В те времена, когда цвет крови еще казался мне ярким, а от звука сирен сердце начинало учащенно биться, в те времена, когда я ловко управлялся с пациентами приемного покоя, как ковбой — с двумя пистолетами на поясе, тогда я ходил по приемному покою и болтал чепуху.

— Ну что ж, приступим, — говорил я. — Приступим.

Я только что окончил ординатуру, завершил курс обучения. Я был молодым доктором в новеньком белом халате и стремился испытать себя и свои умения. Я был готов ко всему, что подбросит мне мир.

— Приступим, — говорил я.

И мир принимал мой вызов.

И подбрасывал.

* * *

Ей семнадцать. На ней бело-голубая футбольная форма, все еще влажная от пота после тренировки. На груди я вижу большую белую цифру «7». Над номером — маленький тигренок, талисман. Он выпустил когти, прижал уши и припал к земле, готовый броситься на того, кто по глупости решит оспорить его первенство.

На каждом рукаве маленькие цифры «7», окруженные футбольными мячиками, — полагаю, каждый мячик означает забитый девушкой гол. Мне хочется остановиться и посчитать забитые голы, но у меня нет времени. «Надо же, — думаю я, — а она немало голов забила». Мячики символизируют столько голов, что я искренне изумляюсь. За ними семерку почти не видно. Счастливую семерку.

У девушки прямые русые волосы, собранные в хвост на затылке, чтобы не мешать во время тренировки. Волосы удерживает тонкая резинка.

Я подхожу к ней справа. Ее привезли несколько секунд назад. Кожа лица у девушки ровная и гладкая, с несколькими прыщиками. Каждый прыщик старательно замазан тональным кремом. На зубах у нее брекеты. Судя по выражению лица, девушка любит лошадей, кошек или щенков, а может, и всех сразу. Я моментально чувствую в молодых эту счастливую доброту по отношению к жизни, когда весь их мир состоит из дней рождений с воздушными шариками, любящих родителей и заботливых учителей. Ей нравятся браслеты. Не изысканные серебряные штучки, а дешевые, пластиковые или из резинок — такие носят подростки. Все правое запястье покрыто браслетами, словно одной широкой разноцветной резиновой лентой. Из браслетов выглядывают глазки старых часов Hello Kitty. Школьная куртка упала с каталки и валяется на полу. Я вижу на ней четыре футбольных значка, приколотых над буквами названия команды колледжа. Наверное, девушка уже заканчивает учебу. Еще четыре значка она заслужила за кросс и четыре — за баскетбол. Судя по всему, жизнь у нее напряженная.

Я отпихиваю куртку в сторону, чтобы встать прямо у изголовья кровати и провести осмотр. В приемном покое царит хаос — много народу, громкие нервные голоса, позвякивание инструментов, звук рвущейся упаковки одноразовых шприцев, трубок и катетеров. Отделение живет своей жизнью.

— Родители приедут через тридцать пять минут! — кричит кто-то.

Да, на этой девушке чисто девичьи разноцветные браслеты и часы Hello Kitty, но им меня не обмануть. Я знаю, кто эта девушка.

Она — боевой конь.

Она настоящая спортсменка. По-настоящему атлетичная.

Я вижу напряженные и подрагивающие мышцы на ее правой руке и ноге. Они способны мгновенно рвануться и прийти в движение. Девушка готова пересечь любое футбольное поле и атаковать ворота противника, готова забить победный гол с такой силой, что вратаря попросту сметет.

Я начинаю осмотр.

Я обследую ее голову. Сначала свечу фонариком в правый глаз. От света зрачок сужается, как и должно быть. Я отвожу фонарик, и зрачок расширяется. Рефлекс абсолютно здоровый — такой девушка и была девятнадцать минут и восемнадцать секунд назад.

Я осматриваю ее правое ухо. Барабанная перепонка розовая, как ногти на правой руке девушки. Об этом я как-то забыл. Ногти у девушки розовые, но в лаке есть блестки, которые отражают свет. Правая барабанная перепонка не блестит. Она просто розовая. Ухо ничем не примечательное. Мочка проколота. В ухе я вижу маленькую серебряную сережку в форме футбольного мяча. Мысленно я представляю, с какой радостью и восторгом она открывала коробочку с этими маленькими футбольными сережками в день рождения. Я не знаю, какую сережку увижу в ее левом ухе — может быть, это будет волейбольный мяч или мяч для софтбола. Это было бы неудивительно. У нее столько значков — стипендия в колледже ей давно обеспечена.

Я достаю стетоскоп и начинаю слушать. Легкое чистое. Каждый вдох сильный и здоровый. Эта девушка могла бы пробежать милю меньше чем за семь минут на одном лишь правом легком. Я поднимаю стетоскоп, пока сестра специальными ножницами разрезает форму со счастливым номером «7». Я вижу, как несколько футбольных мячиков под большими блестящими лезвиями распадаются на половинки.

Перехожу к животу. Правая сторона не напряжена, она мягкая, как и должно быть. Я ощущаю под пальцами печень — не потому что девушка пьет, а потому что жира у нее не больше восьми процентов. Если бы она напрягла живот, то округлый нижний край печени, несомненно, скрылся бы под твердыми мышцами, которые перекатываются под кожей.

Мысленно я вижу, как футбольная команда под палящим августовским солнцем выполняет приседание за приседанием. Я слышу, как девушка кричит подругам по команде: «В этом году мы победим на чемпионате штата! В этом году мы победим на чемпионате штата!» И подруги откликаются с той же энергией и яростью: «В этом году мы победим!» Тренер стоит рядом, уперев руки в бока, и с восхищением качает головой. У него никогда еще не было столь мотивированного и упорного игрока, яростно желающего победить.

С правой стороной таза все в порядке. Правое бедро выглядит нормально. Я нажимаю, чтобы выявить признаки вывиха или перелома. Все в порядке. Тазовые кости, по крайней мере справа, находятся в нормальном состоянии. Кости пружинят под моим нажимом — наверное, так же энергично вскакивает девушка, когда противники сбивают ее с ног.

Под футбольными шортами на девушке голубые эластичные шортики для бега. Они плотно облегают верхнюю часть правого бедра. Мышцы даже сейчас сохраняют форму. Я чувствую, что это результат усердных тренировок, энергичного спринта, забегов на длинные дистанции и дней, проведенных в спортивном зале в мечтах о чемпионате штата. Мысленно я слышу голос девушки. «Я приведу команду к победе! Я приведу команду к победе!» — твердит она, занимаясь на тренажере для ног, которым пользуются все футболисты. Она занимается, пока ноги не перестают ее слушаться, а кожа не начинает блестеть от пота.

Руками в перчатках я ощупываю правую ногу, выискивая травмы или растяжения. Ничего. Моя рука не может обхватить ее правый квадрицепс, и я сразу же думаю о бесчисленных приседаниях, которые она выполняет каждое утро перед уроками. Я вижу, как она изматывает себя до предела, уставившись на фотографию на стене: ее команда принимает кубок за второе место на чемпионате штата в прошлом году.

Но не в этом.

«Я приведу команду к победе!» — твердит она. Она целый год поднимается в половине пятого и пробегает пять миль в темноте под дождем, снегом и ветром. Она изматывает себя, свое тело и свою команду до предела. В этом году она капитан. Она старшая. Она лидер. «Я приведу команду к победе на чемпионате штата!» — твердит она, хватая ртом воздух. Под декабрьским дождем тускло светят уличные фонари. Мимо проезжает мальчишка-газетчик. Он недоверчиво трясет головой, увидев девушку в футбольных шортах, которая пробегает мимо него в такую рань.

С правым коленом тоже все в порядке. Ни вывихов, ни растяжений. Со связками все отлично. Большеберцовая кость ровная и длинная. С такими длинными ногами и накачанными мышцами она, наверное, была настоящей фурией на поле, а на беговой дорожке обгоняла 95 процентов мальчишек.

Но ей этого было мало.

«Я приведу команду к победе на чемпионате штата!» — твердит она себе каждый вечер, вглядываясь в свое отражение в зеркале. Она повторяет это снова и снова, пока не засыпает. И просыпается она с той же мыслью.

Я осматриваю ее правую ступню. На ней бело-голубые футбольные кроссовки «адидас», идеально подходящие к ее форме. Шипы на подошве только начали стираться. Думаю, она часто надевала новые кроссовки на тренировку. Вся команда зависит от нее. Она звезда, альфа. Именно благодаря ей через восемь дней команда будет играть на чемпионате штата — второй год подряд.

Достаточно взглянуть на нее, чтобы понять: в этом году студенты колледжа присутствовали на всех играх своей команды. Все хотели поймать взгляд девушки, которая смогла возглавить команду и уверенно повела ее к чемпионскому титулу. Нет, потрепанные кроссовки не для этих ног. Слишком многое — и слишком многие! — зависит от них.

«Я приведу команду к победе на чемпионате штата!» — мысленно слышу я в последний раз.

Я обхожу изголовье кровати и начинаю обследовать левую сторону ее тела.

Волосы упали ей на лицо. Изо рта торчит пластиковая эндотрахеальная трубка, чтобы она могла дышать. Я не обращаю на это внимания. Я свечу фонариком в ее левый глаз. Я вижу гигантскую черную дыру, втягивающую в себя все чемпионаты, всю команду, всех тех, чьей жизни коснулась эта девушка. Я вижу пустую, бездонную черноту.

Зрачок расширен. Он не реагирует на свет, потому что что-то происходит в мозгу этой девушки, что-то кровоточит и расширяется, давя и сплющивая ее потенциал в ограниченном пространстве черепа. Все то, кем она является и кем может стать, секунда за секундой исчезает в этой бездне.

Я отвожу волосы с левого уха девушки. Волосы слиплись и стали жесткими от запекшейся крови. Мне приходится отдирать их от кожи. Они шуршат, как сухая паста, и трескаются под пальцами.

Я заглядываю в левое ухо. Барабанная перепонка темная. За ней скопилась кровь и теперь выдавливает ее наружу. Где-то произошел перелом черепа, где-то там, за ухом. Похоже, будущему этой девушки пришел конец. Просто я еще этого не вижу.

Я прощупываю позвоночник в области шеи. Шея тонкая и длинная. Представляю, как девушка мотала головой, злясь на подруг по команде, которые играли не в полную силу. «Я приведу команду к победе!» — кричала она. «В этом году мы станем чемпионами штата!» — подхватывали остальные и изо всех сил старались ни в чем не уступать своему бесстрашному капитану. Я прощупываю шею позвонок за позвонком. Позвонок за позвонком… Я прощупываю шею, как слепой, который читает азбуку Брайля. И вот я нахожу тот, что стоит не на месте. Вот он.

Шейные позвонки защищают спинной мозг. Когда кости сдвигаются, он повреждается. Спинной мозг не рассчитан на растяжение. Иногда, если приложить слишком большую силу, он не выдерживает. Кости ломаются и разрывают или перерезают спинной мозг. Пальцы сигнализируют мне, что этот позвонок выступает слишком сильно. Даже если в нашем маленьком приемном покое дежурил бы лучший нейрохирург, он ничего не смог бы сделать.

Я перехожу к левой стороне тела. Когда я прикладываю стетоскоп к коже, она хрустит, как воздушный рис. Даже мизерного веса моего стетоскопа для девушки слишком много. Я чувствую, как сжимается ее грудь. Похоже, ребра сломаны, они повредили легкое. Я прислушиваюсь. Дыхание девушки прерывистое, хриплое и темное — если звук может быть темным. Я понимаю, что она действительно дышит только правым легким. Сейчас ее тело бежит ту самую милю за четыре минуты на одном легком. Я слышу, как в левом легком что-то клокочет. Оно полно жидкости — жидкость проникла в легкое, когда то рухнуло, как старый рекорд под ударом нового чемпиона.

Я нажимаю на левую сторону живота девушки, пальцы мои прощупывают внутренности. Живот более напряжен, чем всего тридцать секунд назад. Нижние левые ребра грудной клетки расходятся ровно настолько, чтобы я понял масштабы бедствия. Эти ребра защищают селезенку, как вратарь ворота. На сей раз они не справились. Мне не нужен ультразвук или томограф, чтобы понять: селезенка разорвалась. Взорвалась, как взорвались трибуны, когда эта девушка забила решающий гол на последней минуте игры, которая вывела ее команду на чемпионат штата в этом году.

«Мы не уступим!» — кричала она своей команде. «Мы станем чемпионами штата!» — отвечали ей. Таз девушки стабилен.

Это хорошо. Я так думаю.

В левый пах воткнулся большой кусок острого металла. Он колышется вместе с током крови из бедренной артерии. «Как скорой удалось довезти ее живой?» — думаю я. Над девушкой склонился самый рослый медбрат нашей больницы. Он всем весом зажал кулаком артерию, пытаясь перекрыть ток крови. На его лбу выступил пот. Под его руками из левого квадрицепса торчит осколок белой кости.

— Где хирург? — кричу я.

— Он по локоть в кишках — оперирует перитонит! — кричит кто-то в ответ.

— Где другой хирург?

— Его нет в городе…

— Где вертолет?! — спрашиваю я.

— Отпадает. Медики уже звонили. Слишком сильный ветер — вертолет не может взлететь, — тихо отвечают мне.

Я чувствую, что остался в этом мире в полном одиночестве.

«Чертов городишко!» — думаю я.

Могучий медбрат надавливает на артерию изо всех сил. Но ему приходится бороться против элитной сердечно-сосудистой системы, которая яростно сопротивляется, напитанная адреналином. Это вам не старушка с носовым кровотечением. Если врач уберет руки, кровь забьет со всей силой, словно из пожарного шланга.

«Почему она все еще жива?» — думаю я. Она наверняка потеряла очень много крови.

И тут, словно отвечая на мой вопрос, девушка замирает.

— Где ее родители? — кричу я, и голос мой дрожит.

— Будут через полчаса! — кричит кто-то в ответ.

— Скажите им, чтобы поторопились.

Я стараюсь сделать все, что в моих силах, — как эта девушка, когда ставила рекорды штата. Я собираюсь и вспоминаю все, что знаю. Я напрягаюсь изо всех сил — и то же делает вся моя команда. Я провожу все манипуляции, которые только могу вспомнить. Когда идеи у меня кончаются, я прошу советов. Я не хочу останавливаться. Я не хочу зачеркивать будущее, обещавшее быть таким ярким. Я не хочу быть тем, кто выдернет вилку из розетки.

Но это именно я.

Когда я, наконец, произношу: «Стоп!» — крови снаружи уже больше, чем осталось внутри. Это ужасно.

Мы использовали всю кровь, что была в нашей маленькой больнице, за пятнадцать коротких минут. Она вливалась и выливалась.

Девушка умерла.

— Родители приехали… Родители приехали, — тихо произносит регистраторша.

«Они опоздали на три чертовы минуты», — думаю я.

Мне предстоит говорить с ними.

Я медленно снимаю свою форму. Голубой материал покрыт ярко-красными пятнами. Я снимаю маску, перчатки. Все покрыто кровью — мы боролись до конца. Мы изо всех сил старались сохранить ей жизнь.

Вот только усилия наши — и наши молитвы — ни к чему не привели.

— Я нормально выгляжу? — спрашиваю я у стоящей рядом сестры. Она ошеломлена произошедшим.

Сестра смотрит на меня. Она понимает, о чем я спрашиваю. Она берет полотенце и вытирает капли крови с моего лица. Я прошу проверить еще раз, на всякий случай. Все в порядке. Крови нет, ни одной капли. Отец и мать не должны увидеть на мне ее кровь.

Иногда врачи чувствуют себя самыми одинокими в мире. Сестры и врачи расступаются. Они отходят в сторону, притворяясь, что заняты бумагами, оборудованием, уборкой.

Я ценю это. Я ценю возможность подготовиться.

Я выхожу в коридор, который ведет к залу ожидания. В коридоре пусто. Ни пациентов, никого. Я слышу свои шаги по полу, застеленному линолеумом. Окон в коридоре нет. Я не могу выглянуть и увидеть горы на юге. Здесь только я. Я иду на встречу с родителями.

Я стараюсь не думать о собственной дочери, о своих сыновьях. Я стараюсь не думать о том, что мне предстоит. Я стараюсь не думать, как ужасно будет получать приглашения о приеме в университеты, когда абитуриента больше нет.

Я открываю дверь. Родители сидят на диване, держась за руки. Так футболисты сидят на скамье во время последней игры года, в последнюю минуту все еще надеясь на победу, на чудо.

Только не сегодня.

Со временем я забуду о крови на ее волосах, о раздробленной груди, сломанной ноге и поврежденной артерии. Другие травмы вытеснят из моей памяти эти воспоминания. Но я никогда не забываю лица. Лица, которые умоляют меня сказать, что произошло чудо, что мы спасли их дочь, что все еще есть надежда.

Я сажусь напротив. Правая рука начинает дрожать. Я удерживаю ее левой рукой, делаю глубокий вдох, сосредоточиваюсь и начинаю говорить:

— Вашу дочь сбил пьяный водитель, когда она возвращалась с тренировки. Мы сделали все, что могли, — все, что можно было сделать, и даже больше. Но она умерла. Она умерла.

Мои слова становятся для них переходом. Переходом от семьи назад, к паре. Я стараюсь не думать об этом. Но мне не всегда удается контролировать свои мысли.

Я всегда пытаюсь сказать что-то еще. Что-то мудрое, глубокое и утешительное. Что-нибудь. Что угодно. Но я проходил через это много раз и понимаю, что сказать мне нечего. Я вижу, как рушится их вселенная. Она разлетается вдребезги у меня на глазах. Их жизнь разрушается и рассыпается, как пыль на ветру. Тысячи осколков летят в разные стороны. Мои слова уничтожили все — все, кем они были, кто они есть и кем будут.

Я сижу, изо всех сил сжимая правую руку, чтобы та перестала дрожать. Ногти впиваются в ладони. Мне больно, но я сжимаю руку еще сильнее. Я заставляю себя думать о чем-то другом.

«Не сейчас, — твержу я себе, — не сейчас». Я подумаю об этом позже. А сейчас я должен собраться. Прошло пятьдесят восемь минут после начала двенадцатичасовой смены первого дня рабочей недели. Будет еще четырнадцать пациентов. Нам нужно пережить эту травму. Я — единственный врач в приемном покое. Я не могу думать об этом сейчас. Я не должен думать об этом сейчас.

Приходят священники. Они садятся рядом с родителями. Через несколько минут я провожу их в смотровую, чтобы они простились. Я хочу быть там. Я должен быть там, тихо стоять в стороне, когда они будут плакать. Я должен помочь им проститься. Должен ответить на все вопросы. Быть еще одним, кто никогда не забудет их дочь. Я выхожу в коридор. Мимо меня к залу ожидания бегут девушки в спортивной форме. Они плачут. Они уже знают. Я вижу родителей другой девушки, которые идут вслед за ними. Вижу бабушек и дедушек. Мимо меня проходят тренеры. Они — словно падающие звезды, которые сгорают у меня на глазах одна за другой.

Но мне нужно работать. Я не могу думать об этом прямо сейчас. «Не сейчас, не сейчас», — твержу я себе.

Я вхожу к другому поступившему пациенту, сажусь. У девочки болят ушки. Девочке четыре года. Она носится по комнате, волосы ее собраны в хвост на затылке. Хвост стягивает резинка. Родители шутят, что сегодня им пришлось долго ждать. Они стараются быть веселыми, милыми и дружелюбными. Я ценю это больше, чем они могут себе представить.

Я пытаюсь улыбаться, пытаюсь делать вид, что все в порядке. «Не сейчас, — твержу я себе, — не сейчас».

Я пережил эту смену. Через двенадцать часов я вхожу в свой дом.

Дети бросаются ко мне и крепко обнимают.

— Как прошел день? — спрашивает жена.

Я не успеваю ответить, как младший ударяется головой об угол и начинает плакать. Жена опускается на колени и целует его.

— Все хорошо, — лгу я. — На работе все в порядке.

— Ты не можешь отвезти мальчиков на тренировку? — спрашивает жена. — И знаешь, кого сегодня вызывали к директору школы? — она переводит взгляд на нашего старшего. — Поговори с ним!

— Хорошо, — киваю я, стараясь забыть то, что случилось в больнице.

— И еще одно. Мы получили счет за прием у дантиста. Они снова вышли за рамки нашей страховки. Ты не можешь позвонить им, когда будет время? Может быть, пока будет идти тренировка? Я сказала им, что ты перезвонишь. По-моему, ту женщину зовут Шерри. Когда будешь звонить, позови Шерри.

— Хорошо.

Я вхожу в гостиную. «Не сейчас, — твержу я себе, — не сейчас». Забудь об этом. Не впускай это сюда.

Ночью я не могу заснуть. Я поднимаюсь и хожу по дому. Темно. Дом кажется пустым, хотя вся семья в сборе. Я ощущаю тревогу и покрываюсь потом.

«Не сейчас, — твержу я себе, — не сейчас».

Я принимаю снотворное и засыпаю.

На следующий день я иду на работу.

Через шесть дней неделя закончилась. Работа вымотала меня. У меня нет сил. Голова постоянно болит. Суставы не слушаются. Я пытаюсь выйти на пробежку, но ноги и руки, похоже, забыли, как работать в команде. На подбородке выступила сыпь. Я сплю не больше часа. Но все же я пережил эту неделю. Я все сделал. Я выполнил свой долг до конца.

У меня выходной, но жена работает, а дети учатся. Когда я проснусь, их уже не будет дома.

Я делаю себе сэндвич с арахисовым маслом и мармеладом, кладу в коробку и убираю в рюкзак. Затем сажусь на мотоцикл и два часа еду по проселочной дороге в горы.

Я нахожу спокойное место с видом на каньон и развожу маленький костер. Готовлю себе чай — зеленый чай с мятой. В горячую воду добавляю сосновых иголок.

Когда все сделано, я подхожу к краю обрыва. Над металлической кружкой поднимается пар с запахом мяты и сосны. Я снова сажусь, прислонясь спиной к старому дереву.

И тогда я открываю потайной ящик в своей голове.

Я снова вижу ту девушку, ее родителей, приемный покой, себя самого, свою семью, этот город и эту жизнь.

Как драгоценные камни, найденные на дне реки, перебираю их в своей голове, верчу на ярком солнечном свете, изучаю, пытаюсь понять.

Это части головоломки, которые я не могу сложить вместе. Я пробую разные комбинации, разные сочетания, но все не так. Как бы я ни складывал детали, края не совпадают. Между ними остаются уродливые пустоты. Через какое-то время я сдаюсь. Прихлебываю чай и смотрю, как в небе парит ястреб, выписывая круги в тихом воздухе. Может быть, лучше оставить эти кусочки так, как есть. Может быть, вся проблема в том, что я пытаюсь их собрать… Однако несобранная головоломка тревожит меня и не дает о себе забыть.

Но делать нечего. На следующий день я готовлюсь к новой рабочей неделе. Я допиваю кофе, ставлю чашку в раковину и тут краем глаза замечаю газету на кухонной столешнице.

У меня перехватывает дыхание. Правая рука начинает дрожать.

Полстраницы занимает большая фотография женской футбольной команды. Девушки стоят на пьедестале, сооруженном посреди футбольного поля. На них бело-голубая форма. Я вижу маленьких тигров на их футболках.

Я пристально рассматриваю фотографию. Рядом с каждым тигром на каждой футболке пришита маленькая цифра «7». Перед девушками стоит огромный золотой кубок. Девушки опустились на колени и склонили головы. У них подняты правые руки. Указательные пальцы направлены к небу.

В центре стоит вратарь. Ее голова тоже склонена, как у остальных. Но она подняла обе руки. Она держит футболку с номером «7», подняв ее высоко над головой.

Я касаюсь фотографии пальцами, чтобы убедиться в ее реальности.

Она реальна.

«НАКОНЕЦ-ТО ЧЕМПИОНЫ ШТАТА!» — гласит заголовок.

Я один в кухне. Сердце у меня часто бьется. Кусочки головоломки неожиданно сложились, а пустоты между ними заполнились.

«Ты сделала это, — шепчу я футболке с номером „7“ на фотографии. — Ты привела свою команду к победе. Ты всегда этого хотела. Ты сделала это, и они победили. Теперь ты свободна. Покойся с миром».