Из динамиков экрана, расположенного на крыше гостиницы, вещал Верховный Руководитель.
- Уважаемые представители знати! Вы - интеллектуальное будущее страны. Своей гражданской активностью вы доказали, что неравнодушны к собственному призванию. Власть была неправа по отношению к вам. Мы хотим исправить ошибку. Приглашаем знатоков перейти на государственную службу. Вам гарантируются высокая зарплата и полный социальный пакет. Страна нуждается в вас. Только вместе мы сможем преодолеть трудности. Вот вам моя рука.
И Верховный действительно протягивал руку.
В центре палаточного городка враг напротив врага стояли двое - молодой и пожилой. Зрители успокаивали спорщиков, но чем дальше, тем чаще раздавались подбадривающие возгласы.
- Что случилось, коллега? - спросил прохожий.
- Да вот, двое зацепились - идти под власть или нет. Младшой захотел устроится к этим, - зевака показал на экран, - а старший его вроде как не пускал. Ну, слово за слово, поспорили, перебрасываться знаниями начали. А ведь в одном патруле ходили. - Он вытянул шею, чтобы лучше рассмотреть происходящее на пятачке. - Будет интересно. Младший бьет сильно, но не умеет защищаться. А старый делает купол, но удар слабенький.
Тот же зевака подсказал, что оба договорились драться на хобби, чтобы без холостых ударов.
- На безбожном флорине написано "Victoria Queen", - сказал старший.
Вокруг него возник фиолетовый купол.
- Charge - это рывок к цели, - ответил младший.
Вмятина в защите.
- "Маунди" чеканили специально для Пасхи.
Младший пошатнулся, но устоял, держась за ушибленный бок.
- При атаке на босса вар держит утробу, медведь - чешую, ДД смотрят под ноги за воид-зонами.
Защитная сфера треснула, старший запрокинул голову и упал.
Штаб сопротивления сменил прописку и расположился на пятом этаже столичной Горуправы.
- Не бывает таких совпадений, Степан Романович. Чтобы за четыре недели до выборов власть пошла ва-банк. У них прочная позиция: мы сами облажаемся, зачем рисковать?
- Так может догадались, что у нас раздрай?
- Э, нет. Понятно, что раскол должен был произойти рано или поздно, но эта публика любит действовать наверняка.
- Так шо, работает предатель?
Командиры смотрели друг на друга, как будто одним взглядом определяется чужой среди своих. Рёшик молчал, Розуменко дул на чай, Яся разливала кипяток по чашкам в углу комнаты.
- Как и рядовым знатокам, нам нужно определиться: мы под властью или самостоятельно, - сказал Рёшик, сев обратно за стол. - Публикуем манифест - вернуть работу интеллигенции и повысить зарплаты бюджетникам. Взамен - отказываемся от власти, но оставляем контролирующий орган - Палату Знати.
Командиры переварили услышанное и покачали головами. Защелкали клавишами, отправляя сообщения главам первичных ячеек. Одни успели получить ответ, другие боролись со связью, третьи - и так знали, как решит отряд.
Розуменко подошел к короткому и высокому столу, за которым сидел Рёшик.
- Плевать они хотели на наши палаты. Как только откажемся, они ткнут пальцем: "Знать испугалась! Одна надежда на нас!". И тогда пути назад нет, они будут править, сколько захотят.
- Дармоеды и так будут править всегда. Как в сказке: "Мятежник пал, слава дракону!". Только драконами станете вы. - Рёшик встал, не выпуская из правой руки планшет. - Да поймите же, Степан Романович, нет во власти порядочных людей. Порядочность - признак профессиональной непригодности для политика. Мятежник обязательно становится драконом.
- Знаешь, Игорь Владимирович, можно сделать и жалеть, а можно жалеть, что не сделал. Я предпочитаю первое. Предлагаю голосовать.
Прямота Розуменко воодушевила собрание.
Пункты составили категоричные: "За манифест" и "За выборы". Думали, по демократическим принципам сделать графу "Воздержался", но решили, что случай не тот. Голосовать - тайно.
В тяжелую стеклянную конфетницу легли двадцать шесть свернутых бумажек - двадцать четыре местных командира, столичный начальник Розуменко и лидер Пользун. Голоса раскладывали в разные стороны - манифест и выборы. Считать доверили Истомину. Над конфетницей образовался круг зрителей, стояли в несколько рядов. Передние выкрикивали задним:
- Пять-пять!
- Семь-шесть в пользу манифеста!
- Десять-одиннадцать, за выборы.
- Тринадцать-двенадцать - манифест.
В руках у Володи осталась единственная бумажка, свернутая маленьким самолетиком.
- Выборы, - объявил Истомин, не поднимая глаз. - Голоса - пополам.
Круг разорвался - командиры заговорили между собой и по телефонам.
- Что будем делать, раскольники? - спросил Дюжик. Его ровный голос прозвучал громче общего гомона. Аркадий Филиппович так же сидел рядом с Володей, но теперь - вполоборота.
Рёшик и Розуменко оказались по разные стороны т-образного стола. Для полноты картины не хватало ковбойской амуниции.
- Чепуха эти ваши голосования, манифесты, палаты... вместо того, чтобы облегчить людям жизнь, усложняем.
- А облегчить хотите, выбрав за них?
- Да. Они так привыкли. Просто до нас за них делали плохой выбор.
- А вы, значит, мерило?
- Сам ты, Рёшик, мерило. Нужно что-то делать: а не языками трепать!
- Ну давайте отмутузим друг друга у всех на виду. И легче станет сразу, и правого определим!
Командиры заулыбались, пошли в ход додумки, как можно устроить дуэль и на чем. Например, сделать две виселицы и вышибать знаниями табуретку. Или веревку у ножа гильотины перебивать.
Розуменко смеялся громче всех, после каждой юморной "добивки" его охватывал спазм.
- Ты прав, Пользун, - наконец, выговорил он, разогнувшись, - и легче, и определим.
Хохот сошел на нет. Перекрывая последние смешки, Розуменко добавил:
- Только никакая не виселица. И не гильотина, - он хихикнул. - Стреляться, как поэты! У нас же творчество? Мы шедевр творим?
Веселье прекратилось. Все в ожидании уставились на Пользуна. Кто еще должен блеснуть мудростью, если не лидер?
- Выбор оружия за вами, Степан Романович.
Собрание возликовало. Все поднялись в едином порыве, кроме Истомина, который забрал свой самолетик и запустил его под потолок. Самолетик поднялся и тут же ушел в пике.
- Как это записать для сайта? - спросила Звонова, подойдя к Рёшику.
- А никак записывать не нужно.
К площади подошли в плохом предчувствии: напряжение витало в воздухе. Руководитель в сотый раз протягивал руку с экрана.
- Быстро сориентировались, - бросил Розуменко.
- Или записали заранее, - ответил Пользун.
Разорвав живое кольцо, командиры оказались внутри импровизированной арены.
- ИВК 25 требуется два танка, медведь и эвойденс-вара на трэш-амубарака, - ударил младший знаток и подошел ближе.
Старший лежал неподвижно. Толпа перестала кричать, камеры телефонов уставились на поверженного. Младший готовился к контрольному удару.
Когда публика вдохнула для приветствия победителя, старший знаток открыл глаза и прохрипел:
- Самая дорогая монета в мире - двадцать долларов США 1933-го года.
Младший стоял, не моргая. И осел, как песочная пирамида под волной. Из носа пошла кровь. Старший побрел из круга. Когда слился с толпой, его настигли радостные крики болельщиков.
Голос Рёшика, зовущий врача, утонул в возгласах. Толпа съела пустой круг, проигравший лежал на брусчатке.
Пользун и Розуменко переглянулись. Только что увиденная дуэль разрешила спор. Стреляйся командиры - зрители превратились бы в участников бойни.
Интеллигенция идет стенка на стенку - лучшего подарка для власти не придумаешь.
Степан Романович и Игорь Владимирович исчезли в толпе.
На маленькой сцене с примитивной аппаратурой, чуть в стороне от площади, пел Серега Белый с группой. Услышав голос любимца, знатоки перешли от места драки ближе к колонкам и стали подпевать. Голос успокаивал, позволяя надеяться, что обязательно все будет хорошо, даже если кажется, что плохо.
То солнце, то шмонце, то вовсе сырца
Крапива да мухи кругом
Вперед мы решили отправить гонца
Разведать куда мы идем
Мы ждали неделю и нервно курили
Гонец не вернулся назад
Тогда, докурив, мы бычки загасили
И вновь побрели наугад
Далекие страны стучат в барабаны
Поют и на звезды глядят
Прощайте, прощайте, кукуйте, икайте
Уж мы не вернемся назад.