Такого ажиотажа со стороны журналистов Городская Управа еще не видела. Очередь занимали с рассвета, а после девяти пресс-служба оказалась в осаде. От идеи выдавать аккредитации с фотографией отказались - кто их будет клеить и ламинировать?
Все хотели увидеть штурм ИНЯДа, пользуясь тем, что власти Харитонова пошли на попятную перед всемирно известным каналом "Оупенинг". Говорили, что от него приехала какая-то шишка, чуть ли не программный директор, но в толпе его не нашли - видимо, получил аккредитацию отдельно.
Назначенный штурм перенесли с вечера на утро следующего дня, иначе было не успеть.
- Шеф, без вариантов. Их там прорва. Либо гнать, либо отменять ксивы. - Гошино лицо озарила внезапная мысль. - Может, проведем все по-тихому?
Карп Наумович поковырялся ложкой в твороге, стараясь подставить спину точно под поток воздуха из кондиционера.
- По-тихому, Гоша, уже не получится.
Злость Несусвета по поводу того, что Смык раскрылся в институте, давно схлынула, омыв повинного с головы до ног. Майор Буркун должен был сыграть после штурма, но если так получилось - ладно. Еще недавно ни за что не поверил бы отговоркам вроде "пацан сказал, и я потерял сознание". Сейчас это - весомый аргумент.
- По-тихому, Гоша, нужно было брать их раньше и порознь. По-тихому - не нужно было светиться в ИНЯДе и оставлять там Буркуна. Если борзописцы сообразят, что к чему, такой хай поднимут, что хрен нам, а не валютные кредиты. Мы демократию душим, за что нам миллиарды?
- Так на эту же прессу и миллиарды.
- Это ты понимаешь. И я. А за границей - не понимают, что можно показать по телевизору халву и во рту станет слаще. - Несусвет мечтательно прикрыл глаза. - Говоришь им с экрана, что дороги хорошие - верят. Подвеску на машинах меняют, но верят. Говоришь, что вокруг - зеленый город, верят. Задыхаясь в пыли. Наши люди верят в лучшее, в Европе - не так. - Карп Наумович облизал ложку. - Пусть приходят все. По служебным удостоверениям.
Будто сошедший с небес, Гоша даровал свободу прессе, тушеной в управской духовке.
- Поршни - это обувь из сырой кожи! - крикнул кто-то из защитников ИНЯДа мальцам по ту сторону рынка.
- В падающем лифте нужно ложиться на спину! - ответили оттуда.
Оба выстрела ушли, никого не задев. Зато знатокам стало понятно, кто взял их в кольцо. Здесь школьным курсом не отделаешься.
Из окна директорского кабинета позиции просматривались лучше - сквер перед центральным входом, где расположились интеллигенты, пустая толкучка как буферная зона, рассредоточенные вартовые на обочине дороги. Здоровые в синей пятнистой форме - спецназовцы. Мелкие очкарики в камуфляже - солдаты БС.
Держа планшет подмышкой, Рёшик расхаживал по скверу и объяснял знатокам, почему не нужно ввязываться в перепалку. Те слушали его речи, как приказ в прежние времена. А узнай они, что лидер потерял силу, слушали бы тоже. Разве потерявший руку перестает быть командиром?
- Скоро пойдут на штурм. Применят не только знание, но и оружие. Если расстреляем запас сейчас, потом нечем будет ответить. Подождут, когда мы бросимся в атаку, чтобы прорвать оцепление. Приведут журналистов и покажут, как знатоки используют силу против стражей порядка. Прошу вас держаться до последнего. Станет невмоготу, сдавайтесь.
Со стороны оцепления послышались автомобильные гудки и окрики. К институту мчалась "скорая" с эмблемой частной медицинской компании. Вартовые долго проверяли документы, заглянули в карету и все-таки пропустили.
- Пока не поздно, сдаемся в психушку, - пошутил кто-то из знатоков.
- Странно, - выговорил Рёшик и перехватил планшет поудобней.
За ту минуту, пока машина с красным крестом двигалась к защитникам, в голове сложились два варианта: кому-то в здании плохо; или внутри - солдаты. Из кабины вылезли пассажиры.
- Чего уставились? Разгружайте, - скомандовал улыбающийся Истомин.
- Там много скоропортящегося, - подтвердил Дюжик.
- Если вы имеете ввиду меня, - откликнулся, вылезая из фургона Борис Менделевич, - то вы таки ошибаетесь. Я - фрукт без ограничения срока годности.
- Как изюм, - спростодушничал Аркадий Филиппович.
- Или урюк, - поддержали из строя.
- Если вы так хотите кушать, - сказал Раскин, - давайте, к примеру, разгружать.
Рёшик следил за разговором молча, подошел и обнял гостей по очереди.
По пути в кабинет Истомин рассказал, как увидел сюжет по телевизору и смекнул о насущной потребности. Нанял частную "скорую", позвонил Аркадию и Борису Менделевичу. Проблемой было попасть через оцепление. Дюжику пришлось сыграть смертельно больного, чей личный врач сейчас защищает ИНЯД. Когда вартовые заглянули в фургон, там их встретил адвокат Раскин и объяснил, что больному впору составлять завещание, и вообще - мы не вырываемся из оцепления, а наоборот, стремимся в него.
Пока знакомились с Огненом, Яся приготовила на электроплите яичницу с вареной колбасой и помидорами. Бронский появился, когда перешли к чаю из пакетиков. Обстановка сложилась уютная, и думать о ближайшей судьбе не хотелось.
Прошлую ночь Рёшик и Яся скоротали откровенным разговором.
- Это я передала власти информацию о расколе, а позже - видеозапись, с которой началась боевая глупость.
- Зачем?
- Я хотела, чтобы ты остановился, бросил все и был со мной. Чувствовала, что запись имеет какую-то силу.
В кабинете спорили Ростик и Боря, Бронский водил экскурсию по институту для Мирослава. Вопреки эзотерическим верованиям, ночь не была прообразом смерти. Наоборот, в ней зарождалась новая жизнь, которая продлится после штурма, уничтожения знати и торжества глупости. Страшная жизнь, казалось бы. Но тех, кто может ее боятся, уже не останется.
- А Фира написала твой адрес, когда Огнен просматривал сюжет на нашем сайте.
- Фира вообще оказалась молодец...
- Я знаю, ты любишь ее.
Рёшик закрыл лицо ладонью, подошел к окну и поднял взгляд на потолок.
- Да не было у нас ничего. Не знаю, зачем она все это придумала, лантаноид ей в таблицу.
Истомин спустился в сквер и врачевал желающих знатоков. Произносил медицинские знания, и, казалось, слова блестели при луне, как живительные капли. Увидев в окне Рёшика, Володя помахал рукой.
- Понимаешь, Яся, во время домашнего ареста я понял: все, что мы делаем - бесполезная суета по сравнению с любовью, которая вложена в этот мир и безнадежно утеряна людьми. Я вообще думаю, что этот новый сигнал - и есть изначальная любовь. С нее, быть может, и началась Вселенная. А мы, близорукие и слабоумные, рассуждаем о каком-то Большом Взрыве, теории струн, прочей чепухе. И вот представь: мне, ничтожному белковому созданию дарована часть этой любви - в примитивном, физиологическом понимании. Две части - твоя и Фирина. Как мне быть? Что делать?
Из-за леса показалась зорька, и нежная прохлада опустилась на плечи Рёшика вместе с тонкими женскими руками.
- Я люблю тебя, Игорь.
Он обнял ее в ответ и отвернулся, глядя на рождающийся день.
- Это слова. Звуковые волны. Ты бросаешь камушек, и смотришь, как расходятся круги.
Она уснула на кушетке. От глаз к губам тянулись высохшие соленые дорожки.
В кабинет хозяина "Клика" на цыпочках вошел Стукалин.
- Значит так, - начал Несусвет, не поднимая взгляда от газеты. - Завтра обеспечь прямую трансляцию от ИНЯДа. Как положено: ПТС, пять камер, все дела.
Дима кинулся записывать, но ручка подвела - закончились чернила. Водил немым пером по бумаге: прекратить писанину значило выказать неуважение.
- Но смотри, - продолжал шеф, - ничего ненужного в эфир. Варта предупреждает террористов, входит в здание и без боя выводит преступников.
Стукалин бросил делать вид, что пишет.
- Простите, - он запнулся, - но если террористы не сдадутся? Прямой эфир...
Несусвет покачал головой, отпил глоточек кефиру и прищурился. Стукалина передернуло.
- Скажи, Дима, ты - счастливый человек?
- Н-наверное.
- А знаешь, почему? - Стукалин вжал голову. - Потому что я - не любознательный. Не знаю, что ты берешь у меня миллионы на покупку аппаратуры и сидишь на откатах. Понятия не имею, сколько стоит производство и прокат рекламного ролика, и сколько составляет маржа, заложенная в смету. Абсолютно не ведаю о продакт-плейсменте. Да я и слова такого не знаю. Как хоть пишется?
Дима беззвучно показал пальцем дефис.
- А представляешь, если мне вдруг станет все это интересно? Может ведь получиться, что я тебя не просто уволю, но и на бабки поставлю? - Несусвет сделал паузу и гаркнул: - Может?!
Дима мелко закивал. Он знал о махинациях на телевидении, но природная осторожность мешала пользоваться ими. Максимум, на что отваживался Стукалин - ничего не делать за ту же зарплату. Впрочем, безделье быстро надоедало, и он бросался в омут работы - не успевали спасать. Сейчас Дима понял, что стесняться воровства бессмысленно - все равно при надобности обвинят. А так хоть будет за что страдать.
- Я понял, Карп Наумович, - ответил Стукалин и посмотрел в глаза. - Но наших технических возможностей для такого фокуса не хватит.
Несусвет подавился хлебцом. Постучать начальника по спине Дима боялся, пришлось ждать. Теперь Карп Наумович вперился красными от слез глазами.
- И что нужно, чтобы наших технических возможностей хватило?
- Система "голкипер" - аппарат и софт, - не мигнув, ответил Дима. - Если сейчас закажем, вечером будет, к утру разберемся.
Тоскливо глядя на остатки кефира, Несусвет сделал круговое движение чашкой.
- И зачем нам голкипер? Мы же не спорт снимаем.
- Очень просто...
Стукалин давно хотел освоить эту программу, договорился с дистрибьюторами, попросил придержать. Не было повода, чтобы попросить деньги. Но теперь и повод нашелся, и откат можно брать смело.
Карп Наумович прочистил нос, повернул его к зашторенному окну, чтобы попали тусклые лучи, чихнул. Крошки на столе взметнулись, слетев на ковер, кефир качнулся в чашке.
- Ладно, давай счет-фактуру, - подвел итог Несусвет.
Если бы нужная бумага оказалась у Димы под рукой, шеф наверняка заподозрил бы неладное. Счет лежал в столе приблизительно месяц - без даты. Стукалин попросил полчаса.
Допив ненавистный кефир, Карп Наумович набрал по телефону Гошу. Тот звонил во время беседы, а шеф не брал трубку.
- Я насчет журналистов, - поинтересовался Смык, - где их завтра поставить и вообще - что с ними делать?
- А вот что...
Сочащийся через жалюзи свет ложился ровно нарезанными кусками на ковер.