– Сюжет фильма очень прост. Это – триптих, три отдельных истории. В каждой совершенно разные действующие лица, их играют одни и те же актеры, а именно – вот эта одаренная группа. – Марина взмахнула рукой, обвела жестом присутствующих за столом и откинулась на спинку стула. – В каждой истории присутствует кажущаяся бессмысленность повторения прожитых драм. Пока, наконец, до кого-то не доходит полностью их смысл. В каждой истории двое людей любят друг друга, но один из них – непредумышленно – виновен в смерти другого. Полагаю, тема такова: бессознательно мы, когда любим, разрушаем друг друга. Это происходит в каждой мелочи.

Харм вытащил маленькую записную книжку и что-то нацарапал. «Хорошо, – подумала Ния. – Очень типично».

– Две части уже отсняты, – продолжала Мирина. – Первая – в Нью-Йорке, в нижнем Ист-Сайде. Скульптор и натурщица влюбляются друг в друга. На самом деле она – официантка и живет в комнате с приятельницей, студенткой-художницей из Новой Школы. Скульптор часто приходит в ресторан, где работает его возлюбленная. Ему нравятся жареные цыплята. В своей мастерской он лепит что-то наподобие больших костей. Натурщица готовит для него в студии. Он начинает лепить более похожие на плоть вещи. Кости обрастают мясом. Любовь заполняет его работу. Но девушка начинает худеть, словно его произведение отбирает у нее плоть. Ее подруга по комнате советует держаться подальше от скульптора. Натурщица обвиняет свою приятельницу в ревности.

– Скульптор и натурщица танцуют в темных клубах, отдаются друг другу на полу студии в белой пыли от камня. Он покупает шляпу на «блошином рынке и дарит ей. Она надевает шляпу перед тем, как лечь с ним. Шляпа в стиле тридцатых годов, черная вуалька прикрывает глаза. Она говорит скульптору, что всегда будет любить его, всегда будет носить эту шляпу. Потом начинает фантазировать: «Это – волшебная шляпа. Если я надену ее, я хочу тебя. Если же я не надену ее, знай: между нами все кончено».

«Значит, если ты потеряешь ее, – говорит он, – мне придется бросить тебя».

«Глупо», – отвечает она.

«Эту игру начала ты, – парирует он, – я только играю».

Однажды девушка, живущая в одной комнате с натурщицей, без разрешения берет ее шляпу. Она выходит прогуляться, встречает скульптора. Они идут в бар на Принс Стрит, выпивают и веселятся. Ночью они идут к нему в студию. Натурщица в это время работает в ресторане. Ее приятельница и скульптор становятся любовниками. Ему кажется, что все произошло из-за шляпы. Во всем виновата шляпа.

Натурщица не догадывается о том, что произошло. Но однажды вечером они гуляют по мосту. Ветер срывает с головы натурщицы шляпу и забрасывает ее на выступ. Достать ее, кажется, невозможно. «Тебе нельзя терять шляпу, – говорит он. – Ты знаешь, что произойдет без нее!» Он тянется за шляпой. Она боится, удерживает его, обещая любить его в шляпе и без нее.

«Забудь эту чертову шляпу!» – кричит она. Он балансирует на перилах, внизу – черная вода. Он пьян. Она умоляет его вернуться. Наконец, он возвращается.

«Теперь моя очередь», – говорит она. «Нет. Ты не пойдешь», – упрашивает он ее, но не успевает ничего предпринять, как она взбирается на перила и тянется за головным убором. Вы видите только ее лицо, вам кажется, что она упала. Но нет – она, смеясь, выпрямляется. Шляпа у нее в руке. Между ними возникает ссора.

– Я устала от этой чертовой тарелки! – кричит она. – Это не бриллиант, не золотое кольцо. Она ничего не значит ни для одного из нас. Это всего лишь шляпа, – и бросает ее на дорогу. Скульптор бежит за шляпкой, она бросается вслед, отталкивает с пути приближающегося грузовика. Они оба спотыкаются, падают. Он перебирается на другую сторону моста. В последнем кадре тело женщины с глухим стуком падает поверх капота машины, неясные очертания раздавленного тела в свете задних фар. Он стоит посередине дороги, держит шляпу в руках, а машины проносятся мимо.

Мирина отпила из высокого узкого бокала, поставила его на стол. Все молчали. Харм положил руку на спинку стула Нии. Мирина продолжала:

– Вторая история. Две супружеские пары, старые друзья, отправляются путешествовать в дикие леса Канады. На самом деле съемки проходили в северной Миннесоте в районе Баундерн Вотерс Каноэ. Идет дождь. Холодно. Одна из женщин – сердитая. Вторая нежная, мягкая, постоянно старается всех приободрить.

Мужчины – давние приятели. Сердитая женщина: «Надо было ехать на Карибское море, на курорт, куда угодно, только не сюда». Приятная женщина чистит рыбу и собирает дрова для костра. Сердитая женщина говорит ей: «Ты что, рабыня?» Приятная женщина соскребает ножом чешую с рыбы, раскалывает дрова. Ночью в палатке приятная женщина с мужем ласкают друг друга и слушают, как возле места их лагеря бродит медведь. Утром в лагере все перевернуто, но светит солнце. Дождь прекратился. Они убирают мусор и говорят о длительных браках. Каждая пара состоит в браке почти двадцать лет. Приятная женщина говорит о том, чтобы из всего извлекать удовольствие и игнорировать неприятности. Сердитая женщина говорит: «Я хочу большего. Я заслуживаю большего».

При солнечной погоде сердитая женщина, наконец, повеселела. Она голышом загорает на скале. Ее муж уходит ловить рыбу. Когда он возвращается, то не доплывает на байдарке до берега, а ныряет с нее в темную воду. И не выныривает. Он разыгрывает жену. Доплывает до края скалы и прячется под ней. Потом внезапно выныривает, смеется. Женщина злится, но он продолжает смеяться, взбирается к ней на скалу, ласкает ее. Она отдается ему за скалой под соснами. После она говорит ему: «Вот всегда ты так. В тот момент, когда я ненавижу тебя, ты доставляешь мне удовольствие».

Ночью муж сердитой женщины выходит посмотреть на луну. Приятная женщина, жена его друга, сидит одна, залитая лунным светом. Очень красиво. Много звезд, гораздо больше, чем можно себе представить. Он курит и рассказывает приятной женщине, как подшутил над своей сердитой женой, спрятавшись под выступом. Приятная женщина говорит, что иногда завидует им.

«Вы несчастливы друг с другом, но в вас есть страсть. Возможно, я слишком надежна. Встаю рано утром, разжигаю костер и готовлю, пока твоя жена спит и жалуется. А потом вы вместе идете ловить рыбу. Может быть, когда-нибудь я воспользуюсь случаем, сделаю что-нибудь скандальное, вместо того, чтобы вечно оставаться хорошей».

Он подзадоривает ее, приглашает раздеться донага в лунном свете и нырнуть в холодную воду. Она соглашается, начинает раздеваться, но вдруг пугается. «Нет, – говорит она. – Я воздержусь!» «А я нет!» – кричит он, сбрасывает одежду и ныряет. Он не появляется на поверхности. Она зовет его, считая, что он прячется под выступом. Но он так и не появляется. Она ждет. Ждет долго. Его нет. Она будит мужа, который спит в палатке, и рассказывает ему, что произошло. Ее муж говорит ей: «Он разыгрывает тебя. Он, наверное, проплыл вдоль берега и выбрался чуть подальше. Оставайся со мной, согрей меня», – говорит он и обнимает ее.

Утром приятная женщина встает рано и идет с ведром к воде. Свесившись с выступа скалы, она видит посиневшее тело мужчины в прозрачной воде. На голове у него – огромная рана. Кажется, что он пристально смотрит на нее, ничего не выражающими пустыми глазами.

Приятная женщина опускает ведро, брызгает себе в лицо водой, потом быстро возвращается к палаткам и начинает складывать костер, очень сосредоточенно, не спеша – хворостина к хворостине.

Официанты убрали суповые тарелки и налили вина в бокалы. Ния быстро осушила свой стакан. Это был звездный час Мирины. Ния могла слушать ее всю ночь. Она наклонилась вперед, опираясь на локти, внимательно слушала. Ее плечо касалось плеча Харма. Харм обнял ее одной рукой. Она быстро взглянула в сторону Леонарда. Тот не сводил с них глаз. Ния посмотрела на сидящих вокруг стола людей. Они все сейчас во власти Мирины. Она, несомненно, прекрасный рассказчик, все слушают, словно завороженные, ее речь: продюсеры, кинематографисты, актеры, обслуживающий персонал, художники по костюмам, художники-постановщики, газетчики.

Любой из них мог написать Нии те письма. Любой мог взломать дверь домика, зажечь керосиновую лампу, воткнуть нож в кровать. Ранчо – открытое место, а не крепость, обнесенная неприступной стеной. Любой из них мог бы остаться в домике. Они могли бы нанять какого-нибудь пьянчужку, случайно встреченного в баре Мадрида. Заплатить тому, чтобы он следовал за ней в Альбукерке и назад, выстрелил в «Мерседес» на темной дороге. Но почему? Зачем? И зачем возвращаться и убивать того человека? Что еще знал убитый?

Она постаралась припомнить, кто из них был в Манзанилло, когда убили Робин. Многие. Леонард собрал людей на многие годы, причем не только актеров, но и киношников. Она снова взглянула на Леонарда, его взгляд, по-прежнему был прикован к ней. Многие годы он извлекал выгоду, управляя людьми, создавая сценарии, как перед камерой, так и в жизни. Ей все еще казалось, что он имеет какое-то отношение к происходящему. Даже к убийству. Возможно, он утратил контроль над творческим процессом. Видения размножались, как размножаются клетки раковой опухоли. Он мог просто утерять грань между фильмом, который снимал, и внутренней драмой, существующей в его больном воображении. Он привык управлять ее жизнью, но больше не мог этого делать. Что же происходит с разрушенной надеждой? Она улыбнулась ему, она играла. Это – их старая игра: кто первым отведет глаза? Он улыбнулся в ответ. Ния заметила, что его рука под столом, возможно, она лежит на бедре Тэсс.

Кто-то прервал Мирину вопросом о пересмотре сценария во время работы, потом она вернулась к сюжету – Нью-Мексиканскому эпизоду. Ния частично знала его, но лишь несколько сцен. Зажженная лампа. Любовная сцена, которую они отсняли сегодня. Она сгорала от нетерпения, ей хотелось услышать всю историю целиком, не важно даже, если все начнет меняться в процессе работы над фильмом.

– Последняя история. Вы еще слушаете меня? – спросила Мирина. – Молодая пара из Лос-Анджелеса путешествует на мотоцикле по дорогам Запада. На пару дней они останавливаются в мотеле, ссорятся, решая, жениться им, или нет. Молодая женщина против брака. Она считает, что женитьба разрушит все, что у них есть сейчас, но, в конце концов, соглашается. Они идут к мировому судье. Женщина покупает платье в магазине подержанных вещей. Ночью они отдаются друг другу в комнате мотеля, сбивают керосиновую лампу, загораются шторы. Мужчина гасит начинающийся пожар. Женщина напугана, а он считает все забавным. Женщина долго не может заснуть, она обеспокоена и считает пожар дурным предзнаменованием.

Следующим вечером новобрачная в баре выпивает и танцует с другим мужчиной. Ее муж впадает в уныние. Он возвращается в мотель, идет в контору, покупает банку содовой. Женщина, которая заправляет мотелем, в задней комнате смотрит телевизор. Она приглашает мужчину присоединиться к ней. И соблазняет его, они быстро и равнодушно совокупляются на диване перед включенным телевизором. По выражению лица мужчины видно, что он жалеет о том, что сделал. После акта женщина из мотеля курит и успокаивает его:

– Тебе не стоит волноваться. Я ничего не скажу твоей жене, ничего.

Он интересуется:

– Часто ли такое у тебя случается?

– А ты бы нет? – отвечает она, обведя глазами помещение. – Если бы у тебя была такая жизнь, что бы ты делал?

Ночью новобрачную мучают кошмары. Ей снится, что взорвался мотоцикл, когда они ехали на нем. Из-за пожара и кошмарного сна она полна тревоги и беспокойства. Говорит мужу, что это – плохие предзнаменования, они должны продать мотоцикл. Они снова начинают ссориться. В конце концов, мужчина соглашается продать мотоцикл. Утром он едет на мотоцикле в Санта-Фе, продает его и в обмен покупает замечательную старую машину. Они выезжают на ней прогуляться, петляют по извилистой дороге в каньоне, слышат звуки выстрелов в горах. Они останавливаются и внимательно осматривают машину. В боковом стекле – дырка от пули. Наверху, на склоне холма стоит мальчишка-подросток с ружьем. Когда они смотрят на него, он поднимает ружье и стреляет в ворону, но не попадает.

Вернувшись в мотель, муж новобрачной идет к женщине, которая владеет мотелем. Жена ищет его. Входит в заднюю комнату, ее муж играет в карты с хозяйкой мотеля. Новобрачная смотрит на них и догадывается, что они были любовниками. Но молодая женщина ничего не говорит мужу о своих догадках.

Они едут назад в Лос-Анджелес. Молодая женщина все время сетует по поводу того, что дырка в стекле портит машину. Мужчина раздраженно говорит ей:

– За два дня ты уже разрушила все в моей жизни. Я женат, у меня больше нет мотоцикла, – и добавляет: – Я никогда не прощу тебя!

– А ты, – говорит она ему, – спал с другой женщиной на второй день нашего медового месяца. Я никогда не прощу тебя.

Он протягивает руку, гладит ее колено.

– Значит, мы – навеки враги?

– Видимо, да! – соглашается она.

Они подъезжают к железнодорожному переезду. Приближается поезд. Поезд движется очень медленно – или просто так кажется. На переезде мигают красные огоньки, но шлагбаума нет. Никто не мешает ехать дальше, если они хотят. Он подстрекает свою жену переехать через пути, несмотря на приближающийся поезд, она соглашается. Машина застревает. Она пытается завести мотор. Он выходит из машины и кричит, чтобы она прыгала. Она словно не слышит его. Женщина не хочет бросать машину. Она кричит ему в ответ, что это – единственная вещь, которая у них есть, и не выходит из машины. Он бросается к машине. Поезд медленно приближается, машинист громко сигналит. Мужчина вытаскивает женщину из кабины, они скатываются вниз с насыпи к ручью и лежат, обнявшись. Поезд толкает машину, сминает ее, как жестянку. Они лежат и смотрят, как поезд с грохотом проезжает мимо.

«Великолепно, – подумала Ния. Она смутно знала сцену с поездом, но не ту часть, где в последнюю минуту спасается. Мысленно она нарисовала перед собой большой крест, вроде защиты от воображения Мирины.

Выстрелы, дырка от пули, пожар, поезд. Интересно, что Мирина изменит в этих сценах. Ния была уверена, что Мирина не оставит для новобрачных счастливого конца. Ния покрутила дешевое обручальное кольцо, которое купила для съемок. Рита и Сэм.

Мирина отодвинула стул назад и продолжала:

– Есть еще эпилог, очень краткий. Камера идет за поездом. По обстановке видно, что прошло много лет. Скульптор идет по вагону-ресторану. За последним столиком он видит женщину в возрасте, очень красивую. Она сидит одна. На ней маленькая черная шляпка, какие носили в тридцатых годах. Точно такая же, как он подарил когда-то своей возлюбленной. Шляпка, из-за которой погибла его натурщица. Скульптор представляется и пробит разрешения присоединиться к ней. Это – та приятная женщина из второй истории. Они говорят о взрослых детях, разводах, путешествиях. Потом идут в ее купе и отдаются друг другу, размышляя при этом, не являются ли случайные связи самой чистой формой любви. Приятная женщина говорит, что давным-давно поняла, как важно уметь воспользоваться случаем. Говорит, что никогда раньше не делала этого, но хочет попробовать. Потом они лежат рядом, отдыхая. Поезд медленно проезжает через небольшой городишко. Они поднимают занавеску и выглядывают в окно. Поезд идет мимо городской свалки, где черный медведь разгребает лапой останки разломанной домашней утвари. Собака с лаем бежит за поездом. Ворона садится на кучку черных автопокрышек. Задние стены домов. Дворы. В одном из них женщина развешивает выстиранное белье. Это – новобрачная спустя двадцать лет. Бывший новобрачный возится с мотоциклом позади дома. Женщина прекращает развешивать белье, смотрит на поезд. Она машет вслед поезду.

Мирина закончила рассказывать и дотронулась до пустого бокала, подавая знак официанту. Джек Дризер первым начал аплодировать Мирине.

Тэсс Джуран отодвинулась на стуле от стола.

– Прекрасно, Мирина. Очень символично. Но зачем рассказывать нам сюжет, если все изменится, как только мы начнем съемки? В первых двух частях тоже все было иначе. Сердитая женщина, я – должна была утонуть, но, когда мы стали работать, – утонул Джек. И приятельница по комнате, как предполагалось, выходила замуж за скульптора в твоем первом сценарии. Тогда зачем ты все рассказываешь нам? Зачем ты обманываешь наши ожидания?

Мирина смотрела, как официант убирает ее суповую тарелку.

– Нужно же начинать с чего-то? Обмануться в надеждах, да? Но вначале ожидания должны появиться. И кто знает, возможно, когда-нибудь сюжет повернется так, как мы ожидали. Любовь восторжествует.

Официант распахнул дверь. К столу стали выносить большие блюда и расставлять перед гостями. На блюдах были разложены перепела с гарниром из запеченного сладкого перца и зеленого винограда. Ния, не отрываясь, смотрела на маленьких коричневых птичек. Отовсюду слышались восторженные восклицания по поводу изящного оформления.

Ния почувствовала отвращение к еде. Она поднесла ко рту салфетку, посмотрела на Харма. Как бы искусно ни были приготовлены перепела… Она извинилась, встала и быстро пошла по коридору в темный дворик. Над холмами сияла желтая луна, как спелая дыня. Кто-то оставил куртку на спинке стула. Ния накинула ее на плечи и села.

Она вспомнила, как у нее перехватило дыхание, когда Мирина рассказывала эпизод с мальчиком, стреляющим из ружья со склона холма. Два дня назад этого не было в сценарии. Неужели Мирине никогда не приходило в голову посоветоваться с ней, узнать, как чувствует себя актриса, когда факты из ее собственной личной жизни перекочевывают в фильм? Эпизод с мальчиком не вписывается в сценарий. Он не является органичной частью сюжета. Если не считать одного – дырка от пули испортила машину.

А кадры с поездом. Неправдоподобно. Вряд ли она сможет ждать, пока Джек вытащит ее из машины, остановившейся на путях. Черта с два! Эта сцена для каскадеров, она не собирается рисковать жизнью. Пусть наймут дублера. Хорошо бы поговорить об этом с Сюзанной. Возможно, она убедит Леонарда в необходимости дублера. Только этого ей и не хватает на съемках, оказаться на железнодорожных путях в автомобиле и попасть под поезд.

– Ния, ты избегаешь меня? – прервал ее размышления мужской голос, она вздрогнула, резко повернулась, вглядываясь в неясные очертания.

Мануэль Моравио появился позади ее стула бесшумно, словно подкравшись.

– Бог мой, Мануэль, ты напугал меня. Я не слышала, как ты подошел. Как поживаешь? Посиди со мной.

Писатель снял черную шляпу, обнажив жесткие седеющие волосы. Он был невысокого роста, с узкой грудью, но мускулистый, с яркими испанскими глазами и мелодичным голосом. Он говорил на безупречном английском. Много лет он прожил в Лондоне. Но все-таки в его речи иногда проскальзывал акцент. Мануэль сел рядом, взял ее руку и поцеловал.

– Ты совершенно игнорировала меня весь вечер.

– Извини, Мануэль. Ты разговаривал с Мириной, а меня втянули в беседу Тэсс и Джек. Ты был сегодня на съемочной площадке?

– Да, но я старался не попадаться тебе на глаза. Знаю, какая ты во время работы – в состоянии транса, не замечаете нас, простых смертных! – он рассмеялся, глаза потемнели.

Из дома слышались голоса и звон посуды. В саду у бассейна ветер шевелил листья деревьев, шелестел в цветах.

– Я очарован, – сказал Мануэль. – Но ты держишься слишком отчужденно. Ты – трудная женщина для сближения. Ты – холодный огонь. Голубое пламя.

– Ты так поэтично выражаешься, Мануэль. Но я совсем не пренебрегаю тобой. Я поглощена своими мыслями, это правда. И не очень веселыми.

Он взял ее руки изысканным жестом, словно собрался пригласить на танец. Он, действительно, прекрасно танцевал народные танцы, выучил множество их еще в детстве. Ния иногда недоумевала от странностей его поведения, противоречивости характера. Вспышки неуемной радости, детское восторженное простодушие сменялись унынием, озабоченностью, неразговорчивостью на много дней. Она ничего не имела против этих качеств, когда работала с ним над фильмом «Крылья». Если он замыкался в себе, у нее было время поразмыслить над ролью, разработать собственное отношение к героине. Во время его творческого отчаяния у нее был простор для действий. Но однажды он не разговаривал с ней и не замечал ее несколько дней подряд, и это ее озадачило. Может быть, она каким-то образом раздражает его? В конце концов, она почувствовала себя отделенной и напрямую спросила, почему он так невнимателен к ней.

– Но у тебя же не было сцен в эти дни, – ответил он. – А когда у тебя нет сцен, я забываю о твоем существовании. Я вспоминаю, что ты – не Соня. А вам, американцам, постоянно требуется внимание, чтобы знать о своем существовании! Вот что я тебе скажу. Мы сейчас с тобой будем танцевать. Танец решит эту дилемму.

Это было не совсем то, чего она хотела, но возражать не стала. Он уверенно закружил ее, они танцевали танго, от Мануэля пахло лимоном и чесноком.

Ния сжала его руку, потом отстранилась.

– Как твои дела? Как ты очутился здесь? Не думаю, что ты когда-нибудь раньше встречался с Мириной и Леонардом.

– Твоя драгоценная Сюзанна достала мне приглашение. Но, кажется, Мирина тоже рада моему приезду и радушно принимает меня.

Довольно странное суждение с его стороны. Моравио был всемирно известным автором, когда экранизировал свой роман «Крылья». Его режиссерский дебют собрал богатый урожай: фильм получил международный приз и другие многочисленные награды. Моравио имел гораздо большую известность, чем любой из Джакобсов. Ния была уверена, что Мирина просто сражена тем, что такой прославленный писатель сидит рядом с ней.

Мануэль продолжал восхищаться гостеприимством Мирины.

– Мирина даже отвела мне комнату здесь, в большом доме. Какое чудесное место! – он посмотрел вверх на звезды, словно запутавшиеся в кронах деревьев. – Но я приехал, чтобы встретиться с тобой, Ния. Я пишу продолжение «Крыльев», хотя и не предполагал, что снова вернусь к Соне. Мой роман может стать трилогией, а может быть, четырехтомником. В каждом томе – часть жизни Сони. «Крылья» пронесли ее через юность к замужеству. Следующая история происходит, когда ей исполняется сорок лет. Звучит глупо, но ты сыграла роль Сони в киноверсии и стала моей музой для этого образа. Работа над книгой застопорилась. Я подумал, что если увижу тебя, посмотрю, как ты работаешь на съемочной площадке, во мне что-то сдвинется. Ты вдохновишь меня. Я позвонил Сюзанне. Она договорилась с Мириной о моем приезде в Санта-Фе. Я здесь впервые. Мирина и Леонард больше чем любезны. Они пригласили меня в свой дом…

Ния усмехнулась своим мыслям о том, что Мирина с Леонардом и не должны были поступить по-другому. Мануэль потянулся и прикоснулся к ее лицу. Она вспомнила о прикосновениях Харма, его руке на рычаге в джипе. С Мануэлем, как и с Леонардом, она не была собой. Для них она – муза, проекция, выдуманное существо, прототип. Мануэль дотронулся до щеки Сони, а не Нии. Его рука задержалась на ее щеке, она не отстранилась, словно через это прикосновение хотела понять, имеет ли его неожиданный визит какое-либо отношение к событиям последних дней.

– В твоей новой истории снова будет птица, Мануэль?

– Нет, – ответил он. – Знаешь, я представил Соню в образе сильного животного. В юности Соня была птицей, полетом. Но после замужества она не может больше летать.

– Почему? Что ты имеешь в виду? У нее что-то повреждено? – Ния сдерживала себя, чтобы не задать вопроса в лоб, но не выдержала собственного подзуживания, спросила, как бы поставив его перед фактом: – Ты отрезал ей лапки?

– Что за странные фантазии? – удивился и рассмеялся Мануэль. – Ты хочешь сказать, что я связал ей ноги, или отобрал крылья? Что ты хочешь этим сказать? – он искоса смотрел на нее, как бы недоумевая.

– Ничего. Продолжай, – она все-таки была недовольна его бессодержательным ответом.

– Ее животным, ее метафорой в продолжении станет лошадь. Черная кобылица. Я купил ее на аукционе в Рио. Держу ее в своем ранчо недалеко от Рио. Я наблюдаю, как тренеры работают с ней. Каждый день, после своей писанины я хожу на нее смотреть. Я назвал ее Дуэнде.

– Что это значит?

– Надеюсь, что это удержит людей от заключения пари на нее. Слово может означать «душа». А еще оно гложет означать что-то, похожее на присутствие смерти.

Ния напряглась, выпрямилась на стуле.

– Нет, нет, не то, что ты думаешь, – он, конечно, заметил ее невольное движение. – Его значение подобно неожиданной вспышке интенсивной жизни, которая возникает в тебе в тот момент, когда осознаешь свою смертность. Оно не отличается от того, что создает Леонард в своих фильмах.

Голоса в доме стали громче, возбужденнее. Нии хотелось вернуться, быть рядом с Хармом. Она попыталась подняться, но Моравио схватил ее руку.

– Для меня было бы очень важно, если бы мы смогли побыть с тобой наедине. Ты работаешь, ты занята, но, может быть, мы пообедаем однажды вечером вдвоем.

Она попыталась отодвинуться, но он удержал ее.

– Можно, я приду с другом?

Моравио, казалось, испугался.

– Нет, конечно, нет. Я проделал весь этот путь не для того, чтобы общаться с твоими друзьями или с тобой в их присутствии. Я приехал поговорить с тобой о Соне. Мне нужна твоя помощь.

Ния не хотела оставаться с ним наедине. Тогда почему она сидит здесь, на патио, вне видимости Харма? Ветер прошуршал в цветах, покрыл рябью поверхность бассейна.

– Я живу здесь, на ранчо. Мирина отдала мне свою студию под спальню. Ты остановился внизу. Может быть, мы просто посидим как-нибудь у бассейна после съемок? Или выпьем кофе утром?

Она не хотела говорить ему, что больше не собирается здесь оставаться. Сюзанна приехала из Лос-Анджелеса не просто, чтобы надзирать за расследованием и проверять Леонарда. Она не просто так привезла и Моравио. Теперь Нии надо проводить время с ним. От нее ждут, что она поможет Моравио написать книгу, не в прямом смысле, конечно. А взамен ее непременно пригласят на роль Сони. Роль, за которую она уже получила Награду Академии. Теперь она поняла подоплеку появления и Моравио, и Сюзанны на ранчо Леонарда. Ния встала и отошла от писателя. Возможно, найдется какой-нибудь способ провести время с Мануэлем, но чтобы при этом присутствовал Харм. Она не хотела оставаться наедине с Мануэлем. Да и ни с кем другим. Даже с тем, к кому питала глубочайшее уважение.

– Конечно, у нас будет время поговорить, Мануэль, – успокоила она его. – Я договорюсь с Сюзанной, она знает мой распорядок.

– Ты сердишься на меня, Ния? – неожиданно спросил он, пригладил ладонью волосы и чуть ли не поклонился.

– Нет, конечно, не сержусь. Не обижайся, пожалуйста. Ты знаешь, на что похожи актеры к концу съемок. Это не имеет никакого отношения…

Дэн Хоув прервал их разговор, открыв дверь и заметив их на патио.

– Подают кофе, Ния. Сеньор Моравио, Мирина просила меня сходить за вами, – пригласил он писателя.

Гости бродили по коридорам, стояли возле камина в гостиной, пили кофе из фарфоровых чашек. Харм появился позади Нии и прошептал ей в волосы:

– Нельзя так сбегать.

– Я вышла на свежий воздух. Мне стало нехорошо.

– Я знаю, где вы были. Наблюдал за вами из-за забора на другой стороне бассейна.

– Я даже не заметила вас, – она повернулась к нему.

– Конечно, – подтвердил он. – Не вы же наблюдаете за обстановкой, а я.

– Спасибо, – поблагодарила она. – Но я тоже проводила со своей стороны расследование. И выяснила, что Мануэль Моравио остановился наверху в кабинете Мирины. Мне кажется, что он прибыл не сегодня.

Даже выпив кофе, Ния чувствовала себя усталой. Она подала знак Харму, беседовавшему с Моравио возле камина. Он подошел, она сказала, что сходит к себе в комнату, соберет вещи, объяснила, что хотела бы поскорее уехать отсюда.

– В домике я забыла портфель, – добавила она. – В стенном шкафу. Старый кожаный портфель. Не смогли бы вы принести его в мою комнату?

Харм извинился перед гостями, Ния вернулась в свою комнату и стала складывать в сумку одежду, записную книжку, будильник, роман в мягкой обложке, который так и не успела прочитать. Она стояла спиной к двери, когда кто-то сначала открыл ее, а потом постучал. Ей надо было запереть дверь, но подумалось об этом поздно. Ния взглянула через плечо. У входа стоял Джек Дризер, он вошел и закрыл за собой дверь.

– Ты уже уезжаешь? – спросил он. – Куда?

– В «Ла-Фонда», – солгала Ния. – Я не могу здесь оставаться, слишком уж фатально все складывается. И Леонард, и все… Ты знаешь…

Джек улыбнулся, сунул руки в карманы.

– Я только хотел поблагодарить за сегодняшнее… за то, что ты помогла мне в той сцене. Я никак не мог войти в роль. Ты заставила меня рассмеяться – в общем, спасибо.

– Теперь ты сможешь помочь мне, если я не смогу войти в роль.

– Ты всегда в роли. Я хочу сказать, ты, похоже, можешь войти в роль и остаться в ней на весь период создания фильма. Завидую тебе. Хотя за это тоже надо платить, верно?

– Что ты имеешь в виду? – не поняла Ния.

– Не знаю. Ты так впечатлительна. Тебя увлекает буквально все. Ты встречаешься с Леонардом? В тебе есть определенная зеркальность, отражающая прошлое чувство.

Ния отрицательно качнула головой:

– Нет, не встречаюсь. Ты же знаешь, Джек, все кончено.

– Хотя подобные вещи никогда не бывают чисто белыми или черными, так?

– Нет, – повторила она. – Я приняла окончательное решение по поводу Леонарда. Все уже прекратилось пару лет назад. Если бы ты был хоть, немного повнимательней, ты бы увидел, что у него новая привязанность.

– Тэсс? – спросил он.

– Угадал, парень!

– Черт побери! – сказал Джек. – Однажды я тоже серьезно подумаю над вопросом: не заняться ли мне режиссурой? Большие возможности в этой работе. – Его лицо приняло серьезное выражение. Ния застегнула молнию на сумке, внимательно оглядела комнату, не забыла ли чего-нибудь.

– Почему ты не рассказала мне о пожаре в твоем домике? Тэсс сообщила мне. Почему она, а не ты?

Ния присела на край кровати.

– У меня не было возможности, Джек. Мы встретились только на съемочной площадке.

– Надо было тогда и рассказать. Могла бы зайти в трейлер. Мы бы поговорили об этом. Похоже на гнусность, какая происходила и в Мексике. Я заслуживаю твоего доверия и хочу знать, куда мы снова движемся, ты согласна?

Ния посмотрела на свои руки, лежащие ладонями вверх. Интересно, какая здесь линия жизни? Однажды кто-то сказал ей, что у нее старые ладони, много жизней.

– Извини, Джек. Сказать по правде, я раздражена, вздернута из-за всего происходящего.

– Я то же. Не могла бы ты сообщить мне, если заметишь что-то еще?

Они словно сговорились – Джек и Тэсс. И ни с одним из них она не могла говорить искренне. Она чувствовала себя отрезанной от всех. Она не доверяет никому, даже Моравио на сегодняшней вечеринке вызывал у нее недоверие и подозрение. Сплошные секреты. Харм с тайным расследованием. Может быть, это всего-навсего еще один способ Леонарда вести игру, добиваться раздоров и разобщенности между ними? Ей страстно захотелось рассказать Джеку, что происходит. И что пожар в домике не самое страшное, что довелось ей пережить за последние дни… «Посоветуйся сначала с Хармом», – подумала она.

– Хорошо, Джек!

– И давай как-нибудь выберемся отдохнуть. Придумай, куда. Поболтаемся, как в Мексике. Нам не следует слишком серьезно относиться к происходящему, верно?

– Происходит еще один процесс, – сказала Ния. – Это не просто фильм.

– А, значит, профессор?

– Джек, у нас не вечер вопросов!

– Ты же знаешь, я должен следить за тобой.

– Он неплохой, не правда ли? Должно быть очень приятно назначать свидание профессору?

Джек прислонился к двери.

– Ну что ж, славно быть твоим любовником, даже так, как сегодня днем, Ния.

Да, это было славно в своем роде. В действительности, конечно, ничего не произошло. Просто прикосновение тела к телу. Она слишком одинока. Когда все, что имеешь, – только изображение любовной игры перед камерой. И еще хуже, когда тебе только это и нужно, потому что в реальной жизни все слишком запутано.

– Ты хочешь сказать, Кристина? – поправила она Джека.

– Да, Кристина.

В дверь постучали, и Джек открыл ее. На пороге стоял Харм с портфелем в руках. Он, казалось, недоумевал. Удивление, озадаченность сменились злостью.

– Ваш портфель, мисс Уайтт, – он поставил портфель на пол и повернулся, чтобы выйти.

– Ухожу, – сказал Джек.

Он прошмыгнул мимо Харма и пошел по коридору в сторону гостиной.

Харм вернулся в комнату, но не произнес ни слова. Так же молча взял ее чемодан и портфель. Она пошла вслед за ним к джипу, припаркованному на подъездной дороге перед домом. Повисло гнетущее молчание. Между машинами в длинных полосах света от прожекторов гулял павлин. В конце подъездной аллеи возле выезда на дорогу стояла полицейская машина. Просто наблюдают. Но и от присутствия машины она почувствовала облегчение.

Харм молчал, пока они не приблизились к городу. Узкие улочки Санта-Фе были обсажены сиренью, дома отгорожены от любопытных взоров глинобитными стенами.

– Послушайте, мисс Уайтт, меня, конечно, не касаются ваши личные контакты, – сказал Харм. – Я стараюсь расследовать ваше дело. И чувствовал себя неуютно, когда вы вышли на улицу поболтать с Моравио. И вот нахожу вас наедине с Дризером. При закрытых дверях. Я хочу, чтобы вы старались держаться открытых мест, в окружении других людей.

Можем мы договориться об этом? Не уединяйтесь ни с кем.

– Но всех этих людей я хорошо знаю, – возразила Ния.

– Ни черта это не значит! Джакобса вы тоже знаете, и не один год. Что же вы не доверяете ему?

– Я не хочу превратиться в полную шизофреничку.

– Вот и не надо. Но делать глупости тоже не следует.

– Не говорите со мной подобным тоном! Вы работаете на меня.

– Я работаю на Джакобсов и перед ними отвечаю за вашу жизнь! – он не отрывал взгляда от извилистой дороги. Неожиданно она поняла, что он немного ревнует. – Итак, в какую гостиницу вы желаете направиться? – спросил он.

– В гостиницу «Боланд», – ответила она. – Если там еще есть свободные места.

«Его начали мучать навязчивые мысли о парности событий. Две похожие друг на друга женщины. У обеих одинаковые черные с белой отделкой платья. Две черные лошади стояли в загоне. Два часа дня. Два красивых горных пейзажа. Все хорошее идет парами. Чай на двоих. Слишком мало. Слишком много. Слишком скоро.

Возможно, он далеко зашел в выдуманный мир. В воображении, выдуманности есть безопасность. Если оставаться в царстве грез, фантазий, вызванных воображением образов, – можно все понимать и контролировать.

Он отступает. Он боится. Он видит, что в реальном мире поступки не остаются без последствий. Начинается противодействие его поступкам и потеря уединенности. Уединенность присуща миру его фантазий.

Он вышел вечером прогуляться. Перед ним, за полем, был освещенный дом. На темной дороге, неподалеку от дома, припаркована полицейская машина.

Прошлым вечером он заходил в ее домик. А сегодня здесь полиция. И все потому, что он был в ее комнате.

Причинная связь.

Поэтому он удовлетворяется воображением, дает себе обещание оставить все на этом уровне и дальше не пойдет.

Идея для сцены. Возможный воображаемый ряд кадров. Она танцует с ним. На ней платье с белой отделкой. Нет, лучше, если, она будет в свадебном платье без бретелей, в том, которое она надела на съемках. Обнаженные плечи, шея, тонкие позвонки. Он танцует с ней. В руке, которая лежит на ее обнаженной спине, он держит нож. Она не видит этого, но чувствует, когда он прижимает ее покрепче к себе. Он проводит ножом через ее волосы, словно пальцами. Пока они танцуют, он расчесывает ей волосы черным ножом. Она склоняет голову, ощутив прикосновение холодного металла, старается резким движением отодвинуться от него. Она бьется в его руках, вырывается. А когда снова поворачивается к нему, он видит нож в ее руке.

Нет. Я не хочу этого. Почему снова появился этот образ? Становится труднее. Даже фантазии выходят из-под контроля. Почему она держит нож? Она не должна держать его. Откуда он у нее?

Потом он понимает. Он тихо ругается. Он сам оставил его там. Идиот. Когда он выбежал из домика, чтобы вернуться с видеокамерой, он оставил нож на кровати. Взял халат, а этот чертов нож оставил. Он вспоминает и немного успокаивается – он был в перчатках. Конечно, он надел их, когда вошел в домик.

Но сейчас нож у нее. Он уверен в этом. И на мгновение он снова пугается, что теряет власть. Потом вспоминает, что все в его жизни подчиняется теперь парности событий и вещей. И успокаивается».