Пятьдесят второй час

Во время энцефалограммы в закрытом боксе номер тринадцать висела непривычная тишина. Даже звук тихо попискивающего кардиомонитора был выключен. После тягостного ожидания в коридоре дверь бокса открылась и мужа больной впустили внутрь. Пожилая медтехник уже закончила тест и отклеивала электроды от головы пациентки. Выпутывая провода из волос, она негромко сказала: «Мозг жив, но не реагирует на окружающее. Я не обнаружила никаких изменений в ответ на звуковой раздражитель. А контактирует ли он со своим телом, проверят мои коллеги».

После ее ухода мужчина попытался навести порядок на голове жены. Достав видавшую виды расческу, в которой недоставало нескольких зубцов, он принялся за работу. Его пальцы плавно скользила по кончикам вьющихся прядей, но чем выше поднималась расческа, тем чаще она застревала в местах с остатками клейкой массы от электродов. Тогда приходилось аккуратно разлеплять слипшиеся волосы и осторожно выбирать вязкие комочки.

* * *

Вича сидела с закрытыми глазами под теплыми лучами весеннего солнца, а Дича расчесывал ее волосы пальцами в поисках противных жуков. Буквально несколько минут назад она мирно делала обход своих любимых роз, которыми был обильно засажен их участок. На одном из кустов нагло сидела стая бронзовых насекомых и аппетитно уплетала желтые лепестки.

— Ах вы, сволочи! — вырвалось у Вичи, и она, стараясь не уколоться, тряхнула куст.

Облако майских жуков, которых здесь почему-то называли японскими, взмыло в воздух. Внезапный порыв ветра бросил их прямо на Вичу. Несколько насекомых попались в сети ее распушенных волос. Пытаясь освободиться, они еще сильнее запутались в ее золотых кудрях.

— Дича! Спасай меня! — с наигранным испугом закричала она.

— Что случилось? — послышалось из дальнего угла участка.

Не выпуская из рук лопаты, муж распрямился и глянул в ее сторону.

— Меня жуки едят! — отозвалась она, мотая копной волос. — Беги скорее, пока твою жену совсем не съели.

И вот теперь они сидели на скамеечке как два шимпанзе: Дича вылавливал насекомых из ее головы. Может, он втихаря даже ел их, но Виче было лень открывать глаза, чтобы проверить.

От непривычной кропотливой работы Дичины пальцы быстро устали.

— Ф-у-у-у! Дай отдохнуть.

— Ага! А как я могу!? Каждый вечер перед сном Вича слышала от насидевшегося за компьютером мужа привычное: «Пришло время дефрагментации жесткого диска!» Дича быстро прыгал к ней под одеяло и подставлял свою шевелюру. Ее тонкие пальцы послушно тонули в его густых волосах и начинали нежно и убаюкивающе почесывать натруженную за день голову…

Пристыженный Дича поближе придвинулся, и снова принялся вылавливать жуков из волос жены. Она чувствовала его любящие руки и приятное тепло разливалось по всему телу.

Они сидели на узкой лавочке прижавшись друг к другу и Вича думала, что если есть на свете счастье, то оно должно было быть именно таким. Судьба наконец-то благоволила им. Даже болезнь, казалось, взяла передышку, уступив место заботам о семье и доме. Каждый день был наполнен новыми идеями, как бы поуютней обустроить их гнездышко. Муж сбе л пораньше с работы, чтобы побольше успеть сделать по дому. Он безвылазно мог копаться на заднем дворе, сажая и пересаживая кусты, деревья и так обожаемые ей розы.

Но однажды эта идиллия была омрачена. Дича пришел домой чернее тучи. В тот день, во время важного эксперимента, одна из пробирок каким-то образом выскользнула у него из рук, и неделя напряженной работы пошла насмарку. Вскоре он понял, что виновата не его невнимательность, а потеря чувствительности пальцев левой руки.

— Это последствие старой травмы локтя, — заключил невропатолог. — Нерв защемился рубцом. Можно попробовать его высвободить из рубцовой ткани, но гарантии, что чувствительность вернется, нет.

На семейном совете было решено попробовать прооперироваться. Как Дича сломал руку, Вича знала лишь в общих чертах.

— Да в десятом классе на физкультуре упал, — отмахивался он.

Она видела, что ему было больно это вспоминать, и поэтому давно перестала расспрашивать. О том, что Дичу исподтишка толкнул главный качок класса, она узнала от его мамы.

— Что этот бугай делал в школе для слабовидящих, ума не приложу, — был ее возмущенный рассказ. — Ты же знаешь моего Димку. Он всегда был настырным. Где-то не уступил, вот и поплатился. Вича нежно посмотрела на понурого Дичу и решила: «Пришло время познакомиться поближе с этой грозой школы».

За несколько дней до операции она достала классный альбом мужа с фотографиями и попросила показать виновника его травмы.

— Зачем тебе это нужно? — Примета такая. Мы должны посмотреть ему в глаза и сказать, что все прощаем, тогда операция будет успешной.

Как только ритуал был совершен, Дича тут же забыл об этом. Лежа в больнице, он не знал о том, что Вича вновь открывала альбом. На этот раз она не прощала меченого парня, а предупреждала: «Моли своего бога, чтобы операция помогла, иначе…» Глубоким вдохом она погасила поднимающуюся из глубины злость и не дала проклятию выплеснуться раньше времени.

Но держать его в себе пришлось недолго. По другую сторону океана Бог был глух. А может, бугай просто поленился к нему обратиться. Как бы то ни было, спустя пару месяцев, как только в Балтиморе подул северо-восточный ветер, на его крыльях отправился в путь невидимый сгусток энергии. Прибрежный бриз передал эстафету воздушному потоку, что сопровождал Гольфстрим, и посылка понеслась в сторону Старого Света.

Ее получатель и не подозревал, какие великие силы были приведены в движение из-за его жалкой персоны. А вид его действительно был жалким. От былой могучей фигуры не осталось и следа. Как высохший дуб, склонивший к земле ветви, он сидел на матрасе в чьей-то комнате с голыми стенами и тупо глядел на батарею пустых бутылок. Кто-то пихал ему в руку засаленные рубли и пытался втолковать ему что-то про магазин. Он уже не помнил, сколько лет не просыхая пил. За последний год он еще больше опустился, хотя казалось, что дальше уже некуда. Давние знакомые, проходя мимо, уже не узнавали его. Жизнь потеряла всякий смысл и катилась под гору.

— Да и для кого жить? — бормотал он в пьяном угаре. — Жена с ребенком ушли, родители и друзья отвернулись. Для вас, что ли? — обратился он к собутыльниками, откровенно напрашиваясь на неприятности.

Если бы он даже знал, что, выходя этой ночью за водкой, больше никогда не увидит этих пьяных рож, то ничуть не расстроился бы.

— Сдохнуть бы уже, что ли? — с горечью подумал он.

Кто-то из таких же страждущих, как и он, заметил деньги в его руке и пошел следом. Лишь только они свернули с людной улицы, идущий сзади освободил его от денег, а заодно и от горьких мыслей. Одного удара пустой бутылкой по голове оказалось достаточно, чтобы вскоре приобрести бутылку полную.

Еще целые сутки поврежденный мозг пострадавшего медленно осмысливал произошедшее. Он прокручивал всю жизнь своего хозяина, пытаясь понять, где тот вышел из-под контроля. Клетки серого вещества мозга отдавали хранившуюся информацию о самых запоминающихся событиях и отмирали. Те нейроны, которые хранили детскую память, погибали первыми. Затем наступала очередь клеток с менее давними событиями. Таким образом вся жизнь пролетала перед внутренним взором в хронологическом порядке. Ярких воспоминаний набралось не много.

Была ли жизнь его такой тусклой и беспросветной, или клеткихранители памяти были убиты алкоголем, уже не имело значения. Его мозг быстро добирался до последнего, сколь-нибудь запоминающегося события. Это был день получения кредита на развитие фермерского хозяйства, где самым ярким моментом стал пересчет ссуды на водочный эквивалент. С этими воспоминаниями угасли едва различимые проблески сознания, в которое несостоявшийся фермер так и не сумел вернуться. По другую сторону океана Вича даже не могла представить, что когда-то и ее мозг примется за похожую работу…

Ну а пока она была полна сил и решимости. Вича твердо встала на ноги в логове ворогов и пришло время действовать.

Тянуть было нельзя. Никто не знал, как долго продержится ее организм, поэтому нужно было срочно навестить Матрену. Глядя на пышущую энергией жену, Дича только приветствовал ее желание съездить на Родину. Но кто-то опять пытался помешать возвращению виккианской воительницы к своим истокам. С юга наступал разрушительный ураган Изабелла и, по прогнозам, должен был ударить по Вашингтону в день их отлета. По дороге в аэропорт Вича была необычно весела.

— Я обманула их! — внутренне радовалась она. — Я как знала, когда отказалась от накатанного пути.

Действительно, в этот раз им предложили лететь через Франкфурт или Париж. Дича склонялся к уже привычному маршруту через Германию, да и до аэропорта в соседнем Вашингтоне было всего час езды. Во Францию же вылетать пришлось бы из Филадельфии, куда путь был длиннее. Но что-то Виче тогда подсказало, что длиннее — не значит дольше, да и в Париже они никогда не были.

— Давай через Париж! — загорелись ее глаза. — Хоть одним глазком взглянуть на него, но только чур не умирать, — припомнила она название одного известного фильма.

Сейчас Дича рулил по направлению к Филадельфии, и на душе у него была спокойно: «Спору нет, мы проигрываем полчаса в дороге, но неизвестно, сколько бы нам пришлось сидеть в закрытом Вашингтонском аэропорту».

Благодаря Вичиной прозорливости они ехали в северном направлении, удаляясь от урагана.

Долгий перелет дался Виче на удивление легко. Похоже, что ошибка стюардессы, которая приняла ее за соотечественницу и обратилась к ней по-французски, резко приподняла Вичино настроение.

— А я всегда говорила, как тебе повезло со мной! — подзадоривала она мужа. — Гордись, что у тебя жена настоящая француженка.

— Как прилетим, надо будет обязательно заскочить в лес.

— Зачем? — Наловим тебе лягушек.

Шутки шутками, а в лес Дича все-таки попал, но не за лягушками а за черноплодной рябиной. Нагулявшись по Питеру, они сбежали ото всех на лоно дачной природы. Озадачив мужа сбором ягод, инициаторша побега отправилась навестить Матрену.

— Кого бог дает? — встретила ее заметно постаревшая целительница.

— Американскую сестру! — весело ответила Вича и сердечно обняла старуху.

Та долго ее не отпускала и все гладила своими иссохшими руками.

— Я научилась использовать энергию заморской природы и держать удары черных сестер, — выпалила гостья. — Это пришло само собой. Как именно, я не знаю. Поэтому боюсь, что научить этому пока не могу.

— Чувствую силу в тебе, — наконец произнесла Матрена и заглянула молодой женщине в глаза. — Вижу, что созрела ты для следующего шага к нашей цели.

Они присели на лавку и, как много лет назад, старушка положила ее голову себе на колени. Она гладила ее по золотистым волосам и вещала о том, что есть и что будет.

— Я вижу, что ты научилась изменять чужую энергию, делая ее доступной для нас. Скоро наши сестры начнут прибывать к тебе. Теперь каждое полнолуние отдавай свою энергию ветру, и он принесет ее твоим сестрам. Они будут рядом, но ты не должна искать встречи с ними. Через тебя их могут обнаружить и извести. И помни, без твоей энергии они беспомощны перед враждебной природой. Пройдет немало времени, прежде чем они сами научатся укрощать чужеродные флюиды и начнут справляться без тебя. Но я должна предупредить, что, пропуская сквозь себя избыточные потоки энергии, ты ускоришь свое разрушение. Готова ли ты к такой жертве? — Да, сестра! Я буду биться до конца! Матрена смотрела вдаль, и ее подслеповатые глаза наполнились слезами гордости за это хрупкое существо с непоколебимой волей и духом победительницы, которую не смогла сломить даже ее жуткая болезнь.

— Ну, давай прощаться, — поднялась старуха. — И помни, чем дольше ты продержишься, тем больше наших сестер сумеет продолжить начатое тобой дело.

— Я продержусь! — с гордостью заверила виккианская воительница. — Ну, я побежала, пока моего Дичу не утащили волки, — кинула она с порога.

Преисполненная сил, Вича быстро шла, почти не задыхаясь.

У нее теперь была цель, и она сделает все возможное, чтобы достигнуть ее. Для начала нужно было подготовить Дичу к ее ночным отлучкам…

Как только самолет оторвался то питерской земли, Вича поведала мужу о новой мульке, которой ее научила Яна.

— Чтобы в доме всегда водились деньги, нужно отложить одну денежку и каждое полнолуние купать ее в лучах ночного светила. И обязательно приговаривать: «Смотри, что у меня есть!» Вича взяла на себя этот ритуал, и теперь, как только появлялась полная луна, она выходила во двор с однодолларовой бумажкой в руке. Распростав руки к небу, она отдавала всю накопленную за месяц энергию притаившимся где-то сестрам. Тень беседки скрывала ее ото всех, кроме Лады. Мохнатая великанша уже давно отказалась жить в доме и теперь оттягивалась на улице, в огромной конуре. Для нее ночные бдения хозяйки были не в диковинку. Лада еще помнила тесные таунхаузы и совместные прогулки по лунному лесу. Теперь каждое полнолуние она выходила из будки и поджидала свою хозяйку под дверью. Белая шерсть великанши переливалась в лунном свете и освещала путь к их укромному месту. Доведя хозяйку до беседки, собака ложилась ей под ноги и зорко глядела по сторонам. И горе тому, кто решился бы помешать их тайному ритуалу.

Дича свыкся с этими полуночным вылазкам и уже мог сверять по жене лунный календарь.

Несмотря на непреодолимую тягу к ночному светилу, о его дневном собрате Вича тоже не забывала. Она любила полежать в шезлонге под лучами ласкового солнышка. Сегодня во дворе было особенно хорошо. Свежий ветерок разносил запах свежескошенной травы. Это был первый покос в этом сезоне. Ровное стрекотание мотора то приближалось, то удалялось, а вместе с ним перемещался и лай рыжих непосед, атакующих шумный агрегат. Лада лежала в тени хозяйки и исподлобья поглядывала на надрывающих глотки малышей. Дича толкал перед собой ручную газонокосилку и покрикивал на рыжиков: «Вот я сейчас кому-то носы поскашиваю!» Со стрижкой травы в прошлом году разыгралась целая война с сезонными рабочими из Мексики. Каждую неделю они назойливо предлагал свои услуги по уходу за кустами и газонами.

Дича уже устал отбиваться от них.

— Вы английский язык понимаете? Слово «нет» означает «нет».

— Но предыдущие хозяева пользовались нашим сервисом, — продолжал настаивать бригадир сезонников.

— Значит, у них были на это деньги, а у меня нет. Если вы будете обслуживать мой участок бесплатно, то милости просим.

Обозленный бригадир уходил, но в следующие выходные его стук снова будил несговорчивых хозяев ни свет ни заря. Не оставлял мексиканец в покое и соседей. Шура как-то объяснил Диче, откуда взялась такая настойчивость: — На нашей улице только мы и стрижем траву сами. Остальные уже давно поддались на уговоры настырных мексов, как он их называл. До нас эти мексы своими огромными газонокосилками за один прием проходились сразу сквозь все дворы, а теперь им приходится объезжать наши участки. Вот они нас и уговаривают.

К сожалению, одними уговорами дело не обошлось. В середине лета у Шуры взломали сарай и украли газонокосилку.

Не избежали бы такой участи и Дича с Вичей, но забор и Лада отпугнули мексов. А в том, что это было их рук дело, не было никаких сомнений. Однако без свидетелей доказать что-либо было невозможно. Сами же подозреваемые набрались наглости и через пару дней опять предложили Шуре свои услуги. На этот раз отказ сопровождался отборным английским матерком. Но поскольку язык чопорных англичан матерными выражениями не изобилует, получившаяся незамысловатая тирада была какаято бледненькая и большого облегчения говорившему не принесла. А что до мекса, так тот, наверное, и половины из сказанного не понял.

— Жаль, что теперь за воровство не отрубают руку! — прокричал ему вслед Шура.

Испугавшийся бригадир машинально схватился за кисть своей руки, поскольку в яростном крике хозяина украденной машинки разобрал только два слова: «отрубить» и «рука».

К великому разочарованию сезонников, коммуна приняла решение стричь траву оставшейся газонокосилкой. Недовольные мексы больше порогов им не обивали, но в покое не оставили.

Поняв бесплодность своих попыток, они начали мелко пакостить. Со стороны дороги, где не было забора они раз за разом заезжали на Вичину клумбу и скашивали под корень только что распустившиеся тюльпаны. А во дворе тюльпаны даже распуститься не успели. Все бутоны были пожраны откуда-то взявшимися зайцами. Конечно, в соседней лесополосе они кишмя кишели, но сетчатый забор надежно защищал участок. Загадочное появление лесных гостей вскоре объяснилось: Дича обнаружил несколько порванных звеньев в проволочной ограде. Дырки находились у самой земли и несли явные следы механического воздействия.

— А я-то думала, что это был за скрежет, когда их минитрактор стриг траву вдоль нашего забора, — вспомнила Вича.

— Эти гады выставили ножи так, чтобы зацепить ограду, — ругался муж.

Дича искусно стянул порванные звенья старым электрическим шнуром, и нашествие зайцев прекратилось. Но не прекратилось мелкое вредительство. Очередную свинью им подложили уже не в переносном, а в прямом смысле. Как-то, запуская нагулявшихся рыжиков домой, Вича обратила внимание на их измазанные жиром мордочки. Лада в это время лежала возле своей конуры и что-то с аппетитом уписывала. Подойдя к грозно зарычавшей великанше, Вича с ужасом увидела обглоданное свиное копыто. Озверевшая Лада злобно оскалилась, но поняв, что ее хрупкая хозяйка чихать хотела на ее угрозы, завиляла хвостом и виновато посмотрела исподлобья. Добыча была отобрана, однако от поноса это уже не спасло. Хорошо, что было лето и маленьких дристунишек можно было подольше оставлять во дворе. Когда отчаянное урчание в собачьих животах прекратилось, наступил банный день. Малышей Вича купала в своей ванной, а мохнатую Ладу Дича отмывал на улице из садового шланга.

Казалось бы, на этом можно было и успокоиться, но сезонники не унимались. Теперь они собирались около забора и пялились на отдыхавшую после уборок Вичу. Она уже несколько раз переставляла свой лежак, прячась от назойливых глаз. Но неугомонные мачо подходили с другой стороны и снова начинали обсуждать загорающую хозяйку, тыкая в нее пальцами и чтото тараторя по-испански. Бася и Пеша непрерывно тявкали на чужих мужиков и напрыгивали на сетку забора. Один из мексов запустил руку в мешок с мелко скошенной травой и швырнул целую горсть перемолотого крошева в заливавшихся лаем померанцев. Рыжики моментально покрылись зеленым налетом и начали отчаянно чихать от набившейся в нос травяной пыли. Эта выходка мексов стала последней каплей. Разъяренная Вича приблизилась к забору и, глядя на веселую троицу в упор, что-то произнесла на непонятном им языке. Дольше всех она задержала взгляд на обидчике собак. Потом на прощанье зевнула и скрылась в доме, оставив недочитанную книгу в шезлонге. Потеряв объект насмешек, мексы вернулись к работе. Зная, что во дворе никого нет, бригадир вплотную подъехал к ограде. Однако вращающиеся ножи в этот раз вгрызлись не в жесткую проволоку забора, а прихватили мягкий провод, которым была залатана брешь.

Намотав на свои ножи провод, минитрактор пару раз чихнул и заглох. Прибежавший на помощь подручный запрокинул газонокосилку на себя. Пока он удерживал машину на двух колесах, бригадир проворачивал руками ножи и сматывал с них провод. Как назло начинало моросить. Нельзя было терять ни минуты. Стричь прибитую дождем траву будет сплошным мучением. Бригадир спешил. Половина провода была уже освобождена и ножи стали проворачиваться веселее. Никто не обратил внимания на то, что от энергичного вращения ножей начал прихватывать мотор. Когда раздался звук неожиданно ожившего двигателя, было поздно. Срезанная кисть взмыла высоко в небо и, описав дугу, упала на свежеподстриженную лужайку. Ее окровавленные пальцы еще шевелились. Раздался душераздирающий крик. Поддерживающий газонокосилку помощник в ужасе потянул машину на себя, пытаясь закрыться от страшной картины. Поскользнувшись на влажной траве, он завалился назад и опрокинул работающий агрегат прямо на себя.

Как огромный перевернутый жук, минитрактор лежал на спине и шевелил в воздухе лапами-колесами. Под его панциремкапотом корчился придавленный подручный. Он плохо понимал что происходит. Звенящую тишину в его ушах не нарушал даже шум весело стрекочущего мотора. Вдавленный в газон, он слышал лишь непонятный хруст в области таза, по которому елозила вибрирующая машина. Глядевшие в небо ножи газонокосилки со свистом раскручивали часть освобожденного провода.

Прибежавший на крик обидчик маленьких песиков напоролся на рассекающий воздух провод. Он остановился как вкопанный, не понимая, где это он успел разрезать рубаху? Края вспоротой материи начали наливаться кровью, а окружающий мир стал погружаться во мглу.

В сгущающемся мраке появился образ молодой хозяйки соседнего дома, над которой они так весело только что потешались. Она смотрела ему прямо в глаза и шептала посиневшими губами о прожорливых змеях сидящих в его животе. За ее спиной угадывался силуэт прикованной к стене женщины с искаженным от боли лицом. Вдруг страшная догадка стеснила грудь — муки узницы были его рук дело. Ощущение непонятной вины сменилось безразличием, а вслед за этим и странным чувством удовольствия, которое превратило его в настоящего палача. Он увидел себя под голубым небом поигрывающим, как пушинкой, двуручным мечом. Знакомая узница была уже не закована в цепи, а привязана корабельными канатами к просмоленному столбу. Заплечных дел мастер махнул мечом, и голова осужденной полетела вниз.

«Я предупреждала тебя, чтобы ты не смел делать больно моей маме!? — услышал он эхо, прыгающее в его голове, как будто в гулком подземелье. — Так не обессудь!» Тут в животе у палача шумно заурчало, и он почувствовал неприятное шевеление вокруг пупка. Он не стал дожидаться конца казни. Столб с обезглавленной ведьмой еще вовсю пылал, а заплечных дел мастер уже несся в замок. Укрывшись в пыточной, он дрожащими руками задрал свой красный плащ. От выпученного пупка по всему животу расходились огромные волны.

В глазах палача застыл немой ужас. Его пузо раздулось до невероятных размеров. Дикая боль распирала и рвалась наружу. В глазах потемнело. Не понимая, что делает, палач схватил пыточную секиру и вспорол себе брюхо. В руки ему вывалился клубок кровавых змей. Их горячие извивающиеся тела обожгли ему ладони и тьма неожиданно отступила. Прояснившимся взором он глянул вниз. Змей не было. Вместо них из распоротого вращающимся проводом живота ему в руки вываливались розовые кишки. Пришедший в себя сезонник начал тут же хватать теплые петли кишечника и судорожно запихивать их обратно в живот.

Его бригадир сидел рядом, отрешенно глядя на сарай, из которого они на днях украли газонокосилку. Он бережно прижимал к груди культю и в голове его, как сломанная пластинка вертелось: «Отрубить рука, отрубить рука!» Приехавшие спасатели упаковали сбежавшую от хозяина руку в мешок со льдом, а спустя час искусные хирурги уже пришивали беглянку на место. Выбывшая на время из строя команда газонокосителей была тут же с радостью заменена их ненасытными соплеменниками. Новый бригадир лишь однажды предложила свои услуги Диче, а в сторону Шуриного дома даже не взглянул…

Теперь Вича снова могла спокойно нежиться на солнышке после трудовых будней. Да и сами уборки шли веселее, когда знаешь, что впереди ждет приятная нега, а не игра в прятки с наглыми мачо. Дополнительные силы прибавляло и то, что Дича не оставлял ее стараний по дому без внимания. Последнее время он никогда не забывал похвалить свою Вичу. Многие мужья не замечают женского труда и относятся к нему как к должному.

Еще недавно и Дича был таким же. Но с тех пор, как Вича стала подолгу бывать в больницах, в глаза мужу все чаще бросался наводимый им беспорядок и скопление пыли на мебели.

Теперь он при любом удобном случае хвалил свою хозяюшку.

Но делал это исподволь и шутя.

— Вича, прикинь, у меня сегодня какие-то гномики всю ванну отскребли! — кричал он, заходя в сияющую чистотой душевую комнату.

— Ах, так!? — радостно отвечала она. — Тогда пусть тебе эти гномики и обед готовят! Он знал, как тяжело даются жене эти уборки, и помогал как мог. Не оставался без внимания и научный прогресс, спешивший на помощь домохозяйкам. Кладовка на первом этаже всегда была забита новейшими чистящими растворами и полирующими жидкостями. Легковесные безмешочные пылесосы, кухонные комбайны, миксеры и даже электрическая открывалка консервных банок были к услугам Вичи. Ну а самое последнее их приобретение значительно облегчило уборки второго этажа.

Это был собачий коврик-пограничник под названием «Скат».

Его особенность была в том, что ступавшая на него лапа получала легкий, но неприятно покусывающий разряд тока. Коврик был постелен перед входом на второй этаж и теперь надежно охранял спальню и кабинет от вторжения четвероногих проходимцев. Шерсти и грязи сразу же поубавилось. Однако не одним домашним животным доставалось от тезки глубоководного кусаки. Привыкшая ходить по дому босиком, Вича тоже неоднократно попадалась в его лапы. Вот и в этот раз она только вышла из ванной, как наступила на притаившегося «Ската». Разряд, который она получила, да помноженный на влажную ступню и эффект неожиданности, заставил Вичу крепко выругаться.

— Сразу видно, что человек из культурной столицы! — рассмеялся Дича. — Пора бы уже привыкнуть или ходить в тапках.

Сколько этот коврик уже постелен? Неделю? Две? Пятьдесят восьмой час Через ступни пациентки пропускали короткие разряды тока.

Появившиеся после обеда медтехники из неврологии снова выставили мужа больной из бокса. Закрывшись, они в полной тишине следили за реакцией мозга пациентки на электростимуляцию конечностей.

— Мозг живет сам по себе и не чувствует наружные сигналы, — дали они угнетающее заключение. После чего быстро собрались и молча вышли, оставив мужчину наедине со своим горем.

— Почему ты опять спряталась ото всех? — сдавленно шептал он. — Давай, малыш, выбирайся из своей ракушки. Мне без тебя здесь совсем плохо! Дича вспомнил тот последний раз, когда Вича надолго замкнулась в себе. Все произошло на фоне относительного здоровья, и тем страшнее был удар.

Это был один из немногих светлых промежутков, когда осложнения оставили Вичу в покое. Она прибавила в весе, и старые наряды уже не налезали на нее. Он только радовался этому и с удовольствием покупал жене бесконечные обновы. Кто считает деньги в таких случаях? А потом к ним пришло еще большее счастье. Вича сообщила о своей возможной беременности.

Муж летал на крыльях. Время шло. Животик подрастал. В эйфории он не сразу заметил, что размер ее брюшка опережает предполагаемый срок. Заключение врачей было холодным душем. Дича сидел, обхватив голову руками: «За, что?! Почему начала расти эта опухоль? Ведь такой болезни не было ни у кого в ее роду! Где же эта хваленая генетика? Что-то здесь не так, но, что?» Он не мог знать, что когда за дело берутся темные силы, законы генетики не работают. Вича давно ощущала периодический дискомфорт в животе, но относила это за счет попыток черных сестер вновь расшатать камень в почке. С последней атаки прошло немало времени, и новая цель по их расчетам должна была подрасти. Но здесь Вича была спокойна. Травяной чай надежно защищал ее. Однако оказалось что был атакован совсем другой, орган и виккианская воительница совсем расклеилась. Случившееся полностью выбило ее из колеи, она надолго ушла в себя. В те короткие моменты, когда она выходила из ступора, ничего кроме самобичевания от нее нельзя было добиться.

— Не понос, так золотуха, — пыталась она шутить сквозь слезы. — Ты уж прости меня, хронь ходячую. Я уже думала, что пока я себя неплохо чувствую, у нас может получиться Алиска. Если не сейчас, то когда? — Ничего страшного, — успокаивал ее Дича. — Наверняка эта опухоль и мешала появиться Алиске. Вот ее уберут, и дело пойдет на лад.

Его уговоры мало помогали. Вича жила в своем внутреннем мире и никого в него не впускала. Однако после госпитализации дела пошли на лад. Стены родной больницы постепенно возвращали ее к жизни. В глазах вновь запылало пламя борьбы. Она стойко перенесла операцию. Опухоль оказалась доброкачественной, и еще одна атака незримых врагов была успешно отбита.

«Надолго ли?» — думала Вича.

Однако раскисать было некогда. Приближавшееся полнолуние призывало к борьбе. Ее сестры нуждались в ней. Виккианская воительница копила черную энергию и надеялась, что после случившегося ее хоть ненадолго оставят в покое. Но беда не приходит одна…

Наступающая полночь не предвещала никаких неприятностей, и непривычно пустое крыльцо совсем не насторожило Вичу.

— Вот же соня, — подумала она про Ладу и поспешила к своему укромному месту.

Вича глядела на полную луну и чувствовала, как истекающая из нее энергия подхватывается ветром и насыщает новую армию ее сестер. Радость сопричастности к великой цели опять будоражила ее. Но нарастающая легкость не приносила покой.

Маленький червячок точил ее где-то в глубине: «Что случилось с моей Ладушкой-лошадушкой?» Когда последние струи черных флюидов покинули ее тело, она поспешила к будке. Лада не отзывалась, но ее мерное дыхание успокоило хозяйку. Однако утром мохнатая великанша так и не показалась из своей конуры, и ее еда осталась нетронутой.

— Лада! Лада! — позвала встревоженная Вича.

После громкого скрежета когтей и тяжелого сопения белая морда высунулась из будки. Большие черные глаза с беспредельной тоской смотрели на хозяйку.

— Что с тобой? Выходи погулять! Лада не сдвинулась с места. Вича попыталась вытянуть ее наружу, но это оказалось ей не под силу. Она в панике вызвонила Дичу с работы. Вместе они вытащили обмякшую великаншу из будки. Лада помогала им, как могла. Она энергично перебирала передними лапами, в то время как задние висели плетьми.

— Не переживай, — успокаивал Дича убитую горем жену. — Мы ее вылечим, сколько бы это ни стоило.

Положив Ладу на заднее сиденье Понурка, они помчались в ветлечебницу.

— Не надо играть в господа бога и мучить животное, — вынес приговор ветеринар. — Она свое уже отжила, и ноги у нее отнялись от старости.

— Но ей ведь только девять лет! — глотая слезы, возразили они.

— Чем крупнее собака, тем короче ее век, — добил их ветеринар и вышел.

Они сидели, обнявшись, на полу пустого кабинета. Вича положила Ладину голову себе на колени и ласково чесала ее за ухом. Мохнатая красавица не моргая смотрела во влажные глаза любимой хозяйки. Впервые в жизни ее онемевший хвост не подметал пол в ответ на прикосновения нежных рук.

Вича не видела ничего, кроме этих глаз и безжизненно опавшего хвоста. Она не заметила, как стены вокруг нее раздвинулись и сквозь кафельный пол начала пробиваться пожухлая трава. Ее колени не чувствовали веса устрашающей морды матерого волчищи. Она продолжала гладить его все с той же любовью и лаской.

Только что серый дружок спас ее от людей герцога, как в далеком детстве она спасла его, тогда еще маленького волчонка, от охотников того же герцога. Тихое утро не предвещало беды.

Прошлой ночью Венди с Дереком сумели покинуть замок. Пока его обитатели разгребали груды окровавленных тел в трапезном зале, беглецы незаметно выскользнули из покинутых стражниками ворот. Несмотря на то, что почти весь путь Дерек нес задыхавшуюся Венди на руках, они успели пересечь открытое поле до наступления рассвета. Прячась накануне в псарне, они слышали, как герцог снаряжал погоню в германские владения.

Беглецы же направлялись совсем в другую сторону и чувствовали себя в безопасности. Поэтому, как только они достигли леса, тут же повалились на сухую хвою. На рассвете Дерек оставил смертельно уставшую Венди набираться сил, а сам отправился в ближайшую деревню. Он собирался поменять свой камзол на крестьянское рубище и еду. Накануне, события развивались так стремительно, что влюбленные бежали в чем есть, и камзол ученика лекаря был слишком приметен. Юноша и не подозревал, что камзол уже сослужил ему злую службу. Предательский блеск его медных пуговиц привлек прошлой ночью внимание двух всадников. Это были вернувшиеся из погони десятник со своим племянником. Старший из наездников был уверен, что дочь ведьмы не могла покинуть замок без сынка лекаря, в которого была безумно влюблена, и, стало быть, она где-то в замке.

Но вид распахнутых ворот разбил все его надежды на поимку дьявольского отродья. Он нервно разминал пальцами свой ужасный шрам на щеке и проклинал недалекого герцога: — Как можно было не запереть на ночь ворота!? — Я вижу кого-то в поле, — прервал чертыханья своего дяди молодой всадник.

Десятник напряженно вгляделся в темноту, куда указывал племянник.

— Нету там никого, — проворчал он, нетерпеливо ерзая в седле.

— Да точно говорю, и, кажется, их двое.

— Чем черт не шутит. Раз уж прискакали назад, так давай проверим, кто это такие. Только по-тихому.

Десятник не хотел, чтобы в замке раньше времени узнали о том, что они ослушались приказа герцога и отстали от погони.

«Ну, а если повезет, так победителей не судят», — думал он, направляя лошадь медленной рысью вслед за глазастым племянником.

Старый лис был доволен, что угадал со своим помощником.

Конечно, он выбрал его по другим причинам. При дележе вознаграждения за поимку ведьминой дочки с молодым родственником можно будет не церемониться.

— Куда! — одернул он свернувшего было в поле племянника. — Они не должны знать, что их заметили.

Доехав до кромки леса, всадники спешились. Отсюда хорошо просматривалась дорога, оставалось лишь терпеливо ждать.

И их ожидание было вознаграждено. Не успел забрезжить рассвет, как из соснового бора показался путник.

— Ну, паря, будет нам награда! — возбужденно прошептал десятник.

Мимо них по направлению к деревне шел сын лекаря. Как только он скрылся за поворотом, стражники прыгнули в седла и углубились в лес.

Уставшая от передряг последних дней, Венди спала мертвецким сном. Она слишком поздно почувствовала дрожь земли под копытами приближавшихся лошадей. Плохо соображая, девушка вскочила и ринулась куда глаза глядят. Только оказавшись в чистом поле она поняла свою ошибку. Всадники быстро настигли ее. Они сжали беглянку с двух сторон лошадьми и одновременно схватили за развевающиеся на ветру кудри. Приподняв помощницу кухарки над землей, всадники понесли ее меж коней по направлению к замку. Вдруг лошади взмыли на дыбы и сбросили наездников вместе с их драгоценной ношей.

На пути стражников стоял необычной величины волчище, и его горящие глаза излучали смерть. Молодой стражник первым пришел в себя. Он поднял еле дышащую девушку и толкнул ее в сторону надвигавшегося хищника. За это время второй всадник успел оправиться от удара о землю и, пошатываясь, приподнялся. Оба стражника, не веря своим глазам, смотрели на происходящее. Матерый зверь положил передние лапы на плечи ведьминой дочки и лизал ее улыбающееся лицо. Завороженные вояки стояли как вкопанные. Вдруг серая молния рассекла воздух.

Волчище одним прыжком подмял под себя молодого стражника и начал рвать его грудь своими огромными когтями. Бывалый десятник не раздумывая выхватил клинок и рубанул хищника поперек спины. Волк взвыл от боли и, развернувшись, вцепился мертвой хваткой в руку нападавшего. Кисть хрустнула, окровавленный клинок упал в траву. Раненый зверь яростно мотал головой, пытаясь оторвать руку обидчика. Спина хищника извергала фонтаны крови, и его хватка слабела с каждым вздохом. Наконец волк отпустил свою жертву и, подняв морду, призывно завыл. Из глубины леса донесся ответный многоголосый вой.

Стая спешила на помощь своему вожаку.

— Убирайся в лес! — услышал десятник хриплый голос.

Шатаясь, он встал с колен, прижимая к груди размозженную руку. На него смотрели глаза той самой девушки, парящую голову которой он когда-то видел на кладбище. Тут-то он и вспомнил то, что мучило его последние годы. Его здоровая рука потянулась к шраму. Нет, он получил его не в честном бою. Он был наказан за тяжкий грех. Раскапывая свежее захоронение, вот когда он разорвал себе щеку.

— Забирай своего подельника и проваливайте в лес! — тяжело дыша, прохрипела ведьмина дочь.

Девушка оскалила зубы и слегка приоткрыла рот. Десятник мог поклясться, что перед ним в этот момент стояла бешеная волчица. Давно позабытый животный страх, испытанный им тогда на кладбище, ледяной водой окатил его. Не проронив ни слова, он развернулся и с безумным воплем бросился в лес.

«К волкам, к медведям, да к самому черту! Лишь бы подальше от этих оборотней!» Неизъяснимый страх охватил и его племянника, который держался за разодранный бок и пытался подняться. Однако его ноги были придавлены серым великаном и молодой стражник с ужасом ощущал, как кровь хищника затекает в его сапоги. Увидев убегающего дядю, он вывернулся из чавкающих сапог и босиком кинулся следом.

Опустошенная Венди села на мокрую от утренней росы траву и положила голову своего выкормыша на колени. Девушку бил озноб, и густая шерсть волчонка окутывала ее теплом.

Да, он был для нее все тем же несмышленым волчонком, с которым они вместе росли. Она чесала его за ушком и напевала их любимую песенку. И, как в детстве, тот тихонечко подвывал ей.

Ее пение то и дело прерывалось надсадным кашлем, заставляя вздрагивать серого дружка. От острого слуха волка не скрылись свисты и хрипы в ее слабой груди. Зверь чуял близкий конец своей приемной родительницы. Его нюх никогда не подводил его. Душевная боль хищника заглушила раздирающую боль раны, и его теплые слезки согрели ноги дрожащей в лихорадке девушки. Волчок последний раз взглянул в измученные глаза своей приемной мамки и пропел свою прощальную песнь. В приближающемся вое стаи громче всех звучал тоскующий голос волчицы. И горе было тому, кто лишил ее друга…

Вой и скулеж многочисленных пациентов ветлечебницы вывели Вичу из оцепенения. Как много лет назад, они возвращались от ветеринара без своей питомицы. Но в этот раз их ждал не пустой холодный дом. Тревожный лай рыжих малышей доносился из-за входной двери.

Чтобы как-то развеять поселившееся в их доме подавленное настроение, Дича предложил сменить обстановку. Вокруг уже вовсю бушевала осень, а в южных штатах еще можно было ухватить за хвост уходящее лето. Скооперировавшись с друзьямисоседями, они всей коммуной решили выбраться на недельку в Южную Каролину. Подменяя друг друга за рулем, они за одну ночь попали из прохладной балтиморской осени в пышущий остатками лета курортный городок на краю Атлантики. Но настроение было не отпускное. На полпути, в Виргинии, их среди ночи остановил полицейский и, не представившись, безапиляционно заявил: «Вы превысили скорость на двадцать миль в час».

— Да не может этого быть! — опешил Дича от такой наглости. — У меня круиз-контроль выставлен всего на девять миль выше допустимой скорости.

Эта была проверенная тактика грамотных водителей. За такое превышение обычно давалось устное предупреждение.

— Оставь свои аргументы для суда, — резко оборвал его патрульный.

Друзья, конечно, были наслышаны о драконовских порядках в штате Виргиния, но такое самоуправство трудно было представить даже в страшном сне.

— Не могли бы вы показать мне радар с записью моей скорости? — как можно вежливее попросил водитель. — Мне кажется, по закону я имею право убедиться в этом.

— Когда кажется, молиться надо! Если ты такой умник, приходи в суд и там качай свои права, — нахамил офицер.

— А зачем ходить в суд? Сядьте за руль и посмотрите, насколько выставлен круиз-контроль. — предложил ему Дича.

— Мне больше делать нечего! — начинал свирепеть патрульный. — Может, он у тебя неправильно откалиброван. Вот принесешь в суд справку о калибровке, тогда будет разговор.

— Вообще-то я плачу налоги на твое содержание, чтобы ты следил за порядком, а не выписывал штрафы с потолка, — не выдержал Дича.

— Хочешь провести ночь в участке!? — брызжа слюной заорал офицер и потянулся к висевшим на поясе наручникам.

Он хотел еще что-то добавить, но осекся и его рука поменяла направление в сторону кобуры. С пассажирского кресла сверкнул дьявольский взор волчицы. Ее частое дыхание вырывалось из разинутой пасти и холодным кулаком колотило полицейского в грудь. Патрульный зажмурился и тряхнул головой.

Когда он открыл глаза, рядом с водителем сидела заспанная златокудрая женщина. Она смотрела куда-то вдаль, борясь с набежавшей зевотой. Офицер машинально обернулся, но ничего примечательного у себя за спиной не увидел. Когда он снова заглянул в машину, пассажирка уже сладко потягивалась и мостилась на плече у шофера. Полицейского вдруг резко начало клонить в сон, вся злость куда-то улетучилась. Бросив квитанцию со штрафом на колени водителю, он вернулся к себе в машину и устало плюхнулся за руль…

Всю оставшуюся дорогу Дича думал о потерянных на ровном месте деньгах. Конечно, он заплатит штраф и ни в какой суд не пойдет. Оно того не стоит. Ехать три часа в местную прокуратуру, чтобы опять видеть рожу этого деляги от закона? Да и судья наверняка такой же рвач. Дича был наслышан о разбойниках с большой дороги из разбросанных по трассе городков. В таких убогих местах придорожные муниципалитеты только этим и живут. Крупных фабрик и заводов здесь нет, так что налоги в городской бюджет собирать не с кого. Вот они и обдирают проезжающих мимо путешественников как липку. Это была самая быстрая трасса, ведущая на юг. Отличное место для охоты на мчащихся к южному солнцу отдыхающих. Здешние полицейские великолепно знали, на что идут. Никто не будет ехать в их захолустье судиться за двести долларов штрафа. Бензин, да пропущенное на работе время выйдет намного дороже. Вот они и беспредельничали. С такими невеселыми мыслями и начался их отдых той осенью. Теперь и курортный городишко выглядел неказистым, и солнышко светило не так, да и Атлантика была уже не такой ласковой.

— Забудь, — убеждала Вича. — Не дай этому мерзавцу испортить нам отпуск.

— Какому мерзавцу? — с наигранной веселостью поинтересовался Дича.

Но ее не провести. Слишком хорошо она знала мужа. Он еще долго будет переживать эту несправедливость.

— Вот увидишь, все закончится благополучно, — успокаивала она Дичу. — Жизнь рассудит и всех расставит по местам.

Он ей верил: «Уж коль моя Вича чего пообещала, то тут и к гадалке не ходи, точно сбудется».

Как говорится, если где-то убудет, то где-то обязательно прибудет. Тот отпуск запомнился не только испорченным настроением, но и природным явлением, которое они больше не встречали. После недавнего урагана длинные песочные пляжи были залиты громадными лужами соленой воды. Они не сообщались с океаном и нагревались до умопомрачительной температуры, превращаясь в природные ванны. Вича могла целыми днями сидеть в этом парном молоке и играть с отражением мягкого осеннего солнышка. Лишь одно неудобство не давало полностью расслабиться. Эти лужи привлекали не только отдыхающих, но и прибрежных крабов.

— Аккуратней! Смотри куда садишься, — предупреждала Вича. — Если краб откусит кое-что, домой можешь не приходить, — старалась она развеселить Дичу.

Она чувствовала его угнетенное состояние и пыталась отвлечь от тяжелых мыслей.

— Смотри, что у меня есть! — показала она ракушку, из которой торчали глаза-антены маленького рачка…

Как тот рачок, теперь и Вича спряталась в свою ракушку и даже не пыталась выглянуть из нее. Под наплывом воспоминаний Дича нежно приподнял веко любимой и с бесконечной тоской окунулся в ее бездонный взгляд. Мигающие лампочки многочисленных приборов отражались от влажной роговицы и в какой-то момент Диче показалось, что там промелькнул знакомый озорной огонек. Последний раз Вичины глаза так светились, когда она принимала недвусмысленные подарки на годовщину их свадьбы. Гости, как сговорившись, несли неприличные сувениры из магазина для озабоченных половозрелых особей. Было это как раз по возвращении из той первой поездки в Южную Каролину. Дата была серьезная, и праздновали ее с размахом.

На стеклянную свадьбу им, как и полагалось, подарили хрустальную бутылку с рубиновым вином из граната. С тех пор Вича пристрастилась к гранатовому вину.

— Завтра обязательно принесу тебе гранат! — подмигнул ей Дича.

Шестьдесят шестой час

Скучающий охранник больницы с интересом наблюдал из своей будки за странным мужчиной, который потерянно оглядывался и, похоже, не понимал, куда он попал. Мысленно Дича был все еще в боксе у своей любимой. Он тупо глядел на черный асфальт, размеченный белыми полосками, и медленно соображал, где он находится. Наконец до него дошло, что он стоит посередине пустой парковки. Вдали, под тусклым лучом фонаря, одиноко скучала их машина. Позади нее, на фоне ночного неба светилась огнями никогда не спящая больница. Ему вдруг стало почему-то жаль этот позабытый-позаброшенный автомобиль, радиатор которого давно не улыбался, а глаза-фары грустно смотрели в землю. А ведь еще совсем недавно их новое приобретение так весело дразнило свою хозяйку.

На пассажирском сиденье миниджипа стоял сенсор, который определял вес пассажира. Если тот мало весил, то компьютер машины отключал подушку безопасности, о чем тут же извещал оранжевым огоньком на приборной доске. Сделано это было для защиты подростков от тяжелых травм вызываемых ударной силой выстреливающей подушки при небольших авариях.

— Так! Ты опять! — игриво сердилась Вича на машину, когда та подмаргивала ей своим оранжевым огоньком.

— Похоже, меня здесь за взрослую не считают! — жаловалась она и смешинки веселыми огоньками переливались в ее глазах.

Теперь пассажирское зияло холодной пустотой. Грустная улыбка отразилась в тонированном стекле машины. Так мы и стояли друг против друга, два горьких одиночества в бесконечной ночи. А невдалеке, на пятом этаже, слабо светилось окно той, что когда-то объединяла нас.

Неоновый свет фар выхватывал из темноты пустую дорогу.

Больница стремительно удалялась в зеркале заднего вида и так же стремительно приближалось непереносимое одиночество. Не спасли от него и собаки. Когда я приехал домой, они не спали.

Может их разбудил шум машины, а может, не смотря на поздний час, они терпеливо караулили своих хозяев. Попрыгав вокруг и радостно полаяв, они необычно быстро притихли и уставились на дверь. Бася недолго думая вскочил на диван и, встав на задние лапы, стал с напряжением вглядываться в непроглядную тьму за окном.

— Ну что, сиротки, не приедет ваша хозяйка, — дрожащим голосом произнес я.

Ничего не понимающие собаки кинулись ко мне и, слабо поскуливая, стали заглядывать в глаза. Я сел на корточки и обнял их. Положив передние лапки на мои колени, они начали неистово слизывать соленые ручейки с моего лица. Немного успокоившись, я выпустил их во двор. Собаки сразу же побежали к калитке и уставились сквозь нее на остывающую машину. В этот вечер они позабыли о своей привычке первым делом кидаться к дальней секции забора, за которым жила соседская колли. Они тихо сидели у калитки в ожидании своей ласковой мамки и не сходили с места, пока их не кликнули домой. Обежав все комнаты, пушистые рыжики вернулись к входной двери и с немым вопросом смотрели вслед уходившему в спальню хозяину. Пеша забралась в коробку к недавно родившемуся щенку, а Бася еще долго смотрели на полоску неяркого света, пробивавшуюся изпод двери спальни.

Настольная лампа на Вичиной прикроватной тумбе излучала мягкий задумчивый свет. Я долго лежал, глядя на отблески фигурного плафона в ночном окне. Вот так же, наверное, и она не могла заснуть, когда я болтался по симпозиумам и конференциям. В такие одинокие ночи она наверняка как никогда мечтала о совместных поездках на юг.

— Что же ты, малыш, не дождалась всего один день до нашего отпуска? — спрашивал я в темноту, глотая слезы. — Где справедливость в этом мире? Тот последний вечер я даже не был рядом с ней. Я сидел в своем кабинете и подчищал хвосты текущим проектам, чтобы с чистой совестью позабыть о работе на целую неделю.

— Какая же ты была счастливая в этих поездках! — разговаривал я с Вичей, пытаясь побороть угнетающую тишину.

Потерявшись в дорогих сердцу воспоминаниях, я не заметил, как провалился в черную яму без снов.