В приступах информационного голода виделись миражи. Лента социальной сети - спагетти: мотаешь на вилку, потом долго жуешь. Телевизионные новости представлялись котлетой - пережаренной или, наоборот, сыроватой. Все это запить компотом из видеороликов - жить можно. Он неделю ходил по квартире: с полным желудком и пустой головой.

Второй раз сажать Рёшика в СИЗО Карп Наумович не стал. Хотя ранение сотрудника БС посредствам информационной мины - дело серьезное, но в уголовном кодексе словесные воздействия не прописаны. Проще поместить под домашний арест, без суда, чисто по-дружески.

Книг в шкафу немного, они давно прочитаны. Планшет с библиотекой отобрали в автозаке. Предварительно обыскав квартиру, словесники отформатировали диск в компьютере и изъяли телефон. Календарь на стене добродушно оставили.

- И что самое интересное, - говорил в день посещения Раскин, - совершенно мне непонятно, когда такое закончится. Они могут держать тебя здесь до второго пришествия, как будто первого им не хватило. Юридически ты свободен, я могу апеллировать разве что к господу богу. Но наш суд не признает решения этой инстанции. Так что терпи, Игорь, вот тебе сосиски, завернутые в сегодняшний "Клич", какая ни есть, а пища. Сосиски лучше не есть.

- Я люблю тебя, Игорь, - шептала Яся. - Знаешь, что пишут из Столицы?

- Устроился дворником, - это Аркадий Филиппович, - пока тяжело, рано вставать. Говорят, зимой труднее. Зато сам себе хозяин, никаких планерок. Ростик вернулся на подработку к своим айтишникам, собирается поступать в институт радиоэлектроники.

- Я люблю тебя, Рёшик. Давай, принесу флешку с фильмом? Я спрячу так, что не найдут.

- А когда узнал, что я тот самый Истомин, знаток, чуть ли не вдвое стал мне платить. По тысяче за прием, представляешь? Друзей подтянул, сочувствующих. Дескать, им все равно, где проверятся, пусть идут к хорошему человеку. Сейчас я зарабатываю больше, чем до. Поддержу тебя, как смогу, но договориться с ними, - Володя кивнул на дверь, - денег не хватит.

- Я люблю тебя, командир. А что, если мы выпрыгнем из окна и полетим?

- Они контролируют воздушное пространство. В этой стране не осталось свободного от глупости места.

Холодная телефонная трубка, знакомый низкий голос. Рёшик слышал его раньше, очень часто, но как давно. И почему они не отключили городской номер?

- Есть план - сделать с тобой интервью. Знаю, что сложно, но я добьюсь. У меня сейчас большие возможности. Дай несколько дней, я все улажу.

- Нет, Фира. Страшно представить, что тебе придется вытерпеть ради этого.

"Короткие разговоры - как черствая горбушка: грызешь, ломаешь зубы, лишь бы не молчать. И глотаешь крохи, набивая живот. Потому что не о чем говорить с дорогими людьми - они сыты по горло, а я адски голоден".

- Я люблю тебя...

Бесполезное, зазубренное и пережеванное знание.

"Я не достоин любви. Это говорю я, Рёшик Пользун, сам себе. Тому самому архивариусу и кухонному интеллигенту, который год назад не мыслил о любви. Я не умею встречаться с женщинами, ухаживать, ублажать. Мой интимный опыт основан на двух посещениях общежития торгового техникума, одной частной вечеринке и многих книгах. О, книги... Мои заветные избранницы, вожделенные подруги - кокетки и бесстыдницы, глупые красавицы, похотливые интеллектуалки. С вами я могу все, получаю удовольствие от каждого движения мысли, от малейшего шороха страницы. Палец влажнеет, когда берусь за край и переворачиваю. Высшее наслаждение, катарсис, ради которого стоит жить. Вас было много - одних любил, с другими изменял, третьими восхищался на расстоянии. А женщины... То же самое, только проще. Проекция фантазии на реальность, круг вместо шара. Кто мог подумать, что к нелюбящему обратятся сразу две, такие разные: яркая звезда и темный "карлик"? Не знаю, что делать, в книгах этого нет. Точнее, есть, но не для меня. Потому что я недостоин любви".

Он записал это карандашом на бумагу и полюбовался. Неплохо, но пафосно. И вообще, писать только для себя неинтересно - как повару есть собственную стряпню.

Пару раз навещал школьный друг Лёнька. Преобразился, купил машину, остался приятным собеседником. Звал на работу: компания растет, нужен пресс-секретарь. Поигрался в казаков-разбойников и хватит, пора строить взрослую жизнь.

Скукота.

Рёшик вышел покурить на балкон и с высоты девятого этажа кивком поздоровался с дежурящим на лавке охранником. Тот сделал вид, что не заметил, хотя головы не опустил. Не работа - прелесть: середина июня, шесть вечера, прошелестел и унесся легкий дождь. В воздухе - теплая свежесть и предвкушение очаровательного заката. Сидишь на лавочке, тянешь сигаретку, скрестив ноги, и следишь за типом на балконе. Выбросится - его дело, быстрее кончится смена. Настроение, правда, испортится. Да и то - чудный вечер развеет тоску в баре. А не выбросится - смотри, чтобы из подъезда не вышел. Впрочем, как он выйдет, если на этаже дежурит коллега?

Рёшик подтянулся на открытой раме и сел в проеме, свесив ноги наружу. Охранник вскочил и заговорил в рацию. Из машины подбежал еще один. Хлопнула входная дверь, в балконном блоке появился тот, который из подъезда.

- Мне нужен миллион долларов немечеными купюрами и самолет до Города Солнца.

Дежурный повторил в рацию просьбу Рёшика. В динамике прошуршали, что требование будет выполнено.

- Хорошо, подождем, - ответил, закуривая, Рёшик.

Дежурный попытался приблизиться, но арестант сделал резкое движение, и тот остановился.

Приехала команда спасения, пожарные натянули батут, медики стали наизготовку, патрульные вартовые демонстративно отошли в сторону.

- Идиоты, я - на девятом этаже, какой батут?! - Рёшик покрутил пальцем у виска.

Внизу услышали только "идиот" и переглянулись.

- ...и тогда они нашли свое оружие, - вещал арестант с балкона, болтая ногами. - Если для боя подсовывают фразу, значит - заведомо глупость. Но как только узнаешь, в чем именно, фраза теряет силу. Они отказались от любопытства ради боевой готовности - мели чушь и не задумывайся. Причем бьет она только по тем, кто знает, что это - чушь. Тот, кто "за чистую монету", тому - хоть бы хны. Беда в том, что для вас, обывателей, разницы нет - мудрость или глупость. Вы легко принимаете одно за другое по команде из телевизора.

Собравшиеся от таких речей заскучали.

- Прыгай уже! - скомандовал кто-то нетрезвым голосом. - А то магазин закроется.

Рёшик отжался от рамы руками. Внизу охнули.

- Хрен вам в огород, не выброшусь! - крикнул Пользун и кувыркнулся назад.

Его тут же скрутили и затолкали в комнату.

- Пижон, - резюмировал тот же нетрезвый голос, и его обладатель направился в магазин.

К утру выход на балкон заложили кирпичной кладкой, и курить пришлось на кухне. Рёшик заметил, как у подъезда засуетились. Тот, что обычно сидел на лавочке, договорив по телефону, побежал к машине. Завелся двигатель, автомобиль отъехал за угол дома и остановился, скорее всего, возле мясного магазина - за деревьями не видно. Выезда на улицу там нет, значит, спрятались. От кого?

Затушив сигарету, Пользун выпустил последнюю струю дыма в свежее утро.

Подъехала еще одна машина, из которой вышли Потемкина и оператор.

Пошла третья неделя, как террорист Бронский, взяв заложником ассистента Стебню, укрывался в кабинете директора ИНЯДа. Журналисты перестали подавать событие как сенсацию. Ну сидит себе сумасшедший на ядерной, как он утверждает, кнопке, что с того? Хотел бы - давно взорвал. Других происшествий навалом - ДТП, бытовухи, пожары. Все равно варта скрутит горе-ученого. А если пока не скрутила, значит, нужно так. Чего шум поднимать?

Когда к Бронскому присоединились двадцать человек из числа уволенных сотрудников института, интерес к теме вернулся. Люди пробивались к осажденному профессору с взрывоопасными жидкостями в колбах, самодельными бомбами в виде фонариков (включу свет - фотоны бахнут) и мобильными телефонами, с которых отправь сообщение - рванет спрятанный заряд. Варта пропускала всех, записывая паспортные данные. И не выпускала.

Когда хождения закончились, оказалось, что под контролем террористов целый этаж. Вартовое оцепление переместилось к центральному входу и напоминало обычных вахтеров, помолодевших и при оружии. Обнаружился недостаток продовольствия, потому что закончились припасы в буфете. А его временно прикрыли вместе с рынком. Родные передавали еду в институт через варту - те, в качестве мзды, брали продуктами или деньгами. Затворники делились между собой и терпели. Переговоры с представителями власти превратились в фарс, и борзописцы опять оставили ИНЯД в покое. Не наездишься каждый день на место события - самая окраина.

- Что будет дальше? - спросил Боря, закончив телефонный разговор с родителями. Связь террористам оставили, правда, в трубке слышалось постороннее дыхание и писк, обозначающий начало записи.

- Дальше - hinter Gittern, тюрьма, - ответил Бронский, ковыряясь в токамаке.

- Когда?

- Когда захотят. Думаешь, они не понимают, что я блефую? Поначалу, может, испугались. Но за две недели навели справки, почитали кое-что и разобрались.

- Чего же вы сидите?

- А мне все равно, где сидеть. Я и на зоне буду ядерщиком. Учитывая сумму, которую я получаю здесь, разницы никакой.

Поначалу Стебне нравилась роль заложника - целый день играешься, кормят бесплатно, родители не надоедают. Мама волновалась, но Боря в максимально конспиративной форме объяснил, что его жизни ничего не угрожает. Потом стало надоедать: на стульях спать неудобно, в единственной душевой постоянно очередь к трубе с холодной водой. Игрушки закончились. К тому же знакомый отца предложил хорошую работу.

- Недолго осталось, - ответил Бронский на незаданный вопрос. - Вот аппарат налажу, показания сниму и отправлю в ЦЕРН. Пусть меня казнят, даром не прожил.

- А что будет с другими? - Боря показал глазами на дверь.

Николай Вальтерович отвлекся и посмотрел на ассистента.

- У других наших физика - тоже единственное богатство. Конфискацией и судимостью его не отнять. Остальное - суета, не описываемая законами природы. К чему терять время? - Бронский вернулся к работе. - Поэтому "других" немного.

Боря с тоской посмотрел в окно, где куражился листьями теплый ветер. Затем - на гору пластикового и картонного мусора в кабинете. Открыл на экране два окна - с локацией, которую хотел пройти по второму разу, и программой цифрового телевидения. Включил харитоновские новости и увидел сюжет о заключенном под домашний арест Пользуне. Камера выхватила дверь подъезда, старуху в окне четвертого этажа. Она ругала всех подряд - от алкоголиков до шпионов, - от которых житья нет. Так громко, что речь ясно слышалась на интершуме. Затем журналистка рассказала в камеру, мол, это тот самый Пользун, который. И что нет никакого постановления об аресте или решения суда. Камера выскочила из-за угла и показала автомобиль - водитель и пассажир кричали и лезли ладонями в объектив. Журналистка продолжила: за квартирой предводителя знати ведется наблюдение. Камера "вышла" из лифта и показала человека в застегнутом костюме, мучающего телефон, сидя на перилах. Человек махал руками и требовал убрать камеру.

Сюжет закончился. Боря обнаружил у себя за спиной Николая Вальтеровича. Он внимательно смотрел в монитор. Второй раз в течение десяти минут оторвался от модели укорителя. Раньше перерывы обуславливались только естественными надобностями.

- Убью сучку! - злился Несусвет, глядя в телевизор. - Совсем нюх потеряла.

Дела требовали присутствия в Столице, но желание видеть и обладать Фирой оказалось сильнее. Он прибыл в Харитонов и теперь кушает бутерброд с сыром, запивая йогуртом. А хочется балыка и пива.

- "Убью"? Можно устроить, - предложил Гоша, исчезая возле кресла и появляясь за столом.

Несусвет посмотрел холодно, как трепач, которого поймали на слове.

- Что ты там устроишь, а? Туда же. Оборзели все. Как дела с физиком, почему не повязали?

Гоша заструился обратно в кресло, раздосадованный недовольством шефа.

- Сидит у себя в кабинете, - ответил он, - пока не трогаем. Он, оказывается, фигура мирового масштаба.

- Знаю. Сам из-за него по шапке получил от Верховного. Ему из Швейцарии звонили, беспокоились.

- Думаю, с недельку подержим, а на свободе выяснится, что у него рак или что-то такое. Остальных тупо посадим. Хотя и его можно тупо посадить, но тогда в Европе закипишуют.

- И с этим шибздиком надо решать, Ползуном. Он уже не игрок, но отпускать его "за свои" неправильно. Дар никуда не делся, кровь будет портить... Думаю, убрать по-тихому. Или, как ты говоришь, онкология.

- Можно ДТП сделать, чтобы не повторяться. Выживет - на больничке долечим.

- Вот-вот, и долечивай. Подожди с месяцок, если с ума не съедет, и долечивай. Говорят, он и так воет. Глядишь, обойдемся психушкой. Вроде живой, а по факту - овощ.

Забренчал телефон. Смык подался к выходу - не слушать же барские разговоры? Но Карп Наумович сделал губами "тпр-ру". Второй раз посмотрев на экран, - не ошибся ли в первый? - Несусвет поднял трубку.

- Мир тебе, Несусвет. Светел ли твой путь?

- Светел, как полумесяц во мгле, Назир. Спасибо, что беспокоишься.

- Беспокоюсь, метебер, беспокоюсь. В этом году будет все правильно - я получаю деньги, вы получаете топливо. Но будет ли так дальше? Я слышал, профессор-алхимик здравствует, как шахид в саду услад. Почему так?

Карп Наумович отнял трубку от уха и жалостливо посмотрел на Гошу. Тот повел плечами.

- Назир, уважаемый, ей-богу, хотя боги у нас разные, ты слишком многого ждешь от профессора. Он больной человек - шизик, а не физик. Что такого он сделает нашему договору? В конце года подпишем новый.

- Я слышу насмешку. - Голос стал тверже, появились крепкие, как дамасская сталь, ноты. - Мол, сидит в горах ишак и не знает, что такое атомная физика. Это не так, бача. Я читал статьи профессора. Если он сделает свою установку, нам будет не о чем говорить - топливо уйдет в прошлое, как в песок вода.

- Пусть сделает. Сколько времени пройдет, пока мир осознает и внедрит новшество? Десятки лет. Мы успеем купить его, прежде чем люди перейдут на атомную энергию.

- Ты снова говоришь, как с ребенком. Я звоню тебе по аппарату, о котором десять лет назад назад никто не мечтал. Наука идет быстрее политики.

- Но только не здесь.

- Правильно, Несусвет. Мы уничтожаем науку, чтобы она не уничтожила нас. Но люди устали платить за дорогой бензин, движущий мотор всего на тридцать полезных процентов. Рано или поздно откажутся от нефти. Я думаю, скорее рано. Твой профессор вредит бизнесу. Ты ошибся, не убрав его сразу. Теперь работу могут продолжить в Европе, а там нет вредителей вроде тебя. Исправь ошибку или придется исправить тебя.

- А с кем будешь тогда иметь дело?

В трубке сдержано рассмеялись.

- С тем, кто придет вместо.

Несусвет скорчил рожу.

- Я понял тебя, Назир, постараюсь исправить.

- Постарайся, Несусвет. Очень постарайся. А чтобы совсем получилось, говорю тебе, что завтра к вам прилетит англичанин, из ядерного центра в Кулхэме. Не знаю, зачем, но что-то подсказывает - без твоего профессора не обойдется. Досье и рейс - у тебя в почте. Англичане, сам понимаешь, народ хваткий.

- Спасибо, Назир, ценная информация.

- Я с дешевым дела не имею. Помоги тебе Аллах. Или во что ты там веришь.

Трубка коротко запищала, Несусвет спрятал ее в карман. Не спеша сделал круг по кабинету под раболепным взором Смыка. Потом вернулся к столу, спокойно открыл ноутбук и минуты три возился с клавишами. Вялым движением сложил его и запустил в стену.

- Почему интернет не работает, б...?!!

Гоша сорвался с места, образовав зону турбулентности, и побежал к системному администратору. Карп Наумович отпил полстакана йогурта и выплюнул на пол.