, мои дети, — она обняла подбежавшую к ней Мартику, — я знаю, что должна прийти в себя, должна вернуться в мир, который был когда-то для меня так прекрасен, но не могу, не могу насиловать себя…

Карлос беспомощно оглянулся на Эстелу, которая в знак того, что понимает чувства Ирены, печально наклонила голову.

— Умоляю, выслушай меня, — снова заговорил он, — уверяю тебя, это лучшая новость на свете…

— Лучшая новость! — Ирена гневно вскинула голову. — Да неужели ты не понимаешь, что есть единственное средство вернуть меня в этот мир! Но оно из области фантастики… Если бы я могла раскопать могилу Хермана, откинуть гробовую крышку и вдохнуть в него заново жизнь — вот была бы лучшая новость в моей жизни! Я бы согласилась, вдохнув в него жизнь, тут же лечь заживо на его место и пусть бы меня закопали! Простите меня, что я испортила всем вам праздник своими слезами, — голос Ирены и вправду сорвался на рыдания.

— Раскапывать могилу нет нужды. — Это вступил в разговор Темес, до сих пор молчавший. — В этой могиле лежит другой человек. Ваш муж жив, сеньора.

Его слова поразили присутствующих как громом. Все на секунду застыли, словно боялись неосторожным жестом спугнуть эти волшебные слова. И только Мартика вдруг неожиданно для всех закричала:

— Это правда! Я знаю, это правда! Мой папа жив!

Ирена зажала уши руками.

— Молчите, — страшным голосом прошептала она, — молчите, Темес… Чего еще вы добиваетесь от меня таким диким образом? Для чего вы пытаете меня? Зачем так чудовищно лжете? Какую цель имеет этот изуверский шантаж?

Пелука подошла к ней и отвела руки Ирены, положив их себе на плечи.

— Выслушай его, Ирена, — сказала она. — Этот человек говорит правду. Херман Гальярдо не умер. Он жив!

— Не сводите меня с ума, — простонала Ирена, опускаясь на колени. — Нет, не надо… Я своими глазами видела, как ему проломили голову…

— Да, он был ранен, но остался жив, — снова заговорил Карлос. — В этом деле была замешана Ярима… Она устроила так, что мы все решили, будто Херман погиб. Но в огне сгорел другой человек.

— Нет, нет, нет! — Ирена, как безумная, молотила кулаками по полу. — Нет, это неправда! Что вам всем от меня нужно? Зачем вы мне лжете! Я могла бы поверить в это неслыханное счастье только в одном случае — если бы мой муж сейчас вошел в эту комнату…

— Ирена, — Карлос осторожно оторвал ее от пола, поднял и прижал к себе. — Ну а если ты услышишь его голос, ты поверишь нам?

— Голос с того света… — Ирена, отпрянув от Карлоса, умоляюще заглянула ему в лицо.

В это время Портас, единственный человек, наблюдавший за всей этой картиной с невозмутимым спокойствием, поднес к Карлосу телефон. Трубку он уже держал на весу.

— Херман на проводе, — тихо сказал он Карлосу. — Я уже предупредил его, что сейчас с ним будет говорить жена.

Карлос чуть ли не силой прижал трубку к уху Ирены.

И вдруг голос, пронзивший ее, как молния, произнес:

— Ирена, Ирена, любимая моя… Это я, твой Херман.

— Пойдемте все ко мне, — проговорила Эстела, — прокурор, вы должны нам все рассказать.

— Что же ты молчишь, родная моя? — Ирене казалось, из трубки на нее проливалась райская музыка.

— Я не молчу. Я покрываю трубку поцелуями. Я хочу поцеловать твой голос. Он, как солнечный луч, только скользит по моим губам… но какое тепло, Херман! Ко мне как будто возвращается жизнь. — Ирена бормотала, как помешанная. Ей казалось, что вокруг нее стремительно вращаются какие-то светила, рассыпая искры по всему свету, видимому и невидимому. — Но где ты, любимый мой? Я хочу видеть тебя, слышать, осязать…

— Девочка моя, я сейчас в Мадриде. Прости, не сумел известить тебя раньше, что я жив…

— Ты приедешь? — нетерпеливо перебила его Ирена.

— Милая, на мне лежит один долг, и я должен его выполнить. Из-за меня погибла Ярима. — Херман сделал паузу, ожидая расспросов Ирены, но их не последовало. Ирена жадно внимала каждому его слову. — Она закрыла меня от пули собственным телом. Похороны будут в Риме, там живет ее сестра Вероника. Я полечу в Рим, похороню Яриму и вернусь к вам, родные мои… Я так соскучился по тебе, по детям…

— Я лечу с тобой, — вырвалось у Ирены, но она тут же поправилась. — То есть я немедленно закажу себе билет до Рима. Ты согласен?

— Согласен ли я! Конечно, родная моя! Но, может быть, с тобой кто-нибудь еще полетит? У тебя такой слабенький голосок, мне тревожно за тебя…

— Кто может полететь со мной? — и тут же услышала голос Пелуки:

— Я полечу с тобой, Ирена.

Давно уже под крышей особняка Эстелы ди Сальваторе не собиралось столько счастливых людей.

Дети как угорелые носились из комнаты в комнату и на кухню, влезая в разговоры взрослых, но их никто не одергивал.

Мартика прибежала к Ирене, Эстеле и Пелуке, занятым упаковкой вещей для предстоящего отъезда в Рим, с сообщением, что бабушка Фьорелла восприняла известие о воскрешении Хермана из мертвых с великой радостью и заявила, что отныне ни одно в жизни испытание не сможет поколебать ее веры в великое милосердие Господне.

На кухне завершались приготовления к пышному застолью. Эстела высказала мысль, что следовало бы пригласить на пир Темеса и Портаса, но Карлос возразил против этого, сказав, что благодаря ретивому прокурору он вынужден был много дней есть тюремную пищу. Ана Роса изъявила пожелание немедленно отправиться в клинику, где лежит Галаррага, чтобы от имени семей ди Сальваторе и Гальярдо морально поддержать его и принести ему кое-какой снеди с пиршественного стола.

Пока Пелука с Эстелой собирали иренин чемодан, Карлос с Амалией решали, что им делать дальше.

— Мне надо бы поехать в Испанию, — говорил Карлос, — необходимо завершить кое-какие сделки. Но как-то неловко оставлять сейчас Эстелу, которая столько для нас всех сделала, одну…

— Тебя беспокоят только сделки? — лукаво усмехнулась Амалия.

Карлос ответил ей такой же ласково насмешливой улыбкой.

— От тебя ничего не утаишь. Ну да, я хочу повидать Валерию.

Амалия кивнула в сторону телефона.

— А не поговорить ли вам прямо сейчас? Я, как тактичная мать, могу удалиться, сославшись на какое-нибудь неотложное дело.

— Например? — взяв ее лицо в ладони, спросил Карлос.

— Ну, пойду посмотрю, не переложит ли на радостях Онейда цукатов в торт…

— Это действительно очень важное и неотложное дело, — подхватил Карлос.

— А главное — предлог-то какой хороший, чтобы выйти из гостиной, — добавила Амалия, удаляясь.

— Между прочим, я не против, если цукатов окажется много, — уже набирая номер телефона, крикнул ей вслед Карлос.

Услышав в трубке голос Валерии, он вдруг почему-то растерялся, как мальчишка, и некоторое время не мог вымолвить ни слова.

Валерия уже было решила, что кто-то ошибся номером, и хотела повесить трубку, как услышала наконец голос Карлоса:

— Это я.

Валерия немедленно отреагировала.

— А это я.

— Знаю, что ты, — вдруг одновременно произнесли они и рассмеялись.

— Ты рассчитывал устроить мне сюрприз? — отсмеявшись, сказала Валерия.

— А мое возвращение на волю может стать для тебя сюрпризом? — тут же отозвался Карлос.

— Да, если бы дядя Лео не известил меня заранее об этом счастливом событии. Так что я в курсе всех ваших дел. Скажу тебе больше — до меня доносится аромат большого праздничного пирога с орехами и марципанами.

— С цукатами, — уточнил Карлос.

— Хотелось бы отведать кусочек, — высказала пожелание Валерия.

— Непременно привезу его тебе, — пообещал Карлос. — Он успеет остыть, но не зачерствеет к тому времени, как я увижу тебя.

— Прошу тебя, не задерживайся. Я не хочу поломать об этот кусочек свои зубы. И цукатов, пожалуйста, побольше…

— Мне еще раз пересчитать цукаты или я уже могу войти к тебе? — из кухни выглянула Амалия. — Тактично ли будет задать вопрос: как прошел разговор с Валерией?

— Оживленно, — отозвался Карлос.

— Молодец она! — вынуждена была признать Амалия. — Ведь ей сейчас нелегко, у нее отец в больнице. Она не говорила о нем?

— Нет, ни слова… Сердце?

— Инсульт, — вздохнула Амалия. — Словом, ты, конечно, летишь сразу после ужина? А я?

— Мама, — Карлос потянул ее за руку и усадил рядом с собой, — понимаешь, Эстелу сейчас нельзя оставлять одну. Кто-то должен присмотреть за детьми, пока не вернутся Ирена с Херманом.

— Папа, — в гостиной вдруг возник Хермансито, — ты что, уже уезжаешь?

Карлос и ему указал на место рядом с собой.

— Знаешь, мне сейчас очень надо вернуться в Мадрид. Но я чувствую, что мы с тобой недолго будем в разлуке.

— У тебя в Испании дела или… — Хермансито опустил глаза.

— Кажется, я поведу себя со своим сыном так же, как с прокурором Темесом, — рассмеялся Карлос, — он задавал мне свои вопросы, а я ему в ответ: не знаю, не знаю, не знаю…

— Ты не знаешь, любишь ли Валерию? — не принял игры Хермансито.

Карлос в миг сделался серьезным.

— Не знаю, дорогой мой. Увижу ее — возможно, что-то пойму… А пока не пора ли нам всех звать к ужину?..

…Такси, привезшие Клаудию и Карлоса к зданию аэропорта, подъехали почти одновременно.

Клаудия первая заметила Карлоса, принимающего из рук водителя свой чемодан, и подошла к нему.

— Только не говори, Карлос, что я нарочно преследую тебя, — Клаудия приблизилась к нему и, прежде чем он успел повернуть голову, чмокнула его в щеку.

— Только не говори, Клаудия, что судьба специально сводит нас, — суховато отозвался Карлос.

— Нет, но скажу, что нас здесь свела как бы общая цель, хотя маршруты у нас, безусловно, разные…

— Неужели? — изумился Карлос. — Так я могу надеяться, что мы не окажемся в одном самолете?..

— В том случае, если ты летишь в Мадрид, как я полагаю, а не в Майами вместе со мной, — шутливый тон удался Клаудии.

Карлос успокоился.

— У меня в запасе около получаса. Могу посадить тебя на самолет, — предложил он.

— Это чудесно. Я улечу с сознанием, что ты проводил меня… Впрочем, конечно, ты сделаешь это с чувством облегчения, не так ли?

Карлос взял у нее из рук дорожную сумку.

— Мне бы хотелось, чтобы ты сделала окончательный выбор, Клаудия. Чтобы ты перестала метаться.

— Нам туда, — махнула рукой Клаудия, указывая на стойку, возле которой собрались пассажиры на рейс Каракас — Майами. — Метаться, Карлос, хорошо до тридцати лет, когда еще есть силы, есть неукротимая фантазия, горячие надежды.

— Надежды остаются, — возразил Карлос, — просто они взрослеют и изменяются вместе с нами.

— Постараюсь думать так же, — проговорила Клаудия. — Мне пора. Не сердись на моего отца. И не поминай меня лихом. Будь счастлив, запретный мужчина!

— Будь счастлива, сумасбродная женщина! Пришли как-нибудь весточку из Майами… Кланяйся мужу…

— Непременно, — пообещала Клаудия, растворяясь в толпе пассажиров.

Не успел Карлос проводить ее глазами, как его окликнули. Это был Даниэль.

— И как это мы не разминулись в воздухе над Атлантикой?! — заговорил он. — Валерия считает, ты уже висишь где-то над океаном. Она очень переживает за какой-то кусок пирога, который может зачерстветь.

Карлос обрадованно хлопнул его по плечу.

— Черта с два, зачерствеет! Долетит целехонький!..

— А мне-то оставили этот замечательный пирог? — забеспокоился Даниэль.

— Об этом, парень, спроси Милагритос… Она вчера крошки в рот не положила, — торжественно объявил Карлос.

— Тогда бегу за своей порцией! — засмеялся Даниэль.

— А Валерия уже, наверное, выехала в аэропорт за своей, — предположил Карлос, тревожно поглядывая на часы. — Приятного аппетита, Даниэль!

— Счастливого пути, Карлос!