Дома его ждало письмо от графолога. Тот писал, что эти два послания категорически не имеют между собой ничего общего. И что записка мисс Витмор и письма Розы написаны двумя совершенно разными людьми. Почему-то теперь это казалось неважным. Его все больше терзало предательство Дот. Он сунул послание Нэнс в карман и отправился погулять. Пройдясь немного, он, к своему удивлению, обнаружил, что стоит перед малиновой дверью. И, не успев сообразить, что делает, постучал.

Она была в слезах. Весь ее облик его глубоко тронул.

— Черепаха, — всхлипнула она, пропуская его в дверь. — Моя кошка, понимаете? Связалась с дурной компанией.

— О, — сказал он, не сводя с нее глаз.

— Это обидно. Я знаю, мне давно надо было отвести ее к врачу, сделать эту операцию. Но я все тянула, а теперь уже поздно.

— А что случилось?

— Котята. У нас будут котята. Ее первенцы. Гулена ты моя, — из глаз ее выкатились две огромные слезы.

Он рассмеялся. Ему казалось, как будто он видит ее впервые в жизни.

— Вы правы, — грустно улыбнулась она. — Наверное, я кажусь глупой.

— Последний раз я выглядел не меньшим идиотом.

— Не знаю. Может быть, — она присела, держа на коленях кошку. — Ах, Черепаха, ну как же ты так, милая? А знаете, забудем прошлое, это, как говорит моя мама, дело житейское.

И он поймал себя на том, что больше не думает о ее матери как о миссис Грант. Впрочем, это еще следует доказать.

— Но ведь это просто? — сказал он.

— Что просто?

— Котята появляются просто.

— Все равно. Придется брать отпуск.

— А где ты работаешь?

— В ГПО, в ночную смену.

— Зато котятам не нужны карточки, — утешил он, чувствуя себя на удивление хорошо и свободно.

— Это точно. А вот вам, думаю, тяжко пришлось.

Ему легко было говорить о карточках. Почти как о работе. И он затянул свою старую песню о карточках: как мало у него вещей, как вечно всего не хватает, одни эти военные брюки, которые на нем, но ведь они совершенно не подходят для Лондона. Она слушала его с живым интересом и сочувствием. Хотя странно, когда он только вошел, даже не собиралась с ним разговаривать. Как выяснилось, за все это время он так и не получил положенных ему по демобилизации карточек.

— Говорят, надо обратиться в ЦПН. Ты не знаешь, что это такое? — сказал он.

— Центр поддержки населения. А кто вам посоветовал?

— Одни знакомые, у которых я был в гостях.

— В те выходные? А кто они?

— Честно говоря, один из них тут был.

— А, этот толстый. Да бог с ним. А еще?

— Одна девушка с работы.

— Вот! Так я и знала. Все вы, тихони, таковы. Нет, чтобы жить, как все нормальные люди, романтику вам подавай!

Он и ликовал, и стеснялся.

— Мне даже крошек со стола не досталось, — рассмеялся он.

— Да бросьте вы! После всего, что вы тут вытворяли?

— Честное слово. Джим увел ее прямо у меня из-под носа.

— Как это некрасиво!

— То-то и оно.

— Ладно. Но только не кормите меня баснями! Не люблю, когда врут, особенно в моем доме.

Он молчал.

— Спорю, вы просто сами проканителились?

Он засмеялся.

— Что ж, всякое бывает! — сказала она.

— И ни говори!

— Если вам нужны карточки, попросите моего папу, он отдаст свои.

— Какого лешего?

— А что тут странного? Мне казалось, вы с ним на одной ноге. Просто спросите. И вообще, он уже старый, зачем ему столько?

— Я бы не стал.

— И в этом весь вы! Я уже не первый раз замечаю. Что здесь такого? Просто попросите.

Он молчал.

— Он же не постеснялся просить вас?

— Конечно.

— О чем?

— Прийти сюда, — нехотя признался он.

— А еще?

И Чарли сдался.

— Вообще-то, сказать тебе про Мидлвича.

— Так я и знала! Трогательная забота! И что он ко мне привязался? Арт хороший. Честно, он только языком молоть умеет, а как до дела — в кусты. Да он и мухи не обидит.

Он промолчал.

— Мы, женщины, это чувствуем, — она свысока посмотрела на Чарли.

— Надеюсь я тебя не расстроил?

— Нет, что ты! Ты хороший.

Он удивлено на нее взглянул.

— Я сама во многом виновата. Но, согласись, ты выбрал весьма необычный способ знакомства. Помнишь, как в первый раз? Но я говорила, у меня есть ответственность. И не только перед собой. Но и перед своим двойником — той, которая умерла и оставила после себя ребенка. Но тогда мы оба как не с той ноги встали. И не хотели понять друг друга. Но сейчас, кажется, пришло время.

— Это правда.

— Хорошо, что ты пришел. Знаешь, а мне было очень плохо. Сначала у меня погиб муж. Потом приехала мама. И только я встала на рельсы, как появляются эти жуткие летающие бомбы. И маму эвакуируют. Теперь, я надеюсь, ты все поймешь.

— Тебе не позавидуешь.

Он, не таясь, разглядывал ее с головы до ног долгим внимательным взглядом, хотя раньше боялся даже поднять на нее глаза. Конечно, она видела. Только не знала, что обязана этим Дот, чья измена с Филипсом вывела его из спячки, открыла ему глаза, и теперь он смотрел на Нэнс так, будто видел впервые в жизни, впервые в жизни не найдя в ней отражения Розы. Он сравнивал ее с мисс Питтер. И оставил ту, которую давно любил, которая умерла.

Она была невелика ростом, но во всем облике ее было что-то крепкое и несуетливое, тогда как Дот была вертлявая и жеманная. Глаза ее были глубокие и темно синие. А у Дот — прозрачные и голубые. Он хотел вспомнить, какие были глаза у Розы. Но позабыл. Волосы ее были темные и блестящие. Ноги сильные. Грудь бесстрашная, не то, что у Дот. И даже кошку она гладила как-то хорошо. По-своему.

«Редкая девушка», — думал он.

— Но что я все о себе? Рассказывайте, что у вас с карточками? Раз вы не получили то, что вам полагается по праву, то давайте обратимся в Совет ветеранов.

— Мой СВВ? Я и не подумал.

— Вас просто все используют.

— Как это?

Ему было приятно такое внимание.

— Например, мой отец.

— Но он же не работает в СВВ.

— Нет конечно. Что у тебя в голове творится? Смотри, это он прислал тебя, правильно? Поверь, о тебе он думал в последнюю очередь. Он просто хотел проследить за мной. Потому что я одна. Вот и все. А потом он переполошился из-за Артура Мидлвича. И позвал тебя. Это очевидно, как мой нос, — Чарли глупо уставился на ее нос, она его смешно наморщила. — Ты бы лучше о себе подумал. Кто еще о тебе позаботится, как не ты сам? Так что, иди и звони.

— Куда?

— В Совет ветеранов, разумеется. И бейся за свои права. Скажи, что ты, между прочим, не для того принес такую жертву, чтобы тобой пренебрегали. Пусть они почувствуют свою вину.

Чарли рассмеялся, восхищаясь ее находчивостью и красотой.

— И как вы, бедняги, тянете эту лямку, не представляю. Спорю, она из тебя веревки вьет.

— Кто? — он улыбался во весь рот.

— Ну и пожалуйста, смейся, если хочешь, но я серьезно. Как зовут эту девушку?

— Питтер.

— Ах, Питтер! Потому что это не смешно. Она дурно обошлась с тобой, гадко. Вот так-то.

— Ну, не то чтобы… мы даже не…

— Да знаю, — рассмеялась она. — Она облапошила тебя.

— Ладно, как скажешь, — радостно заулыбался он.

— И ты, конечно, проглотил эту пилюлю?

— Не знаю…

— А я бы, на твоем месте, знала! — И строго на него посмотрела.

— Можно тебя спросить? — Он хотел говорить только о ней.

— Спроси.

— Почему ты вернула свою девичью фамилию?

— Потому что, когда убили Фила, я умерла вместе с ним.

— Понятно.

— Как-то не заметно.

— У меня было так с Розой Грант, — без боли, как о вынутом ребре, сказал он.

— Верю. А ты давно не был в Редхэме?

— Давно.

— Интересно, как там папа?

— Что?

— Давно от него ничего не слышно.

— Ты мне не веришь? Меня никто не просил к тебе идти, я сам.

— Знаю. Нет, просто уже две недели от него ни строчки, ни…

— Послушай, если ты нуждаешься… — сказал он, как последний идиот.

Она сразу преобразилась, стала прежней, как во время первой встречи.

— Что ты себе позволяешь? Не смей больше никогда, слышишь?

Он поступил на удивление разумно: попрощался и быстро вышел, избавив себя от лишних волнений. И оставил ее наедине со своей совестью. Зато теперь она будет много о нем думать.