Третьи сутки, отпущенные Виче врачами, подходили к концу. Позабыв мензурку с ледяной водой, невропатологи покинули несчастный тринадцатый бокс. После их ухода впустили Шуру. Он застал Дичу бездумно вытирающим Вичино ухо от вытекающей наружу воды. Вид друга объяснил все. Ни слова не говоря, Шура сел возле кровати. Вскоре к нему присоединился и Дича. Вместе они как обреченные сидели и ждали приговора.

Но время шло, а к ним никто не приходил. Они не знали, что Сю, которая была на пути из Чикаго, позвонила дежурному по реанимации и попросила дождаться ее приезда. Хорошо знавший бывшую коллегу пульмонолог не возражал.

Дича облокотился о Вичину кровать, положив голову на ее подушку, задумчиво перебирал безжизненные, но на удивление теплые пальцы жены. Он вспоминал их прошлые больничные дни, когда они вот также мирно дремали. Но в те дни ее руки всегда были холодными, и он нежно согревал их в своих ладонях.

Задремав, Дича не видел, как приехала Сю. Слыша ее голос, но не понимал, сон это или явь. Открыв глаза, он увидел озабоченные лица друзей, которые тихо разговаривали, глядя в их с Вичей сторону. Сю грустно улыбнулась и обняла его.

— Ну, как вы здесь? — Все очень плохо, — прошептал Дича и запнулся, боясь разрыдаться.

— Держись. Мы все молимся за нее.

Дича лишь кивнул в ответ. Когда, интересно, Сю успела стать религиозной? За последние дни он слышал эту дежурную фразу уже пару десятков раз. Кому нужны эти молитвы? Не надо было издеваться над человеком, создав его таким. Бога надо не молить, а оторвать ему руки за такую работу. Правда, то, что растет из задницы, и руками-то назвать нельзя.

«Всевышний один, а нас много, за всеми ему не уследить», — звучала стандартная отговорка.

Опустошающая скорбь вдруг сменилась необъяснимой злостью, которой Дича раньше за собой не замечал.

«Да о чем говорить, если всевышний даже своего наместника на земле проворонил!» — вспомнил Дича новость, услышанную по дороге в больницу.

Авторадио рассказало о том, что скончался патриарх Московский и всея Руси. Из российских новостей было трудно догадаться о причинах его смерти, что рождало самые невероятные слухи. И как это нередко бывает, самые невероятные предположения были ближе всего к правде. Говорившие о растущем господстве сатаны были совсем недалеки от истины. Черные сестры давно пытались расколоть и ослабить мир, а патриарх мешался своими стараниями примирить православные церкви по разные стороны океана. Какова была роль темных сил в случившемся, оставалось только гадать.

Авторадио, с другой стороны, сообщало об острой сердечной недостаточности развившейся после многочисленных инфарктов. Святой отец уже давно не полагался на своего вышестоящего патрона и лечился у грешных врачей. Причем не у родных, православных, а у чужеземных, католиков. Вот уж воистину на Бога надейся, а сам не плошай! Сю обнимала напряженные плечи Дичи и не подозревала о богохульных мыслях, рождавшихся в его голове.

Она жалела, что их группа не сумела уговорить Дмитрия переехать с ними в Чикаго. Многие из них хорошо знали Викторию и не раз навещали ее, особенно когда та была в больнице.

«Да, в Чикаго холоднее зимой, но как часто Виктория выходила на улицу в зимнее время? — в который раз спрашивала себя Сю. — А летом у нас порой даже жарче чем в Балтиморе, но зато нет такой удушающей влажности. Ну, да что теперь говорить»…

Выпустив убитого горем друга из своих объятий, Сю подошла к кровати. Лицо Виктории было слегка отвернуто от нее.

Ей показалось, что даже в бессознательном состоянии жена друга встретила ее с холодком. За все годы их знакомства Сю так и не удалось сломать этот лед. Она всегда чувствовала к себе ревностное отношение Виктории и никогда не понимала причины.

Сю осмотрела на окрашенные красными всполохами кудри, неумело собранные в хвост.

— Дмитрий, это ты делал? — Да. У нее жар и шея все время потеет под волосами. Вот я их и убрал.

— Хочешь, я сделаю красиво? Какой бы стиль ты хотел? — Две косички. Последнее время она любила их заплетать.

Вича тогда была похожа на маленькую девочку из Швеции, и я дразнил ее Хельга.

Дича отвернулся и промокнул глаза. Сю, сама чуть не плача, распустила златокудрый хвост и стала плести косички. Она всю жизнь мечтала о девочке, но родила двух мальчишек. Подруги завидовали ей, ведь теперь она была в почете у родственников, и ее имя будет увековечено в генеалогическом древе семьи. В провинции, откуда был ее муж, женщина, не родившая мальчика, не заслуживала внимания и не вносилась в семейную летопись. А Сю до семейной иерархии не было никакого дела, она просто хотела девочку.

* * *

Вича чувствовала присутствие соперницы. Конечно, «соперница» — это было громко сказано. Во-первых, Сю была старше ее лет на пять, ну, а во-вторых, она была не совсем красива, а, скорее, совсем некрасива.

«И что мой Дича в ней нашел?» — не раз спрашивала она себя, хотя догадывалась, что дело вовсе не в Сю, а в ее детях.

Она видела, с каким интересом муж возится с китайчатами и учит их играть в шахматы. Он подарил каждому из них членский билет Американской шахматной федерации, и теперь они вместе играли на официальных турнирах. Дича часто возил мальчишек на соревнования, проходившие обычно по выходным и не раз звал Вичу с собой.

— Мне там неинтересно, — отвечала она после своей первой поездки.

Вича не говорила мужу, но ей было больно смотреть на счастье полноценных семей, для которых эти турниры превращались в клуб по интересам. Пока дети играли, их матери без остановки щебетали обо всем и не о чем. Отцы же, в большинстве своем неудавшиеся шахматисты, обсуждали последние новинки теории и компьютерные программы. Дича там отдыхал душой, отвлекаясь от невеселых будней. Он наблюдал за баталиями своих учеников и переживал за них больше, чем за собственные партии.

Неосознанная ревность и страх потерять мужа не давали Виче покоя. Ее беспокойство достигло предела, когда пришло известие о гибели друга, который был свидетелем на их свадьбе.

Узнав о его мучительной смерти от некроза поджелудочной железы, Вича тихо заплакала. Всю неделю она была подавлена.

Дича тоже тяжело переносил смерть лучшего друга, с которым болтал по телефону буквально за несколько дней до трагедии.

Исподволь Дича стал замечать, что жена ему стала уделять больше внимания, чем обычно. Она забросила Интернет и тихо сидела рядом, когда он был чем-нибудь занят. Его это только радовало, а Вича была охвачена непонятным беспокойством.

Она стала безотчетно бояться, что Дича может уйти к другой женщине, которая сможет родить ему ребенка. Смерть их свидетеля стала угрожающим знаком для безопасности ее семьи…

Наступили школьные каникулы, и Дича зачастил с китайчатами на шахматные турниры. Вича скучала дома одна, и недовольство накапливалось с каждым днем. И вот однажды она решилась. Достав фотоальбом, она нашла фотографию с вечеринки у Сю. Выхваченный вспышкой вид застолья вернул ее в прошлое лето.

Они сидели на открытой веранде, наслаждаясь закатом и ленивой беседой. Как ни странно, она понимала английскую речь с грубым китайским акцентом лучше, чем плавно текущую из уст коренных американцев. На той вечеринке она позволила себе выпить лишнего. А началось все с соревнования с партнером мужа Сю по бизнесу, который приехал на переговоры из Китая и имел странное имя Тоби. Именно так называлось ее лекарство для ингаляций, подавляющее рост бактерий в легких.

Этот мужчина-антибиотик постоянно подливал ей водки и, чокаясь, приговаривал: — Дном вверх, дном вверх! — что очевидно являлось русским эквивалентом «пей до дна».

По китайским традициям ставить на стол недопитую стопку, если уже с кем-то чокнулся, означало оскорбить собутыльника. Вича азартно приняла вызов и не отставала от Тоби, хотя и разбавляла водку апельсиновым соком. И она победила. Когда поверженный соперник заперся в ванной, Вича гордо покинула поле боя. Она сумела сама дойти до машины и, помахав всем рукой, плюхнулась на сиденье. Но как только гостеприимный дом пропал из виду, улыбка исчезла с ее лица и она тихо прошептала: «Мне очень плохо».

Дича тут же остановился у обочины. Выскочив из-за руля, он побежал к багажнику за пластиковым пакетом. С пакетом в руках он рванулся к пассажирской двери, но опоздал на какоето мгновенье. Победный фонтан непереваренного ужина хлынул на пол так любимой Вичей машины. Если бы это сделал кто-то другой, то был бы убит на месте, да и себя бы она тоже не пощадила, если бы была в состоянии.

— Что же я наделала?! Какая я дура! — причитала Вича в полузабытье, пытаясь вырвать носовой платок, которым Дича вытирал ей лицо. — Отдай тряпку, я сейчас все уберу! В ответ Дича лишь крепче подтянул ее ремень безопасности.

— Не бери в голову, это всего лишь коврик, вымоем его изпод шланга и делов-то, — хотя сам понимал, что одним шлангом здесь не обойтись, машину надо будет чистить капитально.

Дома, обтертая влажным полотенцем, Вича принимала воздушные ванны. Время от времени она приходила в себя и благодарила своего Дичу, не забывая каждый раз признаться ему в любви. А он насильно по твором, первым средством от перепоя.

— Не хочу пить эту гадость, — отбрыкивалась пьянчужка, — у нее вкус половой тряпки.

Вернувшись из неприятных отрывочных воспоминаний, Вича сосредоточилась на узких глазах соперницы. Глаза Сю отражали белые хлопья снега. Они падали на неподвижное тело китаянки, лежавшее на пожухлой траве. Похоже, снегопад только что начался, и трава была еще нетронута белой порошей.

«Ну что ж, подождем до первого снега»…

Наступила зима, но вместо снега постоянно моросил дождь.

Дороги были мокрыми, и тем волнительней было ожидание Дичи с работы. В один из вечеров муж не появился в обычное время. Уже все сроки вышли, и Вича стала серьезно волноваться.

Вдруг раздался телефонный звонок. Она рванулась к аппарату и застыла в нерешительности. Ей было страшно поднимать трубку. Пересилив себя, она ответила. У нее тут же отлегло от сердца. Это был муж. Он звонил из приемного покоя отделения шоктравмы, куда доставили Сю.

— Сегодня же не было снега! — выдохнула Вича.

— Какого снега? Ты о чем? — А почему ты с ней? — спросила она, оправившись от неожиданности — Потому что ее муж сейчас на переговорах в Лос-Анджелесе и раньше завтрашнего утра прилететь не сможет.

— А что случилось с Сю? — С этого и надо было начинать! И он вкратце рассказал о перипетиях того дня. Отвезя детей в школу, Сю попала в пробку и опаздывала на утреннюю конференцию. Шеф в нетерпении позвонил ей на мобильный телефон, когда та была еще за рулем. Отвлекшись, она поздно сбросила скорость на крутом повороте и вылетела в кювет. Дича взял с собой лаборанта и они вдвоем вытолкали машину Сю из придорожных кустов. За руль расстроенную Сю не пустили и, оставив машину на обочине, забрали ее с собой на работу.

Вечером Дича подвез китаянку к брошенной утром машине.

Тогда-то они и обнаружили, что не хватает колпака на одном колесе. В поисках потери коллеги пошли назад вдоль дороги.

Они уже приближались к повороту, когда навстречу вылетела красная спортивная машина и соскользнув в кювет, точь-в-точь повторила утреннюю траекторию Сю. Только в этот раз на обочине были люди. Низкосидящий кабриолет просвистел мимо Дичи и ударил Сю прямо под колени. В воздух взмыло подброшенное тело женщины. Китаянка упала лицом в мокрую траву и затихла. Дича бросился к ней, выхватывая на ходу мобильник и набирая 911. Примчавшиеся парамедики, следуя правилу не двигать сбитого человека, методично разре ли верхнюю одежду и по частям снимали ее с пострадавшей. Из разрезанного пуховика крупными хлопьями разлетался воздушный гусиный пух. Соскучившийся по снегу ветер закручивал маленькие белые вихри и гонял пушинки по пожухлой траве…

Вича помнила то двоякое чувство, которое охватило ее тогда. С одной стороны, она не жалела о случившемся, но, с другой, холодный ужас подкрался под самое сердце: — Почему Дича оказался рядом с ней? Вдруг он тоже угодил бы под орудие мести? С тех пор она зареклась насылать проклятия на тех, с кем Дича был близок. А что до китаянки, так та отделалась легким испугом, да двухнедельной хромотой.

«Может, оно и к лучшему, — успокоилась Вича. — Когда меня не станет, будет кому позаботиться о Диче».

Присутствие Сю не вызывало былой ревности и злости.

Мягкие прикосновения рук китаянки несли материнское тепло и заботу, затмевая новую волну беспрерывных воспоминаний.

Время истекло

Вскоре в тринадцатый бокс зашел заведующий и пригласил всех с собой. В сопровождении семейного адвоката Дича, Шура и Сю пошли в комнату для бесед с родственниками и сели по одну сторону длинного стола. Заведующий сел напротив Дичи.

— Мы знаем, что людьми нас делает кора головного мозга, — начал он, положив перед собой сцепленные замком пальцы.

Дича не хотел его слушать, но слова врача острым ножом врезались в сердце и разрушали остатки надежды. Он видел только побелевшие от напряжения костяшки пальцев врача и ни на что не реагировал.

— Дмитрий, сколько лет вы были женаты? — поменял тактику заведующий.

— Восемнадцать, — глухо отозвался он.

— Моя семья тоже недавно прошла через похожую ситуацию. У моего отца внезапно повторился инфаркт и остановилось сердце. Моя мать тоже дела искусственное дыхание и закрытый массаж сердца до приезда «Скорой».

Увидев, что муж умирающей его слушает, врач вернулся к основному разговору.

— Как я предупреждал тебя еще три дня назад, мы больше не видим целесообразности в поддерживании жизненных функций Виктории. Прошло семьдесят два часа, и ни один из рефлексов не восстановился.

«А ведь не он первый говорил мне о трех сутках», — вдруг всплыло в памяти Дичи.

И тут он понял, почему с таким рвением ближайшая к их дому лечебница перевела Вичу в больницу Хопкинса.

«Чтобы не ухудшить свои показатели смертности, вот зачем! — с неприязнью подумал он. — Они просто пытались побыстрей избавиться от пациентки, прогноз которой был далеко не утешительный».

Заметив отсутствующий взгляд собеседника, доктор повысил голос.

— Более того, те рефлексы, что оставались, продолжают угасать. Сегодня утром невропатологи снова отключали аппарат и проверяли ее дыхательную функцию. И если вчера она самостоятельно делала два-три вздоха в минуту, то сейчас совсем перестала дышать. Мне очень жаль, но мы сделали все, что могли для твоей жены. Это не значит, что мы отключим ее от аппарата прямо сейчас, но вы должны быть готовы к этому. Мы будем поддерживать Викторию до тех пор, пока семья не примет решение.

— Можем мы подождать до понедельника? — безнадежно спросил Дича.

— Решение здесь ваше, — со скрытым недовольством ответил врач. — Но, как я уже сказал, те два дня, о которых ты просишь, ничего не изменят.

— Я понимаю, — со следами агрессии в голосе ответил Дича. — Но отца Виктории здесь нет, а без него я не могу принимать такое решение.

Все это время Вича была в боксе одна. И надо было такому случиться, что именно в этот момент резиновая поверхность одеяла с циркулирующей водой дала трещину — постельное белье стало быстро пропитываться влагой.

* * *

Распластавшись в соленой воде, Вича смотрела в хмурое небо Ямайки и злилась на погоду. Уже прошло пол отпуска на этом недружелюбном острове, и только один день выдался понастоящему теплым и солнечным. Сегодня же море было опять прохладным, она начала замерзать, не покупавшись и пяти минут. Давняя мечта Вичи о Ямайке наконец-то стала явью, но только ожидаемого счастья это почему-то не принесло.

Она даже не могла припомнить, как давно мечтала побывать здесь. Было это еще в те времена, когда они жили в льготных таунхаузах. Именно тогда ее подруга Леля на халяву съездила на Ямайку. Будущий Лелин муж-американец в то время набрал столько кредитов, что на платежи уже не хватало целой его зарплаты. По местным законам в такой ситуации можно объявлять себя банкротом и не платить больше ни цента. Единственное неудобство состояло в том, что в ближайшие годы уже никто не даст тебе новый кредит. Так вот, под это дело Лелин жених и купил им тур на Ямайку и, разумеется, в кредит. Американец-то он американец, а русскую пословицу «семь бед — один ответ», видно, знал хорошо.

После возвращения из отпуска Леля при каждом удобном случае взахлеб рассказывала о своей поездке. Еще тогда Вича задумалась, а не вражья ли это сила пытается завлечь ее туда? Этот остров находился в опасной близости от Гаити, лишь открытая морская гладь отделяла его от пристанища черных сестер. Огромное облако губительных флюидов все время висело по соседству и служило неисчерпаемым источником энергии для черных сестер Ямайки. Несмотря на свои опасения Вича все равно грезила этим кусочком тропического рая. Как будто далекая детская мечта этот остров всегда тянул ее к себе. Все предыдущие путешествия на юг Вича даже слышать не хотела о Ямайке. Но вот, спустя тринадцать лет, похоже, ее мечте суждено было сбыться. В этот раз звезды сложились так, что понадеявшись на свои силы, она согласилась на это неприятное соседство с центром потусторонних сил.

Купив билеты Дича веселился: «Не могу поверить! Будем отмечать день седьмого ноября, красный день календаря, на Ямайке!» Но праздновать день революции на Ямайке не получилось.

В октябре у Вичи началось обострение, и поездку пришлось отложить. Она корила себя за проблемы, вызванные с возвратом путевок и переносом отпусков. Вся коммуна заново перекраивала расписание на работе. Целый месяц Вича чувствовала себя не в своей тарелке. Мало того, что болезнь душила ее, так еще и эти передряги с отпуском.

— Конец моим страданиям и разочарованиям! — имитируя Вини-Пуха, как-то позвонил ей с работы ликующий Дича. — Спасибо тебе, любимая, за спасенный отпуск! — Что произошло? — недоумевала Вича.

— Только что прочитал в Интернете, что в Карибском море творится дурдом.

— Кубинцы празднуют седьмое ноября на все Карибы? — Хуже! Праздник отменяется. Ураган Палома идет на Кубу и Ямайку. Прикинь, в какой мы бы там попали переплет.

Ее Дича был просто волшебник. Как умел он облегчить ее страдания! После этой новости Вича быстро пошла на поправку и снова начала собираться на юга.

— Обещай, что к нашей юбилейной поездке мы купим новые чемоданы, — пыхтела она, мучаясь с заевшей молнией.

— И как скоро юбилей? — поинтересовался Дича, помогая застегнуть чемодан.

— Еще пару раз, и будет десять.

— Когда это мы успели столько наездить? Так вот, почему мы до сих пор еще не миллионеры! Он всегда путал, где и сколько раз они бывали, но Вича помнила все в мельчайших подробностях. Да и как было не помнить эти маленькие проблески счастья в их нелегкой жизни. Даже смурная погода Ямайки не могла испортить ей праздника.

Каждую минуточку они были вместе и наслаждались жизнью как дети. Все печали остались в Балтиморе и, наверное, уже скучали по ним. А Виче с Дичей не было до них никакого дела. И если бы эти печали там усохли от скуки, никто переживать не стал бы. Но Вичина безмятежность продлилась не долго. На второй день, когда они вернулись с пляжа, Вича ощутила присутствие небольших сгустков черной энергии, которые были искусно рассеянны по их комнате.

«Не иначе, проделки горничной», — забеспокоилась она.

Вичины подозрения подтвердились сложенной из полотенец фигуркой, восседавшей на кровати. Многие курорты славились своими скульптурками из полотенец. После каждой уборки, отдыхающие находили у себя в номерах усыпанных розовыми лепестками павлинов, лебедей, слоников и даже человечков.

Сидя на кроватях, они радостно приветствовали возвращение курортников с пляжа.

Вичу же постоянно встречала одна и та же полотенечная курица со свешенной набок головой. А розовые лепестки от мелких соцветий тропических кустов были разложены так, что не требовалось много воображения, чтобы увидеть вытекающую из клюва кровь. Вича теперь первая входила в номер и успевала поправить скульптурную композицию, пока муж заносил в комнату пляжные вещи. Поэтому Дичу всегда встречала наседка с гордо поднятой головой, усеянной розовыми брызгами заката.

— Как будто кто-то знает, что здесь живет моя цыплюха, — весело вспоминал Дича детское прозвище жены.

Однако как Вича ни старалась поднимать голову цыплюхе, происки черных сестер не прошли бесследно. Однажды, прямо во время обеда у нее пошла горлом кровь. Все бумажные салфетки на столе моментально стали алыми, и Дича с Шурой носились по залу в поисках новых. Прячась от глаз окружающих, Вича пыталась как можно незаметнее сплевывать клокочущую в груди кровь. Даже в такой момент она боялась не за свою жизнь, а за то, что подумают окружающие. Больше всего на свете она боялась показать признаки слабости. Ей не нужна была ничья жалость. Силы духа виккианской воительницы хватило бы на десятерых. Не обращая внимания на слабость, Вича поднесла ко рту свежую салфетку и поднялась из-за стола. Покачнувшись, она облокотилась на Дичину руку: — Пошли в номер, — прошептала она сквозь салфетку.

Они медленно добрели до лифта и поднялись на второй этаж. Когда двери лифта раздвинулись, они увидели спину быстро удаляющейся горничной. Не оглядываясь, она спешила к наружной лестнице, огороженной лепной балюстрадой под старину. Ее волосы были заплетены в тысячи маленьких косичек, которые как макароны в дуршлаге дружно подпрыгивали в такт ее ускоряющимся шагам.

— Ты свои украшения закрыла в сейфе? — машинально спросил Дича.

С тех пор как их обокрали в Мексике, они отдыхали только в пансионатах с сейфами в номерах. Вича пропустила вопрос мужа мимо ушей. В ее глазах вдруг загорелся недобрый огонек.

Дича проследил направление ее взгляда и уткнулся в спину горничной, которая уже приближалась к продуваемой со всех сторон лестнице. Неожиданно косички негритянки взлетели и заиграли на ветру, напоминая горгону Медузу. Голова с черными змеями стала опускаться и скрылась за балюстрадой. Вича отпустила руку мужа и поспешила вслед за девушкой в униформе.

Остолбеневший Дича смотрел вслед своему умирающему лебедю: «Откуда вдруг появилось столько сил и энергии?» Услышав быстрые шаги наверху, горничная оглянулась. На верхней площадке стояла хозяйка только что убранного номера и сверлила ее взглядом.

«Зачем я оглянулась?!» — вздрогнула всем телом негритянка.

Но было поздно. Она ослушалась наставлений своих гаитянских сестер и теперь могла надеяться только на себя. Пойманная взглядом виккианской воительницы черная сестра была готова дать бой. Не зря ее выбрали для этой опасной миссии.

Она была лучшей ученицей самой древней на Гаити ведьмы.

Столетняя ворожея еще помнила зеленые леса, которые когдато в изобилии покрывали их страну. Усохшая старуха не раз с восторгом рассказывала о волшебном шуме пальмовых рощ своей любимой ученице. Но губительные вихри черной энергии давно убили все деревья в ее некогда прекрасной стране, оставив под собой бесплодную землю. Как награду приняла молодая колдунья перемещение в зеленый оазис Ямайки. Здесь ее ждала опасная ворожба, и она была готова к ней. Ее предостерегли избегать личной встречи со своей противницей, но если открытой дуэли не избежать, то не задумываясь использовать всю свою силу.

— Я не подведу тебя мудрая ведунья! — вскричала самоуверенная ворожея, и безжалостный металлический блеск появился в ее глазах.

Она исполнит свой долг и изведет эту заморскую посланницу.

«Ты должна уничтожить ее! — слышала гаитянка дрожащий голос дряхлой наставницы. — Иначе всех нас ожидает ужасная непоправимая беда. Слишком близки мы к нашей цели, чтобы потерять господство возводимое веками. Виккианская вражина пришла в наши владения и подчинила себе нашу силу. Она должна умереть, пока не успела передать украденное искусство своим заморским сестрам».

Глядя на хрупкую противницу, молодая ведьма никак не могла понять, как этот заморыш может представлять угрозу всему черному сестринству? Отставив в сторону швабру, горничная вытянула вперед ладони, и смертельный вихрь черных флюидов понесся навстречу своей жертве. Он ударился о лицо заморской гостьи и разбросал ее золотистые кудри по сторонам.

Златовласка резко отняла ото рта салфетку и в одно мгновенье заглотила смертоносный ком окружившей ее энергии. Черная ворожея не верила своим глазам. Вся энергия, накопленная ею в прошлое полнолуние, исчезла внутри виккианской воительницы без следа.

— Этого не может быть! — запаниковала черная сестра. — До следующего полнолуния больше недели. Никто не может поглощать черные флюиды без помощи ночного светила! Гаитянка еще надеялась, что выплеснутый ею вихрь убьет виккианскую воительницу изнутри. Но та продолжала стоять на верхней площадке, а на ее перепачканных кровью губах заиграла леденящая душу улыбка. Пушистые волосы заокеанской посланницы, как ни в чем не бывало, развевались в морском бризе, то закрывая, то пропуская сквозь себя яркие лучи солнца. Златовласка вновь разомкнула губы и склонила голову набок. Взгляд черной ворожеи остановился на алых зубах противницы. Окрашенные кровью зубы прямо на глазах превращались в розовые лепестки. Гаитянка нервно тряхнула шевелюрой, но наваждение не исчезло. На верхней площадке сидела огромная курица из полотенец и нацеливала на нее свой огромный кровавый клюв.

Горничная почувствовала резкую слабость, прыгающие блики солнца начали меркнуть в ее глазах.

Покачнувшись, она схватилась за швабру, чтобы не упасть.

Сквозь затуманенный взор она с облегчением заметила, что курица исчезла, а вместо нее появилась хрупкая девушка в фартуке. Солнечные блики превратились в прыгающее пламя факела, и над миром сгустилась ночь. Из полумрака ниши верхней галереи замка на нее смотрели огромные, полные ненависти глаза.

Помощница кухарки широко открыла рот, как будто собиралась попробовать варево из большого половника. Черная ворожея почувствовала, как ее волосы-змеи безвольно опали и прилипли к вспотевшему лбу. Рука, державшая швабру, вдруг резко онемела. Горничная глянула на руку, и холодный ужас окончательно помутил ее рассудок. На ветру развевался пустой рукав униформы.

К счастью, никто из отдыхающих не слышал грохота летевшей вниз по ступенькам швабры и не видел безжизненное тело горничной, свесившееся сквозь резные стойки балюстрады. Не видел это и Дича. Ожившая цыплюха встретила его на полпути к лестнице и сразу увела в номер.

На следующий день, после пляжа их весело приветствовал сделанный из полотенец слон с победно задранным кверху хоботом. Со старой горничной в пансионате Вича больше не встречалась, зато увидела ее в автобусе по дороге на рынок. Та пряталась на самом последнем сиденье и бросала косые взгляды в их сторону. Веселая компания не обращала на нее никакого внимания. Они с интересом смотрели на колоритные лачуги, проплывавшие за окном, и обсуждали непривычное левостороннее движение. На одном из поворотов Вича оглянулась и пристально посмотрела на черную сестру. Та неуютно поежилась и вышла на следующей же остановке.

Тем больше было Вичино удивление, когда она вновь увидела туже самую горничную, торгующую сувенирами на рынке.

Продавщица заметила новых туристов и незаметно показала на них глазами внушительного вида торговке. Толстенная негритянка подошла к ним и потянула к своей лавке.

— Меня зовут мама Лючия, — глубоким грудным голосом произнесла она. — У меня самый лучший товар на этом рынке.

Деревянные маски и фигурки в лавке толстухи источали угрожающие флюиды, но беззаботные отдыхающие, конечно же их не видели. Другое дело — хрупкая женщина. Если бы не глаза, то ее легко можно было принять за юную девушку. Но черная торговка видела в проницательном взгляде женщины грозную силу. И сила эта остановила поток вредоносной энергии.

Она не давала черным флюидам вырваться из скульптурной композиции, которую вертели в руках ее спутники. Дича и Шура с интересом рассматривали совокупляющуюся пару выполненную из черного дерева.

— Эй красавица! Это непременно поможет твоим пальцам, — услышала Вича тягучую английскую речь.

Негритянка показывала на ее обкусанные заусеницы вокруг ногтей.

— Этот чудо-крем размягчит кожу и уже к утру затянет твои болячки. Вот, попробуй.

С этими словами она бережно поставила на прилавок маленькую баночку. От взгляда Вичи не ускользнуло, с какой предосторожностью торговка сняла изящную крышечку своими толстыми как сардельки пальцами.

— Пробуй! Пробуй! Только самую малость. Снадобье очень дорогое.

— Чего она хочет? — толкнула Вича мужа.

Дича оторвался от созерцания интимных подробностей неприличной скульптурки: — Хочет чтобы ты помазалась ее кремом, — перевел муж.

— Так! Все! Пошли отсюда быстро! — встрепенулась Вича и потянула их подальше от зловещей лавки.

— Что произошло? — недоумевал Шура.

— Ты ревнуешь, что ли? — попытался пошутить Дича.

— Хотите сдохнуть, так оставайтесь! — бросила она на ходу, но не отпустила рук мужа и продолжала тащить его к выходу.

Уже на улице Вича попробовала смягчить ситуацию: «В этом креме могли запросто быть дурманящие добавки. Мы бы где-нибудь отрубились, и нас обчистили бы до нитки».

Вича не рискнула сказать им правду. Слишком фантастической она казалась бы. Да и кто поверит в зомби в наши дни? А ведь черные сестры издревле используют нервно-паралитический яд морской жабы и морского жалящего червя. Нанесенный на кожу, он медленно всасывается и временно тормозит все жизненные процессы, полностью отделяя мозг от тела, но не выключая при этом сознание. Внешне человек отправляется в мир иной и его могут даже похоронить. Когда действие снадобья прекращается, отравленный просыпается взрослым младенцем. Он ничего не смыслит и не помнит прошлого. Вот от чего она спасла мужа и друзей.

«Все хорошо, что хорошо кончается», — успокоилась Вича.

Остаток отпуска пролетел незаметно и никакими неприятностями не ознаменовался, если не считать местного аэропорта.

Кондиционеры здесь не то что не работали, их просто не было. Вдоль длинного терминала с низкими потолками стояли только вентиляторы. Они обдували исключительно конторки регистрации, позабыв о зале ожидания. За одной из таких конторок Вича с ужасом увидела знакомую горничную.

«Или я схожу сума, или легенды о создании черными сестрами призраков и двойников не такие уже и легенды», — содрогнулась она.

На всякий случай Вича увела всех в терминал на другой конец аэропорта, где было жарче, но спокойней…

В балтиморский аэропорт за ними приехал один из друзейтаксистов. Устроившись в салоне его микроавтобуса, Вича впервые не отпустила колкости в адрес иконостаса на приборной доске. После наводненной потусторонней символикой Ямайки общество русских святых поначалу даже не резало глаз.

Но это только поначалу.

— Что-то я смотрю у тебя иконок прибавилось. Таксистские грехи замаливаешь? — не утерпела Вича.

— Нечего мне замаливать. Я с клиентами обхожусь по-божески.

— То есть ты считаешь, что возить людей десятой дорогой да лишние километры наматывать, это по-божески? — Это совсем другое. Это мирское.

— Кто бы сомневался! — расхохоталась задорная пассажирка.

Вернувшись домой, отдохнувшая Вича с радостью впряглась в работу. Надвигались рождественские праздники, и она увлеченно шуршала своими поваренными книгами. Помимо готовок и уборок надо было купить и нарядить елку. Планов на выходные было море. Однако всем им не суждено было сбыться. Открытая дуэль с черной ворожеей не прошла бесследно. В пятницу вечером у Вичи хлынула горлом кровь, и, как мы уже знаем, Рождество она провела в больнице.

А дальше все покатилось под гору. В их доме впервые появился генератор кислорода, без которого Вича теперь не могла обходиться. Она начала хандрить, все реже бывала на улице и жила в постоянном страхе повторного кровотечения. Каждое утро, когда Дича целовал ее перед уходом на работу, Вича на всякий случай мысленно прощалась с ним. Борясь со своими страхами, она обнимала плюшевого медвежонка Тэдди, которого Дича оставлял за себя, и пыталась снова заснуть. Ей предлагали пригласить сиделку из русских пенсионеров, но она категорически отказывалась: «Я не смогу нормально откашляться при постороннем человеке. А вызвать 911 я и сама сумею».

О втором зимнем отпуске уже не могло быть и речи. И, как результат, ей снова пришлось вспомнить давно позабытую боль сломанных ребер. Это стало неприятным подарком к ее приближавшемуся дню рождения.

— Как я буду такая кособокая встречать гостей? — злилась на себя Вича. — Вот так всегда. Если со мной что-то случается, так обязательно перед каким-нибудь праздником.

— А может, ну его к бесу? — успокаивал ее Дича. — Да и вообще, отмечать сорокалетие не принято.

— Сколько мне осталось дней рождения? Не могу я ими разбрасываться.

Как муж ее ни убеждал, подготовка к празднику шла полным ходом. Многие женщины не любят своих дней рождения, но Вича к их числу не относилась. Ей нравилось видеть счастливых людей вокруг себя и радоваться, что хоть у кого-то в жизни все складывается хорошо. С гостями дом наполнялся светом и ее собственная жизнь уже не казалась такой безнадежной. Однако последнее время веселые компании у них стали собираться намного реже.

— Кому охота окунаться в чужие проблемы и чужое горе? — философствовала Вича. — Даже медработники лишний раз не заходят к безнадежным больным.

Дича пытался растормошить ее. Он постоянно предлагал поболтаться по ее любимым магазинам или сходить в греческий ресторан, от которого она была без ума. Но в бутиках ей уже не хватало сил на переодевания, а ресторанов она стеснялась из-за необходимости носить с собой кислородный баллон.

— Вкусно готовить я и сама умею, а наряды можно покупать и в Интернет-магазинах, — уклонялась она.

Несмотря на то, что последнее время Вича сама выбирала себе подарки в Интернете, она знала, что на каждый праздник ее все равно ждет сюрприз. Дича всегда покупал ей что-нибудь неожиданное. Вот и в это утро она высунулась из спальни и разглядела какую-то коробочку. Белая с золотым упаковка выглядывала из-за огромной открытки, стоявшей между нежными розами и воздушным шариком в форме сердечка. Шарик прыгал в потоках теплого воздуха отопительной системы, и также прыгало и замирало Вичино сердце. Она не стала спускаться в залу, а с радостным ожиданием вернулась в спальню продолжать свои дыхательные упражнения.

— Интересно, что мой миленок припас для меня в этот раз? — гадала она натужно откашливаясь.

Дича знал любовь жены к сюрпризам и не переставал удивлять ее. Каждый праздник она находила что-нибудь на журнальном столике в зале. А иногда небольшие подарки появлялись там и без повода. Случалось это обычно в те дни, когда она была особенно плоха. Как это у мужа получалось, она не знала.

Наверное, за столько лет вместе он научился чувствовать ее как себя. И его подарки всегда были к месту. Каждый раз разворачивая сюрприз, Вича находила там вещи, на которые когда-то вскользь или мимоходом обращала внимание, будь то магазин или страничка в Интернете. Ее Дича все откладывал в памяти.

Иногда Вича даже этим пользовалась.

— Тебе нравится это колечко? — звучал невинный вопрос.

— Так себе.

— А мне-то как нравится… — мечтательно произносила она.

Удочка была закинута, и теперь оставалось только ждать ближайшего праздника. Ей, конечно, было стыдно, но упомянутое колечко уже давно живет в ее шкатулке с драгоценностями…

Очистив свои легкие от накопившейся за ночь мок, Вича спустилась в залу. Развернув красочную обертку, она нашла навороченный солнцезащитный крем для лица от Диора. Жалко, что Дича был на работе, а то она зацеловала бы его до смерти.

Ну ничего. Пусть поживет до вечера.

Она давно мечтала о таком креме, но, зная его цену, даже боялась заикаться о нем.

«Приберегу-ка я это сокровище для будущей поездке в Мексику».

Надежда на то, что к следующей зиме она поправится, ни на минуту не покидала Вичу. Хоть она уже давно ничего не загадывала наперед, ей хотелось верить, что она еще сможет протянуть без пересадки легких. Последнее время она все чаще задумывалась об их с Дичей жизни и понимала, что надо начинать исподволь готовить его к мысли, что счастье их не вечно и что довольно скоро придет ее срок. Виче становилось все хуже, но она боялась не за себя, а за него.

«Как он будет один? Он у меня такой беспомощный, — с нежностью думала она. — Он ведь даже не знает, где что лежит.

Надо потихоньку приучать его к самостоятельности. Вот поедем в Мексику, заставлю его самого собираться. Тогда он хоть узнает, где находятся его вещи».

Отогнав грустные мысли, Вича пошла на кухню готовить что-нибудь вкусненькое к приходу мужа.

— Ты знаешь, мне стало полегче и я даже чувствую силы отпраздновать мой день рождения в ресторане, — сообщила она Диче за ужином.

— А как же твое ребро? — Ничего страшного. Давненько мы не чревоугодничали у греков! Так программа дня рождения была утверждена. В выходные гости встретились у них дома и веселой компанией отправились в прибрежный район Балтимора, где располагался греческий квартал.

За столом царило радостное веселье. Подогретая крепленным греческим вином, компания оживленно беседовала. Как в старые добрые времена Вича была королевой бала. Она вся светилась, как будто не было той ужасной зимы и новогодних праздников в больнице. Дичина душа ликовала. Он жил ежеминутной радостью и не хотел заглядывать в будущее.

— Зачем вы меня смешите!? — морщилась Вича, пытаясь подавить смех.

Не в силах больше сдерживаться, она схватилась за больной бок и заразительно расхохоталась: «Вы же знаете, что мне нельзя смеяться!» От смеха у Вичи выступили слезы радости, вдогонку за которыми спешили слезы боли от потревоженного ребра. Озорные огоньки маленькой плутовки сверкали в ее глазах. И все вокруг понимали, что она не прочь прохохотать весь вечер. Острые края сломанного ребра могут сколько угодно тереться друг о друга.

Их злобный скрежет ее не остановит.

«Ничего! Мы еще поборемся! — превознемогала боль Вича.

— Мое время еще не пришло!» Да и не могла она позволить себе уйти и бросить своих сестер на растерзание вражьей силе.

«Мне обязательно нужно продержаться как можно дольше», — твердо решила виккианская воительница.

После надежды После вердикта заведующего Дича замкнулся в себе. Он молча держал Вичу за руку и смотрел в ее спокойное лицо. Шура и Сю что-то говорили ему, но он их не слышал. Чтобы как-то вырвать его из лап депрессии, Шура развил бурную деятельность.

— Нам нужно срочно пробивать визу для Яны, — тормошил он Дичу. — Иди, вылавливай семейного адвоката.

— Сделайте это без меня. Я побуду с Вичей, — это было все, чего от него смогли добиться.

Когда письмо в американское консульство в Питере было готово, его принесли Диче. Он медленно читал его, и одна фраза задела его своей жестокостью. В письме говорилось, что Виктория активно умирает.

«Как человек может активно умирать? Что это, особенности английского языка или режущий ухо медицинский жаргон? Как его любимая может активно участвовать в своей собственной смерти? Она всю жизнь активно боролась с ней! Если это такая уловка, то зачем? Что там, в консульстве, не люди? Что они, не поймут, что семья должна быть вместе в такой тяжелый момент?» От злого блеска в глазах мужа умирающей семейному адвокату стало не по себе и он осторожно спросил: «Все в порядке?» «Какой, к черту, порядок!? — хотелось выкрикнуть в ответ. — Я держу в руках смертный приговор моей Викуле, какой здесь может быть порядок!?» Желваки играли на Дичиных скулах, рука с письмом мелко дрожала.

— Успокойся, — тихо сказал подошедший Шура и аккуратно вытащил листок из его побелевших пальцев.

Вместе с Сю они отсканировали письмо и отправили в Питерское консульство по электронной почте.

* * *

Ранним дождливым утром Яна уже стояла под закрытыми дверями авиакомпании, прячась под небольшим навесом с ярким логотипом авиаперевозчика. Похоже, что за этот логотип компания еще не рассчиталась, и драла за билеты три шкуры.

«Где те славные советские времена, когда по справке о болезни родственника давали билеты без очереди и по обычному тарифу? — с грустью думала она. — Куда катимся? Капитализм капитализмом, а человеческое сострадание где?» С такими невеселыми мыслями Яна отрешенно брела по мокрому от дождя Невскому проспекту, где так любила гулять ее сестренка. Вича так мечтала еще хоть раз навестить свой любимый город, да, видно, уже не судьба.

«Последний раз Викуля была здесь четыре, нет, пять лет назад, — вспоминала Яна. — Это был ее третий визит к нам».

Яна как сейчас помнила то нервное ожидание их прилета и сильные переживания мамы. В то время по восточному побережью Америки гулял ураган Изабелла, и как раз в день отлета сестры подходил к Вашингтону.

— Они не прилетят, вот увидите, — уже который раз повторяла Ванда, не отходя от телевизора.

В репортаже из Америки показывали разрушения, причиненные ураганом в Северной Каролине и Виргинии. Сообщения о его приближении к столице сквозили озабоченностью. Откуда Ванде было знать, что по настоянию Вичи обычный маршрут на Родину был изменен, и ребята вылетали из Филадельфии, до которой урагану еще было топать и топать.

Американские гости прилетели в срок и весь отпуск провели на одном дыхании. Все было для них ново в поразительно преобразившемся городе. И не удивительно, ведь они здесь не были целых шесть лет. Обойдя все любимые питерские места, Вича вдруг запросилась на дачу.

— Да там же нет никого! — отговаривала Яна. — Сезон отпусков уже давно закончился, огороды все убраны, дети пошли в школу, что мы там будем делать? — Ну хоть на денечек! — молила Вича.

— Хорошо. Дайте мне пару дней. Я попробую к выходным найти кого-нибудь из знакомых, кто нас сможет отвезти.

Вича не стала дожидаться, пока Яна найдет машину. В один из будних дней, когда взрослые были на работе, а Диана в школе, они с мужем сели на электричку и как в старые добрые времена поехали на дачу на перекладных. Пришедшую с работы Яну ждала лишь записка на столе. Только поздно вечером беглецы вернулись и шептались в коридоре, думая, что все спят.

— Я уже договорилась насчет машины на выходные, — с обидой в голосе сообщила Яна, выходя из своей комнаты.

— Ну и отлично! — обняла Вича сестренку. — Поедем в Петродворец.

Фонтаны уже не работали, и они бродили, шурша золотыми листьями и вспоминая вылазку в это волшебное место во время их последнего приезда. Совсем не верилось, что пролетело столько лет, и лишь здорово вымахавшая Диана была живым тому подтверждением. Такое долгое отсутствие еще крепче сблизило сестер, они никак не могли наговориться и насмотреться друг на друга. Счастье кружило вокруг осенним листопадом, и никто из них не мог предположить, что это был последний раз, когда они были вместе. Не зря восточные мудрецы говорят: «Блажен тот, кто находится в неведении»…

Яна шла по грустившему вместе с ней Питеру, по ее лицу стекали капли дождя, перемешенные со слезами. В памяти всплыл их последний душевный разговор. Тогдашний крик души ее сестренки оказался пророческим.

— Все можно изменить. Любую ошибку можно исправить.

Только оттуда никого не вернуть, — с тоской исповедовалась Викуля, и еле заметное облачко страха мучительной смерти промелькнуло в ее больших серых глазах.

Эти испуганные глаза смотрели теперь из каждой лужицы отражающей серое небо. И огромное облако страха замерло в них уже навсегда. Яна крепко держалась за ремешок своей сумочки как за последнюю нить, связывающую ее с сестренкой.

Ведь там лежали билеты до Вашингтона, втиснутые между пудреницей и зонтом, который она так и позабыла раскрыть.

* * *

В покрытом тучами Балтиморе в это время тоже шел дождь.

По ночному городу ехала одинокая машина с таким же одиноким водителем. По лобовому стеклу маятниками елозили «дворники». На душе было пасмурно и сыро.

— Ямщик, не гони лошадей, мне некуда больше спешить, — перебивало шум дождя мое дрожащее нашептывание старинной мелодии.

По авторадио опять говорили о патриархе и о том, что даже природа льет по нему слезы.

— Да, природе больше делать нечего, как плакать по восьмидесятилетнему старику, — возразил я вслух. — Все должны только радоваться, что он столько прожил. Матушка природа плачет по моей Виче, которая в два раза моложе, а умирает в расцвете лет. Я чуть не сказал «в расцвете сил», да осекся.

— Сил как раз природа Виче и не оставила, — прерывисто вздохнул я, подъезжая к дому.

Скинув на пол одежду, в которой провел почти сутки, я отправился в ванну. Едва слышный телефонный звонок выдернул меня из душа. Разбрызгивая воду по комнате, я подбежал к аппарату, схватил трубку и со смешанными чувствами выкрикнул: «Говорите!» В телефоне послышался монотонный голос семейного адвоката: — У вашей жены начало резко падать давление. Похоже, что она умирает. Вам нужно срочно приехать.

* * *

Виче становилось хуже с каждой секундой. Уже вся раковина была наполнена кровью. Она не хотела верить тому, что видела. Ведь они только, что вернулись из Ямайки отдохнувшие и загорелые. Она думала, что теперь у нее хватит сил пережить недолгую балтиморскую зиму. Но ее организм решил по-другому. В горле продолжало клокотать. Она чувствовала резкую нехватку воздуха. В глазах начало темнеть: «Услышал ли Дича мой зов о помощи? Где же мой любимый!?»