К тому времени, когда они почти достигли цели, тучи заволокли небо, и солнечного утра как не бывало.

Недавно прошедшие в горах ливни сделали дорогу труднопроходимой. И Анджеру оставалось лишь радоваться, что «Порше» так чутко слушается руля и что сейчас не льет дождь.

— Послушай, а твой художник не предлагал тебе вести прямые передачи прямо отсюда? — ехидно спросил Тео. — Было бы куда как необычно! Чем не другая планета?

— Технически это возможно. Я имею в виду ПТС — передвижную телевизионную станцию.

— Ну, да. В наш век техники…

— Тео, не надо думать, что все идиоты, один ты умный. Да, технически возможно, но дорого. Поэтому и придется строить декорацию в павильоне. Туда будем приглашать людей. Там с ними будет беседовать Хедли.

— Если согласится.

— Ты опять?

— Молчу.

Ну чего этот красавчик вертится у меня в голове, сам себя упрекнул Тео. Да наверняка вовсе и не с ним Рената была здесь, а с художником. У них у всех бредовые идеи. Хотя… (жаль, не помню его внешне, подумал Тео) эта бредятина, возможно, пришла ему в голову после памятного, совместного с Бранч, уик-энда.

— Идиот, — пробормотал он, не замечая, что произнес это вслух.

— Что?

— Я сказал… э… что только идиоты могут ездить по таким дорогам не в танках.

— Ты не думаешь, что нам стоит повернуть назад?

— Ага, — рассмеялся он, — но я еще не видел такого места на этой дороге, где можно было бы развернуть велосипед, не говоря уж о машине.

Тео бросил на нее сочувственный взгляд. Занятый собственными дурацкими мыслями, он и не подумал о том, каково женщине на этой узкой горной дороге, да еще в «Порше», который едет быстрее, чем полагалось бы. Чуть отпустив педаль газа, Тео сказал:

— Смелее, детка. Считай, ты штурман на ралли, а руль машины в опытных руках.

Шутка сработала. Рената рассмеялась.

— Мне всегда нравились автомобили. Даже трактор. У деда был красного цвета «катерпиллер». Но больше всего, конечно, быстрые, скоростные, вроде «Порше». У меня в Нью-Йорке точно такой же. Я ужасно обрадовался, когда в Чикаго увидел его в прокате… Как все, наверное, мальчишкой я мечтал стать гонщиком.

— Чего же не стал?

— Ну, это дорогой спорт… Когда я уволился из армии, у меня водились кое-какие деньжата, но я собирался в колледж и…

— Позволь мне высказать догадку, — не очень решительно произнесла Рена. — Ты сам оплатил свою учебу?

Тео кивнул.

— Старик не предложил мне помощи, да если бы даже и предложил, я бы ее не принял… Только молокосос думает, что можно чего-то в жизни добиться, не прилагая собственных усилий. А они рождают самостоятельность и независимость.

— Самостоятельность — да, возможно. Независимость — особенно у женщин — нет! Женщина в конце концов всегда зависит от мужчины. Пусть она какая угодно деловая, умная и прочее — ее счастье зависит от мужчины.

Тео усмехнулся.

— Ты права только отчасти. С мужчинами… то же самое…

— Мы приехали, стой! — истошно закричала Рената.

— Я вижу, что дороги дальше нет. А где же хижина?

— К ней надо подняться пешком. Шагов десять, не больше.

— Надеюсь, ключ ты захватила?

— Да он всегда лежит под ковриком. Хозяева оставляют его друзьям, если те хотят приехать.

— Кто они? Ты их знаешь?

— Лично нет, — отмахнулась Рената. — Одна моя подруга с ними знакома, наш художник тоже… Пойдем. Здесь такая красота, вот увидишь, тебе понравится!

Хижина стояла на небольшой площадке, откуда открывался изумительный вид: небо, горы, долина внизу. Действительно, превосходное место, где мужчина и женщина могут уединиться вдали от остального мира.

— Иди сюда!

Тео оглянулся. Рената уже открыла дверь.

— Ну как тебе?

Комната показалась ему неожиданно просторной. Колорит ей придавали деревянные стены, массивный камин, сложенный из дикого камня, простые лавки, допотопная керосиновая лампа. В углу скромно приткнулся топчан, покрытый старым шерстяным пледом.

— Знаешь, Рената, мне нравится… Но я не уверен, что подобная декорация уместна для цикла «Прошу слова». Здесь скорее хочется помечтать или… заняться чем-нибудь другим… — Про себя же он печально подумал, что хижина полна привидений из неведомой ему прошлой жизни этой женщины.

— Нет, ты скажи конкретно, — требовала Рената. — Я не хочу, чтобы ты зарубил эту идею на совете.

Тео пожал плечами.

— А я не собираюсь ничего рубить. Все, что касается творческих решений, — это, извини, по твоей части. Взвесь все еще раз, подумай… Но, кажется, мы опять повторяемся. Я же уже говорил, что не собираюсь вмешиваться в твою епархию. Относительно же затрат на декорацию, я прикинул — обойдется не так дорого, ожидал, признаться, худшего.

— Слава Богу, я боялась, ты будешь упирать на деньги. У тебя же не голова, а счетная машина. Жаль, она не способна фантазировать, воображать, мыслить творчески.

— Предпочитаю разделение труда. Ты мысли, я буду считать. Глядишь, от такого союза и родится что-нибудь стоящее… Пойдем-ка пока за сумками. За завтраком все еще раз и обсудим, если не возражаешь…

Ему хотелось не ссориться с ней, а заключить в объятия, целовать, изгнать из хижины не дающих ему покоя духов, заниматься с ней любовью. Бурно. Нежно. Страстно…

Они спустились по тропке к машине. Она полезла за сумкой на заднее сиденье, он открыл багажник. И тут ливанул дождь, да еще какой! Спина его сразу промокла. Бегом они рванулись к хижине. И несколько минут хватило, чтобы Рената тоже вымокла до нитки.

От души хохоча, она на пороге вдруг сказала:

— Это ненадолго. Как раз в тот уик-энд, когда я была здесь с подругами, хлестал точно такой же ливень, представляешь? Мы думали он испортит весь наш девичник.

Боже, какой же я болван. Тео схватился за голову, смеясь закружил Ренату по комнате.

— Пусти, я вся мокрая, — шутливо взмолилась она. — Ты тоже.

— Мне кажется, нам придется скинуть одежду.

У Ренаты оборвалось сердце.

— Тео, — умоляюще сказала она. — Тео, послушай…

Анджер видел, как краска заливает ей щеки, слышал ее прерывистое дыхание.

— Я не хочу, милая, чтобы ты простудилась. К черту твои тряпки, — лихорадочно прошептал он, расстегивая блузку, лифчик, кнопку на джинсах.

— Но, Тео…

Он не дал договорить, закрыв рот поцелуем — долгим, сумасшедше нежным, доводящим до исступленного вожделения, с которым пришло к Ренате ясное понимание, что она бесконечно, отчаянно влюбилась. И произошло это не сейчас, а уж тогда, как Анджер чуть не сбил коня на съемках «Скакуна», или во время их постоянных стычек… вот и вся правда.

Ее губы раскрылись, она прильнула к нему и тоже помогла расстегнуть рубашку, ремень брюк. Они оба сгорали от нетерпения.

— Тео — вот единственное слово, которое она смогла прошептать, а он жаждал услышать.

За порогом хижины шумел дождь. Они даже не закрыли дверь. Им обоим казалось, что дождь их специально оградил и что он некий охранительный занавес, спустившийся с неба ради их любви.

— Я так долго мечтал об этом…

Стоя на коленях, Тео целовал ее в грудь, упивался тугими розовыми сосками, ложбинкой, бегущей от пупка вниз живота…

Поразительно, она не стеснялась своей наготы, ей приятно было трогать его плечи, вдыхать запах его кожи. Когда он нес ее к топчану, она ощутила всю силу мускулов его мощного тела.

— Я хочу тебя видеть от кончиков волос до мизинца. Я хочу ощутить вкус каждой твоей клеточки. Ты даже представить не можешь, какое это наслаждение.

Она сама раскинула по сторонам руки, сама чуть развела бедра. Его ладони, его губы жадно познавали ее, вызывая истому, особенно когда Тео касался самых интимных мест. Она постанывала, выгибалась дугой, чувствуя, как языком он касается потаенных женских губ и проникает в глубину, заставляя ощутить накатывающиеся волны желания.

— Тео! — закрыв глаза, прошептала Рената, вся отдаваясь утонченным ласкам. — О, Тео…

Свободной рукой он прикрыл ей губы, и Рена поцеловала ему ладонь. Горячо, страстно, и тут же почувствовала на себе его тяжесть.

Он вошел в нее, и она вскрикнула от пронзительной боли.

Тео сразу увидел, как побледнело ее лицо. Он только потом, чуть позже осознал, что произошло, и стал просить прощения. А сейчас — он был неудержим и неистов. Не хотел и не мог сдерживаться и все ускорял и ускорял темп своих мощных посылов.

Боли уже не было, Рената сама вздымалась ему навстречу, подхватывая заданный ритм. Теперь она кричала от наслаждения. Громко, во весь голос, чем еще больше распаляла Тео.

Они уже были единым целым. Их тела переплелись, стоны слились. Последнее могучее содрогание, будто вспыхнули внутри сразу тысячи звезд, тоже пришло к ним одновременно.

— Как ты? — прошептал Тео, нежно целуя ей губы.

— Не спрашивай, ты сам знаешь, Тео.

— В какой-то момент я подумал, что сделал тебе больно, милая.

— Так и было.

— Но почему?

— А ты не догадываешься?..

Вот тут-то Тео и сказал «прости», благодарно осушая поцелуями слезинки в уголках ее глаз.

— Боже мой, родная моя, прости. Я все сделал бы иначе, если бы знал…

— Я не хочу иначе, — улыбнулась Рената. — Ты был великолепен.

— Молчи, — взмолился Тео. — Мне стыдно.

— Дурачок…