Щель красновато-серого жара, проникающего между завихрениями в атмосферных слоях над столицей Тенебрэ, говорила о закате последних дней существования планеты. Город, известный как Полынь, стоял в течение прошлых пятидесяти лет семисотого столетия сорок первого тысячелетия. Теперь Полынь умирала. Крики людей смешивались с невнятным бормотанием демонов и громом оружия. Опрокинутые влиянием деформационного действия ворот Хаоса, открывающихся, чтобы обеспечить доступ существам, у которых не было никакого законного места в материальном мире, разноцветные облака над городом, периодически низвергали потоки крови, иногда, на усыпанные трупами улицы, с небес падали жабы.
Пожилой человек, с нетипичной для его возраста поспешностью, шагал по развороченной войной центральной площади Полыни к крепости Адептус Арбитрес, перепрыгивая через смутные очертания развалин сводчатых залов и проездов.
Стареющий человек, он, однако, шел с высоко поднятой головой, что говорило о его принадлежности к власти. Ястребиные черты лица, вместе с парадной формой его министерства придавали ему неизгладимое впечатление мистической силы. Но это было всего лишь искусным маскарадом, который обеспечивал видимость силы человеку, внутри сломленному и пребывающему в смятении.
Все вокруг Кортеса подверглись панике и сбежали перед безобразными захватчиками. Даже теперь, с крыши этого самого здания, Арбитры изо всех сил пытаются эвакуировать как можно больше гражданских лиц. Эта последняя глава в его личной катастрофе была слишком большим испытанием для стареющего сердца Кортеса, но он знал, что должен казаться сильным перед лицом бедствия, если есть хоть какая-нибудь надежда для оставшихся в живых.
Проход в грудах трупов был специально расчищен, чтобы обеспечить свободный доступ к кабинету Губернатора.
«Удивительно, — думал он. — Даже в час моей самой большой неудачи, они продолжают выказывать мне уважение».
По его пятам, строго два шага позади, нёсся его хнычущий советник Фрэйн. Негодяй бормотал непрерывный поток лести и елейной ерунды, которую губернатор давно научился игнорировать. В то время, пока они преодолевали еще один сводчатый проход, на своем пути к укрепленному экспресс лифту палаты штаба, внимание Кортеса привлекло волнение в примыкающем коридоре. Молодой человек неизвестно как выхватил болт пистолет одного из арбитров. Прежде чем сотрудники службы безопасности успели остановить его, он расстрелял свою жену и младенца, снаряды болтера разорвали их на месте, где они стояли с побледневшие. Пока правозащитники ринулись на негодяя с шоковыми дубинками, он использовал пространство, освободившееся возле него, чтобы повернуть оружие на себя. Грудь человека превратилась в кровавое месиво, поскольку он нашпиговал разрывными болтами свое собственное тело.
На этой трагической сцене Кортес закрыл двери лифта и почувствовал, что искра внутри него начала понемногу угасать. Древний лифт пришел в движение и начал свой быстрый подъем.
— Хвала Императору! Еще одна семья еретиков уничтожена! — заметил Фрэйн в своем обычном стиле.
Два тяжеловооруженных охранника никак не отреагировали на слова помощника.
Кортес смотрел на Фрэйна с неприкрытым отвращением, искренне надеясь, что этот коварный и беспринципный человек не подводил под одно определение всех тех несчастных, которые лежали сейчас мертвыми. Мертвыми из-за самодовольства их начальников.
«Из-за моего собственного самодовольства», — мысленно исправил себя Кортес.
Достигнув относительно безопасной палаты штаба, Кортес приказал, чтобы Фрэйн и его охранники эвакуировались с остальными. Он же собирался привести в порядок свои дела. Советник начал было протестовать — только для того, чтобы в будущем снять с себя какие-либо обвинения, заметил Кортес — но был проигнорирован. И с большой поспешностью присоединился к эвакуации остальной части испуганного населения Полыни. Наконец, губернатор остался наедине с собой.
Палата штаба была просторной, и Кортес отвлеченно отметил, что, по крайней мере, генераторы все еще работают. Яркое дневное освещение отражалось искусственным светом от полированных поверхностей интерьера кабинета. Дэйн Кортес медленно подошел к широкому окну, чтобы наблюдать за тем, какой ужас разворачивается за ним. На его глазах Хаос и ересь охватывали его нынешний дом.
Кортес долгое время с достоинством служил в вооруженных силах, получил высокое звание командующего, боролся на ста планетах в дюжине систем. Но со временем он почувствовал отвращение к войне, и в последние годы его военной карьеры он понял, насколько сильно нуждается в мире, чтобы окончательно не потерять себя. К тому времени его влияние было достаточно сильным, чтобы кто-то где-то дернул за ниточки, и, пожалуйста, на горизонте замаячила Тенебрэ.
Тенебрэ! В то время планета казалась идеальной, и Кортес думал, что должность губернатора решит все его проблемы. Стоя возле огромного окна, Дэйн иронически смеялся над собой. В конце концов, рядом не было никого, кто мог услышать его смех.
Ниже по улице ужасное шипение, обугленных плазмой тел, смешивалось с криками раненных, это был урок наивысшего ужаса для Дэйна. Холодные и нездоровые мысли заполняли разум правителя Тенебрэ.
«Возможно, нет никакого спасения», — размышлял он, рассеянно пощипывая свой манжет из декоративной парчи. — Сама жизнь — Страх, Вселенная — Страх, и выживание само по себе ничто, а всего лишь болезненная энергия, подкормленная радостным облегчением того, что следующий человек, которому суждено погибнуть, не единственный. Действительно ли страх перед смертью — единственная радость жизни»?
Слезы текли по трясущимся от боли щекам сломленного и старого человека
Кортес был потрясен этими мыслями, стыдился этого неясного открытия, все же он был человеком с военным прошлым, который привык никогда не бояться и во что бы то ни стало не сдаваться. — Теперь я действительно один, и, да, я боюсь! — бормотал он, а сердце его трепетало от Страха.
Взрывы, разрушающие дворец, и крики умирающих поданных даже через бронированные окна кабинета достигали до слуха замершего в неподвижности правителя. Глаза Кортеса наблюдали, но его измученное сознание было далеко, витая в глубинах памяти, пытаясь хотя бы там найти утешение.
Разум Кортеса перенесся к первым дням знакомства с Тенебрэ. Он вспоминал те первые документы и отчеты, которые изучал при подготовке к вступлению на должность губернатора и правителя планеты. Даже теперь мог рассказать текст клятвы, которую давал этому новому для себя миру. Унылое повторение знакомых слов принесло некоторое облегчение.
Тенебрэ — сорок пять световых лет от Фенриса, древней твердыни Космических Волков.
Тенебрэ — в системе звезды Прометея.
Тенебрэ — планета вечной темноты.
Кортес схватился за оконные ограждения, поскольку страх вымыл последние силы из стареющего тела. По правде говоря, он знал, что Тенебрэ была ничем иным, как миром, который никогда не должен был стать домом для тысяч его сограждан.
Возможно, в самом начале исследования этого мира Империуму следовало оставить его нетронутым. Непрошенные слова текли как молитва в свистящем бормотании его тонких губ.
Тенебрэ — обычный мир в ста восьмидесяти миллионах миль от Прометея, супергиганта класса — А, который горит в десять тысяч раз интенсивнее, чем Сол, солнце, которое давало тепло Терре, древней колыбели человечества.
Тенебрэ — в какой-то момент в ее покрытом вечностью прошлом случилась трагедия. Огромный метеорит врезался в поверхность планеты и выбросил толстый покров пепла и пара в тонкую атмосферу планеты.
Тенебрэ — мир, защищенный нежным одеялом толстых облаков из пепла от разрушительной радиации Прометея.
Тенебрэ — ее почву готовили для океанов, чтобы в них началось зарождение новой жизни.
Кортес вытер трясущейся рукой свой бледный и мокрый от пота лоб. Слова не принесли облегчения. Возможно, рука Хаоса вела тот роковой метеорит, а Тенебрэ всегда была ловушкой.
Старый губернатор удивился этой новой истине, пришедшей ему на ум. Инстинктивно он искал утешение за своим большим столом, руки автоматически сортировали бумаги в ящиках стола. Он бледно улыбнулся кипе бумаг с сельскохозяйственными данными перед ним. Десять лет исследований. Совершенно бесполезных теперь. Только воспоминания о лучших временах.
Кортес перетасовал отчеты ученых по колонизации планеты, читая, как будто впервые, о слепых, подобных слизняку червях, которые ползали в анаэробной грязи береговых линий Тенебрэ. Существах, которые были лучшим эволюционным решением планеты в отсутствие солнечного света.
Глава планеты играл со своим декоративным ножом для писем. Он полагал, что для такого серого и тусклого мира, Тенебрэ действительно доказала, что таила в себе страшную опасность для неосторожного человека. Не близость ли к Оку Ужаса, отвратительных врат к сердцу Хаоса, так повлияло на её Судьбу. Не эта ли близость была причиной тех искушений и страшных картин, которые вторгались в его сны — и действительно ли эти кошмары посещали всех на Тенебрэ и уже укоренились в сердцах подавленных жителей планеты вечной темноты к тому времени, когда он вступил на должность губернатора? Взрыв сотряс здание, и некогда ценное, стеклянное украшение упало со своего мраморного постамента, чтобы разбиться на миллионы маленьких осколков. Кортес только пожал плечами, когда острые как бритвы осколки оставили несколько царапин на его лбу.
— Да, — бормотал он. — Она продала свою душу еще до моего прихода.
Колоссальный по мощи и ритмичности обстрел начался снаружи. Мысли губернатора моментально вернулись в реальность, он рванулся к окну, чтобы увидеть, какой новый ужас появился на улицах города. За окнами убежища Кортеса, легко уничтожая меньшие здания, через город, громыхая, шел Императорский Титан.
— «Просперитус Люкс»! — иронически фыркнул Кортес. Конечно, было типично назвать эту военную машину, на недавно колонизированном мире, таким образом, надежды и заблуждения людей послужили защитой смысла, отраженного в его названии. Просперитус Люкс двигался недостаточно быстро, чтобы быть эффективным против вторжения, и, следовательно, потерпел неудачу в своей защитной функции. Теперь тоже должен был пасть вместе с остальным миром.
— Как и все остальное в этой гнетущей ситуации, — стонал Кортес, — это — я, моя собственная нерешительность виновата!
Пока еще проблемой оставался гражданский вопрос, еретиков, бунтующих на улицах Полыни, Кортес не желал посылать за охраной. Он предпочитал решение таких дел оставлять Арбитрам.
— Идиот! Слепой, глупый идиот! — неоднократно проклинал он себя, Кортес пришел к самому горькому заключению. Заключению, что его неэффективность на должности губернатора, была первейшей из причин их поражения.
Он пристально глядел в наивном отчаянии, как неповоротливая махина Просперитус Люкс отступала, его глаза пытались отрицать это. Огонь обуял почти весь корпус Титана. Зеленоватые облака плазмы, периодически вырывавшиеся из него, указывали на катастрофические нарушения в реакторном отделе. Из своего укрепленного окна губернатор мог видеть крошечные лица команды обслуги Титана, с раскрытыми от страха и отчаяния ртами. Он знал, что машина была обречена наряду со всеми душами на борту.
— Обречена как моя планета! — громко стонал он. Наконец он признал, что семена, приведшие планету к этой ситуации, были посеяны задолго до него, великого Губернатора Дэйна Кортеса, но в том, что они проросли, виноват он и вся ответственность ложилась только на него.
Даже теперь оказавшись перед лицом полного истребления, Кортес не мог остановить наводнение ненавистных ему воспоминаний, которые хлынули в его измотанный разум. Среди бумаг, усыпающих его стол, налитые свинцом глаза Дэйна упали на долго игнорируемые доклады Адептус Арбитрес об увеличении культистской деятельности. Невероятные сообщения о поклонениях Хаосу, которые так стремительно расцвели от нескольких изолированных инцидентов в пустошах в полномасштабное еретическое восстание, были бесспорным свидетельство бездействия Кортеса.
— Знаки были всегда здесь, все здесь! — вопил он, раскидывая отчеты из его стола. В глубине сердца Кортес знал, что, в некотором роде, Тенебрэ повинна в определенном развращении, роспуске чувств. Он чувствовал усталость духа, который оставил такие сложные формы жизни как люди, жаждущие перемен. Кортес предполагал, что такая примитивная окружающая среда как на Тенебрэ, могла привести к соответственно слаборазвитому духовному климату среди людей.
Независимо от причин его пребывания на должности губернатора Тенебрэ он видел, что почитание Императора все дальше скользило в бессмысленную абстракцию, и нашептывания Ока Ужаса становились еще более настойчивыми. Теперь конец был близок, и Кортес с ясностью увидел, что могло привести к нему. Дэйн получил некоторое облегчение от осознания своего бессилия в решении этого вопроса. К сожалению, это понимание никак не извиняло его обязанностей, которыми он пренебрег.
Кортес был уверен, что в глазах человечества, он будет считаться виновным, возможно даже замешанным, в бедствии, которое случилось с его планетой.
— Они сделают свои собственные выводы, — стонал Кортес. Он понимал, что в другом месте Галактики сильные мира сего, несомненно, увидят неблагоприятные подтексты в том, почему он не предпринял очевидный и законный курс действий. То есть, почему он не призвал Инквизицию.
— Еретик Кортес! — кричал он. — Кортес, раб Хаоса!
Дэйн замучил себя мыслью, о том, как он войдет в историю, все же он был человеком, и подвержен человеческой гордости. Потерять Тенебрэ — это одно, потерять жизнь — другое, но потерять свое имя и достоинство было совершенно иным.
Резко опустившись в свое высокое, кожаное кресло, Кортес вспомнил день, когда огромные, причудливые десантные корабли Космодесанта, покрытые ненавистной иконографией Богов Хаоса, вышили из Варпа и вторглись на орбиту Тенебрэ.
Десантные боты лились целыми потоками к поверхности планеты. Теперь те, кто были на них, наводняли Полынь: искривленные, злобные машины, существа, которые оставляли за собой ужас и моря крови.
— Почему? Скажите мне почему? — просил он ответа у пустого воздуха. — Этот захолустный мир, возможно, ничего не значит…, но это — мой дом! — Отчаяние нахлынуло на его сознание, и мучительные рыдания выплеснулись градом слез. — Почему я когда-то приехал сюда! Почему?
Много лет назад, когда ему предложили пост губернатора Тенебрэ, он согласился с удовольствием. Ничего не значащий мир на задворках Вселенной. Место где, наконец-то, можно обрести спокойствие и счастье. Место, где можно забыть о военной службе и ужасах, которые он видел. Оно стало местом страха и смерти.
— Почему?
Взяв наугад лист из груды рапортов на своем столе, Кортес выбрал одно из многих роковых сообщений о еретической деятельности на Тенебрэ. Еще одно сообщение, которое он лично гарантировал передать Инквизиции, но так и не сделал этого.
«— Инквизиция»? — обиженно думал Кортес. Он знал, что она представляла единственную силу в Галактике, способную предотвратить события такой чудовищности, но понимал, что, попросив их помощь, также стоял сейчас, в отчаянии, у этого самого окна.
— Очищение? Каждая частичка столь же смертельна, как болезнь! — Эта ирония заставила его распухшие губы сформировать подобие улыбки на лице, Кортес покачал головой. — Если бы я вызвал Инквизицию, — завопил он, — мы бы сейчас наблюдали, как мрачные войска Империума заполоняют наш любимый город, даря «очищение».
Во время военной службы, он тоже участвовал в зачистках. Но сейчас называл их другими именами. Убийство. Геноцид
— О, что толку во всем этом? — рыдал он, разрывая и комкая ненавистные рапорты. Кортес начал систематическое уничтожение бесполезных теперь сообщений, которые приковывали Дэйна к его столу на протяжении всех этих лет, вместо того, чтобы возглавлять и вести своих людей.
На сей раз, его стенания были прерваны дробным стуком в дверь кабинета. — Кто там? — раздраженно спросил Кортес.
— Джезраэль, капитан Джезраэль, сэр!
Хороший человек. Один из лучших. Лояльный. Здравомыслие взяло вверх над Кортесом. Он прекратил рвать оставшиеся бумаги и поправил свою одежду.
— Можете войти.
Капитан Арбитров быстро вошел в кабинет и остановился. Он был высоким, солидным человеком, одет в повседневную форму с болтером в руках.
— Сэр! Мы эвакуируем последних гражданских лиц, сэр! Вы должны ехать сейчас же, у нас еще есть шанс выжить, сэр!
Кортес слабо улыбнулся солдату, затем указал на дверь тонким дрожащим пальцем.
— Вы идите, Джезраэль. Вы отлично служили Тенебрэ. Проследите, чтобы ее люди продолжили процветать в другом месте, — сказал он усталым, но доброжелательным голосом.
— Сэр? — непонимание отразилось на лице капитана.
— Я останусь здесь. Это — моя обязанность.
Губернатор вынудил себя стоять перед солдатом и твердо смотреть тому в глаза. — Уходите, сейчас же. Это — приказ! — воскликнул он, со стальными нотками, которые постепенно возвращались к его голосу.
Джезраэль ударил в нагрудник в знак прощания, резко развернулся и вышел. Двери в кабинет с тихим щелчком закрылись за его спиной.
Подойдя еще раз к окну, Кортес почувствовал странную пелену, затуманившую его разум. Снова его внимание было привлечено залитыми огнем улицами Полыни. Тридцать этажей ниже, извращенные Варпом группы Космодесантников, прогуливались среди разрушенных зданий. Их обутые в тяжелые ботинки ноги превращали в пыль осколки от иллюминаций некогда освещавших здания Полыни. Те, кто остался в живых, рисковал быть найденным и убитым этими монстрами.
Следя взглядом за кордоном Предателей Космодесантников, Кортес бросал взгляд на процессию, приближающуюся к площади. Толпа веселящихся, не понятно, что празднующих, оборванных еретиков и скачущих демонов, казалась губернатору какой-то средневековой вакханалией. Один отмеченный чумой, слуга Нургла, вогнал зараженные пальцы в раны умирающего человека, другой еретик вырезал на своей собственной плоти имя Слаанеш.
В центре марша шли четыре Предателя Космодесантника из легиона Несущих Слово. Они несли большой, вертикальный цилиндр, приблизительно шесть метров в высоту и два метра в диаметре. Непонимающий взгляд Кортеса уставился на этот богато украшенный предмет. Облака эфемерного пара выбивались из вентилей на устройстве.
Озадаченный, Кортес наблюдал, как процессия направилась к зданию Адептус Администратум, месту, где находился его кабинет и центру государственной деятельности Тенебрэ. Предатели Космодесантники повернули к их конечной цели и площадь начала заполняться адептами Хаоса. Несущие Слово несли груз к передней части здания. Между величественными столбами лестничной площадки, теперь уничтоженной, с надписями на стенах и пулевыми отверстиями от огня стрелкового оружия, они водрузили свою ношу на асфальт.
Кортес смотрел на события, разворачивающиеся ниже со смешанным чувством интриги и беспокойства. Что-то странное, сверхъестественное было там внизу, загадка, которая звала его, соблазняла. Основным учением Бога-Императора всегда было беспрекословное подчинение, и этого было достаточно Кортесу. Но здесь тень его собственной смерти, вырисовывалась все больше и больше, по крайней мере, он хотел понять хоть крупицу из природы бессмертного, запрещенного врага. Его разрушителя. Его убийцы.
Толпа внизу взволнованно подалась вперед. Губернатор инстинктивно понял, что это имеет отношение к содержанию того страшного цилиндра-шкатулки.
— Что происходит? — Кортес смутно чувствовал, как увеличивается страх, и присоединяется к его любопытству.
Далеко внизу, толпа Хаоса нетерпеливо ждала того, кто или что должно было появиться из цилиндра-шкатулки, которую Кортес не мог видеть.
— Вог! Вог! Вог! Вог! Отчитай! Отчитай! Отчитай! — взревела толпа.
Поначалу Кортес испугался, но был ужасно очарован тем, что могло скрываться за печатями цилиндра.
— Вог, Вог? — бормотал он, при все нарастающем ритме. Возбужденный, он был неуверен, хочет ли знать правду вообще. Возможно, он понимал, что хоть один взгляд на неизвестное, закроет последний занавес его жизни. Он вздохнул полной грудью. Он чувствовал себя готовым.
На, казалось бы, монолитном цилиндре, с трудом отворилась дверь. Вздыбившийся пар начал стелиться ковром под ноги хаоситов тяжелыми зловонными волнами. Кортес быстро схватил свой полевой бинокль, чтобы лучше рассмотреть, что происходит внизу.
— Терминатор! — чуть не задыхаясь, проговорил он, его кровь начала застывать в венах. Облаченная в броню фигура хорошо рассчитанным движением переступила через порог цилиндра. Глаза этого существа были закрыты, как будто в трансе.
— Дремота застоя, — шептал он, надеясь на логическое и менее зловещее объяснение увиденного.
Он откачнулся подальше от ненавистного окна, когда, наконец, понял кто перед ним, это было сравнимо с физическим ударом.
— Вог! — шепнул он, едва способный произнести это имя. Кортес теперь вспомнил, он уже слышал это имя прежде. Это был лорд Вог, Отпеватель Миров. Также именуемый Отступником Харибды печально известный последователь Хаоса из Ока Ужаса. Он был капелланом Несущих Слово — исковерканной пародией на капелланов Космических десантников. По слухам, Вог также был мутантом, существом, голос которого мог разорвать барьер между реальностью и Варпом.
— Посланец демонов! — задыхался Кортес, его ужасало, что мерзкое существо выбрало Тенебрэ для своего пробуждения.
С ужасом пришло двоякое чувство, одним было чувство Страха, а вторым, как не удивлялся сам Кортес, было чувство любопытства, поскольку он знал без сомнения, что присутствие Вога могло означать только одно: полное уничтожение Тенебрэ. Отпеватель прибыл сюда, чтобы засвидетельствовать полную победу Хаоса на планете.
Губернатор наблюдал за Вогом как загипнотизированный, его била дрожь как в лихорадке. Что-то сверкнуло на воротнике брони Терминатора, откуда-то появилось тонкое щупальце. Голова Вога наклонилась назад, и он резко втянул воздух. Через прорези век появились полностью белые глаза, в них ничего нельзя было прочитать.
Отверстие на толстой, раздувшейся шее Терминатора источала клейкую прозрачную жидкость. Щупальце вгрызлось в отверстие и начало проникать в шею Отступника. Влажная кожа на горле неестественно выпирала. Вог полностью пришел в себя, когда орган встал на место, в его гортани.
Лорд Вог вышел в сумерки Тенебрэ. Все глаза были обращены на него, и Кортес чуть не присоединился к хору приветственных возгласов, бьющихся в исступлении еретиков. Толпа подобострастно преклонила колени перед возродившимся монстром. Вог посмотрел на свою паству, и властно вскинул подбородок. Лорд излучал высокомерие и гордость. Странное благородство этого существа производило столь же сильное впечатление, как и великие лидеры Космодесанта, с которыми он встречался во времена почти забытой военной службы.
Вог выбрал Полынь, чтобы увековечить победу сил Хаоса, и Кортес поразился голосу Отступника, который пронесся по всей площади. Его слова были абсолютно ясны Дэйну. Неблагозвучные слова, произносимые Отступником, покрывали широкий спектр звука и сопровождались жутким пением. Из губ единственного существа срывался звук, полный мучений миллионов проклятых душ, вырывающийся, будто из преисподнии. Такова была Элегия Пандемониума, развращенного хора адептов Несущих Слово.
— Те легковерные дураки, которые ежедневно возносят мольбы их гниющему Императору, преуспели бы, если поклонились слову Лоргара. — Голос Вога, с насмешкой отдавался в сердце Кортеса. — Мы предлагаем наше вероисповедание, поклонитесь истинным богам, которые управляют делами смертных. Не смертному, делами которого управляет заблуждение, что он — божество.
Разноголосие и ужасное произношение слов разрушали душу Губернатора своими мерзкими, лишенными тональности отражениями. Кортес корчился, задыхался, пытался заблокировать этот звук, сжимая побелевшими руками уши. Опустившись на колени на пол кабинета, Дэйн Кортес бился в конвульсиях, дрожа в рыданиях, пытаясь отрицать услышанное. Все было кончено, и для него не будет никакого искупления.
Тон обращения изменился. Убаюканный тихим гудением белого шума, создаваемого Несущими Слово, Кортес как будто в гипнозе вновь подошел к окну.
Внимание Дэйна привлекло тело, лежащее далеко внизу от него. Оно было в углу передней части площади, где Вог произносил свою ужасную речь. Еще одно немое доказательство неудачи уставшего и испуганного старика. Недавно оно было молодым солдатом Империи, который пал, пытаясь защитить здание Администратума.
— Ригель Кремер. Это имя всплыло у Кортеса в памяти, но губернатор был слишком опустошен, чтобы оплакивать еще одного знакомого человека посреди такого злодеяния. Сейчас имя казалось ему несущественным. Его сознание было полностью поглощено пением внизу. Внезапно Кортес заметил на рванных, влажных краях ран Ригеля какую-то игру света.
— Красота или ужас? — Резко проговорил старик. Он заметил, если смотреть под определенным углом, то на вид теплая зараженная плоть выглядела почти красиво.
— Ригель? — позвал Кортес, как будто ожидая ответа от трупа внизу. — Ригель, как скоро твоя пунцовая красота уступит место мокрым и вязким оттенкам гниения? Черные некротические жидкости, не идут ни в какое сравнение, с твоими привлекательными сочащимися гноем ранами.
Влажные глаза Кортеса потускнели, чужие мысли истощали его волю, погружая острые когти, слой за слоем снимали все человеческое, что в нем оставалось.
Что теперь, Ригель? Ответь мне! Я тебе приказываю, будь ты проклят! — Пальцы Кортеса заскребли по окну, когда голос Отпеватель вновь загудел над городом. — После того как разложение коснулось того куска мяса, которым некогда был ты, Ригель, что тогда? Он пригрозил пальцем телу внизу. — Позволь мне рассказать, тебе молодой Кремер, позволь мне рассказать тебе! — кричал он, и слюни брызгали изо рта и падали прямо на стекло перед ним. — Твоя трижды проклятая плоть даст новую жизнь. Да, да, Ригель, очень скоро кладки яиц вокруг твоих глаз и рта разорвутся, бактерии разложат твое тело на питательные вещества, чтобы размножиться, превратят твое тело в маленький инкубатор.
Кортес резко отскочил от окна и закричал в ужасе и мучениях. Его потрясли еретические мысли, которые появились у него в голове. Он понимал, что так или иначе гудящий голос ложного священника проникает в его сознание и соблазняет его. И он так легко уступил ему.
Слезы позора горели на морщинистых щеках.
Гнев сверкнул в глубинах измученного сознания. — Все это приведет только к возвышению Хаоса? На Дэйна напал мучительный поток воспоминаний. Они обрушились на него, будто пытаясь избежать его развращенного сознания.
Вся жизнь пролетела перед глазами Кортеса. Разочарования и новые надежды. Но самым жестоким из них было, когда он впервые предстал перед ужасами военной службы. Он ушел из Имперской армии, чтобы на посту губернатора попытаться улучшить жизнь людям.
— Лучшая жизнь! Всего, что я хотел, было лучшей жизнью! — рыдал он. — И это то, как могущественная Империя отплачивает мне сейчас?
— Это тупик. Это неизбежность. — громко выл Кортес. В приступе безумия, поднимая свой стол и роняя драгоценные артефакты и украшения на пол, которые тут же растаптывал. — О, Император, где Ты теперь? Ты оставил меня?
Сожаление, разочарование и страдание ушли во взрыве ослепления всепоглощающего гнева. О, как слепо он был предан беззаботной судьбе. Ревя как загнанное животное, Кортес колотил по стеклу кулаками.
Где мой Император? — выл он.
«И как сейчас Император может помочь моей замученной душе»? — думал он горько. Его лицо побагровело от беспомощного гнева. Подбежав к аккуратно расставленным полкам, Кортес одним движением скинул все содержимое. Медали различных кампаний, в которых он участвовал, различные принадлежности его кабинета, все это покатилось по полу.
— Предатель здесь Ты! — вопил он, обвиняюще воздев руки к небесам. — Заблуждающийся, гниющий монолит!
Медали еще гремели по полу с обреченностью, которая навела Кортеса на мысль, что он потерял последние остатки преданности и веры в Императора.
— Теперь я остался один!
В момент самого глубокого предательства, самого глубокого одиночества, самого глубокого отчаяния, Дэйн Кортес возненавидел все с такой силой, которая могла уничтожать миры.
— Почему Ты оставил меня? — кричал он — Почему?
Происходило что-то странное, красный движущийся туман начал появляться в кабинете. Кортес с удивлением наблюдал, как, туман пронзил зыбкую материю, разделяющую пространство и время. Гнилая вонь ворвалась в пазухи носа губернатора, неясные очертания начали образовываться из ниоткуда.
— Нет! — воскликнул он, его пронзительный голос был обращен одновременно всем богам человечества и Хаоса.
Ужасный жуткий, дразнящий смех ворвался в его череп. Это было единственным ответом на его мольбы.
Открывались врата Варпа.
«Слишком поздно, — понял Кортес, — чего бы я ни делал». Насилие над его раздраженным сознанием и мыслями открыло путь для бесноватых слуг Кхорна, бога кровопролития и резни. Только что уничтожение Тенебрэ вступило в завершающую фазу.
Темно-красный свет запылал ярче, и ворота расширились, позволяя существам гуманоидного типа с гладкой красной кожей, появиться в нашем измерении. Мускулистые и пугающие они ступили в кабинет, с осторожностью как бы привыкая к новым незнакомым звукам и ощущениям нашей реальности.
Удивленный и испуганный Кортес попятился, его рот был широко раскрыт в немом крике.
Безгубые рты были заполнены рядами блестящих, острых как бритва клыков. Ноздри затрепетали, вдыхая запах его страха. Демонические глаза уставились на него, сверкая хищным светом. Они не оставили путей для побега, их питала непреодолимая жажда крови. У кровопускателей, низших демонов Кхорна, были зазубренные черные мечи, зачарованные самой смертью, дабы порабощать души несчастных для их хозяина.
Старик шарил по поясу в поисках лазерного пистолета, когда как страшные создания скинули оковы исчезающих врат Варпа. Усмехаясь, они начали продвигаться к тяжелому деревянному столу, их длинные языки клацали по подбородкам в предвкушении убийства.
Кортес знал без сомнения, что его ожидало.
— За что? — жаловался он, невнятно бормоча в бреду граничащим с безумием.
Смерть приближалась, и она сопровождалась сильным запахом серы.
— Нет! — закричал он, и кровопускатели зашипели от возбуждения. Сильный запах ужаса был для них таким лакомым кусочком.
— Нет! Никогда! — кричал Кортес, встав возле дальней стены своего кабинета.
По мере того, как приближались демоны, единственно правильное решение начало формироваться в голове Кортеса. Несмотря ни на что, губернатор нашел в себе силы для последнего шага.
Он решил, что не достанется никому. Ни Империуму, ни Хаосу. Ответ был очевидным. Настолько очевидным, что он улыбнулся, отстегивая клапан кобуры.
Демоны на мгновение остановились, запутавшись в неожиданном изменении эмоций.
Страх они знали. Ужас смаковали. Уверенность они презирали.
Этой задержки было вполне достаточно.
— За себя! — шепнул он.
Прежде чем демоны успели что-либо сделать, Дэйн вставил дуло лазерного пистолета себе в рот и спустил курок.
Несмотря ни на что, он убежал. Наконец он обрел покой.