ГЛАВА ПЕРВАЯ
Когда по городу прокатился слух, что вернулся Люк Бранниген, салон красоты Хетти вдруг в одночасье заполнился посетительницами.
– Дикси Мэй видела, как он сошел с автобуса, правда, Дикс? – Бет Армор оживленно ерзала в кресле, пока Хетти наносила на ее волосы мусс для укладки.
– Ага, видела. – Сидевшая рядом с ней Дикси с восхищением разглядывала свое отражение в зеркале. – Вообще-то издали, но эта его сексуальная походочка… – Она выразительно пожала плечами, давая понять, что ошибки быть не может.
– Куда же, интересно, он шел? – спросил кто-то. – Домой?
– Похоже на то. Он сошел там, где начинается дорога через виноградники, что ведет к поместью Браннигенов.
– Ему, наверно, сообщили, что его бабушка умерла, – раздался голос Пэтси Смит из-под одной из сушилок. – Но если он только что слез с автобуса, то на похороны явно опоздал… Богатенький будет, – добавила она мечтательно. – И опять все женщины в долине начнут за ним гоняться, как и раньше.
– Все, кроме Уитни Маккензи.
На мгновение все замолчали.
– Точно, – раздался тихий голос Бет. – Они терпеть не могли друг друга. А теперь, когда он вернулся, ей придется собирать вещички! Хотя, конечно, трудно его винить, после того как…
– Не надо было Крессиде Бранниген брать эту девчонку в дом, – вздохнула Пэтси. – Если бы не это, Люк никогда бы не бросил все и не уехал. Они с бабкой были так привязаны друг к другу… Очень привязаны до того, как…
– Я бы все отдала, – Бегония Брайт высунула голову из-под последней в ряду сушилки, и ее глазки-бусинки блеснули, – чтобы быть хотя бы мухой на стене в комнате, где эти двое снова встретятся.
И, хотя Бегонию никто особо не жаловал, все женщины в душе пожелали того же самого.
Уитни Маккензи освободила усталые ноги от черных туфелек на высоких каблуках и утомленно откинулась в старинном кожаном кресле. Похороны Крессиды совершенно опустошили ее эмоционально, как и весь год, им предшествующий. Теперь ей были нужны спокойствие и тишина, чтобы по-настоящему почувствовать постигшую ее утрату.
И наконец-то спать, спать, наверстывая упущенное.
Подавив зевок, она постаралась изобразить на лице сосредоточенное внимание. Вынув документы и оставив кейс на украшенном затейливой резьбой китайском письменном столе Крессиды, Эдмунд Максвелл из единственной в городе Эмералд, Британская Колумбия, юридической конторы «Максвелл и Максвелл» перешел, ссутулясь, к камину и мрачно взглянул на трех женщин, сидящих перед ним в библиотеке поместья Браннигенов: Уитни, кухарку Элис и горничную Мирну.
– Теперь не принято зачитывать вслух завещание, – начал он, – однако, как вам всем хорошо известно, покойная Крессида Бранниген не особенно блюла обычаи. Так что в соответствии с ее требованием я намерен сейчас зачитать ее последнее завещание и…
Дверь позади Уитни со стуком распахнулась.
Эдмунд Максвелл поднял голову и, нахмурясь, взглянул поверх очков на вошедшего.
Расслабившись в кресле, Уитни закрыла глаза. Усталость, казалось, расползалась по всему телу.
– Что, черт побери, здесь происходит? – раздался в наступившей тишине агрессивный и странно знакомый мужской голос. Уитни моментально открыла глаза. – И где, хотелось бы мне знать, – продолжал голос так же вызывающе, – моя бабка?
Уитни резко выпрямилась. Бабка?
Ошеломленная, она осторожно взглянула из-за высокой спинки кресла на стоящего в дверях человека, и ее сердце застучало в груди с такой силой, что у нее перехватило дыхание.
Он вернулся!
Люк вернулся!
В ее сознании, словно освещенные вспышкой фотоаппарата, возникали знакомые черты.
Вьющиеся темные волосы до воротника рубашки – щелк! Худощавое загорелое лицо с высокими скулами, ярко-голубыми глазами и тонкими чувственными губами – щелк!
Широкие плечи – щелк!
Узкие бедра – щелк!
Длинные сильные ноги – щелк!
Уже в семнадцать лет Люк отличался высоким ростом; а сейчас он был значительно выше шести футов, но петушиная задиристость, отличавшая его в юности, сменилась чем-то более опасным…
– Лукас! – Голос адвоката дрогнул. – О Боже. Я пытался связаться с тобой, хотел дать тебе знать…
– Знать что?
…чем-то гораздо более опасным. Уитни вздрогнула при виде холодной угрозы в его глазах. С возрастом лицо Люка приобрело выражение жесткости и надменности, и вся его фигура, казалось, излучала несгибаемую мощь. Такой не пройдет незамеченным. При этом он отнюдь не выглядел рекламным красавцем – нет, абсолютно!
Щеки и подбородок заросли щетиной, рубашка в пятнах пота, голубые джинсы протерты почти до белизны. И все же…
Какое-то движение за плечом Люка привлекло ее внимание. Взгляд скользнул вверх, и голова пошла кругом.
Ребенок?
Он принес домой ребенка?
О да. Уитни постаралась трезво осознать факт: Люк Бранниген действительно вернулся домой с ребенком.
Она увидела крошечный кулачок, высунувшийся из-за одного его плеча, – ребенок, наверно, сидел в чем-то вроде рюкзака, – а затем и маленькое личико под кривовато надетой забавной голубой панамкой.
– Я повторяю, – резко произнес Люк, – объясните мне, что здесь происходит?
Он все еще ее не заметил; его прожигающий насквозь взгляд ни на секунду не отрывался от адвоката. Она повернулась, чтобы взглянуть на Эдмунда Максвелла. Но тот встретил ее взгляд молчаливой просьбой в глазах… и кивком в ее направлении. Уитни испуганно прижала руки к груди. Я? – беззвучно спросила она.
Максвелл кивнул.
Уитни нервно сглотнула. Ей хотелось сжаться в кресле, чтобы взгляд Люка Браннигена ее не нашел… Но выхода не было: в конце концов, она здесь ответственное лицо – по крайней мере до тех пор, пока не зачитано завещание и не назван новый хозяин поместья. Конечно же, им станет Люк. Он как-никак Бранниген и, насколько известно, последний из их рода; так что, даже несмотря на их разногласие, Крессида не оставила бы поместье никому, кроме Люка.
Уитни сунула ноги обратно в туфли, разгладила руками юбку и встала, чтобы встретиться взглядом со своим заклятым врагом. Его глаза казались необыкновенно синими, на загорелом лице они сияли как сапфиры. Синие, как сапфиры, и холодные, как лед.
Он моргнул. Посмотрел на нее как на пустое место. Потом снова моргнул.
В ту же секунду Уитни поняла, что он ее узнал… И по усмешке, искривившей его губы, догадалась, что ничего не изменилось.
Между ними все осталось по-прежнему.
Она глубоко вздохнула.
– Твоя бабушка умерла три дня назад. Похороны состоялись сегодня утром, а сейчас мистер Максвелл собирается зачитать завещание Крессиды, так что, если ты сядешь где-нибудь, мы могли бы продолжить…
– Умерла? – Люк побледнел. – Значит, я опоздал…
– Да, да. – Бумаги в руках Эдмунда Максвелла задрожали. – К сожалению, ты опоздал. Итак… завещание. Все готовы слушать?
Люк был слишком потрясен услышанным, чтобы ответить.
Уитни кивнула и села. Сплетя пальцы на коленях, она изо всех сил пыталась забыть о присутствии этого человека и сосредоточиться на Эдмунде Максвелле.
Адвокат начал с зачитывания пунктов завещания, касающихся доли наследства кухарки и горничной, обеим было уже за семьдесят. Затем зачитал список наследников, также получивших незначительные суммы, – часть денег оказалась завещанной нескольким старинным друзьям, а кроме того, церкви и начальной школе Изумрудной долины.
– И Уитни Маккензи…
Уитни попыталась проглотить болезненный комок, вставший в горле. Что бы она ни получила, это наследство никогда не заменит ей женщины, которую она так любила. Она сморгнула, чтобы отогнать набегающие слезы, «…моей дорогой Уитни я оставляю поместье Браннигенов, виноградники Изумрудной долины и остаток состояния».
Все мысли в мгновение ока вылетели у нее из головы… кроме одного-единственного вопроса, который метался в ее мозгу, вызывая головокружение: Почему не Люку?
Адвокат продолжал говорить, но она уже ничего не воспринимала, не способная справиться с чудовищностью того, что только что услышала.
– Мисс Маккензи?
Она чуть не подпрыгнула от неожиданности и поняла, что Эдмунд Максвелл закончил. И теперь стоял, наклонившись над ней.
– Моя дорогая, – сказал адвокат, – не проводите ли вы меня до двери… мне хотелось бы поговорить с вами… частным порядком.
Уитни с трудом удалось подняться, выжать из себя слабую улыбку, принимая поздравления от кухарки и горничной. Люка в комнате уже не было. Ушел ли он сразу, как стало ясно, что ему ничего не досталось? О Господи, сделай, чтобы так оно и было, взмолилась она.
Она тепло попрощалась с Элис и Мирной. За ними пришло такси, и они навсегда покидали поместье Браннигенов. После их отъезда Уитни проводила адвоката через холл к тяжелой дубовой двери.
Он остановился на пороге, ссутулившись, и поднял воротник пальто, загораживаясь от резковатого весеннего ветра.
– Это обуза, – сказал он, – и, конечно, Крессида сама виновата. Она сумела сохранить дом в порядке, но вот виноградники… увы, она отстала от времени. Доход был слишком маленький, и я боюсь, что весь капитал израсходован. Прямо скажем, скончалась она вовремя. После выплаты завещания на ее банковском счету не останется ни гроша.
– Я понятия об этом не имела. – Уитни вздрогнула, холодный ветер пронизал ее сквозь тонкую шелковую блузку. – Она всегда была так щедра… Я думала, что у нее много денег.
– В свое время так оно и было. – Он засунул кейс под мышку и стал натягивать поношенные кожаные перчатки. – Вы должны хорошенько обдумать все возможности, дорогая. Лучше всего было бы продать поместье, но с внезапным появлением Лукаса… увы, могут возникнуть трудности. Вам придется с ним это обговорить. И дайте мне знать, что вы решите.
– Да, конечно, – пробормотала Уитни.
Но она уже воспрянула духом. Эдмунд Максвелл, очевидно, не заметил, что, кроме его собственной, других машин перед домом не стояло. И он ошибается, думая, что с появлением Люка могут возникнуть трудности.
Этот человек – слава Богу! – уже уехал.
Прием после похорон провели в гостиной.
Уитни подкинула в камин побольше дров еще до того, как перейти с адвокатом и прислугой в библиотеку. Сейчас же, вся в беспокойных мыслях, она вернулась в гостиную. Вздохнув, закрыла за собой дверь, подошла к пылающему камину, чтобы согреться, и, обхватив себя за талию, стала смотреть на пляшущие язычки пламени.
– Ох, Крессида, что же ты наделала, – пробормотала она.
– Да уж, действительно! – протянул у нее за спиной циничный голос.
Уитни ахнула и стремительно обернулась.
Люк Бранниген поднялся с дивана с высокой спинкой, где он уложил спящего ребенка. Рядом с диваном стояла огромная грязно-белая полотняная сумка, совершенно неуместная, как машинально отметила Уитни, в этой элегантной комнате. Он подошел к ней, отсекая путь к двери, а значит, и возможность бегства.
Интересно, почему это она должна думать о бегстве? О, она прекрасно это знает! Его наглый взгляд обшарил ее откровенно и неторопливо… И Уитни физически ощутила на себе этот дерзкий мужской оценивающий взгляд. Она напряглась.
– Да, действительно, что же это она наделала, – повторил он с издевкой. – Но хвала Господу за приписку к завещанию.
– Что ты имеешь в виду?
Он нахмурился, словно растерявшись, потом вдруг насмешливо воскликнул:
– Ах, ты не слышала! Настолько была вне себя от радости, что огребла такое состояние, что даже не выслушала Максвелла до конца! А ведь он зачитывал весьма немаловажные детали завещания.
– Детали?
– Приписку. Все-таки Крессида питала ко мне слабость, несмотря на разрыв отношений.
– Что за приписка?.. – Уитни изо всех сил старалась скрыть поднимающуюся панику. – О чем она?
– Налей мне выпить, и я тебе расскажу.
Уитни на секунду смешалась, потом, плотно сжав губы, подошла к шкафчику с напитками.
– Тебе чего? – коротко бросила она.
– Скотч. Чистый.
Она налила виски.
– А себе ты что же, не нальешь? – прежде чем принять от нее стакан, спросил он.
Что ж, пожалуй, ей тоже не помешает что-нибудь выпить: это поможет ей успокоиться и приготовиться к любой неожиданности. Она плеснула себе виски, разбавив содовой. Потом поставила стакан на камин и подошла к окну, встав так, что свет падал на нее сзади.
– Ну, так что же? – Уитни сделала глоток и почувствовала, как тепло растекается по всему телу.
– А знаешь, я ведь тебя вначале не узнал. Когда я уезжал, ты была неуклюжим двенадцатилетним подростком, с ножками как палочки и соломенного цвета хвостиками на голове. А сейчас…
– Да? – Уитни вздернула подбородок. Она прекрасно знала, как она теперь выглядит, но из мелочной мстительности хотела услышать, что он об этом сможет сказать. Она ведь действительно очень похорошела за эти годы.
– Ты сногсшибательна, – тихо сказал он. – Даже в скучном черном наряде ты выглядишь совершенно потрясающе. Фигура, эти зеленые глаза и сливочного цвета кожа, золотистые волосы… Леди, ты удивительно хороша… и, очевидно, сама это знаешь. Так же как и то, что ты, – и голос его стал снова холодным, – точная копия своей покойной мамаши.
Ощущение было такое, будто он скинул ее с лестницы.
– Да, я знаю. – Она постаралась заставить себя говорить твердо. – Я знаю, что похожа на нее.
– Кристал могла бы гордиться тобою. – Его голос пробирал ее до костей. – Ты преуспела там, где ей не удалось. Поместье Браннигенов и виноградники Изумрудной долины теперь твои. Твоя красотка мамаша разбила мою семью в попытке присвоить чужое состояние, а тебе все преподнесли на блюдечке. Так что давай, расскажи-ка мне…
Он залпом проглотил свой скотч и начал катать стакан в ладонях.
– Уж не продала ли ты душу дьяволу, чтобы заполучить этот рай на земле?
Что он себе позволяет, черт возьми?! Будто специально пытается разозлить ее, зная, что у нее вспыльчивый характер. Обычно ей удавалось себя контролировать. Но сейчас она не могла позволить этому человеку говорить ей гадости!
– Сам сказал, что дом теперь мой, и ты не имеешь никакого права меня оскорблять! – Она не обратила внимания на неожиданный укол совести. Но хоть у Люка и больше прав унаследовать имение, чем у нее, она обязана чтить условия завещания. – Я иду наверх переодеться, – резко продолжила она, – и к тому времени, как я вернусь, надеюсь, тебя уже здесь не будет. Если ты не…
Внезапно Люк схватил ее за плечо и резко развернул к себе лицом, так что она даже вскрикнула от неожиданности.
– Кое о чем ты забыла, – с тихой яростью сказал он.
– О чем?
Люк улыбнулся, и Уитни содрогнулась при виде триумфа в его глазах.
– Приписка, – со значением произнес он. – Условия в приписке.
– Я уверена, ко мне это не имеет отношения!
– Очень даже имеет. В ней сказано, что…
– Эдмунд Максвелл оставил копию завещания в библиотеке. – Уитни резко освободила плечо. – Я могу и сама прочитать!
Библиотека была пуста, и она почти бегом устремилась к столу. Схватив завещание, она быстро пролистала его до последней страницы. И ей показалось, что она ступила в зыбучие пески, и они сомкнулись над ее головой. Она ухватилась за стол.
– Как видишь, – раздался голос Люка позади нее, – я буду жить здесь, в поместье Браннигенов, вместе с тобой. И пока я здесь, ты не имеешь права его продавать.
– Здесь сказано, – Уитни тщетно пыталась побороть панику, – что, если ты появишься в день похорон без гроша в кармане и без крыши над головой, я не имею права тебя не впустить… и только при таких обстоятельствах я не могу ничего продать. – Она язвительно взглянула на него. – Тебе сейчас двадцать девять…
– Тридцать. – В его глазах мелькнула насмешка. – Только что исполнилось.
– И ты хочешь, чтобы я поверила, что после тринадцати лет отсутствия ты вернулся домой с пустыми руками…
– Ну почему же с пустыми, – усмехнулся он. – Я вернулся с девятимесячным сыном, которого нужно вырастить. Крессида, царствие ей небесное, должно быть, знала, что однажды я…
– Знала, что ты ничего не добьешься в жизни, Люк Бранниген! – бросила Уитни. – Слава Богу, что твоя бабушка до этого не дожила!
– Ну, в этом я с тобой не согласен, – спокойно сказал он. – Но сейчас мне не до споров. Я в дороге со вчерашнего дня и совершенно вымотался. Если ты покажешь, где бы мы могли устроиться… – Он подошел к дивану, осторожно взял на руки малыша и легко закинул за плечо огромную и битком набитую полотняную сумку. – Я бы не прочь отдохнуть.
Уитни приложила руку ко лбу и почувствовала, что ее пальцы дрожат. Неужели ей от него не отделаться? Неужели она действительно не может продать поместье? Как же ей в таком случае быть? Эдмунд Максвелл сказал, что у Крессиды совсем не осталось денег; у нее самой на счету всего около двух тысяч, это почти что ничего, принимая во внимание, сколько денег понадобится, чтобы восстановить виноградники Изумрудной долины.
– Можешь расположиться в комнатах отца. – В смятении она отбросила волосы назад за спину.
– Я бы не хотел жить в комнатах отца. – Он сжал зубы. – Как насчет той, с видом на бассейн?
– Нет, – сказала Уитни жестко. – Она – моя.
– Тогда я займу соседнюю. – Он вопросительно поднял брови. – Есть возражения?
«Да, – хотелось ей закричать. – Есть, и большие».
Ей вовсе не улыбалось, чтобы он расположился в соседней с ней комнате.
– Пожалуйста. Пока что – пожалуйста.
Ребенок зашевелился, захныкал. Люк рассеянно чмокнул его в макушку, прикрытую смешной голубой панамкой. Глядя на них, Уитни почувствовала, как что-то сжалось у нее в груди. Люк же повернулся на каблуках и вышел из комнаты. Она смотрела ему вслед и никак не могла понять, почему это вдруг так расчувствовалась. Может, из-за контраста – Люк так жесток и неуязвим, а малыш доверчив и беспомощен? Или заботливый отцовский жест так тронул ее сердце? Ей не хотелось верить, что он способен на нежность, – она предпочитала считать его ужасным, высокомерным, несносным…
Только тогда с чистой совестью она использует любую хитрость, чтобы избавиться от неожиданного гостя. Где же мать ребенка? Жива ли она? Женаты ли они? Разведены? А может, они до сих пор в браке, но тогда почему она не здесь, с ним и сыном?
Только один вопрос ей не нужно было себе задавать, потому что она уже знала на него ответ. Люк все еще ее ненавидит… Так же как ненавидел тринадцать лет назад, когда Крессида Бранниген только взяла ее в дом.
Сейчас, с точки зрения взрослого человека, поведение Люка уже не поражало ее. В конце концов, она действительно явилась причиной разногласий между ним и его бабушкой и, более того, виновата в той ссоре, что привела к ультиматуму Крессиды и уходу Люка из родного дома.
И Уитни всегда чувствовала на себе бремя вины, так как Люк исчез и никто больше о нем не слышал.
До сегодняшнего дня.
Узнав о смерти бабушки, он, казалось, был потрясен.
В самом ли деле? Или он просто хороший актер?
Может, слухи о том, что Максвелл пытается его найти, все же достигли его ушей. Но возможно также, что его приезд домой именно в этот день – это не что иное, как совпадение. Всем известно, что правда иной раз более невероятна, чем вымысел. Но так или иначе – это ничего не значит! Главное, что Люк все же появился, как чертик из табакерки, и совершенно некстати. Уитни нахмурилась. Он сказал, что у него нет денег. Если это правда, значит, он с полным правом может здесь поселиться.
Но она не собирается верить ему на слово. Она обязана убедиться, что все условия завещания выполняются. Это ее долг перед Крессидой.
Она попросит Эдмунда Максвелла немедленно этим заняться: навести справки… и вытащить правду на свет Божий.