ЧТО ТАКОЕ МАГИЯ, КОГДА И ПОЧЕМУ ОНА ВОЗНИКЛА?

Существуют различные определения магии. Однако все они неизменно отмечают одну ее особенность, а именно: в ее основе всегда лежит вера в сверхъестественные силы и в способность человека с помощью этих сил контролировать окружающий мир. «Магия,— говорится в Большой советской энциклопедии,— это обряды, связанные с верой в способность человека сверхъестественным путем воздействовать на людей, животных, явления природы, а также на воображаемых духов и богов» (9, 15, 152).

Магическое действие, как правило, состоит из следующих основных элементов: материальный предмет (вещество), то есть инструмент; словесное заклинание — просьба или требование, с которым обращаются к сверхъестественным силам; определенные действия и движения без слов — обряд (6, 224).

Время возникновения магии ученые относят к периоду первобытного общества, точнее — к эпохе каменного века. Имеются данные, что магические обряды и верования существовали уже у неандертальца, жившего 80—50 тысяч лет назад. Речь идет о захоронениях (складах) медвежьих костей в мустьерских пещерах Драхенлох (Швейцария), Петерсхеле (Германия), Регурду (Франция), которые рассматриваются как свидетельства охотничьей магии (пещерные медведи в то время были одним из главных объектов охоты людей). Первобытные люди, считают некоторые ученые, сохраняя медвежьи черепа и кости, надеялись, что это даст возможность убитым животным вернуться к жизни и тем самым умножит число этих животных. У многих племен, сохранивших первобытный уклад жизни еще в конце XIX века и имевших аналогичные обряды захоронения костей и черепов убитых животных, этим обрядам давалось именно такое объяснение.

Что касается обнаруженных в XIX—XX веках памятников верхнепалеолитического периода (поздний каменный век — 40—10 тысяч лет тому назад), то они, и в этом согласны практически все ученые, свидетельствуют о наличии у первобытного человека уже развитых магических представлений и обрядов. В 1879 году в Пиренейских горах (Испания) была открыта глубокая пещера, названная Альтамирой. На стенах и потолке этой пещеры рукой первобытного художника были изображены кабаны, зубры, олени и другие животные, на которых охотились люди того времени. В открытой вслед за Альтамирой уже во Франции пещере Монтеспан были обнаружены остатки трех скульптур, изображавших пещерных львов. На шее и груди одного льва отчетливо видны следы от дротиков и копий, бросавшихся первобытными людьми в эту скульптуру. Другие же две скульптуры полностью разбиты в результате частого в них попадания.

Наибольшей известностью среди подобных находок (а на сегодняшний день их насчитывается более 100) пользуется открытая в 1940 году знаменитая пещера Ляско. Свою известность эта пещера получила из-за богатства и обилия найденных здесь рисунков первобытных людей. Большая часть этих рисунков, а некоторые из них отличаются поистине гигантскими размерами, прекрасно сохранилась до наших дней. Во всех залах пещеры, в переходах между ними на стене и потолке первобытный художник изобразил в различных позах тех животных, которых он видел вокруг себя: оленей, медведей, кабанов и т. д. Все рисунки разноцветные: художник пользовался тремя красками — черной, желтой и красной. На тела животных и рядом с ними он нанес насечки, символизирующие полет дротика и ранение зверя. Многие рисунки носят следы от метания в них настоящих копий и дротиков. Рисунков так много, что местами они наползают друг на друга.

Зачем первобытные люди рисовали животных, на которых они охотились, в столь большом количестве? Только с чисто эстетической целью, получая удовольствие от самого творческого процесса? Но почему для творчества они выбрали столь неудобное, плохо освещенное, часто труднодоступное место — пещеры, их отдаленные коридоры и проходы? Зачем после окончания своей работы они не наслаждались ее лицезрением, а разрушали — метали в нее копья и дротики? Ответить на эти вопросы помогают этнографические наблюдения за народами, еще в XIX — XX веках сохранившими первобытный уклад жизни.

Известно, что австралийские аборигены перед началом охоты исполняли специальный обряд: рисовали на песке фигуру кенгуру и во время ритуального танца вонзали в изображенное животное свои боевые копья. При этом они полагали, что, попав в рисунок животного, попадут и в само животное во время охоты. Очевидно, так же полагал и первобытный человек: если он нарисует раненого зверя или попадет своим копьем в его изображение — рисунок, скульптуру, то это будет способствовать удаче во время реальной охоты. Здесь целесообразно привести слова К. Маркса о фетишизме: «Распаленная вожделением фантазия создает у фетишиста иллюзию, будто «бесчувственная вещь» может изменить свои собственные свойства для того только, чтобы удовлетворить его прихоть» (1, 1, 98). Аналогичная иллюзия создавалась и у первобытных участников магического ритуала, символизирующего смерть и убийство животного. «Распаленная вожделением фантазия» исполнителей этого ритуала превращала имитацию охоты в саму охоту, ритуально-магическое «убийство» животного в реальное убийство зверя.

Некоторые буржуазные ученые искали и ищут истинные источники веры в колдовство в особом «магическом сознании» первобытных людей, не позволявшем им, мол, мыслить логически, как это свойственно современным народам (см.: 80, 23; 87, 19). Однако подобные теории первобытного мышления, утверждающие, что древнейшие люди были мистиками, что их сознание было ориентировано преимущественно мистически, несостоятельны. Если бы сознание первобытных людей было магическим, ориентированным исключительно мистически, то они не научились бы строить жилища и плоты, шить одежду и лепить горшки, приручать диких животных и открывать съедобные растения. Оно, сознание людей каменного века, было ориентировано прежде всего практически и в определенной степени адекватно отражало действительность. Как писал В. И. Ленин, «человек не мог бы биологически приспособиться к среде, если бы его ощущения не давали ему объективно-правильного представления о ней» (3, 18, 185).

Действительные корни первобытной веры в магию следует искать не в особенностях сознания людей, а в материальных и общественных условиях их жизни. Каковы же были эти условия? Первобытное состояние человечества иногда изображается полным блаженства, когда люди как баловни природы получали от нее в виде даров все необходимое для жизни. В. И. Ленин по поводу подобных руссоистских (от имени французского философа XVIII века Ж.-Ж. Руссо, назвавшего первобытную эпоху «золотым веком» человечества) мифов писал: «Что первобытный человек получал необходимое, как свободный подарок природы,— это глупая побасенка... Никакого золотого века позади нас не было, и первобытный человек был совершенно подавлен трудностью существования, трудностью борьбы с природой» (3, 5, 103).

О трудностях существования первобытных людей, о суровых, подчас трагических условиях их жизни красноречиво говорят следующие цифры: почти 50 процентов неандертальцев не доживали до своего двадцатилетия. У кроманьонца средняя продолжительность жизни не превышала 20 лет. В наиболее тяжелом положении оказывались дети и женщины: 38 процентов неандертальцев умирало, не достигнув и 11 лет, почти никто из женщин не доживал до 25 лет. У питекантропов и синантропов смертность была еще выше: 68 процентов синантропов не достигало и 14 лет (см.: 10, 25).

Эти данные были получены учеными при изучении костных останков первобытных людей. Высокий уровень смертности чаще всего был результатом частых голодовок, смертельных ранений в ходе охоты на крупных животных, что было закономерным и естественным в силу неразвитости первобытных производительных сил, бедности и слабости первобытной техники. У людей той эпохи были лишь простейшие орудия труда, сделанные из камня, кости, дерева. Они были грубы и не могли обеспечить постоянные источники питания. Средства к существованию древнейшие люди добывали охотой, рыбной ловлей, собирательством. Однако первобытный охотник, несмотря на все свое умение к искусство, часто оставался без добычи, а рыболов без рыбы: зверь исчезал из леса, рыба покидала реки. Растительную же пищу можно было добывать лишь в определенные месяцы года.

Русский этнограф Л. Я. Штернберг, хорошо знавший жизнь и быт народов Крайнего Севера России, находившихся еще в конце XIX столетия на низших ступенях развития, писал: «Человеку необходимо кормиться, одеваться, защищаться от холода, дождя, от диких зверей, от болезней... Он применяет... свои изобретения — орудия... Но... все его гениальные изобретения недостаточны для борьбы с природой... С одинаковой заботливостью первобытный охотник изо дня в день ставит свой гениальный самострел на зверя. И вот сегодня один за другим хитрые звери приходят на его стрелу и становятся его верной добычей, но могут проходить дни и недели, когда он, давке многократно пробегая мимо самого его орудия, как бы смеясь, уходит неуловимый и невидимый... В одном случае он направляет стрелу в животное даже в самую плохую погоду и убивает его, а в другом случае при самых благоприятных условиях делает промах, стреляет и не попадает. В одном случае он может наловить рыбы в один день столько, что ее хватит надолго, а в другом случае могут пройти целые месяцы, и он не поймает ни одной рыбы... Одним словом, перед ним в борьбе за существование встает «его величество случай», то, что мы называем удачей, счастьем и т. д., явление для него совершенно непонятное, таинственное...» (77, 3, 4, 246, 247).

Трудовая деятельность первобытных людей, все усилия наших далеких предков, имевшие своей целью обеспечить себя и своих близких средствами к существованию, нередко заканчивались безрезультатно. Это вызывало у них состояние неуверенности в своих силах, неуверенности в будущем. Отсутствие реальных средств, гарантирующих надежные и постоянные результаты производственной деятельности, и явились основными причинами того, что человек каменного века обратился к поискам иллюзорных, иррациональных средств практического воздействия на природу. Этими иллюзорными, иррациональными, то есть мнимыми, средствами и были магические ритуалы и обряды (см.: 64, 53).

Так экономическая неразвитость, слабость первобытного человечества, выразившаяся в практическом бессилии человека перед природой, и явилась тем социальным фоном, на котором выросла вера в магию. «Слабость,— писал К. Маркс в работе «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта»,— всегда спасалась верой в чудеса, она считала врага побежденным, если ей удавалось одолеть его в своем воображении посредством заклинаний...» (1, 8, 123). В. И. Ленин, развивая Марксову мысль о социальных корнях веры в сверхъестественное, писал: «Бессилие эксплуатируемых классов в борьбе с эксплуататорами так же неизбежно порождает веру в лучшую загробную жизнь, как бессилие дикаря в борьбе с природой порождает веру в богов, чертей, в чудеса и т. п.» (3, 12, 142). Первобытные люди были убеждены, что посредством исполнения магических обрядов они вступают в контакт со сверхъестественной силой, могущей защитить их от стихий природы, от всех злых сил и существ, помочь в достижении той или иной практической цели, которую они не в состоянии достичь посредством реальных приемов и средств. Конкретные формы колдовства создавались каждым родом, племенем, общиной самостоятельно, результатом чего явилось бесчисленное многообразие магических ритуалов и обрядов. Ученые описали и систематизировали буквально тысячи колдовских ритуалов и верований, бытовавших у разных народов в разные времена.

 

МНОГООБРАЗИЕ МАГИИ

Существуют различные классификации магических обрядов и церемоний. Одной из наиболее полных типологий колдовских обрядов является классификация, разработанная крупным советским этнографом и религиоведом С. А. Токаревым в его известной работе «Сущность и происхождение магии» (см.: 61). С. А. Токарев предложил различать магические ритуалы по степени сложности, по направленности магического акта, по технике действия и, наконец, по сфере применения и по целям, которые данный ритуал преследует.

В зависимости от общей направленности магического действа С. А. Токарев различает две группы магии: агрессивные, или протрептические, и защитные, оборонительные, или профилактические. Если первые своей целью имеют перенесение тем или иным способом магической силы на объект, то вторые имеют обратную цель: отстранить, отогнать вредные магические влияния, защититься от их действия.

В составе этих двух крупных магических направлений ученый выделяет типы магии, которые отличаются друг от друга по технике передачи магической силы или защиты от нее.

Протрептичоская магия. Здесь простейшим способом передачи магической силы будет непосредственный контакт, соприкосновение источника, носителя этой сверхъестественной силы с объектом, на который направлено колдовство. При этом носитель магической силы бывает различным: это и неодушевленный предмет (амулет, талисман), и человек (например, сам колдун) и т. п. Характер контакта также может быть различным: ношение амулета, принятие колдовского снадобья внутрь или обтирание им тела, прикосновение руки волшебника и т. д. Этот вид протрептической магии называется контактной магией.

Более сложным с психологической точки зрения является так называемая инициальная (начинательная, трансмиссионная, инцепционная) магия. Суть ее остается, как и в предыдущем типе, той же: магическое действие направлено на сам объект колдовства. Однако ввиду недосягаемости этого объекта, например вследствие дальности расстояния, производится только начало желаемого действия, а само же его окончание и появление ожидаемого результата возлагается на магическую силу. Так, австралийские колдуны имели специальный магический снаряд, посредством которого они практиковали этот тип колдовства. Это была костяная палочка с заостренным концом. К ней привязывался шнурок, конец которого закапывался в землю. Саму же заостренную кость направляли в сторону врага с одновременным произнесением заклинаний, полагая при этом, что острие кости высосет из тела жертвы кровь и та через шнурок уйдет в землю.

В отличие от этих двух видов магии, в которых магическая сила действует непосредственно на объект колдовства (хотя бы и находящийся на расстоянии), следующие два вида протрептической магии характеризуются тем, что в них действие сверхъестественной силы направляется не непосредственно на объект, а на его заместителя, и только через него — на сам объект волшебства. В качестве заместителя может быть какая-нибудь часть объекта колдовства (отрезанные волосы, обрезки ногтей, испражнения, слюна и т. п.) или же просто предмет, побывавший с ним в контакте (остатки пищи, часть одежды, след ноги и т. п.). Этот тип магии называется парциальной (контагиозной) магией, основанной на вере, что часть замещает целое. В другом случае в качестве заместителя, посредством которого сверхъестественная сила будет действовать на объект, выступает подобие или изображение этого объекта. У многих народов колдуны изготовляли маленькие деревянные, глиняные, восковые и т. д. фигурки, изображавшие врагов, и пронзали их в сердце, голову стрелой, полагая, что то же самое постигнет и самих врагов. Часто фигурку заменяло изображение врага на песке, земле, над которым проделывалась такая же операция — в него втыкали стрелы в надежде поразить врага. Эти обряды относятся к имитативиой (гомеопатической, симпатической, симимильной) магии, основанной на вере, что подобное нарождает подобное. Сюда включаются магические действия, состоящие в подражании тому действию, которое необходимо вызвать: например, военные и охотничьи пляски, ряд обрядов вызывания дождя и т. п.

В оборонительной (профилактической) магии С. А. Токарев выделяет два вида.

Отгоняющая (апотрепеическая) магия. Ее суть сводится к желанию отогнать, отпугнуть враждебные силы и влияния. Для этого носят амулеты, талисманы, обереги; применяют различные жесты, звуки (звон металла, стрельба, огонь, дым, магические круги и линии, плевки, дутье) и т. д. Сюда же относятся действия, имеющие своей целью уклониться от контакта с враждебными силами, спрятаться от них (ритуальное закрывание головы, лица, избегание нечистых мест и т. п.).

Другой разновидностью профилактической магии являются обряды и ритуалы очищения от воображаемых злых влияний, проникших в тело человека, его жилище, скот и т. д. Очищения достигают разными приемами и способами: посредством ритуального омовения, окуривания, поста, употребления снадобий, кровопускания и т. д. Эта магия зовется катартической.

Независимо от классификации по технике действия магических обрядов (согласно которой устанавливается шесть основных типов магии), последние могут быть различаемы и по положительному или отрицательному характеру своих рецептов. Здесь выделяется магия положительная, которая предписывает, что необходимо делать, чтобы получить желаемый результат, и магия отрицательная (табу), которая указывает, чего нельзя делать, дабы не получить нежелательные последствия и результаты.

Примером последней, в частности, является запрещение у эскимосов мальчикам играть в игры с веревочкой из боязни того, что, когда они станут взрослыми охотниками, их руки могут запутаться в веревке гарпуна.

Что касается словесной (вербальной) магия — заклинания, заговоры и т. д., то, по мнению С. А. Токарева, она по сути своей не представляет самостоятельного тина магии, но является лишь словесным сопровождением совершаемого обряда. Однако часто, особенно на поздних этапах развития магии, заговор начинает выступать как самостоятельная магическая сила, и в этом плане он составляет отдельный тип магии.

В соответствии со сферой применения магии и целями, которые опа преследует, выделяют целый ряд ее видов.

Главным объектом внимания первобытных людей всегда было обеспечение средств к существованию. Естественно, что и значительная часть колдовских обрядов и церемоний была связана именно с этой сферой человеческой деятельности. Более того, можно считать, что хозяйственная, промысловая магия является и исторически первичным видом колдовства, ибо магия возникает как иллюзорное средство преодоления практической слабости первобытного человека. Мы уже описали некоторые колдовские ритуалы, существовавшие у людей каменного века, имевшие своей целью обеспечить удачный исход охоты. Аналогичные обряды этнографы нашли и у многих народов, еще в XIX веке ведших первобытный образ жизни. Один из таких обрядов у ительменов (камчадалов) описал русский путешественник С. П. Крашенинников. Этот обряд являлся частью осеннего промыслового праздника ительменов и состоял в том, что из съедобной травы и рыбы изготовлялась фигура кита, которая под звуки бубнов и барабанов была растерзана и съедена всеми участниками церемонии. Затем то же самое было сделано и со слепленной из сладкой травы фигурой волка, которую один из охотников застрелил из лука, а другие растерзали и съели. Крашенинников смысл этого обряда объяснил вполне верно: этот обряд имел целью, «чтобы им прямых (т. е. настоящих.— А. Г.) китов и волков промышлять и есть, как с травяными поступали» (27, 418).

Можно вспомнить и о «пляске бизонов» у североамериканских манданов: ее участники, обряженные в шкуры бизонов и с оружием в руках, игравшие роль охотников и дичи, верили, что пляска привлечет стада бизонов под удары их копий и стрел. Пляска продолжалась многие часы, нередко сутки.

С переходом к земледелию магические обряды исполняются, чтобы воздействовать на силы природы и добиться от земли хорошего урожая. Меланезийцы Тробриандовых островов, например, чтобы клубни выращиваемых ими земледельческих культур таро и ямса были большими и крепкими, зарывали на своих огородах камни, напоминающие по форме эти клубни, предварительно их заговорив. Еще в прошлом веке русские крестьянки в момент посадки капустной рассады туго обвязывали голову платком, чтобы и кочаны получались тугими и упругими. Часто обряды имели своей целью передачу земле силы человеческого плодородия: у многих народов мужчины и женщины во время полевых работ обнажались, исполняли эротические пляски, вступали на поле в половую связь. Иногда главным содержанием земледельческой магии было ритуальное убийство людей. Так, у индейского племени пауни был такой обряд: молодую обнаженную женщину ставили на пьедестал, вокруг которого находились вооруженные луками воины. В определенный момент все они вместе выпускали в девушку свои стрелы. После этого ее тело рубили на куски и зарывали их на поле, а кровью поливали посевы. У одного из племен Западной Африки существовал аналогичный обряд: ежегодно перед полевыми работами совершалось ритуальное убийство мужчины и женщины, после чего их тела закапывались на поле. Обряд совершался в надежде, что мужская и женская сила передастся земле и обеспечит ей плодородие.

Страшным бедствием для земледельцев были засуха, наводнение и другие стихийные бедствия. Вот почему появились многочисленные магические обряды, имевшие своей целью влиять на погоду и составившие отдельный вид магии: метеорологическую, или магию погоды. Здесь наиболее распространенными являлись обряды вызывания дождя. Вот как «вызывали» дождь колдуны центрально-австралийского племени вонконгуру. Двое «заклинателей дождя» по очереди зачерпывали заколдованную воду в деревянное корыто и разбрызгивали ее в разные стороны, производя при этом пучками перьев шум и шорох, имитируя тем самым звук падающих капель дождя.

Некоторые обряды метеорологической магии предназначены вызывать солнечный свет. Колдуны с острова Флорида, совершавшие этот обряд, привязывали листья и прутья определенной породы дерева к концу бамбукового шеста и держали его над огнем, раздувая его и произнося одновременно магическое заклинание, переходящее на огонь, а с него на листья. Затем шест укреплялся на верхушке дерева, ветер должен был сдуть с него чары и унести их вдаль, ожидалось, что после этого засияет солнце. В силу неразвитости первобытной практики и идеологии колдовские обряды сопровождали буквально каждый производственный процесс людей того времени, при этом магические верования тесно переплетались с верными наблюдениями над природой. Отсюда, однако, не следует, что магические верования и ритуалы были тождественны знанию, выполняли роль конденсатора рациональных приемов производства, лечения и т. п., как это утверждают некоторые буржуазные исследователи. Подобную точку зрения отстаивает, например, английский историк культуры лорд Рэглан в своей работе «Как возникла цивилизация?» (см.: 101), где пытается объяснить происхождение буквально всех предметов культуры потребностями религиозно-магического культа. По его словам, изобретение плуга явилось результатом поклонения людей фаллосу, а переход людей к скотоводству вызван тем, что люди, поклонявшиеся Луне, обнаружили ее сходство с рогами тура и коровы. Подобные взгляды Рэглана и других буржуазных ученых на происхождение земледелия и скотоводства, войны и государства, денег и обмена, искусства и науки из религиозных культов, по сути дела, ничем не отличаются от мифов, по которым Диана научила людей охоте, а Посейдон — коневодству.

Субъектом любого магического действия является колдун — профессионал или любитель. На самых ранних ступенях развития первобытного общества профессиональных колдунов еще не было. Магические обряды и ритуалы выполнялись любым из членов племени, чаще стариками, владевшими опытом исполнения необходимых церемоний. Впоследствии появились люди, которых считали наделенными особыми способностями, и прежде всего способностью общаться со сверхъестественным миром и его обитателями. У разных народов их называли по-разному — колдун, волхв, заклинатель, шаман и т. д. Но социальная функция в доклассовом обществе у них была одна: магическая практика, своей целью имеющая обеспечить первобытной общине покровительство сверхъестественных сил и защитить от колдовских происков со стороны недружелюбных племен и злых духов.

Авторитет их в первобытном коллективе был крайне высоким. Они обладали огромной властью над душами своих соплеменников: к ним шли за советом, они выступали в качестве судьи в спорных вопросах, заговаривали болезни, вызывали дожди, ну и, конечно, ограждали своих сородичей от злых духов и чар. Что же лежало в основе их авторитета и власти? Как добивались они славы сверхъестественных личностей, общающихся с миром теней? Об этом наш следующий рассказ.

 

ПЕРВОБЫТНЫЕ КОЛДУНЫ И ШАМАНЫ

Чувство страха — неотъемлемая черта первобытного мироощущения. Вот как описал известному путешественнику Кнуду Расмуссену душевное состояние своего народа эскимос Ауа: «Мы боимся! Мы боимся непогоды, с которой должны бороться, вырывая пищу у земли и у моря. Мы боимся нужды и голода в холодных снежных хижинах. Мы боимся болезни, которую ежедневно видим около себя... Мы боимся мертвых людей и душ зверей, убитых на ловле. Мы боимся духов земли и воздуха... боимся всего, чего не знаем. Боимся того, что видим вокруг себя, и боимся того, о чем говорят предания».

Боясь всего и не понимая подлинных причин происходящего вокруг него, человек стал наделять сверхъестественными возможностями природные явления. Все под контролем и властью сверхъестественных сил, все в мире несет отпечаток их всемогущества и всевластия, на всем лежит отпечаток их произвола. Человек беззащитен и бессилен перед могуществом этих вездесущих и непостижимых начал. И тут у него появляется защитник — колдун. Он гарантирует человеку покровительство добрых духов и защиту от произвола и происков духов злых.

Славу могучего, обладающего сверхъестественными способностями человека колдуны и шаманы обретали не случайно. Острая наблюдательность, глубокое знание духовного состояния своих соплеменников, умение использовать психотерапевтические приемы внушения при «лечении» и «заговоре» болезней, а нередко и искусное трюкачество способствовали их популярности. Остановимся подробнее па последнем, хотя и каждой другой из этих составляющих «искусство» колдуна также можно посвятить отдельный рассказ.

О внимании первобытных колдунов и шаманов к приемам иллюзионного искусства говорят многочисленные этнографические наблюдения. Так, известный русский этнограф В. Г. Богораз-Тан указывал, что у всех шаманов первобытных народов «замечательно соединены экстаз с самым хладнокровным обманом» (8, 126). Современный исследователь шаманизма В. Н. Басилов в книге «Избранники духов» подтверждает, что во время шаманских камланий всегда использовали трюки, «которые шаман совершал с целью показать присутствующим, на что он способен с помощью духов». (5, 129).

Для доказательства своих сверхъестественных способностей первобытные колдуны п шаманы чревовещали, изображая различные голоса духов и вообще всякие таинственные звуки, демонстрировали освобождение с помощью потусторонних помощников от веревок и ремней, устраивали настоящие представления, например таинственное исчезновение предметов и даже людей, в том числе самого колдуна, мгновенное залечивание ран, «пронзали» себя и своих помощников ножами, топорами и т. д. Все это требовало величайшего умения и мастерства, ибо однажды только неудавшийся трюк, минутное бессилие шамана приводили его к поражению: вера в его всемогущество исчезала, и на смену ему приходил новый игрок, которому также постоянно угрожали неудачи и позорное падение. Поэтому своему «профессиональному» росту, совершенствованию своего мастерства первобытные колдуны и шаманы уделяли огромное внимание. Профессиональные секреты передавались по наследству, из рук в руки, даже преподавались в специальных колдовских «школах». О своем обучении в такой «школе» одного из северозападных районов Канады рассказал некий вольнодумец Квесалид. Он, местный индеец, не верил в могущество колдунов и шаманов и, побуждаемый любопытством, желанием раскрыть и разоблачить их жульничество, стал бывать у них. Это продолжалось до тех пор, пока один из колдунов но предложил ему присоединиться к их группе, где Квесалид был бы «посвящен в тайну» и стал бы одним из своих. Квесалид не заставил себя долго упрашивать и вскоре стал проходить курс колдовских «наук». Это был экзотический коктейль из пантомимы, ловкости рук и эмпирических познаний. Под руководством наставников Квесалид учился симулировать обмороки, нервные припадки, петь магические гимны; изучал технику вызывания у себя рвоты; получил представление об аускультации (выслушивании) и акушерстве; научился использовать в своих интересах «видящих» — шпионов и доносчиков, в обязанности которых вменялось подслушивать частные разговоры и тайно сообщать колдуну сведения об источнике и симптомах болезней, поразивших того или иного сородича. «Великим искусством» и «тайной тайн» этой школы колдунов было обучение приемам пользования пучком пушинок, спрятанных шаманом в уголке его рта. В определенный момент знахарского сеанса колдун, прикусив язык или вызвав кровотечение из десны, выплевывал окровавленный комочек и торжественно преподносил его страдающему индейцу и присутствующим как болезнетворное тело, являвшееся причиной недуга и извлеченное благодаря его сверхъестественному искусству.

Этот рассказ был в свое время записан американским этнографом Францем Боасом непосредственно со слов самого Квесалида — разоблачителя шаманов и колдунов. Ф. Боас и сам неоднократно наблюдал трюки, к которым прибегали североамериканские колдуны и шаманы, дабы поддержать и усилить молву об их магических способностях. Популярен был у колдунов племени квакиутл трюк пробивания головы. Исполнитель (шаман) вначале показывает присутствующим при этом магическом сеансе клин, а затем незаметно меняет его на другой, сделанный из двух частей, соединенных деревянной перемычкой, покрытой волосами. Прижав этот клин к голове своей помощницы, шаман показывает, будто он этим орудием пробивает ей голову. Впечатление от спектакля усиливается и тем, что все лицо, рот помощницы залиты потоком крови, в действительности вытекавшей из спрятанных в волосах и во рту тюленьих пузырей с кровью. Помимо всего прочего, в волосах «пострадавшей» была искусно спрятана пара тюленьих глаз, которые в момент удара клином сползали на ее глаза, в результате чего зрители имели возможность убедиться, что глаза вылезли из орбит. Жертва колдовства обходила всех присутствующих, чтобы те могли удостовериться, что голова ее на самом деле пробита клином. Клин тут же вынимался, и помощница мага-иллюзиониста демонстрировала зрителям, что она цела и невредима, что от ран не осталось и следа.

В другом случае первобытный кудесник ударял помощницу по голове веслом, вонзая его в голову. Разумеется, в весле была выемка, соответствующая по форме и размерам голове помощницы. Этим псевдовеслом перед представлением заменяли настоящее весло.

Изюминкой сеансов первобытной магии был иллюзион с огнем. В число трюковой аппаратуры входил ящик с двойным дном, куда заранее прятался человеческий скелет. Помощница колдуна якобы забиралась в ящик, но в действительности она скрывалась в специально подготовленной яме. Ящик бросали в огонь. От ямы к центру очага была проведена трубка, в один из концов которой исполнительница начинала петь. Звук шел прямо из огня и показывал тем самым нечувствительность женщины к боли. Как только ящик сгорал полностью, из очага доставали кости скелета, чтобы зрители могли удостовериться: женщина сгорела. Кости торжественно возлагали на оленью шкуру, под которой было скрыто отверстие трубки. По истечении четырех суток шаман начинал петь над ними до тех пор, пока не раздавался голос сгоревшей женщины. После этого кости покрывались шкурой, помощница незаметно переползала подземным туннелем под нее. Когда же шкуру под звуки барабанов и бубнов срывали, то под ней оказывалась целая и невредимая «сгоревшая» женщина.

Африканские колдуны также славились своим иллюзионным искусством. Уроженец Южной Африки Л. Грин в своей книге «Последние тайны старой Африки» сообщает, что в годы своей молодости, которые пришлись на начало нашего столетия, он наблюдал, как колдун нигерийских тайных обществ, словно на сцене одного из знаменитых европейских цирков, во время магических сеансов набирал в рот воды из калебаса, а выплескивал изо рта дюжину живых рыбок, водящихся в окрестных болотах. В Конго колдун племени нкимба тер себе нос, и оттуда появлялась длинная вереница красных блестящих муравьев. В Сенегале колдуны вонзали себе в горло широкие ножи.

Не меньшими ловкостью, умением и сноровкой обладали и отечественные колдуны. В известном специалистам-этнографам указателе литературы по шаманству, автором которого является А. А. Попов, содержится множество упоминаний о трюках и фокусах колдунов и шаманов- различных народностей (алтайцев, якутов, лопарей, остяков, гиляков, бурят, казахов, киргизов, сойтов, ненцев и т. п.). Много рассказов о проделках шаманов содержится в исследованиях русских и советских этнографов.

Чукотские шаманы были, к примеру, большими специалистами в технике чревовещания. В. Г. Богораз-Тан, часто наблюдавший шаманские камлания местных колдунов, отмечал: «...чревовещание у чукчей развито до степени большого искусства, и можно с уверенностью сказать, что чукчи вышли бы победителями в состязании с артистами-иллюзионистами цивилизованных стран. У присутствующих на шаманском камлании создается полная иллюзия, что отдельные голоса приходят из различных концов полога... В трюках такого рода шаманы подражают крикам зверей и птиц и даже завыванию бури. Я слышал однажды голос, который был объявлен эхом. Он слабо повторял все звуки и слова, которые мы произносили, даже английские и русские фразы. Конечно, иностранные слова произносились им не вполне правильно, но все же дух обладал тонким слухом и быстро улавливал звуки незнакомого языка. Я слышал духов кузнечика, слепня и комара, причем их голоса были очень похожи на звуки, издаваемые этими насекомыми в обычное время» (8, 121).

Однообразие шаманского сеанса у чукчей (который наблюдал В. Г. Богораз-Тан), длившегося иногда несколько часов подряд, скрашивали различного рода трюки. Духи скреблись снаружи степ внутреннего полога, бегали вокруг по всем направлениям так, что было слышно топанье их ног. Часто злой дух неожиданно дергал шкуру, лежавшую на земле в центре полога, с такой силой, что все предметы, стоявшие на ней, разлетались во все стороны. Иногда невидимая рука схватывала полог за верхушку и трясла его с чудовищной силой или даже приподнимала его, впуская в него свет из наружного шатра. Нередко невидимая рука швыряла в полог комья снега, лила холодную воду и мочу и даже бросала куски дерева и камни, нередко попадая в кого-нибудь из присутствующих.

Излюбленным приемом среди камчадалских, якутских, гиляцких и других колдунов было прокалывание себя поясом. Этот трюк описан в работе В. М. Михайловского «Шаманство»: «Шаман берет в правую руку нож, а в левую топор п, отходя к дверям, где нет никакого освещения, наставляет нож на живот и бьет топором по черенку, покуда лезвие ножа не войдет во внутренность, после чего, обращаясь к зрителям, показывает, что острие вошло в живот. Все окружающие подходят к нему для освидетельствования и кто-нибудь берет за черенок и отрывает его от лезвия, которое, по словам шамана, осталось в желудке, а потом уже из себя его фокусник выпускает» (цит. по: 4, 188). Колдун для исполнения этого фокуса делал себе специальный нож с убирающимся в черенок лезвием. Вот как рассказывает финский этнограф М. Кастрон о фокусах сибирских шаманов: «Шаман садится на высушенной оленьей коже, разостланной посередине пола. Он дает присутствующим связать себе руки и йоги. Ставни закрываются, и шаман начинает призывать служащих ему духов. Внезапно в темном пространстве обнаруживается их таинственное присутствие. Раздаются с разных сторон голоса и внутри, и снаружи юрты, а на сухой оленьей коже слышится равномерный треск п барабанный бой. В комнате рычат медведи, шипят змеи, прыгают белки. Наконец, все это кончается, и присутствовавшие с нетерпением ждут результатов. Проходит несколько минут, и вот шаман, свободный и развязанный, входит снаружи в юрту. Никто не сомневается в том, что ревели, шипели и прыгали в юрте именно духи, что они освободили шамана от веревок и вывели его тайным путем из юрты» (цит. по: 61, 90).

С помощью подобных трюков и иллюзионов первобытный колдун приобретал у своих соплеменников славу могущественного человека, избранника духов. Магия возникает как иллюзорное средство компенсации практической слабости древнейших людей, служит суррогатом их трудовой деятельности. Одновременно она является и источником социальных привилегий для тех, кто монополизировал в первобытном коллективе роль посредника в общении со сверхъестественным миром.

Возникнув в первобытную эпоху человечества, магия не оставалась неизменной на протяжении веков, а принимала различные формы. Одной из ее развитых форм является оккультизм.

Оккультизм (от лат. occultus — тайный, сокровенный) — это общее название для учений, «теоретически» обосновывающих наличие магических (волшебных, сверх-натуральных) сил в человеке и космосе, недоступных для простых смертных, по доступных для «посвященных», прошедших особую инициацию и тренировку. В состав оккультизма входят такие «тайные» пауки, как астрология, мантика, или гадание (хиромантия, физиогномика и т. п.), спиритизм, герметическая (по имени легендарного основателя оккультизма — Гермеса Трисмегиста, образ которого явился результатом соединения образов египетского бога Тота и греческого бога Гермеса — вестника божественной мудрости) медицина и другие (см.: 39; 47; 73). Впервые речь об оккультизме заходит в эпоху поздней античности, когда в I — IV веках нашей эры в Александрии была создана обширная оккультная литература, получившая название герметической. С определенными изменениями оккультные науки дошли до наших дней, найдя в странах капитала в условиях духовного кризиса массу поклонников.

В основе оккультизма лежат «принципы» и «законы» первобытной магии. «Оккультисты лишь систематизировали древнейшие магические представления, основанные на ложном принципе: подобное вызывает подобное (симпатическая магия), часть замещает целое (контагиозная магия)» (73, 137). Изучение истории магии, ее древнейших, первобытных форм проливает свет на происхождение и сущность многих оккультных наук (см.: 16; 47; 73). (Подробнее об оккультизме мы поговорим позже)

С возникновением сложных высокоразвитых монотеистических религиозных систем типа христианства, иудаизма, ислама, буддизма магические ритуалы стали их неотъемлемым элементом. Причем «самая важная для массы верующих, самая притягательная сторона... религии... как раз и заключается в магическом значении ее обрядов» (61, 8). О том, как вошла магия в состав одной из «высших» религий — в христианство — стоит рассказать подробнее.