Он позвонил Нэнс, договорился о встрече и отправился к ней на чай. Его ждало щедрое угощение — жареная рыба и шоколадный пирог из суррогата, которым она где-то умудрилась разжиться.
— Не стоило так беспокоиться, — сказал он.
— Ешь на здоровье. Я же не могла отправить тебя в такую даль и не сказать спасибо.
По правде говоря, она не любила выходные из-за одиночества, и ей хорошо было с ним.
— Там все неважно, — он в подробностях рассказал ей о состоянии мистера Гранта. — И вот тебе раз: сначала она едва ли не затыкает мне рот, чтобы не дай бог я не сказал лишнего, а потом сама заявляет, что он никогда не поправится. Как тебе это? И я выставил себя полным болваном перед этим доктором.
— Несчастная. Это выше ее сил, понимаешь. И зря ты себя мучаешь. Скорее всего, он не расслышал, но это никому не дано знать. Плохо, что он так заболел, Чарли, как же так?
— То-то и оно.
— Думаю, мне следует навестить их, что скажешь? Я могла бы помочь им.
— Ему уже все равно. И, по-моему, он держал твое существование в тайне.
— И прислал тебя ко мне?
— Положим. Но с миссис Грант он держал язык за зубами.
— Так, доедай всю рыбу. Бери, не стесняйся. Я не хочу есть. Честно, у нас на работе замечательная столовая. Как тут понять, насколько он был откровенен с миссис Грант? Знаю только одно: от жены невозможно что-то утаить, поверь мне.
— Верю, — сказал он с полным ртом и не замечая в ее глазах слезы. — У тебя был опыт.
— Как бы там ни было, но, если он не поправится, это так и останется тайной.
— Тухлое это дело, лучше не вмешиваться, не тревожь его, не надо ему в таком состоянии.
— Не понимаю.
— Ехать тебе не стоит, вот и все.
— Да, но как я могу оставить ее одну? С больным отцом на руках? И что делать с Черепахой?
— С кошкой?
— С любимой кошкой.
— Но ты же не век вековать там будешь?
— Нет, но, если делать, то хорошо, или вообще не начинать. Я могла бы ездить туда каждый день. Ах, у тебя чашка совсем пустая! Что же ты молчишь? Сам не попросишь, никто о тебе не позаботится. Сидит тут с пустой чашкой в самом деле.
— Ты уже заботишься обо мне.
— И как ты живешь в той квартире? Тебя хотя бы кормят? Знаю я этих старушенций.
— О, миссис Фрейзер совсем не такая. Кстати. Миссис Грант сказала, что миссис Фрейзер была знакома с твоей матерью.
— Впервые слышу. Значит, решено. Я еду в Редхэм. И посмотрю, чем могу помочь бедной женщине.
— А работа?
— Чья? Моя? Я же говорила, я в ночь. А днем свободна.
Он чувствовал себя необычайно легко. С ней он обретал свободу.
— Ты не такая, как некоторые, — сказал он.
— О чем ты? Конечно, нет. Не все же по ночам работают.
— Я не об этом. Ты отчаянная, сразу рвешься в бой. У меня на работе была девушка, которая даже не могла письмо переписать по-человечески.
— Я помню.
— Да? Виноват. Нет, в самом деле?
— А с кем ты уезжал на выходные, забыл? — рассмеялась она.
— Правильно говоришь!
— Нет, это ты говоришь!
— Но по поводу Редхэма. Как там повернется, когда он тебя увидит, ты не боишься?
— Просто ты мужчина и думаешь только о нем. А мы, женщины, понимаем друг друга. Ты ведь не хочешь, чтобы они остались одни? Понимаешь, у меня перед ними ответственность.
— Вообще-то, она знает, что ты есть.
— Ладно. Давай лучше о стариках. Так вот, я потеряю к себе всякое уважение, если не поеду. Работа — это чепуха, я справлюсь. Могу навещать их хоть каждый день.
— Это благородно, — сдался он наконец. — Они только спасибо скажут. Смотрю, ты пользуешься моей чашкой.
— А что прикажешь? Из двух одна разбита. Они теперь такие дорогие, ужас.
— Даже не представляю, что ты обо мне подумала.
— В самом деле! — рассмеялась она.
— И все-таки? — робко спросил он.
— Будешь много знать — скоро состаришься! Я старалась все забыть. И позабыла.
— Все хорошо, что хорошо кончается.
— Угу. И кто старое помянет, тому глаз вон!
— Она хочет сохранить тебе пособие, — осторожно сказал Чарли.
— У нее щедрое сердце. А ты, смотрю, много обо мне знаешь!
— Простите великодушно. Разумеется, это не моего ума дело.
— Нет, что ты. Забавно это как-то, после такого начала… и тут ты, оказывается, знаешь всю мою жизнь, удивительно.
— Случай. Считай, что мне повезло.
— Выпей еще чаю. Кстати, ты не спросил у них про лишние карточки, помнишь, я говорила?
— Как я мог?!
— Вот что. Я сама попрошу, когда там буду. Мне это проще. К слову, ты не знаешь, как Арт? — спросила она.
— Арт?
— Да, Артур Мидлвич.
— Нет, а при чем тут он?
— Он как-то изменился. Совсем не узнать человека.
— Я ничего не слышал. А что?
— Не волнуйся, тебе не придется ни к кому ходить, это только с папой, — рассмеялась она. — Не бойся ты. Я только спросила, думала, может быть вы по работе видитесь.
— Я — нет. Мы в разных местах. Он в СЭГС, Артур. Значительное лицо.
— Мне пришла одна мысль…
— Да?
— Думаю, у него проблемы. Он стал совсем другим. Кажется, я догадываюсь, хотя даже не знаю, кем он работает. Не удивлюсь, если ты у Мидзов тоже большой человек.
— Я? Обыкновенный чиновник.
— А почему эта дама по телефону назвала тебя управляющим?
— А, это наша мисс Уиндл.
— Какая же у тебя работа?
— Она правильно сказала.
— Ну вот видишь. Надо научиться уважать себя. Например, Арт считал бы за честь работать в твоей компании, даже на более низкой должности.
— Да Бога ради, только не за одним столом, и в разных комнатах.
— Ты не справедлив к этому парню, и к себе.
Они поговорили еще. И не желая злоупотреблять ее гостеприимством, он через некоторое время ушел. Оставшись одна, она думала о том, что он ни словом не обмолвился о следующей встрече. Разумеется, самой предлагать ей не пристало.