Глава 36

Вот как Би-би-си описывает САС в одной из своих передач:

Во всем мире САС известна своей безжалостной эффективностью и высоким военным профессионализмом. Остальные специальные подразделения созданы по образцу САС, процедура отбора в которую очень трудна и длительна. Из десяти желающих поступить отбор проходит один человек…

Как и многие подростки, я часто слышал о знаменитой специальной авиадесантной службе, то есть САС, о тех, кто создал это широко известное и самое элитное специальное подразделение вооруженных сил.

Я пытался представить, какими будут отборные испытания. Признают ли меня годным или я окажусь среди большинства неудачников? Что от меня требуется, чтобы стать одним из немногих рекрутов, удостоившихся чести носить знаменитый берет песочного цвета с «крылатым кинжалом»?

Каких усилий будет мне стоить попытка стать бойцом этого специального подразделения и смогу ли я проявить нужные для зачисления в элитные войска качества?

В возрасте шестнадцати лет я окончил подготовительный курс учений для будущих офицеров, чтобы после школы, по примеру отца, поступить в морскую пехоту.

Но где-то в глубине души зародилась мысль – может, сначала попытаться пройти отбор в САС?

Просто чтобы узнать, что это такое.

Рассуждая об этом, я старался смотреть правде в глаза. Да, я был сильным, ловким и выносливым, но эти качества не были врожденными, я приобрел их упорными и тяжелыми тренировками.

У меня было много друзей, которые от природы отличались большой силой и ловкостью (им вообще незачем было тренироваться), и это вызывало у меня неуверенность. Но именно потому, что в детстве я не мог похвастаться силой, у меня развилось стремление быть таким же, как мои товарищи, я научился преодолевать себя, напрягая все силы, и подстегивать себя морально.

Эти бойцовские качества и целеустремленность и должны были стать моими главными козырями в попытке пройти отбор – в гораздо большей степени, чем природные способности.

Отборные испытания длятся несколько месяцев и настолько тяжелы, что для каждого наступает момент, когда он уже не держится на ногах. Они полностью выматывают человека, каким бы сильным и выносливым он ни был.

САС как раз и нужны смелые и боевые солдаты, чтобы даже в те минуты, когда каждая косточка в теле ноет и молит об отдыхе, они не останавливались, а упорно продолжали действовать, выполняя полученное задание. А для этого мало природных физических способностей, здесь не обойдешься без мужества и воли, без боевого духа.

Но в тот момент я не был уверен, что у каждого из нас есть этот боевой дух.

Относительно морской пехоты я чувствовал себя более уверенным. Я уже по собственному опыту знал, что от меня потребуется как от морского офицера.

Конечно, морским пехотинцам приходится трудно, но я чувствовал, что эта служба мне по силам.

За три дня учений я показал хорошие результаты в отжимании, подтягивании, в марш-броске с полной выкладкой, а это самое главное в профессии морского пехотинца; но смогу ли я вынести сверхдальние переходы по высоким горам с очень тяжелой кладью, что является основным испытанием отбора в САС?

Сомнения одолевали, но внутренний голос продолжал искушать. В конце концов, я вспомнил пословицу «Риск – благородное дело». (С тех пор я осознал, что если хочешь жить интересно и полнокровно, то это самый подходящий девиз.)

Я решил проверить себя.

Хотя бы попытаюсь, пусть даже и не пройду. Рухну физиономией в грязь, исчерпав все свои силы до последнего. (Да, а главное, я знал, что все, кто пытался поступить в САС, подписывали обязательство хранить все в тайне, так что если я провалюсь, то об этом никто не узнает.)

Так я размышлял. На самом деле, будь у меня хоть отдаленное представление о том, что предстояло перенести во время отбора, я бы понял все безрассудство своего решения.

Но к счастью, мы не способны заглянуть в будущее.

 

Глава 37

Обычно к отбору допускаются солдаты после нескольких лет службы в армии. Но САС состоит из трех полков, из которых 21-й и 23-й являются резервными для 22-го полка.

21-й и 23-й полки набираются из тех бывших парашютистов или морских пехотинцев, кто уже не представляет себя на «гражданке» и желает найти применение своему опыту, приобретенному тяжким трудом.

Тогда САС подвергает этих бывших солдат жесткому отбору, чтобы выявить из них самых достойных. После этого на специальных учениях солдаты, прошедшие отбор, получают и закрепляют военные навыки, необходимые для службы в элитных войсках.

Но в 21-й и в 23-й резервные полки могут поступить и гражданские лица, если они докажут свое соответствие высоким требованиям, которые предъявляются в САС. Правда, этот путь более долгий и трудный.

Что мне нравилось в резервных полках САС, так это возможность самому решать, сколько времени отдавать службе.

Ты не служил все время в армии, хотя многие из резервистов САС считали это своим главным занятием в жизни. Отличные профессионалы своего дела, сохраняющие прекрасную физическую форму, они могли быть призваны в любой момент из любого уголка земного шара – и вместе с тем сами могли выбирать, сколько времени отдать службе в полку.

Мне это было по вкусу.

Если ты шел в армию с «гражданки», то для тебя начинался длительный и скучный период обучения стандартным солдатским навыкам. Однако, если удачно пройти отбор, можно попасть в резервный полк САС, минуя этот обычный, рутинный процесс.

А все традиционное и будничное вызывало во мне резкий протест.

После школы всего несколько моих друзей стали офицерами танковых или пехотных войск. Они участвовали в торжественных мероприятиях и парадах, при этом весьма комфортно жили в Лондоне. И хотя они находили в этом удовольствие, мне в мои двадцать лет такая жизнь не казалась идеалом.

Я жаждал приключений и искал нехоженые тропы.

Если мне суждено попасть в 21-й полк, то только рядовым. Я буду не офицером, как мои школьные товарищи, а окажусь на самой нижней ступеньке военной карьеры, то есть буду «грунтом», как часто с презрением называли рядовых солдат.

Но перспектива стать «грунтом» не пугала меня, а, напротив, возбуждала во мне острый интерес.

И еще мне нравилось, что среди рядовых САС было очень мало выпускников Итона.

 

Глава 38

По ночам в «Брюнеле» мы с Тракером подолгу обсуждали вопрос о поступлении в САС и в результате оба решили попробовать свои силы.

Нам не пришлось об этом жалеть, а ближайшие два года, когда мы вместе переносили все трудности отбора в САС, связали нас узами крепкой дружбы.

Правда, мы понимали, что поскольку этот отбор проходит лишь малая горстка кандидатов, то шансы попасть туда обоим очень малы.

Но вслух мы об этом не говорили.

В глубине души я очень нервничал, Тракер от природы был силен и ловок, чему я даже завидовал. Мы вместе тренировались, и я видел, что ему все дается гораздо легче, чем мне, поэтому я боялся, что он пройдет отбор, а я – нет.

23 марта 1994 года мы с Тракером, напряженные и взволнованные, с приглашением явиться на отбор, приблизились к воротам казармы.

Перед нами открывался путь в долгие двенадцать месяцев, по окончании которого мы могли стать солдатами элитного подразделения спецназа, обладающими высокой профессиональной подготовкой.

Перспектива была пугающей.

Превращение обыкновенного дилетанта в высококвалифицированного спецназовца, владеющего специальностями подрывника, морского пехотинца и десантника, не говоря уже о других навыках, должно было стоить нам огромных усилий. Но прежде чем мы приступим к изучению этих невероятно интересных специальностей, нам предстояло доказать, что наши физические и моральные качества соответствуют установленным в САС нормативам, которые значительно превышают обычные требования.

Единственный способ доказать это – работать до седьмого пота, не щадя своих сил.

Нас зачислили в один из лучших батальонов 21-го резервного полка САС. В системе САС он заслуженно славился своими отважными, вдумчивыми и во всех отношениях образцовыми солдатами, уровень профессионализма которых был очень высок. В основном это были уроженцы Уэльса, которые всегда грудью защищали своих однополчан.

Они заработали свою репутацию тяжелым трудом и потому тщательно ее оберегали.

Чтобы заработать право стать среди них своими, нам нужно было работать в два раза усерднее, чем они.

В первый же вечер нас вместе с другими претендентами заставили бегать с вещмешками вверх и вниз по ближайшим холмам, затем расспросили о причинах подачи заявлений, после чего коротко рассказали, что нас ожидает.

Казалось, главным девизом здесь были полная самоотдача и личная заинтересованность.

Я вернулся домой с чувством облегчения – наконец-то все началось.

Зачастую, когда тебе предстоит тяжелый и длительный процесс, труднее всего дается начало.

Теперь мы с Тракером раз в неделю ходили вечером на тренировки. Они должны были дать нам представление о том, что нас ожидает в течение года.

Сам отбор проводился по выходным на протяжении многих месяцев, но должен был начаться только через несколько недель.

Сначала отсеивались самые слабые и непригодные.

С каждой неделей вечерние тренировки становились все более трудными и изматывающими.

Обычно это были кроссы на длинную дистанцию, когда, казалось, у тебя вот-вот лопнут легкие, затем следовал стремительный бег по холмам с рюкзаком на спине – вверх-вниз, вверх-вниз – до тех пор, пока ребята не падали на колени, порой захлебываясь рвотой.

Особенно тяжелое задание: нас выстраивали на вершине крутого холма высотой в двести футов и приказывали бежать вниз, к его подножию. Здесь нам велели подхватить себе на закорки своего партнера и объявляли, что два курсанта, которые доберутся до вершины последними, будут «отправлены в свою часть», то есть признаны не прошедшими отбор.

Мы изо всех сил карабкались вверх, чтобы не оказаться последними, но стоило нам подняться, как всех нас, за исключением двух последних, посылали вниз, и все повторялось снова и снова.

Наконец нас оставалось всего несколько человек – и мы едва стояли на ногах.

Иногда наши командиры выполняли свои угрозы и отсеивали тех, кто оставался последними; порой всем просто отдавалась команда «бегом в лагерь» и никого не отсылали. Но мы не могли знать заранее, как они поступят.

Так у них было принято.

Отсев не грозил только в том случае, если ты выкладывался на сто пятьдесят процентов, держался в числе первых и не отступал.

Мы уже начали понимать, что для того, чтобы тебя оставили на следующую неделю, придется держать этот темп.

А еще нас заставляли устраивать «молотилку». Это боксерский бой в один раунд длиной в две минуты. Цель – любым способом уложить противника на пол. Никакой техники и правил, только жестокая драка.

Я всегда попадал в пару с одним здоровяком ростом в шесть футов четыре дюйма. И для меня бой заканчивался ужасно.

Затем снова «отжаться», «подтянуться» – и так до тех пор, пока мы не падали с ног.

На этом этапе мы еще даже не думали о том, пройдем ли отбор, – лишь бы не отчислили сегодня.

И все-таки после каждой такой адской тренировки возбуждение всегда побеждало сомнения в моих силах, и я постепенно привыкал к боли.

Умение не обращать внимания на боль, похоже, здесь было самым необходимым.

 

Глава 39

Наконец нас допустили к первому уик-энду предварительных испытаний.

В половине шестого пятницы я был уже около казарм, откуда нас должны были отвезти в штаб-квартиру САС.

Там намеревались еще раз убедиться, что мы «серьезно настроены участвовать в отборе и осознаем, чего от нас ожидают».

Так в тот первый вечер заявил офицер нашей группе, усевшейся на полу в скудно освещенном ангаре.

Он добавил:

– Хотелось бы, чтобы вы все прошли отбор, потому что мы постоянно нуждаемся в притоке людей. Но это удается не всем. Можете поверить, мне достаточно будет пальцев на обеих руках, чтобы пересчитать тех из вас, кто будет принят.

В ту ночь, дожидаясь, когда настанет половина шестого утра, я почти не спал на жестком бетонном полу в темном ангаре, с которым мне суждено было свыкнуться за предстоящие несколько месяцев.

В 6:00 нам отдали приказ начать кросс. (На эти предварительные испытания прибыли все батальоны 21-го полка.)

Первое задание было довольно простым: за один час пробежать по пересеченной местности восемь миль. Мы углубились в лес по тропе, которая вилась вверх по холму, – эту дистанцию мы преодолевали уже в четвертый раз.

Остаток утра был посвящен урокам начального образования, которые вели офицеры-специалисты, после чего нас коротко ознакомили с дальнейшей программой.

Затем мы побежали вниз на учения по штурму.

На курсах морских пехотинцев я проходил довольно серьезные учения по штурму. Но здесь сразу стало ясно: все будет иначе. Тогда эти учения увлекали нас, даже доставляли удовольствие, теперь же они предвещали тяжелый труд и физические страдания.

Инструкторы хотели видеть в претендентах заинтересованность в конечном результате, готовность к напряжению всех сил и наблюдали за каждым нашим действием.

Иногда они быстро подбегали, отводили какого-нибудь бедолагу в сторонку и тихо говорили ему:

– Проделай все сначала, только как полагается и в три раза быстрее и энергичнее.

После двух часов непрерывных перекатов, ползания, подъемов и нырков мы совершенно выбились из сил, мышцы рук и ног сводило от перенапряжения.

Не успели мы передохнуть, как получили приказ за несколько минут прибыть к небольшой поляне, находившейся на приличном расстоянии в лесу. Вся поляна была в крышках люков, которые вели в подземные туннели.

Худшего места для тех, кто страдал клаустрофобией, невозможно было найти.

Но времени на раздумья нам не дают и одного за другим вталкивают в эти маленькие лазы – и опускают за нами крышки люков.

Предоставленные самим себе, мы пробираемся по темному подземелью, ползем по лабиринтам, состоящим из узких проходов всего три фута высотой.

Мы наполовину погружаемся в воду и грязь. Я ползу все дальше и дальше, нащупывая дорогу вытянутыми руками. Как только я добираюсь до очередного люка, откуда сквозь щели проникает слабый свет, тут же слышится топот тяжелых армейских ботинок по металлической крышке.

– Дальше! Вперед! – кричит инструктор. – Быстрее!

Спецназовцам нельзя бояться тесного замкнутого пространства – ведь во время выполнения задания они могут оказаться и в таких условиях, а потому должны обладать умением обуздывать свои эмоции, научиться их контролировать.

Если тебе это не по силам, то лучше, чтобы это выяснилось сейчас, до того, как тебя допустят к отбору.

Наконец нам разрешили вылезти из этих крысиных нор – тяжело дыша, мы еле стояли на дрожавших ногах. Но нам приказывают еще раз пройти десантноштурмовую полосу.

Такие нагрузки даются затем, чтобы инструкторы подметили слабые стороны каждого из нас: проявил ли ты настойчивость, упорство, умение владеть собой в критические моменты.

Но и после этого нам не дали отдохнуть.

Нас привели к громоздкой и тяжелой артиллерийской пушке, застрявшей в грязи на середине поля.

– Вытащить ее, ребята, живо!

Ухватившись за трос, мы изо всех сил стараемся вытянуть пушку, и вскоре колеса начинают медленно поворачиваться.

– Мы скажем, когда остановиться… И если вы остановитесь раньше, будете отчислены…

Офицеры-инструкторы редко повышают на нас голос, обычно только молча наблюдают – смотрят, в состоянии ли мы без понуканий выполнять задание с полной самоотдачей. В этом и заключается их принцип отбора.

– Вы должны сами себя подстегивать – если будете работать вразвалку, сами себя подведете, это понятно?

Это было понятно, но очень трудно, хотя лично мне все это нравилось.

Такая зависимость от самого себя почему-то придавала сил.

Большей части бывших солдат, с которыми я встречался на отборе, самодисциплины явно недоставало. Они привыкли к тому, что сержанты постоянно подгоняют их своими окриками.

Но в САС были иные требования, и те, кто не умел выполнять задачу самостоятельно, не дожидаясь окрика, вскоре выпадали из списка.

Ты должен был сам себя подстегивать, даже если находишься один. И как я быстро понял, в САС всегда приходилось «еще чуть-чуть поднажать».

Наконец наступили сумерки, и мы спустились вниз, к ангару. День был длинным и тяжелым, я раскатал свой спальный мешок на бетонном полу и мгновенно уснул.

Было еще темно, когда снаружи донеслись крики капралов. Я поспешно оделся. В 5:50 я взвалил на спину тяжеленный рюкзак и, едва передвигая ноги, вышел под еще темное небо. Снаружи было заметно холоднее, чем в сыром ангаре.

Я вышел на построение на пять минут раньше, полностью готовый.

Нам уже объяснили, что, если приказано быть на построении в 6:00, значит, мы должны явиться в 5:55. Опоздаешь на минуту – получишь предупреждение. Еще одно опоздание – и тебя отчислят.

Мы кладем свои рюкзаки на весы – они показывают тридцать пять фунтов, это не считая экипировки, винтовки, запаса воды и еды. Все вместе было очень тяжело. (Тогда я еще не знал, что меня ожидало на следующий год, какой вес я буду таскать на спине!)

Всем батальоном мы быстро шли вперед, вскоре перешли на ускоренный темп, а потом пустились бежать по той же дороге вверх по холму.

Опять те же восемь миль – четыре круга по заросшему лесом холму, но на этот раз с полной выкладкой.

«Давай жми – один круг пройден – осталось еще три».

На половине второго круга мы потеряли несколько человек, они отстали, не смогли выдержать темп бега. Если заданная скорость бега и ноша оказались для них слишком тяжелыми, то для их же блага им лучше было сойти с тропы на этой стадии испытаний.

К третьему кругу я уже еле бежал, жадно хватая воздух открытым ртом, не в силах даже стереть пот с лица; острая боль в мышцах ног и в легких смела напрочь бодрый настрой и романтику преодоления трудностей.

«Давай, Беар, нажимай! Остался последний круг. Обидно терять все, чего достиг!»

Наконец я добрался до финиша и оглянулся назад. Наша группа сильно уменьшилась, позади едва брели отставшие ребята. Их отвели в сторону. Я не слышал, что им говорили, но вид у них был совершенно измученный и подавленный.

Их отправили собирать вещи.

Были отчислены еще восемь человек, но и я уже всерьез сомневался, смогу ли и дальше заставлять себя бороться.

И это были только предварительные испытания!

Что же будет во время самого отбора?

 

Глава 40

Прежде чем нас начнут по-настоящему обучать военным знаниям и умению солдата спецназа, нам предстояло пройти самый трудный, «горный» этап отбора.

Так САС отбирала из множества кандидатов самых достойных. На этом этапе проверялась способность кандидатов исполнять каждое задание в соответствии с установленными нормативами.

Специальные учения требуют серьезных затрат финансовых средств и времени, поэтому для САС нет смысла тратить эти ресурсы на людей, которые не обладают необходимыми моральными и физическими качествами.

Из этих соображений сначала производят отсеивание, а потом уже начинают обучать новобранцев.

С начала предварительных испытаний наш батальон потерял уже около четверти состава; скоро должен был начаться сам отбор.

Нас перевели на основную территорию, где располагались все помещения полка. Теперь мы не были ограничены лишь стоящим на отшибе ангаром и спортивным залом.

Уже какой-то прогресс.

Нам объяснили, что от нас потребуется в дальнейшем, и впервые выдали форму защитной расцветки и основное снаряжение.

Затем нас проводили в помещение для рекрутов, здесь был бетонный пол, покрашенный красной масляной краской, а вдоль стен стояли именные металлические шкафчики. Здесь нам предстояло жить во время обучения.

Нам постоянно втолковывали:

– Если вы действительно хотите попасть в полк, то пройдете.

Весь этап самых трудных испытаний проводился в диких горах Уэльса в районе Брекон-Биконс.

Следующие шесть месяцев, по большей части, проходили в тяжелых маршах и кроссах по этим горам: то при изнурительной жаре, когда ты буквально обливаешься потом и вынужден сражаться с полчищами назойливых москитов; то в зимний мороз, который сковывает все члены, и ты бредешь по бедра в снегу в промокшей одежде, а на вершинах тебя едва не сдувает неистовыми порывами ветра.

Порой нас заставляли тащить на себе груз весом в семьдесят пять фунтов – приблизительный вес среднего восьмилетнего ребенка.

Нашими заклятыми врагами были переохлаждение и полное истощение сил, а ведь приходилось еще помнить о нормативе по времени. Это постоянная борьба – промокшие ботинки становятся неподъемными, одежда деревенеет и делается жесткой под ураганными ветрами, частым явлением в горах Уэльса. Ты способен идти дальше и… как можно быстрее?

Весь процесс отбора построен так, чтобы проверить не только физические возможности кандидатов. За это время оцениваются умение ориентироваться, инициатива и самостоятельное мышление, волевые установки, позволяющие испытуемому идти вперед, несмотря на крайнюю усталость.

САС может себе позволить такой строгий отбор кандидатов – у этой службы отбоя нет от желающих стать спецназовцами.

Первое учение в Брекон-Биконс называлось «экспедиция в сопровождении гида» – это показалось нам подозрительно легким и заурядным.

Нас небольшими группами водили по горам, чтобы мы на деле доказали, что способны в них ориентироваться и днем и ночью, и только после этого нам могли предоставить самостоятельность.

Мы взбирались все выше, и инструктор давал нам советы и подсказки, учил всем сложностям: как правильно ориентироваться, как вырыть в земле укрытие.

Я все это жадно впитывал.

Рекруты по очереди определяли с помощью компаса направление каждого следующего отрезка, после чего снова двигались в путь.

За десять часов мы преодолели около восемнадцати миль, то поднимаясь в гору, то спускаясь в долину.

Тяжелый груз придавливал к земле, подошвы ног горели огнем, но мы упорно шли дальше и чувствовали себя героями.

На одном из высочайших пиков Уэльса мы впервые испытали восторг покорения настоящей вершины – впоследствии нам суждено было весь его излазить. Сложность восхождения на него словно олицетворяет трудность отбора в САС, так что его хорошо знают и помнят все рекруты.

Наконец мы расположились в лесу у подножия этого пика на двухчасовой привал. От перенесенного в течение целого дня напряжения я пропотел до нитки, но был доволен собой и возбужден.

Мы ожидали наступления темноты, когда должно было начаться первое учение по ночной ориентировке.

 

Глава 41

С наступлением ночи группами в несколько человек мы отправились в темный лес с заданием обнаружить первый контрольный пункт.

Идти в темноте по высокогорью было очень трудно, вскоре мы стали спотыкаться, проваливаться в канавы и невидимые во тьме болота.

Нам предстояло стать большими специалистами в ночном ориентировании, но пока что наши тела, зрение и инстинкты были необученными и неуверенными.

Но я заметил, что идущий с нами инструктор ни разу не споткнулся. Только мы, рекруты, то и дело запутывались в траве, попадали ногой в щели между камнями.

Видно было, что опытные спецназовцы давно уже освоили науку двигаться в темноте.

Мне ужасно хотелось так же уверенно владеть этим искусством, но было ясно, что это приходит только с опытом, так что, судя по всему, недостатка в практике передвижения по пересеченной местности в темноте у нас не будет.

Наконец мы, промокшие и измотанные, дотащились до последнего контрольного пункта в высокогорном лесу. Я стащил с себя рюкзак, привязал концы одеяла к двум близко растущим деревьям и, рухнув в этот импровизированный гамак, мгновенно вырубился.

Через два часа, в 5:55, мы выстроились вдоль тропы, ведущей вверх на один из высоких пиков, до которого было около шести миль. В рассветной мгле над нами едва виднелась его вершина.

Взглянув налево, на нестройную колонну рекрутов, перед каждым из которых лежал на земле его рюкзак, я заметил, что из-за холода ребята застегнулись на все пуговицы.

Мы стояли в армейских войлочных шапках и в непросохшей форме, вытянув по бокам руки со стиснутыми в кулак пальцами, чтобы они не так мерзли, и окутанные облачками пара от дыхания.

Новые армейские ботинки больно сжимали ступни, натертые и распухшие от частых ушибов о камни.

Сержант-майор выкрикнул:

– Не отставать, если хотите пройти этот курс!

И быстро зашагал по тропе.

Ребята отталкивали друг друга, чтобы оказаться впереди. Но не отставать от сержанта означало почти бежать, а я понимал, что долго бежать не смогу.

Каждый шаг давался с огромным трудом, и по мере того, как подъем становился все более крутым, я все больше слабел. Силы мои были на исходе, я сильно потел, дыхание было прерывистым и частым.

«Сейчас важно показать себя с лучшей стороны, – твердил я себе. – Только не отставать, ни на шаг не отставать!»

Я сознавал: отставание будет роковым.

Я окажусь в кучке остальных рекрутов и уже не смогу выдержать быстрый темп.

Каким-то образом я оказался в группе передовых ходоков, чья энергия передавалась мне и помогала мне держаться, несмотря на стремительный темп и крутой подъем.

Когда мы достигли вершины, я был одним из немногих, кому удалось не отстать от сержанта, и изо всех сил старался сохранить это положение во время спуска по другой стороне горы.

Весь путь вниз по крутым горным тропинкам я проделал бегом.

В результате мы оказались у подножия горы на добрых двадцать минут раньше остальных рекрутов.

Когда вся наша группа была в сборе, инструктор заявил, что очень нами недоволен и что если мы серьезно намерены пройти отбор, то пора начать поработать по-настоящему.

Он приказал нам оставаться на месте и дал знак грузовикам отправляться, а мы провожали их тоскливыми взглядами.

– Поворачивайте назад, ребята! Машины будут ждать вас у противоположного склона. За два часа вы должны проделать обратный путь вверх по горе и вниз, к грузовикам. Те, кто не уложится в это время, возвращаются домой.

Сморгнув выступившие слезы, я повернулся лицом к высокой горе.

Не давая себе расслабиться, я опередил остальных ребят из нашей группы и стал быстро подниматься вверх, полный решимости держаться первым.

Минут через двадцать мы достигли вершины, а сержант уже стоял там, подмечая, кто идет впереди, а кто плетется сзади.

Он махнул рукой на крутой склон.

– Спускайтесь вниз, ребята, грузовики скоро подойдут. Должен сказать, приятно было видеть, что кое-кто из вас уже готов работать по-настоящему. – И кивком он указал на тех, кто пришел первыми, в числе которых были и мы с Тракером.

Не успев передохнуть, мы пустились бегом вниз.

Взмокшие от пота, мы из последних сил забрались в грузовики и, распластавшись на дне, облегченно перевели дух. Затарахтели двигатели, и мы двинулись в южном направлении.

Последнее задание еще раз перевалить через гору было просто очередной проверкой. Инструктор хотел посмотреть, кто из кандидатов в тот момент, когда все уверены, что на сегодня испытания окончены, способен повернуть назад и найти в себе силы идти дальше, а кто сразу падает духом и обмякает.

Если не подвергнуть человека такой проверке, невозможно угадать, как он отреагирует на такой приказ.

Я же думал только о том, что первый этап отбора уже пройден.

Дальше начиналось самое трудное.

 

Глава 42

Как получается, что ты лежишь на металлическом полу армейского грузовика в состоянии полного изнеможения, дышишь выхлопными газами и при этом чувствуешь себя совершенно счастливым?

Но почему-то именно в этот момент, когда, успешно пройдя очередное испытание, ты забирался в спальный мешок, к тебе приходило осознание, что это стоило всех усилий и страданий.

Еженедельные ночные учения проходили по обычному плану: бег, упражнения для развития и укрепления различных групп мышц, в том числе изнурительные круговые тренировки, бег с напарником на закорках и марш-броски с полной выгрузкой, а также занятия по чтению карты, медицине и владению оружием.

Как рекруты, мы носили обычную зеленую армейскую форму. И невольно с завистью посматривали на уверенно расхаживающих по лагерю опытных спецназовцев, на куртках которых красовались разные значки.

А мы, новобранцы, еще ничего не знали и сами ничего не значили. Мы были просто серой массой. Не больше и не меньше.

С затаенным восхищением я смотрел на лихо заломленные береты и пояса с «крылатым кинжалом», которые носили ребята из спецназа. У меня начинало формироваться истинное представление о том, каким трудом они заработали право на эти знаки отличия.

Приближался очередной уик-энд. Я не успел до конца залечить свои болячки, восстановить силы и полностью прийти в себя после предыдущих учений, а в сердце уже нарастали страх и волнение перед будущими испытаниями.

Ведь мало кто способен с радостным нетерпением ждать того дня, когда тебе предстоит снова и снова переносить невероятные физические и нравственные нагрузки.

Около часа ночи зеленый армейский грузовик остановился на площадке у подножия горы, где завывал ледяной ветер и вовсю хлестал дождь.

Мы пытались найти участок ровной земли, чтобы немного поспать. Но уснуть было невозможно, и мы, попарно забившись в канавки, которые быстро заполнялись водой, кое-как перемогались, дожидаясь рассвета, до которого оставалось пять часов.

В 5:55 мы под проливным дождем выстроились в шеренгу. Офицер сказал, что нам предстоит последний марш в сопровождении инструкторов, и напомнил, чтобы мы внимательно слушали и запоминали все их уроки, советы и наставления.

Он передал командование инструкторам и ушел. Инструкторы сразу приказали нам следовать за ними. Они бросились бежать по крутому участку заболоченной земли и за несколько минут оказались далеко впереди нас. Там они остановились и ждали, пока мы медленно приближались к ним, прыгая по кочкам и оступаясь в лужи.

Мы промокли до нитки, перепачкались в грязи и еле волочили ноги, сгибаясь под тяжестью вещмешков.

А наши инструкторы были свежими и полными сил. Они не кричали и не злились на нас, неизменно оставаясь бесстрастными.

Я никак не мог понять – как им удалось за столь короткое время промчаться около мили по крутому болотистому откосу и выглядеть такими бодрыми и невозмутимыми.

Они спокойно объяснили, что как минимум такую скорость мы должны будем показать во время отбора. Стараясь об этом не думать, я решил держаться вплотную к ним.

Мне стало ясно, что между новобранцем и профессиональным спецназовцем лежит огромная пропасть.

Мы снова побежали, и вскоре, когда я поймал ритм движения, почувствовал прилив сил.

Под руководством инструкторов мы отрабатывали приемы переправы через бурлящие потоки, а также осторожно постигали искусство подъема по крутым и голым склонам гор – и все это с полной выкладкой.

В 13:30 нам позволили остановиться в неглубоком овраге, чтобы выпить воды, подкрепиться и немного отдохнуть. Но передышка длилась недолго, и вскоре мы снова пошли вперед, чтобы преодолеть последние пятнадцать миль сегодняшнего марша.

Когда мы добрались до очередной вершины, я увидел рядом с собой остальных ребят: у всех голова низко опущена, дыхание тяжелое и прерывистое, лицо залито потом. Мы не разговаривали, берегли силы, чтобы не потерять скорость.

Последние несколько миль по гребню холма и вниз по другому склону мы еле тащились и наконец добрели до финиша. Нам велели отдыхать в лесу в течение часа, разуться и осмотреть ноги, а также подкрепиться водой и едой. Но весь отдых испортила летняя мошкара, тучами облепившая каждого из нас.

Я никогда не видел таких туч москитов, затмевающих свет.

Армейские репелленты против москитов были почти бесполезны, они отгоняли их лишь на минуту, чтобы мы успели смахнуть с лица эти кишащие массы.

Нам уже не терпелось снова выйти на марш, на ходу они не так сильно донимали нас.

Скоро нас снова выстроили в шеренгу и приказали не шевелиться.

Мошкары было столько, что при каждом вдохе в нос и в рот набивались тучи этих кровопийц. Невероятным усилием воли мы преодолевали нестерпимое желание отогнать их и почесать зудящие места – стоять по стойке «смирно» под тучами мошкары было по-истине дьявольским испытанием.

– Не сметь двигаться! – закричал один из инструкторов, которого между собой мы называли мистером Занудой.

Сам покрытый густым слоем роящейся мошкары, он стоял перед нами и внимательно следил, чтобы кто-то из нас не взмахнул рукой.

Я усиленно моргал и дергал кончиком носа в тщетной попытке отогнать мошкару, которая назойливо гудела у лица. Это походило на средневековую пытку, и секунды представлялись мне часами.

Наша воля и терпение подходили к концу, когда, спустя сорок пять минут, раздался приказ «Вольно!», и мы разошлись в ожидании инструкций относительно ночного марша.

Таким способом нам только хотели напомнить, что телесная сила должна сочетаться с силой воли, духа, которая способна поддержать человека в моменты физической слабости.

Этот суровый урок владения собой каждому из нас запомнился на всю жизнь.

 

Глава 43

Инструктор вышел вперед и объявил, что ночной марш будет для нас «поучительным знакомством» с печально известными торфяными болотами. Они простираются на много миль и усеяны кочками, поросшими высокой травой.

В последующие месяцы мы возненавидели эти кочки, которые называли «детскими головками», потому что они действительно походили на тысячи маленьких головок, торчащих из-под земли.

Я ничего хорошего от этого марша не ожидал, и опасения мои полностью оправдались.

Идти милю за милей по этим кочкам размером с дыню, на которых торчат пучки травы, было невероятно трудно. Положение осложнялось тем, что в темноте ты не видел, куда наступаешь, и в любой момент мог зацепиться за траву, споткнуться и упасть.

А если учесть, что большую часть болот покрывали заросли высокого камыша с острыми как бритва листьями, легко было понять, почему солдаты так ненавидят эти торфяники.

В кромешной темноте я то и дело соскальзывал с кочек, подворачивая ногу, порой по пояс проваливаясь в черную и смрадную тину.

В конце концов мы спустились с высокогорного плато и оказались перед забором, который окружал территорию фермы.

Нам велели соблюдать тишину – фермер имел обыкновение прогонять спецназовцев со своей земли выстрелами из ружья. Настороженно прислушиваясь к малейшему звуку, мы с оглядкой обогнули дом и вышли за пределы фермы.

В результате финального стремительного марш-броска по темным лесным тропинкам в 3:00 ночи мы достигли места назначения.

Нам предстояло три часа отдыха в лесу.

Для меня за все время процесса отбора самыми неприятными были именно эти бессонные часы, когда мы, насквозь промокшие и замерзшие, сбивались в кучу и ждали, когда же раздастся команда идти дальше.

Усталость и боль пронизывали каждую клеточку твоего тела, распухшие колени и ступни жгло огнем, безумно хотелось просто растянуться и заснуть. Но перерывы между маршами редко длились дольше трех часов, для полноценного отдыха их было мало, а главное – за это время мы успевали утратить бодрость и боевой настрой.

Так что отдых сводился к тому, что мы только мерзли и коченели, чувствовали себя совершенно невыспавшимися и измученными – убийственное сочетание.

Наши инструкторы это знали.

Требовалась невероятная сила воли, чтобы ты, промокший и замерзший, сумел заставить себя снова и снова упорно продвигаться вперед по гористой местности в полной темноте, а ведь именно этого от тебя и добивались.

В эти несколько часов передышки я старался чем-нибудь занять себя: осматривал мозоли на ступнях, заклеивал их пластырем, что-нибудь съедал и разогревал какой-нибудь напиток. Но потом оставалось только лежать и со страхом ждать команды построиться для утренней тренировки.

Каждую неделю эти утренние тренировки становились все тяжелее.

Итак, на следующее утро в предрассветной мгле мы выстроились в шеренгу. Ребята топали и шаркали ногами, разминая застывшие ноги, и выглядели бледными и изнуренными. А жаждущие нашей крови инструкторы бодро расхаживали перед нами.

Ровно в 5:55 раздался приказ:

– Следовать за нами и не отставать. На этой неделе вы показали ужасные результаты, так что придется вам за это поплатиться.

Инструктор направляется по лесной тропинке, и, взвалив на спину свои рюкзаки, мы пускаемся вдогонку. Затем он ускоряет шаг, и, чтобы не отстать от него, нам приходится бежать, но долго бежать с таким грузом на спине практически невозможно.

Через пятнадцать минут мы уже задыхаемся и обливаемся потом, стараясь выдержать заданный темп, который инструктор не сбавляет даже через полтора часа.

По дороге беспорядочная, растрепанная колонна стонущих, измученных рекрутов растягивается примерно на милю. Уже светлый день, и все едва держатся на ногах.

Я заставляю себя кое-как тащиться, преодолеваю последний этап марша и прихожу к финишу где-то в середине колонны. Но я окончательно выдохся. Сил у меня больше нет, нет, и все тут! Если бы меня попросили пройти еще пятьдесят ярдов, я одолел бы их с огромным трудом.

Я стоял, пошатываясь, от моего разгоряченного тела шел пар, и вдруг услышал, как один из рекрутов начал втихомолку проклинать все и ругаться.

– Ну, с меня хватит, – бормотал он. – Это же полный бред. Это не служба, а просто садизм какой-то! – Он посмотрел на меня. – Человек не создан для такого труда. С нами обращаются, как с вьючными мулами, но в конце концов даже они подыхают от такой нагрузки.

Я посоветовал ему держаться, сказал, что вечером, когда он примет теплый душ, все эти трудности забудутся. Тогда он удивленно уставился на меня:

– Знаешь, Беар, какая разница между мной и тобой? Ты просто глупее меня.

С этими словами он швырнул свой рюкзак на землю, подошел к инструктору и заявил, что хочет уехать.

Инструктор невозмутимо указал ему на грузовик.

Парень забрался в него, и больше я его не видел. Так обычно и происходило.

Нас выматывали до конца, поднимая планку все выше и выше до тех пор, пока кто-то из нас не ломался, а кто-то не ухитрялся уложиться в нормативы.

Нам постоянно втолковывали:

– Подводим вас не мы, а вы сами. Если будете укладываться во время и продолжать идти, вы пройдете.

На обратном пути, съежившись в кузове грузовика, я думал о словах этого парня: «Ты просто глупее меня».

Может, он и прав.

Я хочу сказать, действительно кажется глупым, что ты позволяешь изматывать себя до бесчувствия, и, пожалуй, еще более глупо, когда потом ты получаешь всего двадцать семь фунтов в день за право и дальше терпеть все эти мучения.

Но тот парень, который оставил борьбу, упустил один важный момент. Успех приходит к человеку только благодаря упорному и тяжелому труду, ведь все имеет свою цену.

Когда речь идет о том, чтобы поступить в САС, цена составляет примерно тысячу баррелей пота.

Готов ли я заплатить эту цену?

За время отбора я буду не раз задавать себе этот вопрос.

 

Глава 44

Пожалуй, лишь во сне я забывал об отборе.

Меня предупреждали, что так будет, а я не верил, но это оказалось правдой. Трудно переключиться с того, чему ты отдаешь столько сил и времени.

В перерывах между испытаниями я переживал возбуждение от прошедших и трепетал перед теми, что еще предстоят. В эти дни мы с Тракером возвращались к нашей студенческой жизни, к нашим беспечным друзьям, которые ходили на лекции и сидели в кафе Бристоля.

Вместе с ними мы тоже заглядывали в университет, иногда сидели в библиотеке и бродили по улицам, но старались не забывать о главном.

Мы избегали поздних пирушек и, в отличие от них, не позволяли себе по утрам долго валяться в постели. Вместо этого мы с Тракером рано вставали, тренировались и готовили экипировку к предстоящим испытаниям.

Короче говоря, у нас с друзьями определились разные цели в жизни.

Очередное испытание происходило в Черных горах Уэльса. Возможно, из-за высоты и ветра там не было этих ненавистных москитов, к нашему огромному облегчению.

На этот раз нам предстояло совершить марш-бросок попарно, а не всей группой, и путем нехитрого маневра при построении я изловчился оказаться в паре с Тракером.

Каждая пара отправлялась в путь с некоторым интервалом, и мы с Тракером вышли в 6:30 утра.

Ярко сияло солнце, и мы быстро и энергично шли по горам. Видимость была отличная, ориентировались мы легко и преисполнились уверенности в себе.

Вскоре мы оказались у моста через ущелье и остановились поразмыслить.

Дело в том, что нам запрещалось переходить по мосту, кстати, как и ходить в лесу по тропинкам и дорогам. (Правда, этот запрет не распространялся на тяжелые утренние кроссы.)

Это делалось для того, чтобы мы научились хорошо ориентироваться и привыкли ходить по нехоженым тропам, что гораздо труднее. (Я до сих пор испытываю легкое чувство вины, если в походе шагаю по тропинке, – от старой привычки трудно избавиться.)

Но если следовать запрету, то придется спускаться вниз, а потом подниматься на другую сторону ущелья глубиной в четыреста футов.

«Следит за нами инструктор или нет, может, стоит рискнуть?»

В духе девиза полка «Побеждает дерзкий» мы осторожно перелезли через запертые ворота и стремительно промчались шестьсот футов по мосту.

Все тихо. Дальше мы стали подниматься по крутому подъему к следующему контрольному пункту, до которого было около семи миль.

Однако после шести часов ходьбы мы стали уже уставать.

При такой сильной жаре, да еще когда сжигаешь шесть тысяч калорий в день, таскаясь с тяжеленным рюкзаком, оружием и в разгрузочном жилете, необходимо чаще пить. Но мы этого не делали.

Продвигались мы быстро, чувствовали себя хорошо и, как оказалось, слишком самоуверенно. Это едва не стоило нам шанса пройти отбор.

Через некоторое время нам оставалось преодолеть последний подъем на хребет в две тысячи футов высотой и спуститься к последнему контрольному пункту. Но я уже еле тащился и, несмотря на жару и напряжение, больше не потел. А это было плохим знаком.

Каждый шаг на крутом подъеме давался мне с огромным трудом. Голова кружилась, мысли мешались, и я все время присаживался перевести дух.

Короче, от жары и перенапряжения у меня началось обезвоживание организма.

Раньше я никогда не испытывал подобную слабость и помутнение рассудка. У меня было ощущение, будто я совершенно пьян, потому что то и дело падал на колени.

Хотелось только одного – растянуться на земле в каком-нибудь темном и прохладном месте. Но это было невозможно. Пришлось выпить воды и двигаться дальше в надежде, что через несколько минут мне станет легче.

Наконец я перевалил через гребень и покатился вниз по откосу к конечному контрольному пункту. Отметившись, я без сил распростерся под деревьями рядом с остальными рекрутами.

Голова невыносимо болела и кружилась, меня тошнило. Нужно было немедленно восполнить недостаток воды в организме и взять себя в руки.

Между тем пятеро рекрутов сошли с дистанции еще до окончания маршрута, и еще двоих подобрали по пути – все они пострадали от солнечного удара.

Увидев, как их осторожно поднимают в грузовики и с какой заботой за ними ухаживают капралы, я даже позавидовал этим ребятам. В том состоянии, в каком я в тот момент находился, это казалось невероятным счастьем.

Но я считал, что я должен держаться. Назавтра к этому времени мы пройдем еще одно испытание, и я буду еще на шаг ближе к своей цели. Поэтому я сел и принялся пить теплый, сладкий чай, надеясь, что скоро полностью приду в себя.

Перед началом ночного марша нас вызвали на построение намного раньше обычного. Это не предвещало ничего хорошего.

Когда мы стояли в шеренге, инструктор назвал два имени, и их обладатели вышли из строя.

Инструкторы заметили этих двоих парней, когда они бежали по мосту, перекинутому через ущелье, поэтому их сразу отчислили.

Нам с Тракером повезло, но мы получили хороший урок: если уж ты решил рискнуть, то выбери нужный момент и не дай себя засечь.

К тому времени, когда мы с ним отправились на ночной марш, я чувствовал себя немного лучше. Правда, голова все еще болела, но я мог уверенно стоять. Это уже был какой-то прогресс.

Тракеру тоже было чертовски плохо, что меня немного утешало.

К счастью, маршрут был относительно легким, и к трем утра мы возвратились в наш лесной лагерь. Сил у меня все прибывало, и я даже гордился тем, что преодолел свою слабость и снова был здоров.

Я прилег отдохнуть до сигнала на утренний кросс, который должен был прозвучать в 5:55.

Утренний кросс тоже оказался не таким уж трудным – всего три мили по долине.

И как всегда, когда инструктор задал бешеный темп, ребята растянулись по дороге длинной цепочкой, но вскоре мы уже приблизились к концу дистанции, где нас ждали машины.

Я снова чувствовал себя сильным и радовался, что сумел выдержать темп, тогда как почти все остальные ребята тащились позади.

И вдруг в том месте, где инструктор должен был свернуть налево к грузовикам, он круто повернул направо и сразу стал подниматься по склону в тысячу футов, держа направление к гребню горы.

Вот тогда-то на нас и стали кричать по-настоящему, чего раньше не было.

 

Глава 45

Инструкторы всегда гордились тем, что им нет необходимости кричать на нас. И без того процедура отбора была достаточно трудной.

Они присутствовали, как нам объясняли, только для того, чтобы руководить тренировками и наблюдать.

Но вдруг все резко изменилось, и тон их приказов стал жестким и суровым.

– Бегом марш! – заорал инструктор. – И если мы увидим, что кто-нибудь не бежит, а идет, он будет отчислен, ясно? Эту гору нужно преодолеть бегом.

Я отвернулся от грузовиков и, подчиняясь приказу, устремился вверх по крутому склону, держась прямо за офицером, решив не отставать от него.

Казалось, просто невозможно все время бежать до гребня этой высокой горы с таким грузом на спине.

Но я думал только о том, чтобы не оказаться первым из тех, кто перешел на шаг. Я заставлял себя бежать вверх, хотя с каждым пройденным футом дыхание становилось все более частым и тяжелым.

На середине подъема инструктор остановился, повернулся и стал смотреть, как мы поднимаемся. Несмотря на крайнюю усталость, я решил не останавливаться, а продолжать бежать, пусть и медленно, пока не окажусь рядом с ним.

Наконец я добежал до него, где-то в середине нашей группы. Ноги и плечи ныли и горели, сердце, казалось, вот-вот выскочит из грудной клетки.

Я посмотрел вниз на последних рекрутов, которые карабкались к нам. Двое из них едва тащились, и я понял, что их ожидает.

Инструкторы объясняли нам: «Бежишь – значит, прошел; перешел на шаг – считай, выбыл из игры».

– Так, вы все возвращайтесь на тропу и забирайтесь в машины. А вы, – рявкнул он последним двоим, – вы идите за мной.

Мы спустились вниз и забрались в грузовики, где я с облегчением растянулся на спине. Перед этим я видел, как проваливших отбор рекрутов повели к другой машине.

Так здесь было заведено – проигравшего сразу изолировали от нас. Это помогало нам сплотиться в команду и испытать гордость за то, что нас повезут на базу, а не отправят домой.

Не так уж это много, но для нас это было очень важно.

В следующие три уик-энда нагрузки неминуемо возрастали: удлинялись маршруты, увеличивался вес рюкзаков, предъявлялись все более суровые требования.

Обычно мы совершали горные переходы расстоянием в тридцать миль с пятьюдесятью фунтами веса. Только теперь мы и в ночных, и в дневных маршах были одни, без инструкторов.

Офицеры приступили к проверке наших возможностей работать самостоятельно: хватало ли нам силы воли, чтобы не останавливаться, продолжать движение, правильно ориентироваться и следить за собой, когда мы уже устали, промокли и замерзли?

Как ни странно, но мне удавалось держаться.

На нас редко кричали, теперь нам просто предлагали выполнить три основные задачи: определить маршрут пути в горах, нести на себе определенный груз и прийти вовремя к финишу. Солдатские учения начнутся потом, но лишь для тех, кто проявил способность выкладываться по максимуму в любых условиях.

Мне все это ужасно нравилось.

Довольно скоро количество рекрутов в нашем батальоне сократилось до десяти человек, а ведь мы выполнили только половину горных учений. Тракер по-прежнему был рядом со мной, но многие сильные и мускулистые парни давно уже выбыли из игры.

Было ясно, что этот отбор потребует от нас всех сил без остатка.

После каждого уик-энда несколько дней уходило у меня на то, чтобы привести себя в порядок и восстановиться. Покрытое синяками тело, руки и ноги нестерпимо болели, подошвы ног были стерты до крови, так что эти дни я не ходил, а еле ковылял.

Видимо, я еще не созрел для такой изнурительной работы в горах. Мне было всего двадцать лет, значительно меньше, чем остальным рекрутам, а выносливость приходит только с годами.

Ничего удивительного, что очень малому количеству молодых ребят удавалось пройти отбор – для работы в САС оптимальным считался возраст ближе к тридцати.

На то, чтобы привыкнуть к постоянному напряжению сил, требовалось время. Мне нужно было научиться восстанавливать силы быстро, за короткий срок.

Эти навыки появились у меня только через несколько месяцев.

В начале отбора у меня страшно болели икры после одного этапа горных учений, когда нас долго гоняли по горам с напарником на спине, а плечи начинали гореть уже спустя несколько часов таскания по горам тяжелого вещмешка, но постепенно, со временем я становился все крепче и выносливее.

Еще один важный урок, усвоенный мною на первом этапе отбора, касался отношения к своему телу: я понял необходимость следить за питанием, соблюдать время отдыха и правильно тренироваться.

Насколько интенсивными должны быть мои тренировки между испытаниями, как часто их проводить?

Готовясь к испытаниям, солдаты часто допускают большую ошибку, чрезмерно нагружая себя тренировками, в результате чего получают травмы, а с травмой участвовать в отборе уже невозможно.

Нужно тщательно соблюдать баланс между нагрузками и отдыхом и внимательно следить за своим состоянием.

Это очень помогало мне в дальнейшей жизни.

 

Глава 46

Меня ужасно раздражало то, что, когда мне просто необходимо выспаться, я засыпаю с огромным трудом, а порой это вообще не удается.

И вот лежишь в темноте с открытыми глазами, понимая, что тебя снова ожидает тяжелый уик-энд и позарез нужно отдохнуть, но никак не можешь забыться сном.

Мозг непрестанно работает, заставляя тебя перескакивать с мысли на мысль, заново переживать и обдумывать все перипетии последних учений, и чем меньше я сплю, тем больше возбуждаюсь.

Из-за этого меня очень тревожило, как я справлюсь с очередным испытанием.

Выдержу или провалю его? Провалишь – и ты отчислен.

И без разговоров.

Принятая в САС и зловеще известная настоящая проверка на характер – это «тест» в горах, который состоит из стремительного марш-броска с полной выкладкой на восемнадцать миль, в том числе подъем на высоту около трех тысяч футов, затем спуск по другому склону одной из высочайших вершин, после чего возвращение на старт.

Не уложишься в норматив хотя бы на минуту – и ты отчислен, о второй попытке не может быть и речи.

Стоя у подножия горы в то теплое ясное утро и ожидая команды к маршу, я так нервничал, как никогда прежде.

«Достаточно ли я поел? Хватит ли мне сегодня сил? Смогу ли я выдержать темп?»

Уже через несколько минут после начала подъема по крутому склону меня опередили Тракер и ребята из передней группы.

«Давай, Беар, живее – потом отдыхай сколько влезет, а сейчас давай жми!»

Когда на тебе груз в сорок пять фунтов, да еще разгрузочный жилет, винтовка, еда и вода, нелегко двигаться с такой скоростью. Через час я уже насквозь пропотел, но изо всех сил старался все быстрее и быстрее подниматься в гору.

На отметке половины пути я наспех глотнул воды и снова побежал – все выше по длинной, вьющейся по горам тропе, к далекой вершине.

Но я уже сознавал, что опаздываю.

И страшно злился на себя.

Когда Тракер проходил мимо меня по петляющей тропе, он выглядел очень уверенным, сильным и бежал в хорошем темпе. Я понимал, что по сравнению с ним выгляжу развалиной. Низко опустив голову, глядя под ноги, я с трудом вбирал в себя воздух сквозь стиснутые зубы.

Необходимо было наверстать время, и сделать это немедленно, иначе я проиграл!

Откуда ни возьмись на втором отрезке у меня прибавилось сил, и я обошел длинную цепочку рекрутов, которые стали выдыхаться. Это придало мне уверенности, и я прибавил ходу.

Добравшись до вершины, я принялся бежать вниз, к подножию горы и к финишу.

Далеко внизу и впереди, в полутора тысячах футов ниже и на расстоянии трех миль, я увидел маячивших у ворот офицеров – они казались черными точками.

Я выжал из себя все силы и понесся к финишу.

В результате я пришел с запасом в три минуты.

Я сидел на своем рюкзаке, свесив голову между коленями, в полном изнеможении, но испытывал невероятное облегчение.

Получалось, что почти все, кого я опередил, придут к финишу с опозданием.

Спустя тридцать минут, когда собрались все опоздавшие, нас выстроили в шеренгу.

– Рекруты, чьи имена мы назовем, возьмите свои рюкзаки и отправляйтесь к ближайшей машине.

Это был приговор, холодный и безжалостный.

«Вы сами себя подвели. Помните?»

В тот день в свои армейские части возвратились шестнадцать солдат.

Планка была поднята еще выше, и, если честно, силы мои были на исходе.

 

Глава 47

Тот ночной марш-бросок был очень долгим.

Он начался в сумерках и должен был закончиться в 3:30 утра. Внезапно ухудшилась погода, и, когда стемнело, ориентироваться стало еще труднее. По дороге ко второму из последних контрольных пунктов по этой высокогорной, продуваемой ветром болотистой местности мне предстояло преодолеть крутой склон, заросший густым лесом.

На карте дорога казалась довольно легкой, но в действительности обернулась сущим кошмаром: толстые, тесно растущие сосны, штабеля заготовленных бревен и бесконечные заросли колючего утесника.

Через несколько сотен ярдов я понял, что мне предстоит настоящая борьба. Я уже и так был измотан после пяти часов ночного марша по кочковатым торфяникам, только этого леса мне и не хватало. Я думал только о том, чтобы он поскорее закончился.

Чтобы пробраться сквозь эту проклятую чащобу в кромешной темноте, приходилось продвигаться очень осторожно и ежеминутно сверяться с компасом. Но лес казался бесконечным.

Наконец я выбрался на открытое место, побежал по огибающей лес тропе и заметил на фоне неба смутные очертания одинокой палатки.

С нас требовали неукоснительно соблюдать порядок прибытия к контрольному пункту. Ты подбегаешь к нему, прижимая к груди висящую на шее винтовку, в одной руке сжимая карту, а в другой компас, и опускаешься на одно колено. Затем называешь офицеру свое имя и номер.

Офицер сообщает тебе очередные шестизначные координаты, которые ты должен быстро найти на координатной сетке карты и указать на них краешком компаса или травинкой. (Если ты станешь тыкать в карту пальцем, то незабываемый сержант Тафф пригрозит тебе «оторвать к чертям этот палец и отлупить мокрой тряпкой». Я в шутку угрожаю этим наказанием моим сыновьям, когда учу их читать карту.)

Как только координаты подтверждены, нужно сразу «хватать вещмешок и к чертям!», как нам часто приказывали. Это был сигнал отправляться дальше.

Я отошел от палатки ярдов на двадцать и, присев на корточки, вынул головной фонарик, обмотанный маскировочной лентой, сквозь которую проникали лишь слабые лучи света, и внимательно изучил ламинированную карту.

Сложенная в несколько раз карта всегда находилась в набедренном кармане, а компас был прикреплен к вытяжному шнуру нагрудного кармана. Если потеряешь карту или компас – ты пропал.

Повернувшись спиной к ветру, я травинкой проложил маршрут, который мне казался самым удобным путем через болота.

Ошибешься в выборе пути – потеряешь несколько драгоценных часов.

Но как же легко ошибиться, когда ты насквозь промок, измучен от постоянного недосыпания и пытаешься при сильном ветре и в полутьме разглядеть карту.

Я повернулся навстречу ветру и побежал по крутой тропе, пролегавшей вдоль леса, а потом по болоту – мне оставалось пройти всего две мили.

«Ну давай, жми, скорее! Поскорее уж закончим с этим!»

Было уже 2:00 утра. Я настолько измучился, шагая по этим кочкам, что спал на ходу. Такого со мной еще не случалось.

Невероятно трудно было преодолевать нестерпимое желание рухнуть на землю и заснуть и минута за минутой заставлять себя идти дальше.

Через полтора часа я добрался до маленькой заброшенной каменоломни, вырубленной в склоне горы. Трудно себе представить более жалкую награду за окончание ночного марша.

Пошел сильный дождь, поблизости не было ни одного дерева, чтобы привязать к стволу мое одеяло-гамак. Я лег на топкую землю, натянул на себя одеяло и уснул.

Вскоре я стал мерзнуть, так как моя одежда насквозь промокла. Я дрожал от холода, но думал только о том, чтобы справиться с этим испытанием.

К утру я настолько продрог, что даже обрадовался, когда нас отправили в обычный для этого часа марш-бросок. Я чувствовал, что внутренне словно перешел какую-то грань, стал немного другим. Мне уже было все равно, насколько мне холодно, сыро, болят ли у меня руки-ноги и все тело. Я стремился только к одной цели – успешно закончить этот день.

После двух часов бега вверх-вниз по крутому карьеру, после бесконечных отжиманий в грязи нас, оставшихся рекрутов, отвезли вниз.

Мы были грязные, мокрые и совершенно измотанные.

И невероятно возбуждены.

Я без сил упал на дно кузова. Первое испытание было пройдено.

 

Глава 48

В следующие выходные испытания проходили в особенно тяжелом районе Уэльских гор – отдаленном, необитаемом, где было еще больше болот с кочками, поросшими пучками высокой травы, которая, словно путы, охватывала щиколотки и страшно мешала идти.

Среди рекрутов она была известна под выразительным названием «Чертова дыра».

Первый марш начался для меня неудачно. Я не смог выдержать темп и вскоре стал отставать. Почему у меня это часто происходило в самом начале? Может, я слишком нервничал?

Приближаясь к первому кемперу, я злился на себя за то, что не могу идти быстрее.

К тому же я дважды заблудился на этой громадной заболоченной территории, и мне пришлось потратить драгоценное время на то, чтобы добраться до какого-нибудь места повыше и сориентироваться.

Видно, просто это был не мой день. Я не понимал, почему я такой уставший и раздраженный, когда мне следует быть энергичным и спокойным. Меня охватила растерянность, я не знал, как прекратить это отставание, и с каждой минутой все больше выбивался из графика.

У второго кемпера я выбрал неверное направление, и это опять стоило мне времени – времени, которое мне и так нельзя было терять.

Ошибка состояла в том, что я выбрал дорогу в обход горы, а не через нее. Такое решение я принял в минуту слабости, потому что слишком устал и надеялся сэкономить силы, – и оно оказалось катастрофическим.

В любом случае круговая дорога, хоть и проходила по более ровному месту, была более длинной и утомила меня еще больше. Осторожность не всегда идет на пользу. Порой лучше просто идти приступом на эти горы.

Когда я добрался до следующей контрольной точки, офицер заставил меня долго отжиматься на вязкой почве, не снимая рюкзака, в наказание за то, что последние триста ярдов я шел по тропе, а не по болоту.

Неожиданное наказание задержало меня на целых пятнадцать минут, так что теперь я уже намного отставал от графика.

Наконец он меня отпустил, но велел перейти вброд глубокий, по пояс, ручей с очень быстрым течением, запретив воспользоваться мостками. Он сделал это нарочно, чтобы я разозлился.

Теперь с меня буквально текла вода, и я едва стоял на ногах. Кое-как я преодолел около сотни ярдов, чтобы скрыться из вида, а потом рухнул на землю. Я хотел немного отдохнуть и прийти в себя. Меня трясло как в лихорадке.

Но офицер следил за мной и приказал мне вернуться:

– Что, парень, хочешь сойти с дистанции?

Он не угрожал мне, просто говорил честно и откровенно. Он же видел, что я совсем раскис.

– Нет, сэр.

И я, пошатываясь, повернулся и побрел дальше.

– Тогда давай вкалывай, наверстывай время!

Мне ужасно хотелось, чтобы решение выйти из игры за меня принял кто-то другой. Я почти надеялся, что он снова окликнет меня и снимет с дистанции. Но он этого не сделал. Решение уйти должен принять ты сам.

Но что-то заставляло меня не останавливаться, идти дальше.

Я понимал, что отказ от борьбы не дает ничего хорошего, что после окончания тяжелой работы будет много времени для отдыха. Но все это легче сказать, чем сделать, когда ты весь разбит и шатаешься на ходу.

Следующий подъем по болотистому, утыканному кочками бесконечному склону горы я никогда не забуду. Я был совершенно измотан. Кое-как мне удавалось сделать пару шагов, а потом я падал на колени под тяжестью рюкзака. У меня началось головокружение и сильная слабость, как во время тяжелой болезни, когда ты пытаешься встать с постели.

Я то и дело спотыкался и падал.

На вершине мне стало легче, правда, совсем немного. Я отчаянно подстегивал себя, стараясь наверстать время.

Наконец я увидел наши грузовики, стоявшие на площадке около моста у подножия горы.

Я бегом спустился к мосту и отметился на контрольном пункте.

Увидев остальных рекрутов, собравшихся в кружок под деревьями недалеко от входа на мост, я понял, что опоздал.

Над индивидуальными спиртовками поднимались дымки, рекруты готовили себе сладкий чай. Я представлял себе, как ребята молча возятся под своим навесом, стараются восполнить недостаток воды в организме и разобрать снаряжение перед ночным маршем.

Офицеры ничего не сказали, просто отправили меня к остальным ждать дальнейших приказаний.

Когда наступили сумерки, нас выстроили в шеренгу.

И снова объявили:

– Итак, следующие рекруты отстраняются от участия в ночном марше. Они не прошли сегодняшний экзамен.

Я стоял и ждал. Были названы четыре фамилии. Затем офицер взглянул на меня – холодно, бесстрастно.

– И Гриллс.

 

Глава 49

После меня было объявлено еще несколько фамилий, но я уже ничего не слышал.

Я проиграл, потому что не уложился в норматив. Не сказав ни слова в утешение, офицеры велели отчисленным идти в лес и дожидаться рассвета.

В жизни я не испытывал столь глубокого и безысходного отчаяния. Все, ради чего я работал, пошло прахом. Просто пропало. Весь этот пот, труд и страдания – все черту под хвост. Крах. Неудача. Катастрофа.

В сумерках я сидел на своем вещмешке рядом с остальными неудачниками и не мог удержать слез: они так и катились по щекам. Мне было все равно, что меня видят плачущим.

Никогда я не работал так упорно, никогда я так не выкладывался, и все напрасно! Сквозь слезы я видел вдали, на горизонте, силуэты Тракера и немногих оставшихся ребят, отправившихся в ночной марш.

Перед этим Тракер сочувственно обнял меня за плечи. Он сильно расстроился из-за меня, но что он мог сказать или сделать!

В ту ночь я лежал в лесу, и на душе у меня было тяжело и одиноко. Я залез под свой навес, прячась от сильного дождя. Но больше всего мне хотелось быть там – под этим дождем, в горах, – и упорно идти к своей цели. Выдержать испытания. Не оказаться среди тех, кто проиграл.

Никогда не думал, что, хотя тебе тепло и сухо, можно чувствовать себя таким несчастным и подавленным. Большую часть жизни я жил без каких-либо забот. Мне никогда не приходилось добиваться хлеба или крова тяжелым трудом. Я рос с добрыми, любящими родителями, никогда не голодал, всегда был в тепле и не ощущал недостатка в одежде.

Однако мне было как-то неловко пользоваться всеми этими благами, меня терзало чувство неосознанной вины. Мне хотелось работать, усердно и серьезно, хотелось доказать, что я достоин всех благ, что у меня есть.

Если бы у меня был волевой характер и стойкость! Но мой провал служил ярким доказательством, что у меня не было ни того ни другого. И сознавать это было тяжело и очень больно.

Следующие несколько недель проходили в ужасных страданиях.

До сих пор я понятия не имел, что такое душевные муки.

Я страшно переживал, что сам себя предал, что четыре месяца упорного и тяжелого труда пошли впустую, коту под хвост!

Короче, я пребывал в глубокой депрессии, чувствовал себя жалким ничтожеством.

Единственный просвет в этом унынии забрезжил, когда мой батальон предложил мне сделать еще одну попытку, если у меня есть желание.

Это означало проделать все снова, с самого начала. При одной этой мысли меня охватил настоящий ужас.

С другой стороны… в САС не принято давать кандидатам повторной попытки, если в них не видят необходимых волевых качеств, серьезного отношения к делу и не считают их способными пройти отбор! Во всяком случае, это уже был проблеск надежды.

В данный момент моим злейшим врагом был я сам. Неуверенность в себе способна отнять у тебя возможность видеть выход из безнадежного положения. Я постарался объективно оценить ситуацию – мне не удалось пройти отбор только на третьем этапе учений, – есть ли у меня шансы пройти его со второй попытки?

Родственники говорили, что, наверное, все это не для меня, что я и так извлек богатый опыт, решив попробовать себя во время отбора. От их утешений мне становилось только хуже.

Однако, несмотря ни на что, внутренний голос убеждал, что мне это по силам. Голос был слабым, но подавал мне надежду. А порой человеку только и нужно, что лучик надежды.

 

Глава 50

Зачастую нам мешает добиться успеха представление о своих ограниченных возможностях, которое мы сами же себе внушили.

Если мы постоянно твердим себе, что не обладаем нужными качествами или способностями для того или иного дела, то со временем неизбежно привыкнем считать себя таковыми.

Но я знал, что сумею выдержать все трудности и пройти отбор, если только заменю сомнения в себе надеждой, страх – мужеством и жалость к себе – гордостью за себя.

А этого можно было добиться лишь усердным и тяжелым трудом, еще более напряженными тренировками. И помогать мне в этом, подстегивать меня будет стремление к цели. Ведь я осознал это уже много лет назад.

Эд Эмис, один из моих давних и близких друзей, высказался очень просто: «Божьи создания рождаются, умирают, а потом воскресают».

Я родился и увлекся мыслью пройти отбор; я умер у того злосчастного моста в горах Уэльса – теперь, по логике, пришло время воскреснуть.

Я твердо верю в то, что чудеса действительно возможны. Поэтому я решил попытаться еще раз.

Только на этот раз я буду один, без Тракера.

Я не ожидал поддержки от моей семьи и друзей, особенно от мамы, которая видела, сколько сил мне стоили эти четыре месяца. Но это был мой последний шанс, и я решительно настроился непременно пройти отбор. И я понимал, что за меня этого никто не сделает.

Примерно через две недели после моего провала я выслушал записанное на автоответчик сообщение вконец расстроенного Тракера. Он потерпел неудачу на последнем этапе марша. Несколько часов он блуждал в темноте, безнадежно отстав от графика, и, наконец, его подобрал в свой «лендровер» офицер, который разыскивал заблудившихся рекрутов.

Тракер был невероятно измучен и подавлен. В ближайшие несколько недель он пережил такие же душевные страдания, как и я, и, подобно мне, был приглашен сделать вторую попытку. Мы были единственными двумя ребятами, которым снова предложили пройти отбор.

Мы с огромным рвением приступили к серьезным тренировкам, на этот раз решив во что бы то ни стало добиться успеха. Мы даже арендовали старый деревенский коттедж в шести милях от Бристоля. И стали тренироваться, как Рокки Бальбоа.

Вскоре должны были начаться занятия на очередном курсе отбора (каждый год объявлялся набор на два курса). И снова, как в День сурка, мы с товарищем оказались в памятном нам старом и пыльном спортивном зале в казармах, и снова нас гоняли офицеры.

Мы вошли в состав новой группы кандидатов. В конце курсов их останется жалкая горстка – мы уже видели, как это происходит.

Но на этот раз мы были уже «стариками». И это очень помогало, придавало нам сил и уверенности. Теперь мы знали, что нас ожидает; тайна, всегда сопровождающая неизвестность, исчезла, оставалось только заработать приз.

На этот раз мы попали на зимние курсы отбора, а в условиях высокогорья они всегда намного труднее. Но я старался об этом не думать. Вместо изнурительной жары и полчищ мошкары теперь нашими врагами должны были стать холодные дожди вперемежку со снегом, ураганные ветры и короткий световой день.

По сравнению с этим летний отбор вспоминался нам с Тракером как нечто благодатное! Удивительно, как быстро человек привыкает к трудностям, и то, что когда-то приводило в ужас, потом кажется простым и легким.

Офицеры часто говорили нам:

– Когда идет дождь, тренировок нет.

(Недавно я услышал, как наш средний сын, Мармадьюк, говорил это своему другу. Тот жаловался, что не может выйти погулять из-за дождя. Четырехлетний Мармадьюк серьезно объяснил ему, что в дождь не гуляют. Здорово!)

В течение нескольких первых недель мы с Тракером постоянно были в числе первых.

Мы были тренированнее, сильнее и увереннее, чем многие из новых рекрутов. Правда, зимняя погода и нам не позволяла расслабиться.

Нам все время приходилось бороться с ветром: однажды на высоком гребне он разыгрался с такой силой, что на моих глазах сбил с ног целую цепочку солдат, включая и инструктора.

Во время первого ночного марша одного рекрута отчислили из-за переохлаждения организма. Как и все остальные, он промок и замерз, из-за ветра и белой мглы утратил волю к сопротивлению и своевременно не принял меры против замерзания.

Он забыл золотое правило холода, которое все время твердили нам офицеры:

– Не позволяйте себе замерзнуть. Немедленно принимайте срочные меры, пока у вас не притуплены чувства и вы еще способны двигаться. Наденьте дополнительную одежду, закутайтесь в одеяло, сделайте себе укрытие, ускорьте шаг – делайте все, что сможете, но только делайте, не сдавайтесь!

Вместо этого тот парень просто сел на болотистую землю, не в силах заставить себя идти дальше. Он так замерз, что не мог ни говорить, ни стоять. Мы тесно окружили его, стараясь укрыть от ветра, дали поесть, потеплее укутали. Затем помогли ему спуститься с горы, откуда его забрал офицер на «лендровере» и отвез в лагерь, где о нем позаботились медики.

Для него это испытание в 21-м полку САС стало последним и жестоким напоминанием о том, что условия отбора гораздо тяжелее, чем это можно представить. Спецназовец должен уметь выживать и в горах, а зимой это совсем непросто.

Еще одной трудной задачей в зимних отборах была попытка согреться в те несколько часов в перерывах между маршами, о которых я уже упоминал.

Летом не имеет значения, замерз ты или промок, – конечно, это неприятно, но не угрожает твоей жизни. Но зимой если ты не позаботишься о себе, то быстро замерзнешь, и это кончится одним из двух: либо ты не пройдешь отбор, либо погибнешь. Выбор невелик.

 

Глава 51

Примерно на втором этапе я почувствовал себя более крепким и выносливым.

По сравнению с первой попыткой теперь голова и тело работали более согласованно, и я часто заканчивал марш одним из первых.

Шло время, и с каждым разом нас отвозили во все более труднодоступные горные районы Уэльса: черные безжизненные горы, бесконечные болота и старые заброшенные каменоломни.

Час за часом, день за днем я упрямо пробирался по этим горам под холодным проливным дождем. Натянув на голову капюшон армейской куртки, я шел и шел от одной контрольной точки до другой.

По дороге я бормотал, разговаривая сам с собой, напевал и беспрестанно себя подстегивал. Чем труднее становились условия похода, тем больше навыков по их преодолению я усваивал.

Эта выучка приходит только с практикой: умение приспособиться к тяжелым обстоятельствам и продолжать идти дальше. Я сделал это своим девизом.

Привычка преодолевать все эти трудности постепенно становилась моей второй натурой.

И вот я опять погружаюсь по пояс в воду, переходя вброд бурный горный поток. Или с силой вонзаю шипы ботинок в замерзшую грязь на очередном крутом склоне, осторожно поднимаясь вверх в темноте.

Я перебрасываю через расселину тонкое скользкое бревно. Темно и сыро, я сгибаюсь под тяжестью рюкзака, разгрузочного жилета и винтовки. Я устал, но продолжаю идти.

Но хуже всего было ожидание: лежать в холодном болоте, пытаясь отдохнуть несколько часов в промежутке между маршами.

«Не забывай шевелить пальцами ног, улыбайся, думай о следующем задании. Ты сумеешь его выполнить, Беар!» И неделю за неделей я их выполнял.

К концу «горных» испытаний от нашего батальона оставалось всего несколько человек, в том числе мы с Тракером.

Мы работали и проводили вместе так много времени, что сблизились, как братья. Это было нам мощной поддержкой.

Всем нам, пятерым, приходилось испытывать и моменты упадка сил, и неудачи, и все-таки нам всегда удавалось оказаться одними из первых. Каждый из нас вел свою борьбу, и это вызывало в нас гордость за себя и чувство товарищества, что так трудно найти в гражданской жизни.

Но пока что это было лишь прелюдией к суровой «недельной проверке». Эта неделя состояла из сплошных переходов по горам, которые были самой серьезной и сложной «проверкой на прочность» как для военнослужащих, так и для резервистов САС. Но если ты ее выдержал, значит, прошел и первый этап отбора.

На всю эту неделю базой для нас должен был стать штаб САС, где соберутся все три полка – 21-й, 22-й и 23-й.

Нам предстояло пройти громадные расстояния, совершить утомительные переходы по горным тропам, тащить на себе все больше груза, и при этом обязательно укладываться в нормативы времени. Таковы условия испытаний.

В этих походах, дающих полную возможность максимально испытать пригодность даже самых опытных солдат, наравне с рекрутами участвуют и профессиональные спецназовцы.

Поскольку до сих пор после каждых выходных я дня два с трудом передвигался на распухших подошвах, перспектива совершить один за другим шесть маршей на более длинные дистанции и с большим весом вызывала во мне серьезные опасения.

Я просто не знал, смогу ли я выдержать все эти марши. Дело в том, что «недельная проверка» завершалась самым трудным испытанием. После пяти достаточно сложных маршей предстояло выполнить еще один, самый главный, который у нас называли «проверкой на прочность». Хорошее название!

Дистанция этого марша была намного длиннее прежних. Причем расстояние определялось по прямой, без учета возвышенностей и крутых вершин данной местности. (Миля на карте сильно отличается от мили на местности, когда приходится совершать переходы вверх и вниз по горам высотой в три тысячи футов, брести по болотам, переправляться через реки.) Мы должны будем идти с вещмешком весом в пятьдесят пять фунтов, винтовкой, водой, едой и в разгрузочном жилете.

Ничего удивительного, что я боялся.

Я уже немного представлял себе, каково это будет.

В ту пятницу мы впятером сидели на своих вещах в длинном «лендровере». Мы выехали из казарм в Уэльсе и двигались на север, бог весть куда.

Когда мы прибыли на место, нас провели в большое пустое помещение, полное опытных, закаленных солдат.

Старший инструктор 22-го полка с сильным йоркширским акцентом бесстрастно заявил, что, скорее всего, на этом этапе отбора за предстоящие шесть дней большинство из нас отсеется. Но если мы по-настоящему хотим стать спецназовцами, тогда все зависит от нас самих.

– Желание должно быть у вас здесь, ребята, – сказал он, ударив себя в грудь. – Вот здесь, в сердце. Итак, первый сбор завтра утром в 5:00. Дальнейшие инструкции каждый вечер будут вывешиваться на доске объявлений. Желаю удачи.

И он ушел, предоставив нам устраиваться на новом месте.

 

Глава 52

Я аккуратно сложил свои вещи в шкафчик, завел будильник в наручных часах и постарался заснуть. Никогда я так не волновался.

Все поднялись рано, задолго до рассвета. Каждый солдат прибыл сюда с одной целью: доказать, что в состоянии выполнить марши в установленные нормативом сроки. Все, что мы перенесли до этого, было лишь подготовкой к этой «недельной проверке».

Теперь мы были освобождены от утренних кроссов, отжиманий и уборки барака. Они уже не требовались. Вопрос, пригодны ли мы для службы в САС, будет решаться по итогам этой недели.

В конце ее САС пополнится еще одной небольшой группой солдат, которые впоследствии станут профессиональными служащими этого элитного подразделения.

В столовой я заставил себя целиком съесть завтрак – сегодня мне понадобится каждая унция этих калорий.

В объявлении, вывешенном на доске, указывалось, какой вес нашего вещмешка должен быть в этот день. Мы должны были сами взвесить свои мешки и в должное время выстроиться в шеренгу. Здесь с нами не нянчились, все было построено на дисциплине и сознательности.

В 4:55 мы уже стояли на построении, все в стандартном обмундировании, за исключением обуви и головных уборов, которые нам разрешалось выбирать по своему вкусу.

Специальной авиадесантной службе требовались индивидуальности, поэтому здесь всегда поощрялись любые проявления этого рода.

Прежде чем оказаться сейчас в этой шеренге, каждый солдат пролил немало пота и заслужил право выбрать себе более удобную обувь. Это касалось и меня.

Мы стояли вольно, зеленые рюкзаки лежали на земле и давили на ноги своим тяжелым грузом. Дежурный офицер спокойно проверил и взвесил вещмешки, после чего отправил нас за оружием на склад. Нам выдали одинаковые старые самозарядные автоматические винтовки, но с одной особенностью: скользящий затвор и рабочие части были не внутри, а снаружи.

«Удобная штука», – отметил я про себя. Затем мы разместились по автомашинам, выехали из гарнизона и направились в горы. Было еще темно. Я не имел представления, куда мы направляемся, и ужасно нервничал.

Наконец грузовики остановились, скрежеща тормозами. Я выглянул наружу и сразу понял, что нас привезли в эту отвратительную болотистую местность. Мог бы догадаться и раньше.

После полутора часов езды, сопровождаемой выхлопами едких газов, меня стало подташнивать. Я спрыгнул на землю, и меня вдруг вырвало. Я расстроился, что остался без калорий, которые мне так нужны.

Пока я сидел на земле и ждал, когда меня вызовут и вручат первую карту с координатами моего маршрута, уверенности у меня сильно поубавилось. На меня нахлынули прежние сомнения.

Я вдруг почувствовал себя совершенно опустошенным, отчетливо осознав себя неопытным новичком. Вставая в шеренгу, я сделал глубокий вдох. «Соблюдай спокойствие!» Мне не терпелось поскорее приступить к делу.

 

Глава 53

Вскоре я вышел на дистанцию.

Поднялся и спустился с первой горы, в долине пересек реку и стал взбираться на следующую гору.

Спустя несколько часов я прошел мимо Тракера, который тоже лез вверх. Он кивнул мне и улыбнулся. Видно было, что идет он хорошо.

Я поднимался по крутому склону, цепляясь за влажную болотистую почву.

Вскоре я добрался до места, после которого, как я надеялся, начнется последний отрезок на обратном пути. Он был длиной всего в шесть миль, но потом я ошибся в направлении и оказался у топкой трясины с высокой травой.

Пришлось пересекать бесконечные теснины глубиной в тридцать футов с бешеными потоками и покинуть твердую почву и высоту, чтобы хоть как-то продвинуться вперед.

Чтобы не тратить с таким трудом выигранное время, я решительно двинулся через болото и вскоре увидел внизу, в долине, ожидающие нас грузовики. Я едва успел уложиться в отведенное время, сбросил с ноющих плеч тяжеленный рюкзак и рухнул на дно кузова, довольный, но уставший, как собака.

В тот день все ребята столкнулись с такими же проблемами. Маршрут и был составлен с этой целью. Но мне удалось выдержать дистанцию.

На следующий день нам снова увеличили вес рюкзаков и опять привезли к болотам, только на этот раз они находились в той части гор, где мне еще не приходилось бывать.

Стоя в цепочке холодным зимним рассветом в ожидании, когда нас станут отправлять в путь с двухминутным интервалом, я хлопнул по плечу впереди стоящего рекрута и спросил его об этой местности. Он сказал, что хорошо ее знает. За полминуты он рассказал мне о коварных местах и о том, как можно срезать путь.

Отличный парень, его советы были неоценимы. Тем отбор и хорош, ведь это не состязание. Если отбор пройдет вся наша группа, инструктор первым будет этому радоваться. САС не ограничена в количестве новобранцев, только нормативы строго соблюдаются.

Дождавшись своей очереди, я быстро двинулся вперед. К этому моменту я уже столько отшагал по болотам, что немного привык к их неровной, кочковатой почве.

Тот день я закончил удачно, несмотря на непрерывный и мощный ливень. По дороге в лагерь я лежал на дне кузова и болтал с товарищами. Я чувствовал себя более уверенно и спокойно.

Утром следующего дня я заметил, что грузовиков подали меньше; значит, уже отчислено довольно много рекрутов. Кто-то из них заблудился, кто-то не вынес тяжести рюкзака, кто-то пришел позже установленного времени.

Уследить за отчислением было трудно, но на доске объявлений каждый вечер вывешивался список оставшихся, и пока что в их числе было и мое имя.

Я поставил себе цель работать как можно более стабильно, без провалов, но и не зарываться. А просто каждый день стараться выполнить задание и уложиться в заданное время, чтобы остаться в списке.

 

Глава 54

Наша все убывающая группа рекрутов забралась в большие металлические грузовики, которые вновь направлялись к болотам.

Сегодня нам предстояло идти по тем же местам, где пол год а назад я потерпел поражение. Настало время расправиться с этой дистанцией.

Чтобы не повторить прежнюю ошибку, я понемногу подкреплялся остатками от завтрака, которые спрятал в карман, и регулярно отпивал по глотку воды.

Но не успел я обрести уверенность, что на этот раз все идет как надо, как по беспечности допустил просчет.

Я слишком рано спустился с возвышенности и вскоре снова оказался на самом тяжелом болотистом участке. Топкая и вязкая почва под ногами хлюпала и засасывала, каждый шаг давался с огромным трудом, под тяжестью рюкзака подгибались колени. К тому же высоко над собой я видел на фоне неба отдаленные фигуры рекрутов, которые опередили меня.

Скоро я настолько вымотался, что вынужден был остановиться, передохнуть и хотя бы на минутку снять с плеч тяжеленный рюкзак. Пошарив в карманах, я съел все до последней крошки. Теперь еды не осталось. А мне явно не хватало энергии.

Я проверил карту и оценил свое положение. Нужно было срочно придумать, как выбраться из этой проклятой трясины.

Я круто повернул и стал взбираться на плато, с которого только что спустился. Это означало сделать крюк, мне следовало спускаться вниз, но идти здесь было гораздо легче, чем снова сражаться с болотистой почвой. Один раз я уже пытался ее одолеть и проиграл.

Как нарочно, поднялся сильный ветер, он дул мне навстречу, с плато. Я опустил голову и, не обращая внимания на то, что лямки рюкзака больно впились мне в ноющие плечи, упорно продолжал лезть вверх.

Я не хотел проиграть игру в этой богом забытой дыре.

Добравшись до верха, я бросился бежать. Бежать по топкой почве, с весом восьмилетнего ребенка на спине – то еще удовольствие. Но меня охватил азарт, и я продолжал отыгрывать время и расстояние.

Я бежал, пока не оказался у последнего контрольного пункта, и только потом рухнул на землю, совершенно обессиленный. Офицер как-то странно посмотрел на меня и усмехнулся.

– Хорошо поработал, – заметил он, потому что видел, как я бежал последнюю милю с небольшим по этим кочкам.

Мне удалось уложиться во время.

Я выиграл, и адреналин бушевал в моей крови.

До окончания «недели испытаний» оставалось выполнить три марша, самых тяжелых и страшных. Первый из них проходил в Брекон-Биконсе. Маршрут длиной в двадцать миль проходил между тремя высокими вершинами, а три кемпера безжалостные офицеры расположили только на обратном пути, на дне каждой долины.

Вес наших рюкзаков был серьезно увеличен. Я даже лишний раз посмотрел на доску объявлений, чтобы убедиться, что не ошибся. Каждое утро, в ожидании инструктажа, нам стоило огромного труда взвалить на спину тяжелый и громоздкий рюкзак. Лучше всего оказался вот такой способ: присесть на корточки, просунуть руки под лямки, а потом кто-нибудь тянул тебя за руки, помогая встать на ноги.

А уж если ты встал, то надо было стоять с рюкзаком весь развод. Вес рюкзака больше всего ощущался в начале и в конце маршрута, и труднее всего давались первые два часа марша.

Как только рюкзак оказывался на спине, стертые в кровь лопатки сразу отзывались болью. Затем ты как-то отвлекался от нее, зато к концу марша начинала заявлять о себе нестерпимая боль в плечах, которые резало и жгло будто огнем.

Покрытые волдырями и растертыми в кровь ссадинами, местами заклеенные пластырем поясница и плечи рекрутов говорили о многом, так что, казалось, в душевом блоке моются солдаты с передовой, поступившие в полевой госпиталь.

Волдыри на спинах и ступнях причиняли сильную боль, и большая часть вечера у рекрутов уходила на то, чтобы старательно заклеить их перед сном.

В то утро, когда мы стояли в ожидании инструктажа, я опять чувствовал тошноту и головокружение. Я всегда очень нервничал во время ожидания, и эта слабость была следствием волнения. Я посмотрел на лежавший у моих ног рюкзак с дневным рационом. Плохое начало.

В момент отправления повалил густой снег, и уже на первой вершине я стал быстро слабеть. Опять. День за днем силы покидали меня. А восстановить их за несколько часов сна было просто невозможно. Я ненавидел это ощущение слабости и головокружения.

«Почему я снова слабею? Мне нужна энергия!» Но сказывались частая рвота, недостаток сна и длинные трудные переходы по горным болотам.

На середине пути я уже отставал от графика и понимал, что мне необходимо увеличить скорость, как бы я себя ни чувствовал. Я перестал себя жалеть, хорошенько поднажал, и оказалось, что чем упорнее я себя подстегиваю, тем более сильным себя ощущаю.

В итоге день я закончил по графику. Я был разгорячен и еще полон возбуждения, когда скинул на дно кузова осточертевший рюкзак и прочее снаряжение.

«Молодец, Беар!»

Но я не понимал, что в результате такого тяжелого и долговременного напряжения мои ресурсы и выносливость все больше иссякают.

А с пустым баком далеко не уедешь.

 

Глава 55

На следующий день дистанция была меньше, правда, был значительно увеличен вес рюкзака. «Недалеко, зато тяжело, – сказал я себе. – Придется еще раз поднажать, Беар».

Сильный косой дождь крайне затруднял ориентировку. К тому же через несколько минут после старта все мое снаряжение промокло до нитки. Я выглядел так, будто только что перешел реку вброд.

Несмотря на мокрую одежду, холода я не чувствовал – слишком энергично шел. Натянув на голову капюшон, я устремился в лес.

Спустя шесть часов я увидел грузовики. Сбросив на пол рюкзак, я прямо здесь, в машине, сменил мокрую одежду на сухую. Мы прибыли в лагерь и занялись чисткой одежды и снаряжения, заклеиванием всяких потертостей и волдырей, готовясь к следующему дню.

Те из нас, кто остался, отлично понимали, что их ждет в очередные сутки. Еще один марш, но какой!

«Проверка на прочность» – это знаменитый маршрут отбора. Именно на нем несколько лет назад умер один рекрут – от переутомления. Он уравнивает и объединяет всех, кто его прошел.

Нам предстояло пройти по всему горному кряжу Брекон-Биконса, а потом по нему же проделать обратный путь. Нам понадобилось два листа карты масштаба 1:50 000, чтобы целиком увидеть этот маршрут и осознать его сложность.

Это были последние испытания отбора в горных условиях. Если ты прошел этот этап, то допускаешься к дальнейшим этапам отбора САС.

В два часа ночи меня разбудил ненавистный звон моего будильника.

Я медленно сел на спальном мешке.

В казарме уже горел свет, все снова заклеивали пластырем ступни, забинтовывали волдыри на спине. Сидящий рядом со мной парень, бледный и изнуренный, обматывал пластырной лентой пальцы на ногах, как боксер тщательно бинтует себе руки перед боем.

Мне не приходилось часто пользоваться пластырем. В начале недели я постарался, чтобы спина и ноги приспособились к тяжелому весу, и сейчас, глядя, как ребята бинтуют и заклеивают себе спины и щиколотки, я радовался тому, что у меня было всего несколько волдырей, которые уже зажили.

Зато я был очень изнурен, а щиколотки и ступни так распухли, что я едва ковылял в сторону кухни. На полпути я остановился отдохнуть.

«Посмотри на себя, Беар. Сегодня «проверка на прочность», а ты едва ползешь!» Я постарался не думать об этом.

В ту ночь построение прошло очень быстро и при полном молчании рекрутов. От тех, кто вышел на старт всего неделю назад, осталась жалкая горстка, включая нас с Тракером. Каждый день он упорно и спокойно преодолевал вовремя все дистанции, без малейшей суеты и ажиотажа. Просто молодчина!

– Дружище, это нам по силам, – прошептал я ему на построении. – Остался всего один марш, и все, Тракер.

В ответ он слабо улыбнулся. Он выглядел как ходячий раненый. Да мы все были такими же. Сильные люди, шаркающие на больных ногах.

«Стоит только начать идти, – думал я, – и кровь разгонит всю эту тяжесть и скованность в спине и ногах».

Мы не разговаривали, когда в ту ночь ехали в последний раз к горам. Все сидели, сгрудившись в одну кучу и уйдя в свои мысли.

В эту глухую февральскую ночь стоял сильный холод. Скрип тормозов и резкий толчок вывели нас из задумчивости. Я выглянул наружу. Даже в темноте было видно, что вся земля покрыта толстым слоем снега. Пора было вылезать.

Сегодня наши рюкзаки весили пятьдесят пять фунтов плюс разгрузочный жилет, оружие, вода и дневной паек. Чертовски тяжело.

Офицеры взвесили наш груз на безмене, подвешенном к заднику одной из машин. У Тракера оказалось на фунт меньше.

Офицер дал ему десятифунтовый камень и велел засунуть в рюкзак. Такова «проверка на прочность». Никто не ожидал никаких поблажек.

Мы с Тракером помогли друг другу взвалить рюкзаки на спину, затем встали в шеренгу, ожидая сигнала, чтобы отправиться друг за другом на марш с обычным интервалом в две минуты. Было дьявольски холодно, и даже здесь, в долине, ветер был очень сильным. Мы даже повернулись к нему спиной.

Наконец офицер выкликнул мое имя:

– Гриллс! Время пошло. Марш!

 

Глава 56

Я в темноте двинулся по проложенной предыдущими рекрутами тропе.

Настроив себя на взятие первой высоты, я опустил голову и зашагал так быстро, как позволяли больные ступни.

Первый контрольный пункт находился на высоте двух тысяч футов, и я подумал, что могу срезать угол, если пойду по долине, а не по гребню горы. Скоро я понял, что это было ошибкой.

Я неверно оценил высоту снежного покрова, но прошел уже достаточно приличное расстояние, так что не хотел тратить время на возвращение в исходную точку. На дне долины сухой, рассыпчатый снег доходил мне до пояса. Я продвигался со скоростью черепахи.

Надо мной, на фоне освещенного полной луной неба, виднелись маленькие фигурки рекрутов, медленно поднимающихся в гору. А я все барахтался на дне долины, практически топчась на одном месте. Я даже не приступил к началу маршрута. «Что за идиотское решение, Беар!»

Я уже весь покрылся потом. Целый час ушел у меня на то, чтобы добраться до гребня, где к тому моменту никого уже не было. Я оказался в одиночестве и сильно отстал от графика.

На вершине ветер был особенно неистовым, и мое продвижение без преувеличений можно было описать как два шага вперед, один назад. Я осторожно продвигался по узкой овечьей тропе по самому гребню горы, справа за которой начинался отвесный склон высотой примерно в восемьсот футов.

Неожиданно подо мной треснул лед, покрывавший небольшую лужу, и я по бедра провалился в ледяную вязкую кашу. Я весь промок и испачкался в этой черной жиже, тяжелой массой налипшей на ботинки. Ничего себе начало!

Нагнув голову, я снова зашагал вперед. С первыми лучами солнца я в последний раз поднялся на восточный гребень высокой вершины, которую мы так хорошо знали.

Сколько раз я запросто преодолевал эту гору, а сейчас еле тащился – голова низко опущена, ноги дрожат, дыхание прерывистое, судорожное. Казалось, горы решили бросить вызов человеку, заставляя его вступить в схватку. Когда мы спустились, а потом снова стали подниматься на следующий гребень, я увидел перед собой невероятной красоты зимний рассвет с солнцем, поднимающимся над отдаленным горизонтом.

Нам предстояло идти весь этот день до полудня следующего дня, то есть если мы вообще дойдем до финиша.

Я продвигался вперед с огромным трудом, но упрямо и настойчиво. «Сохраняй темп, следи за дыханием, не останавливайся».

Час протекал за часом, но я не замечал их, потому что вел изнурительную борьбу со своим телом, стараясь не замечать, как все больше распухают ступни в мокрых покоробленных башмаках.

Я спустился по очередному заснеженному склону горы к водохранилищу: оно означало середину маршрута. Измученный, я сбросил рюкзак и немного подкрепился в кемпере, чтобы восполнить запас энергии.

Из кухни навстречу мне выходили другие рекруты – темные, мокрые и сгорбленные фигуры; они быстро пересекали болото, возвращаясь в горы, и на ходу жадно уничтожали овсяное печенье и армейский шоколад.

На контрольном пункте я просидел еще минут пять в ожидании своей очереди. Нужно было немедленно отправляться дальше, а то ноги откажутся идти. Чем дольше ты сидишь, тем тяжелее и больнее снова начать ходьбу.

Я взвалил на себя рюкзак и начал подниматься на тот же склон, с которого только что спустился. Вскоре я вынужден был сбавить скорость из-за кочковатой почвы, заросшей пучками травы. Я старался подстегивать себя, насколько позволяли мне силы.

На десятой миле я нагнал Тракера, и дальше мы пошли рядом – две жалкие одинокие фигуры, старающиеся держать темп и не поддаваться все возрастающей усталости.

На следующем контрольном пункте я стащил с себя башмаки, полные вязкой болотной жижи. Надел свежие носки и подсушил ботинки. В сырых ботинках сухие носки быстро промокли, но приятно было сознавать, что они свежие. Нам оставалось преодолеть последние восемнадцать миль, а на мне были свежие носки.

Психологически казалось, что я только отправился в путь.

«Давай, Беар, держись, не останавливайся. Еще немного, не сдавайся».

 

Глава 57

Одну из последних вершин, которую нужно преодолеть в Брекон-Биконсе, рекруты прозвали «Уноси ноги». Стоит ее увидеть, и ты сразу понимаешь, почему люди часто перед ней пасуют.

Высокая гора с обрывистыми склонами, покрытыми болотистой почвой, – уже на тридцатой миле рекруты, измученные длинной дистанцией, тяжелым грузом и высоким темпом, сами отказываются от участия в дальнейших испытаниях отбора.

Но я пока что не сдаюсь. Опрокинувшись на спину, я начинаю скользить по крутому заснеженному спуску в долину, в качестве руля используя приклад винтовки, и, наконец, останавливаюсь в самом низу, у покрытого льдом ручья.

Перейдя его, я начинаю карабкаться вверх, за мной следует Тракер. Все выше и выше, пока я не оказываюсь на вершине, где падаю в снег и жду товарища.

У Тракера тоже страшно распухли обе ступни. Позже он обнаружил, что где-то в этом месте у него произошел перелом косточек больших пальцев на обеих ногах. Это произошло оттого, что на крутизне все время приходилось врубаться носком ботинок в снег. Бедняга очень страдал.

До меня доносилось его бормотание – он читал себе под нос строки из Библии. Мы с ним всегда молились перед походом. Сейчас нам, как никогда, нужна была помощь Бога.

«Ибо Я Господь, Бог твой, держу тебя за правую руку твою, говорю тебе: «не бойся, Я помогаю тебе» (Книга пророка Исаии, 41: 13). Никогда еще я так не нуждался в подобном ободрении.

Когда тебя ничто не отягощает, легко быть циником и думать, что обойдешься и без помощи. Но отбор показал, что у каждого есть свой предел. Чтобы преодолеть этот предел и двигаться дальше, нужна помощь свыше.

Вот это и давала мне вера – тайную силу и помощь, когда они требуются больше всего. А сейчас я в них определенно нуждался.

Когда мы поднялись на вершину, опустился туман, стало опять темно. Мы здорово замерзли. Долгая и трудная ходьба в сумраке по болотистому плато измучила нас, и вскоре мы заблудились – именно от переутомления. Мы медленно спускались, в то время как должны были находиться еще на плато.

– Черт возьми, где мы? – Я развернул карту и стал рассматривать ее, сотрясаясь от дрожи.

Мы ходили кругами в поисках маленькой тропинки на обрыве, которая должна была привести нас в долину, к очередному контрольному пункту.

Уже полностью стемнело, из-за густого тумана видимость упала почти до нуля. Я шел впереди, когда вдруг поскользнулся и стал съезжать в грязный ледяной овраг. Тракер, который шел прямо за мной, тоже заскользил вниз.

Оказавшись внизу, в жиже из снега и грязи, мы стали подниматься обратно, к тому месту, где упали. И вдруг прямо перед собой увидели огонек.

Это и был тот самый контрольный пункт, который мы тщетно искали. Вот и ответ на наши отчаянные мольбы! Мы отметились на этом пункте и отправились к следующему кемперу.

Неожиданно идти стало почти невозможно. Я три раза проваливался по пояс в болото. К тому же повсюду торчали пни от спиленных деревьев.

Я жутко замерз и жестоко страдал от жажды. Казалось, этот маршрут окончательно меня доконает. Медленно, но верно я начал отставать.

Недавно к нам присоединился Мэтт, один из наших рекрутов. Поняв, что силы у меня уже на исходе, он оттащил меня в сторону и заставил надеть еще один свитер. Затем дал мне напиться из своей фляжки и помог встать.

Мне никогда не отблагодарить его за то, что он сделал для меня в тот час. Через несколько минут мы втроем снова двинулись в путь. Вскоре внизу мы увидели грязную тропу, которая вела за пределы участка с этими злосчастными пнями. Если мы воспользуемся этой тропой, то нас сразу отчислят – это мы знали твердо.

Но кроме нас, в этом пустынном месте никого не было, а мы стремились сэкономить время, чтобы успешно закончить этот последний маршрут. Во что бы то ни стало!

Мы стали пробираться между густо торчащими пнями и скоро оказались на тропе. То и дело озираясь, мы зашагали вперед.

Неожиданно в темноте мелькнул свет фар, и мы разом пригнулись за изгородью из колючей проволоки. Прятаться было негде, поэтому мы просто упали на землю, лицом вниз, и замерли.

Я молился, чтобы фары не осветили нас. Мимо медленно прополз «лендровер» с офицерами. Нас никто не заметил.

Мы рискнули пройти по тропе еще с полчаса, затем свернули на восток, снова в лес, после чего выбрались на открытое болото. Теперь нам оставалось пройти всего восемь миль.

Но, казалось, конец пути никогда не настанет. Мы шли как привидения. Через каждые сто ярдов мы останавливались и присаживались передохнуть, испытывая невероятное блаженство от того, что вес рюкзаков не давит на плечи и ноги.

Минутки две посидев на грязном снегу, я подталкивал Мэтта, заставляя его снова идти. Настала моя очередь помогать ему.

– Давай, Мэтт, еще немного. Скоро уже все закончится!

Наконец на другом берегу водохранилища мы увидели то, что искали. В воде отражались лучи света. Это горели фары армейских грузовиков, которые ждали нас на финише. Мы слышали приглушенный гул двигателей, от которых работали обогреватели в кабинах.

Напрямик через водохранилище было всего полмили, но дорога вокруг него тянулась примерно на три мили.

Почувствовав прилив сил, я как можно быстрее зашагал в обход водохранилища. Только близость финиша поддерживала во мне энергию.

И вот спустя двадцать один час Мэтт, Тракер и я закончили эту «проверку на прочность» – первыми из оставшихся двадцати одного рекрута.

Я впервые испытывал одновременно и полное изнеможение, и радостное облегчение, и невероятную гордость.

Но главным было ликующее сознание, что я прошел горные испытания.

Хотя продолжение обучения оказалось по-своему еще более тяжелым.

 

Глава 58

По окончании горных испытаний от нашего батальона осталась лишь жалкая горстка.

Мне понадобилось около шести дней, чтобы привести в порядок распухшие ступни и воспаленную спину, но я гордился тем, что показал себя в горах сильным и выносливым.

Наступило время военных учений. Сначала мы должны были научиться тому, что составляет основу для солдат регулярной армии, после чего приступить к приобретению и закреплению военных знаний и умений, необходимых в элитных частях.

Основное время будет уделяться усвоению специальных навыков. Наконец-то офицерам была предоставлена возможность превратить зеленых новобранцев в тщательно обученных, находчивых специалистов, которыми славится САС.

Мы должны были научиться выполнять наше дело точно, быстро и, главное, почти автоматически. Чтобы достичь такого профессионализма, требовалось особое усердие в учебе и тренировках. Нас предупредили, что здесь любую ошибку или промах прощают лишь один раз. Еще одна ошибка – и ты отчислен.

Мне страшно хотелось во всех отношениях отвечать высокому уровню профессионализма, которым отличались спецназовцы САС. Обидно было бы упустить возможность научиться всему этому, заработанную столь тяжким трудом.

Обучения специальным навыкам проводятся в течение многих месяцев по выходным. Затем нам предстояло несколько недель провести в тренировочном лагере, где в тяжелых условиях будут подвергнуты суровой проверке наши знания и характер, чтобы определить, действительно ли мы годимся для службы в спецподразделениях.

После этого наступит самая тяжелая фаза учений, имеющая целью «посвятить бойцов в искусство проведения операции по захвату террористов». Если нам удастся благополучно пройти эту фазу (а нам сказали, что на этой фазе многие проваливаются), тогда и только тогда мы получим право носить значок с девизом «Побеждает дерзкий» и песочный берет САС.

Во время следующего уик-энда занятия были очень напряженными. Но здесь главным были не тренировки, а обучение специальным знаниям и умению сочетать эти знания с физическими качествами, которые мы в себе развили за предыдущие месяцы.

Перед рассветом нас всех собрали в подземном бункере. Здесь нам предстояло выслушать лекции и усвоить полученную информацию – быстро и в большом объеме.

Суть этих занятий выражалась словами: объяснение, показ, исполнение. То есть нам объяснят задание, покажут, как его выполнять, а затем мы должны будем отрабатывать его до тех пор, пока не сделаем все на «отлично».

Нам придется покрывать большие расстояния, знакомиться с УПД (установленным порядком действий) или СОП (стандартными операционными процедурами), которые выполняют в специальных подразделениях армии.

Я сразу заметил, что здесь атмосфера иная: к нам уже относились не как к безликой массе рекрутов, а как к будущим солдатам спецслужбы – к солдатам, с которыми в ближайшем будущем, возможно, придется сражаться нашим преподавателям-офицерам.

Поэтому они были крайне заинтересованы в том, чтобы обучить нас как можно лучше и устранить все наши недостатки.

По сложности новые учения во многом уступали испытаниям в горах. И здесь каждый рекрут оценивался особо: если офицер считал, что ты не справляешься, недостаточно быстро схватываешь материал, или просто ему чем-то не нравилась твоя физиономия, то ты подлежал отчислению. Без всяких вопросов.

Самым главным для офицера была скорость, с какой ты усваиваешь знания. Умеешь ли ты правильно оценить и приспособиться к ситуации, быстро соображать, проявлять инициативу, выдумку, способен ли в критический момент сохранять хладнокровие. Успешно ли ты справляешься с заданием в одиночку, способен ли работать в команде. Насколько ты собран, владеешь собой, сможешь ли, когда потребуется, проявить контролируемую агрессию и напор.

Теперь я понимал, почему предъявлялись столь высокие требования к уровню физической подготовки кандидатов. Приобретенные во время тренировочных учений сила, ловкость, выносливость должны были помочь им выполнять сложные задачи, которые ставились перед служащими спецподразделений.

– За пять часов вы должны произвести эвакуацию десанта вертолетом – место назначения в пятнадцати милях. У вас один раненый, а на хвосте – противник. Задание считается выполненным, когда вы посадите вертолет на свой аэродром. Приступайте!

Вот это мне было по душе!

 

Глава 59

Мы уже чувствовали себя в САС своими, и это было здорово!

Снова и снова мы с энтузиазмом отрабатывали боевые навыки: внезапно атаковывали противника из укрытия, таскали на себе в горы боеприпасы и рации, штурмовали строения на заброшенных фермах.

Помимо этого постоянно проводились тренировки: бег на короткие и длинные дистанции, физическая, боевая подготовка и марш-броски в полной выкладке.

Занятия проходили в стремительном темпе и напряжении: как только мы осваивали очередную тему, офицеры сразу переходили к следующему курсу лекций. Нам приходилось все время «работать мозгами», не давая себе расслабиться, – вот почему САС славится своими высокопрофессиональными и умственно развитыми солдатами.

Их отличает умение быстро и верно оценить самую сложную и запутанную обстановку и немедленно приступить к решительным действиям. Ну и, конечно, им свойственна способность очень быстро овладевать новой техникой и знаниями, в том числе способов маскировки, выслеживания противника, устройства тайников, владения оружием при любой погоде, а также под водой и в темноте. Знакомство и освоение всех типов иностранного оружия, включая его сборку с закрытыми глазами и меткую стрельбу. Многочасовые учения по боевой стрельбе группами из четырех курсантов.

И при этом нас постоянно приучали работать сплоченной командой: знать, как каждый из нас поведет себя в самый критический момент и какие качества являются его сильной стороной. Ведь в бою или в любой другой сложной ситуации необходимо иметь рядом надежного и верного товарища.

Учения проходили в напряженной обстановке, поскольку последствия ошибок становились все более серьезными. Мы работали командой, поэтому ошибка одного грозила неприятностями всему коллективу. В лучшем случае в качестве наказания нас заставляли отжиматься ночью, когда остальные спали, а в худшем такая ошибка могла стоить жизни кому-то из нас. (Учения по стрельбе, когда ты пробираешься, пригнувшись, по траншее и в темноте ведешь огонь по цели боевыми патронами, очень опасны, поскольку курсанты находятся очень близко друг от друга.)

Стремительно приближалось время, когда мы должны были в последний раз отправиться в лагерь по обучению боевым действиям. Офицеры все чаще собирались для обсуждения каждого кандидата в отдельности на предмет годности к службе в САС.

Физические нагрузки тоже возрастали: нас заставляли бегать вверх-вниз по горам с тяжелыми пулеметами и с ящиками, полными боеприпасов.

– Хорошо! Теперь проделай это еще раз, только теперь во время подъема разбери и снова собери винтовку.

И все это время мы знали, что далеко не всем удастся благополучно закончить эти учения.

Поездка в учебный лагерь началась плохо.

– Если вы даже не умеете толком погрузить в машину свое снаряжение, можете мне поверить – у вас нет ни малейшего шанса пройти учения, – сказал перед отправлением из гарнизона наш командир Тафф.

Лично я нервничал, как никогда во время отбора.

Пока мы ехали, на машине меня укачало, так же было, когда я ребенком ездил в школу. Это потому, что я очень волновался.

Мы спросили у Таффа, чего нам ожидать от этого этапа, нас должны были научить проводить операции по освобождению заложников, и как их нам пережить.

Он посоветовал нам с Тракером следующее:

– Вам, ребята, с вашей речью лучше помалкивать – офицеры 23-го полка не очень-то жалуют рекрутов, которые учились в частной школе.

Занятия в учебном лагере проводил 23-й полк (эта обязанность поочередно возлагалась то на этот полк, то на 21-й), который был известен своими крутыми, грубоватыми на язык, крепко пьющими и высокопрофессиональными солдатами. Несколько месяцев назад мы вместе с ними проходили «неделю испытаний», а теперь среди новобранцев прошел слух, что офицеры 23-го полка собираются «задать перцу» парням 21-го.

Мы с Тракером надеялись, что если мы не будем лезть вперед, а просто тихо делать свою работу, то останемся незамеченными.

Но наши надежды не оправдались.

– А где эти парни, которые выражаются вроде принца Чарльза? – закричал офицер 23-го полка, когда по прибытии в лагерь мы выстроились шеренгой. – Ну что, джентльмены, вы, конечно, за утренним чаем собираетесь просматривать газету? – язвительно осведомился он.

Мне хотелось ответить, что это было бы очень приятно, но я воздержался.

Офицер продолжал:

– Я вас приметил, ребята. Хочу ли я, чтобы в один прекрасный день моя жизнь зависела от ваших изнеженных ручек? Черта с два! Если вы хотите пройти этот курс, вам придется заработать это право и показать себя самым серьезным образом. Вам следует работать лучше всех остальных.

«Ну и ну!» – подумал я.

Было понятно, что следующие две недели станут для нас сплошным кошмаром.

 

Глава 60

Из-за постоянного недосыпания, бесконечных проверок и усиленных тренировок я даже не заметил, как пролетели следующие пять дней.

Каждое утро ровно в 5:00 начиналась убийственная физическая подготовка, которая длилась целый час.

Мы ели практически всегда на ходу, и я не совсем понимал, зачем нам выделили кровати, – так редко мы ими пользовались.

С завязанными глазами мы разбирали на части иностранные винтовки и пистолеты, стремясь уложиться в норматив, затем начинались лекции по баллистике, за ними – практические занятия по сигнализации; потом мы отправлялись на озеро, где проходили тренировки по плаванию, после чего наступала очередь марша с полной выкладкой. Сразу за этим проводились контактные бои, тренировочные занятия на вертолете, лекции и практические занятия по полевой медицине.

Обучение умышленно проводилось в напряженном темпе, чтобы офицеры могли удостовериться в наших физических, умственных и психологических возможностях в любом состоянии сохранять бдительность и быстро переключаться с одного задания на другое, а также слаженно работать в команде, хотя от обилия информации и физических нагрузок мы очень уставали.

Каждую ночь мы до трех или четырех часов отрабатывали технику внезапного нападения на неприятеля со скрытой позиции и атакующего боя и только потом ложились спать.

Труднее всего было лежать под проливным дождем в какой-нибудь канаве и от усталости то и дело проваливаться в сон. Замерзшие, голодные, измученные, мы ждали, когда офицеры пройдут сквозь зону нашей «засады», устроенной на высоте в болотистой местности Йоркшира, которая простиралась вокруг казарм.

Часто они так и не показывались, и тогда мы собирали свои мешки и снаряжение и под утро возвращались в лагерь, где обязаны были вычистить все до блеска.

Только после этого мы падали в постели и на два часа забывались мертвым сном.

Я стал страшиться сигнала тревоги, который после этих двух жалких часов сна поднимал нас и выгонял на утренний кросс.

Я чувствовал себя совершенно разбитым. Но, несмотря на все эти трудности, с каждым днем мы постигали все больше тонкостей профессиональных навыков, необходимых спецназовцу.

Собственно, в этом и состоял смысл этой стадии тренировок: способны ли мы действовать эффективно, находясь в состоянии усталости.

Особенно мне запомнилось одно раннее утро, когда мы выполняли обычный кросс с партнером на спине. От слабости и перенапряжения всех подташнивало. Я как раз почувствовал, что не в силах дальше бежать со своим грузом на спине, когда сзади послышался звук удара и затем вскрик боли.

Я оглянулся и увидел на бетонной дорожке рекрута с залитым кровью лицом.

Оказалось, парень, который тащил своего напарника на закорках, покачнулся на бегу, и напарник ударился головой об оказавшийся рядом фонарный столб с такой силой, что его сбросило на землю. Срочно прибыли медики, и нас отпустили на полчаса раньше. Мы страшно обрадовались этой передышке. Но такое случалось крайне редко – этот случай был единственной поблажкой за целых две недели.

Недостаток сна стал тяжело сказываться на моем состоянии. Невозможно знать, как ты будешь действовать, когда несколько дней практически не спишь. Страдало все: настроение, способность сосредоточиться и четко выполнять задание. А ведь к этому мы и готовились. Но так и было задумано: расколоть тебя и посмотреть, из какого материала ты сделан.

Я помню, как во время одного занятия (ужасно скучной лекции о различной проникающей способности пуль и снарядов разного типа) я посмотрел на Тракера и увидел, что через каждые две минуты он щиплет себя за руку, чтобы не уснуть.

Мне стало смешно, и моя сонливость пропала.

Больше всего изматывало то, что мы находились под непрерывным наблюдением. И это было тщательно продумано: офицеры смотрели, способны ли мы выполнять задания в определенные нормативом сроки, когда находимся на пределе своих сил.

Я с нетерпением ждал заключительных четырехдневных учений, когда мы отправимся в разведку и окажемся одни, без этих пристальных и оценивающих взглядов.

Последние испытания начались в холодный предрассветный час (как обычно), но без кросса (вопреки обыкновению), и мы отправились в разведку по четыре человека в группе.

С этого момента мы ни с кем не могли общаться, кроме членов нашей маленькой группы или ячейки. (Это правило безопасности принято с той целью, чтобы в случае пленения наша группа ничего не знала о заданиях других разведывательных групп. Оно заставляет группу полностью сосредоточиться на выполнении своей задачи.)

Каждой группе сообщили, в чем будет заключаться специфика ее задания.

После этого весь день прошел в подготовке: мы старались освободиться от лишних вещей, чтобы захватить с собой побольше боеприпасов, чистили оружие и заполняли магазины патронами и трассирующими снарядами, изучали карты и заучивали позывные вертолетов, отрабатывали систему приемов и отдельные элементы операции побега и эвакуации, проверяли рации.

Меня охватило такое возбуждение, что я едва мог дождаться команды отправиться на задание.

После обеда наша четверка еще раз обсудила задание и проверила снаряжение.

С наступлением темноты должен был прибыть вертолет.

 

Глава 61

Ясной звездной ночью мы увидели, как по диску луны промелькнул силуэт вертолета, идущего на посадку. Мы закинули внутрь свои вещмешки, потом залезли сами.

Впервые я летел ночью в военном вертолете над самыми горами. Как и мои товарищи, после суровых учений я чувствовал себя уверенным и непобедимым.

Вскоре вертолет завис на высоте всего пять футов от обдуваемой ветром вершины. Мы тихо выгрузились и заняли круговую оборону, а вертолет скрылся в ночном небе.

Вскоре наступила полная тишина, нарушаемая только свистом ветра, а мы тихо лежали и выжидали. Прежде чем действовать, нам нужно было привыкнуть к этой тишине.

Затем мы вышли в разведку. До нашего первого контакта было семь миль.

Нас должен был встретить неизвестный человек на неизвестном транспортном средстве, который уточнит направление к нашей цели и сообщит нам разведывательные данные нашей операции.

Мы прибыли на указанное место, рассеялись и заняли позиции, после чего замерли и стали напряженно прислушиваться.

Однако по мере того, как проходило возбуждение, нас начала одолевать дремота.

«Не спи, Беар! Давай соберись!»

Эти несколько часов ожидания мы, замерзшие, неподвижные и скованные, боролись со сном.

Я то и дело клевал носом, вздрагивал и просыпался, стараясь стряхнуть усталость и оцепенение. Я даже опустил подбородок на заостренный кончик мушки винтовки, чтобы только не уснуть.

Наконец на опушке появился агент.

Мы быстро и бесшумно забрались в задник его фургона. Примерно полчаса мы тряслись по узким лесным тропинкам, подсвечивая себе красными фонариками и изучая врученные нам агентом карты.

Вскоре он высадил нас на обочине заброшенной дороги и пропал в темноте.

Мы отправились в путь, направляясь к месту проведения нашей операции, где нам предстояло в первый раз увидеть наш главный объект.

Сценарий операции был прост.

Нашей целью было место, где, по данным разведки, укрывался преступник, удерживающий заложника. Если информация подтвердится, нам давалось двадцать четыре часа на то, чтобы соединиться с двумя другими группами разведчиков, объяснить им ситуацию, разработать совместный план по освобождению заложника и выполнить его. Затем мы должны будем добраться до конечного пункта встречи.

Оттуда все разведывательные группы и заложника должны были вывезти на машинах. В конце всей операции нас поджидала опасность. Нас поймают, и тогда начнется заключительная стадия операции «захвата». Разумеется, мы знали, что все это только игра. Но за месяцы постоянных тренировок привыкли воспринимать все как подлинные события.

Это был главный принцип подготовки солдат к реальным боевым действиям: тяжело в учении – легко в бою. Как можно больше приблизить учения к реальным условиям, и, когда дело дойдет до настоящих боевых действий, меньше будет неожиданностей и сюрпризов.

А за многие годы своего существования САС научилась проводить учения таким образом, что их трудно было отличить от реальных боевых операций. Можете поверить мне на слово.

 

Глава 62

Мы заняли позицию, из которой хорошо был виден заброшенный дом – наш объект. Замаскировавшись, мы установили порядок дежурства. Смена длилась два часа, за эти два часа два человека наблюдали за объектом, ожидая каких-либо движений противника; а вторая пара ела и отдыхала.

Я с облегчением закрыл глаза, хотя бы на два часа.

Стояло лето, солнечные лучи весь день падали на наше тщательно замаскированное укрытие и согревали нас, что было приятной переменой после непрерывных дождей, которые докучали нам предыдущие десять дней. Затаившись, мы пристально наблюдали за объектом, находившимся от нас всего в трехстах ярдах.

Наше задание на следующую ночь – привести на наш наблюдательный пункт еще две группы, до которых было несколько миль. Это должны были сделать мы с Мэттом, тогда как оставшиеся два разведчика будут продолжать следить за объектом.

Встреча с другими группами была назначена на период от трех до пяти часов утра.

Мы с Мэттом прибыли на место заранее и стали ждать.

Мы укрылись в густых зарослях терновника. Снова начался дождь с сильным ветром, и я натянул на голову капюшон, чтобы согреться.

Мы дежурили по очереди, но вскоре от усталости оба заснули. Ужас! Но к счастью, услышав шорох листьев под ногами приближающихся людей, я проснулся.

В первой группе был офицер 23-го полка. Я тихо прополз вперед, дотронулся до его плеча и проводил всю группу к месту укрытия.

Когда мы вернулись, Мэтт уже не спал и выглядел свежим и бодрым, будто всю ночь бдительно вел наблюдение. Офицер показал мне большой палец в знак одобрения.

Он даже не заподозрил, что каких-нибудь пять минут назад мы с Мэттом безмятежно дрыхли, сдвинув шапки на нос и посапывая. Если бы нас накрыли в этот момент, то тут же вышвырнули без разговоров.

(Но назовите мне хотя бы одного солдата, который за весь отбор в САС едва не попался на таком проступке.)

Все мы не без изъяна.

К рассвету мы привели новые группы к нашему главному НП, находившемуся в нескольких сотнях ярдов позади объекта. Мы устроились на позиции и продолжали наблюдение. Был уже день, но противник себя не обнаруживал.

Внезапно все изменилось. Мы заметили стремительно приближающийся к объекту автомобиль-фургон. Два человека в красных вязаных шлемах распахнули задние дверцы и выволокли за волосы девушку, которая кричала от боли и страха.

Они втащили ее в дом, захлопнув за собой дверь. Мы передали информацию по рации и получили приказ срочно составить план по освобождению и спасению «заложницы». Больше нам ничего не требовалось. За несколько минут мы приготовились с наступлением сумерек начать операцию.

Наша группа должна была напасть на террористов и вызволить «заложницу», а две другие – прикрывать нас и уничтожить «силы быстрого реагирования», которые могли прибыть к террористам для поддержки.

Операция прошла точно по плану. Вот где пригодились все знания и тренировки. Мы взяли дом штурмом, «застрелили» террористов и освободили «заложницу».

Не стану распространяться о подробностях, главное, что все прошло очень быстро. Вскоре мы все забрались в открытый кузов автомобиля и покинули место операции. Задание было выполнено.

Как было условлено, связной встретил нас вскоре после расправы с «преступниками». Другая машина забрала «заложницу»: ее должны были расспросить о том, как проходила операция.

Я испытывал страшное возбуждение, никак не мог успокоиться. Первая часть задания была выполнена, впереди уже маячила конечная цель – оставалось не больше суток до того момента, когда нам вручат значки спецназовцев.

Но все должно было решиться за эти последние сутки.

 

Глава 63

К некоторым вещам почти невозможно подготовиться. Я ужасно волновался. Мы, четверо рекрутов, сидели в кузове с приглушенным светом: потные, грязные, нагруженные снаряжением; машина быстро мчалась по дороге.

Взглянув на компас, я увидел, что мы направляемся не на юг, и сразу понял: что-то не так. Внезапно грузовик свернул, завизжали тормоза, и мы резко остановились. Наступила тишина. Через мгновение на металлическую крышу фургона обрушился град ударов.

Началось.

То, что за этим последовало и продолжалось до следующего дня, было настоящим шоком, и психологическим, и физическим, специально предназначенным для того, чтобы показать нам трудности пребывания в плену.

Хорошего в этом мало, скорее это просто ужасно – но я не вправе раскрывать, что происходило на самом деле.

За день до заключительного испытания офицер ясно нам объяснил:

– Ничего им не говорите, иначе они этим воспользуются. Быстро соображайте. Оставайтесь сосредоточенными, несмотря на боль и усталость. Стоит вам потерять бдительность на секунду – и вы пропали. И никому не доверяйте, пока не увидите меня с белым крестом на рукаве. Только тогда испытание будет окончено. Красный Крест – это не мой белый крест; крест викария – не мой белый крест… предложение булочки с крестом и стакана чая – не мой белый крест. Все понятно? – Он снова все повторил. – Не подведите себя – обидно было бы на последнем этапе отбора.

Методика обучения была жесткой, но эффективной. И сейчас я никому не собирался позволить отнять у меня шанс успешно закончить испытания.

Хотя мозг мой лихорадочно работал, в глубине души я чувствовал, что держу себя в руках. Я не собирался сдаться этим гадам. Я все время молился: «Господи, поддержи меня! Дай мне силы!»

В жизни мне не приходилось оказываться таким избитым и измученным. Голова сильно болела, мускулы спины сводило судорогой. Я снова и снова впадал в забытье. Я был истощен, голоден, умирал от жажды и никак не мог унять дрожь в этом холодном подвале.

Минуты складывались в часы, которые, казалось, никогда не закончатся. День сейчас или ночь? Я никак не мог сориентироваться во времени.

Наконец меня швырнули в темную крошечную камеру. Наступила абсолютная тишина. Но я сразу почувствовал исходящее откуда-то тепло. И из-под повязки на глазах сумел различить очертания помещения.

Я ждал. Я был обнажен по пояс, наброшенная на меня камуфляжная куртка лишь отчасти прикрывала мою спину, я сжался в комок, унимая дрожь, из носа текло. Представляю, как я выглядел.

Вдруг чья-то рука сдернула с меня повязку, и в ту же секунду вспыхнул свет.

– Узнаешь меня, Беар? – тихо спросил меня какой-то человек.

Я сощурился. Офицер показывал мне белый крест на своем рукаве. Я не отреагировал. Мне нужно было мысленно в этом удостовериться.

– Это означает конец испытаний. Конец. Помнишь?

Я помнил, но снова не реагировал. Я снова старался убедить себя в этом. Наконец я слабо кивнул. Он улыбнулся. Это был конец.

– Молодец, дружище! А теперь садись, дай я пожму тебе руку, и выпей вот этот напиток. Через несколько минут к тебе зайдет доктор.

Офицер накинул мне на плечи одеяло. Я улыбнулся и почувствовал, как по лицу текут слезы. Потом меня примерно с час расспрашивал психотерапевт. Он сказал, что я все выполнил отлично, что здорово держался. Я испытал огромное облегчение. Мне понравился этот психотерапевт.

Эти учения преследовали цель научить нас владеть собой и не дать себя захватить.

Как сказал офицер:

– Запомните: эти парни на вашей стороне. Они британцы, не настоящие враги. Вот если бы они были настоящими врагами, тогда все действительно кончилось бы плохо. Поэтому запомните: не дайте себя захватить!

Я никогда не забывал этого урока, возможно, поэтому мне удавалось благополучно выбираться из всяких неприятностей.

Те из нас, кто остался, возвратились в гарнизон. Мы были бледными и потрясенными, но каждый испытывал огромное облегчение от сознания, что все уже позади.

Хуже всех выглядел Тракер, но все равно радостно улыбался. Я сел на его кровать, и мы разговорились, пока он разбирал свои вещи. Он только покачивал головой и усмехался. У него была такая манера обдумывать все про себя. Я улыбнулся: «Не парень, а просто чудо!»

Мы переоделись в запасную одежду и сидели на кроватях, с волнением ожидая дальнейшего. Испытания закончились, но все ли из нас прошли отбор?

– Парни, через несколько минут выходите строиться! Вам сообщат хорошие и плохие новости. Хорошие – что кое-кто из вас прошел. А плохие – сами догадайтесь. – С этими словами офицер вышел.

Я вдруг страшно испугался, что не прошел, и изо всех сил старался отогнать этот страх. «Только не сейчас, когда все так близко!»

Снова появился офицер, огласил короткий список и велел названным следовать за ним. Меня в этом списке не было. Нас осталось совсем немного, в том числе Тракер. Мы нервно переглянулись. Медленно ползли минуты. Мы подавленно молчали.

Затем дверь открылась, вернулись те ребята и, опустив голову, с замкнутыми лицами стали собирать свои вещи. Мне были знакомы и этот вид, и их чувства.

Среди них был Мэтт. Это он так здорово поддержал меня во время марш-броска «испытание на прочность». Ему не удалось устоять во время заточения. Он отключился всего на минуту, а в таком состоянии ничего не стоило попасться на хитрости и уловки офицеров.

Правило первое: в плену солдаты САС должны уметь оставаться бдительными и сконцентрированными.

Мэтт обернулся, улыбнулся мне на прощание и вышел. Больше мы с ним никогда не встречались.

 

Глава 64

Вот так мы, небольшая горстка из большого количества кандидатов, несколько месяцев назад приступивших к испытаниям, оказались в просторном помещении неприметного здания гарнизона САС.

Мы нетерпеливо топтались на месте. Наконец-то приближался момент, когда нам вручат значки спецназовцев.

Вошел полковник, одетый в легкие камуфляжные брюки, рубашку с синим поясом, украшенным эмблемой САС, и в берете.

Он улыбнулся нам:

– Сегодня вы можете собой гордиться. Но помните: это только начало. Настоящая тяжелая работа начнется теперь, когда вы вернетесь в свой батальон. «Много званых, а мало избранных» – живите согласно этому девизу.

Он помолчал.

– И отныне и до конца своих дней помните: вы вливаетесь в семью САС. Вы заработали это право. А это самая прекрасная семья в мире. Служба в наших спецподразделениях является экстраординарной потому, что каждый член семьи САС делает чуть больше обыкновенного солдата. Когда все остальные отступают, мы продолжаем бороться. Вот что выделяет нас из остальных частей вооруженных сил.

Я никогда не забуду его речь.

Я стоял в потрескавшихся грязных ботинках, в изорванных брюках и в пропотевшей черной футболке – и грудь мою распирала невероятная гордость.

Мы встали по стойке «смирно» – церемония происходила просто и скромно. Полковник каждому пожал руку и вручил вожделенный песочный берет САС.

Я понимал, что главное – не берет, а то, что он олицетворял: чувство товарищества, тяжкий труд, профессионализм, выдержка, выносливость и твердый характер. Я бережно надел берет, пока полковник шел вдоль строя. Затем он повернулся и сказал:

– Добро пожаловать в САС. Если вам что-нибудь понадобится, моя дверь всегда открыта – так у нас принято. А теперь идите и выпейте за мой счет по кружке пива.

Таким был отбор в САС. И, как сказал полковник, по-настоящему все только начиналось.

С тех пор как я много лет назад проходил отбор, в его процедуре мало что изменилось.

На электронной странице министерства обороны по-прежнему размещено объявление, что 21-му полку САС требуются солдаты, отвечающие следующим требованиям: «Физически и психически здоровые, уверенные в себе, сознательные, способные работать в одиночку, усваивать информацию и новые навыки».

Сейчас я читаю это объявление с улыбкой. Во время отбора во мне развивались все эти качества, а потом, когда я три года служил в своем батальоне, они стали неотъемлемым свойством моей натуры.

Я и сегодня очень высоко ценю и уважаю людей, обладающих этими качествами.

Не имея права разглашать подробности моей службы после окончания отбора, могу только сказать, что это была самая серьезная и потрясающе интересная наука, какую только может получить молодой человек.

Нас обучали взрывному делу, владению иностранным оружием, арабскому языку, выживанию в джунглях, высадке с моря и с воздуха, травматологии, работе с различными средствами связи, искусному вождению автомобиля, боевым действиям в условиях зимы, а также проведению операций по освобождению заложников в тылу противника.

Я прошел испытания еще более тяжелым и длительным заточением, что помогло мне стать инструктором по борьбе за выживание.

Мы овладели мастерством ночью скрытно спускаться на парашютах, сражаться без применения оружия, приобрели многие другие знания и навыки – и в какие только переделки мы при этом не попадали!

Но что мне больше всего помнится, что я ценю больше всего? Безусловно, это чувство товарищества и верной дружбы, и, конечно, Тракер, который до сих пор остается моим самым преданным и надежным другом. Есть узы, которые невозможно разорвать.

Я никогда не забуду марш-броски на дальние дистанции с полной выкладкой, специальные учения и, конечно, одну, особенную вершину в Брекон-Биконсе. Но главное, я втайне горжусь тем, что всегда могу посмотреть на себя в зеркало и сказать себе, что когда-то был в отличной форме. И потому смог стать членом Специальной авиадесантной службы.

Не все можно оценить в деньгах.

 

Глава 65

Все это время мы с Тракером снимали на двоих маленький домик за городом, в шести милях от Бристоля.

С одной стороны коттеджа видна была большая зеленая долина, а с другой его окружал красивый лес.

По вечерам к нам приходили друзья, мы устраивали вечера с живой музыкой и топили печку досками от сломанного сарая.

Теперь мы получали деньги за службу в армии и беспечно транжирили их в местном пабе.

Вероятно, мы были плохими арендаторами, потому что не ухаживали за садом и сжигали доски от сгнивших навесов. Но и хозяин был вредным стариком, о котором ходили ужасные слухи.

Когда трава стала слишком высокой, мы попытались постричь ее, но сломали оба секатора. Тогда мы ее подожгли. Она занялась очень быстро, но огонь стремительно захватил лужайку и едва не спалил весь коттедж.

Нас очень устраивало то, что отсюда можно было добраться до Бристоля на мотоциклах с объемом бака в сто кубических сантиметров по лесным тропинкам, даже не выезжая на дорогу.

Помню, однажды, проведя в городе веселый вечер, мы с Тракером возвращались на мотоциклах домой. В моем мотоцикле что-то случилось с выхлопной трубой – она раскалилась докрасна, потом вдруг раздался оглушительный выстрел, и двигатель заглох. В темноте мы с трудом нашли старую проволоку от забора, и Тракер тащил меня домой на этом импровизированном тросе, причем мы буквально умирали от хохота.

С тех пор двигатель заводился только после того, как я скатывался на нем по крутому спуску рядом с домом. Если мотор не включался, мне приходилось снова толкать его двести ярдов наверх и снова спускаться.

Это было ужасно смешно, но помогало мне держать себя в форме, да и Тракера развлекало. Веселые были деньки!

Мы вели такую же жизнь, как наши приятели-студенты, только вдруг пропадали недели на три с нашим батальоном, а потом возвращались с прекрасным загаром – к хорошеньким девочкам в Бристоле.

Нам все это страшно нравилось, и только несколько самых близких друзей знали, что мы были не только студентами – студентами, которые не ходили на лекции. (Впрочем, далеко не все наши друзья отличались усердием в учебе!)

В это время мы жили под прекрасным девизом «Работай много, отдыхай на всю катушку!». Мы были молодыми и здоровыми, занимались делом, которое отвечало нашему вкусу, но вне службы отлично проводили время в университетском городке.

Вот так прошли два года, и я, совсем еще юный парнишка, осуществил свою давнюю мечту. Ведь редко кто из молодых ребят не мечтает научиться пользоваться взрывчаткой, взбираться на утесы, летать на вертолетах в ночном небе и на бешеной скорости водить машину! Но для того, чтобы овладеть всеми этими навыками, приходилось много и упорно работать.

Мы с Тракером соблазнили нескольких друзей попытаться поступить в САС, но, к сожалению, никто из них не смог далеко продвинуться. Просто это дано не каждому.

Кто-то из этих ребят однажды попросил меня перечислить качества, необходимые для службы в САС.

Я бы назвал следующие: нужно сделать это своей целью и стремиться к ней упорно и настойчиво, не унывать, уметь сохранять хладнокровие и присутствие духа, улыбаться, когда все идет плохо, обладать быстрой реакцией и способностью импровизировать, адаптироваться и преодолевать трудности. И еще уметь предвидеть ход событий в решающую минуту.

В основном именно на эти качества я опирался в дальнейших своих приключениях, когда покорял Эверест, участвовал в съемках программ «Побег в легион», «Хуже быть не могло», «Выжить любой ценой». Это не так уж сложно, важно только в критические моменты проявить силу духа. Меня это всегда привлекало.

Но и здесь было одно большое но – я не знал, насколько мне пригодятся некоторые из этих качеств, когда со мной произошла беда. Как и к отбору, к таким вещам невозможно подготовиться.

Тот холодный вечер, когда это случилось высоко в небе над пустынными просторами Африки, и стал одним из тех поворотных моментов, что круто меняют и определяют всю твою дальнейшую жизнь.