Виктор Гарин
1
Кровь из простреленного плеча быстро расплывалась по лоснящейся коже куртки. Минут двадцать полной бездеятельности, и — станет предательски легко, а еще через час из-за потери крови меня можно будет взять голыми руками. Стараясь не шуметь, Виктор перевернулся набок и вспорол ножом подкладку куртки, мысленно пожалев, что не родился левшой. Правая рука в настоящий момент была необходима. Без нее невозможно было наложить жгут и выбраться из случившейся переделки.
Рана в темноте оказалась неразличимой, хотя постоянно напоминала о себе, взрывами боли. Настоящее школьное сочинение «Будни российского медбрата» из увлекательного цикла «Как я провел осень», подумал Гарин, зажимая зубами лоскут подкладки. Что ж, Виктор… Не уроните честь российской медицины… И вообще, как же вы провели эту осень? Романтично отдыхали со своей девушкой на Карибах? Нет? А как? Месяц я расхлебывал историю с «Юноной», а теперь вот валяюсь в ночном лесу, пытаясь остановить кровь, ответил он сам себе. Огромная куча осенней романтики с привкусом дерьма. И кстати, никогда я еще не бинтовался левой рукой и зубами. Прямо как герой-партизан из старого фильма про войну. Ну-ка… С четвертой попытки, вспотев от бессильного бешенства, Виктор, наконец, туго перетянул руку, и, собравшись в предчувствии боли, осторожно пошевелил ею. Действовала рука плохо и неуверенно, но кровотечение остановилось. Значит, и шансы на жизнь были еще вполне реальны.
Виктор перевел дух, оттер холодный пот, заливающий глаза и перевернулся на живот. Поле боевых действий оказалось прямо перед глазами. Там, на этом поле, царил бардак. Метрах в двадцати по взбудораженному ночному лесу метались многочисленные фонарики. Его искали, все еще искали, тупые мясники, так и не понявшие, как толпой в восемь человек они не сумели защитить босса. Правда, один из них оказался не промах, честно признал Гарин. Мразь поганая, успевшая среагировать и засадить мне в плечо. Я, конечно, тоже хорош. Прямо скажем, растерялся в первый момент от такой прыти. Кто бы мог предположить, что в толпе телохранителей найдется хотя бы один достойный стрелок. Хотя, пусть теперь гордится своей точностью высоко на небесах…
Кровавый след найти невозможно — не смотря на луну и фонарики, слишком темно, слишком много травы и, к счастью, слишком мокро. Значит время у меня, все-таки, есть. Только бы не приволокли собак. Сейчас, конечно, ребятки растеряны, сбиты с толку и, наверняка, крепко нервничают. Еще бы, на руках — два теплых трупа, забот полон рот, не позавидуешь. Первое, куда эти трупы деть на случай визита любознательных ментов. Второе, как скрыть следы. И третье, главное, совсем неплохо было бы найти убийцу. Хотя бы для отмазки перед жаждущими возмездия подельниками покойного босса. Что имеем в результате? Ничего хорошего, — до поиска с собаками ребятки додумаются быстро. Не приведи Господи.
Думай быстрее, приказал Виктор себе. Думай. Думать не хотелось совершенно, а хотелось лечь в высокой траве, закурить хорошую сигарету и помечтать, запрокинув голову к звездному небу и огромной полной луне. Еще хотелось холодного темного пенистого пива и спать. Спать долго, с чувством, с толком, с расстановкой.
Гарин застонал сквозь стиснутые зубы, ощутив онемение и нарастающую режущую боль в плече. Времени у меня совсем нет, подумал он. Скоро рука будет парализована, и тогда, тогда… Думай.
Его машина стояла за просекой, метрах в ста от того места, где он лежал. Идти туда было скорее всего бесполезно, ее наверняка нашли и сейчас какой-нибудь «специалист» из охраны роется внутри, пытаясь по номерам установить принадлежность. Тут-то он, конечно, пролетит, но… Стоп! Машина! Виктору стало мучительно плохо. Он вспомнил, как небрежно бросил пакет с распечатками задания, с письмом Немченко на приборную панель… И, конечно, забыл про него… Ну, и идиот…!
Он обхватил ствол дерева и, не отрывая взгляда от мечущихся впереди игл света, приподнялся. Боль немедленно вонзилась в каждую клетку тела, и на мгновение ему показалось, что наступил день.
Идти придется тихонько, отдышавшись, подумал Виктор. Почти ползти. А если у машины меня ждут? Сидят, покуривая спокойно, и поджидают. Всех прирежу, как собак. Каждого. На кой черт я взял распечатки с собой? Сейчас прихватил бы один из джипов, пока народ занят делом. Виктор с тоской посмотрел туда, где, он знал, стояли в темноте три машины — все три — мощные черные «Ландкруизеры». Он видел, как они подъезжали, разгоняя светом фар темноту. Н-да… Там, наверное, только по водителю в каждом… Прощай, сладкая мечта. Пора.
2
Идти, цепляясь за деревья, получалось с трудом.
Вначале за спиной затихли звуки, потом далекие отблески фонарей. Он остался один на один с шорохом ветра в ветвях, с лесной тьмой и со своей болью. Виктор не боялся леса. Никогда. По-настоящему, он боялся только людей. Безжалостных двуногих ублюдков. Еще не вскрытых, но всегда готовых к вскрытию тварей.
Дорога до машины показалась ему бесконечной. Совсем плохо, подумал Гарин во время очередной остановки. Такого у меня еще не было. За весь пятилетний стаж работы. Даже тогда, в Калининграде, в подвале… Это в первый и последний раз. Обещаю, если выберусь, никогда не буду недооценивать противника. Буду трезв и рассудителен. Аминь.
Потом Виктора стало донимать собственное воображение. Видение его засиженного мухами трупа появилось перед глазами и не хотело исчезать. Виктор видел уже, как тело тащат до труповозки, а менты, почесывая мудрые головы, рассуждают о причинах смерти. Наверное, жертва очередной бандитской разборки… Вот посмотрите, и пистолет в кармане. Ба-а, и номер срезан. И «бабочка» в засохшей крови… А может это — какой-нибудь маньяк? Никаких там у нас нет неликвидных трупов…? Стиснув зубы, Гарин помотал головой, прогоняя видение. Черта с два. Хрена вы получите, а не мою Кису в руки…
Немченко с его письмом Виктор уже почти ненавидел.
Наконец Гарин увидел просеку, по которой въезжал в лес. Там, впереди, было подозрительно тихо. Судя по всему, до этого места погоня либо еще не дошла, либо, решил он тут же, хитрые и опытные ловцы, найдя машину, устроили ловушку. Если их будет трое — мне не справиться, подумал Виктор. Черт, да я не справлюсь даже с двумя…!
Гарин присел в траву, озираясь. Обостренным звериным чутьем Виктор ощущал впереди опасность. Слабую, неявную, но точно — опасность. Его хищные инстинкты немедленно вытеснили остатки боли и подчинили себе тело. Левой рукой он осторожно вытащил из кармана куртки пистолет. Ствол был еще теплым и кисловато пах порохом, а ребристая рукоять ласково холодила кожу. Пять патронов, считая досланный в ствол, подумал он. Если ловцов двое, то по паре на каждого и пятый — себе. Конечно, если кто-то из них вдруг окажется бессмертен.
Внезапно ему в голову пришла поистине страшная мысль. Левая рука с пистолетом предательски задрожала. Я ошибся. Черт, я перепутал дорогу и вышел не на ту просеку. Ему сейчас же захотелось рвануться туда, в темноту, где стояла машина. Или не стояла. Его усталое тело желало внести ясность.
Виктор сумел победить себя.
Стиснув зубы, он приказал телу: «Тихо! Мы сейчас спокойненько все проверим и позже пойдем. Спешить некуда, а тебя, проклятая левая рука, я прошу успокоиться. Иначе ты будешь отрезана прямо здесь. Ты меня знаешь».
Рука прислушалась. Дрожь стихла или это показалось? Он не мог ответить определенно.
По-пластунски Виктор пополз вдоль просеки, осторожно раздвигая траву, с затаенным страхом ожидая, что машины не будет. Тогда оставалось только одно: прислонясь к дереву, пустить себе пулю в лоб. Он знал, что сил на продолжение поисков не осталось. Трахнутый дурак, подумал про себя Виктор. Немченко меня все-таки доконал. У нас с ним давно не клеилось, а вот сегодня…
Машину Виктор увидел почти сразу — знакомую и любимую. Не подвел все-таки компас в моей башке, подумал радостно Гарин, не подвел… Мой самый лучший компас, в моей самой лучшей башке… Так… Посмотрим спокойно, не торопясь… Он настороженно огляделся. Вроде спокойно. Вроде повезло. А как же чувство опасности?
До машины оставалось всего несколько метров, когда оно возникло у Виктора вновь. Смутное предчувствие беды, перерастающее в серьезную опасность. И хотя ппроисходило это медленно и как-то неуверенно, своим ощущениям Гарин верил всегда. С машиной явно было нечисто. Ловушка?
Он замер.
Запахи… Нет… Звуки… Нет… Что же…?
Наконец Виктор увидел.
3
Рядом с задним бампером его «восьмерки» в темноте что-то шевелилось. Что-то большое, лохматое — он сосредоточился — не человеческое. Значит, почти безопасное. Это что-то, судя по доносящимся звукам, обнюхивало бампер.
Виктор еле удержался, чтобы не засмеяться. Засады не было. Была брошенная лохматая псина, истосковавшаяся по еде.
Уже у машины Виктор сумел разглядеть, что пес огромен. Не овчарка и даже не мастиф — какая-то жуткая помесь, способная появиться только в собачьем питомнике, под тщательным надзором естествоиспытателя-собаковода. Сильнее всего псина напоминала здоровенного то ли волка, то ли медведя. Прямо-таки настоящий мутант, который наверняка ничего и никого не боялся в жизни. Не двигаясь и не мигая, пес смотрел на него, а в глубине собачьих глаз Виктору почудилось что-то… человеческое. Опасное… Виктор поднял пистолет. Мне кажется, подумал Гарин. Сказывается потеря крови…
— Что, сволочь, — произнес Виктор, — жрать хочешь?
Пес не двигался.
Виктор нащупал замок за спиной и распахнул дверь. Не отрывая взгляда от собаки, сел на сиденье. В машине, простоявшей почти три часа в ночном лесу было холодно. Четыре, поправился он, краем глаза заметив часы. Четыре часа. Сколько же я шел обратно?
Времени на общение с животными не оставалось. Он в последний раз посмотрел на пса и, стараясь не хлопнуть, закрыл дверь.
Аптечка находилась в бардачке. Найти что-либо в темноте было практически невозможно, но Виктор, нащупав-таки бинт, разорвал пакет зубами. После тренировки в лесу перевязка много времени не заняла. Он провел рукой по выходному отверстию в плече и порадовался, что пуля прошла навылет. Могло быть и хуже. Много, много хуже.
Пакет с распечатками лежал на приборной панели. Виктор взвесил его в руке. Может, бог с ним, с Немченко, подумал он. В общем-то, только благодаря ему я сейчас в своей машине. Может не так уж он и плох? Гарин положил пакет на соседнее сидение и завел машину.
Потом посмотрел в зеркало заднего вида.
Пса не было. Он исчез.
Может, мне вообще эта чертова псина померещилась? А, ладно, ну ее к черту…
Через десять минут Виктор уже выворачивал с просеки на дорогу, морщась от боли при переключении передач.
Агамемнон Рождественский
1
Поселковое кладбище находилось достаточно далеко от города по кривой и заросшей бурьяном проселочной дороге. Она, петляя шла через жутковатый темный лес. Пока дорога еще не рассталась с городской окраиной, Гриша бодрился и болтал без умолку. Однако, как только последние дома канули в темноту, он почувствовал себя неуютно. Минут через двадцать кружения по темному лесному коридору, он, не выдержав, возмутился.
— Да же оно, черт!
— Это старое кладбище, — объяснил Агамемнон. — На нем не хоронят давно.
— И долго еще?
— Прилично.
Спустя еще минут десять у нумизмата возник новый вопрос.
— Интересно, как же они народ на кладбище возили? Далища-то какая.
— А лошади на что? И, кроме того, город раньше был разбросаннее.
— А ты, поди, помнишь.
— Помню.
Время медленно, но неуклонно приближалось к полночи. Свет фар выхватывал из темноты то разлапистую елку, то упирался в непролазные кусты. Нумизмата начала пробирать нервная дрожь.
— Слушай, — произнес замирающим шепотом Гриша, не отвлекаясь от руля, — а может, ну его нафиг, кладбище это, а?
— Ты о чем? — не понял Агамемнон, напряженно вглядываясь вперед.
— Может, утром могилу прадеда твоего навестим? — не выдержав, предложил нумизмат.
Агамемнон повернул голову и ощупал напарника внимательным взглядом.
— Ты что, боишься? — через мгновение спросил он с усмешкой.
— Боюсь, — признался Гриша. — До судорог в желудке. Я с детства кладбища не перевариваю, а уж тем более, ночью в двенадцать часов. Да еще родня твоя с семейными проклятиями. Давай завтра все сделаем, а?
— Тебе Порш Кайен нужен? — ядовито поинтересовался Агамемнон.
— Сейчас уже как-то не особенно, — нервно ответил Гриша.
— Слабак, — объявил начальник экспедиции. — Сделай музыку погромче и не бойся. Ты же со мной.
— И что?
— Пациентов дурки проклятия не берут, — твердо сказал Агамемнон.
Жизнерадостная песенка про вечеринки в Малинке сменилась очень актуальной «Я хочу быть с тобой» бессмертного «Наутилуса». После припева про комнату с белым потолком, Гриша заметил задумчиво:
— Ну, я-то не пациент.
Но отступать было поздно.
Фары уперлись в кладбищенскую ограду.
— Сворачивай налево, вдоль поедем, — махнул рукой Агамемнон. — Тетка сказала, дед где-то у входа лежит.
— Ага, — недовольно пробурчал Гриша, но, конечно, свернул.
Узкая дорога вывела их к большой вытоптанной поляне с едва различимыми остатками асфальта. Бурьян был и здесь. Он едва заметно шевелился на ветру и, казалось, словно пытался что-то сказать.
Разыгравшееся воображение Григория Палия немедленно подсказало, что.
— Умрете, — шептал бурьян. — Вы оба здесь умрете.
— Приехали, — прервал Агамемнон Гришино общение с воображением. — Вставай у входа и пошли за лопатами.
— А вдруг здесь есть кто? — предпринял Гриша последнюю попытку.
Начальник экспедиции выразительно постучал себя кулаком по лбу.
— Ты на часы смотрел?
— Д-да, — дрогнувшим голосом ответил Гриша. — Смотрел.
2
Когда они вылезли из машины на пронзительный холод октябрьской ночи, Гриша пожалел, что не прихватил с собой пару прожекторов с работы. Он подрабатывал ночным сторожем на студии Мосфильм и каждую ночь обходил темные павильоны с громадными сценическими прожекторами. Сегодня они явно бы пригодились.
Впрочем, было достаточно светло. Взятые с собой фонари светили ярко и давали большое пятно, да и полная луна на небе заливала все неестественным белым светом. Хотя для Гриши, скорее, она не освещала тихое кладбище. Луна здорово добавляла жути.
Агамемнон достал лопаты и хлопнул багажником.
— Пошли? — посмотрел он на компаньона.
Григорий молча кивнул, шаря по бурьяну фонарем. Его колотило. А уж когда луч света выхватил из темноты вывеску на покосившейся металлической арке, ему стало совсем плохо. Под названием кладбища какие-то шутники намалевали из баллончика с краской «Добро пожаловать». Название было старым, облупившимся и почти не различимым, а вот остроумная надпись блестела, словно нанесенная только вчера.
Агамемнон проследил за его взглядом и усмехнулся.
— А вот и встречающие, — хмыкнул он. — Хорошее начало.
Гриша так не считал.
Друг за другом они прошли под арку и углубились в ряды кое-где покосившихся оград.
— Ты иди слева, — сказал Агамемнон. — Ищи гранитный памятник с надписью: «Михей Рождественский». Первую дату не помню, а вот вторая где-то девяностого года.
— А ты? — испуганным шепотом спросил Гриша.
— А я справа пойду.
— Ни за что! — объявил нумизмат. — Я буду тебе тыл прикрывать.
— От кого? — ехидно поинтересовался Агамемнон.
Где-то неподалеку завыла собака.
— От собак, — ответил Гриша и взял лопату на изготовку.
— Ладно, — снизошло руководство.
Дорожки между могилами были просыпаны гравием, неприятно хрустевшим под ногами. Кое-где блестели огромные лужи и ботинки разъезжались в грязи. Ограды в основном были старые с облезшей краской, а могилы — сплошь заросшие бурьяном. Кое-где в темноте маячили покосившиеся высокие кресты.
Лучи фонарей шарили по надгробиям.
— Фукин И.П. — бормотал Агамемнон. — Не то. Горин А. В. Дорогой доченьке. Во, Гриша, приколись. Целкина Мария, дорогая бабушка! Не повезло тетке с фамилией.
— Эт-то п-почему? — постукивая зубами, не понял нумизмат.
— Эк тебя развезло, — заметил Агамемнон, покосившись на друга. — Может, в машину пойдешь?
Гриша моментально прикинул, сколько ему придется идти одному обратно.
— Н-нет, — помотал головой он. Луч его фонаря замотался следом. — М-мне К-кайен-н н-нужен.
Внезапные выстрелы раскололи окружающую тишину. Они загрохотали раскатисто, словно обвал в горах. Стреляли совсем рядом, где-то в лесу. Раз, два, три. Пауза. Четыре.
Лицо Григория позеленело.
— Эт чт-то? — заикаясь, еле выговорил он.
Агамемнон настороженно поводил головой с оттопыренными ушами.
Снова выстрелы. Раз, два, три.
Тишина внезапно стала пронизывающей, всеобъятной. Она накрыла обоих, словно тяжелым ватным одеялом. Гриша почувствовал, как у него подкашиваются ноги.
— Тихо! — громко прошептал Агамемнон.
Где-то неподалеку хрустнул гравий. Шептались вокруг кусты с бурьяном. Совсем рядом легко пробежала, шурша листвой мышь. Григорию показалось, что он превратился в огромное всеулавливающее ухо. Он даже расслышал жужжание лесной мошкары, суетящейся возле пятна фонарного света.
— Что? — минут через пять напряженного вслушивания, спросил нумизмат.
— Ничего, — облегченно ответил Агамемнон. — Вроде бы кончилось.
— Это же были выстрелы? — решил уточнить Григорий.
— Откуда мне знать? — нервно пожал Агамемнон плечами. — Вроде бы да.
— Может охотники?
Несколько мгновений Агамемнон смотрел ему прямо в глаза.
— Давай все сделаем быстро, — сказал он. — И свалим отсюда к чертовой бабушке!
— Идет, — согласился Гриша. Ноги его затекли от напряженного ожидания. — А может, свалим, ничего больше не делая? Как бы нас с тобой за каких-нибудь белок не приняли.
— Бред, — решительно отрезало руководство. — Иди за мной.
И тут из темноты на Гришу глянули два горящих красных глаза.
3
Григорий никогда не был трусом. Но в этот момент он ощутил, как по правой штанине вниз заструилась теплая, почти горячая струйка.
— П-повернись, — едва произнес нумизмат.
Левая штанина промокла тоже. И осознание того, что он, взрослый здоровый мужчина, практически с высшим образованием в кармане, уважаемый ночной сторож на студии Мосфильм и вообще человек с большими жизненными перспективами, только что, как маленький мальчик наделал от страха в штаны, отчасти вернуло ему самообладание.
— Что? — переспросил Агамемнон.
— Обернись! — собрав все остатки мужества, рявкнул Гриша.
Агамемнон обернулся и замер.
Из темноты, шурша кустами и хрустя гравием, на тропинку выступил крупный волк. Может быть, это, конечно, была очень крупная собака, но Агамемнон, постоянно с любопытством настоящего естествоиспытателя следящий за событиями на Дискавери ченел, сразу опознал в звере матерого волка.
— Что делаем? — прошептал Гриша. Про свою лопату он забыл начисто.
Агамемнон, оторопев от такой встречи, впал в ступор. Он никак не мог понять, как в черте города, всего в каких-то полтораста километрах от крупнейшего мегаполиса мог оказаться настоящий здоровый волк.
Зверь тоже не спешил. Он стоял и рассматривал парней, словно тоже не мог взять в толк, откуда посреди ночи на кладбище могли взяться эти двое. Хвост его, толстый как приличная палка напряженно мотался из стороны в сторону.
Минуту молчания нарушил Гриша.
— Валим? — ткнув руководство в бок, спросил он.
— Только медленно, — вышел из ступора Агамемнон. — Не поворачиваясь спиной. Попятились.
Иллюзий относительно того, что они, два городских человека сумеют отмахаться от волка лопатами, у него не было. Больше всего, во всей ситуации Агамемнона почему-то пугало не то, что их в любой момент могут с разорванными глотками оставить на каком-нибудь заброшенном могильном холме, а то, что завтра, найдя их изуродованные трупы, все, конечно, передадут тетке. И та, вместе со своим семейством однозначно решит, что племянничек, уехавший в Москву на ночь глядя, решил сделать остановку за дедовым золотом. Лопаты и фонарики выдали бы их с головой. А потом тетка все расскажет прабабушке.
А та…
Друг за другом, наступая на пятки, они пятились по тропинке назад. Волк шел за ними, сшибая хвостом верхушки бурьяна. Гриша уже не чувствовал ни холода, ни мокрых штанин. Он думал только о проклятом кладе. О том, что его охраняет волк. Нет! Он дернулся вперед и больно наступил Агамемнону на ногу. Волки!
Из бокового ответвления тропинки на Гришу глянули еще два красных глаза.
— Сдурел?! — зашипел друг от боли.
— Еще один, — прошептал Гриша и добавил с отчаянием. — На хрена мы сюда поперлись!
— Лопату приготовь, — буркнул Агамемнон.
Второй волк выступил из темноты. Он тоже не спешил, пристально их рассматривая. Был он немного больше первого, с большими серыми проплешинами на впалых вздымающихся боках.
— Хана, — прошептал Гриша. — Нам хана.
— Двигай!
Ни Григорий, ни Агамемнон не запомнили, как вышли к машине. Долгий путь был начисто стерт паническим страхом, который бился у каждого внутри, застилал глаза и закладывал уши. Волки словно прогоняли их с ночного кладбища. Словно и в самом деле, были они молчаливыми и грозными стражами проклятого дедова золота. Только едва не споткнувшись о столб арки с дурацкой вывеской, Григорий сообразил, что они в двух шагах от машины. Еще шаг, еще один. Его мокрая задница уперлась во все еще теплый капот.
Из темноты по бокам машины выступили два человеческих силуэта в черных плащах.
— Вы кто ребята? — спросил один из них.
Ответить Григорий не успел. Второй силуэт вдруг сделал быстрое движение, и нумизмату стало ослепительно светло в почти полной тьме. Лопата загрохотала по капоту и последнее, что увидел уважаемый сторож со студии Мосфильм, было нелепое пятно фонаря на чужих мокрых ботинках.
А потом темнота и тишина взорвались оглушающей болью.
Виктор Гарин
1
Только дома, не торопясь, продезинфицировав рану, сделав инъекцию антибиотика и почистив оружие, Виктор сумел расслабиться, откинувшись в кресле со стаканом хорошего красного вина в руке… Можно было покурить и подумать.
Он привык доверять своим предчувствиям, тем более нехорошим. Слишком многие на его памяти уходили из жизни раньше срока, особенно те, кто предчувствиям не доверял. Виктор уходить не спешил.
Спать хотелось безумно, но он знал, что пока не разберется со своими предчувствиями, о сне не может быть речи.
Как же все было на этот раз?
Лаконично, но не просто, как бывало часто.
2
Приехал Виктор за два часа до дела, долго выбирал походящее место и, наконец, выбрав, расположился. Ожидание всегда было мучительно долгим, но он уже давно научился его не замечать, очищая голову от мыслей, как бы впадая в транс. Тогда переставала волновать проблема недоступных сейчас сигарет, а внутри оставалась лишь сосредоточенная пустота, обострявшая чувства. Полтора часа он провел, машинально отбиваясь от каких-то лесных мошек. Клиент прибыл раньше срока.
Приближающийся рокот моторов Виктор услышал задолго до появления машин, а, увидев их, удивился. Он ожидал один, максимум два джипа с охраной, а их оказалось три. Целая колонна фарами вспарывала темноту. Три машины, минимум трое человек в каждом. Минимум. Виктор ощутил себя голым и безоружным в первый момент. Если бы его предупредили, дорога за бесцельных полтора часа ожидания превратилась в минное поле. А тут…
Колонна остановилась напротив небольшой поляны, проехав чуть дальше места, где сидел Гарин. Захлопали двери и на фоне урчания двигателей послышались голоса. В круг света фар ставших полукругом джипов начали выходить люди. Виктор замер, считая. Раз, два, три… Девять человек, что за дела?! И все наверняка вооружены. Вдруг машины стихли, как по команде, фары погасли, а поляна погрузилась в лунный свет.
Кое-кто из присутствующих закурил. Виктор, находясь чуть сзади и сбоку, по диагонали, отчетливо видел людские силуэты в свете полной луны.
Через несколько мгновений Гарин обнаружил клиента. Вернее его темный силуэт. Полноватый мужчина явно был старшим и главным во всей прикатившей на ночную прогулку честной компании. Он говорил что-то, оживленно жестикулируя, остальные его слушали, переговариваясь.
Мишень попалась говорливая, подумал с неудовольствием Гарин. Виктору болтуны не нравились никогда.
Подняв голову вверх, Виктор решился. Луна поможет мне. Она подсветит. Подписавшись на дело, отступать нельзя. Сколько бы народа вокруг не ошивалось.
Стоп, сказал Виктор воспоминаниям, открывая глаза и делая глоток из стакана. Момент прибытия? Было ли в нем что-то странное? Вроде нет. Такое бывает. Точно трудно предсказать, сколько будет народа. Информатор обычно сообщает время и место, ну и, конечно, приблизительное количество людей. Приблизительное. Ладно, бог с ним, с информатором, он наверняка не похож на Нострадамуса. Хотя было бы не плохо…
Гарин вновь закрыл глаза.
Что было дальше? Собственно, больше ничего.
Он неслышно снял пистолет с предохранителя. Поднялся, бесшумно подошел к ближайшему джипу. Потом…
Дождался, когда они пойдут к машинам, стремительно выскользнул, (не открывая глаз, Виктор усмехнулся, делая очередной глоток) как ужас, летящий на крыльях ночи, и заделал клиента два раза в грудь. Пауза. Все в шоке, клиент оседает, мы делаем шаг вперед и контрольный выстрел в голову, в лицо. Отступаем в тень. Все по плану. А потом (рука Виктора замерла со стаканом)… Потом… Краем глаза ловлю движение сбоку. Поворачиваюсь. Черт, как медленно я поворачиваюсь! Расслабился, киллер?! Пламя выстрела, удар в плечо. Боль. Отнимается правая рука, отдача отбрасывает на борт джипа. Ударяюсь спиной о теплый металл. Приседаю. Как же больно, черт! Но быстрее, быстрее… Острый нож — иначе — Киса, стальная девочка моя, в левой руке разворачивается сама. Делаю шаг, припадая на колено. Киса обожает вкус крови самых ловких. Этот ей нравится… Его расширенные глаза в лунном свете я запомню надолго. Какая у него была рожа! Господи, как же комично он выглядел, когда понял, что его нагнули! Пожалуй, это место номер один в хит-параде воспоминаний сегодняшнего вечера.
А дальше?
Все.
Бегство, лес, пес этот странный у машины.
Он вспомнил холодные зрачки собаки и, вздрогнув, открыл глаза.
Где же напряг?
Виктор поискал сигареты, нашел и закурил с удовольствием. Почему не проходит ощущение тревоги? Где прокол? Где?
Потом Гарин понял.
Прокола не было. Просто расшалилось воображение. Его никто не подставлял. Все было элементарно. Как дважды два.
На самом деле, Гарин никак не мог понять, что делали девять (или больше) человек ночью в глухом лесу. Это удивление возникло, когда он только просматривал присланный Немченко файл, и усилилось, сформировалось окончательно уже там, на поляне. В спешке Виктор не придал ему никакого значения.
А действительно, что?
Ладно, там бы хоть дома рядом были, а так… Пустой голый лес и три джипа с экипажем. Очень странно. Они никого не хоронили, не разбирались ни с кем, ничего такого. Будто им просто негде было поговорить. Приперлись за сто пятьдесят километров от Москвы (а номера-то, московские, видел), потрепались и — назад, по домам. Мило. У богатых, как говорится, свои причуды. И все-таки странно… И как об этом узнал информатор? С точностью до метра? Может, он все-таки, Нострадамус?
Вино было приятное, в меру кисловатое и терпкое. Виктор всегда предпочитал грузинские вина импортным. Только настоящие родные грузинские, а не разлитые в каком-нибудь подмосковном подвале. Он сделал маленький глоток, смакуя, и подвинул телефон к себе.
3
Вадим Немченко вызывал у Гарина смешанные чувства. Он был обычно хладнокровен, неумолимо жесток но, при этом, при всем, оставался крайне неуравновешенным типом. Сам он занимался тем же, но когда в его команде намечалась острая нехватка рабочих рук, он перекидывал работенку Виктору.
Гарин почему-то вспомнил, как в первый раз встретился с Вадимом: тот не мог завершить серьезное дело, а клиент нервничал и бил копытом в нетерпении. Тогда Вадим по рекомендации Тучи с ним и связался. Дело оказалось ювелирным, и с толпой Вадимовых костоломов его решить было невозможно, поэтому, когда Виктор все закончил, они расстались полностью друг другом удовлетворенные. В Вадиме тоже была своего рода чудинка. Он и Гарин поняли друг друга сразу, с полуслова, только один из них занимался заказами всегда за деньги, а другой — исключительно по личной просьбе.
Вадим любил, когда любые новости ему сообщали первому. Любые: плохие или хорошие, но обязательно первому. В любое время.
Несмотря на четыре часа утра, трубку после нескольких гудков взял Немченко лично.
— Да? — голос его прозвучал бодро.
— Виктор.
— Я ждал твоего звонка.
— Все закрыто…
— Все? — с оттенком недоверия спросил Вадим. — Ты уверен?
— Да. Еще одна услуга — бесплатно, за удовольствие. Понимаешь?
— Понимаю, — Вадим помолчал. — Завтра увидимся?
— Давай послезавтра. Я немного… г-нм… простыл.
— Сильно?
— Да так, знаешь ли, продуло где-то. В плечо стреляет.
Вадим помолчал, потом неестественно хохотнул:
— Кости-то хоть целы?
— Целы пока, слава богу.
— Вот и ладно. В пять послезавтра, на старом месте.
— Договорились.
Они почти одновременно положили трубки.
Виктор попытался глотнуть из стакана еще раз и с удивлением обнаружил, что вино кончилось. Странный получился разговор. Словно Вадим не поверил, что дело сделано. Такого между ними еще не бывало.
А ладно, подумал Гарин с досадой. Пошло все к черту!
Надо спать.
Он выключил свет, дотащился до кровати и упал, не раздеваясь.
Заснул он тоже почти мгновенно.
Ему снился Вадим Немченко в окружении девяти мужчин в черном. Они полукругом стояли на лесной ночной поляне и, задрав головы, смотрели вверх.
В полном молчании они ждали полную луну.
Матвей Мохов
1
Он сидел на темной кухне и молча подливал себе в стакан. Тот каждый раз пустел все быстрее. Очевидно, содержимое переходило из жидкого состояния в состояние иное, возвышающее душу. Впрочем, и на душе сегодня легче не становилось. Ей было так же пасмурно и уныло, как и темной холодной осени за кухонным окном.
Пить Матвей начал серьезно совсем недавно.
Первый раз он здорово напился, когда узнал, что его боевой товарищ, Витек Горохов, с которым они, плечо к плечу, прошли всю первую Чеченскую компанию, погиб под колесами рейсового автобуса. Ирония судьбы не давала Матвею покоя ни на похоронах, ни на поминках. Пройти кровавую войну, побывать в плену, совершить успешный побег — и оказаться сплющенным могучими колесами Экаруса на остановке возле дома. Вечером после поминок Мохов, пытаясь смириться с такой жизненной несправедливостью, напился в первый раз до полного бесчувствия.
Потом выпивать он стал все чаще и чаще.
Жена вначале косо посматривала на регулярно появляющийся за ужином стакан, потом принялась скандалить, а позже, когда Матвей в невменяемом состоянии поднял на нее руку, собрала вещи и вернулась к маме. Детей за три года брака Моховы так и не нажили, так что делить при разводе пришлось лишь двухкомнатную квартиру, да добермана по кличке Гоша, в котором оба супруга души не чаяли. Жилплощадь с доплатой разменяли на две однушки, а Гошу забрала после долгой войны бывшая супруга.
Так, в сорок два года Матвей Мохов остался на белом свете один-одинешенек. С горя, от отчаяния, от изнуряющей жалости к самому себе, он ушел в продолжительный запой.
Когда же он очнулся, на вопросе с работой был поставлен жирный крест, кровать оказалась прожженной в трех местах, а баррикада из бутылок на кухне не давала подобраться к заваленной горой грязной заплесневевшей посудой мойке.
Матвей решил взяться за ум. Нет, он не перестал выпивать за ужином. Нет, он не перестал бывать в пивных барах по выходным. Он просто поставил ситуацию под жесткий контроль.
Сегодня он не выдержал. Сорвался. И причина была для него настолько же жутка, как и похороны Витьки Горохова.
Сегодня ближе к концу рабочего дня в раздевалке Матвей Мохов, сорока двух лет, разведен, детей нет, столкнулся нос к носу с привидением. И ладно бы с одним. С целыми двумя.
А потом он узнал то, что перевернуло привычный ему мир с ног на голову.
2
Он вышел из душевой, завернутый в полотенце и распахнул свой шкафчик, доставая чистое белье. Сзади хлопнула дверь, загалдели вновь прибывшие.
Матвей одел трусы и присел на лавочку, натягивая носки. На втором носке он замер, округлив глаза.
По коридору между шкафчиками шел Гоша Маликов. Живой и здоровый, словно его холодного тела никогда не было в грузовом отделении спецмашины на которой приехал Кравченко. Матвей сам загружал туда окоченевший Гошин труп.
— Здоров! — привычно ухмыльнулось приведение Маликова. — Ты чего вылупился?
Он подошел к своему шкафчику и завозился с ключами.
— Эт-то ты? — невольно заикнувшись, не поверил глазам Матвей.
— А кто же? — хохотнул Гоша.
— Но как…
Мохов сорвался с лавки и как есть, в одном носке, бросился обнимать, тискать, мять живого Гошу Маликова, веря и не веря еще, что тот каким-то чудом, непонятным божьим велением остался, не смотря ни на что живым. Произошла ошибка, какая-то глупая нелепая случайность. Нет, не его тело затаскивали они в грузовой отсек. Или может, его, но был он в коме, в отключке, в беспамятстве. Гоша, хохоча, принялся отбиваться от такого неожиданного напора. Через мгновение все переросло в обычную дружескую свалку.
А растащил их…
И тут запыхавшийся и счастливый Матвей решил, что и в самом деле сошел с ума. Раздевалка даже на мгновение поплыла у него перед глазами.
Перед ним стоял такой же, как и Гоша, живой и невредимый Саня Творогов.
Творогов. Саня. Живой.
Матвей не присел, он ухнул на ослабевших ногах прямо на кафельный пол, больно отбив при этом задницу и не почувствовав боли. Он переводил взгляд с одного на другого и ничего не понимал. Такое могло случиться только в какой-нибудь фантастике. Такое могло бы случиться в бреду. Такое случалось с Матвеем, когда он проваливался в очередной запой и к нему приходил раздавленный автобусом Витька.
Но сейчас Мохов был трезв, как стекло.
А погибшие ребята стояли рядом.
Гоша ухмыляясь, потирал ушибленное в схватке плечо, а Саня присев, расшнуровывал ботинки.
— Ты чего, Моть? — заботливо спросил Творогов.
— Ты откуда?
— Из санчасти.
— Из морга? — сглотнув, уточнил Мохов.
— Почему же из морга? — удивился Творогов. — От хирурга.
— Тебя туда из морга перевели? — настаивал Матвей.
— Да что ты заладил: морг, морг, — расстроено сказал Саня, скидывая с ног ботинки. — Будто больше поговорить не о чем.
Гоша стянул через голову рубашку.
— Переработал наверное, — хохотнул он. — Дуй домой, отдыхай воин.
Матвей нашарил опору под ногами и медленно поднялся. Мысли его метались.
— Постойте ребята, — произнес он. — Сегодня утром — сегодня! — вы оба были мертвы. Я лично каждого из вас загрузил в машину. Говорите, что хотите, но я верю самому себе. Утром вы оба были холодными трупами.
В душевой загудела труба.
— И что?! — возмутился Творогов, взмахнув руками. — Ты бы еще…
— Погоди, Сань, — перебил его Гоша. — По-моему, он не знает.
3
Матвей залпом выпил и заскрежетал зубами.
Лучше бы и не знать никогда. Его пальцы на ощупь поймали и вытащили из банки соленый огурец. Огурчик был маленький и крепкий. И, конечно, вкусный.
Зачем мне надо было знать? Зачем?
Он плеснул себе в стакан еще на два пальца.
Когда он поднял нетрезвый взгляд, напротив, за столом уже сидел Витька. Такой, какой он запомнился Мохову. Такой, какой он виделся Матвею в последний раз. Такой же, как и ребята в раздевалке сегодня — живой, целый, невредимый. Экарус со скрежетом шин был еще совсем далеко.
— Здоров, — поздоровался Мохов, взмахивая стаканом. — Давно тебя не было.
— В последнее время ты редко зовешь меня, — ответил Витька.
— Работы много.
— Стал меньше пить?
— Стал больше работать.
Витька поиграл по столу пальцами.
— Что случилось?
— А ты не знаешь? — искренне удивился Матвей. — Двое, отправленные к вам, сбежали обратно.
— Насколько я понял, их никто и не отправлял.
— Не верю! — треснул кулаком по столу Мохов. — Есть живые и есть мертвые. Середины не существует, Витя.
— Значит, существует, — пожал Горохов плечами. — Так кто же они?
Матвей залпом выпил.
— Они?! — ухмыльнулся Мохов. — Почти весь отдел сопровождения, Вить! Двадцать два человека! Куда ты мне порекомендовал пойти работать, а? В логово? Ты сказки читал в детстве? Ужастики видел? Знаешь, кто такие оборотни?
Судя по лицу, Виктор был потрясен.
— Не может быть, — пробормотал он. — Так вот, значит, как он уходит…
— Мне надо уйти, — оборвал сам себя мертвый друг. — Ненадолго, не переживай.
— Верю, — кивнул Матвей, покачивая пустым стаканом. — Ты только возвращайся, ладно?
4
Его разбудил телефонный звонок.
Перевернувшись на кровати, Матвей посмотрел на часы. Было чуть больше трех ночи.
— Слушаю, — хрипловато спросонья произнес он.
— Спишь? — спросила трубка голосом Саня Творогова.
— Телик смотрю, — почему-то соврал Мохов.
— Тогда собирайся, Моть. Случилось новое нападение. Что с Петровским — никто пока не знает. Гоша в санчасти в тяжелейшем состоянии.
— Опять? — не удержался от вопроса Мохов.
— Снова, — буркнул Саня. Чувствовалось, что ему было сейчас совсем не до шуток. — Мы взяли двоих.
— Да, ладно, — не поверил Матвей и подскочил с кровати. — Правда?!
— Подтягивайся в офис, — сказал Саня. — Ты товарищ опытный, знаешь, как с такими уродами разговаривать.
— Через полчаса буду, — бросил Мохов трубку на аппарат.
Быстро собираясь, он остановился перед зеркалом. Замер, натягивая майку. Несколько мгновений стоял, рассматривая себя в зеркале.
Какая разница, кто они, подумал Матвей. Оборотни, мутанты…? Главное, они хорошие ребята. И главное, что все они пока мои друзья.
Вадим Немченко
1
После разговора с Гариным, Вадим положил трубку и крепко задумался.
Третья попытка. Удалась? Он был склонен доверять Гарину, который никогда еще его не поводил, но в данном, конкретном случае вопросов у Вадима оставалось больше чем ответов.
Два предыдущих покушения совершали тоже совсем не новички в деле. На счету каждых, особенно Ханиных, было множество успешно выполненных операций. Но все они, на сколько мог судить Немченко, вообще не сумели приблизиться к человеку, на которого Голос объявил охоту.
Гарин приблизился и даже был ранен.
Удалось ли ему закончить дело? Вадим не знал.
Голос, подумал он. Только Голос сумеет расставить точки.
Кстати, о Голосе.
Немченко вновь поднял телефон.
Дима отозвался практически сразу.
— Не спишь, — приятно удивился Вадим. — Вы все закончили?
— Картинка отличная, — доложил Стременников. — Со всех четырех камер. Думаешь, сегодня нам будет, что увидеть?
Дима в епархии Немченко считался компьютерным богом. Только ему и его технике Вадим мог доверить свое приватное общение с Голосом.
— Сложный вопрос, — ответил Вадим неуверенно. — Я думаю, да. Свет необходим?
— Достаточно ночника. Две дополнительных камеры снимают в инфракрасных лучах, так что мы попробуем его идентифицировать в любом случае.
— Как долго?
— Зависит от качества. Но, сам знаешь, не боги горшки обжигают.
— Хорошо, — согласился Немченко. — Кстати, что тут сегодня дочка моя вытворяла?
— Тебе это обязательно надо знать? — замявшись, спросил Дима.
Вадим утвердительно хмыкнул.
— Завтра диск будет у тебя на столе, — сказал Стременников. — Запомни главное: это видел и монтировал только я.
— И есть на что посмотреть? — засосало у Немченко под ложечкой.
Дима помолчал. Впрочем, все было и так ясно.
— Копии? — спросил Вадим.
— Завтра будут уничтожены.
— Ладно, — сказал Немченко. — На связи.
Мысль об однозначной идентификации редкого ночного гостя пришла ему еще в первую встречу. Тогда Голос пришел к нему в гости в образе недавно убитого должника Вадима. Ощущений хватило через край.
Теперь Немченко ждал. А вместе с ним еще два человека, ведущих около мониторов круглосуточную вахту.
Ну, что же Машка, подумал Вадим. Полюбопытствуем, чем ты у нас свободное время занимаешь.
Он налил себе коньяка в стакан, а когда поднял голову напротив него за столом уже сидел он. Голос, существо из кошмарного сна.
2
Вадим молча поднялся, достал второй стакан, и на треть наполнив коньяком, подвинул гостю.
Сегодня Голос был одет в темный плащ из какой-то тяжелой грубой материи. В складках глубокого капюшона пряталось лицо.
Трупа что ли не нашлось подходящего, мельком подумал Вадим. Тоже мне, монах из средневековья.
Голос поднял правый рукав плаща и оттуда, из тьмы, выскользнула тонкая рука в черной обтягивающей перчатке. Пальцы уверено приняли тяжелый стакан.
— Дело, очевидно, закончено, — сказал Вадим. — Ты успел к началу торжеств.
— Не факт, — ответил Голос глухо. — Мы сейчас проверяем.
— Но ты не против выпить за грядущие успехи?
— Нет.
Они чокнулись.
Покажи личико, Гюльчитай, подумал с надеждой Немченко. Мы уже целую неделю из-за тебя пребываем в бодрости духа.
Коньяк привычно освежил горло.
Вадим посмотрел на гостя и у него непроизвольно открылся рот. Такой картины он себе и представить не мог. Коньяк вылился прямо в запрокинутый назад капюшон. Выглядело это так, будто с ним за одним столом сидел человек-невидимка.
Голос поставил пустой стакан на стол.
— Хороший коньяк, — заметил он.
— Коньяк не бывает хорошим, — нравоучительно поправил его Вадим. — Он бывает либо прекрасным, либо совершенным. Как женщины. Я, конечно, имею в виду, продукцию незабвенной французской провинции.
— Я понял, что не «Московский», — усмехнулся Голос. — Но, вернемся к нашим делам.
— Изволь.
— Я сильно сомневаюсь в успехе. Две попытки — это очень много, Вадим. Конечно, может быть твой Гарин и хорош, настолько, как ты о нем отзываешься, но, мне кажется, необходимо предусмотреть уже сейчас запасной вариант.
— Что именно?
— Штурм загородного дома Петровского.
В сознании Вадима почему-то сейчас же возникли танки, стреляющие по Белому дому с моста.
— А что там? — осторожно поинтересовался он.
— Все как обычно. Общая охрана по периметру. Несколько охранников вокруг дома. Камеры. Все.
— И это называется штурмом? — облегченно усмехнулся Немченко.
— У него охранники не совсем обычные, Вадим. Я только что узнал от посвященного. Помнишь фабрику Борзова?
Рука Немченко непроизвольно дрогнула и пролила коньяк.
— Стараюсь забыть, — честно признался он. — Что, тоже собаки?
— Много хуже. Оборотни.
Вадим вспомнил огромного монстра, сносящего бетонные стены, как картон.
— И сколько?
— Четверо.
Тот, один был не искушенный в боевых вопросах. Он просто исступленно жаждал мести. А тут четверо, наверняка прошедшие специальную подготовку. Опытные и умелые.
Черта с два, подумал Вадим с ожесточением. Вы нас не запугаете. Мы тоже сделаны не из навоза.
— Слушай-ка, а их вообще можно хоть как-то убить?
— Серебряные пули. Святая вода. Огонь.
Вадим покачал головой.
— Резня будет страшная, — заметил он. — Что же ты раньше мне не сказал? Я бы мог сэкономить на похоронах своих людей.
— Я это выяснил только что. И сразу — к тебе.
— Ясно, — грустно сказал Вадим. — План дома, коммуникации, схема охранения?
— Будет готово со дня на день.
— Хорошо, — кивнул Немченко. — Наверное, плохо все знать?
Голос помолчал.
— Одиноко, — ответил он. — Словно в стране слепых. Все вокруг, как муравьи, крутятся, вертятся, сходятся, расходятся, а ты смотришь на все это сверху и понимаешь, что вокруг — пустота. Я ведь почти бог, Вадим. И, знаешь, самое страшное, что когда я осознал это, ко мне пришло настоящее одиночество.
— Зачем тогда тебе Петровский? К чему Богу мирская суета? Удались и живи с миром.
— Петровский, — Голос словно попробовал фамилию на вкус. — Я заставлю его страдать. Я уничтожу все, что ему близко и дорого. Он претендует на мое одиночество. А я его ни с кем делить не хочу.
— Значит, он тоже бог?
— Он — таракан, вылезший из щели, — с оттенком брезгливости сказал Голос. — А ты — мой надежный тапок.
Вадима несколько покоробило от такого сравнения.
Он разлил вновь коньяк по стаканам.
— Надеюсь, что не поношенный, — усмехнулся он, ставя бутылку на стол.
— Новый, — ответил Голос. — Мощный. Опасный.
Они чокнулись, и Вадим быстро отвел взгляд в сторону. Процедура принятия спиртного Голосом его совсем не вдохновляла.
— Ладно, — произнес Голос. — Завтра я дам тебе точный ответ по поводу Гарина. Мне тоже хотелось бы поверить в его успех, но не могу. Поэтому, давай закладываться на второй вариант.
— Давай, — кивнул Вадим. — Хотя мои возможные потери тебя совсем не интересуют.
— Пока — нет, — обнадеживающе сказал Голос. — Но позже я, как и обещал, приведу под твое начало настоящую армию Тьмы. Ты не останешься в накладе, поверь. Договорились?
Вадим кивнул, а Голос с легким щелчком растворился в воздухе.
— Армия Тьмы, — повторил Немченко. — Что ж, совсем неплохо.
Это была цена, за которую Вадим согласился убрать Петровского.
Он выпил еще стакан, потом поднял телефон и набрал номер Стременникова.
— Ну, что? — спросил Вадим. — Удалось?
— Сейчас проверяем, — отозвался Дима. — Но, судя по всему, да.
Попался, бог, подумал Немченко с азартом. Скоро мы подержим тебя за яйца, приятель. И тогда посмотрим, какой получится разговор.
— Отлично, — похвалил он. — Как будут готовы фотографии, сразу ко мне. И немедленно запускайте идентификацию.
— У нас база небольшая, — напомнил Дима. — Так что вероятности — процентов десять, не больше.
— Меня даже это устроит, — ответил Немченко. — Отрицательный результат в нашем случае, тоже результат. На безрыбье, Дима, и рак — рыба.
Виктор Гарин
1
С утра он позвонил Сергею.
К телефону подошла его мама. Узнав Виктора, она немедленно втянула его в разговор. Мама Сереги была домохозяйкой, поэтому отличалась словоохотливостью и любознательностью. Только после третьей попытки он сумел, убедить мать позвать сына к телефону. Заведенный бестолковым словоблудием, Виктор с трудом сдержал накипевшую злость.
— Я, — хриплым ото сна голосом выдохнул Сергей в трубку. Виктор покосился на часы: одиннадцать — сорок. Что он, опять какую-нибудь гадость по телику до утра смотрел?
— Здравствуй, это я.
— Я понял.
— Через сколько будешь у меня?
Шуршание в трубке, глухой удар.
— На даче?
— Дурацкий вопрос, — Сергей обожал дурацкие вопросы. Это Виктора иногда заводило тоже. — Где же еще?
Молчание, потом какой-то треск, звякающий звук и приглушенное чертыхание. Виктор ждал.
— Будильник уронил, — сообщил доверительно Сергей и замолк опять. — Через час-полтора. Что-то случилось?
— Да нет.
— Голос у тебя какой-то… Странный…
— Расслабься, телепат… — буркнул Виктор, но ему было приятно. — И давай, не тяни.
— Хорошо.
К Сергею он испытывал непривычные отцовские чувства.
Пару месяцев назад, когда Виктор взял Сергея в дело, его постоянно мучили сомнения. Он привык работать один, не полагаясь ни на кого, ни о ком не переживая. Теперь он не жалел. Серега внес какую-то свежую, добрую струю в его жизнь. Наверное, потому, что сам был существом добрым и отзывчивым, старательно скрывая от окружающих эти свои качества.
Работу Виктора он понял и принял сразу, на удивление спокойно. В этом, конечно, свою роль сыграла ситуация, в которой они познакомились, но, скорее всего, дело было не только в этом.
Твердым убеждением Сергея был банальный постулат — деньги не пахнут. Он сам перепробовал множество профессий за свою короткую, но уже насыщенную двадцати трехлетнюю жизнь. Кроме того, Сергей считал, что не стоит судить других. В этом они с Виктором нашли полное взаимопонимание.
И было еще одно. Один маленький нюанс, из-за которого, собственно, Сергей и попал в дело.
Сергей был слухачом — прирожденным телепатом, экстрасенсом или как там еще…? Он умел читать мысли.
Как он это делал, Виктор не понимал. Он вообще слабо верил во всю экзотерическую, околонаучную дребедень, о которой орут фанатики на каждом углу. О которой день и ночь надрывается телевизор, и газеты регулярно посвящают большие заумные статьи. Я — атеист, изредка говорил Виктор. Раньше… Знакомство с Сергеем изменило его взгляды на жизнь.
Виктор даже стал задумываться о Боге. Прочитал Библию и пару раз посетил церковь, подавая убогим и косясь подозрительно на бабулек с тонкими свечами в руках.
И все же, как понял Виктор потом, телепатия и религия — разные вещи.
Сергей был феноменом, да, бесспорно, но ничего божественного в этом факте не проглядывалось. Да, телепат, ну и что? НИЧЕГО.
Скорее, это было от Лукавого.
А Лукавый всегда нравился Виктору. Методами, подходами, поведением — он казался осязаемым, а не бесплотным бородатым духом из детских сказок. Дьявол был просто человечнее. Он приглядывал за людьми и шел вместе с ними в ногу по жизни. Каждый день пропитан Злом, усвоил Виктор с пеленок. И от этого никуда не деться.
В один из последующих после прочтения Библии дней, когда Виктор сидел и размышлял, пытаясь привести к общему знаменателю новую информацию и личный жизненный опыт, его посетила гениальная по простоте мысль.
Люди на самом деле поклоняются Богу просто так, от балды.
Почему?
По Библии существует два полюса, две крайности: Господь и Бес. Проявления последнего видны каждый день, с ними живешь, переживаешь, существуешь, а деяния первого являются так редко, что отмечаются и увековечиваются навсегда. Каждое такое явление считается чудесным. А люди изначально склонны верить в чудеса. Если бы мир был совершенным, если бы зла, ненависти и подлости не существовало совсем, а убийство и смерть являлись явлением уникальным — люди верили б Сатане. Потому что тогда его проявления считались бы божественными. Хотя тогда, наверное, Сатана назывался бы Господом.
Его размышления и воспоминания были прерваны приездом Сергея. Но в начале где-то внутри у Виктора возник голос:
— Привет, я приехал.
Это напоминало разговор с внутренним голосом, который частенько происходит у каждого из людей. Вначале Виктор терялся, а потом потихоньку привык. Для ответа надо было просто четко сформулировать мысль.
— Ключи за ящиком, — подумал Виктор и вызвал в памяти видение обшарпанного некогда зеленого почтового ящика, криво весящего на входной калитке.
— Спасибо, — голос Сергея исчез.
Ненадолго.
Через несколько минут за окнами взревела его машина, свистнула сигнализация и хлопнула входная дверь. Сергей появился на пороге — выбритый, свежий и хорошо пахнущий, веселый и жизнерадостный.
Правда, лицо его вытянулось, когда он увидел Виктора.
— Господи, — с ужасом произнес друг Серега и Виктор был благодарен ему за этот ужас. — И ты молчал?!
Сергей немедленно развил бурную деятельность.
И только через полчаса, когда Виктор уже попивал свежий чай с тостами и косился на чистую повязку, он позволил себе расслабиться. Присев напротив, Сергей потребовал объяснений. Виктор сухо и коротко поведал историю вчерашних похождений.
— Тебе повезло, — хмуро произнес Сергей. — Тебе просто здорово повезло. Ну почему ты не взял меня с собой?
Виктор задумчиво пожал плечами. Конечно, ответ был. Просто он боялся, что с Сергеем на деле может случиться плохое. А этого Виктор не простил бы себе никогда. Проклятый телепат, конечно же, все подслушал.
— Ну, знаешь! — вскипел Сергей. — Я ведь не мальчик, в конце-концов! Обещай, что такого больше не будет. Я хочу сходить с тобой на дело. Я уже созрел, понимаешь?
— Ты, сопляк, как со мной разговариваешь? — немедленно завелся Виктор и, хлопнув правой рукой по столу, скривился от пронзившей плечо боли. — Ты будешь готов, когда я скажу! И не раньше, понял? Ишь, разговорился…!
Его прервал телефонный звонок. Хмуро посмотрев на насупившегося Сергея, Виктор, поднимая трубку, создал непроницаемую мысленную стену. Друг Серега любил цеплять его телефонные разговоры.
— Гарин, — буркнул он в трубку.
— Витюша, привет. Как дела?
Только тебя мне не хватало, подумал Виктор. Это была старая знакомая Гарина — Вика. Девушка, которая решила, что беспомощный по ее понятиям Виктор без нее в жизни — ноль без палочки. В последнее время она взяла манеру приезжать без спроса, переворачивать весь дом с ног на голову, наводя только ей понятный порядок и учить Гарина как и что ему нужно делать. Это для нее называлось заботой. Для Виктора это означало: каторга.
— Нормально, — ответил он. — Сидим с Серегой, чай пьем.
— Я хотела бы заехать поближе к вечеру. Хочешь что-нибудь вкусненькое? Ты ведь наверняка из своей берлоги сегодня не собираешься вылезать…
Так всегда, подумал Виктор. Почему же я все никак не пошлю ее далеко и надолго? Наверное, дело в том, что она — единственная. Единственная, кроме Сереги, кому я хоть как-то нужен. Что за жизнь, будь она неладна.
— Не собираюсь, — сказал он вслух. — Приболел я немного. Дома лежу.
— Температура? — голос Насти стал озабоченным.
— Ага, — не моргнув и глазом, соврал Гарин.
— Высокая?
— Послушай…
— Ладно-ладно, — быстро перебила она его. — Лежи, не напрягайся. Я часам к восьми буду. Все привезу. И Сереге своему скажи, чтобы окно не открывал. Вечно он его распахивает, когда курит. И сам не кури… Горло болит…?
Женская последовательность всегда Виктора умиляла.
— Вика… — опять начал он.
И вновь его перебили.
— Ладно-ладно, не отвечай. Я и от горла таблеток привезу. Все, целую.
Опуская трубку, Виктор вспомнил почему-то свою вчерашнюю дорогу за распечатками Немченко. А были бы вместо них Викины фотографии? Вернулся бы? Полез на рожон? Совершил бы подвиг, достойный Дон Кихота? Наверное, да…
— Это ты окно открываешь, а не я, — с обиженными нотками в голосе произнес Сергей за спиной.
Виктор немедленно проверил мысленную стену. Все в порядке, странно. Может, Серега уже по телефонным проводам научился разговоры подслушивать?
А вот последнюю мысль товарищ телепат все же зацепил.
— Телефон поменяй, — ответил он. — Слишком громкий у тебя… динамик.
Они переглянулись и рассмеялись.
2
Около пяти они сели ужинать.
Ужин получился суровым, мужским (гречневая каша с тушенкой), потому что Серега ничего толком готовить пока не научился, а Виктору было все еще трудновато управляться со сковородками.
За едой Сергей в юмористических тонах поведал историю своего становления как телепата: первые попытки чтения мыслей учителя в школе, сдача выпускных экзаменов без шпаргалок и подсматривание в «скользящем режиме» за девочками в туалете.
— Откуда ты вообще этому научился? — поинтересовался Виктор. — Как получилось, что ты стал телепатом?
— Бог его знает, — пожал плечами Сергей. — Мне кажется, что живу я с этим всю жизнь. Только раньше как-то послабее мои способности были. «Скользить», например, я только в школе научился… Да и расстояние… Раньше я мог мысли только близко читать, а теперь… Думаю, метрах в двадцати-пятнадцати…
— Через пяток лет ты при таких темпах станешь настоящим «Властелином мира», — усмехнулся Гарин, накладывая себе добавки в тарелку. — Читал, у Беляева?
— Нет, — сказал Сергей, — это о телепате?
— О телепатах, — уточнил Виктор. — Неплохая история. Рекомендую.
— Я тут фильм смотрел, — отозвался Сергей. — «Сканеры». Вот уж действительно неплохая история! Только, похоже, режиссер ни с одним телепатом даже близко не общался. Явный перебор ужасов.
— Я видел… Это где парень мысленно карусель откручивает, да?
— Ага, — кивнул Сергей, — и она шмякается вниз вместе со всем честным народом. Наверно, после выхода фильма, чертово колесо стало самым не посещаемым аттракционом…
Коротко зазвенел пейджер.
Виктор снял его левой рукой с пояса.
— Немченко… — произнес он. — И не на мобильный звонит, на пейджер. Мы же договорились на завтра. Что ему еще нужно?
— Может, что-то новенькое? — сказал Сергей.
Гарин на него покосился и, отодвинув тарелку, взялся за телефон.
— Прибери-ка пока со стола, — сказал он, набирая номер. — А то приедет Вика, неудобно будет.
Вадим снял трубку со второго звонка.
— Да?
— Гарин.
— Здравствуй, — голос Немченко был холоден и спокоен. — Как самочувствие?
— Потихоньку.
— Ага… Я беспокою тебя по поводу вчерашнего дела. Навели справки. Проблема не решена.
Виктор помедлил, чувствуя неприятный холод, поднимающийся в груди. На мгновение ему стало трудно дышать. Клиент выжил?! Как?!
— Этого не может быть, — после секундной паузы, как можно холоднее, произнес он.
— Основная услуга не выполнена, — спокойно сказал Вадим. — Что будем делать?
— Этого не может быть, — повторил Гарин. Он уже собрался, хотя мысли лихорадочно метались в голове. — Я же лично все видел. Или ты пытаешься меня нагнуть?
— Ты меня с кем-то путаешь. Тебя я очень ценю, ты знаешь. Я просто рассказываю, как обстоят дела. И, кстати, жду до сих пор твоего отчета. Что будем делать?
— Ты уверен?
— Абсолютно.
Виктор хрустнул пальцами, мельком поймав напряженный взгляд Сергея. Видно сильно лицо перекосило, подумал Гарин, быстро проверив возведенную перед началом разговора мысленную стену.
— Если ты уверен абсолютно, — сказал он, тщательно подбирая слова, — надо уточнить насчет второй попытки. Я получаю деньги за выполненную работу. Только за выполненную. А отчет я тебе сейчас на электронную почту сброшу, не волнуйся.
— Тогда ладно. К завтра я все подготовлю. Пока.
Вадим повесил трубку.
— Что случилось? — немедленно спросил Сергей.
Виктор опустил трубку, молча поднялся, подошел к прикроватной тумбочке и извлек желтый конверт. Вытряхнул фотографии. Клиент был снят со спины при плохом освещении, но сомнений не оставалось. Вчера он стрелял именно в этого типа.
Потом Виктор вытащил из-под подушки пистолет и достал магазин. Патроны были самыми обыкновенными — с круглым шариком поблескивающей медной пули.
Он грузно сел на застонавшую кровать. В голове царила сумятица, а перед глазами стояло падающее на траву тело.
— Позвони, пожалуйста, Вике, — глухо сказал Гарин, не глядя на Сергея, — придумай что-нибудь, и сделай так, чтобы она не приезжала. Сегодня мне будет не до нее.
— Ты объяснишь, наконец?
Гарин тупо рассматривал пулю на ладони. Обычная, черт возьми, пуля… Как же так…? Неужели двойник…?
— Представляешь, — Виктор, подняв голову, посмотрел на Сергея странными пустыми глазами, — я влепил в него вчера три пули, причем одну из них — в голову. Но, судя по всему, этот сукин сын до сих пор жив…
Тарас Петровский
1
Сукин сын был жив. Он лежал на операционном столе и морщился от яркого света. Очнувшись, несколько мгновений назад, первое что он ощутил, была боль. Второе — ослепительный свет хирургической лампы.
Петровский повернул голову на бок.
— Тарас Васильевич, — сказал Ганин, — еще не время.
— Пули вышли? — произнес Петровский и не узнал собственный голос. Вместо привычного баса его уста извергли какое-то скрежетание пополам с хрипом.
— Нет, извлекаем сами, — ответил ассистент Ганина, Тойво Хярмасте, сверкнув скальпелем. — И одну уже извлекли.
Петровский со стоном прикрыл глаза.
— Наркоз не действует? — озадаченно спросила Лика Северская, анестезиолог. — Больно?
— Все в порядке, — ответил Тарас. — Что это со мной, Роман? Старею? Почему они не вышли сами?
— Сложно сказать, Тарас Васильевич, — сквозь полузакрытые веки Петровский увидел, как тот пожал плечами. — Возможно. Вы лучше объясните мне, почему не остались на месте.
— Я должен был многое выяснить. Я достаточно быстро пришел в себя.
— Думаю, что пули не вышли именно по этой причине, — заметил Ганин. Петровский ощутил легкую боль в животе. — Не двигайтесь, Тарас Васильевич, делаем разрез. В вас стреляли еще до трансформации. Поэтому, после нее пули глубоко внедрились в перерожденные ткани. Одного не понимаю, зачем…?
— Это сложно объяснить, Рома. Тополева, небось, уже вызвали?
— Он в приемной сидит, — ответил Тойво. — Нервничает.
— Напрасно, — улыбнулся Петровский.
Он открыл глаза.
Взгляд упирался в белую простыню, натянутую перед лицом. Отсюда Тарасу видны были лишь сосредоточенные лица врачей, да ослепительный обод хирургической лампы.
— Осторожно, — предупредил Ганин, бросив на него быстрый взгляд. — Захватили пулю, сейчас будем доставать.
Петровский стиснул зубы, ожидая боль. Наркоз в подобных случаях действовал плохо или не действовал вообще. Это была еще одна неразрешимая загадка организма оборотня, над которой несколько лет безуспешно бился отдел Ганина.
Но ожидаемой боли не возникло.
— Есть, — довольно произнес Роман и поднял к глазам окровавленный зажим. В нем темнела деформированная пуля. — Вторая.
Пуля, зазвенев, полетела в эмалированный поддон.
— Был еще выстрел в голову, — вспомнил Петровский.
— Ткани уже восстановились, — ответил Ганин. — Ее мы извлекли первой.
— Что осталось?
— Последняя, чуть выше второй. Прямо под левым соском.
— В сердце целились, — заметил Тойво.
— Да, — едва заметно кивнул Петровский. — Профессионал. Как, кстати, Гоша Маликов поживает? Его ведь вроде бы тоже ранили?
Ганин и Тойво переглянулись.
— Плохо, — ответил ассистент. — Идет разрушение тканей. Пытаемся остановить, но пока — тщетно.
— Почему?
— Следы серебра.
— Не понял, — нахмурился Петровский. — Это что же, вы вместо того, что бы им заниматься, меня, практически здорового, оперируете?
— Им сейчас Ракитин занимается, — успокоил Генин. — В соседней операционной.
— Вот что, Рома, — решительно сказал Петровский и, сдернув ширму правой рукой, сел на столе. Его раскрытый живот казался в белом свете ярко красным. — Займись Гошей. А меня Тойво в одиночку заштопает.
— Тарас Васильевич! — возмутилась Лика.
— Ложусь, ложусь, — успокоил ее Петровский, и вновь растянулся на столе.
— Ну, знаете ли, Тарас Васильевич! — воскликнул Ганин, в раздражении швыряя инструменты в поддон к пуле. — Вы, мне кажется, даже из могилы будете командовать!
— Не дождешься, — усмехнулся Петровский, прикрывая глаза. — А вот за жизнь Маликова ты мне, Роман, лично ответишь.
2
Приемная хирургического отделения казалась маленькой. Треть ее занимала регистрационная стойка с разложенными папками. За ней сидела миловидная медсестра и что-то увлеченно писала в толстом журнале.
Над стойкой висел большой телевизор, на котором очередные бразильские влюбленные бежали по кромке красивого пляжа, взявшись за руки. Антон пытался сосредоточиться то на них, то на неком женском журнале, извлеченным им из недр журнального столика. Впрочем, ни влюбленные, ни страдающие от целюлита стройные красавицы с мученическими выражениями ухоженных лиц его совершенно не занимали.
Все мысли и переживания Тополева были в операционной.
— Есть новости? — отрывисто спросил он медсестру.
— Да не волнуйтесь вы так, — ободряюще улыбнулась ему девушка. — Все будет хорошо.
— Конечно, — кивнул Антон и, нервно отбросив журнал, поднялся налить себе еще кофе.
Автомат, загудев, выплюнул стакан. Антон подождал, пока лампочки вновь не замигают приветливо, и достал обжигающий напиток. Помешал в стакане пластмассовой ложечкой.
— И часто операции проходят? — повернулся он к медсестре.
— Почти каждый день, — пожала та плечами. — Конечно, иногда бывают и экстренные случаи.
— Как сейчас?
Девушка кивнула.
Тополев сел в кресло. Снова поднял журнал.
Кофе обжигал пальцы.
Где-то недалеко раздался бас Петровского.
Антон поднял голову и увидел Тараса в больничном халате за стеклянными дверями. Через мгновение двери распахнулись. Тополев сейчас же забыл о кофе, вскочив из кресла. Петровский слегка прихрамывал, держась за живот.
— Тарас Васильевич! Как вы?
— Потихоньку, — буркнул Перовский. Его голос уже обретал былую мощь. — Майе звонил?
— Сказал, что задерживаетесь. Возможно, завтра утром будете.
— Молодец, — похвалил Петровский и, сделав несколько шагов, грузно сел в соседнее кресло. — Мне бы еще часиков пять, оклематься. Как Гоша?
— Бьются, — после паузы ответил Тополев. — Как же все плохо получилось-то…
— Обычно, — пожал Петровский плечами. — Трудно предугадать ходы противника.
— Я вообще не понимаю, зачем вы начали трансформацию.
— Хотел понять, кто это был.
А я едва с ума не сошел, подумал Тополев.
— Поняли? — недовольно спросил он.
— Нет пока, — ответил Петровский, — но запах мне показался очень знакомым. Очень, понимаешь? Где-то я с этим человеком уже сталкивался.
— Тензор?
— Нет, Антон, — покачал головой Петровский. — Это кто-то другой. Давний запах, старый. Запах из моего прошлого. Но я никак не могу его вспомнить.
— А может, Тарас Васильевич, — заметил Тополев, — вам этот запах почудился…? Бессознательное частенько всякие чудеса вытворяет.
— Не знаю, Антон, — вздохнул Петровский. — Но, думаю, запах был на самом деле. И человека я успел рассмотреть. Очень он мне знакомым показался.
— Знакомый киллер? — улыбнулся Тополев.
— А почему бы и нет? Жизнь иногда с людьми такое вытворяет — похлеще твоего бессознательного будет. Что от Барса? Он разобрался с трупом водителя Ханиных?
— А что разбираться-то? По всему трупу и на восьмом этаже, где он жил, следы сильного магического воздействия. Кто не хотел, что бы он был на деле. Кто-то желал там видеть другого водителя. Ни жена, ни сын ничего не знают. Ушел утром из дома — и все. У нас сейчас другое…, — замялся Антон. — Там, на месте, мы взяли двоих. Они сейчас в изоляторе, с ними Мохов беседует.
— Старший группы, который ни во что не был посвящен? — вспомнил Тарас.
— Теперь уже посвящен, — ответил Тополев. — С ними мы пока ничего понять не можем. Какие два совершенно левых парня, оказавшиеся на кладбище рядом с местом нападения. В час ночи, с фонарями и лопатами. Мелят чушь про какие-то клады.
— Сканировали?
— Да вроде бы правду говорят, — пожал Тополев плечами. — Подержать их еще?
— Зачем?
— Чудные они какие-то, — сказал Антон. — Один из дурки, мы проверили. А второй сторожем на Мосфильме трудится. Ну, и в институте еще. Связались с местным участковым. Он как узнал, что мы товарищей с лопатами на кладбище скрутили, так прям весь задрожал в предвкушении. Говорит, вандализм всех достал уже в поселке. То могилу разроют, то кресты поломают, то еще чего-нибудь учудят. Так что, наших подопечных готов встретить с распростертыми объятиями.
— Отдашь?
— Не знаю, — признался Тополев. — Может, они и вправду клад искали?
— А может, просто, отлично валяют дурака?
Вадим Немченко
1
Утром на своем письменном столе Немченко обнаружил компакт-диск. «Все копии стерты», — гласил приклеенный к нему стикер. Вадим, не торопясь, включил компьютер и, с некоторыми сомнениями, вставил диск в лоток.
Потом, поиграв пальцами по столу, достал обратно. Повертел в руках. Две мысли и два желания боролись в нем. Страх и банальное любопытство. Что бы сказала Наталья? Что сказала бы моя любимая жена, будь она рядом?
Это жизнь моей дочери, наконец, решил Немченко. Кто я такой, чтобы судить?
Он набрал номер Димы.
— Что с фотографиями? — спросил Вадим.
— Рендерим пока, — непонятно ответил Стременников. — Думаю, еще час — полтора и будет результат.
— По базе, конечно, еще не проверяли?
— А что проверять-то?
— Плохо, — заметил Немченко. — Времени у нас совсем нет.
— Диск смотрел? — после паузы поинтересовался Стременников.
— Ты вот что, Дим. Запись теперь начинай только после моего звонка, договорились?
— А если…?
— Что «если»? Мне не хотелось бы обнаружить увлекательное видео с собственной дочерью на каком-нибудь порносайте.
— Копий не остается, Вадим, — уверенно сказал Дима.
— А для меня это не гарантия, — закончил разговор Немченко. — Только по моему звонку, понял?
— Хорошо, — согласился Стременников и отключился.
Вадим поднялся и прошелся по кабинету. Мыслями он все время возвращался к компакт-диску, лежащему на столе. Что ж ты, Маня, натворила такого, что даже многоопытного Стременникова повергла в шок?
Он решительно открыл ящик стола и смахнул туда диск.
Не сейчас, подумал Вадим. Главное — Голос.
Он остановился у окна.
Поздняя осень. Прекрасная пора. Как мы с Наташкой…
Как же мне тебя не хватает, Ната!
Это были несвоевременные, размягчающие мысли. Хватит, подумал Немченко.
Когда я получу твое фото, дорогой монах, тогда и посмотрим, на чьей стороне будем играть. На твоей или Петровского, которого уже три раза пытались убить и который каким-то образом обзавелся охраной из оборотней. Немченко представил себе пяток таких парней в деле и восхищенно поцокал языком. Эх, мне бы хоть парочку. Да, и Шептун… Заслужить такое мнение о себе человека, вообще ненавидящего все и вся — достижение выше всяких похвал. Так, кто же из них все-таки таракан, интересно? Может быть, Голос просто слишком высокого мнения о себе, любимом?
И, вообще, черт возьми, когда я узнаю, мертв Петровский или нет?
У него на столе зазвонил телефон.
— Слушаю.
— Вадим Дмитриевич, — это был встревоженный голос Сашка. — Все как вы и сказали. Адрюха Палтус пришел. С утра сидит в дежурке.
— Вот как, — удовлетворенно произнес Вадим. — И как он? Ноги в порядке?
— Ноги-то — да, шеф. Мне кажется, немного с головой у него не в порядке, — осторожно произнес Саня. — Бред какой-то несет.
— Давай его ко мне, — оживился Немченко. — Постой-ка, а он на машине приехал?
— Говорит, нет.
— Ладно, — помолчав, сказал Немченко. Загаженный кровью салон Андрюхиной «девятки» встал у него перед глазами. — Пусть поднимается. Разберемся.
2
Андрей выглядел плохо.
Осунувшееся серое лицо, бескровные губы, небритый подбородок.
И руки. Прежде всего, Вадим увидел его руки. Не ухоженные, спокойные, уверенные в себе, как обычно, а нервные, дергающиеся, с обломанными грязными ногтями. В земле он ковырялся что ли, подумал с неприязнью Немченко. Никак не мог Палтус успокоить свои руки, будто бы вели они свою, отдельную от остального тела жизнь.
— Откуда ты? — посмотрел на него Вадим. — Где был?
— Не знаю, — непривычно ответил Андрей. Он всегда знал, где был и что делал.
— Как это — не знаешь? Не помнишь ничего?
— Кое-что помню, — потер племянник лоб. — Я поехал с Ханиными.
Для Вадима это было новостью.
— Зачем? — удивился он.
— У них заболел водитель. Антон Ханин позвонил мне рано утром и попросил помочь.
— Вот как, — произнес Немченко. — И ты, конечно, согласился?
— Да, — кивнул Андрей.
— Почему ты не посоветовался со мной? — начиная свирепеть, спросил Вадим. — Ты понимаешь, что ты мог и себя и нас подставить?!
— Это выяснилось за два часа до начала операции, — ответил Палтус. Руки его вновь принялись блуждать по столу. — Надо было решать быстро.
— И ты решил, — констатировал Немченко. Его лицо налилось кровью. — Так, дальше.
— Я все изложил в рапорте, — сказал устало Андрей. — Все, что помню.
— А что не помнишь? Тебя не было почти сутки! — рявкнул Немченко. — А теперь ты приходишь ко мне и заявляешь, что ничего не помнишь?! Ты что, Андрей?! Ты мой племянник или нет?! Не можешь вспомнить, значит, должен! Ты мужик или нет? Где твоя машина? Ты ее видел?
— Нет, — покачал головой Палтус.
— Зато я ее видел! Бывал когда-нибудь на бойне?
— Нет.
— Тогда можешь съездить к станции. Твоя машина стоит на стоянке. Вся залитая кровью. Кто ее туда пригнал?
— Не знаю.
— Толку от тебя…, — разочарованно произнес Вадим. — Езжай домой, выспись. Приведи себя в порядок. Завтра ты возвращаешься к Машке.
Андрей вскинул на него красные глаза.
— К Маше? — повторил он. — Почему?
— Она совсем отбилась от рук, — буркнул Немченко. — Кокаином баловаться начала.
— Мне же к ней нельзя, — тихо сказал Андрей.
— С завтрашнего дня — можно, — отрезал Вадим. — Ты свободен.
Андрей неловко поднялся.
— Спасибо, Вадим Дмитриевич, — поблагодарил он.
— Постой-ка, — вспомнил Немченко. Открыл верхний ящик стола. Перстень закатился в угол, под бумаги.
— По-моему, это твое? — достал печатку Вадим.
И тут Андрей Палтус его огорошил.
— Нет, Вадим Дмитриевич, — ответил он. — Вы путаете что-то. Я никогда не носил перстней.
— Да? — Немченко ощупал его внимательным взглядом. — Ну, тогда извини.
И легендарный перстень Палтуса полетел обратно в стол.
3
Обдумать странное поведение Палтуса Немченко не успел.
Сразу после его ухода, в кабинет заглянула секретарша с кипой листов.
— Вадим Дмитриевич, это для вас от Стременникова, — сообщила она. — Посмотрите или позже…?
— На стол кинь, — бросил Вадим нетерпеливо.
Ладно, решил он. Палтус — потом. Сейчас на повестке дня главное. Что же Голос, дружище. Посмотрим, кто ты есть на самом деле.
Он нетерпеливо разворошил листы и вытащил выпавший DVD диск в тонкой упаковке. Повертел его в руках, непонимающе отбросил в сторону, и только потом заметил фотографию.
А уже через несколько минут ошеломленный Немченко вновь набирал номер Димы.
— Да? — отозвался Стременников.
— Вы не ошиблись? Это точно он?
— Реконструкция с вероятностью девяносто восемь. Как думаешь, точно?
— Но это ведь…
— Ну и что?
— Думаешь, такое возможно?
— Послушай, Вадим, — с раздражением ответил Стременников. — Решать тебе. Я просто делаю свою работу. Не веришь, диск прилагаемый посмотри.
— Ага, — согласился Немченко и кинул трубку.
Он нетерпеливо извлек диск и включил проигрыватель. На большой настенной плазменной панели заиграла сочными красками заставка студии. Он включил ускоренную перемотку, нервно косясь на распечатанные фотографии.
Так, так… Дальше…
Где же этот тип, ради Бога!
Вот! Стоп!
Вадим дрожащей рукой поднял фото к экрану. Сомнений не было.
С большого плазменного экрана на Немченко смотрел, задорно улыбаясь, реконструированный Голос, в свободное время, очевидно, подрабатывающий рыжим Роном Уизли, верным другом и помощником начинающего волшебника Гарри Поттера. Вадим поднял коробку от диска и, несколько раз перечитав название, с ненавистью запустил ею в стену. Таким круглым идиотом, он не ощущал себя уже очень давно.
4
Курьером Голоса оказался обычный ничем не примечательный молодой парень.
Пока Немченко вертел пакет в руке, он словно растворился в воздухе. По крайней мере, ни Вадим, ни кто-нибудь из охраны, ни даже мониторы слежения не уловили момента его выхода из офиса. Только что парень стоял, пересчитывая деньги за доставку, а через мгновение, когда Немченко поднял от пакета взгляд, его уже не было и в помине.
Зато немедленно проснулся Вадимов мобильник.
— Это новое место и время, — сообщил Голос. — Хочу тебя порадовать: Петровский жив-здоров. Третью попытку тоже можно считать провалившейся.
Немченко нащупал рукой кресло и сел.
— Но как?! — почти возмущенно спросил он. — Мне же Гарин сообщил, что…
— Ты ему веришь? — перебил его Голос.
— Я никому не верю, — буркнул Вадим. Интересно, мельком подумал он. А знает ли Голос о моих личных попытках?
— Тогда будем анализировать.
— А дальше что?
— Завтра Гарин попробует второй раз, — после паузы ответил Голос.
— А если опять ничего?
— Тогда мы вместе попробуем с загородным домом.
— Там же жена Петровского, черт!
— Ну и что? — холодно осведомился Голос.
— Как «ну и что»? — удивился Немченко. — Она-то тут причем? Зачем ее втягивать?!
— А что ты предлагаешь?
— Не знаю, — признался Вадим. — Но втягивать женщин и детей…
Голос помолчал.
— А-а…, — протянул он. — Это ты о своей жене вспомнил?
Немченко громко сглотнул.
— Не волнуйся, Вадим, — усмехнулся Голос. — Ее палачом станешь совсем не ты. Им стану я. Когда твои люди снимут охранение, прибуду я. И если Петровский откажется от переговоров, я лишу его самого дорого после «Полночи». Без жалости, колебаний и сомнений.
— Ты уже однажды обещал появиться, — напомнил Немченко. — И вообще, я категорически против.
— А помнишь, ты совсем недавно парня с девушкой расстрелял? — напомнил Голос в свою очередь. — Что-то тебя не мучили угрызения совести.
— Они меня и сейчас не мучают, — отозвался Немченко. — Жена — это совсем другое. И, кроме того, ту девушку убил не я.
— Час спустя ее убил бы уже ты, — ехидно заметил Голос. — Знаешь, хорошая месть обычно начинается с родных и близких. Хотя, кому я это говорю…. Не будем спорить попусту. Попробуем пока с Гариным.
— Договорились, — кивнул Вадим и, с облегчением смахнув пот со лба, закончил неприятный разговор.
Агамемнон Рождественский и Матвей Мохов
1
По истечению восьми часов допроса, Гриша начал впадать в коматозное состояние. Он сидел на стуле рядом с Агамемноном, медленно раскачивался туда-сюда и что-то бубнил себе под нос, не переставая.
Начальник злосчастной экспедиции за кладами прислушался.
— Проклятое, — бормотал Палий. — Золото проклятое. Мы теперь тоже прокляты. Мы желали этого золота. Проклятое, золото прокля…
— Итак, повторим, — строго посмотрел на Агамемнона Матвей Мохов, постукивая ручкой по разложенным листам, где уже по несколько раз были отражены основные этапы появления кладоискателей на кладбище. — Вы узнали от вашей тети о зарытом на могиле прадеда золоте. Вместе с Григорием Палием вы приехали на кладбище и попытались это золото обнаружить. Так?
— Так, — кивнул Агамемнон в восемьсот двадцать второй раз.
Матвей что-то пометил у себя на листах.
— Теперь вопрос, — поднял он голову. — Почему вы поехали на кладбище ночью? Разве днем копать и искать не удобнее?
— Мы боялись, вернее, я боялся, что днем на кладбище могут быть люди. Посетители, сторож, наконец, — устало объяснил Агамемнон в триста тридцатый раз.
— Вы не знали, что кладбище давно заброшено?
— Откуда?
— От тети.
— Наш поход я не афишировал.
— Так, — сказал Мохов. — Понятно.
Матвей снова что-то быстро отметил в своих записях.
— Я сейчас отойду, — сказал он Агамемнону. — Вы пока подумайте, что и как говорить.
— Я не понимаю, на каком основании вы нас задерживаете, — заявил протест Агамемнон в пятисотый раз. — Вы не милиция и не безопасность.
— Мы частное охранное агентство, — в который раз ответил Мохов, поднимаясь и сгребая свои листы со стола. — И по нашей лицензии имеем право задерживать определенных лиц для и до выяснения.
— И сколько вы будете нас здесь держать?
— Для и до, — многозначительно ответил Мохов.
Он вышел из кабинета, захлопнув дверь.
— Ты как, Гриш? — пихнул в бок компаньона Агамемнон. — Живой?
— Проклятое… И мы теперь проклятые…
2
Саня Творогов дремал в дежурке, уронив голову на стол.
Когда Матвей швырнул кипу листов рядом с ним, он поднял голову и уставился на Мохова заспанными глазами.
— Ну? — осведомился он, потягиваясь.
Матвей схватил графин и сделал несколько жадных глотков. Все проклятые восемь часов допроса его мучило тяжелое и жесткое похмелье. Любопытно, подумал он мельком, бросив взгляд на разминающегося Саню. А у оборотней похмелье бывает?
— Ничего, — со злостью ответил он, утирая рот. — Либо они и в самом деле искали клад, либо я полный профан в допросах.
— Не колются?
Матвей присел на край стола.
— За восемь часов ни одного несовпадения. Ни одного прокола. Все четко, ясно и понятно. Есть тетка, есть клад и есть кладбище. Точка.
— Можешь расслабиться, — сказал Саня. — Петровский очнулся.
— Что ж ты мне сразу не сказал? — соскочил со стола Мохов. — И как он?
— В себя приходит, — пожал Саня плечами.
— А Гоша?
— У него посерьезнее, — нахмурился Творогов. — Но, скорее всего, тоже очнется.
— Разве оборотня можно убить?
— Убить можно кого угодно, — грустно сказал Саня. — При желании.
— Три пули, — сказал Матвей, подумав о Петровском. — На ногах он будет совсем не скоро.
Саня хмыкнул и взял графин.
— Скоро, — заверил он. — Тарас Васильевич тоже из наших.
— В смысле? — оторопел Матвей.
— Он тоже оборотень, Моть, — просто объяснил Творогов.
Матвей постоял немного, опершись спиной на стену и тупо глядя на Санино лицо.
— Мне надо в туалет, — произнес он одними губами.
3
Запершись в кабинке, Мохов присел на унитаз, трясущимися руками достал заветную флягу из кармана, с которой частенько не расставался и, отвинтив крышку, сделал несколько жадных глотков.
Так, подумал он, утирая губы. Еще один бессмертный Маклауд. Откуда же их столько развелось в нашем гостеприимном городе?
Когда он поднял голову, напротив стоял Витька.
— Ты звал меня? — спросил он.
— Петровский — тоже оборотень, представляешь? — пожаловался Матвей.
Витька задумался.
— Это многое меняет, — медленно выговорил он.
— По-моему, это не меняет ничего. Я, наверное, вообще один здесь человек. Как есть, так и остаюсь.
— Это не надолго, — пообещал Витька. — Скоро ты станешь совсем иным.
— Оборотнем?
— Много лучше, — ответил Витька и исчез.
Матвей спрятал фляжку.
— Много лучше, — повторил он, спуская воду в унитазе. — Куда уж лучше-то?
Вадим Немченко
1
Дочь, похрапывая, спала на диване в гостиной.
Сегодня хоть без бойфренда, подумал Вадим, разуваясь в прихожей. Однако с ее увлечениями нужно что-то решать. Надо же — двадцать лет, а уже кокаин. Да и диск этот проклятый… Совсем стыд потеряла.
Он присел рядом с Машей и несколько мгновений смотрел на нее.
Господи, как же дочка похожа на мать, подумал Немченко. Он поправил сбившийся плед. Доченька, доченька, ну зачем же ты себя убиваешь?
Отчасти, в том, что она пошла в разнос виноват я, виновато подумал Вадим. Зачем я отлучил Палтуса? Ну, путалась она бы с ним и путалась, зато никакой дури в голове. Ни ночных клубов, ни уж тем более никакого кокаина. Андрюха был для нее настоящим авторитетом. Он был примером для подражания. И Машка любила его по-настоящему.
Хорошо, что Палтус вернулся. Пусть он ничего не помнит, пусть ему нужно время чтобы разобраться в самом себе. Андрюха выдюжит, справится — он сильный. И главное, Машка вновь станет родной и дорогой доченькой. А все остальное — шелуха.
Немченко поднялся и, швырнув папку с фотографиями ненавистного Рона Уизли на стол в гостиной, налил себе коньяка. Залпом выпил.
Что же делать? Как вычислить Голос?
Получить его фото и точно знать кто он такой — это все равно, что иметь на руках при раскладе джокера. Петровский, каким-то чудом вновь оставшийся в живых, наверняка рано или поздно заинтересуется, кому это он так сильно мешает. Вполне возможно, что проконсультируется у Шептуна. Что тот? Наверняка меня сдаст, почти без сомнения. Черт меня дернул наводить справки! Как же грамотно Голос всегда меня подставляет, гадина…. Итак, что дальше?
Война с оборотнями Петровского?
Вадим поежился. Здорово, конечно, что машину из мышц и мяса с фантастической силищей вдобавок, можно остановить серебром. Только вряд ли она, эта машина, станет ждать, пока ты соизволишь разрядить в нее магазин. Снайперы? Они тоже не боги… Что же делать? Выход? Вадим внезапно ощутил, как вокруг него стягивается ощерившееся клыками кольцо. На мгновение даже стало трудно дышать. Он, помотав головой, плеснул себе еще коньячку.
Я сдам Петровскому Голос. Сам, лично. Не дожидаясь, пока его бессмертные убийцы придут ко мне в гости. Как?
Штурм дома, сообразил Вадим. Вот оно! Вот прекрасное место и слабое звено. Главное — отвлечь Петровского. Гарин?
Вадим открыл папку, сбросил неприязненно фотографии Уизли в сторону и достал пакет, переданный сегодня Голосом. Один единственный вопрос волновал Немченко. Он быстро распечатал конверт. Те же фото, какой-то многоэтажный дом, вот оно!
Клиент прибудет в 23.30, с ним два охранника. Городская квартира, дом, подъезд, этаж, квартира.
Вадим положил пакет на стол.
Руки его задрожали от нетерпения.
Так, подумал он. А вот где в этот момент будет жена Петровского? Очевидно в доме, на Рублевском шоссе, коротая время за телевизором в ожидании вечно занятого супруга. Отлично, подумал Вадим. Это фантастически удачный шанс. И, черт с тем, что я не смог идентифицировать Голос. Я просто заманю его к Петровскому в дом, а там посмотрим. Мы всегда будем играть только на сильнейшей стороне.
А схемы и чертежи дома? Что там так долго возится Голос?
Немченко поднял телефонную трубку.
— Привет, — немедленно отозвался Голос. — Передал материалы Гарину?
— Завтра встреча, — ответил Немченко. — Как твои успехи с планами дома?
— Тоже завтра с утра. Скину все тебе на почту.
— Годится.
— А с чего ты вдруг? Сегодня же утром эта идея у тебя энтузиазма не вызывала?
— И сейчас не вызывает. Но вроде бы ты вызвался решить с его женой все вопросы.
— Думаешь нанести генеральный удар? — одобрительно произнес Голос. — С двух сторон, так сказать?
— Петровский ведь не будет вместе с женой?
— Завтра — нет. Она останется в загородном доме, он сам — в Москве. Завтра у Тараса Петровского будет трудный день в семейных отношениях.
— Отлично, — сказал Немченко. — Мои люди снимут охрану, а ты разберешься с женой. Без осечек, да?
— На этот раз осечек не будет, Вадим. Тарас Петровский мне слишком дорог.
А, может, они гонорары на съемках не поделили, мельком подумал Немченко. Может, Петровский тоже в Голливуде подрабатывает?
— И все-таки не понимаю твоего внезапного рвения, — задумчиво сказал Голос.
— Меня окончательно достала вся история, — почти честно ответил Вадим. — Сплю и вижу как побыстрее с ней закончить. Человек, которого никак не получается отправить на тот свет, вызывает у меня лично негативные эмоции.
— Ты не одинок, — заметил Голос без интонаций. — Однако, мне кажется, отправить его туда будет не так просто.
— В смысле…? — насторожился Немченко.
— В прямом. Он — тоже оборотень, Вадим. И я хотел бы, что бы ты подготовил исполнителя в правильном ключе.
Немченко рассеяно долил себе коньяка.
Три попытки, подумал он. Три трупа. Оборотень, ну, конечно же, как мне это сразу в голову не пришло? Тогда, сейчас же подумал Вадим, с этим дядькой тем более не стоит ссориться.
— Что ж ты раньше молчал? — спросил он.
— Мои помощники только что закончили анализ отчета Гарина. Три пули, одна в голову. Вряд ли нормальный человек на следующий день сумел бы разгуливать по городу с такими ранениями. Кроме того, у меня есть достоверная информация от источника внутри «Полночи».
— Ого! — восхитился Немченко. — Как ты сумел?
— Алкоголь и наркотики сильно снижают порог самоконтроля, — ответил безразлично Голос.
— В «Полночи» работают наркоманы?
— В «Полночи» работают, не смотря ни на что, люди. И как всем остальным, ничто человеческое им не чуждо.
— Зачтено, — кивнул Немченко. — Значит, и для Петровского нам нужны серебряные пули и святая вода?
— Значит, так, — вздохнув, согласился Голос. — И утрой вознаграждение Гарину.
— Я его упятерю, — сказал Вадим. — Это все?
— Пока да.
— Тогда, счастливо.
Он поиграл пальцами по столу.
Оборотень, подумал Немченко. Снова, будь он неладен, очередной оборотень! Нет, Гарину вовсе не обязательно знать об этом, решил Вадим. Петровского он задержит, и это главное. Ценой своей жизни или нет, вопрос десятый. Главное, что бы он задержал оборотня до того момента, пока его жена не окажется моей заложницей. А потом жена к нему вернется. И к ней добавиться Голос вместе с осведомителем из «Полночи». Это тоже хорошая козырная карта, которую, несомненно, стоит разыграть.
На диване заворочалась Машка. Приподнялась на локте, глядя на отца сонными глазами.
— Сколько времени, па? — спросила она.
— Половина восьмого, — ответил Немченко. — Выспалась?
2
Машка спустилась вниз минут через десять, умывшись и приведя себя в порядок.
Вадим со стаканом коньяка все еще размышлял в гостиной.
— Собралась куда? — поинтересовался он, оглядев ее с ног до головы.
— На дискотеку съезжу с девчонками.
— Присядь-ка, — кивнул на стул Вадим.
— Ну, что еще? — недовольно спросила Машка, тем не менее, присаживаясь.
— Завтра у тебя будет новый телохранитель, — сказал Немченко.
— Почему?
— Потому, — отрезал Вадим. — Андрей Палтус. Довольна?
На Машкином лице немедленно вспыхнула и тут же погасла улыбка.
— Почему же новый? — проворчала дочь с плохо скрываемым удовольствием. — Опять учить меня будет.
— А тебя и надо постоянно учить, — грозно произнес Немченко. — Ты мне лучше расскажи, с каких это пор ты начала кокаином баловаться?
— С чего ты взял? — насторожилась дочь.
— Маша, — нахмурился Вадим. — Хватит юлить.
— Попробовала только, — вздохнув, ответила она. — Вчера, в ночном клубе. Но там же никого кроме меня не было!
— А мне, чтобы о тебе что-то узнать, вовсе не обязательно рядом находиться, — с превосходством произнес Вадим. — Ты уж не переживай, все узнаю. И, некоторые новости о тебе очень больно ранят мне сердце.
— Это какие? — вскинулась Машка.
— Сама догадаешься или сказать?
Маша, подняв голову к потолку, гулко сглотнула.
— Догадываюсь, — неохотно ответила она.
Вадим подтолкнул ей компакт-диск Стременникова в упаковке.
— Поднимись наверх, глянь, дочка, — ласково сказал он. — Удели на общение с киноискусством несколько минут.
Машка взяла брезгливо диск двумя пальцами.
— Ты, я смотрю, тоже начал? — с ехидцей кивнула она на выпавший из папки с документами DVD о Гарри Потере. — Что, боевики надоели?
— Иди-иди, — посоветовал Немченко. — Не отвлекайся.
— А там что? — помотала она в воздухе компакт-диском.
— Тебе понравиться, — уверенно ответил Немченко. — Потом поделимся впечатлениями.
Машка недовольно поднялась, что-то бурча себе под нос.
Вадим расслышал только что-то о персонажах из Гарри Поттера. Он уже вновь потянулся к бутылке, как вдруг рука его замерла.
— А ну-ка, постой! — вскрикнул он. — Что ты там себе под нос о Поттере только что сказала?
Маша остановилась на лестнице.
— А что? — повернулась она. — Ты президент фэн-клуба?
— Говори, черт! — треснул Вадим ладонью по столу.
Страшная невозможная мысль появилась внезапно у него в голове.
— Да окружают меня в последнее время одни персонажи, — ответила Машка. — Ты — прям, как тот, о котором не говорят. Сашок твой — вылитый Хагрид. А тут еще на днях с одним парнем познакомилась. Вылитый Рон Уизли.
— Что?! — не поверил собственным ушам Вадим. — Кто вылитый?
— Ну, Рон Уизли, рыжий, такой в кино, — терпеливо разъяснила Машка. — Он еще Гарри Поттеру помогает. Дружат они.
Немченко почувствовал, что от инфаркта его отделяют считанные мгновения.
— А ну-ка иди сюда, — еле выговорил он. — Садись, и все мне об этом друге Поттера рассказывай. Что, где, когда?
— Ты чего, па? — испуганно уставилась Машка в его перекошенное лицо. — Ты знаешь его, что ли? Уголовник какой-то, знакомый твой?
— Хуже, Машенька, — ответил севшим голосом Немченко. — Гораздо, девочка, хуже…
В то время пока ты, старый осел, пытаешься его вычислить, подумал он, наш шустрый Голос, оказывается, уже вычислил тебя. И красиво начал с самого дорогого, что у тебя осталось в этой проклятой жизни.
3
Они познакомились в кафетерии.
Машка с подругой Ниной лакомились мороженым, когда к их столику подошел приятный молодой человек. Представившись Петром, он немедленно уселся рядом. Девушки не возражали. Слово за слово завязалась ни к чему не обязывающая беседа.
Оказалось, Петр — студент Российского государственного гуманитарного университета, как, впрочем, и Машкина подруга Нина. Готовился он стать театроведом (при этих словах Вадим зло хмыкнул). Обучение его вот-вот должно было подойти к неизбежному завершению, и Петр собирался приступить к диплому. Вроде бы он даже подумывал продолжить обучение в аспирантуре.
Соврал или нет, напряженно подумал Немченко. Неужели сказал правду?
Тем временем Маша продолжала.
Они посидели еще немного за мороженым с новым знакомым, обменялись телефонами и разошлись. Петр поехал на встречу с каким-то своим другом, а девушки — продолжили посиделки в пабе.
— Телефон? — боясь спугнуть удачу, сквозь зубы спросил Немченко. — Он тебе телефон оставил?
Машка полезла за мобильником.
— Вроде бы да, — ответил она рассеянно, роясь в записной книжке телефона. — Хотя я не уверена.
Через несколько минут томительного ожидания, номер домашнего телефона Голоса оказался у Вадима в руках.
— Так что, па, — поинтересовалась Машка, — мне с ним не стоит общаться?
— Не стоит, — ответил Вадим. — Но, если встретишь случайно, постарайся немедленно позвонить мне. Или хотя бы сообщи Андрею. Он знает, что делать. Договорились?
— Ладно, — поднялась Машка. — Пойду диск твой смотреть.
— Ага, — кивнул Немченко.
Мысли его уже были совершенно о другом.
Театровед, значит, мысленно усмехаясь, подумал он. Ну-ну…
Вадим набрал номер Стременникова.
— Дима, — попросил он, продиктовав цифры, — пробей-ка мне этот номер побыстрее.
— Адрес?
— Все, что сможешь найти.
— Что, наша кинозвезда объявилась? — ехидно поинтересовался Дима.
— Ага. Кстати, пробей-ка его еще и по РГГУ. Некий Петр, театровед с последнего курса.