Осознание, а значит, и разумное использование гипноза сделало только первые шаги. Впереди еще большой и, несомненно, славный путь.

В. Е. Рожнов

Ушедший век вполне обоснованно можно назвать веком психологии. Достижения этой науки в XX столетии впечатляют. Список великих психологов этого времени открывается именем Зигмунда Фрейда, работы которого вызвали значительный резонанс не только в психологии, но и во многих областях гуманитарных наук. Продолжить этот перечень можно именами: К. Г. Юнга, Ж. Пиаже, В. Франкла, Р. Сперри, П. Фрессе, И. П. Павлова, А. А. Ухтомского, П. К. Анохина, Л. С. Выготского, А. Н. Леонтьева, А. Р. Лурии и мн. др. Развитие психологических исследований в XX в. осуществлялось в русле изучения нейрофизиологических предпосылок психики, но во многом определялось широтой ее системной взаимосвязи с многообразием человеческой деятельности.

В связи с этим появились концепции доминирования психологической науки на определенном этапе развития общества. Считается, что именно психология в наибольшей степени конкретизирует и объединяет комплекс наук, изучающих человека, в частности, в аспекте его природно-биологического существования, а также в высших проявлениях его творческой деятельности. Высказывались даже предположения, что такого рода интегративная психология, учитывающая всю многогранную сложность человека, исследующая, в частности, «человека природы» и «человека культуры» в их взаимосвязи и взаимодействии, в конечном счете трансформируется в новый вид антропологии, включающей в себя и философский контекст проблемы, ее ценностные аспекты, а также соединяющей теоретические и экспериментальные исследования с практической сферой деятельности.

Надо сказать, что развивающиеся уже сегодня комплексные исследования психики человека дают определенные основания для подобных прогнозов. Для нас же существенно важно, что в вышеназванном ряду выдающихся психологов мира имеются исследователи, способствовавшие существенному развитию таких разделов психологической науки, как суггестология и гипноз. Более того, есть основания говорить о том, что одной из характерных черт XX в. стало формирование и совершенствование гипнологии как науки, составляющей основу информационных взаимоотношений в общественных процессах. Список авторов, работавших в этом направлении, также достаточно представителен: В. М. Бехтерев, К. М. Платонов, И. 3. Вельвовский, В. Е. Рожнов, Л. Шерток, К. Левин, К. Рудестам, М. Эриксон, Р. Бендлер и мн. др.

Продуктивное осмысление возможностей суггестии и психокоррекции с точки зрения теории информации и закономерностей протекания коммуникационных процессов, дополненное весьма широкими возможностями современных электронных мас-медиа, позволило внутри традиционной гипнологии сформировать новые направления высокодейственных психотехнологий. К последним следует отнести методы «подсознательной стимуляции», нейролингвистическое программирование, специальные программы «кибернетического гипноза». Все перечисленные психотехнологии являются естественным порождением своего времени, и проблема состоит лишь в том, как человечество распорядится этими высоко действенными разработками. Уже в ближайшем будущем, которое вызовет последующий рост средств массовых коммуникаций, безусловно, потребуется принятие специальных мер по сохранению экологии информационного пространства человека. Материалы данной главы раскрывают основные проблемы тех направлений нашей социальной жизни, которые потребуют такого рода контроля.

На данном этапе развития науки в целом и гипнологии в частности уже нельзя не обратить внимания читателя на осуществление процесса синтеза западных и восточных методов психотерапии. Запад в этих случаях нередко заимствует выработанные многовековой практикой психотехники, а Восток находит рациональное объяснение своим методам с точки зрения достижений европейской науки. Примером тому может служить приложение знаний о функциональной асимметрии мозга, открытой Роджером Сперри к области практической психологии Востока. Изучение больных с «расщепленным» мозгом позволило установить, что существует левополушарное и правополушарное мышление. Первое оперирует знаками, второе — образами и символами. Было установлено, что левополушарное мышление жестко связано с линейно-последовательным синтезом воздействий в пространственно-временных координатах. Мыслительные же процессы правого полушария не основываются на точных локально-временных привязках и потому являются неосознаваемыми.

Интересные в этом аспекте психологические факты приводит.#. Р. Зенков. В японском языке существует два способа письма: алфавитное и иероглифическое, причем в обоих способах используются одни и те же графические знаки. Оказывается, что при поражении правого полушария больной теряет способность иероглифического (образного) прочтения текста, знак не воспринимается как пиктограмма, однако при этом сохраняется способность чтения тех же знаков в алфавитной (левополушарной) системе. При поражении левого полушария возникают обратные расстройства чтения.

Проблеме прикладного использования этих знаний много внимания уделил известный ученый-буддист Японии Икегути Экан. В своих книгах, пользующихся огромным спросом, он исследовал резервы правого полушария мозга с точки зрения возможностей его религиозно-психотерапевтической активизации. Анализировал он и негативные последствия одностороннего развития левополушарной психики, когда утрачивается равновесие между умом и чувством, необходимое для поиска истины.

В той части книги, которая обращена к проблеме развития гипнологии в новом веке, нельзя было пройти мимо накопившихся в этой области нерешенных вопросов. Стремление глубже разобраться в сложной природе гипнотических явлений послужило основанием для пересмотра традиционно сложившихся взглядов на сущность гипноза и границы его проявлений. Дискуссии об «аффективном обмене» между гипнотизером и гипнотизируемым продолжаются и конца им пока не видно. Вот, к примеру, как характеризует гипнотическое взаимодействие Л. Шерток: «В какой-то момент по причинам плохо нам известным, происходит как бы "щелчок", вслед за которым возникает особое отношение с другим человеком и одновременно с этим происходит изменение психофизиологической реактивности. Исходя из этих соображений, мы предполагаем, что в основе наших обменов с окружающей средой лежит врожденная автоматическая функция установления отношений, выражающаяся путем приведения в действие некоторого "кванта аффекта"… Мы, — разъясняет свою мысль автор, — обозначаем этим только тот факт, что активация этой потенциальной способности к установлению отношений вызывает ряд процессов, биологических по своей природе, о которых нам ничего не известно, кроме того, что они играют фундаментальную роль в равновесии организма».

В данной главе использован своеобразный прием изменения привычного ракурса изучаемого объекта и рассмотрения его под углом иного мировоззренческого аспекта, с применением нового теоретического аппарата. Такого рода аналитический прием позволяет увидеть предмет исследования с неожиданной стороны и нередко служит хорошим поводом для дальнейших размышлений.

Внушение в подсознании

Где бы мы ни находились в окружающем нас обществе, мы подвергаемся уже действию психических микробов и, следовательно, находимся в опасности быть психически зараженными.

В. М. Бехтерев

Впервые общественная проблема «неосознаваемого психического заражения» возникла в США в конце 50-х г., когда государственные организации встали перед необходимостью выработки официального отношения к открывающимся в мас-медиа возможностям манипуляции сознанием больших групп людей посредством техники подсознательного внушения. Заявила эта проблема о себе развертыванием беспрецедентной в истории научных открытий дискуссией, затронувшей не только научные круги, хотя была вызвана безобидным на первый взгляд сообщением о возможности коммерческого использования методов подсознательной стимуляции. Журнал «American psychologist» писал по этому поводу: «Редко какое явление в психологии вызывало такую немедленную и широкую сенсацию, как последнее утверждение о том, что восприятие определенных стимулов ниже порога сознания может в значительной степени влиять на поведение людей. Полемику породило сообщение одной из торговых фирм о том, что подпороговое предъявление словесных инструкций: "Ешьте жареную кукурузу" и "Пейте кока-колу" — вызвало резкое увеличение продажи этих товаров среди людей, на которых проводился получил название "нового подхода" в использовании достижений психологии для целей рекламы… Практическое использование такого воздействия вызвало ряд обвинений и контробвинений, обсуждавшихся в конгрессе США и Федеральной комиссии по коммуникациям».

Непосредственным толчком для использования в коммерческих целях методов «внедрения в подсознание» послужило изобретение в 1962 г. специального прибора — тахистоскопа, устройства, посылающего на экран во время киносеанса рекламные кадры-импульсы, повторяющиеся каждые пять секунд с экспозицией сек.

Сознание человека, его разум не в состоянии воспринимать информацию рекламных импульсов с такой скоростью, и они остаются незамеченными даже для человека, пытающегося их обнаружить. Упомянутая дискуссия и была вызвана сообщением о результатах практического использования этого прибора. Некоторые американские печатные органы поместили в этой связи протесты, а в сенате США появились законопроекты, запрещающие психические манипуляции с подсознанием человека. Однако проверка соответствующих кодексов через несколько лет показала, что ни один из этих законопроектов так и не стал законом.

В разгар этой полемики и в связи со скандалом, разразившимся вокруг практического использования феноменов подсознательного восприятия, вышла в свет книга У. Ки «Совращение в подсознании», в которой автор попытался проанализировать методы «внедрения в подсознание», получившие широкое использование в печатной, кино- и телевизионной рекламе США.

Средства массовых коммуникаций, пишет У. Ки, применяя специальную технику воздействия на подсознание, «насилуют наши чувства ежедневно в течение многих часов. Это насилие со стороны мае-медиа обладает специфическими свойствами управлять, манипулировать человеческим поведением и контролировать его в интересах многомиллионной национальной экономики».

Техника «внедрения в подсознание», по свидетельству У. Ки, нашла широкое практическое применение в рекламе. Огромными возможностями для целенаправленного стимулирования сферы подсознательного располагает телевизионная реклама.

Одним из способов борьбы с коммерческими манипуляциями подсознанием людей может стать предание гласности многообразной практики подсознательных воздействий на человеческую психику в целях ее модификации. Для успешных поисков способа защиты от такого рода агрессивных влияний необходимо знакомство с механизмами массовых внушений на неосознаваемом уровне. «Исследования в этом направлении, — писал У. Ки, — уже давно ведутся в лабораториях частных корпораций и в стенах некоторых правительственных учреждений… Вашингтон тщательно охраняет подсознательную технику средств массовой коммуникации, с тем, чтобы она не попала в ненадежные руки».

В настоящее время отмечается нарастание новой волны интереса ученых к проблеме подпорогового восприятия. Дополнительными факторами, стимулирующими внимание исследователей к этой проблеме, явились: новые научные открытия в области нейрофизиологии, применение теории распознавания сигналов в психофизиологии и, наконец, изменение ситуации в научных кругах, ставших менее ортодоксальными.

Характеристика психофизиологических механизмов воздействия подпороговых стимулов на психику человека и их программирующие возможности будет более последовательной, если соответствующие работы рассматривать в историческом аспекте.

Сама проблема подсознательных воздействий непосредственно связана с вопросом о порогах восприятия органов чувств. Как известно, для того чтобы тот или иной сигнал был воспринят сознанием, его сила должна достигать определенной (пороговой) величины. Сигналы, не воспринимаемые сознанием, оказываются, таким образом, подпороговыми, сигналы воспринимаемые — надпороговыми. Вполне естественно, что все искусственные источники информации предусматривают выдачу сигналов оптимального надпорогового уровня (определенная сила звука в радиопередачах, необходимый уровень яркости и контрастности в кино и телепередачах, в печатной продукции). Эти требования сложились под влиянием практики, находясь в полном соответствии со «здравым смыслом», и нашли свое исчерпывающее научное объяснение.

Кажущаяся очевидность-совпадения порогов восприятия сигналов и осознаваемых реакций на эти сигналы, естественно, не стимулировала работ по изучению психофизиологических эффектов подпороговых стимулов. Считалось, что если воздействие не осознается, значит, оно не имеет сигнального значения и, следовательно, не оказывает влияния на организм.

Вместе с тем существование феномена подсознательного восприятия признавалось уже античными мыслителями. Идея о том, что на людей влияют неосознаваемые раздражители, впервые встречается у Демокрита, который утверждал, что многое из того, что воспринимается человеком, не осознается. Мысль о возможности подсознательного восприятия содержится и в «Тимее» Платона, и в трудах Аристотеля. В частности, Аристотелем была впервые высказана мысль о том, что подсознательные раздражения оказывают влияние на содержание сновидений.

Монтень считал, что при наличии формально равнозначных ситуаций почти всегда имеет место явление предпочтительного выбора, формирующееся бессознательно.

Теория так называемых скрытых форм сознания была разработана Лейбницем, который более точно выразил суть подсознательного восприятия и высказал мысль о существовании подсознательно протекающих процессов творчества. Согласно Лейбницу, человек подвергается большому количеству воздействий, почти неощутимых и недостаточно осознаваемых, чтобы их заметить. Однако при определенных условиях эти воздействия могут проявляться в самой неожиданной форме. Вера в то, что душа не воспринимает ничего, кроме того, что ею осознается, есть источник больших заблуждений, считал он. Бесконечно мудрый творец устроил для нашего блага так, что часто мы оказываемся во власти неявных ощущений, для того чтобы действовать быстрее, повинуясь инстинкту, и для того чтобы слишком сильные ощущения не отвлекали нас от воспринятого ранее бесконечного множества других предметов.

В середине XIX в. отдельные чисто теоретические разработки проблемы подсознательного восприятия начали дополняться специальными лабораторными исследованиями. Интерес к этому направлению психологической науки к началу XX в. настолько возрос, что в 1910 г. в Бостоне состоялось международное совещание по проблеме бессознательного. Материалы представленных на нем докладов свидетельствуют, что уже в то время фактор бессознательного выделялся при обсуждении различных аспектов жизнедеятельности человека, начиная с этиологии происхождения заболеваний до проявления эмоций, формирования поведенческих реакций и культурных течений. Однако высказывавшиеся представления о природе бессознательного являли собой эклектическое смешение различных точек зрения, не поддающихся обобщению.

К этому времени наиболее законченный вид имела теория бессознательного, разрабатывавшаяся 3. Фрейдом, которая постулировала наличие выраженных антагонистических взаимоотношений между сознанием и бессознательным. Бостонское же совещание, наоборот, полностью игнорировало функциональный конфликт между этими двумя уровнями психики, что, в свою очередь, обедняло теоретическую силу соответствующих концепций. Таким образом, теория Фрейда недооценивала синергетические аспекты взаимоотношений подсознания с сознанием, тогда как участники Бостонского совещания полностью исключали из этих взаимоотношений аспект конфликта. Односторонний характер обеих этих теоретических посылок, в конечном счете, резко снижал их плодотворность. Активный период исследования проблемы подсознательного восприятия завершился в конце 50-х гг. прошлого столетия разработкой «теории нового взгляда», пересмотревшей механизмы восприятия и связавшей их с такими функциями внимания, как избирательность и программирование. Тем самым наполнился конкретным содержанием появившийся ранее термин «установка».

Именно в этот период и были получены важнейшие факты, подтверждающие наличие подсознательного восприятия. В частности, было установлено следующее:

— наши речевые реакции находятся под воздействием так называемой интуиции, которая в свою очередь формируется под воздействием неосознаваемых слуховых и зрительных стимулов;

— на процессы осознанного восприятия оказывают влияние добавочные неосознанные раздражители;

— воспринимаемые на неосознаваемом уровне зрительные образы могут проявиться в последующих сновидениях;

— неосознаваемые раздражители могут менять порог осознанного восприятия чаще всего в сторону его значительного повышения, тем самым как бы защищая нервную систему индивидуума от неблагоприятной сигнализации.

Многосторонняя практическая ценность выявленных научных фактов оказалась настолько впечатляющей, что дальнейшие разработки в этом направлении стали осуществляться в закрытом порядке. С конца 50-х гг. количество публикаций по проблеме подсознательного восприятия резко уменьшилось и до сих пор остается весьма незначительным.

Следует отметить, что идеи о существовании неосознанной психической деятельности и соответствующие экспериментальные работы имели место и в России. Еще И. М. Сеченов признавал, что, помимо явного (осознанного) ощущения, могут существовать явления, которые он охарактеризовал как «ощущения в скрытой форме». Тогда же его сотрудницей Я. И. Сусловой было установлено, что неосознаваемое восприятие может обладать определенным физиологическим действием.

Однако позже внимание исследователей было вольно или невольно привлечено к претенциозным концепциям психоанализа, провозгласившего решение проблемы бессознательного реализуемым фактом. И надо сказать, что скепсис в отношении психоаналитического истолкования проявлений бессознательного вызвал со временем понижение интереса к самой проблеме бессознательного, долгие годы не находившей должного отражения в работах отечественных ученых.

Одна из первых работ по этой тематике появилась только в 1945 г. В ней Л. А. Чистович показала возможность сигнального действия неощущаемых раздражителей и элементарной ответной реакции как неосознаваемой формы нервной деятельности человека. В последующих работах (Г. В. Гершуни, 1955; В. Г. Самсонова, 1953 и др.) было установлено, что пороги ощущения не являются абсолютным пределом реагирования органов чувств на внешние стимулы. На неощущаемые звуковые и световые раздражители может вырабатываться условная реакция, хотя она оказывается непрочной и легко угасает при отсутствии последующего подкрепления.

Несмотря на наличие этих и других работ по проблеме бессознательного, в 1958 г. на конференции, посвященной отношению к психоанализу, академическая наука нашей страны в лице Я. К. Анохина должна была констатировать: «Мы уделяли до сих пор, безусловно, недостаточно внимания процессам того, что фрейдизм называет "подсознательным". Тщательно изучая реакции мозга, мы забываем, что за пределами фокуса сознания остается огромный багаж, который можно назвать памятью мозга; этот багаж накапливается в течение всей жизни и оказывается, как показывают некоторые гипнотические опыты, поразительно стойким. А разве физиологи достаточно глубоко изучают, как живут эти следы и в каком отношении они находятся к сознанию? Надо признать, что эти вопросы у нас слабо изучены».

Новый подъем интереса к исследованию вопросов подсознательного восприятия в нашей стране относится к шестидесятым годам. Широкое использование в практике психологических опытов электроэнцефалографии и метода вызванных потенциалов способствовало повышению их методологической точности.

В работах В. А. Капустина, Я. М. Захаровой, Я. М. Кецба, Л. М. Сухаревского, А. М. Свядоща и др. исследуются различные аспекты подсознательной стимуляции.

Начиная с 1968 г. систематически публикует материалы по этой проблеме Э. А. Костандов. Полученные им экспериментальные данные убедительно свидетельствуют о том, что эмоциональное состояние существенно влияет на пороги обнаружения зрительных стимулов. Пороги распознавания эмоционально значимых слов значительно превышают пороги нейтральных словесных раздражителей. Специфический эффект подпороговых эмоционально значимых слов состоит в том, что биоэлектрические и вегетативные реакции на них формируются при более низкой интенсивности воздействия раздражителя, чем его опознание. Электрофизиологические данные показывают, что различение эмоциональной значимости словесных раздражителей в отдельных случаях может осуществляться уже на уровне связей между старой и новой корой, т. е. без отражения в сознании.

Активация коры головного мозга при неосознаваемом восприятии словесных эмоционально значимых стимулов оказывается более диффузной, чем в том случае, когда сигналы осознаются. Это значит, что подпороговая стимуляция вовлекает в действие более обширные участки мозга, чем надпороговые раздражители, т. е. она способна менять направление деятельности обширных участков мозга без осознания причины этого явления. Эти и другие данные показывают возможность подпороговой условно-рефлекторной активации процесса принятия решений.

Исследования влияния подпороговых воздействий на психофизиологические реакции человека отечественными учеными развивались медленно. Несмотря на то, что теоретические предпосылки, определяющие пути изучения данной проблемы, содержались в трудах А. А. Ухтомского, Л. А. Орбели и А. Г. Иванова-Смоленского, экспериментальные работы, которые бы вскрывали роль бессознательного в поведении человека, в течение длительного времени осуществлялись в тяжелых условиях и подвергались суровой критике.

Большинство исследований в этом направлении было связано с клиническими сторонами проявлений эффектов неосознаваемой стимуляции. Несомненный интерес, к примеру, имел факт действенности подпороговых раздражителей в зависимости от наличного эмоционального состояния человека, т. е. от характера и интенсивности влияний, исходящих из глубоких структур его мозга и определяющих тонус коры. В связи с этим Ж. М. Трауготт допускает, что у больных людей реакции на неосознаваемые воздействия в некоторых случаях протекают по типу патологических рефлексов. Именно такого рода реакции играют роль в возникновении внешне будто бы немотивированных колебаний настроения. Так, по наблюдениям П. Б. Ганнушкина, тоскливое настроение психопата часто бывает связано с влиянием на него массы совершенно не учитываемых мелочей. С этой точки зрения интуиция, т. е. неосознанное знание, зависит от широты восприятия субсенсорного диапазона. В этом случае становится понятной выраженная интуиция у детей и эмоционально возбудимых людей.

Наконец, клиническими и экспериментальными исследованиями 60-70-х гг. было установлено, что во взаимоотношениях сознательного и бессознательного находит отражение функциональная асимметрия полушарий мозга. Постепенно выяснилось, что, хотя не вся информация, поступающая в правое полушарие вербализуется и осознается, она способна оказывать влияние на поведение.

Как известно, несколько ранее за рубежом вызванный прессой ажиотаж вокруг сообщений о том, что подсознательное восприятие усиленно «эксплуатируется» рекламными организациями в коммерческих целях, послужил причиной отхода некоторых исследователей от этой тематики (К. Эриксен, И. Голдаймонд и др.).

Добытые к этому времени экспериментальные факты, бесспорно свидетельствующие о наличии подсознательного восприятия, сгруппировались, в основном, вокруг нескольких психофизиологических явлений. Первое из них касалось открытия процессов так называемого защитного восприятия, функция которого состоит в «досознательном» распознавании сигналов, для того чтобы препятствовать избыточному притоку возбуждения (беспокойства, тревоги) в сферу сознания. Конкретное проявление этого феномена состоит в том, что пороги времени распознавания эмоционально значимых слов и образов отличаются от порогов распознавания нейтральных раздражителей. При этом средние значения эмоционального стимула повышают пороги распознавания, более высокие — снижают их. Подпороговые стимулы вызывают вегетативные реакции и могут формировать определенные психологические установки. Функциональная роль этого механизма состоит в определении значимости стимула уже на ранних стадиях восприятия, в момент «предвосприятия».

Н. Диксон в упомянутой ранее работе, склонен считать, что подпороговые стимулы в известных обстоятельствах могут выполнять командную функцию, воздействуя непосредственно на аппарат принятия решений. Он ссылается на эксперименты, в которых словесные команды подавались на подпороговом уровне и соответствующим образом влияли на выполняемые действия, хотя и не осознавались. Выявленная закономерность позволяет предполагать наличие специальных психофизиологических механизмов регуляции поведения, чувствительных к подпороговым стимулам. Очень важно, что при этом субъект не осознает не только действия стимула, но и того обстоятельства, что его поведение определяется внешними факторами, а не собственным выбором. Установлено, что эффекты подпороговой стимуляции проявляются полнее в тех случаях, когда имеет место пассивная восприимчивость при низких уровнях бодрствования (отдых, состояние релаксации и т. п.).

Как показано в ряде работ (D. P. Spence, В. EhrenbergJ. Gordon), слуховые и зрительные раздражители, подаваемые ниже уровня осознания, при определенных условиях могут способствовать формированию направленной («навязанной») семантической реакции программированию мыслительных действий. При этом важно, чтобы неосознаваемый воздействующий сигнал непосредственно не перекрещивался с другим, надпороговым, осознаваемым.

Специфическим действием подпороговых стимулов можно считать активизацию ассоциативных систем мозга. Это обстоятельство определяет вторую группу психофизиологических явлений, присущих сфере бессознательного. Наиболее типичной формой реагирования на неосознаваемые стимулы является связанное с ними возникновение образов-символов, проявляющихся также и в сновидениях. В символе, как известно, игнорируются его несущественные смысловые стороны и акцентируется, гиперболизируется основная эмоционально значимая идея, которую он отражает. Именно эта сторона действия подсознательных стимулов может использоваться для неосознаваемого формирования установок и предпочтений у больших групп людей. Реализация подобных задач облегчается тем, что символический процесс, стимулированный подпороговыми воздействиями в бодрствующем состоянии или во сне, представляет собой важный этап предварительной обработки информации и потому лишен тех тормозных механизмов, которые присущи сознательному мышлению.

Н. Диксон описывает эксперименты Р. Бирна, которые могут считаться своеобразной лабораторной проверкой «коммерческих» возможностей подпороговой стимуляции. Во время демонстрации обычного кинофильма испытуемым через каждые 7 сек. на 1/200 сек. экспонировали на экран слово «мясо». Контрольная группа кинозрителей смотрела этот же фильм без подпороговой стимуляции. После просмотра фильма испытуемых каждой группы попросили оценить чувство голода в баллах (от 1 до 5), а затем предложили выбрать один из нескольких бутербродов. Результаты опытов показали, что подсознательный словесный стимул значительно повысил интенсивность чувства голода, но не повлиял на выбор бутерброда: мясу не было оказано заметного предпочтения. Очевидно, что в данном случае имело место общее повышение аппетита (что, в общем, и характерно для подпороговых воздействий) без формирования склонности к определенному виду продукта.

Вторая серия экспериментов подобного рода касалась проверки предположения, что подсознательные внушения могут влиять на поведенческие реакции. С этой целью испытуемым было предложено написать рассказ по карточкам (картинкам) тематического апперцепционного теста, выявляющего направленность образного мышления. Испытуемые были разделены на две группы: одна из них получила карточки с надписями на подпороговом уровне «Пиши больше» или «Не пиши», другая — карточки с теми же надписями, но хорошо видимыми. Результаты эксперимента показали высокую действенность подсознательной стимуляции и фактическое отсутствие эффективности стимуляции надпороговой.

Таким образом, имеются основания говорить о том, что при определенных условиях подпороговая стимуляция может оказывать влияние на поведенческие реакции человека в обход сознательного контроля и что в этом случае, по-видимому, нет возможности ей противостоять. Механизмы действия данного психического феномена, очевидно, подобны тем, которые лежат в основе постгипнотических внушений или истерических реакций, когда сознание не в силах справиться с проявлениями подсознания. Общим моментом для всех этих групп психических явлений является то, что субъект связывает совершаемые действия со своими внутренними побуждениями и ни в коей мере не относит их к числу «навязанных» ему, вынужденных. Следовательно, поведение человека может обусловливаться подсознательной стимуляцией, однако ее эффективное действие может иметь место лишь в тех случаях, когда она не противостоит сформированной привычке или же актуализированной психологической установке. При определенных условиях, как показывают эксперименты, подпороговые стимулы могут быть эффективнее надпороговых, так как легче обходят «цензуру», сдерживающую действие сознания.

Наряду с выяснением особенностей влияния подпороговой стимуляции на психику человека, не менее важно было установить период времени, в течение которого она сохраняет свое действие. Факты, свидетельствующие о том, что проявления подпороговых стимулов могут сказываться через различные промежутки времени, были получены уже в ранних психофизиологических исследованиях. Так, еще Гельмгольц отмечал, что зрительные раздражители, не воспринимаемые сознательно в момент их действия, сказываются на формировании последующих визуальных образов. Позже американский невропатолог О. Петцл, проводя детальный анализ сновидений у своих больных, впервые установил, что подпороговый стимул, воспринятый в состоянии бодрствования, может проявиться в последующих сновидениях. В последующих целенаправленных экспериментах им было установлено, что подпороговые стимулы, находящиеся вне фокуса внимания и воспринимаемые периферическим зрением, действуют точно так же. Надо сказать, что данная психологическая закономерность стала вскоре известна дизайнерам видеопродукции в США и без промедления была внедрена в рекламный бизнес. Многократная проверка ранее полученных данных продолжалась как за счет разнообразия используемых методик, так и за счет повышения надежности самих экспериментов.

При интерпретации явлений, лежащих в основе феномена Петцла, большинство авторов (К. Фишер, 1960; Л. Сильверман, 1966 и др.) были склонны считать, что сознательно воспринимаемые стимулы активируют вторичное (логическое) мышление, тогда как подпороговые, не отражающиеся в сознании, воздействуют на первичное (образное) мышление. Такая точка зрения сформировалась в связи с тем, что не воспринимаемые сознанием стороны стимула и те образные ситуации, в которых они воспроизводятся, всегда включены в структуру эмоционально-символических отношений первичного мышления и никогда не ассоциируются с понятийными, логически опосредованными формами мышления.

Специфика действия подсознательных стимулов на психику человека имеет много общего с эффектами постгипнотического внушения. В обоих случаях наблюдается влияние определенного воздействия на поведение человека без осознания им этого факта. Феномен Петцла, так же как и гипноз, оказывается весьма чувствительным к таким факторам, как релаксация испытуемого, положительная установка в системе взаимоотношений «испытуемый — экспериментатор», наличие устойчивых программ, противоречащих воздействию, и т. п.

Здесь же важно указать на взаимосвязь процессов подсознательного восприятия и внимания. Известно, что «целью» избирательного внимания является сужение сферы сознания в соответствии с требованиями текущего момента. Однако при этом организм в известной мере лишается информации, имеющей отношение к текущему моменту, и тем самым наносится ущерб полноте восприятия. Недостатки избирательного внимания в определенной степени компенсируются подсознательным восприятием, так как именно оно во многих случаях подготавливает условия для сознательного выбора. В то же время состояния организма, обеспечивающие избирательность внимания, противоположны тем, которые благоприятствуют подсознательному восприятию. Ведь активизация внимания сопровождается ограничением мыслительной и ассоциативной деятельности, тогда как подсознательное восприятие протекает эффективно в условиях предельного рассредоточения внимания.

Как видим, анализ особенностей внушения в подсознании показывает, что, несмотря на огромный фактологический и экспериментальный материал и весьма изящные теоретические построения, состояние этого вопроса находится еще не на той стадии, когда его надлежит освещать в учебниках психологии. Для современной науки проблема бессознательного — одна из самых мало изученных в системе наших знаний о функционировании психики. В какой-то степени это естественно. Ведь трудности решения проблемы бессознательного — это трудности в исследовании природы и механизмов сознания.

Вместе с тем, многосложность проблемы бессознательного не останавливает отдельных высококомпетентных авторов в стремлении не только использовать наиболее выигрышные ее аспекты для решения прикладных задач, но и более глубоко раскрыть ее структуру.

Приемы подпороговой стимуляции получили непосредственный практический выход в разработке систем, обеспечивающих высокую интенсивность обучения. Первые попытки создания такого метода принадлежат болгарскому ученому Г. Лoзанову, назвавшему его суггестопедическим методом обучения. Наряду с широким использованием в обучении осознаваемых форм суггестии Г. Лозанов для расширения возможностей восприятия и запоминания информации успешно применил воздействия, адресуемые механизмам неосознаваемой или недостаточно осознаваемой психической активности.

Сочетание суггестопедии с возможностями технических средств и ЭВМ вызвало к жизни новое направление, разработанное В. В. Петрусинским и названное им суггестокибернетическим методом интенсификации обучения. В целях активизации запоминания и регуляции работоспособности учащихся в данной методике используются различные виды субсенсорной подачи не только специальных блоков учебной информации, но и психорегулирующих воздействий, как в измененных состояниях сознания, так и в периоды бодрствования. Технические средства рассчитаны здесь на подачу внушающих воздействий, управление состоянием и возможностями запоминания в многоплановом режиме, частично по осознаваемым', частично по неосознаваемым каналам. Метод суггестокибернетического обучения, показавший высокую рабочую эффективность, защищен патентами во многих странах и внедрен в практику ряда наших учебных центров.

Современные авторы И. В. Смирнов, Е. В. Безносюк и А. Н. Журавлев весьма основательно разработали экспериментальные подходы к познанию природы бессознательного. Начав с компьютерного анализа психосемантических полей индивидуума, авторы создали метод лечебно-коррекционного воздействия на неосознаваемом уровне. Было установлено, что в формулировании словесных посылок для внушения на неосознаваемом уровне чрезвычайно действенными оказываются простые и короткие, состоящие из двух-трех слов «формулы», проявляющие и приводящие в действие множественные архетипические смысловые связи. Более того, высокую действенность в коррекции нарушений сна, снятия тревоги оказались тексты и музыка старинных колыбельных песен, трансформированных на неосознаваемый уровень восприятия.

Проведенная большая экспериментальная работа этого плана наряду с другими практически важными результатами позволила создать три группы психосемантических методов объединенных внутренней логической связью. Методы реализованы на компьютерной технике и позволяют осуществлять следующие коррекционные действия:

— одноразовую модификацию психики путем ввода на неосознаваемом уровне корректирующей программы на фоне действия иных лечебных процедур и медикаментов;

— аудиовизуальную психокоррекцию путем неосознаваемого внушения во время любой (игровой или профессиональной) деятельности человека на компьютере (по принципу субсенсорного «25-го кадра»), используемую для лечения, интенсивного обучения н оптимизации функционального состояния здорового человека;

— акустическую психокоррекцию путем внушения на субсенсорном уровне при прослушивании любой нормально звучащей акустической системы.

Вместе с тем недостаточная изученность данной проблемы не останавливает безудержной коммерческой эксплуатации эффектов подпороговой стимуляции.

В 1967 г. вышел у нас перевод примечательной книги французского ученого, директора Института социальной психологии Страсбурского университета, Абраама Моля «Социодинамика культуры». Уже в этой книге как о весьма заурядном факте упоминается об использовании в системах коммуникации (радио, телевидении) так называемых «подпороговых культурных явлений», к которым относятся «явления, расположенные ниже порога восприятия или осознавания индивидуумом-получателем». Где-то очень близок по своей изощренности к этому приему принцип коммуникационной «догматической доктрины», заключающийся в том, чтобы подвергать элементы, которые предстоит распространять, специфической фильтрации. Эти элементы независимо от того, носят они событийный или культурный характер, все будут поданы в сообщениях, однако они подвергаются поляризации в желательном направлении, что осуществляется посредством различной, порой очень тонкой, акцентировки — смысл последней в том, чтобы элемент определенным образом соотносился с актуализируемой «догмой», подтверждал или отрицал ее.

В настоящее время использование эффектов субсенсорного восприятия стало, что называется, достоянием рыночных товаров. Аудиокассеты Илоны Давыдовой, предназначенные для обучения иностранному языку, содержат эффекты подсознательного воздействия. На книжных развалах уже примелькались альбомы из серии «Волшебный глаз» («Третий глаз», «3D — collection» и т. д.). Немного потренировавшись, на каждой из его страниц на общем пестром фоне можно увидеть этих картин улучшает зрение и здоровье.

Чрезвычайно благодарным материалом для использования подпороговых «привлекалочек», в том числе и сексуального характера, являются музыкальные видеоклипы и рекламные ролики. Неисчерпаемые возможности для неосознаваемой модификации психики предоставляют буквально все компьютерные программы. Даже в обычные системные звуковые сигналы можно спрятать команды, используя элементарный прием компрессии звукового сигнала. Если же вредоносные команды представляются в виде «фоносемантического драйвера» (по типу заговоров, заклинаний, мантр), то даже совсем маленький сигнал (а он сопровождает почти каждую компьютерную передачу) сможет нести в себе большое разрушительное действие для здоровья.

Бурное развитие коммуникационных технологий мас-медиа привело к тому, что сегодня проблема экологии информационной сферы выглядит еще более зловеще, чем экология биологической среды обитания. Частичным решением этой проблемы некоторые исследователи считают осуществление сертификации компьютерных, телевизионных и обучающих программ с привлечением специалистов различных профессий (медиков, психологов, инженеров-программистов, юристов). Однако нерешенной остается тревожная обстановка с компьютерными вирусами и агрессивными программами, распространяемыми через Интернет. «Кто-то должен постоянно отслеживать передачи в средствах массовой информации на наличие неосознаваемых внушений и иметь право остановить любую передачу и применить санкции, но не попахивает ли это новой Святой Инквизицией?» — высказывается сомнение в одной из публикаций. «В зарубежном опыте пока также нет достойных решений, но там, по крайней мере, признают наличие проблемы и все средства массовой информации активно ведут обработку общественного мнения».

Судя по всему, дьявольский механизм подсознательной модификации психики людей в наши дни лишь исподволь набирает обороты с тем, чтобы в недалеком будущем полностью поставить под контроль процесс формирования вполне конформного и «беспроблемного» массового сознания.

Нейролингвистическое программирование

Магия изменения берет начало в том, что стоит за словами.

Р. Дилтс

Сегодняшнюю психотерапию и практически ориентированную психологию уже нельзя представить без комплекса экзотических психотехник и методических принципов, объединяемых непривычным названием «нейролингвистическое программирование» (НЛП). Несмотря на то, что изначально разработанный набор способов психокоррекции состояний и навязчивых действий предназначался для применения подготовленными специалистами, его широкая практическая апробация показала, что многие приемы НЛП могут успешно использоваться и в системе саморегуляции.

НЛП является своеобразной ветвью так называемого «эриксоновского гипноза», в котором большое значение придается работе с образами и воображением, и это естественно, так как регулирующая сила образов (зрительных, слуховых и пр.) намного мощнее и действеннее словесных, речевых внушений, на основе которых строится традиционный гипноз. Эта особенность сложилась в процессе филогенетического развития человека, получившего в наследство от животного мира высокоорганизованную первую сигнальную систему, т. е. систему конкретных чувственно-непосредственных раздражителей и их образов, фиксируемых мозгом. Вторая сигнальная система (речь — «сигнал сигналов») явилась значительно более поздним приобретением психики, и потому ее регулирующая функция проявляется заметно слабее. Именно это дало основание разработчикам НЛП заключить, что «слова суть лишь неадекватные ярлыки для обозначения опыта». Впрочем, это не помешало созданию в системе НЛП терапевтического направления, в котором речевым воздействиям в виде специального набора метафор отводится главенствующая роль.

НЛП возникло в начале 1970-х годов и стало плодом сотрудничества Джона Гриндера, в то время ассистента кафедры лингвистики в Калифорнийском университете, и Ричарда Бэндлера — студента психологии того же университета. Заинтересовавшись вопросами практической психологии, они решили исследовать методологическую сторону работы трех выдающихся психотерапевтов современности: Фрица Перлза, основоположника так называемой гештальт-терапии, Вирджинии Сатир, исключительно талантливого семейного психотерапевта, и, наконец, Милтона Эриксона, всемирно известного гипнолога, о методе которого мы подробно говорили выше.

Гриндер и Бэндлер вовсе не собирались создавать новую школу психотерапии. Они ставили перед собой задачу определить наиболее общие паттерны (модели) лечебно-психологических воздействий, которые использовали выдающиеся терапевты в своей практике. Гриндера и Бэндлера не интересовали теоретические концепции каждого из этих специалистов, они выявляли их сугубо практические методы терапии, использованию которых может научиться каждый.

В результате проведенного анализа оказалось, что, несмотря на имеющиеся различия теоретических основ исследуемых школ, их психотехнические подходы в терапии содержат поразительно похожие методические модели. Гриндер и Бэндлер обобщили эти психотехнические паттерны, переосмыслили их с точки зрения теории информации и создали свою оригинальную систему методических приемов для практической психологии.

Свои первые разработки они опубликовали в четырех книгах, вышедших в 1975–1977 гг., однако громоздкое название «нейролингвистического программирования» новое направление практической психологии получило только в 1976 г.

Как заметил шутя Бэндлер, он, будучи специалистом по информатике и компьютерному программированию, изобрел это название с той целью, чтобы избежать необходимости специализироваться в области психологии или медицины; ведь НЛП, по его словам, есть лишь «техника рационального пользования мозгом».

В 1977 г. разработчики НЛП весьма успешно провели серию публичных семинаров по всей Америке. Этот метод распространялся очень быстро: в США к настоящему времени более 100 гыс. человек в той или иной форме прошли тренинги НЛП, многие психологи и психотерапевты в России также овладели этим методом и успешно применяют его в лечебной практике.

Особенность НЛП как разновидности психологического воздействия состоит в следующем: разработанная в его рамках психотехнология позволяет производить в сфере сознания и подсознания строго конкретные («локальные») и целенаправленные операции, предусматривающие устранение какой-то нездоровой привычки, установки, представления, оценки события и т. п. Самое важное в технике НЛП — то, что она очень легко и органично ложится на изобразительный язык телевидения и кино, а значит, позволяет формировать определенные психологические эффекты в массовом порядке.

Чтобы понять «технологию» психических воздействий, производимых НЛП, необходимо рассмотреть систему тех психофизиологических механизмов, которые при этом задействуются.

Как уже отмечалось, в основе НЛП, в отличие от традиционного гипноза, лежит целенаправленная манипуляция образами, причем программирующие действия проводятся преимущественно со зрительными образами. Это объясняется тем, что зрительное восприятие, будучи основным источником информации об окружающей среде, выступает и в качестве главного «поставщика» первичного образного материала для чувственной сферы. Ассоциативные зоны зрительного анализатора коры головного мозга по своей площади значительно превосходят ассоциативные зоны других органов чувств (слуха, обоняния и др.). Это свидетельствует о ведущей роли зрения в психорегуляторных процессах жизнедеятельности.

Способность визуализировать свои представления у разных людей колеблется в очень широких пределах. Отдельные индивиды могут в течение длительного времени сохранять в памяти и чрезвычайно живо и детально воспроизводить образы воспринятых ранее предметов и явлений. Такого рода способность, получившая название эйдетизма (от греч. eidos — вид, образ), встречается у некоторых выдающихся художников, музыкантов, артистов. Большая же часть людей не обладает достаточно живым зрительным воображением, что существенно снижает их индивидуальные психорегулирующие возможности.

Воспринятые образы, запечатленные в долговременной памяти, являются не только основой познания окружающего мира. В зависимости от своего значения они, так или иначе, воздействуют на состояние личности и нередко формируют различные патологические нарушения в организме. Сохранение этих образов в долговременной памяти предполагает их индивидуальную классификацию или группировку. При этом образуется нечто вроде «индивидуальной картотеки чувственных образов». В работах известного психолога А. Н. Леонтьева в свое время была выдвинута гипотеза об образах мира как многомерных психологических образованиях. К числу пяти «квазиизмерений» (мнимых измерений) он отнес координаты пространства — времени.

Р. Бэндлер, исследуя особенности эриксоновского гипноза, в значительной степени самостоятельно открыл особую индивидуальную градацию характеристик чувственных образов (то, что А. Н. Леонтьев называл «квазиизмерениями»), посредством которой субъект «сортирует» свои образы по их значимости и временным характеристикам. Исходя из того, что в психологии виды чувственных восприятий (зрительные, слуховые, обонятельные и пр.) принято называть модальностями, частные характеристики каждой из модальностей Бэндлер назвал субмодальностями. Применительно к психотерапии открытие категории «субмодальностей» образов означало создание многообещающего и почти самостоятельного направления. Полезность модели субмодальностей для понимания любой внутренней работы человека убедительно доказана практикой.

Субмодальности — это способы, которыми наш мозг сортирует и кодирует приобретаемый опыт. Понимание их роли в психическом «маркировании» образов внешнего мира открывает возможность переконструирования долговременных состояний человека, в том числе и патологических.

Целенаправленному вмешательству в субъективный мир человека посредством НЛП предшествует подробное исследование специфики проявления субмодальностей у данного индивида. Без этого невозможно провести действенную операцию перепрограммирования, так как «маркировка» образов всегда индивидуальна, хотя в ней можно выделить и некоторые общие признаки.

Что касается зрительных образов, то обычно пометкой их значимости являются такие субмодальности, как яркость «картинки», ее цветность. Яркость часто бывает знаком актуальности образа (чем ярче — тем важнее). Цветность может выражать степень спокойствия визуализируемого образа, так как воспоминания о стрессовых ситуациях всплывают перед мысленным взором в черно-белом варианте. Размер визуализируемой картины чаще всего соответствует переживаемой эмоциональной реакции: больший — интенсифицирует переживание, меньший — снижает его. Соответствующее действие производят такие ее качества, как контрастность, расстояние до «картинки», ее движение, пропорции, обрамление, четкость и т. п.

Бэндлер различает 39 модальностей зрительных образов, 19 слуховых (громкость, высота звука, его дискретность, длительность и пр.), 11 кинестетических (температура, интенсивность, расположение, протяженность и т. д.).

Одним из важных критериев значимости образов является их отношение к так называемой «временной линии», т. е. к временному параметру действительности. Установлено, что у людей существуют различные способы субъективного моделирования временных периодов (будущего, настоящего, прошлого) во внутреннем пространстве психической сферы. При этом способы, которыми индивиды представляют временные периоды, обусловливают особенности их способностей и возможных ограничений. Многие психические проблемы связаны именно с тем способом, каким человек представляет себе время.

Р. Бэндлер установил, что, как правило, люди «сортируют» время с помощью комбинации субмодальностей и местоположения «картинки» — образа на временной линии. Расположение этой линии также носит индивидуальный характер. У большинства людей прошлое находится слева от них, а будущее — справа, у меньшей части — наоборот. В некоторых случаях будущее находится далеко впереди или вверху, настоящее — на расстоянии вытянутой руки, прошлое — за спиной или глубоко внизу. Эти представления характеризуются определенной жесткостью и постоянством, и многие психологические проблемы бывают вызваны тем, что какой-то зрительный образ своевременно не уходит в пространство прошлого, «застревает» в поле настоящего и тем самым вызывает навязчивые воспоминания или страхи.

Диагностика особенностей субмодальностей индивида позволяет производить определенные целенаправленные психические действия по коррекции неадекватных установок, состояний и реакций. В этом смысле НЛП часто характеризуется как психотехника, позволяющая быстро диагностировать причины неблагоприятных состояний и устранять их.

Бэндлером была открыта не только система кодирования параметров значимости образов (субмодальностей), но и некоторые фундаментальные закономерности функционирования психических программ человека, имеющие важное значение для практики психотерапии.

Первая из таких закономерностей — положение о том, что «мозг обучается путем быстрого прокручивания паттернов», или, как уточняет в другом месте сам автор, «мозг обучается быстро; медленно он не обучается». Это значит, что психические явления, осуществляющиеся посредством однократной мгновенной реакции запечатления, представляют собой гораздо чаще используемый компонент высшей нервной деятельности, чем это считалось ранее.

Эффект запечатления как стойкое удерживание в памяти определенного образа без повторного раздражения открыт И. С. Бериташвили (1947) и назван им «психонервным комплексом представления». Несколько позже (1964) было установлено, что этот комплекс обладает чертами устойчивой образной памяти и играет ведущую роль в индивидуальном поведении высших организмов.

Бэндлер показал, что «быстрое обучение» мозга является одним из режимов психической деятельности, хотя мы далеко не всегда отдаем себе в этом отчет. «Большинство из нас, — утверждает он, — позволяют своему мозгу беспорядочно формировать перед внутренним взором случайные образы, и нам ничего не остается, как в ответ на это хорошо или плохо себя чувствовать». Но от навязчивого воспоминания, по его мнению, легко избавиться. Поставьте мысленно перед собой беспокоящую вас картину и делайте ее все более и более тусклой. Если вы достаточно сильно убавите яркость, она больше вам не будет досаждать.

Второй важной особенностью методического подхода к коррекции патологических установок и реакций является обнаруженное Бэндлером диаметрально противоположное действие так называемых ассоциированных и диссоциированных образов.

Ассоциированный образ характеризуется тем, что он мысленно вновь видится собственными глазами, и опыт восприятия его заново переживается.

Главное условие диссоциированного образа — способность с любой точки зрения видеть себя, воспринимающего данный образ («мысленно смотреть фильм о себе, воспринимающем соответствующий образ»).

Важное свойство этих представлений состоит в том, что, воспроизводя образы ассоциированно, человек вновь ощущает и переживает первоначальную чувственную реакцию, тогда как диссоциированные «картинки» полностью свободны от своего эмоционального компонента. Именно поэтому диссоциация используется в тех случаях, когда необходимо контролировать боль или вспомнить детали стрессовой ситуации, не переживая заново их чувственной составляющей. НЛП, к примеру, рекомендует: всякий раз, садясь в зубоврачебное кресло, старайтесь мысленно наблюдать за поведением своей особы со стороны — и боли вы не почувствуете. Как отмечает Бэндлер, «диссоциация особенно полезна для интенсивно неприятных воспоминаний».

Третьей важной закономерностью, плодотворно используемой в психотехнике НЛП, является малоизвестная способность психики к мгновенному переконструированию образов под воздействием различных приемов. Именно посредством таких воздействий НЛП можно быстро разрушать навязчивые и неприятные воспоминания, устранять ореол важности в облике некоторых лиц и организаций, ликвидировать вредные привычки, установки, убеждения. В этих целях используется множество надежных и практически отработанных психотехник. Сюда относятся методики «кратчайшей терапии» (мысленное наложение гротескной музыки на картины тяжелых воспоминаний), с тем чтобы уничтожить их раздражающее действие; условный «просмотр фильма» о неприятном воспоминании в обратном порядке, задом наперед; представление действия, разрушающего беспокоящую картину и превращающую ее в развалины и т. п.

Четвертой особенностью психики, выделяемой Р. Бэндлером, служит способность мозга лучше усваивать направления своего развития (больше — меньше, быстрее — медленнее и т. п.), чем конкретное содержание формируемой программы. Бэндлер так формулирует свою мысль: мозг не обучается получать результаты; он обучается придерживаться направлений.

Исследователем разработан целый ряд эффективных методик психического воздействия («техника взмаха», «якорение», «взрыв навязчивости» и др.), простейшие варианты которых могут с успехом применяться в целях саморегуляции состояний. Некоторые из них уже упоминались в предыдущем содержании. Ниже рассматриваются конкретные психотехники НЛП, хорошо зарекомендовавшие себя в практике психокоррекции.

Извлечение. Данный метод НЛП представляет собой простейший способ перевода человека в заданное состояние. Под термином «извлечение» подразумевается общеизвестное свойство людей повторно переживать ту эмоцию, которая в памяти оказалась прочно связанной с прошлым событием или обстоятельством. В повседневном общении мы практически постоянно провоцируем такого рода явления у себя или собеседника и нередко откровенно удивляемся возникшей ситуации, вопрошая: «Что с ним случилось? Ведь я только сказал…»

Верный способ «извлечь» какое-нибудь эмоциональное состояние — попросить человека вспомнить то время, когда он реально его переживал. При этом очень важно, чтобы субъект вспоминал соответствующую ситуацию ассоциировано, то есть изнутри, чувствуя себя вновь ее участником. Действенность воспоминания можно значительно усилить, представив воспроизводимую картину прошлого в большом формате, очень красочную, яркую, контрастную. Неприятное содержание припоминаемой ситуации в черно-белом зрительном варианте вызовет еще больший стресс, а приятная картина станет более впечатляющей, если ее мысленно поместить в широкую золотистую раму.

Якорение. Вышеизложенный прием «извлечения» при некотором его усложнении превращается в психотехнику, получившую название «якорения». Якорями в НЛП принято называть внешние физические (физиологические, психические) раздражители, с которыми связывается определенная конкретная эмоция: запах духов любимого человека вызывает одни чувства, школьный звонок — другие, рекламный знак торговой фирмы — третьи. Приемы якорения эмоций вошли в обиход нашей жизни настолько широко, что мы перестали их замечать, однако это совсем не значит, что они не действуют на нас ежедневно и ежечасно.

Якоря обычно формируются двумя способами. Первый из них основан на повторном сочетании определенного психического состояния с внешним раздражителем (условный рефлекс по И. П. Павлову). Второй путь образования «якорного сцепления» — проявление феномена запечатления, когда сильное эмоциональное вовлечение прочно сопрягается с определенным раздражителем при его одноразовом действии. В повседневной жизни такого рода психические явления получили название «ассоциаций». Последние, к сожалению, бывают причиной возникновения не только приятных, продуктивных состояний, но и очень сильных психофизиологических реакций отрицательного характера (фобий, депрессий, навязчивых установок). Якорение позволяет очень результативно устранять такого рода отрицательные реакции. Сама техника выполнения данного психофизиологического приема включает три этапа.

1. Установление положительного якоря. Пациента просят вспомнить и обрисовать в словах свое наиболее значимое позитивное состояние, которое было у него в жизни, и которое он считает вершиной своих проявленных возможностей. При этом обращается внимание на форму словесного описания этого состояния, на то, какие системы восприятия задействует субъект и какие субмодальности при этом использует. Воспроизведенное в памяти состояние, вызванное ранее пережитым событием, обязательно проявляется в выражении лица и специфике внешних реакций. Интенсивность последних свидетельствует о силе положительной эмоции, с которой они связаны. Репродуцированное положительное состояние «якорится», как правило, надавливанием пальца на правую кисть субъекта. Эта процедура повторяется несколько раз с тем, чтобы установилась прочная ассоциативная связь между «извлекаемым» положительным состоянием и надавливанием на правую кисть.

2. Установление отрицательного якоря. Аналогичным образом субъекту предлагается охарактеризовать беспокоящее его болезненное проявление: фобию, депрессию, навязчивость. Отрицательное самочувствие, вызванное этим рассказом, «якорится» надавливанием на левую кисть пациента, и прочность якорения проверяется повторением таких действий.

3. Нейтрализация проблемного состояния. После того как повторной проверкой установлена прочность «сцепления» якорей с соответствующими состояниями, выполняется центральное действие метода — одновременное надавливание указательными пальцами на обе кисти пациента в течение 2–4 мин. Как правило, его глаза при этом самопроизвольно закрываются и он впадает в состояние легкого транса. Прекращается надавливание вначале на левую кисть, а через 1–2 мин — и на правую. Чаще всего проблемное состояние таким образом ликвидируется уже с первой попытки, и редко когда требуются повторные воздействия.

Нейтрализация проблемного состояния по указанной схеме может с успехом проводиться и в виде аутогенной процедуры. При этом все вышеуказанные операции выполняются в лежачем положении, а соответствующие «якоря» формируются хорошо ощутимым сдавливанием пальцами (или щипком) кожи собственных бедер: левого, затем — правого, а в заключительной части — одновременным нажатием соответствующих участков кожи.

Работа с временными пространствами. Каждый человек сортирует свой опыт по критерию времени и временные пространства — главный способ отслеживать изменяющуюся реальность. Наиболее общее разделение времени на настоящее, будущее и прошлое кодируется во внутреннем психологическом пространстве местоположением «жизненной картинки», отражающей образ (содержательную наполненность) соответствующего периода времени и ее характерными субмодальностями.

Выявить способ построения временного личностного пространства у данного индивидуума не представляет особого труда. Для этого надо попросить его представить, как он совершает определенное действие много времени тому назад, в недалеком прошлом, в настоящем, в ближайшем, а затем в отдаленном будущем. Единственным различием в этих «картинках» должен быть фактор «когда». Местоположение «картинки» — ключевая субмодальность, а вспомогательные — их размер, яркость, цветность, четкость и т. д.

Как уже отмечалось, у большинства людей прошлое — слева, будущее — справа. Прошлое проецируется туда, где осуществляются мысленные действия с блоками зрительной памяти, будущее — где происходит зрительное конструирование предстоящего. В своей книге «Основы личности» Т. Джеймс тип восприятия времени, в котором прошлое с одной стороны, а будущее — с другой находятся в поле зрения человека прямо перед ним, назвал «англо-европейским типом» восприятия времени.

Существует и второй вариант построения временного пространства, когда будущее у человека находится далеко впереди, настоящее — прямо перед ним на расстоянии вытянутой руки, а прошлое далеко за спиной или внизу. Такой тип восприятия времени, когда субъект оказывается проходящим «сквозь время» так, что прошлое оказывается позади невидимым, Т. Джеймс назвал «арабским типом» восприятия времени. Люди, «двигающиеся сквозь время», постоянно находятся в настоящем моменте, так что отдаленные сроки будущего и прошлого их беспокоят очень мало. В частности, будущее у таких людей выглядит как бесконечный ряд «сейчас», что способствует тому, что они теряют потребность действовать безотлагательно и потому бывают неудобными деловыми партнерами для европейцев.

Знание «конструкции» своего временного пространства и приемов, позволяющих производить в нем определенные психологические манипуляции, помогает человеку лучше регулировать свое самочувствие и отношение к событиям. В практике психокоррекции встречаются варианты, когда прошлое или будущее неизменно находится прямо перед человеком, и тогда у него появляются проблемы с адекватным планированием жизни или «застреванием» на переживании прошлых (как правило, неприятных) событий. В этом случае прошлое необходимо «поместить» как можно дальше влево или, если получается, — назад, за спину, и тогда оно вспоминается значительно реже, хотя совсем и не забывается.

Если посредством некоторого психического усилия прошлые или будущие события «отодвинуть» от себя подальше или, наоборот, «приблизить», жизнь в личностном психологическом пространстве соответственно «разгружается» или же «сгущается». Бывают случаи, когда человек плохо различает свое будущее или четко определяет предел своего временного пространства. В этом случае бывает необходимо принять меры для устранения этого опасного субъективного обстоятельства. Аналогичным образом встречаются субъекты, которые чрезмерно сильно ориентированы на будущее, и это мешает им получать удовольствие от настоящего.

И, наконец, чрезмерная погруженность в настоящее может служить определенной помехой не только в бизнесе, но и быть причиной злоупотребления такими «сиюминутными» удовольствиями, как чревоугодничество, пристрастия к вину, курению и т. п. Отсутствие привычки у таких людей продуктивно использовать опыт прошлого (в том числе и отрицательный), а также наличие определенных психологических затруднений в проявлении реальной заботы о своем будущем (оно проецируется слишком далеко и неясно) делает их «жрецами текущей минуты».

«Взрыв навязчивости». У некоторых людей в общую массу их повседневных целенаправленных и разумных действий бывают вплетены действия-фантомы, не несущие смысловой нагрузки. Они, как правило, являются следствием привычки, случайно приобретенной в прошлом, но вовремя не устраненной. Эти действия-пустышки сродни словам-паразитам, засоряющим, а иногда и существенно обезображивающим человеческую речь.

Навязчивость психических реакций в качестве болезненного явления распространена довольно широко. Некоторые авторы (Л. Г. Иванов-Смоленский, В. Н. Мясищев, Е. А. Попов, Н. П. Татаренко и др.) даже признавали невроз навязчивости самостоятельной формой заболевания. Однако большинство отечественных неврологов считают, что, являясь одним из частых проявлений слабости нервных процессов, навязчивые состояния встречаются не только при всех формах неврозов (неврастении, истерии и психастении), но и при некоторых психических заболеваниях. Очевидная общность психических механизмов формирования навязчивых явлений и синдромов патологического страха (фобий) заставила клиницистов объединить эти нарушения в одну общую группу.

Вынужденные действия в НЛП получили название навязчивостей. В некоторых случаях их предметное содержание заимствуется из полузабытых впечатлений детства, но чаще всего оно бывает приобретением более старшего возраста. Возникают такого рода нарушения вследствие того, что запечатленный в памяти образный стимул оказался выделенным в ряду других особым дополнительным признаком — «субмодальным компонентом».

Проявление навязчивостей бывает довольно разнообразным: это может быть непроизвольный счет лестничных ступенек, непомерно частое мытье рук, неэстетичное почесывание головы, неуместные жевательные движения и мн. др. Большинство вынужденных действий по существу безобидны, но есть группа навязчивостей, связанная с едой и питьем, которая может создавать для человека проблему излишнего веса тела.

В НЛП разработан метод, позволяющий в одном сеансе разрушать психологический механизм, который иногда длительное время поддерживает манифестацию навязчивости. Важно при этом, что устранение вынужденного действия совершенно не отражается на способности человека выполнять его в качестве произвольного. Например, у сладкоежки после «взрыва» чрезмерного пристрастия к шоколаду, в полной сохранности остается вкус к этому продукту, но он перестает быть его рабом.

В теории НЛП установлено, что роль пускового рычага в активизации любой навязчивости выполняет определенная субмодальность образа этого действия. Устранение навязчивости как раз и начинается с выявления субмодальности, которая ее вызывает. Для этого субъекту предлагается последовательно представить две «картинки», на одной из которых содержится изображение предмета, запускающее навязчивость (например, шоколадной конфеты), на другой — однородный с ним образ (к примеру, печенье), но не вызывающий особого влечения. При более или менее тщательном анализе обеих визуализаций в первой «картинке» всегда удается найти особую субмодальность, которая делает представляемый предмет чрезмерно притягательным. Именно эта субмодальность всегда отсутствует во второй картинке. Это может быть особо крупный размер представляемого предмета, повышенная яркость его изображения, более интенсивная окраска, очень близкое «расположение в кадре» и пр.

Если такая доминантная модальность выявлена достаточно определенно, то провоцируемая ею навязчивость может быть устранена двумя способами. Первый из них — предложить субъекту «нормализовать» выраженность данной субмодальности. Тот же любитель шоколада должен мысленно привести гиперболизированные субмодальности представляемой конфеты к тем обычным параметрам, которыми характеризуется «картинка» с печеньем. Иногда такой психологической операции бывает достаточно, чтобы навязчивость исчезла навсегда.

В более стойких случаях субмодальность, провоцирующую навязчивость, в мысленно представляемой картине усиливают до крайней степени («до абсурда»), в результате ее мотивирующая роль прекращается (причинная связь «лопается»). Так, например, если навязчивость вызывает размер представляемого предмета, следует мысленно увеличивать его до тех пор, пока он не потеряет свою притягательную силу, так же поступаем с любым другим параметром: яркостью, цветом, расстоянием и т. п. Такого рода образные манипуляции необходимо проводить быстро, потому что медленный их темп может вызвать прямо противоположный эффект.

Быстрое усиление ведущей субмодальности до своей крайней степени субъективно ощущается в виде некоего «взрыва связи», и после этого она становится уже навсегда неактивной, индифферентной и не подлежит восстановлению. Последнее обстоятельство заставляет подходить к применению данного метода с осторожностью: прежде чем взрывать свои навязчивости, следует хорошо взвесить, а такие уж они нежелательные?

Говоря об эффективности НЛП в устранении навязчивостей, следует упомянуть и его диаметрально противоположные возможности: произвольным образом формировать навязчивые потребности и установки. Это свойство НЛП не прошло мимо тех средств массовой информации, которые используют «зрительный ряд» в качестве главного инструмента психологического воздействия. Особенно поднаторели в этом компании, специализирующиеся на изготовлении видеоклипов и различного рода рекламных материалов. Использование здесь приемов НЛП для формирования навязчивых установок и псевдоценностных ориентаций практикуется все более широко и безответственно.

Практика показывает, что задача преднамеренного программирования средствами НЛП реализуется у всех людей по-разному. У одних субъектов складывается более сложная система определения ценностей, и, соответственно, им очень трудно искусственно внушить какую-либо «ценность». В этом случае необходимо построить много значимых функциональных связей между актуализируемым (рекламируемым) объектом и другими ценностями жизни. Людям с более простой системой формирования ценностей значительно легче «сконструировать» программу псевдопотребностей. Низкий уровень общей культуры человека упрощает его систему общей ценностной ориентации. Делает его более предсказуемым и управляемым средствами массовой информации.

В данном разделе были рассмотрены основные регуляторные механизмы НЛП в его функционально-структурном отношении к целостной системе гипноза. В настоящее время методический арсенал НЛП продолжает совершенствоваться, существенно обогащая психокоррекционные возможности и практической психологии, и врачебного гипноза.

Супергипноз виртуальной реальности

Мы еще очень далеки от уяснения взаимодействия психического и биологического.

Л. Шерток

На пути воспроизведения все более сложных свойств отдельных объектов материального мира современные технические средства получили возможность решать проблему комплексного моделирования взаимодействия человека с предметной средой окружающей действительности. Речь идет о компьютерных технологиях, получивших название технологий виртуальной реальности.

В аспекте рассматриваемой проблемы термин «виртуальнаяреальность» (ВР) предполагает наличие некоторого искусственного мира, в который погружается и с которым взаимодействует человек, причем создается этот мир технической системой, способной не только подавать комплексную стимуляцию на его органы чувств, но и адекватно реагировать на ответные речевые и двигательные действия субъекта. Необходимо отметить, что в явлениях ВР осуществляется известная закономерность функционирования центральной нервной системы, хорошо сформулированная в свое время X. Дельгадо: «Единственная возможность поддерживать контакт с внешней средой, — отмечал он, — состоит в превращении физических и химических явлений окружающего мира в химические и электрические процессы на уровне наших органов чувств. Мозг вступает в контакт не непосредственно с окружающей действительностью, а только с ее символическим кодом, который передается по нервным путям».

В виртуальной реальности мозг действительно «вступает в контакт с символическим кодом», который продуцируется компьютерной системой по определенной программе и порождает ирреальный мир, существующий лишь в представлении индивидуума.

Функционирующие в настоящее время средства информации используют исключительно зрительные и слуховые модальности сигналов. Известно, что именно эти виды раздражителей оцениваются субъективно как дистантные по отношению к рецепторам, которые они возбуждают. Использование функций внешней (кожной) чувствительности и рецепторов, воспринимающих внутреннюю чувствительность мышечно-суставной системы субъекта через обратные связи, идущие от порождаемой компьютером виртуальной реальности, приводит к тому, что она теряет параметр дистантности и переживается как настоящая, «истинная» реальность. Человек погружается в новый, техногенно изготовленный мир, и его сознание формально отделяется от реального мира и переходит как бы в «параллельное» пространство, в иной мир, причем это не только мир иллюзий, но и мир реальных действий и переживаний.

Как нам представляется, коварная особенность ВР состоит в том, что в ней реально работают обратные связи от нереальных, мнимых объектов, существующих лишь в математическом пространстве компьютера. В результате, здоровое бодрствующее сознание, погружаясь в ситуацию, порождаемую ВР, вынужденно входит в состояние тотального галлюцинаторного процесса. Такого рода воздействия на психику человека, если они проводятся без квалифицированного врачебного контроля, нельзя считать в полной мере безвредными. Во всяком случае, до настоящего времени эти явления развивались в особых состояниях психики при заболеваниях или употреблении наркотических веществ.

Многовековой опыт эмпирической и научной гипнологии дает основание строить определенные суждения о некоторых психофизиологических аспектах использования технологий ВР.

Важнейшим обстоятельством этого плана, на наш взгляд, является использование ВР в психотерапии, которая тем самым превращается из преимущественно врачебного искусства в достаточно точную медицинскую науку. Уже в первых работах методического плана было обнаружено специфическое действие виртуальных реальностей — формировать особые состояния психики. Соглашаясь с тем, что переживания, испытываемые в ВР, по силе и реалистичности вполне могут сравниться с психоделическими воздействиями, многие авторы (С. Э. Ермаков, 1996; В. М. Розин, 1995), тем не менее не касаются детального анализа влияния различных технологических аспектов ВР на формирование самого гипнотического состояния и эффективность суггестивных воздействий.

С этой точки зрения необходимо различать две стороны психофизиологического явления, объединяемого понятием «гипноз».

Первую из них представляет формирование самого измененного состояния психики, наличие которого подтверждается различной степенью выраженности необычных феноменов (амнезией, галлюцинациями, анестезией и пр.) и которое служит своеобразным «рабочим фоном» для осуществления лечебных внушений или коррекции иного плана.

Вторая сторона гипноза подразумевает реализацию специальных приемов внушения, технология которых сама по себе может быть достаточно сложной (как, например, способ «взмаха» при нейролингвистическом программировании) для достижения определенной функциональной коррекции.

Применительно к использованию технологий ВР для совершенствования методов гипнотизации, следует иметь в виду, что необычайное богатство этих методов тем не менее основывается на трех способах стимуляции: воздействии на анализаторы, словесном раздражении и смешанных приемах, включающих два предыдущих.

Если рассматривать методы гипнотической стимуляции каждого из анализаторов в порядке возрастания его функциональной сложности, первым, наиболее простым и филогенетически наиболее древним, является тактильный анализатор. Его гипногенная роль исключительно велика. В. Л. Райков полагает, что даже сам процесс развития Вселенной, так же как и процесс эволюции жизни, связан с непрерывным контактно-информационным обменом, откуда берет начало способ контактной помощи живому существу и само тактильное лечение. Как бы то ни было, так называемые пассы, то есть слабые однообразные повторные раздражения, представляют собой ранний классический способ гипнотизирования. Широко известна положительная реакция, близкая к просоночной, у всех животных при поглаживании и почесывании кожи. Поскольку кожный и двигательный анализаторы в коре головного мозга расположены рядом, при воздействии пассами на кожный анализатор положительно индуцируется и соседний — двигательный анализатор. Именно этот процесс лежит в основе гипнотического феномена каталепсии.

В технологиях виртуальных реальностей появляется возможность оперативно определять и устанавливать наиболее эффективные параметры тактильных воздействий (по силе, продолжительности, частоте и т. п.), а так же предпочтительные участки раздражения на теле гипнотизируемого. Во многих работах было установлено, что оптимальный ритм тактильных (в том числе температурных) воздействий, способствующих развитию релаксации и гипноидных состояний, задается индивидуальным характером дыхания субъекта. Что же касается местоположения раздражаемых участков, то предпочтение отдается таким местам, как область вокруг глаз («тепловые очки»), полоска кожи вдоль позвоночника («бегущая тепловая дорожка»), поверхность предплечий.

Преимущество технологий ВР состоит в том, что они позволяют модулировать ритмичные, тактильные воздействия нужными пороговыми или подпороговыми сигналами и добиваться дополнительных функциональных эффектов, получить которые иными путями бывает практически невозможно.

Следующим более сложным видом гипногенной стимуляции являются воздействия на слуховой анализатор. Хорошо известно успокаивающее, усыпляющее действие таких раздражителей, как шум дождя или морского прибоя, стук колес поезда и мн. др. монотонных звуков. Компьютерная техника формирования и подачи звуковых стимулов гипногенной направленности обладает необычайно широкими возможностями этого плана и надо полагать, что они еще будут уточняться в последующих исследованиях.

Воздействия на зрительный анализатор представляют, пожалуй, наиболее распространенный прием гипнотизирования. И в этом случае функциональное утомление (перевозбуждение) данного анализатора также выступает в качестве мощного гипногенного фактора, простейшие филогенетические механизмы которого действуют уже в животном мире. Известно, например, что яркое освещение паутины повергает паука в своеобразную каталепсию. Таким же образом действует сильный свет автомобиля на зайца и т. п.

Несколько более сложный механизм гипнотизации как у животных, так и у человека, представляет действие взора. Некоторые хищные звери, змеи и рыбы обладают способностью взором обездвиживать свои жертвы, находящиеся на определенном расстоянии. Не так уж редко встречаются и люди, глаза которых производят сильное гипногенное действие. В литературе содержится много упоминаний о сковывающем взгляде Ивана Грозного, Григория Распутина и других исторических лиц.

Необходимо отметить, что гипногенное действие взгляда у животных объясняется генетически наследуемыми механизмами реагирования на сумму внешних признаков. У человека же, как считал К. Г. Юнг, аналогичные эффекты вызывает подсознательно проявляющийся архетипический образ, который он именовал мана-личностью: и представлял ее в виде доминанты коллективного бессознательного как архетип героя, вождя, колдуна, знахаря, святого, богочеловека и т. п.

Технология ВР обладает необычайно широкими и разнообразными возможностями гипногенной стимуляции зрительного анализатора не только элементарного характера (функционально утомляющей параметрами яркости, частоты, контрастности и т. п.), но и визуального порождения практически любого образа мана-личности, от имени которого производится гипнотизирование.

Словесное воздействие является специфически человеческим методом гипнотизирования. В свое время И. П. Павлов показал, что вторая сигнальная система (слово, речь во всех ее формах), отражая социальную и трудовую сущность человека, является основой сложной системы «межлюдской сигнализации».

Преимущество компьютерных технологий гипнотизации состоит в том, что в ходе сеанса они позволяют диагностировать реакцию гипнотизируемого на проводимую стимуляцию и корректировать последнюю, добиваясь наиболее результативных ее параметров. Таким образом, в зависимости от индивидуальных свойств гипнотизируемого может меняться сила звука речевого воздействия, темп, тембр и некоторые другие его характеристики. В каждом конкретном случае рабочий диапазон программ будет определяться субъективным и объективным статусом гипнотизируемого, оцениваемым по системе обратных связей.

Рассмотрев приемы гипнотизирования, которые будут использоваться в технологиях ВР, необходимо более подробно обсудить и психофизиологические свойства того диапазона особых состояний психики, которые обычно используются в качестве «рабочего фона» для внедрения и закрепления необходимых суггестивных программ.

Многие специалисты-гипнологи давно заметили, что формированию собственно гипнотического состояния предшествует так называемое «нейтральное состояние», в котором теряется различие между главным и второстепенным: все внутренние побуждения становятся совершенно равнозначными, и сам субъект не может (и с удовольствием не хочет) делать какой-либо выбор. Такого рода кратковременные состояния имеют место при отсутствии у субъекта программы действия, когда психика оказывается не включенной в какой-либо алгоритм функционирования. Слабые проявления кратковременных состояний такого «рассредоточения» мыслей знакомы каждому. Возникают они, как правило, непроизвольно и оставляют после себя впечатление какого-то приятного внутреннего отдыха, «эмоциональной передышки», благотворного забвения. Именно «нейтральные состояния» психики, временно лишенные какого-либо алгоритма действия являются исходным нейрофизиологическим субстратом гипноза.

Д. Гриндер и Р. Бэндлер рекомендуют использовать эту психофизиологическую закономерность в повседневной практике гипнотизирования посредством неожиданного нарушения стереотипа, выполняемого субъектом действия.

Исследуя специфику сверхмедленных электрофизиологических ритмов мозга, отечественный нейрофизиолог Р. А. Аладжалова установила, что принцип временной разобщенности функциональных связей лежит в основе образования новых форм клеточных объединений при изменении психических состояний человека. Было показано, что в самом общем виде гипноз отличается от бодрствования спецификой работы мозга, осуществляемой при помощи других функциональных связей между нервными центрами. Однако, что важно в связи с вышесказанным, переключение на другие функциональные связи происходит через период относительной разобщенности в работе областей мозга, в бодрствующем состоянии работавших в режиме более жесткого детерминированного взаимодействия. Без такой разобщенности и разрыхления устойчивых связей бодрствования было бы невозможным формирование новых сочетаний функциональных связей, обеспечивающих устойчивое гипнотическое состояние.

Все сказанное выше приобретает значительный интерес в связи с тем, что технологии ВР позволяют легко вызывать функциональное разобщение согласованно работающих областей мозга и, разрушая привычный алгоритм их деятельности, формировать «психическую растерянность», то есть то самое «нейтральное состояние», на основе которого осуществляется гипноз. Поскольку феномен ВР создается совокупностью стимулов различной модальности, то «нейтральное» состояние, как функциональное разобщение нервных центров, может быть легко сформировано посылкой на соответствующие анализаторные системы противоречивой нервной сигнализации. Технологии ВР позволяют это делать легко, так как пользователь практически бывает выключен из окружающей действительности и воспринимает сенсорную импульсацию, заданную специальной компьютерной программой.

Таким образом, если обычные традиционные приемы гипнотизации основываются на постепенной активизации в долговременной памяти гипнотизируемого энграмм, содержащих признаки ранее пережитых нейтральных, а затем и дремотных состояний, то технологии ВР позволяют продуцировать эти признаки посредством воздействия на органы чувств специально «приготовленной» нервной импульсации. Получается, что гипноз в пространстве ВР формируется не столько под влиянием речи, сколько под непосредственным воздействием первосигнальных раздражителей и в этом отношении больше напоминает формирование наркотического сна.

Именно это обстоятельство дало нам основание рассматривать технологию реализации суггестивных программ в пространствах виртуальной реальности как особый вид психофизиологического воздействия — супергипноз. Нет сомнения в том, что этот вид психического программирования станет качественно новой формой психотерапии с необыкновенно широким диапазоном лечебно-коррекционного действия. Особое значение имеет то обстоятельство, что в систему воздействующих факторов естественно и органично могут быть внедрены приемы нейролингвистического программирования и в этом случае эффективность каждого из методов многократно возрастает. Аналогичным образом, несомненно, будет повышаться эффективность и других психотерапевтических методов, обогащенных возможностями технологий ВР. Даже такой сложный и «трудный» вид терапии, как психоанализ, при сочетании технологий ВР с возможностями компьютерного психосемантического анализа переходит из разряда врачебного искусства в математически выверенный лечебный способ.

Суммируя все сказанное выше, можно перечислить ряд следующих несомненных преимуществ, которыми будет обладать супергипноз виртуальной реальности, реальные черты которого просматриваются уже сегодня.

1. Появление возможности введения в гипнотическое состояние любого человека, изъявившего согласие на проведение данной процедуры. Иными словами, супергипноз со своими специфическими психотехнологиями делает гипнабельным каждого человека. Надо сказать, что стопроцентная гипнабельность пациентов — это самая «радужная мечта» каждого гипнотизера всех времен.

Известно, что даже 3. Фрейд в свое время отверг лечебный гипноз потому, что он оказался «непонятен» и не мог применяться в широких масштабах из-за малого процента гипнабельных пациентов. Французский психотерапевт Д. Лагаш считал, что именно последнее обстоятельство послужило для Фрейда причиной создания психоанализа и полного отказа от гипноза, ибо, писал автор, «если бы все пациенты были гипнабельны, психоанализ вовсе не появился бы». Стопроцентная гипнабельность пациентов при использовании технологий ВР становится возможной потому, что в данном случае, как уже говорилось, имеются все условия для формирования «нулевых состояний» психики, в «пространстве которых легко кристаллизуются любые модификации гипноза.

Использование психотерапевтических «прогулочных» фильмов ВР для имитации сновидческой деятельности и путешествий в виртуальные миры в целях снятия возникших у субъекта «неразрешимых» проблем, то есть для устранения застойных очагов возбуждения в центральной нервной системе.

В 70-е г. XX столетия американский психолог П. Гарфилд подробно исследовала влияние ночных сновидений целенаправленно программируемых в гипнозе на самочувствие и здоровье испытуемых. Было установлено, что таким образом можно не только улучшать эмоциональное состояние пациентов, но в известной степени разрешать и проблемы, накапливающиеся у них в течение дня. «Придем ли мы, в конце концов, к "виртуальной реальности" виртуальных снов?» — вопрошает автор и здесь же дает ответ на свой вопрос. «Возможно, следует подождать до XXI в., чтобы увидеть помогут ли новые технологии лучше понять наши сны. Во всяком случае, программы для управления сновидениями могут стать очень популярными».

Исходя из опыта психотерапевтической практики автора, можно предположить, что особо положительное эмоциональное воздействие будут оказывать своеобразные «прогулки-полеты» в виртуальном пространстве, как это нередко бывает и в естественных сновидениях. К этой же группе следует отнести и ВР-фильмы с продуцированием различного рода музыкально и тактильно оформленных абстрактных визуализаций.

3. Технологии ВР позволяют в целях многократного усиления суггестивного воздействия вводить в коммуникативный процесс любую реальную или мифологическую личность, являющуюся носителем сакральных качеств. Суггестивная мощь такого архетипа весьма велика, так как он представляется провозвестником истины в последней инстанции. В недавних исследованиях установлено, что жесткое программирование членов некоторых псевдорелигиозных сект и проводится с использованием сакральных образов Бога, Матери Божьей, Святых Покровителей. Такого рода кодирование чаще всего носит практически необратимый характер. Важной особенностью компьютерных техник суггестии является возможность не только воспринимать словесные внушения, исходящие от сакральной личности, но и общаться с нею в живом диалоге, ощущать этот контакт буквально физически.

4. Совершенно новый вид психотерапии компьютерная техника открывает в связи с обеспечением возможности автокоммуникации личности с собственным образом. Понятно, что такого рода общение предполагает проведение соответствующей предварительной работы по отбору документов и материалов для формирования собственного виртуального образа. Некоторые авторы считают, что общение с собственным образом позволит в сверхъяркой форме, используя максимально полное отражение внешнего вида, мимики, походки, осанки, голоса, особенностей психики, возможных изменений личности показать, как человек будет реально выглядеть, если будет вести тот или иной образ жизни (с точки зрения медицинских показаний, учета его привычек, социального статуса, получения образования и т. п.). Ведь одно дело, когда в качестве примера показывают кого-то, другое — когда самого человека, да еще в весьма красноречивой возможности общения с самим собой.

И действительно, данный принцип общения с собой в виртуальном пространстве можно считать одним из специфических средств в комплексном лечении алкогольной и наркотической зависимости. Надо полагать не многие пациенты смогут спокойно контактировать с собственным двойником все более безобразно пьянеющим под влиянием очередной дозы алкоголя. Нам представляется, что такого рода «виртуальное кино» должно быть обязательным начальным этапом в лечении всех токсикоманий.

В заключение следует рассмотреть и возможные осложнения, которые может провоцировать данный вид полимодального воздействия даже в том случае, когда оно проводится с лечебными целями.

В иностранной печати в связи с началом внедрения технических средств ВР в повседневную жизнь высказываются небезосновательные опасения в том, что человеческая психика сможет безболезненно приспособиться к повторным пребываниям в кибернетическом пространстве: такого рода «путешествия» не могут быть безвредными, реальный мир непременно будет отодвигаться на задний план под натиском красочного, иллюзорного. Несомненно, в виртуальном мире действуют свои специфические ограничения, которые во многом определяются индивидуальными особенностями психики человека и которые сегодня еще во многом не ясны. Не исключено, что при продолжительных и регулярных действиях в пространствах виртуальных реальностей у человека с истероидными чертами характера могут формироваться соответствующие мании, проявляющиеся предпочтением символического мира реальным событиям жизни. Не отрицая наличия некоторых достаточно мощных отрицательных потенциалов, имеющихся в психоиндустрии виртуальной реальности, мы тем не менее не склонны драматизировать складывающуюся ситуацию и вот почему.

Виртуальный мир всегда являлся определенной частью естественно воспринимаемой психической реальности. Обыденным и привычным для человека миром виртуальной реальности являются иллюзорные образы, возникающие в сновидениях, призванные продуцировать полезный психофизиологический эффект — настраивать функциональные системы организма спящего к активности, планируемой после пробуждения.

Самой первой искусственной знаково-культурной системой организации психики, которая начала взаимодействовать не с реальными предметами, а их символами, явилась первобытная охотничья магия, создавшая «вторую реальность». Включаясь в обслуживание различных задач, «вторая реальность» расширяла манипуляторные приемы и символические аксессуары человека. Достаточно стремительное расширение сферы виртуальных реальностей у человека произошло с появлением слова («сигнала сигналов» по И. П. Павлову), которое начало создавать в психическом пространстве великое множество иллюзорных, призрачных миров.

С тех пор исторический процесс сопровождается характерной тенденцией: взаимодействие человека с окружающей реальностью все больше опосредуется его активностью в сфере символической деятельности. Это происходит потому, что объекты природы в качестве носителей информации представляют собой весьма несовершенные и неудобные для пользования системы, и потому человеческий гений научился отделять и фиксировать актуальную информацию на искусственных носителях. И поскольку нервная система взаимодействует не с реальными предметами, а с их информационным кодом, в подавляющем большинстве случаев такой опосредованный способ взаимодействия с подлинной жизнью оказывается более совершенным. И в настоящее время не имеется никаких оснований для прекращения сложившейся тенденции.

Гипнотерапия — целебные действия в сфере виртуальной реальности

Виртуальная реальность — это та ресурсная среда, которая вскормила и воспитала человека, по существу создала Homo sapiens.

И. Г. Корсунцев

Весьма значительное оживление научного интереса к проблеме виртуальных реальностей сознания, несомненно было вызвано впечатляющими успехами модификации психических состояний человека посредством использования специальных компьютерных программ. Результаты этих работ заставили исследователей более предметно взглянуть на субъективный мир человеческой психики.

Оказалось, что так называемые виртуальные структуры психики проявляют себя подобно подлинным реальностям и могут быть намеренно созданы или разрушены, а определенная их реконструкция дает вполне предвидимые психологические эффекты, в том числе и психотерапевтического свойства.

В этом обстоятельстве некоторые приобщившиеся к виртуалистике психотерапевты усмотрели повод для декларирования нового вида психотерапии — аретеи, — в которой психокоррекционная работа основывается на умозрительных манипуляциях с виртуальными структурами субъекта и, более того, имеет дело не с заболеваниями, а с «нарушениями системы управления психосоматическим состоянием человека».

Главный «отличительный признак» аретеи — «работа с виртуальными структурами субъекта» — не содержит в себе принципиальной методической новизны и оригинальности, поскольку в психотерапии (гипнотерапии в том числе) всегда учитывалось то обстоятельство, что субъект ее воздействия — человек — в значительной степени является продуктом системы общественных условностей, т. е. порождением мира виртуальных реальностей.

И поскольку немалая часть наших болезней оказалась вызванной не объективными, а именно виртуальными факторами социальной среды, со временем сложился вид терапии, предусматривающий непосредственное коррекционное вмешательство в субъективный (виртуальный) мир личности, с его самобытными системами образов, установок, мотиваций, пристрастий, одержимостей и т. п.

Не укрепляет позиции сторонников введения специального названия для терапии, оперирующей виртуальными структурами (аретеи), и то обстоятельство, что в настоящее время уже насчитывается свыше 400 самостоятельных методов психотерапии, в связи с чем ориентироваться среди этого разнообразия становится все труднее.

Кроме того, общепризнанным является тот факт, что человеческая культура представляет собой весьма масштабный конгломерат систем виртуальных реальностей. «…Все бытие человека в социокультурном пространстве насыщено виртуально значимыми явлениями. Само вхождение в социальные и деятельностные роли и позиции предполагает виртуальные порождения». Вместе с тем никто ведь не пытается выделить из общего континуума культуры ее «наиболее виртуальную» часть и закрепить за ней особое название, к примеру, — «виртура». Утверждение, в котором неявно содержится мысль о том, что методический арсенал психотерапии всегда органически включал в себя целенаправленные действия со структурами виртуальной реальности, сформированными наличным уровнем культуры субъекта.

Имеются свидетельства того, что исключительная действенность виртуальных стимулов в виде притягательных образов была хорошо известна уже нашим далеким предкам. Так, уже в текстах Ветхого Завета, в речении пророка Иоиля формулируется простейшее правило верующему для преодоления трудностей: «Слабый пусть говорит: "Я силен"» (Иоил. 3:10).

На основе высокоэнергетического потенциала, содержащегося в такого рода внушениях, со временем в коммуникационной сфере человеческого общества сложился гипноз. При этом на первых этапах освоения гипноза суггестивному аспекту этого метода, формирующему жесткие психические предпочтения и способы действий индивидуума, придавалось первостепенное значение. Считалось, что именно организующее, директивное свойство гипнотических внушений является их главным лечебным фактором.

В истории гипнологии широкую известность в связи с этим получила одна из научных концепций, абсолютизировавшая такого рода одностороннюю оценку лечебного действия гипноза. В 80-90-е гг. XIX в. глава Нансийской школы гипнологов во Франции Ипполит Бернгейм утверждал, что «гипноза нет, есть только внушение».

Такого рода суждение, как нетрудно понять, абсолютизирует чисто директивные аспекты гипноза и совершенно не принимает во внимание его уникальное свойство — видоизменять, корректировать несовершенные чувственные (виртуальные) модели внешнего мира, которые по тем или иным причинам могут формироваться у субъекта, и тем самым снижать степень адекватности его приспособительных реакций в повседневной жизни.

Реконструкционные возможности гипноза в сфере виртуальных моделей психики очень хорошо прослеживаются на примере схемы реализации фундаментальной ориентировочной реакции субъекта, осуществляющей различение трех главных составляющих бытия: жизненного пространства, представленных в нем объектов, а также самого «ориентирующегося» индивидуума.

Отразившись в психике последнего, эти объективные реальности порождают комплекс энграмм, представляющих основные виртуальные структуры.

1. Внутреннее психическое пространство личности — базисное виртуальное образование — субъективное вместилище, в котором реализуются различные виды отражательных процессов.

2. Собственно виртуальные реальности (отдельные структуры, их системы и классы), которыми наполняется виртуальное пространство субъекта. Они представляют собой оперативный информационный материал, на основе которого непрерывно осуществляется оценка состояния окружающей действительности и своих собственных возможностей в складывающихся обстоятельствах.

3. Субъект жизнедеятельности — виртуальная личность, осознающая (переживающая, представляющая) себя как образ «Я». Важнейшим свойством этого «средоточия активности» является его рефлексивность — способность оценивать изменения как внешнего, так и внутреннего происхождения.

Функционирование виртуальных моделей, составляющих вышеперечисленные аспекты бытия, лежит в основе психической деятельности человека. При этом каждая из моделей характеризуется своими собственными структурными и функциональными особенностями, проявления которых действенным образом отражается на самочувствии и адаптационных возможностях человека.

Применительно к задачам психотерапии следует говорить о том, что специфика дефектов каждой из указанных виртуальных моделей образует свою особую систему патогенных воздействий, формирующих соответствующую нозологию неврозов и психосоматических синдромов, деструкции так называемых личностных конструктов (Дж. Келли) и эмоционально-поведенческих стереотипов.

Патогенное действие неадекватных форм символического моделирования в таких случаях достаточно успешно устраняется методами гипноза, позволяющими осуществлять реконструкционные действия с виртуальными структурами психики индивидуума. Рассмотрим некоторые наметившиеся в настоящее время подходы к решению такого рода психотерапевтических задач.

Виртуальное пространство психики и здоровье.

Приступая к обсуждению особенностей субъективного пространства человеческой психики, следует отметить фундаментальное свойство этого виртуального образования: оно выполняет функцию зрительно воспринимаемого «вместилища» для непрерывно формируемых виртуальных репродукций объектов внешнего мира, попадающих в поле зрения индивидуума.

Весьма важно, что наличие у человека сформированного образа субъективного пространства имплицитно санкционирует возможность индивидуума полноценно воссоздавать образы любых других объектов внешнего мира. В тех же случаях, когда субъективное семантическое пространство у человека отсутствует, у него отсутствует и объемно представляемый внутренний мир с размещаемыми в нем образами окружающих предметов.

Внутреннее пространство сознания личности как важнейшее виртуальное образование, обычно начинает формироваться у ребенка где-то около пяти лет. Именно в этом, возрасте вырабатывается способность сознавать различия между воображаемыми событиями собственного субъективного мира и реальными явлениями окружающей действительности.

При задержке развития ребенка образование собственного психического пространства у него также запаздывает, и в этом случае он продолжает ощущать свою непосредственную слитность с внешним миром. Такого рода переживания часто вызывают страх перед закрыванием глаз: мир исчезнет, другого нет, а где в это время буду я? Окружающее пространство в данном случае воспринимается субъектом как личное пространство и любой посторонний, появляющийся и действующий в нем, расценивается «владельцем этой территории» как угрожающее обстоятельство.

Таким образом, формирование личностной виртуальной модели пространства являет собой главную предпосылку для развития и функционирования системы приспособительно-ориентировочных реакций — важнейшей составляющей жизнеобеспечения организма. Именно поэтому возникновение индивидуальных деформаций виртуальных моделей пространства, как правило, сказывается более или менее выраженными невротическими нарушениями.

Как уже говорилось выше весьма своеобразное влияние на повседневное самочувствие человека оказывают такие характеристики внутреннего психологического пространства, как его величина, четкость осознаваемых границ. Бывают случаи, когда свое «внутреннее пространство» субъект воспринимает как слишком большое, непомерно просторное и это обстоятельство вызывает неосознаваемое чувство одиночества, потерянности в этом мире, когда любая, самая комфортная обстановка кажется ему в определенной мере отстраненной и отчужденной. Такого рода невротические сдвиги корректируются в гипнозе сравнительно легко.

Значительно больше эмоциональных проблем возникает у личности в тех случаях, когда ее внутреннее психологическое пространство оказывается недостаточно просторным, «тесным». Главным проявлением такого самоощущения бывает постоянное переживание несвободы, зависимости, необъяснимого гнета, когда кажется, что само небо постоянно давит на голову. Лица с таким «компактным», плохо сформированным субъективным пространством, как правило, становятся «несгибаемыми борцами за свободу», потому что ее отсутствие они ощущают буквально на каждом шагу.

Часто они развивают немыслимую энергию не только в преодолении каких-либо внешних бытовых или социальных «проявлений несвободы», но даже и ее внутренних признаков, в том числе биологических, меняя свой пол на противоположный (дабы торжествовал принцип «свободного выбора»).

Вместе с тем, стоит такому субъекту в нескольких гипнотических сеансах «расширить» его личное психологическое пространство и он начинает себя проявлять вполне законченным конформистом.

Есть немало невротических проблем, связанных и с неудачной топологической «разметкой» внутреннего психологического пространства, несовершенством его функционального использования. К таким явлениям следует отнести, например, дефект виртуального моделирования так называемого пространственного континуума бытия («жизненной перспективной линии»), основанного на различении пространств прошлого, настоящего и будущего.

Топологической основой построения «психологического пространства личности» является фундаментальное представление о пространственно-временном движении жизни, имеющем лишь одно направление. Полноценная «конструкция» виртуальной модели жизненного пространства человека предполагает, что все три ее «отсека» (прошлое, настоящее и будущее) имеются в наличии, доступны для мысленного обозрения и не «закрывают» друг друга. Индивидуальные варианты «конструкций» психологического пространства бывают крайне разнообразны, а некоторые из них создают проблемы в поведении и потому требуют психотерапевтического вмешательства.

В повседневной жизни нередко можно услышать выражение: «Он живет только сегодняшним днем» или «Она вся в будущем (прошлом)». Таким образом, на бытовом уровне проявляется наша способность распознавать доминантность психологической пространственно-временной ориентации человека, накладывающей определенный отпечаток на стиль его жизни и поведения.

Способы, какими люди моделируют пространства «прошлого», «настоящего» и «будущего», представляют им определенные преимущества, нередко формируя их уникальные способности, или же, наоборот, накладывают существенные ограничения на их программы поведения. Поэтому некоторые психологические проблемы человека просто невозможно решить, не изменив параметров его виртуальных пространственно-временных моделей.

Как правило, проблемы субъективного дискомфорта при «планировании жизни» возникают в тех случаях, когда у субъекта бывает недостаточно четко сформировано «пространство будущего» или «пространство прошлого».

Важная роль «пространства будущего» состоит в том, что формирующиеся в нем образы часто оказывают мотивирующий эффект: побуждают к совершению определенных поступков или, наоборот, тормозят действия, готовые к выполнению в «пространстве настоящего» (вовремя осознанные, как преждевременные). С помощью образов, помещаемых в «пространство будущего», осуществляется синхронизация с предстоящим, создаются необходимые причинно-следственные представления, которые более или менее детально программируют поведение субъекта.

Способность строить свое индивидуальное «пространство будущего» — уникальное преимущество человека. Понятно, что его предметно-сюжетная наполненность по своей четкости и «законченности» ни в коей мере не может быть сравнима с «пространством прошлого», но то, как уверенно в нем обозначены границы предстоящей деятельности, ее предмет, действующие лица и образ себя в этой пока еще виртуальной действительности (и которую при необходимости можно подкрепить методами гипноза), в значительной мере определит реализацию намеченных планов.

Дефекты функционирования личностного «пространства прошлого» также бывают предметом гипнотерапевтического воздействия. Чаще всего они обусловлены своеобразным «недоразвитием» этой важной составляющей пространственной модели в связи с общим инфантилизмом личности. Следствием этого обстоятельства является неумение извлекать опыт из жизненной практики, учиться на собственных ошибках.

Причина такого рода личностных особенностей бывает обусловлена привычкой субъекта недостаточно четко визуализировать в памяти прожитые этапы жизни, и, как показала практика, хорошие результаты в этих случаях дает внушенная в гипнозе установка «чаще и более внимательно просматривать "пространство своего недалекого прошлого"».

Между тем простейшая психокоррекционная работа с «застопорившимся трудным прошлым» может быть с успехом проведена пациентом даже самостоятельно. Заключается она в том, чтобы визуально «вывести себя» из «среды прошлого», покинуть это уже не актуальное пространство и так же визуально поместить свой образ в обстановку настоящего. Такого рода психологическая операция позволяет четко представить и осознать беспокоящую проблему как полностью изжитую и оставленную в прошлом. Повторяется этот прием несколько раз в порядке своеобразных аутогенных воздействий.

Более сложными методическими подходами для выведения индивидуума из «нежелательного прошлого» располагает гипнотерапия, однако в данной работе мы не можем останавливаться на их характеристике.

Меньше всего психотерапевтических проблем бывает связано с дисфункцией «пространства настоящего», хотя и здесь не так уж редко находятся субъекты, которые затрудняются точно определить последовательность нескольких недавних событий.

Следует указать и еще на одно важнейшее свойство виртуального пространства психики. В нем непременно отражается и сам субъект его создающий. Именно поэтому внутреннее психическое пространство человека всегда является для него «содержательным полем» (Д. И. Дубровский, 2002), неким оперативным вместилищем для моделируемых объектов и текущих изменений в окружающем мире, а также для образа самого себя, как главного действующего лица в отражаемых сюжетах. Этот центральный вопрос психотерапии будет рассматриваться в заключительной части раздела после обсуждения особого свойства виртуальных реальностей формировать и устранять различного рода невротические нарушения.

Виртуальные реальности психики как патогенные и лечебные факторы.

В противоположность виртуальному пространству психики, характеризующемуся своей достаточно простой функциональной и семантической природой, виртуальные реальности, наполняющие вышеозначенное «вместилище», отличаются крайним разнообразием своих сущностных и структурных особенностей. Это и не удивительно — они являются отражением великого многообразия проявлений объективного мира. Положение существенно осложняется еще и тем обстоятельством, что объектами виртуального отображения оказывается и сам человек, а также создаваемые им предметная среда и социально-культурные образы, идеи и смыслы.

1. Гипнотерапевтическая практика показала, что виртуальные реальности психики имеют свои особые структурные инварианты и характеристики, которые психотерапевт должен обязательно учитывать в повседневной работе. Рассмотрим наиболее важные.

Внутренняя динамичность проявляется в том, что составляющие конкретную виртуальную структуру компоненты и связи находятся в состоянии непрерывного изменения под действием различного рода «подстроенных» импульсов центральной нервной системы. Это значит, к примеру, что виртуальные структуры патогенного характера под действием благоприятных «реалий жизни» со временем могут снижать свою вредоносность. Однако, чаще всего, к сожалению, проявляется противоположная тенденция: патогенные виртуальные структуры захватывают в поле своего действия все новые стороны «здоровой жизни» субъекта и, расширяя сферу своих проявлений, формируют полисимптомное хроническое заболевание.

2. Многомерность виртуальной реальности воплощает в себе единство многих различных качеств. В данном случае в виртуальной реальности проявляется основное свойство перцептивного образа, которым он является по существу. «Образ в силу самой своей структуры многозначен… и представляет пучок смыслов, а не одно из его значений или одну из многочисленных плоскостей его приложения». Именно поэтому считается невозможным передать образ посредством конкретной терминологии, сведя его к определенному понятию. Более того, очень часто сама структура образа с течением времени обусловливает его новое раскрытие, новое видение.

Семантическая многозначность и многомерность символических виртуальных структур очень часто становится причиной невротических нарушений, характеризующихся трудностью выбора в альтернативных ситуациях, появлением неуверенности в осуществлении собственных повседневных действий. Значительные возможности гипнотической коррекции такого рода невротических дисфункций обсуждаются ниже.

3. Биполярность виртуальных структур заключает в себе единство семантических противоположностей. Данная особенность виртуального моделирования, в соответствии с современными нейропсихологическими концепциями, определяется проявлениями функциональной асимметрии в отражательной деятельности мозга.

Ни одно из полушарий мозга не способно в одиночку воспринять все богатство действительности, ощущается ли она, мыслится или создается нашим воображением. Каждое полушарие обладает удивительной способностью формировать свои специфические модели реальных объектов для адаптивного поведения в большинстве обыденных ситуаций. Именно поэтому, как отмечает Д. Леви: «Разные полушария воспринимают неодинаковые аспекты стимулов, а… создаваемые в них модели и отображения действительности обладают различными свойствами и различным эмоциональным воздействием».

Материалы клинических наблюдений позволяют полагать, что при этом правое полушарие формирует модели воспринимаемой реальности, акцентируя негативные характеристики последней, тогда как левое полушарие конструирует аналогичные модели с выделением их позитивных аспектов. Межполушарная интеграция функций в данном случае проявляется в том, характеристики какой «полушарной модели» окажут доминирующее воздействие на актуальное состояние и деятельность личности.

Особо здесь следует отметить то обстоятельство, что именно виртуальные модели действительности, формируемые правым полушарием и потому являющиеся носителями эмоционально негативной импульсации, очень часто приобретают роль непосредственных патогенных факторов, вызывающих многообразные виды фобий и фиксированных негативных реакций.

Специфическая терапия такого рода состояний всегда входила в арсенал методов классического гипноза. Четверть века этот аспект психотерапевтических задач успешно решается приемами нейролингвистического программирования. Более того, упоминаемая выше аретея, пребывающая в стадии формирования, также располагает достаточно оригинальными подходами к деактивации патогенных правополушарных моделей действительности.

4. Самоорганизация виртуальных реальностей обеспечивает под держание целостности указанных образований и сохранение меры автономности их локальных изменений и реконструкций без нарушения содержания. Этот же внутренний потенциал активности символических структур нередко оказывается в роли патогенного фактора, вызывающего дисфункции психофизиологических систем организма и поведенческих реакций индивидуума.

Очень важно, что формируемые психикой субъективные образы действительности являются виртуальными реальностями не только по своей физической природе, но, если можно так выразиться, и по своей «изобразительной» сути. Дело в том, что чувственная репродукция воспринимаемых объектов не является процессом лишь чисто зеркального копирования действительности. Восприятие окружающего предметного мира представляет собой своеобразную форму активности организма.

Классическое определение этого психофизиологического феномена принадлежит Г. Гельмгольцу, относившего процессы восприятия внешних объектов к представлениям, обусловливаемых результатом текущей психической деятельности. При этом ученый указывал, что сами «человеческие представления… являются такими образами, содержание которых существенно зависит от природы воспринимающего сознания и обусловлено его особенностями».

Избирательный характер восприятия, проявляющийся в систематической тенденции к реакциям определенного рода, впоследствии получил в психофизиологии название «перцептивной гипотезы» (J. Krechevsky, 1932; Дж. Брунер, 1997). Такого рода состояния складываются под влиянием потребности, необходимости найти решение той или иной задачи или вообще в силу определенных внутренних или внешних требований, предъявляемых к организму.

В ситуациях выбора, кроме того, актуализируется действие так называемой оценочной рефлексии, ведающей распознаванием положительных и отрицательных для организма аспектов действительности. Оценки в рефлексии могут формировать дополнительные и самостоятельные виртуальные компоненты в актуальном «пространстве текущих событий». Тем самым создается своеобразная искусственная псевдосреда и новые виртуальные состояния, получившие в гипнологии название «самовнушений». «При самовнушении… — отмечал К. И. Платонов, — слово может вызывать определенные реакции и без произнесения или написания его, выступая в этом случае как "внутренняя речь", представляющая процесс "специально человеческого высшего мышления" с его отвлечениями и обобщениями».

Как известно, неврозы вследствие самовнушенных ошибок «оценочной рефлексии», образуют достаточно обширный круг заболеваний, с которыми приходится иметь дело гипнотерапевту в повседневной лечебной практике.

Путем самовнушения могут возникать самые разнообразные функциональные нарушения организма, начиная с телесных знаков стигматизации, которые, как известно, в прошлом нередко проявлялись у религиозных фанатиков, и кончая симптомами мнимой беременности, развивающимися у безнадежно влюбленных девственниц. Особо же обширную группу невротических нарушений этого плана составляют различного рода психосоматические дисфункции, фобии и установочные отрицательные реакции.

Настораживающим моментом при этом является то обстоятельство, что неуклонно растущая информатизация жизненной среды человека, несомненно, способствует распространению в обществе невротических расстройств внушенного и самовнушенного характера. Постоянное пребывание в социальной обстановке, «перегруженной» структурами виртуальной реальности — многообразными формами информационных знаков, — нередко приводит человека к тому, что он теряет способность различать четкую границу между виртуальной и подлинной реальностью. И это относится не только к объективному предметному миру, но и к субъективным реальностям других людей в виде их утверждений, обязательств, оценок и т. п.

В этом отношении культура все дальше отходит от природы, изобретая все новые и новые варианты опосредований, ролевых, игровых, компенсаторных фантомов, изощряя способность самообмана как средства поддержания идентичности и деятельной способности. В результате человек испытывает невротизирующий дефицит «чувства подлинности» — и в межличностном общении, и как участник массовых коммуникаций.

Бурное, неконтролируемое разрастание мира виртуальных реальностей отдельные исследователи ставят в один ряд с экологическим кризисом и другими хорошо известными глобальными проблемами. Так, в частности, известный отечественный философ Д. И. Дубровский в связи с этим пишет: «Воздействия виртуальной реальности становятся сверхсильными, темп вызываемых ими изменений превышает адаптивные и эволюционные возможности управляющих систем на различных уровнях социальной самоорганизации, возникают сбои и «поломки» в функционировании фундаментальных кодовых связей».

Вышеотмеченное обстоятельство, несмотря на свою несомненную сложность, тем не менее представляется вполне преодолимым. Речь зашла о нем лишь в связи с тем, что в периодически возникающих в обществе экстремальных ситуациях существенно возрастает роль системы психологической помощи населению и представленного в ней гипноза как одного из главных методов психокоррекции.

Гипнокоррекция виртуальных структур личности.

С точки зрения виртуалистики личность человека как продукт цивилизации является виртуальной реальностью весьма высокого порядка, формирование которой осуществляется не столько соответствующими материальными условиями жизни, сколько символической средой бытия с ее языковыми средствами коммуникации и отображения действительности.

В связи с этим обстоятельством уместно вспомнить следующие слова видного отечественного психолога Л. Н. Леонтьева. «Человек, — отмечал он, — не рождается наделенным историческими достижениями человечества. Достижения развития человеческих поколений воплощены не в нем, не в его природных задатках, а в окружающем его мире — в великих творениях человеческой культуры. Только в результате процесса присвоения человеком этих достижений, осуществляющегося в ходе его жизни, он приобретает подлинно человеческие свойства и способности; процесс этот как бы ставит его на плечи предшествующих поколений».

Это значит, что личностные качества человека лишь в небольшой мере зависят от его биологических данных и в решающей степени определяются обстоятельствами, способствующими его приобщению к достижениям цивилизации и культуры.

Понятие личности является одним из центральных в современной психологии. Важность этого понятия в плане раскрытия общественной сущности человека во всем разнообразии привлекает пристальное внимание к этой проблеме представителей смежных с психологией областей знания, прежде всего медицины, педагогики, философии.

В настоящее время среди множества свойств (черт) личности, имеются группы свойств, сильно различающиеся между собой по мере обобщенности отражения тех или иных сторон сущности и индивидуально-психологических особенностей личности.

Именно поэтому до сих пор классификация неврозов остается в пределах дискуссии. Классификационные трудности возникают ввиду большого разнообразия невротических проявлений и их специфических особенностей, поскольку каждый обследуемый пациент демонстрирует иной набор симптомов. Сложившаяся ситуация способствовала тому, что во врачебной практике большую популярность получила классификация, опирающаяся на доминирующие (осевые) симптомы заболеваний (фобии, вегетативные неврозы, навязчивые состояния и пр.). Этих принципов мы будем придерживаться и в данной работе.

Аналогичное положение сложилась и в связи с обсуждением психологического содержания личности: общепринятого определения личности до сих пор не сформулировано. Тем не менее специфическим задачам данной работы вполне соответствует следующее суждение о характерных свойствах личности: «Личность — это человек как субъект общественно обусловленной деятельности, благодаря которой он занимает среди других людей определенную позицию. Психологические особенности личности проявляются в том, что к чему она стремится и чего избегает, а также в степени осознанности, организованности, интенсивности и итоговой результативности ее активности, направленной на решение соответствующих жизненных задач».

В данной работе не ставится цель подробного анализа психологического строения целостной личности. Некоторые из этих характеристик будут затрагиваться здесь лишь в той степени, в которой они бывают причастны к формированию невротических нарушений, корректируемых методами гипноза.

Своеобразным интегрирующим и активирующим средоточием личности выступает виртуальное «Я». С психологической точки зрения «Я» представляет собой результат выделения человеком самого себя из окружающей среды, который позволяет ему ощущать себя субъектом своих физических и психических состояний, действий и процессов, переживать свою целостность и тождественность с самим собой — как в отношении своего прошлого, так настоящего и будущего.

Эту особенность «Я» очень точно в свое время охарактеризовал французский психопатолог Т. Рибо. «Каждое из моих состояний сознания, — указывал автор, — имеет двойной характер: оно такое-то или такое-то и сверх того еще мое. Это не просто горе, а мое горе, это не просто созерцание дерева, а мое созерцание дерева. Каждое из этих состояний имеет свой признак, по которому оно мне кажется только мне принадлежащим и без которого представляется мне чужим».

В приведенном выше высказывании Рибо неявно затрагивается одна из базисных структур виртуальной реальности — единство противоположных модальностей «Я» и «не-Я», особенности проявлений которого очень часто становятся причиной невротических нарушений.

Образуя некий динамический контур биполярной психологической оценки, модальности «Я» и «не-Я» постоянно совершают частичные взаимопереходы, всегда сохраняя статус противопоставленности. Существенно важно при этом, что осознание расширения «владений» модальности «Я», как правило, доставляет субъекту положительные эмоциональные переживания, тогда как те или иные утраты сложившихся компонентов «Я» всегда сопровождаются выраженными отрицательными переживаниями лишений — фрустрацией.

В частности, с точки зрения виртуалистики причина острой фрустрации личности при потере близких людей объясняется буквально так: «Все наши близкие живут внутри нас, являются одним из наших "Я", как бы неотрывными частями нас самих. И когда умирает близкий человек, то вместе с ним как бы умирает одна из частей нашего большого "Я". Эта боль, почти физическая, может быть сравнима с какой-то травмой, например, с потерей руки без наркоза… В смерти какой-то части своего "Я" человек неосознанно соприкасается с собственной смертью и это страшно».

Эволюции было угодно, чтобы экспансивная природа человеческого «Я» теснейшим образом переплелась с различными видами труда, а способность к продуктивной работе утвердилась в качестве одной из характеристик жизнеспособности личности. При этом каждая из двух сторон труда (средство для жизни и творческий акт) обрела собственную непреходящую личностную ценность, в связи с чем различного рода трудовые неурядицы часто оказываются источником фрустрации — действенным невротизирующим фактором.

В свою очередь, одной из причин нарушения эффективности деятельностного аспекта личности нередко является так называемый «кризис принятия мотива». В данном состоянии личность не может интегрировать свои мотивационно-смысловые образования в определенную функциональную систему, необходимую для выполнения целенаправленной деятельности. При этом деструкция мотива может происходить на этапе его осознания или реализации. Кризис мотива в данном случае перерастает в состояние психологического кризиса личности. Часто в таких трудных обстоятельствах формируется ситуация острого реагирования, в которой создаются условия для искаженного, одностороннего восприятия действительности, теряется значение и чувство меры воздействия на события.

Лечебная практика показала, что именно гипнотические воздействия способны перевести деструктивные реакции острого реагирования в состояния нормальной жизнедеятельности, обеспечивающие адекватность процессам принятия решений.

Весьма характерно, что лица, испытывающие затруднения в принятии решений, независимо от того, бывает ли это результатом ситуационного «кризиса мотивов» или характерологических свойств субъекта, чаще других страдают неврозами навязчивых состояний.

Вопрос принятия решений бывает весьма трудным для психастенических личностей с их вечной неуверенностью, а также для инфантильных субъектов, ответственность за которых всегда несли их близкие. В том и другом случае селекционный механизм психической регуляции оказывается ослабленным. Больной не чувствует себя хозяином положения, так как не может отказаться от навязчивой мысли выполнить бессмысленное движение или бывает не в состоянии освободиться от сомнения в правильности сделанного. Причиной такого рода невротических нарушений в ряде случаев бывает определенная психическая травма, однако при этом решающее значение приобретает не сила травмирующего воздействия сама по себе, а чрезвычайно стойкая фиксация реакции испуга.

Лечебная практика показывает, что подавляющее большинство больных с навязчивыми состояниями обращаются за врачебной помощью в связи с беспокоящими их навязчивыми страхами. По своему содержанию эти страхи в основном проявляются в двух главных направлениях: утрированном опасении за жизнь и чрезвычайной боязни допустить ошибку в поведенческих действиях морально-этического плана.

Поскольку страх в эмоциональной жизни даже здорового человека занимает важное место, любые невротические нарушения, сигнализируя о нездоровье организма, интенсифицируют переживания страха, выдвигают их на первый план. При этом угроза, исходящая изнутри организма, как правило, вызывает состояние страха без осознания существа опасности, лишая тем самым субъекта возможности контролировать ситуацию.

Несмотря на то, что страхи, порождаемые причинами, исходящими из внешнего мира, чаще всего бывают осознанными, обретая навязчивый характер, они, также как и биологические страхи, превращаются в неподконтрольные сознанию болезненные проявления — фобии. По словам И. П. Павлова: «в основе… боязливости, трусости, а особенно болезненных фобий лежит простое преобладание физиологического процесса торможения как выражение слабости корковых клеток». При этом страхи, как правило, ассоциируются с определенными, нередко абсурдными ситуациями, не соразмерными с тяжестью вызываемых реакций.

Именно поэтому в комплексе лечебных мероприятий, весьма эффективно купирующих этот вид невротических нарушений, достойное место занимает так называемая патогенетическая психотерапия (по В. Н. Мясищеву), активирующая систему отношений личности к травмирующему фактору. К гипнотическим приемам терапии больных, страдающих фобиями, относится метод мотивированного внушения К. И. Платонова, а также метод репродуктивных переживаний Н. М. Асатиани, основанный на воспроизведении в гипнозе ситуаций формирования и патологической фиксации фобий и активного угашения в процессе этого гипнотического состояния патологической фиксации первичной реакции испуга, лежащей в основе развившегося навязчивого страха.

Таким образом, состояния навязчивости, фобии и иные дисфункции личностных структур, будучи результатом патогенного действия особого вида виртуальных реальностей психики, могут быть устранены с помощью деструкции этих виртуальных образований в состоянии гипноза.

В проведенном анализе трех базовых виртуальных структур психики обращалось преимущественное внимание на те дефекты виртуального (чувственного) моделирования, которые нередко становятся причиной неврозов, а также на возможности гипноза осуществлять коррекцию такого рода «трудных» ситуаций. Именно такой подход позволяет более четко уяснить то обстоятельство, что психотерапевтический процесс всегда осуществлялся и осуществляется в сфере виртуальных реальностей, которые до появления этого термина именовались субъективными, воображаемыми, чувственными и т. п. образованиями.

Общепризнанная эффективность гипнотерапии невротических нарушений, несомненно объясняется тем, что сам гипноз представляет собой также виртуальную реальность высокого порядка и потому является адекватным средством для осуществления коррекционных действий в виртуальном мире функциональных расстройств. Средства виртуалистики позволяют создать высокодейственный психотерапевтический метод — супергипноз виртуальной реальности.

Энергоактивирующая гипнотерапия

Психическая энергия может быть перемещена, сконцентрирована, сублимирована, рассеяна… Мы осуждены пользоваться ею, в этом один из аспектов нашей ограниченности, нашей судьбы.

3. Фрейд

В современной медицине наряду с применением гипнотерапевтического метода достаточно активно происходит реставрация лечебного направления с весьма «беспокойным прошлым» — биоэнергетической (биополевой) коррекции.

Истории было угодно, чтобы эти лечебные приемы зародились фактически одновременно благодаря открытию Месмера. Он своим подвижническим исследовательским трудом привлек внимание науки к явлениям и биоэнергетики (флюидизма), и (усердием ученика и последователя Пюисегюра) к «магнетическому сомнамбулизму». Возможно поэтому на всем долгом пути становления и развития этих методов между ними всегда ощущалось наличие некоторой «симпатической связи», несмотря на их явную разномодальность и различные точки приложения: в первом случае воздействие проводится на биологическом (энергоинформационном) уровне, во втором — чисто психологическими средствами (суггестия, нейролингвистическое программирование и т. п.).

Каждому из этих методов терапевтического воздействия за прошедшие 220 лет пришлось перенести немало превратностей, пока судьба вновь не свела их в единый лечебный комплекс под названием «энергоактивирующая гипнотерапия».

Более трудная участь постигла биоэнерготерапию (биополевую коррекцию), которая продолжала идею флюидного лечения некоей «жизненной силой», присущей всем биологическим существам, и количество которой, в конечном счете, определяет жизнеспособность системы.

Как уже упоминалось выше, французская медицинская академия в 1840 г. исследовала феномен флюидизма и не обнаружила соответствующего активного начала, в связи с чем постановила, что данного явления в природе не существует. Подавляющее большинство медицинских учреждений мира отнеслись к данному вердикту с должным почтением и занесли указанную проблему на многие десятки лет в список недостойных внимания серьезной науки.

Это обстоятельство послужило причиной, по которой вопросы биоэнергетического взаимодействия живых систем продолжали разрабатываться отдельными энтузиастами исключительно в сфере лечебной практики и со временем составили существенный опыт такого рода терапевтической работы.

В 1994 г. автор критически обобщил эти материалы и, дополнив их данными собственной лечебной практики с использованием энергоинформационных методов, изложил их в отдельной монографии. Вскоре были изданы и другие работы, объясняющие факты дистанционного взаимодействия живых систем и обосновывающие возможность использования биологически активных сил в лечебных целях (В. И. Сафонов, 1995; Ю. М. Левинсон, М. Ю. Левинсон, 1996).

Проблема биоэнергетических связей живых организмов достаточно активно решалась и некоторыми зарубежными авторами (R.Jahn, 1982). Наиболее последовательные разработки этого плана принадлежат выдающемуся итальянскому клиницисту психотерапевту Антонио Менегетти. Своеобразные «эманации» живых существ он именует семантическими полями и считает, что любой человек нормально воспринимает излучения других биологических реальностей, и таким образом невольно находится с ними в контакте. «Все живые существа, — продолжает свою мысль исследователь, — в той или иной мере обладают сверхчувствительным восприятием по всей поверхности тела. Что же касается человека, то кем бы он ни был, он всегда находится во взаимосвязи».

Иными словами, семантическое поле — это ввод энергии, вызывающей психоэмоциональный эфирный эффект, в поле другого организма. Именно эта чувственная информация, по Менегетти, дает возможность осознавать органическую сущность воспринимаемой реальности, осуществлять своеобразное внутреннее видение всего, с чем вступаешь в контакт. Более того, он утверждает, что многие заболевания нейровегетативного характера, воспаление мозга, болезни желудка, других органов, внезапные и необъяснимые недомогания могут быть результатом воздействия чужого и враждебного семантического поля (хотя чаще всего это бывает поле человека, которого мы считаем самым близким).

Как это ни странно, вышеуказанные семантические (энергоинформационные) поля автор трактует и использует как клиницист лишь в диагностических целях, и нигде не упоминает о приемах их намеренной коррекции для лечения тех или иных заболеваний. Это непонятно и потому, что возможность непосредственного воздействия на эти полевые структуры признается хотя бы такой фразой: «Мысль — это способность распознавать эти поля и в то же время — она фактор их организации».

В противоположность этому, в отечественной терапевтической практике, использующей биополевые принципы воздействия, методы управления энергоинформационными структурами организма разработаны достаточно детально, и эффективность такого вмешательства подтверждается опытом повседневных лечебных действий.

Большую пользу в теоретическом постижении и методической организации рациональных подходов к формированию здоровых биоэнергетических структур организма оказывает приложение принципов восточной рефлексотерапии, в частности описанные Г. Лувсаном(1991), и особенностей функционирования биологически активных точек (БАТ) организма к тем не всегда стройным концепциям, которые сложились в настоящее время в работах, посвященных исследованиям энергоинформационных связей в природе.

Известно, что народная медицина Востока и, в частности, система рефлексотерапии исходит из основополагающего принципа, постулирующего циркуляцию в организме жизненной энергии «Ци» — интегрирующего начала для всей деятельности организма, его энергии, жизненного тонуса. Каждый орган, каждая система органов — имеет свое «Ци» как выражение обмена и функции в каждый отдельный момент. Равнодействие всех этих «Ци» и составляет «Ци» организма.

Опыт практической работы в области энерготерапии ежедневно подтверждает идентичность принципов восточной медицины и теории энергоинформационных взаимосвязей, сформировавшейся в недрах европейских научных традиций. Тем не менее эта теория все еще остается формально не принятой официальной наукой и все еще продолжает находиться на пути к признанию.

Из двух видов лечебных воздействий, образующих научное наследие Месмера, в большей степени повезло психотерапевтической составляющей (которую он не открывал, но открытие которой ему приписывается). Признанный официальной наукой гипноз (1843) со временем стал основным методом психотерапии. Именно под влиянием этого метода получила развитие психотерапия в целом и, в первую очередь, рациональная психотерапия и психоанализ. Характерно, что в последние 25–30 лет произошел буквально некий «интеллектуальный взрыв» в области разработки психотехнических воздействий, в результате которого появилось множество новых методов и приемов психической коррекции, наметились даже принципиально новые научные подходы к оздоровлению центральной нервной системы.

Здесь же уместно отметить и то обстоятельство, что хорошая гипнабельность пациента является функцией его здорового энергетического статуса. Несомненно, что именно этим обстоятельством объясняется выявленная Л. Шертоком закономерность, согласно которой невротики меньше поддаются гипнозу, чем здоровые люди, и что гипнабельные субъекты проявляют большую социальную приспособленность, а будучи выведены конфликтом из равновесия, проявляют хорошие возможности адаптации.

Забегая несколько вперед, к этому следует добавить наблюдения из собственной лечебной практики: негипнабельный невротик, как правило, становится высокогипнабельным после полного восстановления его биоэнергетического статуса.

Именно это обстоятельство послужило толчком к созданию комплексного метода энергоактивирующей гипнотерапии. Его конкретным началом стало появление на психотерапевтическом приеме больного с выраженным гипостеническим синдромом. Общая вялость, пассивность и подавленность настолько заметно проявлялись во всем его облике, что помочь больному захотелось более действенным образом, и поэтому обычному гипнотерапевтическому сеансу была предпослана биоэнергетическая коррекция. Последняя оказалась уместной, поскольку диагностика энергетического статуса больного показала его весьма низкий уровень.

Восстановление энергетического состояния было начато с возбуждающего типа массажа важнейших БАТ свода черепа и закончено энергоподпиткой по общепринятой технике шести энергетических центров (чакр) организма [284] . На четвертой-пятой минуте энергокоррекции больной самопроизвольно вошел в гипнотический транс, и лечебный сеанс был закончен суггестотерапевтической процедурой, направленной на укрепление общего самочувствия и устранение гипостенических симптомов. Общепринятым приемом больной был выведен из гипнотического состояния и с довольной улыбкой заявил, что он уже давно не чувствовал себя так хорошо, как в данный момент. Заканчивая описание этого конкретного случая, следует добавить, что после пяти аналогичных лечебных сеансов больной выздоровел и еще трижды приходил на прием раз в месяц «для закрепления достигнутых результатов».

Оказавшись как бы «знаковым», данный случай послужил основанием для последующей методической разработки типового лечебного комплекса, включающего биоэнергетические и гипнокоррекционные приемы, а также для проверки его эффективности при лечении различных неврологических и психосоматических заболеваний.

Специальный анализ многолетнего использования данного комплекса в лечебной практике показал, что он включил в себя три составных части: подготовительную в виде активирующего массажа БАТ свода черепа, энергокоррекционную и гипнотерапевтическую.

Подготовительная часть комплекса ставит своей задачей активизировать систему энергообеспечения организма посредством массажа БАТ, расположенных по средней линии свода черепа:

— шень-тин (передняя граница роста волос);

— цянь-дин (три пальца сзади от предыдущей);

— бай-хуэй («макушечная точка»).

Последнюю точку, как упоминается в Агни Йоге, именовали «колодцем», считая, что преимущественно через нее организм снабжается пространственной энергией, и недостаточность ее действия приводит к выраженным астеническим состояниям.

В общем, эта мысль логично согласуется с концепцией функционирования задне-срединного ян-меридиана, на котором расположены указанные точки. Известно, что этот меридиан контролирует все ян-меридианы, являясь энергетическим «морем всех ян-меридианов», и массаж точек, расположенных на нем, оказывает выраженное тонизирующее действие.

И действительно, общепринятый возбуждающий тип массажа указанных точек повышает настроение больных, способствует более четкому восприятию действительности («в глазах становится светлее») и, нередко, вызывает ощутимый освежающий эффект. Отмечено также, что после проведения такого массажа БАТ энергетическая коррекция организма происходит полноценнее.

По мере наполнения «чакр» биоэнергией, некоторое возбуждение пациента сменяется его легкой заторможенностью. Еще и поэтому энергокоррекционная часть лечебной процедуры должна всегда предшествовать психотерапевтической. Биополевая коррекция больного с низким уровнем энергетики очень часто сама по себе вводит его в трансовое состояние безо всяких словесных инструкций со стороны врача.

268 Тайны гипноза. Современный взгляд

Несмотря на то, что гипноз в данном случае развивается самопроизвольно, тактика гипнолога при этом сохраняется такой же, как если бы транс был вызван специальным внушением. Это значит, что больной остается полностью управляемым через естественно устанавливающийся раппорт, и в дальнейшем его поведение во всех отношениях детерминируется словесными внушениями врача, ведущего терапевтический сеанс.

В том случае, когда гипнотическое состояние в процессе энергокоррекции больного самостоятельно не возникает, его целенаправленно формирует гипнолог по окончании данной части сеанса тем методом, который он использует в повседневной лечебной работе.

Необходимо особо отметить, что сформированное таким образом гипнотическое состояние является весьма продуктивным психофизиологическим фоном не только для суггестивного устранения многих симптомов основного заболевания, но и для использования специальных психотехник, применяемых в нейролингвистическом программировании. Очень хорошие результаты в этих случаях дают такие методические приемы, как «техника взмаха», разрушение фобий и навязчивостей конкурирующим взаимодействием отрицательных и положительных «якорей», разрушение или «взрыв» образа и т. д.

Данный метод терапии бывает показан больным с низкой степенью внушаемости, когда обычными методами гипнотизирования вызвать у человека внушенный сон бывает невозможно. Более того, в сформированном таким образом трансе суггестивными приемами закрепляется сам эффект биоэнергетического вмешательства.

Указанное сочетание терапевтических воздействий представляется адекватным при лечении различного рода неврозов, сочетающихся с низкой гипнабельностью. С нашей точки зрения, невротик — чаще всего практически здоровый человек с резко ослабленной или же разбалансированной энергетической системой. Следовательно, коррекция и приведение в нормальное состояние энергетического статуса пациента, купируя проявления невроза, тем самым делает его внушаемым. Экспериментально доказано, что здоровые люди легче гипнотизируются, чем больные неврозами, а среди последних наиболее гипнабельны больные истерией, но и они менее гипнабельны, чем здоровые. Особенно сильный гипногенный эффект оказывает энерговоздействие на детей: часто они мгновенно засыпают в том положении, в котором проводится энергокоррекция.

Наиболее характерные функциональные сдвиги, которые наступают после второго-третьего лечебного сеанса у больных неврозами, — полная нормализация сна и аппетита, повышение жизненного тонуса и работоспособности. В тех случаях, когда по каким-либо причинам курс лечения удлиняется, дети начинают более интенсивно расти и развиваться.

Стимулирующее действие энергоактивирующей гипнотерапии очень хорошо воспринимается больными с различного рода токсикоманиями. Известно, что прием привычных химических веществ (медикаментов) служит для токсикоманов определенным стимулятором, без которого им просто не хватает сил исполнять свои повседневные обязанности. Энергоактивирующая гипнотерапия достаточно успешно оживляет функции организма, устраняет явления абстиненции в тех случаях, когда больной намеренно прекращает потребление соответствующего токсикопродукта. В этом плане у нас имеются положительные результаты даже в отношении наркоманий в стадиях ремиссии.

Гипноз и генетическая память

Кто общается с видимым миром, должен быть уже помешанным, если думает, что он — господин сего мира.

К. Г. Юнг

В околонаучной литературе о гипнозе иногда встречаются сообщения об успешных попытках активизации генетической памяти посредством целенаправленного внушения. В связи с этим представляется интересным исследовать состояние этого вопроса на сегодняшний день. Современная весьма эклектичная цивилизация легко совмещает в себе самые разнородные формы сознания, порождая своеобразный оккультно-мистический рационализм, тиражируемый коммерческой культурой и средствами массовой информации. Естественно, что академическая наука легко разрушает попытки массового сознания формировать на подобной основе некое цельное мировоззрение, однако сама регулярность подобных попыток выглядит в глазах серьезного ученого одиозно.

В известной мере такого рода положение складывается и вокруг генетической памяти. Само словосочетание «генетическая (генная) память» стало обыденным и укоренилось в повседневной речи, миновав, так сказать, терминологическую стадию, то есть не оказавшись предметом строго научной рефлексии и не обретя должного теоретического определения. Под генной памятью понимают способность «помнить» то, чего помнить никак нельзя, то, чего не было в непосредственном жизненном опыте, в житейской практике индивида. Обычно это некие «провидения прошлого», образы «прошлых жизней», «памяти предков» и т. д. Не удивительно весьма скептическое отношение науки к подобным феноменам. Строго говоря, по отношению к ним вести речь о памяти не вполне корректно, поскольку под памятью понимается не что иное, как сохранение и организация индивидуального прошлого опыта.

Тем не менее поскольку ни сущность, ни содержание указанного феномена пока неизвестны, нам придется пользоваться словосочетанием «генная память» за отсутствием лучшего, так как за ним стоит определенная сумма общепринятых представлений. Впрочем, само существование данного явления нельзя считать строго доказанным, хотя его наличие представляется весьма вероятным. Возможности и резервы человеческой психики колоссальны и еще далеко не познаны. Так психологам и психиатрам давно известно явление, получившее название парамнезии, т. е. иллюзии памяти. Чувство «как бы виденного» знакомо едва ли не каждому. Французское обозначение парамнезии «дежа вю» (deja vu) часто употребляется без перевода. Явление это исследовано весьма односторонне, что и понятно: в норме оно легко объяснимо как проявление ассоциативности образных представлений, а в патологии считается элементом системного бреда и галлюцинаций. Представляется, что мы имеем здесь дело с более сложным явлением, чем принято считать, к этому вопросу мы еще вернемся, а пока остановимся на историческом аспекте проблемы генетической памяти.

Вера в существование памяти о прошлых жизнях сопровождает людей едва ли не на протяжении всей истории человечества и присутствует в самых разных культурах. Среди европейских мыслителей мирового масштаба первым, кто заговорил о возможности проявления у человека памяти прошлого, был древнегречесий математик, религиозный и политический деятель Пифагор (VI в. до н. э.). Он верил в бесконечность жизни и бессмертие души, одним из подтверждений которого считал необычные проявления памяти. По сведениям Диогена Лаэртского, Пифагор утверждал, что до собственного рождения он ранее прожил четыре жизни. В первой из них он был сыном Гермеса Эфалидом; отец предложил ему на выбор любой дар, кроме бессмертия, и «он попросил оставить ему и живому, и мертвому память о том, что с ним было». Вторым своим воплощением Пифагор называл Евфорба — героя «Илиады»; третьим — Гермотима, легендарного философа и колдуна, душа которого надолго могла покидать хозяина; четвертым — простого делосского рыбака Пирра. «А после смерти Пирра он стал Пифагором и тоже сохранил память обо всем вышесказанном… Он первый заявил, что душа совершает круг неизбежности, чередою облекаясь, то в одну, то в другую жизнь…».

Однако авторитет Пифагора тем не менее не обеспечил серьезного отношения к этим рассказам ни его современников, ни приверженцев истины последующих поколений. Так итальянский гуманист Лоренцо Ваша (1407–1457) указанное утверждение Пифагора называет «в высшей степени нелепым». Желая уверить в нем других, писал Валла, изобретатель этого взгляда не убедил даже самого себя, так как вполне сознавал собственную ложь в историях с перерождениями: «Благодаря какой же судьбе это благодеяние памяти выпало на долю одному Пифагору? О несчастный защитник! В деле, которое должно быть показано свидетелями, он не находит даже одного, кроме себя…».

Позже в философии Платона восстановление событий прошлых жизней рассматривалось как «воспоминания души» — бессмертной и «самодвижной» сущности. В труде ученика и последователя Платона Альбина об этом говорится следующее: «…Мы в порядке припоминания мыслим на основе крохотных проблесков, по некоторым отдельным признакам припоминая, о чем давно знаем, но что забыли по воплощении».

Если Платона считать в этом вопросе последователем Пифагора, то необходимо заметить, что и взгляды последнего не являются полностью оригинальными: идеей переселения душ в той или иной форме были проникнуты и более древние, нежели эллинская цивилизации. Пифагор мог заимствовать идею о переселении душ у халдеев, вавилонских магов, египтян, поскольку он прошел, говоря современным языком «стажировку» в Египте, знал египетский язык и постиг многие премудрости египетских жрецов.

Весьма любопытным представляется хронологическое совпадение возникновения теории Пифагора и Платона с периодом становления даосизма в Китае. Именно к VI в. до н. э. относится труд Лао-цзы «О Дао и Дэ». Возможно, в Древнем мире обмен идеями носил более обширный характер, чем сегодня принято считать. Посредниками между древневосточной и средиземноморской цивилизациями могли быть вавилоняне или неутомимые путешественники финикийцы (именно в финикийском Тире воспитывался, по некоторым данным, Пифагор». Так или иначе, идея генной памяти имеет очень глубокие исторические корни и едва ли не планетарную географию.

Если, как мы уже говорили, в европейской традиции взгляды на память Пифагора и Платона были встречены скептически и не получили серьезного последовательного развития, то в восточной философии (в частности философии даосизма и даосской медицине) человек рассматривался как одна из частных форм вселенского информационного обмена. С этой точки зрения свою первую энергию человек получает в виде прародительской энергии-информации, составленной из двух противоположных полярностей, исходящих от родителей. Оставаясь всю жизнь в потенциальном состоянии, эта энергия-информация содержит два компонента: фактор Инь, ведущий происхождение от матери, и фактор Ян, происходящий от отца. Сравнительно недавно современная генетика установила, что каждый мужчина имеет женские хромосомы и каждая женщина — мужские. Этот факт хорошо согласуется с теорией Юнга о наличии в психике человека архетипов, представляющих женскую и мужскую сущность.

Первоначальная функция прародительской энергии состоит в том, чтобы регулировать нормальное развитие эмбриона, а затем и рост ребенка. Проявления этого вида энергии могут иметь место и позже, во взрослом состоянии индивидуума, в особенности при стрессе, когда прародительская энергия восполняет образовавшуюся энергетическую недостаточность. При этом прародительская энергия замещает возникший дефицит ментальной энергии и, теряя свою естественную природу, превращает физическую энергию в энергию психическую. Преобразование энергии может быть неполным, и тогда мозг продуцирует несвойственные ему энергетические импульсы, что проявляется на энцефалограмме наличием беспорядочных высокоамплитудных разрядов, характерных для эпилепсии.

Британский психиатр Артур Гуирдхам установил, что во время некоторых эпилептических припадков пациент действительно переживает одну или несколько предшествовавших инкарнаций. Логично предположить, что прародительская энергия-информация, которая в данном случае анормально присутствует в мозгу, возбуждает воспоминания о своем прародительском источнике. В психике человека это материализуется в виде визуальных образов или соответствующих голосов.

Определенным образом эта теория связана и с эволюционной концепцией антропософской школы. По мнению ее основателя Рудольфа Штейнера (1861–1925), человеческое существо содержит в себе характеристики всех последовательно существовавших до него предков, а до этого хронологические стадии развития материи вплоть до минералов.

Однако, если энергия «Ци» («Чи»), которая восходит к слиянию родительских энергий, является новым энергетическим источником человека, то в процессе всей жизни она подпитывается квинтэссенцией, «сублимацией» и «дистилляцией» энергии, которую мы потребляем вместе с пищей, воздухом и пр. Впрочем, согласно Штейнеру, современный человек во многом утратил способность к «духовному» обмену веществ.

Конечно, к хронологическим выкладкам Штейнера можно отнестись, как к курьезу, однако исторические исследования нередко предоставляют материал о том, что в архаическую эпоху человек обнаруживал удивительную способность припоминать вещи, неведомые его рассудку и практическому опыту. Способность в ряде случаев проявлять знание глубокого прошлого — специфическое свойство архетипической памяти. Ученые старого Китая утверждали, что забытую правду древних можно «сердцем перенять» из книг (и не только из книг). В популярных легендах рассказывалось о безграмотных крестьянах, которые во время болезни (ослабившей их индивидуальное «Я») вдруг принимались без ошибок декламировать стихи древних поэтов, ибо подлинное искусство, по китайским представлениям, хранит в себе вечное качество вещей.

Нечто подобное, как считал французский исследователь Ж. П. Верная, имело место при воспроизведении текста песен древнегреческим певцом (аэдом). Автор отмечает, что текст песен в данном случае не был заученным в нашем понимании. Его исполнение являлось декламацией особого рода; в ней сочетались импровизация, экстатический подъем, мнемотехнические приемы и скрупулезное следование некоторым правилам декламации. Память певца переносилась в «те времена», в самое сердце прошедших событий, он в прямом смысле слова присутствовал в прошлом. «Темпоральная организация его рассказа, — отмечает Вернан, — воспроизводит серию событий, при которых он определенным образом присутствует в том порядке, в котором они развивались, начиная с их возникновения».

В некоторых источниках имеются указания на то, что адепты религиозно-философских. школ Индии, а также последователи Пифагора, верившие в переселение душ, обладали специальными приемами припоминания событий, случившихся с ними до рождения. Ясно, что эти приемы имели мало общего с обычным воспроизведением информации: они прямо смыкались с ухищрениями мнемотехники и доставляли не конкретные факты, а смыслы культурного существования. Память здесь действовала вместе с воображением, опираясь на сакральные символы, гипноз, магические формулы и возбужденное тело.

Современные буддисты также утверждают, что по мере самосовершенствования на пути интроэкции, т. е. восприятия новых взглядов и установок, у человека начинают возникать воспоминания о предыдущих инкарнациях. Не исключено, что таким образом проявляется активность генетической памяти личности. В источниках, отражающих систему взглядов Агни Йоги, говорится о том, что всякого рода амнезии суть явления мнимые, ибо память как таковая теряться не может. В старину, да и в настоящее время рождается немало детей, которые «помнят свое прошлое». Фактически являясь посредниками для общения с «тонким миром», они, как полагают, помнят и о пребывании между «земными жизнями», но доступными словами этот опыт трудно выразить.

Считается, что человек мог бы многое рассказать о прошлых жизнях, но об этом его не спрашивают ни врачи, ни психологи, ни другие исследователи. Тем самым упускается одна из самых существенных тайн жизни. Как утверждается в Агни Йоге, в самые неожиданные мгновения вспыхивают отдельные воспоминания из далеких эпох. Значит, они где-то хранятся, но не всегда могут найти выход из хранилища. Вероятно они нуждаются в особых «толчках» для собственного проявления, но они тем не менее существуют. «…Если человек сумеет размотать клубок воспоминаний, он увидит нить длиннейшую».

В этой связи надо полагать, что ни одна лишь поэтическая метафора содержится в словах И. А. Бунина, когда он ведет речь о национальных корнях своего мироощущения. «Все корни мои, ушедшие в русскую почву, до малейших корешков чувствую, — говорил писатель на склоне своих лет. — Да, чувствую в себе всех предков своих… и дальше, дальше чувствую свою связь со "зверем", со "зверями" — и нюх у меня, и глаза, и слух — на все — не просто человеческий, а нутряной — "звериный". Поэтому "по звериному" люблю я жизнь. Все проявления ее — связан я с ней, с природой, с землей, со всем, что в ней, над ней…». И может быть, в самом деле, богатство генетической памяти конкретного человека определяет его поэтический дар, как полагал сам Бунин:

Действительно, озарения генетической памяти очень близки к сущности творческого акта. Любопытный в этом отношении материал содержит издававшийся во второй половине 1920-х гг. журнал «Клинический архив гениальности и одаренности». Наряду с многообразными творческими процессами здесь рассматривались и явления парамнезии, причем не в рамках традиционной для психиатрии оппозиции «норма-патология», а как творческий синдром, характеризующий художественно одаренную натуру. Так основатель и редактор «Клинического архива…» Г. В. Сегалин в статье «Общая симптоматология эвроактивных (творческих) приступов» отмечал, что переживание «уже виденного» свойственно многим творческим натурам. Его особенность состоит в том, что психический комплекс, переживаемый в реальной обстановке настоящего, сливается с обостренным воспоминанием прошлого (гипермнезия контекста прошлого), а потому и настоящее воспринимается в виде «прошлого», «пережитого», «уже виденного». В терминологии Сегалина, «творческий акт — это проявление диссоциативности психики, понимаемой как некий "выход из себя", однако, не совпадающий с истерической и шизофренической расщепленностью».

В то же время К. А. Скворцов (впоследствии видный психиатр) в статье «Симптом "иллюзия уже виденного" как "творческий симптом", анализируя "кумулятивную"» составляющую творческого акта, пришел к выводу о несомненной способности художественно одаренной натуры воспринимать некие неведомые для них импульсы прошлого, что представляется исследователю вполне вероятным. «Наследственность имеет то же значение для рода, — утверждал он, — которое память имеет для одного лица. Быть может, предки внедряют вековой опыт в глубины "Я" своих потомков. Картины давно минувшего, мелькнувшие перед праотцами, оживают под тождественным переживанием молодых… В древности, лишенной строгого разделения научных дисциплин, было возможно создание проникновенных догадок о вечном становлении, о круговом процессе мира. Широкое чувство "уже виденного", быть может, только намек на это переживание, могло быть одним из факторов в процессе создания подобного миросозерцания. Почва, взрастившая "повторение", и там, и здесь одна, присущая ряду людских поколений. Искони на заре цивилизаций существует представление о вторичном возрождении, о новой жизни в образе другого существа…»

В случае с генетической памятью мы, безусловно, сталкиваемся с одним из фундаментальных архетипов человеческой психики, проявляющихся в самых разных культурах. При этом способность «провидеть прошлое» всегда расценивалась позитивно: считалось, что знание о «прошлой жизни» благоприятствует жизни в настоящем. Так, с точки зрения ортодоксального психоанализа навязчивое стремление вернуться в стабильное прошлое объясняется «воспоминанием» о комфорте, испытываемом организмом в период внутриутробного развития. Именно этим первоощущением легко объясняется, к примеру, повсеместный характер предания об утерянном рае, трансформировавшегося, в свою очередь, в легенду о золотом веке, вере в тайные силы предков и т. п.

Однако проблема генетической памяти не исчерпывается ее социально-психологическими и культурологическими аспектами. Генную память следует рассматривать и в более широком биологическом контексте. Надо сказать, что внушительный комплекс академических наук, занимающихся изучением памяти (нейропсихология, психология, психофизиология, нейрохимия и др.), сегодня находится на подступах к решению проблемы генетической памяти.

Первой серьезной ступенью, ведущей к выполнению этой задачи, является выяснение сущности чрезвычайно интересного феномена, лежащего в основе всякой жизни и называющегося «биологической компетентностью». В основе этого феномена лежат явления памяти и процессов научения. А суть «компетентности» применительно к биологическим тканям и, особенно к нервным центрам заключается в том, что случайного сочетания стимулов как такового для них не существует. Любой раздражитель действует в наборе с уже известным, ранее воздействовавшим комплексом раздражений, и потому нервный центр бывает частично «компетентным», то есть в какой-то степени готовым к соответствующему типу реакции. Именно поэтому, считает известный американский нейропсихолог Карл Прибрам, «наследственные факторы предполагают общность прошлого с будущим, допуская определенные вариации внутри каждого поколения».

Механизмы «биологической компетенции», предполагающие сохранение следов памяти, пока могут быть объяснены лишь с помощью ряда вдохновляющих теорий, из которых самые смелые даже постулируют единую в своей основе систему памяти для всего живого. Несомненно, кодирование информации, переходящей из поколения в поколение, доказано, и видовая память уже не является гипотезой. Имунные реакции — также результат своеобразного научения, которое часто сохраняется в течение всей жизни индивида. Разве уж таким маловероятным является предположение, что нейронные механизмы индивидуальной памяти, длительно сохраняющиеся реакции «иммунологической памяти» и генетическая память вида — это лишь разные аспекты одного и того же биологического явления?

Вышеупомянутое положение о «биологической компетенции» нервных центров очень близко тем взглядам, которые развивал К. Г. Юнг в отношении «генетической настройки» психики. Он считал, что нервная система и психика человека генетически настроены на реальности внешнего мира, с которыми он позже сталкивается в виде реальных образов. Виртуальные образы, по Юнгу, бессодержательны и «дорастают» до содержания осознанности лишь при столкновении с реальными фактами действительности, вызывающими пробуждение к жизни, дремлющей бессознательной готовности. Эти виртуальные образы Юнг считал своеобразным генетическим «осадком» накопленного опыта ряда поколений предков, но никак не самим этим опытом. «Должен признаться, — замечал он, — что еще не встречал неопровержимых доказательств наследования образов памяти, но не считаю абсолютно исключенным, что наряду с этими коллективными осадками, не содержащими в себе ничего индивидуально неопределенного, могут иметь место и индивидуально определенные факты наследования памяти».

До настоящего времени попыток экспериментально выявить в психике современного человека следы прародительской памяти, или своеобразного «генетического осадка» в форме определенных архетипов, не проводилось. Причиной тому являются многообразные методологические трудности в исследовании данной проблемы.

Семьдесят лет тому назад К. А. Скворцов опубликовал некоторые статистические выкладки применительно к проявлениям парамнезии — псевдовоспоминаниям. В частности, он установил, что первые вариации феномена «уже виденного» переживаются обычно в юношеском возрасте. По его мнению, это свидетельствует о взаимосвязи парамнезии с интенсивностью работы эндокринной системы. В ранее упомянутой статье он отмечал, что в юном возрасте переживание «уже виденного» встречалось у 21 % обследованных, тогда как в 40–50 лет проявление этого симптома имелось только в 4,5 % случаев. К сожалению, в статье не описана методика опроса. Однако важными следует считать следующие данные автора: «Зрение по преимуществу воссоздает кажущееся прошлое в настоящем до 60 %, слух — до 20 %, осязание — 2 %, общее чувство — 10 %».

Нами было проведено соответствующее психологическое исследование с применением специально разработанной репертуарной методики (типа Г. А. Келли). Данный тест представляет собой список, состоящий из 20 аспектов возможных проявлений генетической памяти в психической деятельности. Каждый из них содержит пять однотипных ответов с возрастающей градацией выраженности соответствующего аспекта. Обследуемый выделяет ответы, которые, по его мнению, подходят ему больше всего.

Апробированный на ограниченной выборке респондентов тест показал, что такого рода подход к изучению данной проблемы вполне продуктивен, а полученные результаты позволяют сформулировать некоторые предварительные выводы.

Прежде всего, оказалось, что явления генетической памяти у разных людей выражены в различной, в отдельных случаях несопоставимой, степени. Это значит, что исследование данного вида памяти должно проводиться как путем выяснения соответствующей феноменологии у отдельных исключительно одаренных лиц, так и посредством использования методов массового тестирования.

Результаты этого тестирования показывают, что в общей группе обследуемых есть основания различать три степени выраженности генетической памяти.

Первая степень выраженности генетической памяти выявлена у 40 % обследованных. Центральным проявлением здесь следует считать наличие в психике субъекта «архетипа человеческой сущности» как таковой, с определенной бессознательной готовностью к жизнедеятельности в соответствующей биологической нише. В тесте этот момент отражен фразой: «Уверен(а), что уже когда-то жил(а) на земле в образе человека». При этом респонденты вполне допускают, что предыдущие «воплощения» могли осуществляться в виде особи противоположного пола. Таким образом, в определенной степени подтверждается проявление архетипов анимы и анимуса, по Юнгу, которые он трактовал как одновременное наличие женского и мужского начал в психике человека. «Нет мужчины, который бы был настолько мужественным, чтобы не иметь в себе ничего женского» — вот его наиболее выразительная формулировка этой мысли. Находятся подтверждения и тем положениям Юнга, согласно которым «форма этого мира, в который человек рожден, уже врождена ему как виртуальный образ». Это находит отражение в частом выборе фразы теста: «В определенных местах на земле я когда-то уже бывал(а)», а также в наличии внутренней уверенности в том, что некоторые собственные способности и умения, а также состояние здоровья являются результатом «наработки» предыдущих поколений, закрепившейся в памяти. Характерно, что способности к предчувствиям, интуиции и вещим снам также связаны с генетическим фактором.

Вторая степень выраженности генетической памяти встречается реже (10 %) и характеризуется более значительной интенсификацией перечисленных ранее качеств. В этих случаях у человека не только имеется некоторое интуитивно сформированное убеждение в том, что «он ранее жил на земле», но по своему желанию он может вызывать в воображении определенные сцены из «прежних жизней»; вместе с тем, у него проявляется необъяснимое пристрастие к определенной культуре прошлых веков и т. п. Предрасположенность к предчувствиям в данной группе часто выражается в способности наблюдать мысленным взором землю со стороны и видеть происходящие на ней события.

Третья степень выраженности генетической памяти обнаружена лишь у 5 % обследованных и проявляется спорадическим появлением в их субъективном мире особенных образов и интуиций, непосредственно не связанных с их реальными жизненными доминантами. К такой необычной психической проекции следует отнести наличие у отдельных лиц допущения, что в «прошлых жизнях они существовали в виде животных». Именно этим они объясняют непомерное пристрастие к «братьям меньшим», а также систематическое появление сновидений, в которых животные и чудовища являются главными их участниками.

Наличие в сфере бессознательного унаследованного коллективного образа анимы, как показали результаты тестирования данной группы, в отдельных случаях проявляется в том, что в сновидениях некий абстрактный женский образ принимает заинтересованное участие в решении проблем спящего. В этой же группе отмечалась способность остро переживать душевные и физические проблемы противоположного пола. Предчувствия, интуиции и действия архетипических образов в этой немногочисленной группе обследованных проявляются еще более четко, вплоть до того, что они могут «представить облик своих предков третьего-четвертого колена» или же активно общаться с персонами из далекого прошлого и получать от них полезную информацию.

В оставшейся группе (45 %) никаких оснований для заключения о наличии признаков видовой памяти тест не выявил.

Резюмируя вышеизложенные результаты начального этапа исследований генетической памяти, следует отметить, что они показали перспективность такого рода научных поисков, хорошо очертили главные направления, по которым эта работа должна быть продолжена, и могут служить основанием принципиально новых нетрадиционных подходов к изучению особенностей психической деятельности человека.

Земной аналог астральной нирваны

Гипноз — революционная феноменология, поскольку он противоречит всякому теоретическому знанию.

О. Маннони

Для освещения гипноза мы должны прибегнуть к мультидисциплинарному исследованию.

Л. Шерток

Наука знает о гипнозе почти все. Больше двух веков она тщательно и систематически исследует все существенные проявления гипноза и настойчиво стремится установить их сущность. В ретроспективном плане, в выяснении генезиса знаний о гипнозе ученые смогли достичь впечатляющих результатов.

Однако, несмотря на все это, наука так и не разобралась в основном вопросе: что собой представляет гипноз. В настоящее время гипноз широко практикуется в лечебных и оздоровительных целях, но природа его как специфического состояния окончательно не выяснена из-за отсутствия надежных психофизиологических критериев, которые бы дали возможность точно определить его истинную сущность.

Множество разноплановых и зачастую разноречивых, не согласующихся друг с другом психофизиологических фактов, сопровождающих гипнотическое состояние, теоретически очень трудно складываются в единую картину цельного нервно-психического процесса. Сам по себе гипноз почему-то не вписывается в систему процессов непосредственного обеспечения жизнедеятельности человека и, представляя некий эпифеномен, странным образом находится где-то вне и над актуальными психофизиологическими потребностями организма. Человек может спокойно прожить жизнь, ничего не зная о гипнозе как таковом, и ни разу не испытав на себе его воздействия, и при этом ничего не потерять в функциональном отношении. В то же время сколько-нибудь гипнабельного человека не надо учить входить в это состояние. Квалифицированное гипнотизирование вводит субъекта в гипноз «спонтанным» образом, без какого-либо особого научения.

Гипноз имеет и ряд других неординарных особенностей, ставящих перед исследователями немало трудных вопросов. К числу таких необычных свойств гипноза необходимо отнести и некоторые другие его характеристики.

1. Не будучи жестко вписанным в деятельность функциональных систем жизнеобеспечения, он, тем не менее, известен среди народов всего мира без исключения и в тех или иных формах практикуется в религиозных, оккультных или лечебных целях.

2. Состояние гипноза отличается своей специфичностью и, несмотря на полиморфизм объективных и субъективных проявлений, основным, неизменным его внутренним свойством являются высокие программирующие возможности.

3. Обладает выраженной склонностью к продуцированию галлюцинаций и во многих случаях дает основание полагать, что спонтанное формирование зрительных галлюцинаций — одна из важных функций этого состояния.

4. Имеет прочную связь с процессами памяти: дает возможность активизировать даже преднатальные (сложившиеся до момента рождения) психофизиологические энграммы и в то же время «автоматически» приводит в действие механизм забывания пережитого в гипнозе.

5. Располагает удивительным механизмом информационного программирования любых функций жизнедеятельности организма на любой заданный период времени, следующий за выходом из этого состояния.

Экзотичность самого состояния и до конца непостигнутые его биологический смысл и психофизиологическое назначение послужили причиной создания множества теорий гипноза. В этом плане гипнология уподобилась философии, где каждый автор создавал собственную теорию бытия и хорошо, если он при этом упоминал соответствующие усилия своих предшественников.

Трудности в объяснении сущности гипноза как психического явления возникли уже на начальном этапе его научного постижения. Кратко напомним основные этапы развития знаний о гипнозе. Так, первооткрыватель явлений гипноза Месмер считал, что он имеет дело с «животным магнетизмом», который передается с помощью пространственного флюида. Свою теорию он рассматривал как «физиологическую и рационалистическую» и утверждал, что существование флюида также реально и материально, как, например, действие магнита. Поскольку сфера субъективных явлений его не интересовала, и психологию он рассматривал как продукт воображения, многие психические феномены, составляющие суть магнетизма, прошли мимо его внимания.

Самый известный из учеников Месмера Пюисегюр открыл «магнетический сомнамбулизм» и первый обратил внимание на важность психологической составляющей в лечебном магнетизме. Реализацию состояний магнетизма (гипноза) у больных он связывал с безотчетной потребностью получить «защиту» со стороны врача.

Английский хирург Джемс Бред, исследовавший магнетизм, пришел к выводу, что он протекает без воздействия какой-либо внешней силы. Отвергнув флюидизм, он выдвинул вместо него «психонейрофизиологическую» теорию, согласно которой специфическая стимуляция (фиксация взгляда, монотонные раздражители), воздействуя на мозг, вызывает «нервный сон», который он и назвал гипнотизмом.

С течением времени разнобой среди исследователей в теоретических взглядах на гипноз только увеличивался. Большой урон развитию учения о гипнозе был нанесен Парижской школой гипнологов, возглавлявшейся Ж. Шарко и рассматривавшей гипноз как психическое состояние, имеющее патологический характер, — искусственный истерический невроз. Резко отрицательным отношением к гипнозу характеризовались и взгляды некоторых других медицинских специалистов. Так, например, Е. Дюбуа-Реймон считал внушенное гипнотическое состояние близким к помешательству, а Г. Гельмгольц рассматривал его как «фокус», не имеющий никакого отношения к медицине.

Противоположная точка зрения на гипноз обосновывалась другой французской школой — Нансийской группой гипнологов во главе с И. Бернгеймом. Представители этой школы видели в гипнозе нормальное психическое состояние, вызываемое воздействием внушения. В данном случае считалось, что «идея производит гипноз и психическое влияние, а не влияние физическое или флюидическое определяет это состояние».

Школа российских физиологов, возглавляемая И. П. Павловым, разработала свою теорию гипноза, рассматривающую это явление как частичный сон. В данном аспекте гипноз — это промежуточное состояние между бодрствованием и сном, частичное торможение как с топографической точки зрения, так и с точки зрения интенсивности. При этом в коре головного мозга остаются «сторожевые пункты», которые делают возможным у человека сохранение контакта между гипнотизируемым и гипнотизером.

Своя особая точка зрения на механизмы гипноза была и у теоретиков психоанализа. Вначале считалось, что эти механизмы группируются вокруг системы удовлетворения инстинктивных желаний, затем к ним начали привлекать различные явления «перенесений» типа: «В гипнозе возрождается комплекс Эдипа с его любовью и страхом» (С. Ференци), «В гипнозе реализуется магическое всемогущество врача по отношению к инфантильным фантазмам больного» (Р. Шилъдер) и т. п.

Несмотря на обилие такого рода психоаналитических концепций, они также не сделали его сущность более понятной. Наоборот, большой знаток психоанализа и видный ученый-гипнолог Л. Шерток утверждал, что «если бы хоть часть серого вещества, которое было затрачено и продолжает затрачиваться на теоретизирование в области психоанализа, была использована для исследований проблемы гипноза, мы бы лучше понимали гипноз и наши знания о бессознательном и о сфере межличностных отношений расширились бы». Отмечая чрезвычайную сложность проблемы гипноза, Шерток считает, что это состояние «затрагивает самые корни человеческого сознания и как психическое явление располагается на пересечении многих научных областей».

Известно, что обилие теорий, объясняющих явление, не делает его более понятным. Скорее, наоборот. В сложной ситуации, естественно, возникает соблазн поменять привычный ракурс изучаемого объекта и попробовать рассмотреть его в свете нового теоретического аппарата. Настоящий раздел и представляет собой попытку осуществления именно такого исследовательского приема. Понятно, что получаемый таким образом аналитический материал может служить основой последующих теоретических разработок, но еще далеко не достаточен для формулирования каких-то мировоззренческих положений.

Еще одну во многом неожиданную точку зрения на сущность гипноза представляет так называемая «субъектоцентрическая» концепция мироздания, предложенная российским философом Ю. М. Федоровым. С его точки зрения, существуют две позиции, с которых можно рассматриваеть происхождение человека: объектоцентрическая и субъектоцентрическая.

В объектоцентризме филогенез человека трактуется как составная часть общего естественно-исторического процесса, прошедшего, в частности, через такие фазы развития мира, как первичный «органический бульон Опарина» и естественный отбор Дарвина. Человек в этой системе выступает в виде некоторой производной от всеобщего филогенеза Природы. Данная теория постулирует, что в ходе эволюции органический объект постепенно субъективизируется, обогащается отражательными свойствами и на высшем этапе развития порождает нервную деятельность, затем психику и сознание. Вершиной этой естественной эволюции объективной реальности и провозглашается человек.

Предполагается, что в человеческой психике в неявном свернутом состоянии сохраняются энграммы всех пройденных, пережитых в филогенезе этапов биологической и социальной эволюции мира. Дух возникает лишь на завершающей стадии эволюции и призван совершенствовать рациональную организацию жизни «Венца природы» — Человека.

В субъектоцентризме, наоборот, считается, что филогенез человека внутренне не связан с развитием объективного мира, а обусловлен периодически осуще-ствляющимся совершенствованием Духа в материальной среде в теле человека. В субъектоцентризме человек — не результат завершающейся стадии филогенеза Мира, а составное звено в цепи непрерывного процесса самопорождения Абсолюта.

Как видно, объектоцентрическое мировоззрение исходит из примата материального Объекта, тогда как субъектоцентризм первопричиной сущего считает Дух.

В плане обсуждаемого вопроса важно обратить внимание на особенности духовной динамики, которую претерпевает человек в ходе приумножения потенций Абсолюта. «При таком подходе, — считает Ю. М. Федоров, — человек взирает на Мир, который сам же творит. Мировоззрению человека всегда предшествует его миротворение. Мир есть не что иное, как обмирщвленный человек. А потому не человек порождается Миром, а Мир творится человеком…»

Известно, что русские космисты рассматривали филогенез человека в качестве составной части теогонии — непрерывного самопорождения Абсолюта, в процессе которого человек умирает в теле, чтобы воскрешать в Духе. С этой точки зрения субъектоцентризм различает две основные фазы развития Души как части Абсолюта:

— периодическое осуществление «подвига жизни» в материальном теле;

— пребывание Души в состоянии нирваны в пространстве Абсолюта между двумя воплощениями на земном плане.

Не касаясь других аспектов духовной динамики индивидуума, рассмотрим особенности того состояния, которое с точки зрения субъектоцентризма бывает свойственно душе в период между воплощениями и получило название нирваны.

Считается, что в психике жизнедействующего индивидуума его сакральная сущность как часть Абсолюта находится в бессознательном в свернутом, неявном виде. Такого рода «забвение» астрального периода существования индивидуальности требуется для того, чтобы соответствующие энграммы не служили помехой приспособлению к существованию в условиях материального мира. «Нарабатываемый» человеком жизненный опыт физического и духовного плана фиксируется в бессознательном, преходящие же частности каждой конкретной жизни, что называется «не нужные ни Богу, ни людям», подвергаются полному психическому вытеснению. Таким образом, утверждают субъектоцентристы, душа вступает в астральное пространство в состоянии «самозабвения» (забвения конкретных личных особенностей), сохранив свою человекотворческую основу и снова вспомнив свою астральную сущность как часть Абсолюта. Сколь сложной бы ни была психика современного человека, ее ядром всегда выступает некое символическое и неизменное (трансцедентное) «Я», проходящее через воплощения. «Душа, дух, трансцендентальное "Я", — писал У. Джемс, — вот разнородные названия для этого наименее изменчивого субъекта мысли».

Итак, развоплощенный субъект, вступив в астральное пространство, видит ослепительный свет Абсолюта, ранее вытесненный в бессознательное мраком реалий материального мира. Человек приходит в мир и уходит из него астральным субъектом, а потому наяву он успевает заметить свет в начале и конце туннеля. Именно этот факт был отмечен Р. Моуди, исследовавшим психофизиологические особенности ухода людей из жизни. «Самым невероятным, но в то же время постоянно присутствующим явлением во всех изученных мною случаях, — пишет ученый, — была встреча с очень ярким светом, оказывавшим на людей глубокое впечатление. Сначала этот свет казался довольно тусклым, затем становился все ярче и ярче, пока, наконец, не достигал неземной яркости».

Само состояние нирваны осуществляется в астральном пространстве в виде определенного инобытия яви, реальности, которая воплощается в протопсихологических структурах субъекта. Отсюда и понятие нирваны, как чего-то среднего между явью и сном. Более того, в этом пограничном состоянии, по-видимому, происходит интенсивная образно-символическая коммуникация протосубъекта с космическими сущностными Силами. Если сон разума рождает чудовищ, то трансцендентный сон, несомненно, призван порождать Гармонию из Хаоса. Ввергая себя в нирвану, субъект, таким образом, оказывается в объятиях вечного покоя, в котором находит отдохновение от реалий «жизненных подвигов». Несомненно, что важной функцией этого состояния является образно-символическое программирование протосубъекта на выполнение очередных духовных миссий в человеческом мире.

Особенности нирваны дают основание полагать, что запускающий ее информационный алгоритм по воплощении всякий раз включается в сферу бессознательного и в психофизиологическом плане реализуются как механизм формирования гипноза и его многочисленных модификаций.

Известно, что человечество существует как вид, сочетающий биологические и социальные начала благодаря наличию двух каналов информации: генетического и лингвистического. Материальными носителями информации в первом канале являются гены, в частности молекулы дезоксирибонуклеиновой кислоты (ДНК), во втором — мемы, как назвал элементарные единицы речевой информации (от англ. memory) английский исследователь Р. Докинс. Генетический аппарат обеспечивает построение биологических систем организма, тогда как лингвистический — ответственен за сохранность и использование социального опыта, накапливаемого поколениями. С учетом положений субъектоцентристской концепции можно говорить о том, что реализация человека в объективном мире происходит с участием и третьего чрезвычайно важного канала информации, в котором кодируется индивидуальная жизненная программа субъекта, с которой он в очередной раз воплощается на материальном плане. Элементарную единицу индивидуальной программы субъекта следовало бы назвать гипнемой (от слова «гипноз»).

Именно этот канал информации, представленный в сфере бессознательного; несет в себе программу предстоящей жизнедеятельности личности, сформированную перед очередным воплощением, и обеспечивает особую форму воспроизведения информации, основывающуюся на механизме припоминания прошлого в интересах будущего. Считается, что обычным забыванием «прикрывается» в бессознательном информация, полученная субъектом в процессе проявления в материальном мире. Тем самым приобретается возможность неосознанно поддерживать свою общую материальную самотождественность, «внутренним образом» соотнося себя с окружающей средой. При этом задействуется только общевидовые черты, механизм же забывания свертывает в бессознательном весь конкретно-личностный багаж информации, дабы он не служил помехой в изменившихся условиях при рождении в последующих поколениях.

В настоящее время пока нет прямых экспериментально-психологических доказательств подтверждающих сформулированные выше положения, однако множество косвенных доводов аргументирует их вполне корректно.

1. Нирвана и гипноз представляют собой некоторое среднее, промежуточное состояние между сном и бодрствованием. Имеющиеся на сегодняшний день данные позволяют считать, что нирвана, как и гипноз, имеет свои особые стадии, характеризующиеся как состоянием некоторого «мистического покоя», так и различными уровнями функциональной активности. В этом случае имеет место интенсивная галлюцинаторная деятельность, в процессе которой осуществляется образно-символическая переработка информации, поступающей от архетипических образований, мировых «полей сознания» и иных объектов коммуникации.

2. И нирвана, и гипноз самым непосредственным образом связаны с функцией памяти и взаимодействуют с нею, если можно так выразиться, в «автоматическом» режиме: вход субъекта в эти состояния и выход из них непроизвольно амнезируются посредством срабатывания единого механизма — «самозбвения». Гипноз представляет собой антропогоническую реальность, способную проявляться в период воплощения субъекта на материальном уровне, но аналоговые механизмы этого процесса вырабатываются и осваиваются им еще в космогонической фазе бытия, когда границы между астральным субъектом и Высшим Разумом бывают менее дифференцированными и определенными.

3. Характерный для нирваны и гипноза феномен «самозабвения» конкретной личности превращает субъекта, находящегося в этом состоянии, в весьма пластическую функциональную систему. Это обстоятельство позволяет Высшему Разуму достаточно эффективно программировать астрального субъекта на жизнедеятельность в новых воплощениях, а гипнооператору — соответственно корректировать телесные и психические функции у загипнотизированного, осуществлять необходимые суггестии, воздействовать на деятельность его памяти.

К этому следовало бы добавить, что удивительная действенность внушений в гипнозе с отставленным временем реализации в постгипнотическом периоде (постгипнотическое внушение) становится более понятной, если вспомнить, что программирование астрального субъекта в нирване сохраняет действенность в течение всей его жизни.

4. Общепризнанная близость гипноза к мистическим и парапсихологическим состояниям сознания, безусловно, может быть результатом того, что он существенно активизирует коммуникационные возможности субъекта. Можно сказать, что гипноз — это состояние, в котором открываются каналы коммуникации, сформированные в нирване и предназначенные для общения субъекта с так называемыми космическими полями. Оккультный, лечебный и бытовой гипноз в определенной степени могут деформировать программы, заложенные Высшим Разумом в субъекте, и тогда вся информационная система начинает функционировать неполноценно. Не исключено, что грубое и неквалифицированное вмешательство в сферу суггестивного предопределения жизненного плана личности может приводить к некоторым его деформациям с неблагоприятными последствиями.

Есть основания полагать, что именно этим обстоятельством объясняется крайне негативное отношение православных богословов к самому гипнозу и ко всем, использующим манипуляции с сознанием. Неприятие гипноза отцами церкви, возможно, и объяснялось тем, что они хорошо знали его сакральную сущность и понимали масштабность возможностей злоупотреблений, которые он в себе содержит. «Употребление магнетизма, — писал епископ Игнатий Брянчанинов, — есть отрасль волхвования. При нем нет явного отречения от Бога, но, несомненно, есть отречение прикрытое, так как в настоящее время вообще диявол очень прикрывает свои сети, более заботясь об уничтожении существенного, чем наружного».

В то же время, значительная часть современных священников более терпимо относится к гипнозу вообще и охотно допускает его использование в лечебных целях.

В свете концепции, изложенной в данном разделе, появляется повод для основательного пересмотра отношения не только к бесчисленным приемам так называемого «народного целительства», бесконтрольно и совершенно непрофессионально применяющего методы суггестии, но и к медицинскому гипнозу в целом, несмотря на то, что вопросы профессиональной ответственности находятся здесь на несравненно более высоком уровне.

В заключение следует отметить, что любая новая концепция, вскрывающая ранее не замеченные связи явлений или предлагающая иную точку зрения на известные факты, должна претендовать и на определенную практическую значимость выдвигаемых положений.

Одной из наиболее важных сторон данной концепции, укрепляющей практические позиции гипнотерапии, является осознание взаимодействующими субъектами (врачевателем и пациентом) немыслимой филогенетической глубины тех информационных алгоритмов, которые задействуются в данном методе регуляции. Это обстоятельство, безусловно, будет повышать эффективность гипнотерапии, так как контактирующие стороны станут проявлять большую ответственность, осознавая, что они работают, что называется, «в зоне самых высоких энергий».

Закономерным следствием, вытекающим из нового представления о природе гипноза, должно быть создание соответствующей социальной установки на использование этого метода высококвалифицированными специалистами лишь в лечебных и гуманных исследовательских целях. Представленная концепция предполагает безусловное запрещение использования гипноза и любых его модификаций «широкими массами» народных целителей. В наше время вряд ли кому придет в голову мысль допустить к полостной операции «народного умельца». Гипнотерапевтические действия с рассматриваемых позиций должны быть приравнены к хирургическим операциям высокой степени сложности и, следовательно, производиться при соблюдении особых условий психогигиены.

Изложенная здесь точка зрения на сущность гипноза в значительной мере расширяет горизонты видения проблемы и увеличивает глубину исследовательского пространства в данной области науки. Это создает предпосылки для последующих экспериментальных работ по выяснению правомерности изложенных выше теоретических положений. Думается, что те направления исследований в гипнологии, которые получили известность под названием «репродукции состояний в гипнозе», в свое время внесли заметный вклад в познание онтогенетических этапов развития психики. В настоящее время появляется возможность приступить к экспериментальным исследованиям информационного багажа центральной нервной системы, нарабатываемого в процессе филогенеза.

Гипноз: синтез западных и восточных методов

Боритесь за равенство с Небом.

Тяньдицзяо

Экстравертная тенденция Запада и интравертная тенденция Востока имеют одну и ту же важную цель: обе делают отчаянные усилия преодолеть ничем не прикрашенную природность жизни.

К. Г. Юнг

В наше время, когда европейская философия, психология, и даже христианская религия испытывают явный интеллектуальный и духовный кризис, поиски неких сакральных символов и жизненных ориентиров на Востоке кажутся вполне оправданными.

Вместе с тем попытки использовать сокровища восточной мудрости европейцами на первых порах вызвали эффект ментального неприятия: психологические образы и понятия Востока оказались настолько пропитаны «чужим духом», что органически не могли войти в символический универсум европейца и даже нередко оказывали отрицательное действие.

В то время как для индуса йога является прекрасным средством психической саморегуляции, у европейца, как отмечали психологи XIX в., она оказывалась дополнительным инструментом для подавления сил «коллективного бессознательного». С их точки зрения, в западном варианте восточные учения либо приобретают черты примитивных религиозных культов, либо становятся лишь «психотехникой», «психогимнастикой».

Оценивая продуктивность интеллектуального поворота европейцев к многовековым запасам восточной мудрости, К. Г. Юнг писал: «Мне кажется, мы действительно научимся чему-нибудь у Востока тогда, когда поймем, что у души довольно богатств, чтобы не занимать их извне, и когда ощутим себя способными совершенствоваться при помощи милости Божьей или без нее. Однако мы не сможем пуститься в это предприятие, не научившись сперва действовать без духовной гордыни и кощунственной самоуверенности. Восточный настрой задевает специфически христианские ценности и ни к чему игнорировать этот факт».

И тем не менее настоящее начало сближения западных и восточных методов психокоррекции было положено выходом в 30-е гг. работы Рихарда Вильгельма в виде перевода китайского текста «Тайна золотого цветка», в которой заинтересованное участие принял К. Г. Юнг, снабдив ее обширным психологическим комментарием. В тексте последнего подчеркивается тот факт, что Рихард Вильгельм слишком глубоко проник в сокровенную и таинственную жизнь китайского знания, после чего этот труд стал существенным достижением не только европейской филологии, но, прежде всего, — психологии.

Чистый интеллект, как считал Юнг, с самого начала не в состоянии постичь, какое практическое значение могли бы иметь для нас восточные идеи. Вместе с тем, то психологическое состояние, которое соответствует, к примеру, состоянию просветленного в восточном понимании, очевидно, есть ступень в процессе развития более высокого сознания человечества, находящегося на пути к неизвестным целям.

Эта и другие работы Юнга, такие как «Йога и Запад», «Предисловие к "И Цзин"» и др., имели существенное значение для развития теории европейского гипноза, совершенствования арсенала методов лечебной гипнологии. Можно с уверенностью говорить, что эти публикации впервые серьезно обратили внимание западных исследователей к интроспективным аспектам гипноза, особенностям внутренних субъективных пространств личности внушаемого, тогда как в начале развития учения о гипнозе соответствующие психотехнические методики уделяли внимание преимущественно внешним гипногенным факторам.

Делу плодотворного обмена теоретическими представлениями о духовной организации человека Запада и Востока послужили также книги Г. Р. Хайера «Организм души» (1932) и Джеральдины Фостер «Йога и западная психология» (1934). Несколько позже видный европейский теоретик восточных религиозных практик А. Уоттс детально проанализировал пути поисков свободы духа в современной западной психологии и в традициях восточных религиозно-философских школ.

Характеризуя состояние психотерапевтических подходов на Западе и Востоке, А. Уоттс писал: «Мне кажется, что и те и другие блуждают во тьме, хоть и не лишены света. Я не считаю восточные учения, при всей их удивительности, последним словом священной и вечной мудрости — таким, что весь мир должен к ним прийти и скромно усесться в ногах их учителей. Я не верю и в существование неких Евангелий от Фрейда или от Юнга, в коих на все времена запечатлена великая психологическая истина».

В последующие годы происходил непрерывный рост интереса Запада к восточному образу жизни, в особенности к дзен-буддизму. Наиболее заметным вкладом в такой взаимообмен явилась монография Эриха Фромма и Д. Т. Судзуки «Дзен-буддизм и психоанализ»(1960).

Заслуга практического внедрения элементов йоговских психотехник в оздоровительные комплексы психофизических упражнений европейски ориентированных пользователей принадлежит немецкому психотерапевту Иоганнесу Генриху Шульцу. Речь идет об аутогенной тренировке, разработанной им в 1932 г., которая со временем приобрела широкую популярность в мире как метод лечения и профилактики неврозов и купирования некоторых синдромов функциональной природы при психосоматических заболеваниях.

Наличие многочисленных публикаций по данному вопросу дает нам право не останавливаться подробно на его общей части, а рассмотреть лишь те аспекты, которые касаются непосредственно данного раздела. Явления, положенные в основу аутогенных тренировок, были известны западной медицинской науке значительно раньше разработки самого метода. В них ассимилировался опыт медицинской гипнологии, в том числе приемы самовнушения (метод Куэ-Бодуэна и др.), а также отдельные элементы системы прогрессирующей (последовательной) релаксации, разработанной американским психологом Е. Джейкобсоном (1976). Совершенно новым моментом в традициях европейской ортодоксальной медицины явилось включение в комплексы аутогенных тренировок элементов упражнений индийской йоги. При этом немаловажно, что по аналогии с йоговскими традиционными системами в аутогенных тренировках также были предусмотрены два уровня сложности упражнений: низшая ступень (АТ-1) и высшая ступень (АТ-2).

Низшая ступень, впоследствии получившая название «классической методики Шульца», содержит шесть основных стандартных упражнений, технику которых описывать здесь нецелесообразно. Важно то, что по своим психорегулирующим особенностям они влияют по преимуществу на вегетативные функции и соответствуют уровню психосоматических воздействий системы «хатха-йоги».

С целью оптимизировать высшие психические функции И. Шульц предложил вторую ступень аутогенной тренировки, упражнения которой должны научить вызывать сложные переживания, приводящие к излечению через «аутогенную нейтрализацию» и «самоочищение» (катарсис). Приемы такого самоочищения были заимствованы из древнеиндусской религиозной и философской системы раджа-йоги.

Выдающийся представитель школы Йоги Свами Вивекананда в лекционном турне по Соединенным Штатам и Западной Европе пропагандировал идеи йоги в противовес «узкому западному рационализму». Отголоски этих идей можно найти у Р. Роллана, У. Р. Эмерсона, Дж. Лондона. В романе Дж. Лондона «Скиталец по звездам» («Смирительная рубашка» — в другом переводе) описана техника, близкая к упражнениям раджа-йоги. Приемы йоги использовал и К. И. Станиславский в своей системе. Знаком с йогой был и В. М. Бехтерев.

Черты сходства и различия методов аутогенной тренировки и йогических упражнений Шульц подробно проанализировал в своей работе «Высшая ступень аутогенной тренировки и раджа-йога» (1932). По словам Шульца, если отбросить все фантастические элементы, то в йоге поражают глубина психофизиологического подхода к регуляции функций и своеобразная утонченность. Говоря о задачах изучения системы йоги и наличии ее аналогов в комплексах аутогенной тренировки, Шульц указывал на необходимость с помощью средств академической, европейской науки добиться разъяснения древних загадок, подобно тому, как гипнотизм в свое время был поднят из прошлого мистики до научных методов лечения.

Таким образом, Шульц явился одним из первых европейских исследователей, который не только внедрил в практику психотерапии и психопрофилактики приемы восточной психотехники, но и на многие годы привлек к ним внимание многомиллионных контингентов тренирующихся.

Вместе с тем сближение психотехник Запада и Востока осуществляется не только по инициативе европейских ученых. В последние десятилетия некоторые видные религиозные и научные деятели азиатских стран обратили серьезное внимание на теоретические и научно-практические разработки западных исследователей и довольно успешно используют их для аргументации своих мировоззренческих позиций.

Одним из таких видных инициаторов сближения восточных и западных учений является японский ученый-буддист Икэгути Экан, получивший в Японии звание «Великого Учителя» (дайадзяри). Будучи в Москве он прочел три лекции о буддизме школы Сингон (сингон — санскр. Мантра, Истинное слово Будды) в МГУ и МГИМО, посетил Московскую патриархию и в православном храме провел молебен за ушедших и живущих.

В лице Учителя Экана соединились церковный служитель, проповедник и подвижник, знаток сутр и учения основателя буддизма Сингон — КобоДайси (774–835). Экан побывал в Америке, на Гавайях, на Тайване, в России и всюду сеял семена добра и веру в антропоморфность мира, в Будду Великое Солнце (Махавайрочана) — Вселенский Свет, дающего жизнь сущему.

В 1959 г. Икэгути окончил университет Коя, основанный еще Кобо Дайси, и принял под свое попечение храм Сайфукудзи в Кагосима. Будучи настоятелем сингонского храма, Экан ведет жизнь «подвижника». Существуют различные виды буддийского подвижничества: созерцание в Дзен, тысячедневное хождение по горам, возжигание священного огня «гома». Суть всех этих «подвигов» одна — «очищение» сознания, поднятие духа. Учитель Экан являлся «подвижником огня», отправляющим ритуал «гома», который требует величайшего напряжения духовных и физических сил. Считается, что возжигание священного огня, уничтожая дурные привычки, очищает пространство земли, подобно энергии Великого Солнца.

В молодости Экан практиковал дзен. (В частности его дух закалялся в таких дзенских упражнениях, как «точаку»: медитирующий сидит на краю обрыва, спиной к нему, воткнув перед собой меч. Стоит задремать — и либо упадешь в пропасть, либо наткнешься на острый меч.) Но свой выбор он остановил на эзотеризме Сингон, как было предопределено волей родителей и судьбой.

Икэгути Экан задался целью возродить память предков, напомнить о том, чему учили мудрецы древности и, прежде всего, Великий Кукай (посмертное имя Кобо Дайси, что означает Великий Учитель Японии, наставляющий о Дхарме). Кукая не без основания называют национальным гением, столь велики и разнообразны его заслуги. Он составил первый в Японии толковый словарь, был признанным поэтом, мастером каллиграфии, знатоком китайской медицины, и, наконец, ему приписывают создание японской азбуки. Но главное, он обосновал в своих сочинениях необходимость следовать пути Сингон для очищения сознания и процветания нации. В 24 года он написал свое первое произведение «Направляющие мысли о трех учениях», где, сравнивая три учения — конфуцианство, даосизм и буддизм, доказывает преимущества последнего, так как именно буддизм способен изменить сознание человека, вывести на путь спасения.

Открытый Кукаем буддизм Сингон считается «эзотерическим учением», развивающим способности к мистическому прозрению. Известно, что Сингон, более чем какая-либо другая буддийская школа, уделяет внимание практическому пути достижения всеведения, совершенной мудрости (праджни). Для просвещенного адепта Сингон разум перестает быть только человеческим, а становится отражением Вселенского Разума Будды.

И вот, несмотря на множество чисто психологических и медицинских находок, которые накоплены в буддизме Сингон, Учитель Экан изучает традиционную европейскую медицину, ведет исследования о влиянии сознания на здоровье и память человека, о чем свидетельствует такая его книга, как «Буддизм и исцеление» (Осака, 1992). Он изучает механизмы взаимодействия правого и левого полушарий человеческого мозга и памяти с позиций современной нейропсихологии и обобщает результаты своих исследований в работе «Чудеса памяти правого полушария и таинства эзотерического буддизма Сингон». В книге показано, что развить глубинную память, силу воображения, пробудить подсознание можно, воздействуя на правое полушарие. Память, интуиция, способность к сосредоточению, целостному видению, высшему состоянию души — все это заложено в правом полушарии. Правое полушарие — древняя основа сознания, левое — способ ее реализации.

Именно поэтому Экан посвящает свою книгу резервам правого полушария, тщательно вникнув в нейронную структуру мозга и разработав методику его активизации. Книга о межполушарных отношениях мозга оказалась настолько актуальной, что выдержала лишь за четыре года, с 1985 по 1989 гг., 23 издания. Последствия преобладающего влияния левополушарной психики в современном мире анализирует Экан в одной из последних своих работ «Наука и религия для человеческого счастья» (1993). В ней поднимается насущнейшая из проблем: как выправить крен человеческого сознания, восстановить утраченное равновесие между умом и чувством, необходимое для поиска истины.

«Соединение религиозного чувства и научного знания, — считает Экан, — позволит вырваться из замкнутого круга относительных истин, бесконечно опровергающих одна другую, ибо на этом уровне нет ничего устойчивого, независимого, нет свободы». Собственно, этот процесс уже идет: логика встречается с интуицией, вместе они дают возможность целостного видения: правое и левое полушария функционируют, взаимодополняя друг друга.

Анализируя секреты необыкновенной памяти, развиваемые в эзотерических методах буддизма, Экан проводит параллель с утверждением канадского нейрохирурга Пэнфилда о том, что «однажды зафиксированное в памяти оставляет след в мозгу и не забывается уже никогда». Известны Учителю и работы по репродукции информации в гипнозе. В частности, он ссылается на опыты французского психиатра Рихта, в которых погруженная в состояние гипнотического сна женщина полностью спела арию из второго акта оперы Д. Мейербера «Африканка», но, проснувшись, не помнила из этой арии ни слова. К этому же ряду явлений относятся и случаи разговора во сне на незнакомом спящему языке.

Анализируя эти факты в преломлении к опыту своей оккультной деятельности, автор пишет: «Во время продолжительной службы, распевая сутру, я иногда чувствую, что мое сознание как бы отделяется от меня. Тогда я даже не понимаю, я ли это читаю сутру. Это состояние полубодрствования-полусна». И находя массу совпадений в оккультных и научных трактовках психологических фактов, далее автор заключает: «Удивительно, что методика эзотерического буддизма неожиданно совпадает с таким авангардным направлением современной науки, казалось бы находящейся на противоположном от религии полюсе знания, как нейрофизиология».

Логичным завершением данного раздела мы считаем освещение совершенно уникального обстоятельства: возникновения принципиально новой восточной религии, вобравшей в себя современные теоретические представления современной науки и затрагивающей некоторые аспекты гипноза. Для того чтобы более аргументировано показать, какое революционизирующее значение может иметь это учение для теории и практики гипноза и психотерапии в целом, необходимо хотя бы в самых общих чертах рассмотреть историю появления этой религии и ее особенности.

Достаточно веским дополнительным основанием для этого служит и непосредственное упоминание в текстах учения явлений психокоррекционного плана, в частности, ментальных предпосылок лечения с помощью внутренней энергии — Ци и коммуникативной роли осознанных и неосознанных форм суггестии (гипноза) в регуляции жизнедеятельности человека посредством использования образов различных духовных сущностей.

Новое религиозное учение получило название «Тянъдицзяо». Как и у других вероучений, у «Тяньдицзяо» есть вполне реальный основатель — Ли Юй-цзе, родившийся в 1901 г. в г. Сучжоу, близь Шанхая. В отличие от других основоположников, жизнь Ли, умершего совсем недавно, известна во всех подробностях, и на ее примере можно проследить, каким образом в наше время рождаются новые религии.

Он рано потерял отца, и его вместе с тремя младшими братьями воспитывала мать — ревностная буддистка. В 16 лет он окончил школу в Сучжоу и уехал в Шанхай продолжать образование. В годы учебы оказался под влиянием демократических идей Сунь Ят-сена и других передовых мыслителей того времени, проявил себя весьма активным деятелем антиимпериалистического движения. В 1924 г. Ли женился на девушке по имени Го Чун-хуа и прожил с нею долгую жизнь. Она жива до сих пор и всегда была верной помощницей мужа в делах, связанных с проповедью новой религии.

Необычно тесная взаимосвязь учения Тяньди с психотерапией основывается на своеобразии одного из «чудес», которым была ознаменована жизнь Ли Юй-цзе. Известно, что произошло оно в 1934 г., когда Ли распространял учение своего учи-. теля в Северо-Западном Китае. В это время Ли служил специальным уполномоченным Министерства финансов по наблюдению за соляной торговлей в указанном регионе.

В молодости лицо Ли, с достаточно правильными чертами, имело один дефект — отсутствовала переносица. Используя метод медитации, которому научил его учитель Сяо Чан-мин, он решил устранить этот недостаток. Целенаправленно медитируя однажды ночью, он почувствовал боль в носу, а наутро, посмотрев в зеркало, увидел, что у него появилась переносица. Это воочию убедило его, что с помощью психической энергии можно исправлять и физические недостатки.

В 1937 г., отказавшись от своего крупного чиновничьего поста, Ли по указанию старца Юньлунь Чжишэна (Совершенномудрого Облачного дракона) — со всем семейством отправился на гору Хуашань, где прожил отшельником восемь лет подряд. Живя на горе Хуашань, Ли постоянно возносил моления Небесному государю, прося даровать победу китайским войскам в войне, которую они вели в это время против японцев, занимался религиозным самосовершенствованием, читал священные тексты и предавался медитации. Он также писал стихи патриотического содержания и помогал своими пророческими советами китайским войскам. Многие из них описаны в «Краткой истории Учения Тяньдицзяо».

Между тем, Учителю Ли приписывают не только удивительные предсказания, но и способность творить чудеса при помощи магии. Рассказывают, что в те же военные годы в одном из даосских храмов на горе Хуашань, где жил Ли Юй-цзе, возник крупный пожар, который тщетно пытались загасить монахи. Отшельник Ли налил в чашку воды и с помощью магии усмирил ветер и затушил пожар. С удивительными способностями Ли Юй-цзе молва связывает и чудо, происшедшее с одним из его сыновей, который, оступившись, упал со скалы и, пролетев несколько сотен метров, не только остался жив, но и не получил ни единой царапины. Утверждают, что в результате длительных подвижнических деяний Ли у него сформировался некий ментальный контакт с Небом (Пространством), который в необходимых случаях срабатывал подсознательно и феноменальным образом предотвращал вредоносные явления природы.

Именно на горе Хуашань в 1940–1941 гг. Ли Юй-цзе сформулировал основные принципы своего учения, которое со временем получило название Тяньдицзяо, то есть Учение Небесного Владыки.

Первый вариант книги Ли разрабатывал с учетом различных естественнонаучных теорий, религиозно-философских постулатов Древнего Востока и достижений современной западной ортодоксальной науки. Определяющим методом получения сакральных знаний Ли Юй-цзе считаются медитации. Как свидетельствует сам Учитель Ли, он начал тренироваться в медитации, когда ему было 20 лет, но только к 36 годам постиг ее истинную сущность.

Ли Юй-цзе дал свою трактовку традиционному способу медитации, исходя из данных психологии, биологии, философии, медицины, метафизики, химии и религиозных учений. Свой способ медитации был изложен им в специальном докладе, изданном в Сиани в 1941 г. На основе даосских представлений медитации он разработал свою во многом оригинальную систему.

Традиционная даосская система предполагала лишь заботу о сохранении в организме истинно-положительного начала — Ян и истинно-отрицательного — Инь, то есть о достижении в субъекте идеальной гармонии без использования внешних сил Ян и Инь. Метод Ли включает в себя тренировку духа с тем, чтобы человек мог закалять и преобразовывать свою внутреннюю энергию — Ци в высшие формы Духа, которые бы могли быть использованы в последующей жизнедеятельности.

После завершения Второй мировой войны Ли Юй-цзе согласно желанию Совершенномудрого в 1949 г. переселился на Тайвань. Именно в это время он больше всего размышлял о том, как навсегда спасти человечество от великих бедствий. В своих молитвах он просил Небесного государя вновь обратить сердца людей к древним традиционным ценностям, чтобы они следовали добродетелям и велениям Неба. Он молился о чистоте людских помыслов и отвращении от всяческих заблуждений, о том, чтобы Небо помогло человечеству вырваться из безбрежного моря страданий.

В 1951 г. Ли Юй-цзе по просьбе известных деятелей культуры предпринял на Тайване религиозно-публицистическую акцию и систематически выступал в печати с толкованием знамений Неба, наставлением людей об истинных путях в этом мире, с беспристрастным анализом действий правительства, его успехов и упущений. И как говорится в «Краткой истории Учения Небесного государя», не было в те годы человека, который не обратил бы внимания на «Бессмертного Ли».

1980 г. считается годом основания религии Тяньдицзяо. Именно в это время, в наибольшей мере проявилось противостояние двух великих мировых держав: СССР и США. В условиях нависшей опасности, которую всем своим существом ощущал Ли Юй-цзе, он призывал предпринять акцию коллективного моления Небесному государю — Тянь-ди. Он призывал вступиться за людей и сделать так, чтобы война, если она разразится, была бы войной с применением обычного, а не ядерного оружия.

Несмотря на то, что война была предотвращена, Ли полагал, что ни одна традиционная религия не в состоянии сохранить современный мир и потому молил Небесного государя открыть людям свое Учение, оригинальную Новую религию, способную спасти человечество. И вот, 21 декабря 1980 г., как утверждают адепты этого учения, Небесный государь дал знак и назвал Ли основателем Учения Тяньдицзяо. И когда в повторной молитве Ли заметил, что никто из смертных не достоин называться основателем, Небесный государь 27 декабря дал согласие на то, чтобы Ли считался не основателем, а первоназначенным Учителем, доверенным представителем Учения Небесного государя на земле.

Вероучение Тяньди основывается на особой теории Божественности, которая соответствует «третьей эпохе божественной силы». Его постулаты являются объяснением феномена божественной силы с позиций современной науки. Считается, что в древности — в «первую эпоху божественной силы» — божественная власть была абсолютной. Все мироздание рассматривалось созданием Бога. С течением времени человеческое познание постепенно шло вперед, развивалась философия и возникла Новая теория Божественности. По этой теории Бог является спасителем людей и обладает высшей властью. Обе теории выражают идею «теоцентризма».

Что же касается теории Божественности Тяньди, то в ней считается, что божественная сила, в конечном счете, является не более чем посредником между материей и Природой-Дао, а Божества — это небесные посланники, передающие божественную волю. Они не только не способны создать Природу, но и сами подпадают под действие ее законов. Они лишь обладают способностью избегать воздействия некоторых из них. Вместе с тем по этой теории Бог является высшим регулятором, который приводит в гармонию законы Природы.

Тяньди рассматривает ограниченность Природы основным врагом человечества и считает главным назначением науки — обретение знаний, которые помогут людям преодолеть законы Природы. В этом деле дополнительную помощь ученым, с точки зрения учения, могут оказать определенные посредники из духовных миров.

Еще один момент касается способов ментального управления со стороны духовных сущностей психической деятельностью человека. Поскольку этот вопрос имеет непосредственное отношение к гипнологии, рассмотрим его подробнее.

Бог, являясь владыкой всех духовных существ Космоса, поставил их посредниками между Небом и людьми. Методы действий этих посредников весьма разнообразны. Божества, отмечается в Тяньди, имеют тесную связь с нами, но мы этого не ощущаем. Когда они намереваются побудить кого-либо к действию, они направляют на его мозг космические лучи типа ян, объединяющиеся с его гармононами — психическими первоэлементами. Используя свое могущество, они приводят гармононы этой личности в подчиненное состояние. Считается, что сила божественных посредников влияет на сознание великих людей всего мира.

Человек, побуждаемый к действию божественными посредниками, может не осознавать этого, но он утрачивает собственную инициативу, поскольку в его психике появляется иная побудительная сила. И эта сила, на наш взгляд, может выступать аналогом гипноза. Существенным моментом, подтверждающим наше предположение, является замечание о том, что сила божественных посредников не может кардинальным образом изменить психологию человека. Если человек глух и безразличен к данной сфере чувственной деятельности, соответствующая сила божественных посредников не сможет проявиться. Поэтому методы побуждения для каждой личности будут различными. Человек с тлетворными намерениями будет испытывать воздействие демонов, которое не прекратится вплоть до его падения и гибели. И наоборот, как только его намерения изменятся и будут направлены к добру, место демонов займут божества. Это невидимая таинственная сторона человеческой истории, поэтому мы и не можем понять причины появления среди людей мудрецов, героев и злодеев. Другой способ влияния духовных существ на ход жизни человека может осуществляться через чудесные явления или же посредством обычных жизненных факторов природной или общественной среды. Это то, что получило название судьбы.

Революционизирующее значение религии Тяньди состоит в том, что она впервые открывает невиданный простор для самосовершенствования человека и вполне реально освещает его земную жизнь здоровым оптимизмом. «Божества изначально были людьми, — гласит это Учение, — а человек является основанием духовности». Состояние божественности достигается земной личностью только через самосовершенствование.

В данном разделе мы не имели возможности представить всю фактологию, указывающую на многообразие и плодотворность процессов интеграции восточных и западных достижений научной и философской мысли. В пределах возможного мы показали, что эти взаимообогащающие процессы проявились достаточно отчетливо в гипнологии и психотерапии, обозначив наиболее актуальные вопросы для дальнейших исследований. Думается, что полноценное и полномасштабное использование информационных возможностей Сети Интернет значительно ускорит течение многообразных интеграционных процессов в современной науке.