Валерия просматривала отснятый за день материал, прикидывая, как лучше скомпоновать из него сюжет о воскресном отдыхе горожан. Такое немудреное задание получила она в редакции, где проходила стажировку, собираясь в недалеком будущем стать профессиональным тележурналистом. Предложенная тема не слишком вдохновляла Валерию, но она старалась выполнить задание наилучшим образом: ведь в случае удачи этот материал мог пойти в одной из развлекательных телепрограмм.

Отдав дань мадридским паркам и музеям, Валерия отправилась в Толедо, где обычно проводят свой уик-энд многие жители столицы.

Кадры, отснятые в Мадриде, показались Валерии сухими, лишенными какой-либо изюминки: лица людей терялись там на фоне привычных зрительскому глазу живописных полотен и памятников архитектуры. Зато в Толедо ей удалось запечатлеть атмосферу отдыха и даже праздника. Пейзаж там действительно выступал лишь фоном, а на первом плане оказались люди — с их настроениями и пристрастиями. Одни отдавали предпочтение многочисленным кафе, и пленка отчетливо свидетельствовала, что им очень нравится такое времяпрепровождение. Другие гуляли по набережной Тахо — в задумчивом одиночестве или целой компанией. По мере того, как солнце подвигалось к линии горизонта, менялось освещение в кадре и менялся цвет воды в великолепной Тахо: от голубовато-белесого в полдень до глубокого аквамарина ближе к вечеру. Такое изменение оттенков как бы подтверждало известную истину о том, что нельзя войти дважды в одну и ту же реку. А когда розоватые отблески заката отразились в водах Тахо, то могло показаться, будто ее течение стало более плавным и медленным, а вместе с ним замедлилось и само течение времени…

Валерия перевела взгляд на белевшую в полумраке розу и почувствовала тонкий ее аромат. Лепестки, приувядшие было за время обратной дороги из Толедо, теперь расправились и задышали, а темно-зеленые листья, погруженные в воду и преломленные хрусталем вазы, напомнили ей предвечернюю зелень Тахо.

«Надо отбросить все, что снято в Мадриде, и оставить только Толедо», — решила она. Дальнейшая работа над сюжетом заняла совсем немного времени, так как отснятые кадры почти не нуждались в дополнительном монтаже. Сама собою у Валерии получилась лирическая зарисовка одного дня, где героями были неуклонно текущие река и время, а также люди, взиравшие на это течение со своего суетного житейского берега.

В самый же центр повествования Валерия поставила необычную пару, привлекшую ее внимание. Это были молодой мужчина и пожилая женщина. Даже сторонний наблюдатель, случайно бросивший взгляд в их сторону, не смог бы заподозрить в них любовников. Вне всякого сомнения, это были мать и сын. Но выделяло их из общей массы гуляющего народа такое трепетное и нежное отношение друг к другу, которое нечасто встречается вообще среди людей, и уж тем более между родителями и взрослыми детьми. «Возможно, они встретились после долгой разлуки, — предположила Валерия. — Во всяком случае очевидно, что за этими двоими стоит какая-то непростая, волнующая история».

Валерия еще раз обратила свой взор на розу и вспомнила, почему не стала выяснять, кто именно послал этот цветок. Тогда она была уверена, что на подобный жест способен только тот рыцарь, гулявший по набережной со своей матерью.

Сейчас этой уверенности поубавилось, но все же Валерии почему-то хотелось, чтобы эта роза была загадочным романтическим посланием непременно от него — мужчины, встреченного ею в Толедо.

Родриго твердо держал слово, данное Яриме, и постепенно расширял круг ее полномочий. Правда, подводная часть айсберга, составляющая основную часть доходов фирмы, которую возглавлял Санчес, по-прежнему оставалась для Яримы закрытой. Но и то, что представляла собой легальная деятельность Родриго, было весьма впечатляющим.

— Когда я только начинал свое самостоятельное дело, понятие промышленного шпионажа еще не было в ходу, — пояснял он. — Но каким-то чудом, — Родриго хитровато усмехнулся, — мне повезло сообразить, что через несколько лет мир окажется поделен между теми, в чьих руках будет сосредоточена информация о финансах. И я приложил кое-какие усилия, чтобы заполучить в свое ведение необходимую разведслужбу. Теперь, как ты могла заметить, мне живется довольно просто: я всего лишь вовремя скупаю то, что стоит дешево, и затем продаю это подороже. А если быть более точным, то я просто раньше других узнаю, какая компания и в какой стране вот-вот должна попасть в затруднительное положение. Тогда я протягиваю ей руку помощи и получаю заслуженное вознаграждение.

— Никак не могу понять, почему ты со мной так добр, — сказала в ответ на это Ярима. — Ведь я тебе совсем не нужна. У тебя все так налажено, что я, с моим кустарным опытом, пожалуй, не смогу вписаться в твою систему.

— Впишешься! — приободрил ее Родриго. — Всему свое время.

— Но все-таки скажи, почему ты со мной возишься? Зачем я тебе понадобилась? — прямо спросила Ярима.

Она надеялась услышать, что Родриго по-прежнему испытывает к ней интерес как к женщине, но услышала нечто совсем иное, обескураживающее:

— Наверно, мне просто хочется покрасоваться перед тобой: вот, дескать, кем я был, и кем стал! Сейчас в моем окружении не осталось людей, которые знали меня в ту пору, когда я был ничтожной пешкой в руках Гальярдо. С другой стороны, меня, видимо, угнетает необходимость раздваиваться. Одни видят во мне только влиятельного бизнесмена, а другие — только сурового, недоступного босса. Между теми и другими — пропасть. Это два отдельных, практически не смыкающихся мира… А тут судьба послала мне такой подарок: перед тобой я могу предстать сразу в двух своих ипостасях. Да, я не боюсь быть с тобой откровенным.

— Спасибо, что доверяешь мне, — преодолев некоторую растерянность, произнесла Ярима. — Честно говоря, я и не подозревала, что такие преуспевающие люди, как ты, могут испытывать какой-либо дискомфорт…

— Увы, во всяком деле есть свои издержки, — вздохнул Родриго и почти без паузы продолжил: — Однако я хотел сказать, что сегодня ты поедешь со мной в качестве секретаря на одну важную встречу с банкирами. Пусть они привыкают к тебе, а ты понемногу присматривайся к ним.

— Но я не слишком много в этом понимаю…

— Все, что необходимо, ты поймешь, — заверил ее Родриго.

И оказался прав. Ярима не только поняла, о чем говорили банкиры, но и кое-что сверх того. Встреча происходила в банке сеньора Де Монтиано, и когда гости уже стали прощаться, в кабинете появилась юная особа весьма приятной наружности. Оказалась она дочерью сеньора Де Монтиано и зашла к отцу совершенно случайно. Однако от Яримы не укрылось, что Родриго был очень рад такой случайности. Положа руку на сердце, он приветствовал девушку почтеннейшим поклоном, а затем лучезарно улыбнулся и посмотрел ей прямо в глаза: дескать, нет слов, чтобы выразить всю мою признательность и восхищение! Девушка улыбнулась в ответ приветливо и чуть-чуть озорно.

Ярима же в тот момент ощутила у себя в груди легкий холодок ревности и немало этому удивилась.

«Я влюбляюсь в Родриго? Это ни к чему! Он меня явно не любит, а второй такой же истории, как с Херманом, мне бы для себя не хотелось.»

И тем не менее по дороге домой она спросила Родриго:

— Скажи, почему ты до сих пор не женат? Ведь ты очень нравишься женщинам. Неужели ни одна из них не тронула твоего сердца?

— Отчего же? У меня было много романов! — весело ответил Родриго. — Но женитьба — это слишком серьезный шаг.

— Помнится, когда-то ты был иного мнения на сей счет. Что, если бы я ответила согласием на твое предложение? Или ты просто морочил мне голову?

— Тогда я был молод, глуп и… безответственен!

— Значит, судьба уберегла меня от ошибки? — несколько натянуто поддержала его шутливый тон Ярима.

— Разумеется, — не стал уверять ее в обратном Родриго.

— А эта банкирская дочь, Валерия? К ней ты кажется неравнодушен?

— Валерия во многом еще дитя, — ответил он уклончиво, давая, впрочем, понять, что ему не хотелось бы говорить о Валерии в таком игривом тоне.

«Так вот, оказывается, где твое слабое место, Родриго Санчес! — не без злорадства подумала Ярима. — Что ж, на всякий случай будем иметь это в виду.»

Валерия забежала к отцу, чтобы поделиться радостью: материал, тот самый, отснятый ею в Толедо, приняли к эфиру. А это означало, что она теперь может рассчитывать на постоянную работу на телестудии.

— Рад за тебя, дочка, — отец поцеловал ее в лоб, как маленькую. — И хотя ты знаешь, что я не в большом восторге от этого твоего увлечения…

— Папа, не надо! — прервала его Валерия. — Неужели ты хочешь омрачить мою радость?

— Ни в коем случае! — засмеялся Де Монтиано. — Просто я считаю, что журналистика — это занятие для мужчин.

— Ты неисправим, папа, — капризно надула губки Валерия.

— Ну перестань, не сердись! — отец обнял ее и прижал к себе. — Я же сказал, что рад твоему успеху. Поработай. Попробуй себя в этом деле. Кстати, возможно, тебе понравится и что-нибудь другое. А потом, ты уже давно не читала мне своих новых стихов. Что, поэзия тебя больше не привлекает?

— Папа, можно перестать писать стихи, но нельзя разлюбить поэзию, — серьезно ответила Валерия. — А стихов я не пишу сейчас, вероятно, потому, что мне нужны какие-то новые впечатления. Недавно я обнаружила, что совсем не знаю мира, в котором живу. Вот, например, там, за окном, идут по тротуарам или едут в машинах люди. А что их волнует, какие заботы ими движут — я не знаю. Понимаешь, сейчас для меня это интересно… Или возьмем другое: мы с тобой ездили по разным странам, но у меня в памяти остались только дорогие отели, картинные галереи, архитектурные сооружения. То есть, я хочу сказать, что до сих пор смотрела на мир глазами туристки, а теперь мне хочется заглянуть в него поглубже.

— Я понимаю тебя, дочка. Это естественное желание в твоем возрасте. Только знай, что тебе неизбежно придется столкнуться с разочарованием, поскольку реальный мир очень жесток. В нем много зла, грязи и крови… Но у тебя есть любящий отец, который всегда защитит свою дорогую девочку.

— Я это знаю, папа. Спасибо. Я очень люблю тебя!

Выйдя на улицу, Валерия увидела, как тот самый сеньор, которого она снимала в Толедо, открывает дверцу автомобиля и собирается отъехать от здания банка.

На раздумье было всего лишь мгновение, и Валерия решилась:

— Простите, — подбежав к машине, сказала она, — могли бы вы задержаться на минуту?

— Слушаю вас, — вежливо ответил ей Карлос.

— То, что я встретила вас, — волнуясь, произнесла Валерия, — большая удача! Я — журналистка… Правда, начинающая. И так получилось, что героем моего первого материала стали вы. Да, не удивляйтесь. Вы ведь были на днях в Толедо?

— Был. И сейчас я припоминаю, что видел вас там.

— Значит, я не ошиблась: это действительно вы. Знаете, поначалу я очень обрадовалась, что у меня взяли этот материал, и только потом почувствовала некоторую неловкость. Ведь я снимала вас без вашего ведома. А вы были там не один… В общем, я с опозданием подумала об этике. Возможно, вам не хотелось бы, чтобы…

— …чтобы телезрители увидели меня гуляющим с пожилой сеньорой? — помог ей Карлос. — Не беспокойтесь: это была моя мама.

— Я именно так и подумала! Даже со стороны видно, что вас связывают какие-то особенные, очень нежные отношения… Возможно, я покажусь вам чересчур навязчивой, но мне хотелось бы подробнее узнать о вас и вашей матери. Почему-то я уверена, что смогу услышать необычную историю.

— Но, надеюсь, вы не станете использовать мой рассказ для еще одного телесюжета? — насмешливо, хотя и вполне дружелюбно спросил Карлос.

— Разумеется. Если вы этого не хотите…

— К сожалению, у меня сейчас совсем уже не осталось времени, — вынужден был извиниться Карлос. — Через несколько минут я должен быть на одной важной встрече. Не возражаете, если мы увидимся в другой раз, и я отвечу тогда на все ваши вопросы?

— Нет, конечно. Буду вам очень признательна. Простите, что задержала лас.

— Не чувствуйте себя виноватой: мне приятно было поговорить с вами. А сейчас я, простите, должен ехать.

— Но… Где? Когда? — напомнила Валерия.

— Сможете подойти сюда завтра? В это же время? А потом мы решим, где нам будет удобнее поговорить.

— Да, — с готовностью ответила Валерия. — Здесь. Завтра. В это же время.

Провожая взглядом удаляющийся автомобиль Карлоса, она подумала, что ей удалось встретиться с человеком весьма неординарным. Ведь любой другой счел бы ее немного сумасшедшей и попытался бы поскорей отделаться от такой бесцеремонной и вовсе не нужной ему собеседницы. А этот, кажется, все понял правильно. Что ж, тем интереснее должна быть их завтрашняя встреча.

В том, что она состоится, у Валерии даже не возникло сомнений.

Жизнь Яримы в Испании протекала достаточно уныло и однообразно. Друзей и близких знакомых здесь не имелось, и единственной отдушиной были беседы с Родриго — тоже, впрочем, нечастые. Чтобы не маяться от скуки, Ярима много времени и сил отдавала работе, а по вечерам, оставшись одна, развлекалась тем, что позволяла себе пропустить рюмочку-другую какого-нибудь крепкого напитка. Настроение после таких возлияний у нее заметно поднималось. В своем неистощимом на всякие каверзы воображении она проигрывала различные ситуации, способные привести ее к внушительному успеху и победе над всеми недоброжелателями. А если точнее, то все устремления Яримы были нацелены на то, чтобы взять реванш за поражение в многолетней истории с Херманом и попытаться, наконец, сделать свою жизнь счастливой.

С первой частью программы она справилась довольно легко: шантаж, угрозы, покушения — все годилось, и все так или иначе приводило Хермана к печальному концу. Но, всласть позлорадствовав и на некоторое время получив удовольствие от своей воображаемой победы, Ярима затем приходила в уныние, потому что не знала, чего же ей хочется для счастья.

Стать свободной и богатой? Да, пожалуй. Но что дальше делать с этой свободой и богатством? На что их употребить? Дорогостоящие путешествия по экзотическим уголкам мира ее не привлекали. Можно было бы, конечно, в одном из таких престижных уголков купить себе замок или виллу… И жить там одной, общаясь лишь с прислугой? Это, должно быть, очень печально и тяжко. Надо все-таки, чтобы рядом находилась родная душа…

Ярима вспомнила, что за всю жизнь ей встретился только один человек, к которому она была привязана, — Херман. А все остальные вызывали в ней только раздражение. Даже к родной сестре, Веронике, она не испытывала никаких теплых чувств. «Я, наверно, вообще не способна на подобные чувства, — честно призналась себе Ярима. — К Херману меня притягивала страсть, всепоглощающий огонь, но теплоты не было и там.»

Такое открытие вовсе не смутило Яриму. Она решила, что это отнюдь не недостаток, а всего лишь ее особенность: просто в ее палитре присутствуют одни чувства и отсутствуют другие. И она с завидным упорством продолжала соображать, как ей устроить свою жизнь, если там не будет Хермана. Кем его заменить? На кого направить весь пыл своих страстей? В какие-то мгновения ей казалось, что она еще сможет полюбить кого-нибудь так же сильно, как Хермана, Например, чем плох Родриго? Может, стоит им заняться всерьез? Не похоже, правда, чтобы он был влюблен в нее, и это даже несколько задевает ее самолюбие. Но, надо признать, что и страданий не доставляет, как это было в случае с Херманом. Потому что и Ярима-то не пылает любовью к Родриго. Нет, видимо, ей уже никогда не суждено познать страсть к мужчине… Если бы можно было родить ребеночка и жить ради него! Но и тут судьба проявила к ней жестокость…

Ярима тяжко вздохнула и, отхлебнув очередной глоток из рюмки, тупо уставилась в экран телевизора. Внезапно взгляд ее стал осмысленным и сосредоточенным: на экране она увидела крупным планом лицо Амалии. «Нет, вряд ли это она», — подумала Ярима и в тот же момент увидела другое знакомое лицо — Карлоса. Сомнений больше не оставалось: это были они — Амалия и Карлос. Что за странная компания? Почему они гуляют вдвоем, тем более здесь, в Испании? Ярима стала вглядываться в подробности возникшего на экране пейзажа и поняла, что съемки производились в Толедо, куда она сама недавно ездила по совету Родриго.

Камера между тем еще раз скользнула по лицам Карлоса и Амалии, а затем в кадре появился роскошный закат, отражающийся в водах Тахо, и зазвучала тихая, приятная музыка, подготавливающая зрителя к восприятию совсем другого сюжета.

Ощутив острую тревогу, Ярима стала гадать, какие дела могли привести Карлоса Гальярдо в Испанию. Неужели Херман разузнал каким-то образом, где скрывается Ярима, и послал по ее следу Карлоса? Такой вариант возможен, но при чем тут Амалия? Старые родственные связи? А что, вполне вероятно: ведь Амалия — сестра покойной жены Хермана. Прежде они не слишком-то роднились, но во время болезни Альваро заметно сблизились. Амалия проводила много времени у постели племянника, а Херман и вовсе не отходил от умирающего сына.

Яриме припомнилось, каких трудов стоило ей выпроводить Хермана из палаты, чтобы подсунуть его дорогому сынку яд. Воспоминание это оказалось для Яримы неприятным, ибо оно повлекло за собою другие воспоминания — о том, как под дулами пистолетов приходилось убегать от полиции, а затем скрываться в холодной тесной пещере. Нет, не хотелось бы Яриме, чтобы нечто подобное повторилось в ее жизни, потому она так и встревожилась из-за появления в Испании Карлоса.

Однако, несколько успокоившись, она рассудила, что Херман и Карлос не могли объединиться в борьбе против нее. Уже обосновавшись под крылышком Родриго, Ярима навела справки о Хермане и выяснила, что он теперь женат на Ирене. Значит, Карлос должен считать его своим врагом. А как же иначе можно относиться к человеку, который разрушил семью и отобрал у тебя любимую жену?!

«Вот уж и впрямь у страха глаза велики, — упрекнула себя Ярима. — Так испугалась, что даже забыла о распре, существующей между Херманом и Карлосом.»

Чтобы окончательно прийти в себя, она опустошила еще пару рюмочек, и мысли ее потекли в противоположном направлении: а нельзя ли использовать Карлоса так, чтобы его руками поквитаться с Херманом? Вот это было бы здорово! Конечно, остается опасность, что Карлос наведет на нее полицию, но игра стоит свеч, а потому над этим вариантом следует хорошенько подумать.