Вначале с неба падали редкие капли, но в считаные минуты хлынул проливной дождь, настоящий ливень. Эмма включила «дворники» на максимальную скорость, но и это не помогало. Стекла начали запотевать. Хорошо, что до дома Рида осталось всего несколько миль, потому что она почти ничего не видела.

Ей нужно было повидаться со своим женихом. Сегодня же. Сейчас.

Их с Гарретом поцелуи и объятия никак не шли у нее из головы — и из сердца. Это так дурно, так неправильно — целоваться с другим мужчиной, когда ты помолвлена. Но еще хуже было сознавать, что она отвечала на ласки Гаррета с гораздо большей страстью, чем когда-либо отвечала Риду.

Эмма не подозревала, что в ней дремлет такая мощная сексуальность. Не догадывалась, что способна испытать такой накал чувств. И понятия не имела, к чему приведет эта вспышка неуместных желаний.

Она должна сейчас же встретиться с Ридом. Невозможно отрицать, что в их отношениях есть неразрешенные вопросы. Эмма и раньше сознавала, что они не пылают страстью друг к другу, но только теперь отчетливо поняла, что между ними нет чего-то самого важного.

Весь ее мир пошатнулся. Она твердила себе, что несколько поцелуев не смогут изменить ее жизнь, но правда заключалась в том, что возвращение Гаррета выпустило на волю все те эмоции, которые она так долго держала под замком. Господи, ну почему ему понадобилось приехать именно сейчас?

Беспокойство пульсировало в крови. Она никогда не убегала ни от проблем, ни от ответственности, не станет этого делать и сейчас.

Эмма затормозила перед конюшнями. Повсюду, куда ни глянь, стояли машины — легковые и грузовые, а это означало, что Рид занят. Впрочем, Рид всегда занят в это время года, поэтому если она хочет поговорить с ним, то должна отыскать его и узнать, сможет ли он уделить ей несколько минут.

Семья Келли занималась всем, что было связано с лошадьми: выращиванием, разведением, тренировкой. Рид также являлся владельцем и тренером скаковых лошадей и держал несколько породистых жеребцов для племенного разведения.

Эмма выбралась из машины и побежала к зданию, где находился кабинет Рида. Ее рубашка и брюки немедленно промокли, но дождь был теплым. Запах лошадей сразу же ударил ей в ноздри.

Рид находился в другом конце конюшни, где жеребилась кобыла. Внезапно она осознала, что глупо было приезжать, не позвонив. Рид не возражал против незапланированных визитов, но это ведь не простой визит. Паническое стремление увидеть его было абсурдным. Невозможно уладить все немедленно, сию секунду. Ею двигало чувство вины, а не необходимость.

Она уже хотела развернуться и уйти, когда Рид заметил ее и отделился от толпы людей.

— Эмма!

О боже, его лицо осветилось искренней, приветливой улыбкой.

— Какой сюрприз! — воскликнул он и шагнул, чтобы обнять ее, но потом остановился с застенчивой улыбкой. От него пахло лошадьми и потом. Эмме всегда нравилась эта его предупредительность по отношению к ней, но сейчас ей было наплевать.

Эмма отчаянно нуждалась в каком-нибудь доказательстве того, что она не сошла с ума. Если бы она могла чувствовать к Риду такую же глубокую страсть, как к Гаррету, то могла бы отговорить себя от разрыва. Она нацепила дежурную улыбку.

— Я вижу, что выбрала очень неудачный момент, чтобы повидаться с тобой. Ты ужасно занят.

— Ничего, теперь они уже справятся и без меня. Но что случилось? — Он повел ее в сторону своего офиса, который находился неподалеку. Там, по крайней мере, они смогут скрыться от любопытных глаз. Рид, будучи ирландцем, имел большую семью и несметное количество родственников, которых Эмма искренне любила. В противоположность ее консервативной, замкнутой семье, они были людьми теплыми, общительными, экспансивными, но также чересчур любопытными.

— Давай, выкладывай. Я же вижу, у тебя что-то на уме, — сказал он. Как обычно, его кабинет выглядел так, словно по нему недавно пронесся циклон. Телефон имел три активных линии, холодильник набит фаст-фудом и водой в бутылках, а письменный стол завален седлами, расписаниями скачек, бумагами и всякой всячиной.

Эмма прижала пальцы к вискам. Он говорил так непринужденно. Ей же вряд ли удастся сохранять спокойствие.

— Рид, я просто чувствую, что мы должны…

Зазвонил телефон. Он схватил трубку и жестом указал ей на старое кожаное кресло.

Эмма не могла заставить себя присесть. Она молча ждала, глядя на этого мужчину, за которого согласилась выйти замуж больше года назад. Она знала его целую вечность. У него была ирландская внешность: рыжевато-каштановые волосы, светлая кожа, озорная улыбка. По отношению к окружающим Рид проявлял терпение и редкостную щедрость. Никакие проблемы, казалось, не выбивали его из колеи. Его деловая смекалка превратила семейное дело в процветающий бизнес.

Эмма почувствовала ком в горле. Она любит его. Правда. В этом нет и не может быть ни малейшего сомнения. Рида невозможно не любить. Он бесподобный мужчина — добрый, умный, надежный. Из него выйдет идеальный муж и отец.

Как же его не любить?

— Ну вот, — сказал он, положив трубку. — Теперь я весь внимание. Сейчас выключу пейджер и телефон.

Но телефон тут же зазвонил вновь. Рид ответил быстро и нетерпеливо, а затем сделал то, что обещал: отключил всю связь и посмотрел на нее.

— Я догадываюсь, о чем пойдет речь. Твоя мать звонила мне.

— Мама?..

— Кажется, она думает, что ты не хочешь идти на вечеринку в загородный клуб в субботу, поэтому заставила меня пообещать присутствовать на ней. Я знаю, мне следовало посоветоваться сначала с тобой, особенно если ты не расположена идти. Но, черт возьми, она же моя будущая теща, поэтому, когда она приперла меня к стенке, я не смог отказать…

— Я понимаю. Но речь не об этом.

— Ладно, — заинтригованно проговорил Рид и оперся спиной о стол, словно вознамерился дать ей столько времени, сколько понадобится.

Но она услышала какой-то шум снаружи. Видимо, подъехал еще один грузовик. Риду сейчас явно не до нее.

— Рид, ты помнишь, сколько раз мы откладывали назначение даты свадьбы?

— Так вот в чем дело. Ты права, больше тянуть нет смысла. Кстати, мне уже звонили из «Брачного агентства Фелисити». Не сама Фелисити, а ее помощница, некая Рита…

— Мне кажется, есть серьезная причина, почему мы ждем так долго…

— В июле у тебя выставка, да и я занят под завязку. А поскольку свадьба состоится в доме твоих родителей, мы не связаны жесткими сроками, верно? Я имею в виду, нам ведь не нужно заказывать зал, а фотограф и шеф-повар уже имеются в семье, поэтому какая разница, если свадьба состоится во вторую или третью субботу августа?

— Рид… я думаю, причина этих отсрочек гораздо серьезнее.

Он снова кивнул.

— Да, я знаю. По правде говоря, меня несколько нервирует мысль о пышной свадьбе. Не то чтобы я не любил большие сборища — это с моей-то семейкой! — просто… ну, в общем, весь этот светский блеск меня немного пугает.

— Рид, в этом я совершенно с тобой согласна. Я тоже никогда не хотела большую свадьбу. Но уж если мои родители взялись за дело, их не остановить. Я откладывала назначение даты свадьбы столько же раз, сколько и ты.

— В том-то и дело. Мы с тобой оба слишком заняты, чтобы посвящать приготовлениям много времени. Если мы выкроим несколько дней, чтобы побыть вместе, то наверняка сможем назначить дату.

— Да, не сомневаюсь, но вопрос в том… хотим ли мы этого? Я не совсем уверена, что только дела заставляют нас откладывать свадьбу.

Рид пожал плечами. К великому изумлению Эммы, он не выглядел ни обиженным, ни озабоченным.

— Эмма, знаешь, будет лучше, если ты скажешь прямо, что у тебя на уме. Пока что я ничего не понимаю…

Долговязый паренек просунул голову в двери.

— Мистер Келли, Красотка перепрыгнула через забор на восточном пастбище и убежала за Диким Ветром.

— А, черт. — Рид выпрямился, схватил со стола свою шляпу, затем в отчаянии взглянул на Эмму.

— Все в порядке. Иди. Я же вижу, как это для тебя важно. Поговорим в субботу вечером, если не сможем увидеться раньше.

По дороге домой Эмма угрюмо размышляла над тем, что повела себя совершенно неправильно. Оторвала Рида от работы. Пыталась поговорить о серьезных вещах среди всего этого хаоса. В сущности, призналась себе Эмма, она так спешила увидеть Рида, поскольку отчаянно надеялась, что эта встреча заставит образ Гаррета померкнуть в ее душе. Заставит вспомнить все те причины, по которым она согласилась выйти за него замуж.

А причины были те же. Они с Ридом хорошо ладят друг с другом, оба устали от родителей, подталкивающих их к браку, оба выросли в Иствике. Она обожает его семью, уважает его работу и его стремления. Он с глубоким уважением относится к ее работе в галерее, к ее целям и всему, чего она хочет добиться в жизни.

И тем не менее, когда она перечислила в уме все эти причины, проблема не исчезла. Мысль о том, чтобы выйти за Рида, все больше приводила ее в панику. Может, она и любит его… Но эта любовь скорее похожа на отношения брата и сестры. И именно Гаррет, черт бы его побрал, заставил ее осознать, каких эмоций так жаждет ее душа: любовного пыла, трепета, желания, чувства обладания…

Она никогда в жизни не испытывала ничего подобного. Кто же мог предположить, что ее душа однажды проснется для пылкой любви? Теперь Эмма точно знала, что Рид не притягивает ее как мужчина. Чего не скажешь о Гаррете…

На полпути домой, остановившись на красный свет, она внезапно заплакала. Она, Эмма Деборн, которая не плакала, даже когда сломала лодыжку во втором классе. Но так страшно было сознавать, что вся твоя упорядоченная, четко распланированная жизнь рушится прямо у тебя на глазах.

Гаррет вошел в вестибюль больницы не в лучшем настроении. Он, как всегда, не подумал взять зонт и основательно промок, пока добежал от машины до больничного корпуса.

Последние несколько дней выдались беспокойными. Обустроить временный офис в Иствике оказалось довольно легко, во многом благодаря Эмме. Но беспокойство за сестру беспрерывно терзало ему душу.

Он расспросил всех жителей в Иствике, кто пожелал с ним говорить. Но никто, ни знакомые, ни друзья, включая близких подруг, похоже, ничего толком не знали о ее личной жизни. Все они были прекрасного мнения о Каролине, но никто не имел ни малейшего понятия, что спровоцировало ее внезапную депрессию.

Но не только переживания за сестру не давали ему покоя в последнее время.

Его мысли поминутно возвращались к Эмме.

Уже несколько дней он не видел ее. За попытками вести дела на расстоянии и поисками сведений о сестре у него не оставалось времени, чтобы навестить Эмму. Его мучила совесть, и это ему не нравилось.

Видит бог, он не идеален, у него немало грехов и недостатков. Он эгоистичный, самодостаточный. В жизни и в бизнесе всегда играл и играет по жестким правилам. Играет на победу. Многие называют его твердолобым и безжалостным. Но женщины всегда утверждали, что он великолепный любовник. Разумеется, постоянство не входит в число его достоинств, но, как бы там ни было, женщины еще никогда не убегали от него так быстро, как Эмма в тот день.

И еще никогда женщина так не таяла в его руках, как она.

Гаррет не заводил романтических отношений с женщинами, которые уже заняты. Никогда. Вторгаться в чужие владения — не в его привычках. Но только почему, спрашивается, Эмма отвечала на поцелуй так, словно ужасно одинока? Разве она не счастлива со своим избранником?

Все это как-то не стыковалось.

— Гаррет!

Видимо, решив, что с него недостаточно неприятностей на сегодня, в довершение всего судьба преподнесла ему еще и встречу с матерью. Она как раз вышла из палаты Каролины. Миссис Китинг, как всегда, была одета так, что хоть сейчас на чай в Белый дом. Макияж, жемчуга, духи — все безупречно и наивысшего качества.

— Я так рада, что перехватила тебя, дорогой. — Мать взяла его под руку и твердо повела в сторону уединенного алькова, подальше от палат и сестринского поста. — Полагаю, ты пришел, чтобы увидеться с Каролиной, но вначале я хочу с тобой поговорить.

— Как она?

Его мать бросила взгляд через плечо, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает.

— Врач назначил ей какой-то успокаивающий препарат. Настаивает, чтобы ее осмотрел еще один психиатр.

Гаррет нахмурился.

— Все настолько плохо?

— Гаррет. — Мать закатила глаза. — Я вообще не понимаю, о какой депрессии толкуют ее лечащие врачи. У каждого в жизни бывают трудные моменты, но это не повод укладываться в постель и принимать наркотики. Я не воспитывала ни тебя, ни твою сестру слабаками.

Гаррет призвал на помощь все свое терпение. Он давно понял, что его мать не такая холодная, как кажется. Она просто старается жить правильно и боится всего, что не вписывается в ее представления о правильной жизни.

— Мама, — он понизил голос, — депрессия — это не признак слабости характера. Сердиться на Каролину за это все равно, что сердиться на того, кто заболел раком.

— У нее нет рака. Она здорова как лошадь. У нас на руках результаты всех возможных анализов. В этом-то и дело. Она ничем не больна, у нее нет причины до сих пор оставаться в постели. Мы с твоим отцом ума не приложим, что делать.

Ладно. Нет смысла пытаться переубедить родителей, поэтому Гаррет решил сменить тему.

— Кому-нибудь уже удалось связаться с Грифом?

— О да, твой отец наконец связался с ним вчера вечером, точнее, ночью. Наш посол, их посол и так далее и тому подобное. До него самого добраться не удалось, но его местонахождение уже установлено. Потребуется, наверное, не меньше недели, прежде чем он доберется домой, но по крайней мере мы знаем, что он приедет.

— Это хорошо…

— Вот именно. Я сразу же приехала в больницу, чтобы сказать Каролине, что Гриф едет домой. Я надеялась, эта новость по крайней мере взбодрит ее, но вместо того, чтобы обрадоваться, она стала всхлипывать. Расплакалась так громко, что медсестре даже пришлось дать ей успокоительное. — Вдоволь повозмущавшись неподобающим поведением дочери, его мать тут же перешла к другому вопросу. — Гаррет, я хочу, чтобы ты приехал в клуб в субботу вечером. Там будут танцы. Ежегодная июньская…

— Спасибо, мам, но я лучше отправлюсь на каторгу в Сибирь. — Ну вот. Он почти добился ее улыбки.

— Не упрямься. Ты нужен нам там. Мы должны выглядеть как одна дружная семья.

Гаррет почесал подбородок.

— Не понимаю, кому какое дело, дружная мы семья или нет.

— Это очень важно. Все общество заметит, если нас не будет. И, в первую очередь, пострадает твоя сестра, если люди начнут думать, что она психически… неуравновешенна.

— Есть люди, которые будут сплетничать вне зависимости от того, что мы скажем или сделаем. Но их мнение меня не волнует. Думаю, Каролину тоже, поэтому не понимаю, к чему все это.

— Гаррет, я знаю, ты не разделяешь наши с отцом ценности, но твоя сестра любит клуб. У нее там много друзей. Когда она придет в себя, то захочет вернуться к нормальной жизни. И вечеринка поможет ей…

— Ну, хорошо, хорошо, я приду.

Мать подозрительно прищурилась.

— Придешь?

— Ну да, скажи только, во сколько.

После того как мать ушла, он еще час посидел с Каролиной. Поговорить с ней не удалось, поскольку она спала, видимо, из-за того, что ей только что дали успокоительное.

Какой бы пыткой ни было посещение клубной вечеринки, хорошо, если туда действительно придут друзья Каролины. Возможно, кто-нибудь прольет свет на причины ее депрессии. Он расспросил многих, но, разумеется, не всех ее знакомых, поскольку не жил в Иствике уже много лет.

Тревога и беспокойство по-прежнему не покидали его. Пока что он ничем не помог сестре.

Гаррет не привык к неудачам. Черт возьми, он не привык чувствовать свою беспомощность. Возможно, работа, по крайней мере, немного отвлечет его. Но не успел он припарковаться и выйти из машины, как увидел еще одну виновницу своих бессонных ночей.

На Эмме была серебристо-голубая тенниска, облегающая высокую грудь как перчатка, и белая юбка, которая казалась тоньше носового платка. На запястье поблескивал сапфировый браслет.

У Гаррета перехватило дыхание.

За два дня он почти — почти — забыл о том, как она красива.