— Не плачь, Бриттола, — сказала Кордула, мягко покачивая дочь.

Девочка начала всхлипывать с той части рассказа, где говорилось о смерти Константа, а финал этой истории вызвал у нее целый водопад слез. И плакала она не только из-за того, что услышала от матери: девочка не могла не ощутить той боли, с которой та это вспоминала. Последние слова, казалось, звучали из самых потаенных глубин ее сердца.

— Помнишь того большого ястреба, который спустился с небес и поймал голубя из нашего сада? — нежно спросила она. Девочка кивнула в ответ. — Вот и происшедшее в тот день похоже на этот случай. Нечто красивое и белое было поглощено чем-то страшным и черным. Так, как твой брат описал это епископу. — Она посмотрела на сына, сидевшего с напряженно выпрямленной спиной на другом конце кровати. Она спросила: — Ты правда что-то помнишь о том дне?

Она видела, что ее сын тоже был расстроен. Он не мог говорить, лишь резко кивнул.

Кордула протянула к нему свободную руку. Его не нужно было упрашивать. Мальчик бросился к матери, и довольно долго дети так и лежали, прижавшись к ней, уткнувшись лицом в ее одежду и плача.

Все это время Кордула крепко прижимала их к себе и смотрела на входные двери, ведущие в Западную залу, будто бы участники событий, о которых она только рассказывала, находились тут, рядом с ними.

Постепенно всхлипы затихли.

— Мама? — тихо произнес сын.

— Да? — задумчиво отозвалась она, отрываясь от своего молчаливого разговора с призрачными гостями.

— Я знаю, что отца тогда не было с вами, но иногда он говорит такие вещи, будто бы он там все-таки был. — Мальчик посмотрел на нее умоляюще. — Я не понимаю, как это?

— Твой отец приехал на следующий день, но к этому времени орда уже давно ушла. Они вернулись в свои родные земли. Он как раз ехал к нам от принца Йовина и встретил на дороге торговца, который и сказал ему, что на нас пошли гунны. Отец всю ночь гнал Гермеса, чтобы успеть. Он опоздал и не увидел того, что произошло в тот страшный день, но все же видел достаточно, чтобы понять весь ужас события. Я хорошо это помню. Я, вместе с большинством жителей Кельна, ходила по полю лепестков в поисках кого-то, быть может, чудом оставшегося в живых, или чего-то, что помогло бы понять, как это все происходило. Вдруг внезапно я услышала знакомый голос, зовущий меня по имени. Когда я обернулась, то увидела его, спешивающегося с Гермеса. Я будто бы очнулась… от страшного сна. Я…

— Мне нравится твое имя, мама, — маленькое личико Бриттолы выглянуло из-за платья Кордулы и вызвало улыбку на лице матери. — Но я все равно решила, что назову свою старшую дочь Урсулой.

— Это хорошо. В память о своей прославленной тете?

— Да, в ее честь, и еще мне нравится Малая Медведица. И звучит это приятно. Лучше, чем «Артур»,«Большая Медведица»! — И она игриво толкнула своего брата.

— А мне нравится мое имя, — запротестовал он. — Оно сильное и смелое!

— Так и есть, Артур, — Кордула потрепала его волосы, забавляясь тем, как они торчат в разные стороны. — Знаешь, это ведь Олеандра предложила тебя так назвать.

— Правда? — с недоверием переспросил он. — А я и не знал…

— Да, так оно и было… — Кордула улыбнулась более приятному воспоминанию, подобному легкому белому облачку, которое стало предвестником окончания шторма. — Это произошло еще там, на поле лепестков. Твой отец сначала нашел ее и лишь потом меня. Мы с ним обнялись и расцеловались, после чего я сразу спросила его, что же нам, всем оставшимся в живых, теперь делать. Он ответил: «Мы плывем домой». Он рассказал, что договорился о нашей переправе на одной из галер. Места там должно было хватить и на нас, и на наших слуг. «Включая новую служанку», — сказал он тогда. Когда я спросила его, о ком идет речь, он кивнул, и из-за Гермеса показалась Олеандра. Сначала ей было очень неловко, и она стала говорить о том, что не хотела бы выглядеть неблагодарной, ведь няню для ребенка выбирает мать, а не отец. Потом она заглянула мне в глаза и вежливо спросила: «Примете ли вы меня в услужение, госпожа?» А я ей ответила: «Что за странный вопрос, Олеандра. Ты же не спрашиваешь, примет ли лето солнечный свет?» Она так крепко меня обняла! Потом взяла тебя на руки и сказала: «Знаете, а мне всегда хотелось присматривать за маленьким мальчиком!» И я никогда не забуду, что было дальше. Она посмотрела на вашего отца и сказала: «Вам не кажется, госпожа, что пришло время дать этому мальчику имя? Ему нужно сильное, смелое имя, такое как Артур или Виктор». Я посмотрела на вашего отца и тут же поняла, что мы с ним думаем об одном и том же. — Она снова потрепала кудри сына и крепко его обняла. — Мы одновременно с ним сказали: «Артур». Так ты получил свое имя. Я помню, как Олеандра повторяла его снова и снова, укачивая тебя на руках: «Артур, Артур, Артур». Вы знаете, как она это иногда делает. Потом она посмотрела на нас и сказала: «Это идеальное имя для него. Большой Медведь появился следом за Малой Медведицей».

— Я соскучилась по Олеандре, — захныкала Бриттола. Ее губы снова задрожали. — Почему она от нас ушла?

— Она прожила с нами долгие, счастливые годы и просто хотела сохранить их в своей памяти именно такими… Она не хотела становиться для нас обузой, став слишком старой для того, чтобы работать. А в этом госпитале в Коринии ей хорошо. Он стоит рядом с дворцом, с которым у нее тоже связано много хороших воспоминаний, и…

— Если хотите, мы завтра можем ее проведать! — Голос Моргана заставил их всех вздрогнуть.

Он стоял в дверях, широко улыбаясь и держа в руках сапоги для верховой езды, которые снял, чтобы подкрасться к ним незамеченным и устроить сюрприз. Дети взвизгнули от восторга и бросились обнимать отца.

— Да, Артур, я помню день, когда мы дали тебе имя, будто это было только вчера, — сказал он, беря на руки дочь и подводя детей обратно к матери. — Тебя крестили тем же вечером. Это сделал епископ Клематий в маленькой часовне, которая так и стоит в рощице возле Северных ворот Кельна.

— Церемония получилась прекрасной, — отозвалась Кордула, поцеловав мужа. — К нам тогда присоединились многие горожане и потом мне рассказывали, что они восприняли это торжество как праздник возрождения после того ужаса, свидетелями которого они стали.

— А в самом конце церемонии, — подхватил Морган, аккуратно укладывая детей в кровати и хорошенько укрывая их одеялами, — епископ сказал: «В ближайшие годы на свет появится великое множество Урсул и Артуров. Так и должно быть! Мы должны наполнить мир этими именами, в память о славных женщинах, таких как твоя мать, последовавшая за славной и отважной Урсулой».