– Я возвращаюсь домой, – заявила Альвис.

Эд промолчал. Он лежал на охапке свежескошенной травы, закинув руки за голову, и старался посмотреть на солнце и не моргнуть, но выходило плохо.

– Ты что, совсем меня не слышишь? – возмутилась девушка.

– Ну почему же, – спокойно ответил Эд – Слышу. Ты возвращаешься домой.

– И ты больше ничего не можешь сказать?

– Могу. Только зачем? Ты же все равно уйдешь.

– А ты с этим смирился? Ну и правильно! Да чем бы ты мог меня удержать? Каждый день – готовить еду, мыть посуду, стирать грязную одежду…

– Дорогая, – прервал ее Эд – Не забывай, я ведь тоже работаю!

– Тоже! – передразнила его Альвис – Ты совсем дурной, да? Альвские принцессы не работают.

Последнее слово она произнесла, не скрывая брезгливости.

– Альвские принцессы не работают, – повторила девушка – Другие трудятся для того, чтобы у альвов посуда была чистой, на столе не переводилась вкусная еда, а одежда всегда была свежей.

– Именно, – согласился с ней мужчина. – И кто же трудится на благо альвов? Рабы? Напомни мне, дорогая, откуда они берутся?

Альвы не только никогда не работают, они еще никогда не краснеют, их матовая кожа всегда остается белой, даже под лучами жаркого летнего солнца. Их можно вынудить почувствовать смущение, но внешне это не проявится никак.

– Извини, – пробормотала принцесса – Я почти забыла, что ты…

– Что я – человек? Тот, кто вашим законом предназначен быть невольником? На самом деле я рад, что ты об этом не помнишь. Значит, что-то в этом мире возможно изменить.

– Ничего ты не изменишь! Я все равно уйду!

– Уйдешь. Тебя с радостью примут мать и отец, тебе простят даже то, что ты бежала с рабом.

– Не смей так говорить! Ты не был рабом!

– Меня взяли в плен, и то, что ваш колдун не успел наложить заклятье подчинения – всего лишь везение. А то, что прекрасная принцесса отметила своей благосклонностью жалкого пленника, одного из многих – тоже не более чем проблеск удачи. Так вот, тебе простят и это. Но что сделают твои родичи, когда узнают, что ты носишь ребенка от человека?

– Они не узнают. Ну, может быть, мать, а другие не узнают ничего. Я вытравлю плод. Нашему народу известны и такие заклятья.

– Хорошо, – Эд повернулся на бок, подпер щеку ладонью и посмотрел Альвис прямо в глаза. – Ты хочешь уйти – это твое право, ты взрослый че…, – он поправился, – взрослый альв. Но за что ты хочешь лишить меня моего ребенка?

– Это ведь и мой ребенок. Ты его рожать будешь? Ты станешь его кормить? Ты хочешь, чтобы сын или дочь альвской принцессы выросли, как и ты, в убогой хижине, вынуждены были работать каждый день, чтобы не умереть с голоду?

– А я ведь тебя предупреждал. Тогда, когда ты предложила мне бежать. Когда сказала, что убежишь со мной. Я говорил, что наша жизнь – она совсем не такая, как ваша, а ты со всем соглашалась, кивала и клялась, что сможешь жить так, как живут люди.

– Я не поверила, – призналась Альвис – Дура была. Попыталась думать не как принцесса альвов, а как простая человеческая женщина, как я их себе представляю. И я решила, что ты специально придумываешь побольше страхов, чтобы напугать меня, заставить отказаться от своего решения. Подумала, что ты хочешь обмануть меня для моего же блага. Как же я тебя ненавижу за то, что ты говорил мне правду! И себя ненавижу – за то, что поверила. Я хочу обратно, потому что чары альвов слаще твоей правды в сто раз!

– Это все? – осведомился Эд.

– Нет, не все. Мой народ не любит полукровок, наверное, больше, чем людей. Ребенок от человека и альва с виду похож на человека, но обладает некоторыми способностями альвов: он живет гораздо дольше обычных людей, на него почти не действует магия, его слушаются волки, которые в награду за верную службу тоже получают долголетие. Альвы не примут полукровку.

– Обещай мне вот что, – неожиданно сказал мужчина, порывисто вставая на колени. – Ты не сделаешь ничего ребенку. Ты найдешь того, кто согласится принять его как своего собственного. Неужели не найдется никого, кто ради руки принцессы согласится воспитывать полукровку?

– И что дальше? – холодно улыбнулась Альвис

– Я приду за тобой. Дождусь, пока ребенок родится, пока он подрастет – и приду. Может быть, ты передумаешь.

– Ой, дурак… Какой же ты дурак! Ты один раз спасся из Альвхейма, потому что я помогла тебе. Но второго раза не будет, понимаешь?

– Не понимаю. Я же дурак, ты сама сказала. Так что не удивляйся, если однажды я постучу в твое окно и захочу увести тебя оттуда. Или хотя бы ребенка.

– Ты погибнешь.

– Это мы еще посмотрим.

Где-то вдалеке, со стороны березовой рощицы, послышалось конское ржание

– Мне пора, – сказала принцесса – Это мой конь, три дня назад я позвала его, и вот он прискакал за мной. Прощай.

– Не прощай, – поправил ее Эд, – а до свиданья.

Но Альвис не ответила ничего, повернувшись спиной к нему, и пошла навстречу коню, который должен был унести ее в Альвхейм.

Эд дождался, пока Альвис исчезнет вдали, и негромко призывно свистнул, а потом вернулся к прерванному занятию – улегся и принялся смотреть на солнце.

Уже перед самым закатом к нему прибежал волк, серый, как опускающийся на землю сумрак, и ткнулся головой в ногу человеку. Тот погладил зверя, взъерошил жесткую шерсть, потрепал по холке и рассмеялся невесело, когда мокрый шершавый язык благодарно лизнул его ладонь.

– Одно хорошо: впервые за эти месяцы тебе не нужно прятаться. Странная жизнь у нас с тобой, волчара: то везет, то не везет. Вот посмотри: я выжил после той мясорубки, хоть и попал в плен, зато потом сбежал, да еще и принцессу с собой прихватил. Ты тоже в лесу отлежался, хоть тебе и досталось. Это, значит, удача нам такая вышла, что не погибли, а я еще и любимую нашел, пускай ненадолго. Ну а затем как? Не пожелай она уйти, как бы мы с тобой еще встретились? Эх, серый, променял бы я тебя на альвскую красавицу, точно говорю. Не обижайся, дружище, но любовь – такая штука, что из-за нее порой и самых близких людей предаешь. Ну да ладно, теперь это в прошлом. Мы с ней разные, я люблю солнце, а она – как и все альвы – ночь, луну, звезды. Это потому, – усмехнулся Эд, – что ночь – время обмана. В темноте их чары обретают особую силу, и от того ночь – время альвов.

Человек и волк стояли и смотрели на то, как красное вечернее солнце неторопливо, с достоинством опускается за горизонт.

Только бледная луна и тусклые звезды видели, как Эд проник в город, едва заметной тенью перебрался через ажурную стену, проскользнув между тонкими шелковыми нитями, увешанными серебряными колокольчиками, тихо певшими песню ветра. Могучие заклятья не остановили нарушителя, а сторожевые псы не залаяли, потому что он обратился к ним на языке их хозяев.

Альвхейм встретил незваного гостя опаловым мерцанием фонариков, что, слившись в гроздья, кружили над улицами, и тихой музыкой, струившейся из стрельчатых окон и с висячих балкончиков. Эд бесшумно крался вдоль мраморных и хрустальных стен, проскальзывал мимо цветочных клумб, перебегал просторные площади, прячась в тени деревьев, но, с тем же успехом он мог и просто в открытую шагать по мостовой, громко топая сапогами: обитатели Альвхейма полагали, что чужаку не пробраться в город, и беспечно спали в своих покоях или развлекались в садах, танцуя в лунном свете и не обращая внимания на то, что происходит вокруг.

Вот и нужный дом, вскинувший в небо острые шпили невесомых тонких башенок. Эд подпрыгнул, ухватился за решетку балкончика, надеясь, что хрупкая с виду конструкция выдержит его вес, и подтянулся, переваливаясь через ограждение. Обошлось, балкончик на деле был крепче, чем казался. Куда дальше? Так, здесь за витражами окон не видно и проблеска света – тогда сначала сюда, в темноту, чтобы спрятаться и обдумать, куда же идти потом.

Эд вышел в широкий коридор, причудливо петлявший, извивавшийся то влево, то вправо, двинулся по нему, прислушиваясь – но в доме царила тишина. Но вот из-под одной из дверей просочился едва заметный свет. Что там? Легонько приотворить дверь, заглянуть – только одним глазом…

Альвис все равно услышала, она не спала, сидела за столом, рассеянно перелистывая книгу, и когда принцесса поняла, что за дверью кто-то есть, она не вскочила, как испуганная простолюдинка, нет, она величественно поднялась из кресла и не разрешила – повелела:

– Кто бы ты ни был – входи!

Таиться далее не имело смысла. Эд вошел в комнату.

– Ну, здравствуй, – сказал он.

Принцесса молчала, рассматривая ночного гостя.

– А ты не поздороваешься со мной? – спросил тот.

– Здравствуй, – Альвис села обратно в кресло.

– Это все, что ты можешь мне сказать?

Не дожидаясь приглашения, Эд сел другое кресло.

– Ты почти не изменился.

– А почему я должен был измениться?

– Ты хоть знаешь, сколько лет прошло?

– Не знаю, – он пожал плечами. – Много, не меньше сорока. А с чего это принцесса альвов стала считать годы, словно она – обычная смертная женщина?

– Потому что я ждала тебя, дурак, – прошептала она. – Потому что мне действительно хотелось, чтобы ты пришел. Вряд ли я бы ушла с тобой снова, но мне было бы приятно знать, что действительно значу для тебя что-то. Но ты не шел и не шел, текли годы, и я представляла себе, как юноша, в которого я влюбилась как девчонка, становится зрелым мужчиной, а затем медленно превращается в дряхлую развалину. С людьми это быстро случается. Но откуда же я знала…, – Альвис замолчала.

– Что я полукровка? Но не мог же я, расписывая ужасы человеческой жизни, выдать еще и эту тайну? Тогда бы ты точно отказалась бежать со мной.

– Иногда я жалею, – медленно произнесла принцесса, – что альвы не умеют плакать. А я бы сейчас поплакала: от обиды, от злости и на себя, и на тебя, оплакала бы несбывшиеся надежды, развеявшиеся по ветру мечты. Почему ты не мог или сказать всю правду – или лгать, лгать с самого начала? Почему, ну почему не пришел ты раньше?!

– Я был, почитай, на другом краю земли, так уж вышло. Сражался. Попадал в плен и бежал из плена, терял друзей…

– Любил женщин.

– Да, – согласился он, – любил женщин. И они меня любили.

– Они были, – быстро спросила Альвис, – лучше меня?

– Нет. Они были… другие. Не такие, как ты, не лучше и не хуже.

– У них были дети от тебя?

– Не знаю.

– У тебя, наверное, и волк есть? Впрочем, зачем я спрашиваю? Конечно, есть, ведь полукровок узнают по волкам, эти звери для вас – дух той свободы, которую вы, полукровки, так любите. И как ты ухитрился месяцами прятать его от меня?

– Альвис, тебе не кажется, что мы говорим не о том?

– Эд, любой разговор после сорокалетней разлуки будет не о том. Пока ты был на другом краю земли, многое изменилось, хотя бы в этом ты был прав. Я вышла замуж за младшего отпрыска одного из знатных родов, он принял моего сына как родного…

– Нашего сына! – перебил ее Эд, повышая голос.

– Не кричи, тебя услышат, – испуганно прошептала Альвис.

Но было поздно. Легкая ширма, прикрывавшая второй вход в комнату, отлетела в сторону, и в комнату вихрем ворвался высокий альв с обнаженным мечом в руке.

– Это еще кто? – брезгливо спросил он. – Слуги, сюда, живо! Вор в доме!

Альвис вжалась в кресло.

Эд мгновенно прыгнул вперед и впечатал кулак в скулу альва, тот отлетел к стене и сполз по ней, бессильно раскинув руки и выронив оружие.

– Что ты наделал! – воскликнула Альвис.

– Я, вроде, не убил его, – пробормотал растерянно Эд. – Все время забываю, какие вы, альвы, хрупкие.

– Убил – не убил, теперь тебе уже все равно, – Альвис принялась рыться в шкатулке, которую она рывком придвинула к себе с другого конца стола. – Он очнется и поднимет тревогу. Тебе нужно бежать. Вот, держи, пригодится.

Она сунула Эду зеркальце и костяной гребешок, покрытый резьбой, изображавшей сцепившихся в драке зверей.

– Когда погоня станет настигать, бросишь за спину. Это их задержит. А теперь иди. Ну пошевеливайся же!

В коридоре слышались торопливые шаги, кто-то мелодичным голосом звал хозяина, просил откликнуться хозяйку, требовал взять оружие.

– Хорошо, – пробурчал Эд, укладывая гребешок и зеркальце в поясной кошель. – Но где же, все-таки, мой сын? Ты когда-нибудь рассказывала ему про меня?

– Конечно. И тебе повезло, – жестко усмехнулась Альвис. – Сегодня его очередь нести стражу за стенами Альвхейма. Он будет среди тех, кто станут преследовать тебя. Если случится такая удача, то вы с ним встретитесь.

Когда Эд покинул дом Альвис, улицы все еще были пустынны, но их окутала тьма. Луна спряталась за тучами, летающие фонарики куда-то исчезли, смолкла музыка, и лишь где-то вдалеке пел рог, созывая стражей Альвхейма на самую веселую охоту – охоту за человеком. Теперь уже не было нужды таиться, и Эд побежал, громко стуча подкованными холодным железом сапогами по мерцающей серебристым светом брусчатке. Сторожевой пес бросился на него и умер, жалобно хрипя и бессильно суча лапами по мостовой, а мужчина, уже не скрывая своего присутствия, вбросил меч в ножны и перемахнул через стену, безжалостно обрывая нити с колокольчиками.

Некоторое время Эд бежал через поле, то и дело спотыкаясь о невидимые в темноте кочки и рытвины, но вскоре прискакала лошадь, которую он позвал, покидая город.

Неожиданно поднялся ветер.

Он разметал тучи, расшвырял их по небу, и выпустил на волю луну.

Холодный бледный свет залил мир, и Эду, застигнутому посреди поля, некуда было скрыться.

Торжествующе затрубил рог, ему откликнулись еще несколько, пение рогов, причудливо переплетясь, полетело над лесами, холмами, лугами.

И тогда началась погоня!

Кони альвов были хороши, они мчались по полю как по ровной дороге, но и лошадь Эда мало им уступала. Поначалу ему даже казалось, что еще немного – и преследователи начнут отставать, превратятся в смутные тени, а затем и вовсе исчезнут, затеряются во тьме, но шло время, и погоня становилась все ближе. Кто-то из альвов пустил стрелу, затем другую, еще и еще. Пока что расстояние между жертвой и охотниками было велико, и стрелы мелькали серебристыми вспышками, а затем терялись где-то в ночи, но беглец уже начал понимать, что настанет миг, когда очередной выстрел окажется более удачным. Бренчание серебряных бубенчиков на сбруях с каждым мигом приближалось, как и лай псов, стелившихся в беге у ног альвских коней.

– Попробуем-ка чары Альвис, – прошептал сам себе Эд, нашаривая в поясном кошеле зеркальце.

Не оглядываясь, он метнул его куда-то себе за спину, продолжая безжалостно понукать лошадь. Лишь спустя некоторое время он рискнул обернуться и увидел, что между ним и преследователями вспучилась широкая река с крутыми обрывистыми берегами, и погоня бестолково мечется по краю обрыва, выискивая, где проще спуститься вниз. Прямо на глазах Эда под копытами одного из коней берег обрушился, и альв с криком полетел вниз. Беглец от всей души пожелал тому сломать себе шею, а затем поскакал дальше, пришпорив лошадь.

– Давай, выноси, – сказал он, наклонившись, лошади на ухо. – Они ведь придумают, как перебраться через реку, а ночь еще и не думает заканчиваться.

Когда сзади вновь затрубил рог, и стрела, оставляя за собой мерцающий шлейф, свистнула над ухом, Эд впервые за многие годы подумал, что, возможно, его замысел был не так уж хорош. Конечно, хотелось спустя столько времени вернуться к любимой женщине, чтобы она снова упала к твоим ногам. Хотелось увидеть сына, которого никогда не знал. Но все вышло иначе.

Пора использовать второй подарок Альвис. Эд бросил за спину гребешок и не вытерпел, повернулся сразу же.

На том месте, где упал гребешок, взметнулся в небо могучий лес. Узловатые корявые стволы сплелись в непроходимую преграду, а между ними мелькали зеленые точки глаз, и слышался протяжный вой.

– Надеюсь, это их остановит, – пробормотал Эд и помчался дальше.

Однако ночь еще и не думала заканчиваться, когда вдалеке запел рог. На этот раз другие рога не откликнулись на его зов, и собаки не откликнулись лаем.

– Всего один? – сам себя спросил Эд. – Ну, одного-то я не испугаюсь. Может, как раз моему сыну повезло? Я-то живучий, так что, глядишь, и он в меня пошел?

Он поднялся на вершину холма, спрыгнул с лошади и принялся ждать.

Какое-то время спустя к подножию подъехал одинокий альв. Не говоря ни слова, он тоже поднялся на вершину и спешился. Лошадь тяжело дышала, сбруя местами порвалась, а бедро всадника избороздили кровоточащие борозду, оставленные чьими-то когтями.

Эд покачал головой, рассмотрев лицо явившегося. «Похож», – удовлетворенно отметил он. – «Но лучше бы нам встретиться при других обстоятельствах».

– Ты зря затеял это дело ночью, – спокойно сказал альв. – Ты, наверное, забыл, что ночь – это наше время.

– Наше – это чье? – быстро спросил Эд. – Людей или альвов. Кто ты, парень? И как ты думаешь, кто я?

– Глупый вопрос. Я альв, а ты человек.

Руки единственного настигшего Эда охотника закружились в причудливом танце, взметаясь над головой и снова обрушиваясь к груди, раскидываясь в стороны и тотчас же возвращаясь и сплетаясь снова. Ночной мрак сгустился над его головой, заклубился, лунные лучи метнулись в это облако, включаясь в пляску гибких ладоней.

– Я зачарую тебя, ночной вор, дерзнувший нарушить покой Альвхейма. Всю оставшуюся тебе жизнь будешь ты скитаться по миру, нигде не находя покоя, и отныне твои глаза будут видеть лишь беззвездную ночь.

Но Эд лишь расхохотался в ответ и громко свистнул.

Огромный волк вышел из темноты и встал рядом с ним.

– Ты – полукровка? – выдохнул альв, обрывая заклятье.

– Как и ты. Я твой отец.

– Мать говорила мне, – задумчиво сказал собеседник Эдда. – Но это ничего не меняет. Ты нарушил закон альвов, и поэтому я убью тебя.

– Своего отца?

– Ты нарушил закон, – упрямо повторил альв.

– Ты что же, совсем не хочешь поговорить со мной? Узнать меня? Хотя бы попытаться принять меня как родного? – удивленно спросил Эд. – Я могу предложить тебя свободу. Забудь об Альвхейме. Уйдем вместе, ведь если я – не альв, то ты тоже не можешь быть им. Я постараюсь полюбить тебя, а ты – меня.

– Зачем? – удивился в ответ его сын. – Десятки лет у меня был отец, он всегда был со мной, помогла, когда мне было трудно, утешал, когда было плохо, радовался со мной, если было чему радоваться. Зачем мне еще и ты, человек, нарушающий законы?

Он шагнул вперед.

– Чары не подействуют на тебя, но остается еще и меч.

Волк предостерегающе зарычал. Эд положил руку ему на холку, желая успокоить.

– Хорошо, ты убьешь меня. Но как же Альвис? Как же твоя мать? Ведь она, наверное, до сих пор любит меня, а я люблю ее, хотя эта любовь и ранила порой нас обоих.

– Ты плохо разбираешься в альвах, отец, – последнее слово юноша произнес с усмешкой. – Любовь ранит только людей. Альвов она не ранит никогда. Альвы либо любят, либо нет, метание между этими крайностями – человеческий удел. Если тебя ранит любовь, значит, ты – человек. И тогда я точно должен тебя убить.

– Интересное рассуждение, – улыбнулся Эд. – А если это я убью тебя?

При этих словах его ладонь опустилась на рукоять меча. Стоявший рядом волк напрягся и угрожающе зарычал.

Альв пожал плечами.

– Значит, твои слова о любви ничего не стоят. Если ты сможешь убить своего сына, значит ты – альв. Ну, отец, так кто из нас должен выбирать? Кто ты? Альв или человек? Ты меня любишь? Или ты меня ненавидишь? Я твой друг? Или я враг тебе?

– А если ни то, ни другое? Пожалей меня, будь добр, не заставляй делать такого сложного выбора.

– Пожалеть? Альвы не умеют жалеть.

– Знаешь, – Эд скривил рот в жестокой усмешке, – я слышал от кого-то, что сыновья должны любить своих отцов и слушаться их. А родители должны наказывать детей, которые ведут себя плохо.

Клинок Эда медленно покинул ножны.

Волк приготовился к броску.

Молодой альв ничего не ответил, нарочито неторопливо вытягивая из ножен тускло блеснувший в лунных лучах меч.