Как же мне не знать и не любить Москвы? В ней рождён декабрьским утром – в 35-м. Я Замоскворечья тайный смысл раскрыл. Где проект судьбы моей был жрицей спрятан. Жрецов и жриц неведомая мощь Издревле фараонов власть питала. А здесь, в Москве, решила мне помочь, Прожить без блата и без капитала. Каждый сон мой – о детстве. Наш угол двухкомнатный. Коридор на тринадцать семей инженеровых. Туалет вечно «занят», а в кухоньке скромненькой Битвы с боем посуды – не для слабонервных. Быт сломала война… Сколько ждало нас бед ещё! Вой сирен, и бомбёжки, и бегство в убежища! Как сейчас помню: дом против почты шарахнуло… Свист фугасных – всё злее, бомбёжки – плачевнее. Наш отец не польстился на «бронь» – был с характером: Хоть геолог Госплана – пошёл в ополчение. Малый порт на Москва-реке – беженцев месиво, Где же мама, сестрёнка? В детсад до Солотчи! Мы проплыли полночи, скрываясь от «мессера». Нас спасли, но был бомбой баркас истолочен. А в Поволжье стояла жара, усугубившая Всю свирепость болезней, и вшей, что нас грызли. Так к предгорьям Тянь-Шаня с разбойного Куйбышева Погнала нас стихия скитаний – к Киргизии. Тяжело возвращаться, два года промаявшись. Фронт катился на запад – июль 43-го. Весь трагизм перелома исчерпан в романах лишь, А в реальности память не даст нам стереть его. Прибыл с фронта отец. Гимнастёрку снял выцветшую. Миномётчик, сапёр и при штабе – связной. Знак «Гвардейский», медаль «За отвагу», и высшим он Удостоен был орденом – «Красной Звездой». Как его обнимал я, войною просоленного! Как гордился он мной и сестрёнкою – выросшими. А в рассказах был скуп: «Ничего, мол, особенного». Я не верил, годами ждал истины выспрошенной. Мир глядел на Победу глазищами вытаращенными. Нам мерещилось счастье – сверх меры, с достатками. С Москворецкого моста салют бил трассирующими, В небе Вождь плыл на флагах – под аэростатами. В знак развязки – трофеи для выставки стаскивали. Был в Парк Горького Вермахта сдан реквизит. Одурев от рядов амуниций со свастиками, Мы московским дворам наносили визит. Родными переулками я наслаждался вдоволь: Казачий, Кадашевским – с баней за углом, Пойдёшь к Пыжевскому, за углом, поодаль — Церковный дворик, и за ним – наш дом. Наш дом на Ордынке… Подъезд ризолитовый. О, сколько здесь горя и слёз было выпито! Из двери парадной от склок коммуналковых Бежал я к друзьям, к Клементовскому на угол. С обидчиков прошлого стоит ли взыскивать? Нас плесень сквозь крышу не душит протечками… Но липы стоят ещё… Старые липы-то, Вы помните мальчика неказистого, Бегущего в школу с потёртым портфельчиком? Свет Николы в Пыжах – с колокольней и луковицами Вдоль Скорбященской церкви, что в створе с Курантами Звал мальчишек с девчонками в улицах слюбливаться, Разобщённых по школам – бурлящими кратерами. Был разгул «огольцов» – забияк разозлённых — В школах мальчиков, в год этот – пятидесятый. Было нечего есть, но хватало силёнок — Биться в «стычках» в уборных до крови и ссадин. Хоть учение врозь было нам уготовано, Всё же к женскому полу в нас вбили почтение. Нереальной девчонке, в мечтах скомпонованной, Я писал на уроках в стихах сочинения. О, романтика школьных балов! Их безжалостность К пылким юношам, так на свиданья надеявшимся! Тани, Людочки, Оли… Как много сбежалось их! Как боялись мы девочек, «стильно» одевшихся. Я подмостками бредил! Читал Маяковского. И на вечере в школе мне зал аплодировал. Но стихи свои прятал: в них не было Космоса… Всё нутро моё ныло, как зуб запломбированный. Были Толя и Алик со мной в нашей троице. Мы брели после школы, к углу, что у булошной, И болтали часами: как жизнь обустроится? Что могло быть наивней тех споров о будущем! Мы так верили в святость Победы, в Величие Высших целей, что мелким казалось «нутро». Нас учили – копание в личном – цинично! И Соборность не в храмах, – в хоромах метро. Купив, как в театр, билет за бесценок, С толпой мы спускались, как в мраморный трюм, Где в гротах перронов царём мизансценок Был грохот вагонов – так требовал трюк! Так прошло моё детство – Война, причитанья навзрыд. Вот и Юность блеснула – мгновенно, как молнии прочерк. Став студентом, граниты познаний и зодчества грыз, Предаваясь бесплодно соблазнам мечты и пророчеств.