И когда стрелки городских часов, весь день мчавшиеся наперегонки друг с другом, согласно остановились на двенадцати, Принцесса поняла, что настало время.

Холодные плиты площади легли под босые ноги. Ночной ветер зябко огладил голые плечи. Едва прикрытая тонкой тканью ночной рубашки грудь вдохнула свободно. Впервые за все это время – свободно.

Не прячась, наоборот – вызывающе показывая себя всем, кто мог бы наблюдать из узких стрельчатых окон нависавших над площадью зданий, Принцесса перебежала залитое лунным светом пространство и остановилась у двери. Сжала маленькую ладонь в кулачок и трижды со всей силы впечатала кулачок в дверь. Три четких, звонких удара раскололи безмолвие, разнесли всем вокруг весть – пришла хозяйка и требует свое.

Отзвучало эхо ударов.

Девушка ждала.

И дверь открылась. Завораживающе медленно и пугающе бесшумно разошлись створки.

В проеме стоял мальчик.

Он был невысок, ростом ниже даже миниатюрной Принцессы. Накинутый на плечи черный плащ скрывал щуплое тело и узкие плечи – левое чуть выше правого.

– А ты сильная, – сказал мальчик. – Опять пришла. Как ни стараюсь – ты приходишь, снова и снова

– Опять? – непонимающе спросила Принцесса. – Это мой замок. Мой город, и я требую его по праву.

– Да брось, – устало перебил ее мальчик. – Ты каждую ночь приходишь. И требуешь. И уходишь ни с чем. Ничего, недолго ждать осталось.

– Чего ждать? И вообще, ты кто такой? – она вновь сжала кулачки и сделала шаг вперед. – Дай войти, немедленно!

– Извольте, Принцесса.

Мальчик изящно поклонился и сдвинулся в сторону.

– Я-то пропущу. А вот они…

Девушка заглянула за дверь и тотчас же, судорожно вздохнув, отшатнулась.

В голове ее билась одна мысль: «Только бы не закричать. Только бы не закричать. Я принцесса, папа всегда говорил мне, что я должна быть сильной».

– Что, крысы? – участливо спросил собеседник. – Боишься? Я не боюсь. Я научился с ними жить. Пройдет время, и ты научишься. Или сама станешь одной из них. Говорю же, недолго осталось.

– Откуда их столько?

– Сам не знаю. Живут они здесь. Вообще-то, говорят, некоторые люди, ну, те, что любят в темноте обделывать свои грязные делишки, так вот, такие люди становятся крысами. Сначала по ночам, а потом – навсегда. Я, правда, не очень-то верю в эти сказки. Видишь, сколько их тут? Неужели у нас в городе так много плохих людей? Нет, не может быть, жители наши – сама добродетель, они не могут быть крысами.

Он помолчал и добавил:

– А с другой стороны, окажись это правдой… Ты хотела бы править, – он мотнул головой, указывая на серое полчище, шевелящееся гигантским бархатным ковром, – ими? А что? – он подмигнул девушке. – Ты – Принцесса. Я – Принц. Мы с тобой поженимся и станем Королем и Королевой Крыс.

– Нет! – выкрикнула Принцесса.

Ее крик гулким эхом отразился от стен, полетел над спящим городом – нет-нет-нет – и люди ворочались в своих постелях. Только этого недостаточно было, чтобы их разбудить.

– Я не хочу жить среди крыс! Я хочу быть человеком! Жить среди людей!

– Боюсь, не выйдет, – участливо покачал головой Принц. – Ведь это не люди. Это крысы, девочка. Крыс не победишь, просто открыв им их собственное истинное лицо. Сказав им, что они – всего лишь колода карт. Каждый из нас в душе немного крыса, девочка. Мы всегда не прочь что-нибудь скрысить, кого-нибудь загрызть. Лучше – стаей на одного.

– Не может быть, – она уже не кричала, просто шептала едва слышно. – Неправда! Все ты врешь!

– Да ну? – фальшиво удивился мальчик. – Поверь мне, людей, в душе которых не гнездится крыса, просто не существует.

– Откуда тебе знать? Вот мои папа и мама…

– Твой папа, – перебил Принцессу ее странный визави, – семь лет назад ездил в командировку. В город Гурканск. И три года назад туда ездил. У него там женщина. И ребенок от нее. Они, кстати, твоего папу любят, и папа всерьез подумывал о разводе. Как тебе такие новости?

– Не верю!

Принцесса сильно-сильно сжала кулачки.

– Не верю тебе! Вот ни на капельку!

– Мама, – безжалостно продолжал Принц, – в прошлом году проиграла казенные деньги на игровом автомате. Не очень большие, но для вашей семьи вполне серьезные. Всем сказала, что у нее вечером отобрали сумочку двое грабителей. Она очень боялась, что милиция выяснит, как все было на самом деле. Впрочем – обошлось. Видишь, как интересно. А я ведь еще много любопытного могу рассказать. И про тебя тоже. Помнишь, недавно Саша Чернобаев пригласил Катю Мамонову в кино? Тебе очень не хотелось, чтобы их свидание состоялось, на Сашу у тебя свои планы были. Напомнить тебе, что ты сделала, девочка?

– Замолчи, – выдохнула Принцесса. – Замолчи! Замолчи!

Мальчик только рассмеялся ей в лицо.

– Позвонила Чернобаевым домой, так? Трубку взяла Сашина мама, она не знала Катиного голоса, и ты от ее имени попросила передать Саше, что Катя никуда с ним пойти не может. И вообще просит не лезть в ее личную жизнь. Так было?

Девушка ничего не ответила, часто-часто смаргивая слезы.

И вдруг с площади донесся дробный перестук. Словно кто-то шел по брусчатке в деревянных башмаках, четко впечатывая шаги в камень.

– Не радуйся! – поспешно сказал Принц. – Он тебе не поможет. Раньше не мог – и теперь не получится.

– Кто это? – удивленно спросила Принцесса.

– Ты не знаешь? Ну, тогда тем более неважно.

Рыцарь распахнул дверь и, тяжело дыша после долгого подъема по лестнице, ввалился в обиталище Волшебника.

– Принцесса! – выдохнул он. – Я… Мы должны помочь ей.

– Как? – бессильно спросил старик.

– У меня есть шпага.

– Ты уверен, мой юный друг? Ну-ка, достань ее из ножен.

Рыцарь выхватил клинок. Тот оказался неожиданно легким – не сталь, дерево. Детская игрушка. Бессмысленная. Бесполезная. И он сам – с таким оружием – бессмысленный, бесполезный, беспомощный.

– Да, еще, – глухо пробормотал Волшебник. – В зеркало взгляни. Только предупреждаю сразу: то, что ты там увидишь, тебе не понравится.

Рыцарь на негнущихся деревянных ногах направился к висящему в углу старому запылившемуся зеркалу.

На него глянуло чудовище с непропорционально большой квадратной головой, выпученными глазами, а зубы… Зубы могли свести с ума кого угодно, крепкие, белые, огромные.

– Кто это?

– Ты, – едва слышно отозвался старик. – В таком виде и такой шпагой трудно сражаться с крысами, не правда ли? Но зато орехи ты грызешь на пять с плюсом. Уж в этом-то я уверен.

– Но ты же волшебник. Сделай хоть что-нибудь!

Рыцарь даже не просил – он умолял. Старик понимал это, и ему было невообразимо стыдно. За то, что он такой старый. За то, что он не ничего не может. За то, что ему кажется, что он что-то может – и не делает ничего, чтобы обратить догадку в реальность.

– Это было так давно, – пробормотал он. – Драконы… Великаны – людоеды… Усмирял землетрясения, да. Укрощал ураганы. Мирил рассорившихся влюбленных. И не ухмыляйся так, это тоже, знаешь, непростой труд. Но это все мелочи по сравнению с крысами. Крысы такие живучие… Говорят даже, что, если случится ядерная война, выживут только они. Да еще тараканы.

Рыцарь поник головой. Тяжеленной. Уродливой.

– И что? – еле слышно спросил он. – Выхода нет? Каждую ночь она приходит туда, и все без толку? Это же ее город!

– И твой тоже. И мой. И – их. Им город принадлежит точно так же, как нам с тобой. Вопрос только в том, кто сильнее.

– Неужели сильнее – они?

– Такое тоже бывает, мой юный друг. Приходится отступать. Сдавать веками удерживавшиеся позиции. Складывать шпагу к ногам победителя. Жить на коленях. И все это – без малейшей надежды на то, что однажды настанет время подняться с колен и вернуть утраченное. Это жизнь, – старик опустил глаза, не в силах терпеть пронзительного взгляда Рыцаря.

– Ты правда не можешь помочь? Ну? Только честно!

Это был удар ниже пояса. Волшебник, шаркая ногами в пушистых тапочках, проковылял к притулившемуся в углу старенькому аквариуму.

– Вот, – он бездумно провел пальцем по пыльному стеклу. – Для себя берег. Но если ты хочешь, чтобы я ответил честно… Забирай.

– Что это? – удивленно спросил Рыцарь.

– Золотая Рыбка. Я ее на черный день оставлял. Сейчас не черный, конечно, – он сцепил ладони на затылке. – День, когда власть берут крысы – он, наверное, серый.

– И что? Она правда…

– Да, – просто ответил старик. – Правда. Она последняя. Других нет. И желание у нее – тоже последнее. Это последняя Золотая Рыбка на Земле. А я – последний Волшебник. Знаешь, мой юный друг, почему одни люди могут творить чудеса, а другие – не могут? Тут все просто. Волшебниками становятся особо удачливые рыбаки. Те, которым попадаются Золотые Рыбки. Но теперь все. Конец. Их больше нет. И когда Золотая Рыбка исполнит последнее желание, чудес на Земле больше не будет. Никогда. Но я отдам ее вам. Не хочу быть собакой на сене.

С каждым словом Волшебник говорил все тише, пока, наконец, не понял, что шепчет что-то неразборчивое, слышное лишь ему одному. Но Рыцарь его и не слушал. Он уже торопился к замку, чтобы сказать Принцессе: мы победим, потому что я нашел верное средство.

– Я могу это сделать, – Золотая Рыбка взболтнула плавниками. – Только не буду.

– Почему? – чуть не заплакала Принцесса.

– Потому что я выполню твое желание – и умру. Оно у меня последнее, понимаешь. Как последний патрон в обойме.

– Дура ты, – сказал Рыцарь. – Дура, потому что рыба. Солдат оставляет последний патрон для себя, чтобы не попасть в плен. Чтобы застрелиться, когда нет другого выхода. А тебе оно зачем, твое последнее желание? Ты живешь, чтобы исполнять желания, и больше в тебе нет никакого смысла.

– Сам дурак, – беззлобно отозвалась Рыбка. – Тебе жить нравится? То-то же. Вот и мне – нравится. Я много слышала, как вы, люди, говорили: как здорово жить для других, быть кому-то нужным, торопиться на зов, спешить на помощь… Дудки. Враки. Надоело. Набегалась. В смысле, наплавалась. Я для себя пожить хочу, понимаешь? Со своими простыми рыбьими радостями. Чтобы никто меня не дергал, не просил: Рыбка, сделай то, Рыбка, сделай это.

– Да какие у тебя радости?! – повысила голос Принцесса. – Ты же рыба!!!

– Вам, людям, не понять нас, рыб, – гордо заявила ее собеседница.

– Но кто-то же должен жертвовать собой, – вступил в разговор старик.

– Вот пусть кто-то и жертвует. А я не хочу.

Рыцарь повернулся к Волшебнику.

– А как же вы раньше ее заставляли желания выполнять?

Старик только развел руками.

– А раньше она таких демонстраций не устраивала. Выполняла – и все тут. Наверное, когда запас желаний побольше был, она их и не жалела. А теперь вот зажадничала. Опять же, жить ей хочется…

– Жить… – угрожающе пробормотала Принцесса. – Жить, говоришь? Ладно, устрою я тебе жизнь с рыбьими радостями. Извините, Волшебник, а где у вас сковорода?

– Эй! – встревожилась Рыбка. – Это еще зачем?

– Есть хочу, – заявила Принцесса. – Толку от тебя нет, так хоть наемся.

– Меня нельзя жарить!

– Это мы сейчас проверим.

– Точно, – добавил Рыцарь. – Так и так помрешь! Так что лучше выполняй желание, хоть пользу принесешь напоследок!

– И вам не стыдно? – возмутилась Рыбка. – Строить свое счастье ценой моей жизни?

– Наверное, – откликнулась Принцесса, – мы и на самом деле немножечко крысы. И не боимся испачкать белые перчатки.

– Я думаю, – поддержал Рыцарь, – что есть победы, для которых одна слезинка невинного ребенка – не такая уж высокая цена. Некоторые цели оправдывают некоторые средства.

– Ну хорошо, уговорили, – пошлепала губами Рыбка. – Загадывайте.

– Ой, как здорово, – Принцесса захлопала в ладоши. – Волшебник, не надо сковороды. Рыбка, мы хотим победить крыс и живущего в замке мальчика, чтобы освободить город.

– Отлично. Принято к исполнению

Рыбка медленно опустилась ко дну аквариума и принялась неторопливо плавать кругами.

– И? – спросил Рыцарь.

– Что «и»? – рыбка вернулась к поверхности воды. – Когда вы хотите победить? Как вы собираетесь это сделать? Вы же ничего об этом не сказали, глупенькие! Так что победу я вам обещаю. А вот в какое время и каким образом – тут уж не знаю. Извините.

– Я поняла, – вдруг сказала Принцесса. – Бежим! Быстрее!

Ночь стремительно заканчивалась, и Принцесса торопилась, как могла, но так непривычно было бежать босиком по холодной мостовой. Да и Рыцарь на своих деревянных ногах еле поспевал за ней. Но они, все-таки, успели.

– Вернулись, – насмешливо заметил мальчик. – А смысл?

– Есть смысл, не беспокойся, – спокойно ответила Принцесса. – Потому что я поняла, кто ты.

– Да? И кто же?

– Ты – моя крыса.

– С чего ты взяла?

– Потому что это сон. Только во сне человек может на самом деле выглядеть как крыса. Только во сне крыса может на самом деле обернуться человеком. Никто не может испугать меня страшнее, чем я сама.

– Предположим, что это так, – уголком рта Принц наметил улыбку. – И что тебе дает это знание?

– То, что я тебя убью.

И Принцесса шагнула вперед и вцепилась руками в тонкую и странно холодную шею мальчика.

Он захрипел, схватил девушку за запястья и попытался оторвать от себя. Но руки Принцессы, зажмурившейся от страха, от внезапного осознания того, что же на самом деле она творит, впились намертво, и большие пальцы давили, давили, давили… В выпученных глазах мальчика отражалась луна. Не в силах справиться со своей противницей, он упал на колени.

Тогда вперед двинулись крысы. Серое войско неслышно выплеснулось из замка на площадь, наводнением, всемирным потопом потекло на помощь своему Принцу. Но перед ними встал Рыцарь, разя налево и направо деревянной шпагой. Крысы бешено рвались вперед, пытались зубами ухватить клинок, разгрызть дерево. Однако в этом безумном сне дерево оказалось вдруг тверже стали. Зубы грызунов ломались, и крошились, и сыпались осколками, и не могли причинить игрушечной шпаге ни малейшего вреда.

Тело мальчика рухнуло на брусчатку. Он дергался, извивался, сучил ногами, а опустившаяся на колени Принцесса, не замечая ничего вокруг, боясь открыть глаза, продолжала изо всех сил давить…

Пока кто-то не похлопал ее по плечу.

– Хватит, – негромко сказал Рыцарь. – Перестань. Он умер. Крысы бегут. Прячутся. Мы победили. Все кончено.

Наискосок через площадь, шаркая по выглаженным временем булыжникам, к ним брел Волшебник.

– Она умерла, – шептал он.

– Все будет в порядке, – попытался ободрить его Рыцарь, одной рукой обнимая за плечо всхлипывающую и вздрагивающую замерзшими голыми плечами Принцессу.

– Сказки кончились, – не слушая его, бормотал старик. – Чудес больше не будет.

– Честно говоря, – тихо, чтобы его слова не достигли ушей Волшебника, проговорил Рыцарь, – ты могла победить и без Золотой Рыбки.

– Или не могла, – возразила Принцесса. – Теперь мы никогда не узнаем.

Уже не первую неделю небо скрывали тучи, похожие на грязную, скомкавшуюся вату. Уже не первую неделю в городе шел снег. Валил, не переставая, настойчиво укрывал землю плотным покрывалом, выводя из себя матерящихся дворников, которые и прежде никогда не были образцом терпения. Этот снег напоминал излишне заботливых родителей, внимательно следящих за тем, чтобы спящий малыш, не дай бог, не замерз, и каждое мгновенье подтыкающих одеяло. Утром, днем, вечером повисшая между небом и землей снежная пелена бесила уставших от выкрутасов природы водителей, и они до боли в глазах вглядывались в колышущееся в свете фар марево. От светофора до светофора теснились пробки, и перекличка автомобильных гудков напоминала перебранку базарных бабок.

Серое месиво завалило тротуары, снег прибывал быстрее, чем его успевали убирать. Уткнув глаза в землю, прикрывая лица от колючих снежинок, которыми щедро одаривал ветер, прохожие упорно продвигались вперед. Утром – на работу, в школу, в детский сад. Вечером – домой. Утром – на работу, в школу, в детский сад. Вечером – домой. Утром – на работу…

Нарастала пустая унылая злоба. Копилась промозглая усталость. Все больше становилось холодного отстраненного раздражения. Сквозь мельтешащую перед глазами рябь люди вглядывались друг в друга, не узнавая, кто же идет рядом с ними.

Но однажды это закончилось. Солнце разорвало пелену туч, несколькими особенно бесцеремонными лучами ухватилось за края прорехи и раздвинуло ее еще шире. По – зимнему сухой ветер раскидал клочья туч в стороны, разыгрался, отбрасывая остатки затянувшего небеса покрывала дальше и дальше, и показал, наконец, забытую синеву. Заметно похолодало, но это были честные зимние морозы.

Может быть, в городе не стало больше любви, доброты и тепла. Но меньше было теперь лжи, хамства, подлости, косых взглядов, перешептыванья за спиной…

Сухощавый, давно небритый дед в мышастого цвета пальтишке и сдвинутой набок синей шапке-«петушке», вышедшей из моды тогда, когда он был заметно моложе, смахнул рукавицей снег с парковой скамейки и присел на краешек. По узкой тропинке, которая по косой делила парк на две неровных части, медленно брели, держась за руки, парень и девушка. Они разговаривали, торопливо, сбивчиво, не давая друг другу закончить фразы, и некоторые слова долетали до ушей деда.

– Я болела, Сашка… Мама говорит, ни один врач не мог…

– Да-да, меня к тебе не пускали…

– Такие сны, ты не поверишь… Так страшно, я боялась уже, что не очнусь… Что они – навсегда.

– Сны?

– Да… И крысы… Каждую ночь – крысы.

– Но ведь теперь-то все хорошо?

– Конечно! Я проснулась сегодня и поняла – все кончилось!

Продолжая разговаривать, они уходили все дальше и дальше.

Дед улыбался.

Несмотря ни на что – улыбался.