Вартовые пытались огрызаться. Кричали, требовали, размахивали удостоверениями. Но знатоки сжимали кольцо. Нормы поведения остались позади, в том времени, когда интеллигенции позволяли хотя бы мечтать о собственной значимости. Отобрав сначала деньги, потом престиж и, наконец, саму работу, власть поставила знать вне закона. Лишенный чувства достоинства пролетарий по инерции существует сколь угодно долго. Интеллигент заканчивается там, где заставляют сморкаться в рукав.

Один сержант в порыве гнева ударил дубинкой. И мигом упал от серии фактов из курса сопромата. Тезисы сыпались еще некоторое время, роняя служивых на разбитый асфальт. Со стороны института вышли его защитники, бросая фразы в спины осаждающим. Испуганные, они побросали спецпринадлежности. Всегда пахнущая храбростью кирза теперь источала страх.

Два фронта знатоков сошлись и побратались, как военные союзники. Вартовым дали погрузиться в автобусы и уехать с миром. Кормить их нечем, а есть они любят и умеют лучше, чем бить безоружных. Пленником остался майор, который сидел под присмотром Ростика.

Там же очнулся Смык. Его не связали, наоборот, перенесли на кушетку в приемной. Обыскивать сначала побоялись, но, в конце концов, неприятную миссию взял на себя по молодости циничный Ростислав. И нашел кое-что интересное.

В приемной, кроме него, собрались Боря и пришлый майор, который все время молчал, а сейчас извлек бог весть откуда бутерброд и жевал его. Тот самый Буркун, начальник Столичного отделения, который слыл специалистом по знати, поскольку первый столкнулся с ее преступной силой. Пристально глядя на Ростика, он вспомнил и его: приняли в зале игровых автоматов, когда доказывал охраннику - аппараты работают по мошеннической программе. На то, что в черте города игровых салонов не должно быть в принципе, вартовые забыли обратить внимание.

- Действительно, ордер на арест, - сказал Ростик, прочитав документ. Смык пристально вгляделся в чтеца. - Пользун, Бронский, Огнен и еще один. - Он выдержал паузу. - Ну да, конечно, как такая организованная группировка могла действовать без прикрытия? Майор Буркун, вы покрывали изменников. В ордере - ваша фамилия.

Майор перестал жевать, что значило наивысшую степень внимания. Обычно приказы он отдавал набитым ртом, а рапортами вытирал жирные руки. Подчиненные говорили, что Буркун чувствует нарушителя желудком.

- В каком это смысле - моя?

Не дожидаясь ответа, выхватил ордер. Перечитал и убедился. В волнении доел бутерброд.

В следующую секунду Гоша вскочил с кушетки, занимая поочередно все положения тела в пространстве, как на покадровой отмотке видео. Ударил сзади под коленку зазевавшегося Борю и юркнул в дверь. Буркун бросился следом, но на третьем шаге сообразил, что не догонит.

- Бросьте его, майор. Если бы остался, нас наверняка взорвали сегодня же. К своим они относятся, как к врагам. Да вы в курсе.

- Не смешно, - ответил майор и будто из воздуха выхватил куриную ножку.

Позже вспоминали, что Буркун явился в ИНЯД с "дипломатом", в котором обнаружились стратегические запасы яблок, сала и хлеба. Кроме этого, там находились свертки из фольги и бумаги, хранящие другую снедь. Как будто он постоянно готовился к тому, что его на долгое время оставят без еды.

Вечерело. Духота переродилась в свежесть и заполнила собой человеческие сущности. Предчувствие беды смилостивилось перед защитниками, давая место воспоминаниям. Перед входом в институт зажглись костры, полилась беседа, настоянная на благородных и не очень напитках. Вспоминали прежние походы, бунт в Столице и множество мелочей, которыми сильна людская память. Судачили о последнем своем дне, который наверняка наступит завтра и не жалели - погибнем стоя.

На побег Смыка Бронский, Рёшик и Огнен отреагировали спокойно, потому что окунулись в научный диспут. У каждого был кусок мозаики, из которых складывалась занимательная картина. Общение шло складно - профессор и командир знати свободно владели английским. Николай Вальтерович по привычке вставлял немецкие слова, а Рёшик порой задумывался над правильностью сказанного, но в целом собеседники прекрасно понимали друг друга.

Меня зовут Мирослав Огнен, и я беседую с профессором Bronsky и командором Polzun, которого все зовут Ryoshik.

- И вот этот форсаунд реагирует на определенные звуки? - Bronsky вертит в руках аппарат. - По какому принципу?

- Говоря языком традиционной физики, форсаунд показывает уровень шума. Точнее - его силу. - В знак ответной почтительности я рассматриваю треснувший корпус ускорителя. - Даже тихое слово по силе может перекрыть гул турбины. Из того, что я замечал, самой сильной была обсценная лексика. И что интересно - форсаунд постоянно срабатывает при появлении и даже упоминании людей, которых я искал по заданию "Оупенинга".

- А люди - в тех точках, куда попал сбитый с толку сигнал? - уточняет профессор.

- Именно.

Жара - невыносимая.

- Получается, полтора года назад, на католическое Рождество, произошел какой-то глобальный сбой? - Ryoshik листает планшет. - Николай Вальтерович случайно обнаружил, что теплый сверхпроводник из композитного материала дает обратную связь с плазмой. Я начал драться с помощью знаний, итальянский болельщик получил дар убеждения, а грек-киприот научился воровать при помощи цифр. Солидная компания!

- Добавьте в нее и меня. Форсаунд появился на свет чуть ли не в тот самый день, когда произошел сбой на спутнике. - Я делаю почтительный кивок. - В "Оупенинге" мне сказали, что сигнал получился странным - будто к двоичной системе добавили третье значение. Мне кажется, это и есть некая смысловая составляющая информации, без которой любой сигнал - набор ноликов и единичек. Поначалу я думал, дело в частоте полос шума, но факты говорят о качественной оценке информации. Комиссия, смотревшая на мой эксперимент, в первый раз почувствовала третью компоненту, а во второй - слушала обычный тюремный сленг. Тот же эффект наблюдаем и в речи Традито: молодые игроки с высокими зарплатами выступают за честь клуба. Амон Гридениз - блестящий математик-самоучка, орудующий хитроумными фокусами. В этом есть нечто... новое.

- Знания. - Продолжает мысль Ryoshik, который во время моих рассуждений перечитывает статьи в браузере. - Новые знания, вот что объединяет эти случаи. До знакомства с уголовниками вы, Огнен, наверняка не знали тех выражений, которыми они вас потрясли. Звезды футбола переходят из команды в команды, глядя исключительно на цифры в контракте, а не на историю клуба. Для них - когда заканчиваются деньги, заканчивается история. До Федели Традито они просто не представляли, что за ними - былая слава и люди, ее помнящие. Киприот - обычный картежник, возможно, шулер. Ну пусть фокусник. Пока вы не окажетесь по ту сторону занавески, его пассы будут неожиданными. Со мной - еще хуже. Я научился превращать знания в банальное рукомашество.

Получается стройно и внешне красиво. Снизошла благодать, каждый использует ее по усмотрению - молекулы рассматривает или гвозди забивает. Но благодать можно изучить - кто такая, откуда появилась, почему снизошла? Представляется сюжет - облепленный датчиками Иисус крутит педали велотренажера, а ученый в белом халате фиксирует результаты.

- Если так, - вмешивается Bronsky, - значит, третья составляющая - фундаментальная? Была, есть и будет? Как заряды элементарных частиц и магнитное поле?

- Если наша теория верна, то - да. - Polzun открывает аркадную игру. - Но много ли мы знали об электричестве и магнетизме, пока их чудесные свойства не открыл Майкл Фарадей?

- Тогда что подбросило в наш мир знание об информационном поле? - спрашиваю я.

Ryoshik отвлекается от планшета и смотрит на меня:

- То же, что подсказало Фарадею мысль о соединении электрического поля с магнитным. То же, что крутило Дмитрию Менделееву сны о периодической таблице. Оно же, думаю, шептало на уху Альберту Эйнштейну и Максу Планку.

- Метафизика какая-то, - буркнул профессор.

- Объясните ее с точки зрения здравого смысла, и она превратится в обычную физику. Исчезнет душевность замысла и таинственность десницы божьей, зато каждый ученик средней школы узнает формулу провидения.

Тонкий серп растущей луны и бесчисленные глаза звезд заглядывают в окно, желая поучаствовать в разговоре. Они-то прекрасно знают, откуда берутся идеи и замыслы. Могли бы рассказать многое, начиная с появления мира, заканчивая тем самым сигналом, о котором спорят трое в открытом окне второго этажа. Но месяц молчит, и звезды молчат, хотя крупицы их знания хватило бы человечеству на тысячелетия.

- С другой стороны, - не унимается Bronsky, - почему тогда Игорь потерял этот сигнал?

Ryoshik задумывается и печально смотрит в открытое окно. Я знаю, что он лишился силы во время заточения. Представляю, каково богу, который перестал творить чудеса, без которых иноки превращаются в атеистов. Остались преданные апостолы, они жгут костры под окнами.

Говорят, в каждом юмористическом шоу есть место лирическим отступлениям - для разрыва шаблона. Тревожный сигнал: кажется, я в теме.

- Сила никуда не делась, - отвечает после молчания Ryoshik. - Она перешла в иное качество. Будто раньше я топил деньгами печь, а сейчас готов купить на них нечто стоящее.

- Это даже не метафизика, - говорит профессор.

- Это жизнь, - завершаю я.

Если бы мы сидели не в одних трусах, разговор мог бы сойти за диспут серьезных людей.

На опушке леса, с тыльной стороны института происходило шевеление. Тьма двигалась в темноте - незаметная, скрытая подобием самой себя. Закрывала лицо балаклавой, натягивала капюшон, застегивала спортивную куртку и ступала кедами по избитым дорожкам.

- Ты проверь, млять, как все готовы, а то время, - прогнусавил кто-то с качели и выплюнул окурок.

- А ты хлебало завали, без сопливых гололед, - ответил Тоша Гвоздь, но телефон все-таки достал. - Але, пацаны, ну что вы там? Тогда выдвигаемся ровно в два. Не, делать ниче не надо. Не надо, сказал, просто окружаем и все. Ждем сигнала. Ты тупой, что ли. По бумажкам повторите слова. Та знаю я, как вы выучили, лохи. Будете там, как девочки мямлить. Ну давай, не мерзни.

По углам площадки раздалось гыгыкание. Это же надо, в такую жару и - "не мерзни". Во мочит Тоша!

- Слышь, Гвоздь, а зачем оно нам надо - ментам помогать? Ты ниче толком не объяснил, - спросили от детской горки, журча мочой.

- Не менты это. Другие чуваки. Они нам взамен разрешат отжатые телефоны толкать на рынке. Заявы у терпил берут, а потом говорят, мол, ищем. А чего искать, они у хачиков с лотков расходятся. Приходи, бери - и телефоны, и хачиков. Так что считай, работаем на себя.

Без четверти два уличная армия подступила к институту. Смык вооружил их отбросами знаний, которые оставались на складе БС. Словесники прибудут из Столицы к утру, задача Тошиных пацанов - до назначенного времени не выпускать защитников.

На случай, если знания окажутся холостыми или просроченными, отряд Гвоздя располагал привычными кастетами и велосипедными цепями.

Месяц наблюдал с равнодушием. Ничего странного - сначала одни люди окружили других и прорвались к ветхому зданию, теперь они сами в окружении. Но с высоты он видел больше, чем защитники института. Например, то, что из Столицы к Харитонову тянется освещенная им трасса, по ней движутся пять автобусов - современных, комфортабельных. Впереди - патрульная машина с проблесковыми маяками.

На рассвете автобусы подъехали к ИНЯДу.