За виноградом иногда С заставы выходили, Стихи читали у костра И хоровод водили. Читали письма от родных От корки и до корки: Все было тихо, и тогда Вдруг появился… Теркин! «Василий! Ты ли! Мать твою — Ну, прямо как из книжки!» А Вася скатку снял свою: «Привет вам всем, братишки. С дороги ноги нелегки И под панамой тяжко… Налейте, что ли, мужики, Полтинничек спиртяжки». «Василий, ты уж нас прости, — Сказал наш повар Вовка, — Нам со спиртным не по пути, В руках у нас винтовка! К тому же нечего здесь пить, Ни водки нет, ни пива…» Василий дал договорить И усмехнулся криво: «Так. Выпить нету? Не скажи… На что ж это похоже! А ну-ка, Вова, покажи, Где сахар есть и дрожжи». В бачок с водой засыпал он Дрожжей и рафинада: «Теперь, ребятки, подождать Дней пару-тройку надо». Через трое суток Вася Нас собрал вокруг котла, И как начали все квасить, — Бражка речкой потекла! Кто был пить уже не в силах, Падал прямо тут, в овражке. Вот как научил Василий Контингент готовить бражку. Выпили, залили фляги, Да возьми постанови, Что отныне будет брага Зваться «фанта шурави».

Так вот весело зажили, Накрутили кучу дел, Но… Василия вложили В политический отдел. Вздрючили на всю катушку, А хо-хо, мол, не ху-ху? Посадили на вертушку И отправили в Руху. С парашютом, с кислой рожей Вася мчит через хребет, И вздыхает: «Эх, похоже, Опоздаю на обед»… Вася спит, читает, квасит, Командир махнул рукой, Ведь теперь рухинец Вася, Не пугнешь теперь Рухой. Теркин с шутками и смехом В роту аппарат припер, Мало, что в Руху приехал — Он к тому ж теперь сапер. Обжился Василий в роте, Пригляделся, что и как. Видит Вася в роте, вроде, Как бы так… Неуставняк. Вася дедов собирает, Речь солидную ведет, Мол, не тут-то и не так-то, Мол, тому-то то-то в рот. Говорит, мол, не таковский, Мол, в гробу дедов видал — Ведь о нем еще Твардовский Сорок лет назад писал.

Зажил весело Василий — Радостно за паренька, Но однажды, с перепою, Похлебал из арыка. Месяц, полтора проходит, Только замечает он, Что печеночку подводит И желтеет, как лимон. Теркин с лета с поворота, Позабыв и стыд и срам, Добежал до вертолета И отправился в Баграм. Он лежит в инфекционке, Он не хочет ничего, И красивая девчонка Колет в задницу его. А Василию порой Сны срамные снятся, И не прочь он с медсестрой Местом поменяться. Вася печень залечил, Выслушал нотации, И ему: «Теперь скачи В реабилитацию». Погрозили ему пальцем — Вася в крик: «Постой, постой! Никаких рибилитаций! Чай, не пятьдесят шестой!»

В полк родимый прилетает И в запарку попадает, Все стирают-моются, На войну готовятся… Поначалу было тяжко, Тер мозоли, рвал растяжки, И однажды сутки раком Ползал он по Хисараку. Извлекая «итальянку», Вспоминал свою тальянку, И грустил, припомнив, как Брал с ребятами рейхстаг. Вспоминал и переправу — Берег левый, берег правый, Как, как будто птицу, влет, Сбил с винтовки самолет. Что ж, теперь не плачь, не ной, Битвы вечно тянутся, Как война была войной, Так войной останется. И сейчас с ослабшим слухом С АКСов бьют по «духам» И Смирнов и Коркин, И Василий Теркин. Вдруг — над ними в полвершка Очередь из ДШК, Притаился дух в засаде И за пулей пулю садит! Рикошеты закружили, Теркин в руку раненый: «Тьфу ты, ёлки, удружили Дегтярев со Шпагиным…» Пулеметчик видит цель, Бьет и бьет паскуда. В общем, если бы не «Шмель», Многим было б худо. Рана ж Теркина была Не опасна — зажила, И хотя «Звезду» не дали, Вася рад был и медали.

И, прикинув так и сяк, Теркин в отпуск собрался. С чемоданом для затарки Мчится вдоль по Чарикарке. Заревев, как сто медведей, Из «зеленки» смотрят «духи», То, что Теркин в отпуск едет, И сюда долезли слухи. В Чарикаре на базаре Вася съехал по броне, С небосвода солнце жарит: «Эй, бачата! Все ко мне!» Через час, набив баулы, Взяв гандоны на бакшиш, Теркин выехал с аула В кепке с надписью «Париж». Дав диспетчеру на водку, Вася вылетел в Ташкент, Про шинель свою с пилоткой Он забыл через момент.

На полуторке Василий В свой приехал сельсовет, Две «Столичные» осилил, Продавца подняв чуть свет. Скушал квашеной капусты, Распушил свои усы, И достал из чемодана Иноземные трусы: «Это бате, маме — платье, Бабке шаль, братухе — „Soco“, А сестрице-малолетке Апельсинового сока». Вечерком, принявши ванну, Влез в кроссовки и джинсы, Батник нацепил — «Монтану», Музыкальные часы. И пошел на дискотеку, Заглянув в буфет, к прилавку, Где мальцом, бывало, прятал Ноги босые под лавку. И девчонки на тусовке Позабыли всех ребят, Только слушали кроссовки, Что на Теркине скрипят. Двадцать восемь суток Вася Спал то с Марфою, то с Настей, То с Анфисой, то с Ариной, То с Людмилой, то с Мариной, И, не прекращая пить, Всех смог удовлетворить. Удивляясь феномену, Спал и с Клавой и с Миленой, Даже — с пьяных глаз — с Петром. Тут — как с неба грянул гром!

Отпуск вышел весь, как был. Теркин, охладивши пыл, И боясь стать импотентом, Взял билеты до Ташкента… Съев шашлык с горчицей пылкой, Два по двести взяв на грудь, Курс берет на пересылку, Обновляя старый путь. Не на дровнях — на моторе, И хотя не сильно пьян, Теркин чуть не плачет с горя: «Снова ё(пардон) Афган!» На пересылке висит таблица, Читает Вася, он поражен! «Провоз спиртного через границу Категорически воспрещен!» Рыдали люди у той таблички — В Юнусабаде был слышен вой… «Но что же делать, — воскликнул Вася, — Три литра спирта везу с собой!» Платит два рубля за койку, А немного погодя, Начинается попойка — Стены трескались, гудя. Что там было — не расскажешь, Пили, рвали песняка: «Вася, выпьешь? Вася, вмажешь? Вася, вот моя рука!» «По замене к нам, в Карпаты! Нэт, ка мнэ в Лэнынакан!» Пьют ребята. Что ж, ребятам — Не в Болгарию, в Афган… В «Заравшане» посидели, Были «Бахт» и «Сийахат», Эх, как не хватало Васе Милых сердцу курских хат… Васе водка не помеха, Он к утру в Тузель приехал, И, печальных мыслей полон, Декларацию заполнил. Не боясь болезни почек, Теркин литру пива вдул, И часов через пяточек Сел на борт Ташкент-Кабул.

Попрощаемся, ребята, С Васей незабвенным, Пожелаем ему жизни И в Союз замены.