Но есть ли вообще у России будущее? Этот вопрос все чаще возникает на страницах серьезной периодики, ныне, увы, малотиражной и малочита- емой, так что ее тревожные сигналы достигают слуха немногих. Но сами эти сигналы - повторяющиеся, нарастающие, - несомненно, являются от- звуком широко распространенных в обществе настроений.

Вот и академик Моисеев одну из своих статей озаглавил "Можно ли говорить о России в будущем времени?" ("Наука и жизнь", N6, 1998). Красноречивое название, точно отражающее суть статьи, в которой он пытается полемизировать с итальянским журналистом Дж. Кьеза, хорошо знающим и любящим нашу страну, выпустившим книгу с заголовком, звуча- щим как приговор: "Прощай, Россия". Кьеза констатирует окончание ис- тории России, как самостоятельного фактора планетарной истории и ак- тивного субъекта мировой политики.

Но ведь предчувствие того, что наша страна не имеет будущего, му- чает и простого российского обывателя, который на высокую мировую по- литику был бы рад наплевать. Прежде, чем мы попытаемся разобраться с истоками этих предчувствий, с их обоснованностью, попробуем вспом- нить: а не было ли в нашей истории другого времени, когда бы россий- ское общество погружалось в сходную депрессию и ожидало только худше- го? Да, было такое время. И хочу рассказать, как однажды, случайно, донесся до меня тревожный голос давно минувшего.

В 1989 году, когда уже ощутимо сотрясалась и начинала разрушаться недавно еще казавшаяся незыблемой советская система, я помогал своему другу разбирать книги, оставшиеся от его умершей матери. Покойница всю жизнь преподавала историю партии в Ленинградском Горном институ- те. Попадались любопытные книжицы, вроде доклада Маленкова на ХIХ съезде. Но больше - ерунда: материалы совещаний коммунистических пар- тий 57-го и 60-го года, критика югославского ревизионизма.

И вдруг, из одной брошюрки выскользнула желтая, сухая газетная вы- резка. Старый шрифт, яти, твердые знаки. Статья из газеты 1915 года, оставшаяся, как видно, еще от деда, и матерью почему-то сохраненная. Не просто 15-й год, а именно лето, время "Великого отступления" рус- ской армии. Как можно судить по обрывку соседней заметки, конец ию- ля: Галиция уже оставлена, а Варшава еще не сдана, и еще есть на- дежда, что удастся ее удержать. Текст воспроизвожу, к сожалению, по памяти, своими словами, но по смыслу и, насколько возможно, по лекси- ке - максимально близко к оригиналу. Статья называлась "Почему мы нервничаем?"

"Почему?! - вопрошает безымянный автор. - Откуда это

смятение и мрачные предчувствия в нашем обществе? Посмотри-

те на других! Взгляните на Францию! Германские войска нахо-

дятся в ста верстах от Парижа, однако французы не нервнича-

ют. Англия на своем острове терпит неслыханный ущерб от

неприятельских подводных лодок, которые топят ее суда с

припасами. Однако англичане не нервничают! Наконец, в самой

Германии, отдавшей всех здоровых мужчин-бауэров на войну и

отрезанной британским флотом от мировой торговли, не хвата-

ет провизии, население близко к голоду. Однако же и немцы не нервничают!

Так что случилось с нами? У нас затронут язвой поражения

лишь самый краешек нашего громадного тела. Мы еще и не ра-

нены по-настоящему, наш организм силен. Но мы не ощущаем

своей исполинской силы оттого, что после первых ударов

судьбы готовы сломиться душою…

До сих пор у единственного народа в мире возникал в

фольклоре и поэзии пророческий сюжет о грядущей полной его

погибели, о превращении всей страны в огромную могилу, над

которою с ужасом склонятся соседние народы. У мадьяр. Но

сейчас и мадьяры не нервничают, а храбро сражаются против

нас за империю, на которую в мирные времена столько излива-

ли недовольства…

Итак, главный российский вопрос сейчас, как, впрочем, и

всегда в нашем обществе: "Почему мы нервничаем?" - (А как

же "Что делать?" - слегка удивился я. - А где же "Кто вино-

ват?") - Но если раньше этот вопрос был уделом одного толь-

ко образованного круга, то теперь мрачные предчувствия, по-

добные видениям старых мадьярских поэтов и, казалось бы,

глубоко чуждые нашему народному духу, проникли в самую ши-

рокую массу.

Предчувствуем ли мы приближение неподвластных нашей воле

событий, куда более грозных, чем нынешние военные неудачи?

Или же ответ на вопрос заключен в самом его рождении и по-

вторении, и подобно тому, как спокойный или нервический ха-

рактер одного человека хорошо или дурно определяет его

частную судьбу, так и характер народа предопределяет судьбу

всеобщую?

Но если так, скажут нам, то потеряно все. Нет, возразим

мы, как раз в этом случае еще ничего не потеряно! Но для

спасения необходимо, чтобы образованная часть общества нес-

ла в толщу народную спокойствие, а не тревогу. Несла пони-

мание того, что не искать надо ответа на проклятый вопрос,

а отвергнуть его и перестать нервничать. И чем более удаст-

ся смягчить остроту нашего главного вопроса, тем скорее…"

Нижняя часть статьи не просто оторвалась, а словно отломилась по сгибу пересохшего темного листка. Я безнадежно пролистал брошюру, из которой он выпал, потом другую, третью. Мелькали перед глазами отлич- но пролежавшие двадцать и тридцать лет белые глянцевитые страницы с четким шрифтом, какие-то цифры, диаграммы по годам и пятилеткам. Словно мелькнувшее видение времен, когда проклятый вопрос был наконец успешно изгнан. И, казалось, навсегда.

С тех пор прошло десять лет. В 1994-м умер и сам мой друг. Умер после гибели основанного им научно-производственного кооператива, от которого остались только безнадежные долги, после двух лет безработи- цы, нищеты, угроз бандитской группировки, перехватившей долговые обя- зательства. Умер в 48 лет от второго инфаркта, обратившись перед этим от безысходности и отчаяния к Богу, как это происходит теперь со мно- гими. Некрещеный в детстве своими партийными родителями, он крестился незадолго до смерти, приняв протестантство. По моему атеистическому разумению, собрания этой общины оказывали на него умиротворяющее пси- хотерапевтическое воздействие. Он умер легко и спокойно. Мы дружили почти сорок лет.

Пропал тот газетный лоскут, теперь я жалею, что не выпросил его себе, однако горестное недоумение и оборванные на полуслове надежды безымянного автора из 1915 года не выходят у меня из памяти. Так от- чего же сегодня "главный российский вопрос" мучает нас с остротой не- бывалой? П о ч е м у м ы н е р в н и ч а е м?

Может быть, действительно, российское общество, во всяком случае образованная часть, просто страдает некоей врожденной мнительностью и нервозностью? Да нет, если говорить о 1915-м годе, какая уж тут мни- тельность? Точное предчувствие. Ждали катастрофу, и она разразилась.

Но, в таком случае, нельзя ли надеяться, что сегодняшние страхи российской интеллигенции (и радость наших недоброжелателей, и печаль сочувствующих, вроде Кьезы) преувеличены? Вот, в 1915-м году, хоть и боялись, хоть в самом деле тогдашнее общество вскоре было сметено, однако потом Россия, пусть в ином обличье, пусть ценой невероятных и неоправданных жертв, снова поднялась, выиграла величайшую войну, пер- вой вышла в Космос. И вообще, сколько раз в своей истории переживала Россия периоды упадка, разрухи, была близка к гибели, но постепенно опять собиралась и вставала перед миром обновленная, в еще большем могуществе.

Так, может быть, и сейчас мы просто пересекаем очередную черную полосу, и все происходящее - трагедия одного, самое большее, двух по- колений, но никак не конец света в отдельно взятой стране? Тем более, что, как бы ни бесились самые очумелые из национал-патриотов, боль- шинство наших сограждан вовсе не жаждет обязательного восстановления имперского величия и охотно согласилось бы на то, чтобы Россия возро- дилась не сверхдержавой, а пусть скромной, но спокойной и процветаю- щей страной. Хотя бы такой, как Испания, в прошлом мировая сверхдер- жава номер один, а ныне - вполне заурядное и вполне благополучное го- сударство. Неужели нам и такого не суждено?

Что ж, попробуем задать себе еще один вопрос: п о х о ж л и тот страх перед будущим, который мы испытываем сегодня, на пороге ХХI ве- ка, на давний страх времен Первой Мировой? И мы сразу почувствуем: нынешний страх - иной, природа его - иная. В 1915-м году боялись на- двигающейся катастрофы, это был как бы страх молодого, полного жиз- ненных сил человека перед угрозой убийства. Сейчас мы испытываем страх, подобный страху больного старика, осознавшего смертельный ха- рактер своей болезни. По сути, даже не страх, а чувство обреченности.

Что случилось, ведь каких-нибудь 20 лет назад, несмотря на все пе- режитые нами в ХХ веке трагедии и неисчислимые потери, несмотря на угрозу ядерной войны, несмотря на удушающую атмосферу застоя, интел- лигенция не мучалась предчувствиями "в духе старых мадьярских поэ- тов", не думала о погибели своей страны? Да, конечно, сейчас рухнула прежняя налаженная жизнь, распалась империя, кругом нищета и челове- ческие трагедии. Но неужели весь народ вот так, за два десятилетия, исторически мгновенно, с о с т а р и л с я? Эдакой быстроты, ка- жется, не допускает и Лев Гумилев с его пресловутыми "пассионарными циклами".

И здесь мы начнем возвращаться к главной теме нашей книги. Разру- шив почти всю свою науку, изгнав, уничтожив морально и выморив физи- чески значительную часть своей интеллигенции, Россия потеряла способ- ность к самостоятельному научно-техническому прогрессу. Она прекрати- ла движение курсом гуманной пули - к технологическому могуществу и, в конечном счете, к технологическому бессмертию. И случилось это в са- мый неудачный момент нашей исторической судьбы, какой только можно представить. В момент, когда в самом деле началось стремительное и необратимое биологическое старение народа.

В семидесятые - восьмидесятые годы в России (именно в России, не будем и говорить о бывших среднеазиатских и закавказских советских республиках) было еще молодым ее последнее многочисленное поколение, родившееся после войны, в конце 40-х - начале 50-х, когда и в город- ских семьях появлялись на свет по двое-трое детей, а на селе - и того больше. Маразматический сталинский режим с брежневским лицом не дал этому поколению реализовать свой огромный интеллектуальный потенциал в сфере научно-технического творчества, то есть совершить дело, кото- рое только и могло бы скомпенсировать - с точки зрения выживания всей страны - неизбежное старение и сокращение населения. Неизбежное, по- скольку в России, как во всех индустриальных странах, завершивших де- мографический переход, падала рождаемость, вплоть до уровня ниже простого воспроизводства - один-два ребенка в семье.

В короткий период перестроечных надежд - 1986 - 87 г.г. - рождае- мость чуть пошла было на подъем. Но с тех пор, как "перестройка" при- няла разрушительный характер, и особенно в ходе так называемых ре- форм, отбросивших Россию в первобытный капитализм, демографическая ситуация стала просто гибельной. Сошлемся на одного из самых автори- тетных исследователей этой проблемы - академика И.Гундарова. Он пи- шет, что в 90-х годах в России стали рожать в два раза меньше детей, чем десятилетием раньше. Сейчас у нас самая низкая рождаемость в ми- ре, а 15% российских семей вообще бесплодны. При этом резко сократи- лась средняя продолжительность жизни и в полтора раза выросла смерт- ность. Менее, чем за десятилетие, с 1991 до 2000 года, убыль населе- ния в России составит около 10 миллионов человек.

При сохранении этих тенденций, - прогнозирует Гундаров, - к 2060 году население России уменьшится вдвое (до 70 - 80 миллионов). Но го- раздо раньше, уже в первом десятилетии ХХI века, наступит необратимая деформация: количество пенсионеров превысит 50% населения (достигнет пенсионного возраста то самое, многочисленное и нереализовавшееся послевоенное поколение). К тому же, во второй, "допенсионной" полови- не, включая и детей, значительно возрастет количество инвалидов. Это приведет к дальнейшему, резкому снижению творческой энергии и произ- водительных возможностей нации.

Такое население будет уже не в силах справляться даже с задачами простого жизнеобеспечения собственного государства, с охраной границ, с поддержанием внутренней безопасности. Безработица, конечно, исчез- нет, каждая пара рабочих рук будет на счету, но все равно придется привлекать в страну возрастающие массы иммигрантов. Откуда - нетруд- но догадаться. Отвергая любую ксенофобию, но глядя правде в глаза, придется признать: это привлечение (и самовольное проникновение, ко- торое нарастает уже сейчас) породят хаос, преступность и терроризм такого масштаба, по сравнению с которым нынешние проблемы России с Чечней или Югославии с ее албанцами покажутся детской забавой.

Последние сведения Министерства образования показывают, что расче- ты Гундарова, опубликованные в 1997 году, были еще оптимистичны. Фак- тически в 1999 году пошли в первый класс в два с лишним раза меньше детишек, чем в 1989-м, а к 2005-му их число сократится еще в два ра- за. Это обвал.

Так что, не сбудется даже пророчество уважаемого Александра Воло- дина: "Через поколение у нас наладится жизнь стабильной малоразвитой страны. И слава Богу!" Вместо этого фактически начнется исчезновение нации, объединенной русским языком, русской культурой, российской ис- торией, с исторической арены. Такая угроза исчезновения "естественным путем" не возникала еще ни перед одним государством, кроме России.

Итак, перед нашей страной закрылись оба пути в будущее - науч- но-технический, ведущий в конечном счете к технологическому индивиду- альному бессмертию, и биологический, ведущий к бессмертию нации путем нормальной смены поколений. Отсюда и томящее нас чувство смертной об- реченности. Оно только усиливается от сознания, что состарившаяся и тяжело больная Россия - с ее громадным открытым пространством - окру- жена энергичными, жизнеспособными народами.

С одной стороны - Запад, с его низкой рождаемостью и стабильным по численности населением, завершивший демографический переход, осущест- вляющий свою экспансию прежде всего в интеллектуальной сфере. С дру- гой - страны Юга и Юго-Востока. Здесь научно-технический прогресс ли- бо движется медленней, чем на Западе (Китай), либо вообще воспринима- ется, как нечто враждебное (там, где господствует исламский фундамен- тализм). Но это - страны в стадии демографического взрыва, с высокой рождаемостью, с громадными массами молодежи, ищущей выход для своей энергии. Направлением их экспансии неизбежно станут (уже становятся) российские просторы.

А теперь попытаемся представить себе, как модно теперь выражаться, "сценарии" будущего развития событий в России. Исходить будем из трех очевидных условий. Во-первых: у нас очень мало молодежи. Во-вторых: у нас частично разрушен, частично парализован научно-технический ком- плекс, уничтожена значительная часть интеллигенции. И, наконец, в третьих: у нас все еще сохраняется, хоть и съежившаяся, хоть обни- щавшая до лохмотьев, система государственного высшего образования; сохраняется, хотя бы в виде скелета, на который при очень большом же- лании и еще большем умении можно нарастить мышцы, структура науки - НИИ, НПО, целые научные города; а главное, пока еще (пока!) сохраня- ются о с т а т к и научно-технической интеллигенции, которые спо- собны воспитать из склонной к тому, совсем уж малочисленной части ны- нешней молодежи своих преемников.

Сразу скажем, что развитие событий по самому катастрофическому ва- рианту - массовые мятежи, новая гражданская война - представляется маловероятным. Просто потому, что старящееся население почти невоз- можно поднять на восстание, тем более на кровавую междоусобицу. У нас слишком мало молодежи, а значит, мало энергии, хотя бы и безумной. Не можем поэтому согласиться и с В.В.Белоцерковским, который так объ- ясняет причины пассивности, как он выражается, инженерно-рабочего класса:

"Феодальный "социализм" Сталина и брежневский режим за

долгие годы их существования отучили людей от политической

активности, от способности к самоорганизации и защите своих

интересов, которой раньше, худо ли бедно, обладали даже ма-

лограмотные рабочие царского времени. Наши реформаторы дол-

жны были бы поставить памятник Сталину. Без него они уже

давно летели бы вверх тормашками!"

Славное, конечно, было бы зрелище: Ельцин, Гайдар, Чубайс, Черно- мырдин, Березовский торжественно открывают новый памятник Сталину. Но они с чистой душой могут этого не делать. В жизнь давно вошло молодое поколение, для которого не только Сталин, но и Брежнев - древняя ис- тория, а не организуется, не бунтует оно прежде всего потому, что ма- лочисленно и рассеяно среди усталых, пожилых людей.

По той же причине маловероятным кажется и установление в России тоталитарной идеологической диктатуры на манер сталинской или гитле- ровской. Настоящий, буйный фашизм (как и сталинизм) требует массового энтузиазма. Для его расцвета нужно много молодых людей, которых можно оболванить, раскалить, послать убивать и умирать. В Германии и в Рос- сии накануне Первой Мировой войны была очень высокая рождаемость, в результате и Гитлеру, и Сталину в начале 30-х достались громадные массы молодежи. Сейчас в России она в меньшинстве.

Так что, от впадения в сталинистское или нацистское безумие нас спасает отнюдь не разум народа и его историческая память (ни то, ни другое никак не проявляется, это видно хотя бы по тому равнодушию, с каким в нашем, самом пострадавшем от фашистов городе население отно- сится к фашистским газетам, листовкам и даже к шествиям молодчиков со свастиками в День Победы за колонной ветеранов), спасает отнюдь не нехватка претендентов на роль нового "отца народов" или "фюрера" (из своих змеиных яиц уже повылупилась целая стая упырей, рвущихся хоть в Сталины, хоть в Гитлеры, хоть в Пол Поты), спасает не твердость влас- тей, не решимость правоохранительных органов (они по-прежнему ласково гладят фашистов по головке). Спасает - все та же обескровленность на- шего народа, которая делает его неспособным даже на гибельное буйст- во. Горько все это сознавать, но уж что есть, то есть.

Однако, все сказанное вовсе не означает, что мы вообще гарантиро- ваны от пришествия диктатуры как таковой. Вопрос лишь в том, что это будет за диктатура и при каких условиях она будет установлена. В по- пытке прогноза нам придется (никуда не денешься от марксистско-ленин- ской методологии) еще раз, внимательно обратиться к экономическому положению.

По данным независимых экспертов, криминалитет в России в 1999 году контролирует 50-60% валового продукта (в развитых странах эта цифра не превышает 8-10%). Идут естественные гангстерские разборки со взры- вами и стрельбой, захваты, переделы. Но, так или иначе, сферы влияния разграничиваются, закрепляются, и главари преступных кланов становят- ся (в симбиозе с бывшей номенклатурой, которую они потеснили) крупны- ми торговцами и предпринимателями. Основной бизнес этой компрадорской буржуазии, как мы знаем, экспорт российских природных ресурсов и ввоз в страну западных товаров. Ожидать, что такие дельцы станут вклады- вать деньги в наукоемкие отрасли, конечно, не приходится. При перво- бытном капитализме капитал идет только туда, где можно получить самую быструю и легкую прибыль, а после этого зачастую старается вообще вы- везти ее из страны. На каждый доллар, вложенный в Россию в 90-х годах в виде инвестиций, Запад получил 3-4 доллара легальных и нелегальных российских инвестиций в свою экономику. Общий же объем сбежавших за границу капиталов достигает, по самым скромным оценкам, 300-350 млрд. долларов.

Нас иногда успокаивают: мол, так было всегда и везде, подождите, криминальный капитал постепенно цивилизуется и лет через 20-30 обяза- тельно пойдет в наукоемкие отрасли. Но у России такого времени просто нет в запасе, необратимые демографические изменения начнутся раньше.

Надежды на благотворное естественное действие рынка тем более ил- люзорны, что как раз естественным путем вся структура общества быстро переформировывается именно под систему криминального капитализма. В статье А. Разумова ("Свободная мысль", N2, 1999) приводятся порази- тельные цифры: в частных охранниках, при нашей-то скудости людских ресурсов, служит сейчас 1 млн. 200 тысяч человек! Конечно, многие из них нанялись от безысходности, ради хоть какого-то заработка, но чрезвычайно характерно, что в таком массовом количестве востребованы не талант и квалификация, востребовано умение пользоваться кулаками, дубинками, "шокерами", пистолетами.

А ведь к этой армии лоботрясов надо прибавить отряды вольных рэке- тиров и просто воров и бандитов, прибавить мелких дельцов теневого бизнеса, прибавить громадную, ничего не производящую, но беспредельно жадную орду чиновников, прибавить бесчисленную служебную и личную обслугу новых бизнесменов, прибавить алкоголиков, наркоманов, бро- дяг-бомжей и т.д. Надеяться, что весь этот, с позволения сказать, че- ловеческий материал можно психологически перевоспитать и профессио- нально переподготовить для созидательной деятельности, а тем более уповать, что такое превращение совершится само собою, конечно, нель- зя. Помнится, десять лет назад сокрушались, что нам "не с кем идти в рынок". Еще десяток лет криминального капитализма, и уж точно не с кем будет в ы х о д и т ь из его потустороннего мира в научно-тех- ническую реальность.

Кризис 17 августа 1998 года нанес по этой системе сокрушительный удар, но отнюдь не разрушил ее и даже не поколебал психологию новых хозяев жизни. Осенью 1998 года, уже после того, как цены (при тех же зарплатах и пенсиях) подскочили в три раза, стали раздаваться голоса "экспертов", утверждавших: главная причина наших бед в том, что мы всё еще живем слишком хорошо. Россияне-де никак не хотят понять: для успеха реформ их жизненный уровень должен опуститься до реального уровня заурядной страны "третьего мира", ну, в лучшем случае, Индии.

Не ясно, почему в качестве примера выбрали далекую Индию, могли бы поискать аналогии в собственной истории, хотя бы сталинских времен, - городские рабочие после удушения НЭПа, крестьяне после коллективиза- ции. Кстати, и климат в Индии несколько отличается от нашего. При на- ших морозах в индийских жилищах, в индийской одежке и на индийском рационе - протянешь недолго.

Но главное заключается в том, что все эти упреки-угрозы ("слишком хорошо живете, не хотите понять") адресовались отнюдь не владельцам роскошных "мерседесов", которых, по утверждению знатоков, на улицах Петербурга уже больше, чем на улицах Гамбурга, не хозяевам каменных многоэтажных дач-особняков, похожих на укрепленные средневековые зам- ки, а именно несчастной массе российских жителей, которых удар кризи- са сбросил из бедности в нищету.

Я пишу эти строки летом 1999 года и, похоже, от "индийского" вари- анта нас пока что спасло начавшееся минувшей зимой повышение мировых цен на нефть. Спасение кажется настолько чудесным, что иные наши экономисты, нагнетавшие осенью 1998-го безысходное уныние, теперь, не моргнув глазом, переходят к оптимизму. Поговаривают даже о начале подъема.

Но за повышением цен когда-нибудь неизбежно последует спад. Тем более, что себестоимость нашей сибирской нефти во много раз выше, чем ближневосточной (весной 1999 года - 14 и 2 доллара за баррель соот- ветственно, при средних ценах на мировом рынке 18 - 19 долларов). Тем более, что, если смотреть правде в глаза, ни наша нефть, ни остальные природные ресурсы, ни цветные металлы Западу особенно и не нужны. Система мировой экономики в основном сложилась во времена Советского Союза, она прекрасно обходилась без него, и еще лучше сумеет в буду- щем обойтись без России, от которой, к тому же, отпали богатые при- родными ресурсами имперские окраины - Казахстан, Азербайджан, Туркме- нистан. Запад проявляет к России внимание потому, что в ее руках находятся остатки советского ядерного арсенала. Но этим не прокор- мишься.

А главное, главное - никуда не делся демографический кризис. Общее старение населения, разбухающая масса пенсионеров и уменьшающееся число трудоспособных, подрывают - при сохранении олигархической, ма- фиозной экономики - сами возможности для устойчивого роста. Дело даже не в том, грянут или нет новые кризисы, подобные 17-му августа, про- валится или нет большинство населения на индийский (или угандийский) жизненный уровень. Дело просто в том, что рано или поздно этому боль- шинству предстоит осознать: никаких надежд у него нет вообще, оно навсегда обречено на бедность и будет погружаться в нее все глубже.

Здесь ключевое слово - "навсегда". Заставить основную массу насе- ления, даже пожилого и усталого, н а в с е г д а смириться с такой перспективой, удерживать его в этом смирении, сохраняя нуворишам их "мерседесы", офисы и роскошные виллы, будет весьма затруднительно без диктатуры. И тогда, вполне вероятно, она придет. Не обязательно пу- тем переворота. Скорей всего, путем ужесточения существующей системы власти.

Конечно, это будет репрессивная диктатура. Массовых беспорядков ей, скорее всего, подавлять не придется, но карательные меры против отдельных лиц и групп, слишком активно проявляющих свое недовольство, могут сделаться постоянными.

Диктатура невозможна без идеологического, пропагандистского обес- печения, и она принесет с собой идеологию. Какую? Конечно, национа- листическую (чем же еще приятно пощекотать ограбленного и голодного, как не национализмом?), но вряд ли нацистскую. Для нацистского вари- анта, как мы говорили, у нас слишком мало молодежи, энергии, да и ма- териальных ресурсов. К тому же, откровенным фашистам просвещенный За- пад может сказать свое "фэ!" А без западных товаров, без поездок на Запад, без лечения на Западе и, наконец, без западных банков, где можно прятать свои капиталы, нашим будущим диктаторам, как и нынешним правителям, - не прожить.

Есть ли исторические аналоги у подобной диктатуры? Конечно, есть. Достаточно взглянуть на Латинскую Америку. У нас давно уже многие мечтают о пришествии чилийского Пиночета. Но пиночеты выдвигаются предпринимателями-производителями, на них опираются и в их интересах действуют. Компрадорская буржуазия и организованная преступность вы- двигают совсем иных диктаторов, таких, как парагвайский Стресснер.

Для тех, кто забыл или не знал: Парагвай - государство с обширной территорией, 407 тыс. кв. км (больше, чем Италия и Португалия вместе взятые), и с населением 4,5 млн. человек (средняя плотность почти как в России). В стране богатейшая природа, основные экспортные товары - древесина ценных пород, хлопок, продукты животноводства, цитрусовые, табак и т.д. Есть запасы марганцевых, медных, цинковых руд, есть нефть. При этом экономика находится в состоянии нескончаемого кризи- са, а народ живет в страшной бедности. Причина - засилье олигархии (примерно 25 богатейших семей и 1500 помещиков) и организованной пре- ступности. "Теневая экономика" охватывает добрую половину всех эконо- мических операций (совсем как у нас). Только 1/3 экспорта-импорта осуществляется на законном основании, все остальное - контрабанда.

Вот в такой стране в 1954 г. пришел к власти, совершив государст- венный переворот, генерал Альфредо Стресснер и бессменно правил поч- ти 35 лет, из которых 33 года страна жила в условиях чрезвычайного положения, а любая оппозиция была загнана в подполье. Это была нацио- налистическая диктатура. Нашим тупым национал-патриотам с их манией чистопородности, должно быть, трудно себе представить, какой можно проповедовать национализм в стране испано-индейских метисов всех от- тенков кожи, половина которых говорит по-испански, а половина - толь- ко на родном гуарани, да при том, что сам Стресснер по происхожде- нию - немец. Но для государственной идеологии и пропаганды такие пу- стяки значения не имеют. (Так что, если нахрапистые демагоги, - а уж этого добра, в отличие от чего другого, у нас в избытке, - станут ис- пользовать в России парагвайский опыт, полиэтнический и многоконфес- сиональный состав ее населения непреодолимых препятствий не создаст.)

За годы правления Стресснера были убиты по политическим мотивам 12 тысяч человек, свыше 400 тысяч прошли через тюремные застенки, а 1,5 миллиона эмигрировали, спасаясь отчасти от террора, но главным обра- зом - от нищеты. Если по проценту заключенных и убитых со Стресснером мог бы потягаться товарищ Сталин, то процент эмиграции, достигнутый доном Альфредо (1/3 населения страны), - абсолютный мировой рекорд.

При этом в Парагвае формально действовала конституция, периодичес- ки избирался парламент (один кандидат по каждому округу, назначаемый лично Стресснером), а раз в пять лет шумно проводились "перевыборы" самого Стресснера на президентский пост. Подобная бутафория, плюс свобода эмиграции, плюс отсутствие преследований по расовым и религи- озным мотивам (сажали и убивали, действительно, за другое) позволяли Западу, прикрывая глаза, если не считать Парагвай демократическим го- сударством, то во всяком случае поддерживать с ним отношения в полном объеме, не вмешиваясь в его "внутренние дела". Правда, эмиграцию Стресснер не ограничивал не столько для того, чтобы нравиться Западу, сколько по экономическим соображениям: переводы, высылаемые эмигран- тами родственникам, оставшимся в Парагвае, играли важную роль в фи- нансовой жизни страны.

Понятно, что Стресснера люто ненавидел весь народ, и в феврале 1989 года 77-летнего диктатора наконец-то свергли (его же близкий родственник, главнокомандующий вооруженными силами). Начались демо- кратические перемены. Военное правительство организовало выборы и пе- редало власть правительству гражданскому, стали возвращаться бывшие политэмигранты, отдали под суд самых одиозных деятелей прошлого режи- ма. Хотелось бы порадоваться за измученную страну, да не получается: ни в экономике, ни в жизни простого народа ничего не изменилось. Больше того: весной 1998 года промелькнули сообщения о том, что те- перь большинство парагвайцев хотело бы возвращения престарелого дик- татора, доживавшего свой век в изгнании, в Бразилии. При нем Парагвай грабила, в основном, только группировка близких к нему олигархов и главарей преступных кланов. А при установившемся "демократическом ре- жиме" начался тотальный грабеж, без всяких правил и ограничений.

Вот, пришествие российского Стресснера, к сожалению, приходится считать весьма вероятной перспективой. По нашим традициям, это скорее всего будет конкретная личность (не исключено, что и знакомая: такую роль может принять на себя один из тех, кто уже топчется на полити- ческой авансцене). Хотя, диктатуру может осуществлять и группа лиц, хунта, как это было, например, в Аргентине в 1976 - 1982 годах. Суть не меняется.

Могут возразить: Россия - не Парагвай, ее национализм немыслим без великодержавия. Что ж, явится и оно, только в отличие от былых вре- мен, в соответствии со скудными возможностями страны, это будет уже не экспансионистское, а изоляционистское великодержавие - не на деле, так в риторике, по образцу не Стресснера, так Франко ("Будем жить, глядя не во внешний мир, а вовнутрь!"). А поскольку российское вели- кодержавие - в любом его варианте - невозможно без театральности, со сцены, скорей всего, будут тем или иным способом устранены самые оди- озные из нынешних олигархов, раздражающие население своей откровенной пещерностью и, вдобавок, своим этническим происхождением. Решающее влияние обретут олигархи более умные, во всяком случае более респек- табельные, и с благополучными фамилиями. Но экономическая основа ре- жима все равно останется олигархической, мафиозной, а сам режим - за- стойно-диктаторским, стресснеровским.

Причем, в нынешней России с ее пожилым населением такого размаха репрессий, как в Парагвае, даже не потребуется. И направлены будут репрессии не столько против политических противников режима и выступ- лений отчаявшейся бедноты, сколько против "внесистемных" криминальных группировок, недовольных разделом собственности и привилегий, закреп- ленным диктатурой, против чересчур своевольничающих князьков-губерна- торов и группирующихся вокруг них местных мафиозных семейств и т.п. Результаты подобных карательных действий - обеспечение целостности страны, прекращение (или хотя бы сокращение) вызывающих заказных убийств - еще и послужат укреплению авторитета диктатуры в народе.

И в Парагвае, и в Аргентине достаточно высокая рождаемость, у них есть молодежь, есть будущее. Для них диктатура - проходящая болезнь. В России диктатура только ускорит течение стариковских, смертельных недугов страны. Возможно, в течение какого-то времени она сумеет, на- пример, более или менее успешно противостоять хаосу и терроризму, проникающим с юга. Но, поскольку она сделает необратимым угасание собственного народа, натиск молодого, многолюдного Юго-Востока на российские просторы пойдет в итоге еще стремительнее.

Не хочется верить в такой финал, в такую, говоря словами Нагибина, "тьму в конце туннеля". Но пока что, по всем признакам, движемся мы нашим извилистым туннелем как раз в том направлении.

Ладно, "пророкам гибели легко, им ошибиться трудно". Но можно ли, хотя бы теоретически, в нашем нынешнем положении представить себе спасительный сценарий? Как-то неловко и браться за это. Менее всего хотелось бы предстать перед читателем в качестве автора очередного упражнения на тему "Как нам обустроить Россию?" Сейчас такие програм- мы, преисполненные соответствующих данному жанру пафоса и апломба, появляются чуть не в каждом номере каждой газеты, не говоря о журна- лах, и сделались чем-то вроде постоянной рубрики.

Юрий Буртин пишет:

"У нашей общественной мысли есть давний грех. Она чрез-

мерно любит вопрос "что делать?" Любит составлять всякого

рода программы действий, но при этом слишком редко задается

сопутствующим, не менее важным вопросом "к о м у делать?"

Кому эти программы адресованы? Кто всерьез, то есть исходя

из собственных жизненных интересов, захочет, а захотев,

сможет их исполнить? Между тем, без этого обсуждать, "что

делать", - пустое занятие".

Буртин совершенно прав. В нынешней олигархической России возглас его - "кому?!" - двоится и затухает в пространстве без ответа. Те, кто хотели бы, исходя из своих жизненных интересов, осуществить спа- сительные программы (большинство народа), сделать этого не могут, а те, кто могли бы хоть попытаться (наша так называемая элита, вцепив- шаяся во властные и финансовые рычаги), - из собственных жизненных интересов нипочем не захотят. Тот, кто еще помнит знаменитую ленин- скую формулу революционной ситуации, сразу увидит в нашей действи- тельности ее зеркальную противоположность: у нас обессиленные низы не могут, а энергичные (в борьбе за власть и свое обогащение) верхи - не хотят. Такая перемена полюсов, как в электронной схеме с выпрямите- лем, запирает жизненный ток. Это паралич.

Поэтому прошу читателя рассматривать все дальнейшее, как чисто те- оретические построения. Это не программа действий и не призыв к ним (обращать такие призывы не к кому), а всего лишь кабинетное исследо- вание на тему: имеет данная задача решение или нет?

Итак, с чего следовало бы начинать? Да, может быть, прежде всего - с ясной формулировки российской национальной идеи. Уж сколько лет по громогласно объявленному заданию президента Ельцина идут ее поиски. Ищут ученые, публицисты, деятели культуры (так и хочется добавить из детского стихотворения Маршака: "ищут прохожие, ищет милиция"). Сколько газетных и журнальных статей, телепередач, дискуссий, споров! А результат - прямо по Маршаку: "ищут давно, и не могут найти".

И не в том дело, что искали плохо, искали не там. Незачем было во- обще искать. Национальные идеи не "ищут", не придумывают, не назнача- ют сверху. Они рождаются сами - стихийно, из настроений и чаяний на- рода, и сами изменяются вместе с историческими обстоятельствами. Чего же хочет наш народ сейчас? Да жить он хочет, жить, уцелеть! Так что, в качестве национальной идеи на ближайшие годы прекрасно подойдет, например, формула некогда популярного, а ныне почти забытого писателя Вадима Кожевникова. Правда, когда этот ортодоксальный партиец в сере- дине 60-х озаглавил одну из частей своего романа о разведчиках "Щит и меч" словами "П р и к а з а н о в ы ж и т ь!", он, конечно, не подозревал, что формулирует национальную идею для будущей посткомму- нистической России. Но факт остается фактом, и негоже нам забывать подлинного автора (или, во всяком случае, того, кто первым пустил эти меткие слова в широкий оборот).

П р и к а з а н о в ы ж и т ь, а обеспечить выживание, отдель- ного ли человека или целой нации, может единственная реальная сила, которая противостоит энтропии и устремлена к бессмертию - наука. Зна- чит, нужна м о б и л и з а ц и я отечественной науки. Осуществить ее может только государство. Известны возражения: вот-де, и в прош- лом все попытки российских реформ заканчивались возвратным усилением роли государства, и при нашей склонности к централизации и бюрокра- тии дело быстро доходило до нового тоталитаризма.

Верно, но сейчас случай особый. Попросту говоря - самый последний в нашей истории. И дальнейшее "устроение общества собственников" (как называет сей процесс Борис Березовский), а попросту - продолжение "бандитского капитализма" (это выражение принадлежит не какому-нибудь Анпилову, а Джорджу Соросу), в сочетании с только усиливающимся все- властием орды чиновников-коррупционеров, погубит окончательно нашу науку, а с ней и Россию, так же неотвратимо, как новый тоталитаризм любого окраса.

Нам ближе всего позиция тех, кто считает, что провести Россию меж- ду гибельными крайностями хаоса и сверхцентрализации может только социал-демократическое государство (хотя лишь немногие, не пугаясь слов, решаются договаривать до конца: государство демократического социализма). Мы рассматриваем этот вопрос с точки зрения нашей темы: без направления всей государственной политики на поддержку трудящего- ся населения и защиту нетрудоспособных, при сохранении демократичес- ких свобод и многообразия форм собственности, не удастся ни осущест- вить мобилизацию наших последних интеллектуальных резервов, ни соз- дать условия для их эффективной работы по спасению страны.

К сожалению, в нынешней России социал-демократия представляется чем-то невероятным, и противников у нее больше, чем сторонников. Для "правых либералов" демократический социализм - оксюморон, абсурд, хи- мера. Главной причиной наших бед они считают не дикость первобытного капитализма, а, напротив, недостаток рыночных свобод. Их принципы не- изменны: дать еще больше простора для рыночной стихии, и все посте- пенно образуется само собой. Повторим: они бы могли быть правы, если бы у России было в запасе еще хотя бы лет 30-40, а лучше - 50. По- просту говоря, если бы у нас подрастало достаточно молодежи. Но в си- туации, когда молодежь - наш самый острый дефицит, наставления "пра- вых" напоминают советы лечить жестокую аллергию введением в организм еще больших доз аллергена.

Еще яростнее противостоят социал-демократической идее сталинист- ские группировки и партии, особенно крупнейшая из них - КПРФ. Эти, кажется, вполне сознательно и с каким-то извращенным сладострастием вдалбливают в сознание людей, что в России социализм возможен только в форме чудовищной карикатуры - сталинского национал-социализма с его ненавистью к интеллекту, с его тупостью, шовинизмом, трескучей дема- гогией и расчетом на полное невежество. (Чего стоит один зычный крик Зюганова на митинге: "Мы - партия Иосифа Сталина и Сергея Королева!" Благо, тело Сергея Павловича Королева, с его сломанными на допросах в НКВД челюстями, кремировали, и он не может перевернуться в гробу.)

Не случайно, до сих пор не возникло сколько-нибудь серьезной пар- тии демократического социализма. А те организации, что пытаются при- своить себе это имя, подчас вызывают недоверие и даже смех. Например, восхитительно зрелище восседающих рядом в президиуме "социал-демокра- тического" собрания бывшего генсека Горбачева и самодовольного вла- дельца казино Семаго. Ну, просто Плеханов с Мартовым.

Но уж поскольку мы и так предались, по словам Буртина, "пустому занятию", пойдем еще дальше и предположим (это чистая условность, как в математической задаче!), что к власти в России пришел президент-со- циалист, опирающийся на социал-демократическое большинство в парла- менте. Предположим, что все эти условные социал-демократы - люди без- условно честные, и притом вовсе не благостные слюнтяи, какими их ко- гда-то изображал сталинский кинематограф, а волевые деятели, преис- полненные решимости спасти страну. С каких конкретных шагов начали бы они выполнять приказ истории - "Выжить!"?

Не станем и говорить о том, что подразумевается само собою, - о ликвидации всем известных криминальных объединений, которые хозяйни- чают в экономике и рвутся в политику, о подавлении коррупции, о пре- сечении деятельности фашистских группировок и запрете фашистской про- паганды. Без удаления этих раковых опухолей любое лечение России бу- дет просто бессмысленным. Именно такие хирургические меры и будут первым признаком того, что в стране действительно появилась власть, озабоченная выживанием нации, прагматичная и дееспособная.

Обратимся сразу к нашей теме. Предстоит буквально в считанные годы возродить реальное производство для внутреннего рынка, только тогда начнут увеличиваться доходы населения и государства, и мы станем вы- ползать из гибельной нищеты. Осуществить это можно, лишь опираясь на еще уцелевшую научно-техническую интеллигенцию. Мобилизация всех со- хранившихся интеллектуальных ресурсов будет объявлена важнейшей зада- чей и начнется немедленно. Помимо прочего, она позволит и резко со- кратить потребность в западных инвестициях, недостаток которых нам сейчас представляют чуть не главной причиной всех бедствий. Много де- сятилетий наши инженеры, преодолевая с помощью своей изобретательнос- ти нехватку самого необходимого, обеспечивали жизнь и военное мо- гущество страны. И даже сейчас, после всех потерь, интеллект остав- шихся специалистов мог бы заменить миллиарды долларов капиталовложе- ний.

При этом вовсе не понадобится возврат к тотальному огосударствле- нию. Так, Николай Шмелев, исследовавший данный вопрос (см. его ста- тью в журнале "Свободная мысль" N2, 1999), утверждает: социал-демо- кратическому государству достаточно сосредоточить в своих руках всего 1/3 национальных активов, но в эту долю должны войти вся наука и все основные наукоемкие производства, включая энергетику и транспорт. То- гда на все остальное предпринимательство - мелкое, среднее, частное, акционерное, - можно будет влиять с помощью эффективных, но косвен- ных (то есть, не административных, а экономических) методов воздейст- вия.

Понятно, что один из главных таких методов должен состоять в ра- зумном протекционизме: предоставлении преимуществ, льгот, привилегий тем предприятиям любой формы собственности, которые проводят модерни- зацию и внедряют высокие технологии, используя разработки отечествен- ной науки.

На этом пути будет много препятствий. Например, философ А.Ракитов в интересной, но весьма спорной статье ("Наука и жизнь", N12, 1998) так излагает свое видение главных затруднений:

"Отравленные вековым преклонением перед всем зарубежным,

обожающие зарубежный комфорт, иномарки, голливудские филь-

мы, швейцарские, американские и немецкие лекарства, япон-

скую бытовую технику и т.д., наши бизнесмены должны совер-

шить подлинную психологическую революцию и поверить, что

отечественная научная продукция может быть конкурентоспо-

собной и высокорентабельной. А это, как показывает опыт,

совсем не простая метаморфоза".

Г-ну Ракитову кажется, что он осуждает наших бизнесменов. На самом деле он еще идеализирует этих бывших партсекретарей КПСС и паханов мафиозных группировок. Реальный опыт показывает: ожидать от них ка- кой-то "психологической революции" можно с той же степенью вероятнос- ти, что и знаменитого "чуда Джинса" (замерзания воды в поставленном на огонь чайнике). Отдавать на их усмотрение судьбу отечественной на- уки - просто абсурдно. Ни терпеть их господство, ни хоть сколько-ни- будь подделываться под их вкусы социал-демократическое правительство не имеет права, ибо в таком случае будет утрачена его социальная на- правленность и провалятся любые усилия по спасению страны и народа. Против засилья криминального капитала, "обожающего иномарки", должна быть начата решительная борьба, вплоть до национализации в необходи- мых случаях незаконно приватизированных предприятий (особенно пред- приятий-монополистов).

Но и полагаться в этой борьбе на чисто карательные меры, проводить неразборчивую экспроприацию - опасно, поскольку грозит потрясениями, крушением демократии, да и экономически бесперспективно. Задача соци- ал-демократического государства будет состоять в том, чтобы, исполь- зуя методы госрегулирования, в ы т е с н я т ь криминальный капитал и расчищать место для реальных производителей. Очевидно, во всех слу- чаях, когда только возможно, следовало бы применять наиболее спокой- ный и надежный способ: не бороться за передел собственности, а, ос- тавляя противнику его собственность, обходить его и затем выдавливать с рынка.

Для предпринимателей-производителей, использующих достижения оте- чественной науки и работающих для своего потребителя, оборонные НПО могут и должны создавать по конверсии гибкие автоматизированные тех- нологии и соответствующее оборудование. Таких производителей надо за- щищать законами и всей силой правоохранительных органов не только от прямого рэкета, но от любых форм давления со стороны компрадорского капитала, наводняющего страну западным импортом.

Невозможно понять экономистов, которые на все голоса распевают, что наши собственные товары на нашем же внутреннем рынке станут кон- курентоспособными только тогда, когда превзойдут по качеству запад- ные. Под эти песни разорились даже те предприятия, которые давали продукцию мирового уровня, как Петродворцовый часовой завод. Пусть наши товары в чем-то будут выигрывать, в чем-то проигрывать, но по- следнее может и должно быть скомпенсировано их дешевизной и доступ- ностью для основной массы населения.

На мировом рынке - действительно - экспортные российские товары должны превосходить западные, чтобы получить признание. Вопрос лишь в том, на какой вид экспорта нам ориентироваться. Непонятно, почему обычно подразумевают, что Россия, подобно Японии, должна развивать экспорт готовых изделий массового спроса. Трудно представить, что мы сумеем протолкнуться с таким товаром, даже высококачественным, в плотно забитые мировые торговые ряды. На наш взгляд, совершенно правы те исследователи, которые утверждают, что самым прибыльным для России мог бы стать экспорт научной продукции. Причем, не только уникальных наукоемких изделий, но самого интеллектуального продукта - новых тех- нологий и опытно-конструкторских разработок.

При нынешней научной разрухе подобные мнения звучат редко и почти не воспринимаются всерьез. А ведь ничего экзотического здесь нет. В этом виде экспорта преуспевает, например, Израиль. А уж Россия с та- ким экспортным товаром включилась бы в международное разделение труда наиболее эффективно. Все, что нужно для этого: создать нашим инжене- рам и ученым нормальные условия работы, чтобы они могли реализовать свой потенциал у себя дома, никуда не уезжая. Любые инвестиции здесь быстро окупятся сторицей. Кстати, к такому экспорту труднее будет присосаться криминальному капиталу. Точнее, от такого экспорта его легче будет отогнать.

"Приказано выжить" - национальная идея-минимум. Но одновременно с обеспечением текущего выживания должна осуществляться программа спа- сения нации, рассчитанная на несколько десятилетий. Дело опять не в словесных формулировках, хотя, например, один из руководителей петер- бургского "Мемориала" сформулировал такую среднесрочную национальную идею следующим образом: "Точно определить периметр, который мы сможем удержать под натиском новых ордынцев с красными или зелеными знамена- ми, и закрепиться в нем". Натиск может быть вооруженным или невоору- женным, да и само звучание формулы можно изменить, чтобы пригасить излишние милитаристские нотки, суть дела от этого не меняется. Она сводится к тому, что главной задачей государства, сосредоточившего в своих руках всю мощь отечественной науки, должно стать использование этой мощи для того, чтобы избежать катастрофы при вхождении в демо- графический кризис.

Напомним: если не принимать мер сейчас, то в 2010 - 2015 годах не- кому станет работать и некому обеспечивать безопасность страны. Пен- сионеры, которых в России окажется больше половины населения, будут существовать на грани голодной смерти, а с Кавказа, из Средней Азии и Китая через прохудившиеся границы хлынут потоки уже не торговцев и "гастарбайтеров", но откровенных переселенцев, несущих с собою вал хаоса, преступности, террора.

Единственной альтернативой такому развитию событий является обес- печение жизнеспособности страны путем создания сверхпроизводительных, автоматизированных технологий. Надо ясно осознать, что перед Россией стоит небывалая для нее задача. В прошлом, когда она была полна жиз- ненных сил, ей не раз приходилось осуществлять так называемые "дого- няющие модернизации". Догоняющие - по отношению к Западу. Сейчас ей, состарившейся и обескровленной, для того, чтобы выжить, необходимо о п е р е д и т ь Запад (а тем более - своих южных и юго-восточных соседей). Опередить, и первой прийти к той структуре общества и эко- номики, которая многими на Западе считается нежелательным следствием научно-технического прогресса. К структуре, при которой в реальном производстве, в сельском хозяйстве, во всех системах энергетики, транспорта, связи, строительства, медицинского обслуживания, безопас- ности и т.д., благодаря использованию сверхэффективных технологий, в том числе биологических, будет занято очень небольшое количество лю- дей, м е н ь ш и н с т в о населения. Даже на Западе с его низкой рождаемостью боятся, что это приведет к массовой безработице и соци- альным напряжениям. А для России начала ХХI века, с ее переизбытком стариков и малочисленностью трудоспособных, в этом и только в этом - последняя возможность спасения.

Для разработки и обслуживания сверхтехнологий потребуются ученые и инженерно-технические специалисты высочайшей квалификации. Поэтому прежде, чем приступать к выработке любых конкретных программ, нужно сразу понять главное: все будущее России (и то, настанет ли само бу- дущее) сейчас зависит от очень тонкого слоя людей. Точных статисти- ческих данных, конечно, нет, но вряд ли мы ошибемся, предположив, что во всей 140-миллионной стране их наберется, в лучшем случае, несколь- ко сот тысяч. Речь идет о небольшой части нашей молодежи, которая, - несмотря на то, что вся мерзость действительности и вся мощь безумной масс-культуры внушают ей: "Все бессмысленно, живи одним днем!!", - продолжает тянуться к науке, то есть, к разуму и бессмертию. О тех подростках и юношах, которые посреди чумы криминального капитализма все равно хотят заниматься математикой, физикой, химией, биологией, строить самолеты и ракеты, изучать космос и живую материю. Именно че- рез них проявляется инстинкт самосохранения нации. Вот эти ребята и есть с а м ы й п о с л е д н и й р е з е р в Р о с с и и.

Значит, нужна государственная программа подготовки научных и инже- нерных кадров. И первой ее ступенью должна стать широкая кампания по- пуляризации науки, ориентированная прежде всего на детей, подростков, юношество. У нас много хлопочут о "компьютерной грамотности", напрочь забывая, что любая грамотность - это не цель, а всего лишь средство. Мы должны - на новом историческом витке, с использованием самых со- временных средств, в том числе и компьютерных, - повторить опыт пяти- десятых - начала шестидесятых: сделать так, чтобы научно-популярная информация, нацеленная на разные возрастные группы, стала доступной всем школьникам в любом уголке России.

Им надо увлекательно рассказывать об истории науки и техники, о строении и жизни нашей Вселенной, от космоса до микромира, о совре- менных научных и инженерных проблемах. (Обычная школьная программа тут совершенно не справляется). Они должны расти в этом информацион- ном поле, и тогда хотя бы для части из них оно окажется сильнее ин- формационного поля масс-культуры, проповедующей культ потребления, сильнее поля газеток типа "Спид-Инфо", где человек предстает в виде безмозглого придатка к своим половым органам. Никаких денег здесь жа- леть не следует. Самая малая прибавка числа юношей и девушек, которые увлекутся научно-техническим творчеством и определят свои профессио- нальные интересы, все окупит.

Что касается отбора склонных к науке, одаренных ребят и специали- зированного школьного обучения для них, то здесь велосипед изобретать не надо. У нас за несколько десятилетий накоплен богатый опыт спец- школ с научным уклоном. Даже в условиях нынешней разрухи в Петербур- ге, например, действуют прекрасные физико-математические лицеи и их питомцы побивают на международных олимпиадах своих западных сверстни- ков. Вот и образец.

Но прежде всего должно измениться положение российских учителей. Их надо не просто избавить от унизительной нищеты. Материальное обес- печение и вообще социальный статус учителя, - не только в столичных лицеях, в любом уголке России, - должны быть подняты до уровня, соот- ветствующего новому значению школы, ключевого звена в системе научной мобилизации. Российский учитель в начале XXI века должен выиграть свою битву. Для него это не "битва при Садове", как для прусского учителя в 1866-м, а битва под Москвой 1941-го или под Сталинградом 1942-го. Как и в тех сражениях, отступать больше некуда. Отступление означает всеобщую гибель.

А что касается следующего звена, системы высшего образования, то здесь все обстоит еще сложнее. С одной стороны, с вузовских кафедр сбежали в коммерцию, освободив место, многие дельцы от науки и "акти- висты"; остались и сделались влиятельнее многие настоящие специалис- ты старшего поколения; понемногу поступает в аспирантуру и начинает работать на кафедрах молодежь, которую наука влечет сама по себе, а не как средство дохода.

С другой стороны, стали появляться новые дельцы, которые посреди обычной вузовской нищеты умудряются зарабатывать неплохие деньги для себя и своего окружения. Иногда это честная плата за выполнение дого- воров с российскими и иностранными фирмами, зачастую - деньги, добы- ваемые какими-то малопонятными способами.

И наконец, как мы уже отмечали раньше, в немалом числе сидят еще на кафедрах и в руководстве вузов реликты брежневской эпохи, унылые, озлобленные скудостью нынешних зарплат и непригодные даже для коммер- ции. Эта публика - самый верный электорат КПРФ и поставщик "мыслите- лей" для сталинистских и фашистских движений. В душе они все еще на- деются на возврат блаженных времен, когда им щедрой рукой платили за бездарность и безделье.

Так что, если начнется наша гипотетическая кампания по мобилизации науки, не только к каждому вузу, но буквально к каждой кафедре потре- буется свой индивидуальный подход. Чистка и переаттестация кадров, невзирая на ученые степени и должности, необходима капитальная. Разу- меется, не по политическим, а только по профессиональным критериям. (В том, что эти критерии в большинстве случаев совпадают, господам фашистам и товарищам сталинистам никто не виноват.)

Но проблема все в том же проклятом вопросе: "к о м у делать?" К т о сумеет быстро и объективно провести необходимейшую для спасе- ния страны чистку государственных вузов? Как только задаешься этим вопросом, сразу становится очевидной вся условность наших построений.

Тем не менее, продолжим. Есть в отношении высшего образования и несомненные принципы. В середине 60-х в СССР при 200-миллионном насе- лении было, помнится, 750 вузов. По сообщению еженедельника "Аргумен- ты и факты" (N 22, июнь 1999), в России с ее 140-миллионным населени- ем сейчас примерно 600 вузов, из них государственных - менее 300, ос- тальные - частные. Известно, что Международному валютному фонду и это количество государственных вузов кажется завышенным, он настаивает на сокращениях. Но здесь не следует даже вступать в дискуссию. Число го- сударственных вузов в нашей стране должно определяться только ее соб- ственными потребностями в специалистах, и прежде всего - в научно-те- хнических специалистах.

Поскольку в наших теоретических построениях мы принимаем, что вся наука и все наукоемкие производства находятся в руках государства, можно и должно спланировать в общих чертах, сколько специалистов ка- кого профиля понадобится России для прохождения ближайших кризисных лет и десятилетий. (Частные, платные вузы можно совершенно не прини- мать в расчет: они готовят не ученых и инженеров, а правоведов, эко- номистов, менеджеров, организаторов шоу-бизнеса и тому подобные кадры для существующей ныне выморочной экономики. Причем, большинство имен- но этих кадров, именно в нынешней экономике, - при отсутствии реаль- ного производства, - окажутся не нужны.)

По тем же причинам, не может быть и речи о введении платного обу- чения в государственных вузах на научно-технических факультетах. Та- кая мера, без преувеличений, будет для нашей страны самоубийством. Нувориши и их окружение, те, кто сейчас способен оплатить учебу своих детей в вузах, учиться на инженеров их не пошлют, да те и сами не пойдут, выберут что-нибудь вроде юриспруденции или менеджмента. Тя- нутся к науке и технике, как правило, дети нашей нищей интеллигенции (к которой с полным правом можно отнести и квалифицированных рабо- чих). Государство должно не деньги требовать с этих ребят, а радо- ваться тому, что они еще есть и учить их бесплатно. А потом создавать все условия для того, чтобы, выучившись, они не помышляли об отъезде из России, чтобы здесь могли трудиться в полную силу.

Надо все время помнить о главной опасности: сползании страны в де- мографический провал. В ближайшие несколько лет в вузах еще будут со- храняться кое-какие конкурсы, но, по данным Министерства образования РФ, в 2006 году количество выпускников средних школ сравняется с ко- личеством мест в государственных вузах, а в 2009 году мест будет уже на 30% больше, чем выпускников. Невероятное соотношение! Власть, по- добная нынешней, в такой ситуации пойдет по самому простому пути - сократит систему высшего образования, чем только ускорит скатыванье в пропасть. Власть, озабоченная выживанием нации, постарается загру- зить высвобождающиеся вузовские "мощности" программами переобучения и повышения квалификации взрослых. Количество специалистов и уровень их знаний необходимо повышать всеми средствами.

Как должна быть организована государственная наука в России в эпо- ху демографического кризиса и выживания? О частностях можно спорить, лучшие конкретные формы надо искать. Ясно одно: ни чрезмерная воль- ность ("удовлетворение учеными своего любопытства за казенный счет", как говорил покойный Л.А.Арцимович), ни жесткая заорганизованность, наподобие системы отраслевых НПО брежневских времен с ее чудовищной бюрократией, здесь будут непригодны и недопустимы. Науку, подобно шпаге из знаменитой поговорки фехтовальщиков, можно сравнить с птич- кой: держать ее слишком крепко - значит задушить, а если держать ее недостаточно крепко - она улетит.

Можно согласиться с тем, что, в отличие от Запада, для нас тради- ционной и самой эффективной является система "научных школ", точнее, научного лидерства: творческий коллектив формируется вокруг признан- ного лидера, который сочетает в себе таланты выдающегося ученого и организатора. Нужно лишь, чтобы и выдвижение таких лидеров, и форми- рование коллективов происходили естественным путем. Хотя бы так, как когда-то, в 20-е, происходило выдвижение Н.И.Вавилова и формирование Института растениеводства, выдвижение А.Н.Туполева и формирование От- дела опытного самолетостроения ЦАГИ. (В наше время, вследствие дроб- ления науки и техники на все более узкопрофессиональные направления, система лидерства не обязательно должна формировать крупные организа- ции. Речь идет, в том числе, о формировании узкоспециализированных коллективов масштаба крупных лабораторий, наделенных достаточной са- мостоятельностью.)

Ясно также, что в условиях смешанной экономики работа на государ- ственном предприятии должна быть для специалиста с а м о й п р е - с т и ж н о й. Но отнюдь не в отношении зарплаты. Инженер в государ- ственном НПО (или как они там станут называться), конечно, должен иметь доход, обеспечивающий достойную жизнь его семье. Однако, надо считать совершенно естественным то, что он будет зарабатывать меньше, чем специалист из лаборатории какого-нибудь АО (такие лаборатории не- избежно станут возникать), занятый конкретными исследованиями в инте- ресах своей фирмы. Кто ищет высоких заработков, тот волен переходить в частный сектор. Зато в государственной научной организации перед тем, кто увлечен своей специальностью, будут раскрываться несравненно более широкие перспективы для творческого роста. Сама работа здесь будет объемнее, интересней и, - что немаловажно, - будет связана с большей ответственностью.

Так пойдет селекция, и в государственной науке станут закрепляться самые талантливые специалисты с развитым гражданским чувством. Но при этом - непременно! - любой заработок специалиста в госсекторе, боль- шой или маленький, должен быть впрямую связан с конкретными результа- тами его деятельности. Вернувшись к системе штатных расписаний и жестких окладов, мы превратим государственные НИИ в отстойники для бездари, ищущей спокойной жизни.

Чрезвычайно сложный вопрос: какие направления научно-технического прогресса должны быть приоритетными для государственного финансирова- ния с учетом неизбежной, особенно в период кризиса, ограниченности ресурсов? Некоторые из них сомнений не вызывают: энергетика, транс- порт, космос, информатика, биотехнологии и генная инженерия, фармако- логия, современные медицинские технологии и т.д. Ну, а что касается тематики не столь очевидной? Многие полагают, что, поскольку выделяе- мых бюджетных средств все равно не хватит для полноценных исследова- ний по всему фронту современной науки, нечего и "размазывать" деньги по всему массиву оставшихся от советских времен НИИ. Это-де бессмыс- ленные траты на бессмысленную консервацию. Надо, мол, выделить те НИИ и научные центры, которые способны создавать технологии и продукцию, превосходящие зарубежные аналоги, их подпитать, остальные закрыть.

Конечно, некоторые НИИ придется закрывать. Некоторым - сугубо от- раслевым, прикладным - надо предоставить возможность самим переориен- тироваться на разработки, пользующиеся коммерческим спросом. Но в це- лом, при решении вопроса, каким научным направлениям в России жить на государственном обеспечении, каким - умирать, надо руководствоваться иными критериями, чем сегодняшняя востребованность и конкурентоспо- собность. Мы уже привыкли к терминам "продовольственная безопас- ность страны", "лекарственная безопасность", но что-то не приходилось встречать термин "научная безопасность". А ведь этот фактор становит- ся важнейшим для России, если она хочет сохранить свою независимость.

Речь идет о своего рода научной автаркии (способности к самообес- печению). Надеяться на то, открыв границы для экономического и науч- ного обмена, для привлечения инвестиций, мы, в отличие от советских времен, получаем свободный доступ к новейшим достижениям Запада, по меньшей мере, наивно. Транснациональные корпорации, штаб-квартиры ко- торых расположены в развитых странах, охотно используют рабочую силу развивающихся стран, но не передают им новейших технологий даже в рамках одной корпорации. Тот, кто хочет иметь передовую промышлен- ность, должен обязательно развивать собственную науку.

И государство должно поддерживать не только те исследования, кото- рые считаются важнейшими сейчас, но и те, которые, не находя пока что выхода в свет, могут со временем, порой неожиданно, стать приоритет- ными (как это было в прошлом, например, с ядерной физикой). Не обяза- тельно по каждому направлению запускать обширные дорогостоящие про- граммы. По некоторым пусть работают отдельные лаборатории, группы, своего рода разведывательные отряды. Пусть сами трудятся и отслежива- ют, как специалисты, все мировые работы в своей области. Важно вла- деть информацией и вовремя заметить возможность прорыва.

Если Россия сумеет, отмобилизовав свою науку и неуклонно наращивая интеллектуальный потенциал, осуществить "опережающую модернизацию", для нее станут не страшны ни увеличение среднего возраста населения, ни даже общее, неизбежное его сокращение. Не отставая больше от летя- щей гуманной пули научно-технического прогресса, наша страна в этом движении, направленном в том числе к продлению индивидуальной жизни, а в перспективе - к технологическому бессмертию, вновь и по-новому обретет уверенность в будущем.

Что касается проникновения в страну легальных и нелегальных пере- селенцев, то полностью остановить их поток, видимо, уже не сумеет и "опережающая" научно-техническая модернизация. Но она, во-первых, все же значительно уменьшит его (сократив потребность в рабочих руках, обеспечив своим гражданам ключевые места в автоматизированных систе- мах производства и жизнеобеспечения, усилив меры контроля и т.д.), а во-вторых, - и это главное, - она сведет к минимуму отрицательные последствия изменений этнического состава населения.

Здесь можно вспомнить о том, как несколько лет назад в компьютер заложили данные о численности, динамике прироста и перемешивания раз- личных этнических групп США. Компьютер выдал графический портрет "среднего американца" середины ХХI века: лицо, в котором сквозь евро- пейские черты ощутимо пробиваются азиатские и африканские признаки. Ученые, обсуждавшие полученный результат, не страдали расовыми пред- рассудками и вполне оптимистично утверждали: американская цивилизация переплавит в своем котле самые разнородные элементы, большинство бу- дущих граждан США, несмотря на изменения во внешности, останутся людьми европейской культуры, наследниками американской истории, при- верженными всем традиционным американским ценностям.

Полное научно-техническое самообеспечение нашей страны придаст и русской культуре подобную устойчивость, в России будет продолжаться российская история.

Только тогда наша страна сумеет вернуть себе статус великой, ведь в ХХI веке это возможно будет осуществить лишь в качестве великой на- учной державы, ни в каком ином. И тогда, может быть, станет актуаль- ной национальная и д е я - м а к с и м у м, которую давным-давно сформулировал Иван Петрович Павлов: "Служение отечеству означает обо- гащение энергией русской мысли прогресса мировой науки во имя устрое- ния общечеловеческого счастья" (цитата - по пересказу М.Г. Ярошевско- го, но здесь важен именно общий смысл).

Беспокоятся о том, что наша страна - многонациональная. Что ж, ес- ли кого-то царапнут слова "русская мысль", их можно заменить и на "мысль российскую". Но, кажется, в т а к о м контексте слово "рус- ский" не заденет самолюбие ни единого человека, считающего себя граж- данином России, какого бы этнического происхождения он ни был. Если и формула Павлова - не объединяющая национальная идея, отказываюсь по- нимать, что такое национальная идея вообще.

Я заканчиваю эту главу летом 1999 года. К сожалению, окружающая действительность пока не дает реальных надежд ни на движение по соци- ал-демократическому пути, ни на спасительную мобилизацию науки.

Московский исследователь В.А.Красильщиков отмечает, как внушающий оптимизм, следующий, по его словам, "малозаметный, но важный факт": в последние годы в Москве растет конкурс на вступительных экзаменах в такие трудные и не обещающие легких денег вузы, как Инженерно-физи- ческий и Физико-технический. Да и в петербургских вузах такая тенден- ция заметна: здесь тоже прибавилось тех, кто хочет получить, напри- мер, специальность физика, кого не пугают более сложные вступительные экзамены и более трудная учеба. (Чтобы просто "отмазаться" от призыва в армию, юношам ведь достаточно поступить куда-нибудь "попроще".)

Слегка подбадривают и результаты социологических опросов, периоди- чески проводимых Российским независимым институтом социальных и наци- ональных проблем: свыше 60% опрошенных считают, что государство долж- но в п е р в у ю о ч е р е д ь финансировать научные исследования и новые технологические разработки.

Однако, ни на действиях властей, ни на реалиях общественной и эко- номической жизни результаты этих и подобных им опросов, в которых проявляется инстинкт самосохранения нации, никак не сказываются.

Государство не только не заботится о научно-технической ориентации молодежи, но фактически все больше снимает с себя ответственность да- же за школьное образование. Идут какие-то маловразумительные разгово- ры о подготовке некоей реформы с переходом на 12-летку (зачем?!). Стихийно возникают и множатся "лицеи", "гимназии" и т.д., что во мно- гих случаях является чисто коммерческими уловками новоявленных дель- цов от педагогики в целях взимания платы за обучение. Нарастает раз- нобой школьных программ. Причем в пользу экономики, правоведения, иностранных языков во многих "гимназиях" сокращается преподавание ма- тематики, физики, химии, биологии, русской литературы, истории. А тем временем большинство учителей, особенно в провинции, продолжают ни- щенствовать.

Неудивительно, что исследования, проведенные по международным ме- тодикам, дали шокирующие результаты в части знания российскими школь- никами естественных наук и математики. Если не принимать в расчет столичные школы, а говорить об основной массе провинциальных школ, Россия по этим показателям оказывается в пятом десятке стран мира. Только и начинать опережающую модернизацию.

В вузах вместо реальных реформ - какие-то странные процессы. Обезьянничая, пытаются переносить в наши институты западные приемы и формы, причем явно не те, которым стоит подражать. Обсуждается введе- ние "модульной системы", при которой студент сам будет выбирать, что ему изучать и в каком объеме. С точки зрения качества подготовки спе- циалистов, это, конечно, абсурд. Однако в видах дальнейшего сокраще- ния бесплатного обучения и прироста платного - вполне логично.

А что творится в научных структурах? В газетах и журналах самого демократического толка (о национал-патриотической прессе и говорить нечего, с ней все ясно) периодически всплывают надутые апломбом и скудные мыслями статьи ученых мужей, явно из остатков академической и вузовской номенклатуры застойных лет. И, похоже, чувствуют они себя никакими не "остатками", а полномочными представителями, если не хо- зяевами, современной российской науки. Самодовольные, брюзгливые, не способные ни на какое реальное дело, только на имитацию. (Говорят, что и школьная "двенадцатилетка" - продукт одного из академических институтов. Вот это на них похоже.) Как будто мертвый хватает живого: сталинская система ученых степеней и научного администрирования доби- вает науку в современной России.

В самом начале книги мы говорили о том, что даже многие инженеры и научные работники, выброшенные в пустоту, немалую долю разочарования и презрения - по странному свойству человеческой психики - обращают вовнутрь, на свои оказавшиеся бесполезными знания, способности и, на- конец, на самое науку. Вот, например, как объясняет астрофизик Г.С. Хромов в своей книге "Наука, которую мы теряем" (М.,1995) катастрофу нашей научной системы:

"Наука развивалась последние 200-300 лет экстенсивно,

поглощала все больше материальных и людских ресурсов, но

такое развитие не могло больше продолжаться. Советская на-

ука первой вошла в кризис, вызванный нехваткой ресурсов для

дальнейшего развития".

Хромов пророчит всей мировой науке скорую и резкую "ресурсную от- сечку", по примеру науки российской, и "спад до уровня ниже предела выживаемости". Г.С.Хромов, как можно судить по его книге, серьезный ученый с широким кругозором. Тем более прискорбно, что даже такой че- ловек в состоянии растерянности не только не может осознать истинных причин развала нашей науки, но и утрачивает понимание самой природы научно-технического прогресса.

А иные гуманитарии, особенно из числа тех, кто прикормлен нынешней властью или финансовыми группировками, не скрывают уже откровенного злорадства по поводу крушения отечественной науки. Вот цитата из статьи Ю.Каграманова с лихим заглавием "Жестоких опытов сбирая позд- ний плод" ("Новый мир", N10, 1998):

"Экономика, основанная на рыночных принципах, ценит спе-

цифические знания, порою самые незатейливые, дающие сообра-

зительному пройдохе определенные преимущества перед теми,

чье академическое образование не имеет "выходов" в хозяйст-

венную практику; каковое обстоятельство, естественно, ос-

корбляет "недоходные лбы", если воспользоваться выражением

Набокова. Что поделаешь, свободный рынок в значительной ме-

ре относится к органической части общественной жизни (об

этом писал, в частности, Ф. фон Хайек), и тут всякие полу-

сознательные жучки могут оказаться полезнее иных "мозгови-

ков" с их отвлеченно-планиметрическим мышлением. Правда,

современная экономика требует, как утверждают, специальных

знаний, даваемых высшей школой (ее даже называют "экономи-

кой, основанной на знаниях"), но, во-первых, это именно уз-

коспециальные знания, а во-вторых, движущей cилой экономи-

ческой жизни все равно остается ingenium vulgare, обыкно венная смекалка".

Если продраться к смыслу этого пассажа сквозь заросли авторского косноязычия, отбросить эффектные ссылки на фон Хайека и Набокова, от- бросить щегольскую латынь, получается: "Помер Максим (научно-техни- ческая интеллигенция) - и хрен с ним!" То, что "сообразительные прой- дохи" торгуют не дровами, а именно тем, что создали "недоходные лбы" (если не отечественные, то американские, японские, шведские), иронич- ный философ не понимает. О том, что будет со страной, когда "полезные полусознательные жучки" изведут в ней вконец "бесполезных мозгови- ков", он тем более не задумывается.

Все очень тревожно. И счет идет уже не на десятилетия, на годы. И само собой - ничего не образуется. Утешаться отдельными позитивными явлениями, вроде того, что немного возросло число поступающих на фи- зические факультеты, да и вообще какой-никакой конкурс в технические вузы держится, никак нельзя. Более точную картину настроений совре- менной молодежи дают многочисленные опросы учащихся старших классов. В последние годы они показывают: все больше юношей и девушек готовы пойти в бизнесмены, в сферу досуга и развлечений, стать госслужащими, адвокатами, фотомоделями, а если и учиться в вузах, то все равно с видами на дальнейшую коммерческую деятельность. Число тех, кто созна- тельно и целеустремленно хотел бы стать ученым или инженером, очень невелико и с каждым годом становится все меньше. Самый последний ре- зерв России неумолимо тает на глазах. И вот это уже по-настоящему страшно.