Харм Боланд потянулся за кнопками и столкнул со стола на пол чашку. Разбрызгивая кофе на кипу скоросшивателей и по линолеуму, чашка скользнула по столу, упала и разбилась. Чашка служила ему более десяти лет, еще со времен его службы в ФБР. Она почти спрыгнула с края этого чертова стола. Он подумал, что надо собрать осколки и отнести их в мусорное ведро. У него не было желания порезаться об них.

Он повернулся к пустой доске объявлений позади письменного стола, на которую прикрепляли справочные карточки с вписанными на них фактами. Он ценил все случаи неоспоримой информации, важной или тривиальной, не имело значения. Довольно часто расследуемое дело начиналось парой значительных фактов, за которыми шла масса тривиальных. «Обращай внимание на мелочи, – повторял он себе. – Нужное и важное прячется под маской незначительности».

Он прикреплял карточки на доску – квадратные белые острова, разделенные пробковым морем. По мере расследования все больше и больше карточек будет он прикалывать сюда, до тех пор, пока не появится какая-то модель, зацепка, связь.

Процесс сбора информации давал ему чувство завершенности. Пока что он знал не так уж много, один-два факта. Пристально вглядываясь в карточки, он медленно переводил взгляд на уличное движение за окном кабинета. Улица плавилась в полуденном солнце. Бухгалтерская подготовка учила его придерживаться логики, но он знал, что настоящие открытия в расследовании таких дел случаются в пространстве между фактами, на расстоянии от одной до другой правды. Разложив карточки в ряд, он прочитал: – 4 ноября 1988 года – убита Робин Риз – Манзанилло, Мексика. Застрелена в затылок на месте съемок фильма «Мертвая жара». Применено оружие: «Винчестер – 30/30». Из тела извлечена пуля с мягким наконечником, спиральные пазы на кожухе пули указывают тип использованного оружия.

«17 апреля 1989 года – нападение неизвестного на Нию Уайтт в ее доме в Каньоне Лорель, во время недели, когда большое жюри проводило следствие по делу убийства Робин Риз. Личность: мужчина в маске. Примененное оружие: возможно револьвер тридцать восьмого калибра. Возле дома найдены шесть использованных боевых патронов.

«Понедельник 25 июня 1990 года – машина Нии Уайтт обстреляна на дороге «Путь Бирюзы», Мадрид, Нью-Мексико. Примененное оружие:…»

Он оставил вопрос об использованном оружии без ответа. Об этом ему сообщит Америко Куинтана – полицейский из Санта-Фе. Друг Харма из Лос-Анджелеса Бадди Хирш выудит дополнительную информацию о взломе в Каньоне Лорель. Они с Хиршем работали вместе, когда ФБР и полицейское отделение Лос-Анджелеса объединялись. Бад удивится, услышав от него новости. Харм сел на скрипучий вращающийся стул и перечитал еще раз статьи, которые скопировал для него Леонард Джакобс.

Сначала мексиканские власти посчитали убийство Робин Риз бандитским нападением, потом полиция высказала предположение, что это дело рук наркомана. Ее нашли без туфель и без кошелька, позади ряда магазинчиков в небольшом квартале Сантьяго, где днем работала съемочная группа. Кошелек и туфли нашли позже в мусорном баке возле клуба, в котором она провела вечер. Убийство не включало сексуальное нападение. В нее стреляли с расстояния примерно сто ярдов, пуля вошла в левую нижнюю часть черепа.

«Это не похоже на бандитское нападение», – подумал Харм. Выстрелы, случавшиеся во время грубых нападений, обычно делали с близкого расстояния в тело, а не в голову. При убийствах из-за мести оружие главным образом приставляли ко лбу или виску. Но в Робин Риз стреляли с расстояния, она была движущейся мишенью. Наверняка, она убегала, повернувшись спиной к нападающему. Или тот человек гнался за ней, или преследовал ее на машине. Но насколько возможна погоня в узком переулке?

О смерти Робин писалось в нескольких статьях. Харм быстро перечитал их. Ничего нового. Но они, он имел в виду «Визионфильм», явно поддерживали шумиху в прессе. Появилось множество сообщений в газетах – зрители валом повалили на просмотр фильма. Он стал кассовым.

Потом шли вырезки, относящиеся к процессу, который пытались возбудить родители Робин Риз. Они обвиняли Леонарда и Мирину Джакобс, а также студию «Визионфильм» в халатности, повлекшей за собой смерть их дочери.

Джакобс включил в подшивку статью из журнала «Люди» с фотографией родителей Риз. Они снялись в домашней гостиной на диване, держа между собой большой школьный портрет дочери. На их лицах читались горе и скорбь. Они признавали, что Робин лечилась от алкоголизма, но уверяли – наркотики она не принимала.

Снимок на следующей странице журнала запечатлел Нию Уайтт под руку с Леонардом Джакобсом на сборе средств в пользу образования. «Ния Уайтт в сопровождении давнишнего компаньона, режиссера Леонарда Джакобса», – гласила подпись под снимком. Харм задержал снимок в руках, прочитал надпись.

«Итак: они – любовники, – подумал он. Он вспомнил, как Ния сидела в кресле рядом с Леонардом, удобно устроившись на стуле, закинув ногу на ногу, не испытывая смущения от того, что короткое платье вовсе не закрывает бедер.

«Мотив». Он хотел сразу же перепрыгнуть к мотиву. От фактов – к мотиву. От того, что случилось – к почему случилось. Иногда «почему» раскрывалось раньше, и он должен был идти назад к фактам. Он решил начать досье вопросов и написал на карточке: – «Остались ли Ния и Джакобс любовниками? Знает ли Мирина Джакобс о их связи? Какое отношение ко всему этому имеет Робин Риз?»

Заключительная статья в «Лос-Анджелес Таймс» сообщала, что дело Риз прекращено. «Вэрайти» поместила статью о трудностях в получении страховки на съемки фильмов. Расходы на выполнение страховых обязательств вынуждали независимых киносъемщиков выходить из дела.

Неожиданно он почувствовал бесполезность вынужденной задержки здесь, в Санта-Фе. Ему хотелось поговорить с людьми. Будь он в Лос-Анджелесе, он поехал бы к родителям Риз в Пасадену. Он разыскал бы Санда, отбывшего срок после того, как Джакобс свидетельствовал против него. Но все приходится откладывать на несколько дней, возможно, даже на неделю. Пока не закончатся съемки фильма «Испытание и заблуждение». Тем временем, надо поговорить с Нией Уайтт и полицейским, доставившим ее на ранчо прошлой ночью. С Джакобсами. Харм ощущал неловкость, и не знал, почему.

Зазвонил телефон, он рывком поднес трубку к уху.

– Боланд и Компаньоны. Учет и расследование, – сказал он. Компаньонов у него не было, но так звучало гораздо внушительнее.

– Пап, это я.

– Привет, Никки! Разве мы договаривались не на пятницу?

– Да, но завтра вечером у меня соревнования по бейсболу. Ты придешь?

Завтра. Завтра обеденный прием у Джакобсов. В какое время они начинают? Никки девять лет, бейсбол и лето для него – все. Тем более, что он подарил сыну на день рождения спортивную перчатку.

– Я могу подойти только на часок, устроит?

– Только на час, – мальчик разочарованно вздохнул.

Харм переехал в Санта-Фе специально для того, чтобы побольше времени проводить с Никки, Его бывшая жена Санди обозлилась. «Я переехала сюда, чтобы избавиться от тебя. А не для того, чтобы ты преследовал меня остаток своих дней».

– Но я хочу видеть совсем не тебя, – ответил он.

– Даже просто видеть тебя мне больно, – сказала она.

Он тоже так думал, но еще больнее было ему вдали от Никки. Он не мог без сына. И уделял мальчику много времени. Виделся с ним, пожалуй, чаще, чем когда они жили вместе. После работы, в выходные, по вечерам – он спешил к Никки.

– Мне нужно поехать по делу, – сказал он. – Ник, послушай, мое новое расследование связано с людьми, делающими фильм. Может быть, я смогу взять тебя на съемочную площадку. Ты бы хотел этого?

– Да, конечно, папа.

– Ты сердишься, что я не могу приехать на всю игру?

Молчание.

– Нормально. Я заставлю тебя заплатить за это.

Харм улыбнулся. Ну и ребенок!

– Да? И как же?

– Вызываю тебя на двухчасовую дуэль в пятницу вечером.

– Заметано, – согласился Харм.

– Игра начинается в шесть.

– Я буду там.

– Или с тобой расквитаются, – подытожил Никки. – Пока, пап!

Харм Боланд взглянул на часы. Ему надо успеть заехать в автомастерскую, куда отбуксировали «Мерседес» и в библиотеку Санта-Фе до того, как он встретится с Нией Уайтт. Он положил досье Джакобса в дипломат, включил автоответчик и еще раз взглянул на карточки, прикрепленные к доске объявлений. Скоро их станет больше.

Зазвонил телефон. Он позволил автоответчику включиться, желая знать, достаточно ли важен звонок, чтобы ответить самому. Низкий женский голос звучал одновременно властно и сексуально с легким южным акцентом, может быть, женщина родом из Каролины.

– Мистер Боланд, это Сюзанна Сколфильд из Санта-Моники. Я – импресарио Нии Уайтт. Она недавно звонила насчет выстрелов, я чрезвычайно обеспокоена и хотела бы поговорить о случившемся непосредственно с вами.

Харм поднял трубку, прерывая запись сообщения.

– Боланд слушает, – ответил он.

– О, слава Богу, человеческий голос. То, что мне нужно – человеческий голос, отвечающий на вызов. Такое облегчение. Как бы то ни было, я очень волнуюсь за Нию. Леонард Джакобс, по правде говоря, не отвечает на мои звонки. Ния сказала, что Джакобсы нанимают детектива, а именно – вас. Я хочу знать, что происходит на самом деле. Желательно, чтобы меня постоянно информировали о ситуации, – женщина говорила отчетливо и медленно.

– По правде говоря, мисс Сколфильд, меня наняли только этим утром. Я просматриваю дело. Сейчас отправляюсь взглянуть на машину мисс Уайтт, а потом встречусь с ней.

– Она сказала, что в нее стреляли.

– Стреляли в ее машину, так правильнее сказать, – ему следует быть осторожным.

Джакобс хотел осторожности в первые дни расследования.

– Ния говорила, какой-то снайпер.

– Полиция не исключает такой возможности. В этом пункте не от чего оттолкнуться. К завтрашнему дню у Нии, возможно, будет немного больше информации для вас, – отослать назад к Нии. Интересно, что знает эта Сколфильд о Робин Риз?

– Кажется, подобное случалось и до того, как «Визионфильм» начал съемки, – спросил он. – Ответьте, пожалуйста, Ния Уайтт была вашей клиенткой во время съемок «Мертвой жары» в Манзанилло?

– О, там произошла такая трагедия. Лично я считала, что Нии следовало держаться подальше от того фильма. От этого, кстати, тоже. Ния – довольно крупная фигура, проекты «Визионфильма» мелковаты для нее. Но по контракту у нее еще два фильма. «Мертвая жара» и «Испытание и заблуждение» выполнят ее договорные обязательства. Потом она свободна, свободна, как птица. Вокруг Леонарда Джакобса всегда возникают такого рода волнения, так было с самого начала.

– Какие волнения?

– Ну, хотя бы, финансовые. «Визионфильм» чуть не лопнул – Леонард позаботился, чтобы его партнер принял удар на себя. Я не знаю, где он достал поддержку для этого фильма. Конечно, Ния Уайтт – сейчас все равно, что деньги в банке, он знает это. И еще существует целая область, как бы это сказать, личных связей. «Визионфильм» известен своим кровосмешением. В тот момент, когда моя клиентка освобождается от всего этого, ее снова затягивают в змеиное гнездо.

– Я просто не понимаю, честно говоря. Она может работать с Люше, Берто Луччи, Вендером, с любой из коммерческих студий. «Дисней» заинтересован в целой серии сюжетов с, ней. Я говорила ей, что она теряет попусту время с этими авангардистскими прожектами. Но контракт есть контракт. Может быть, она теперь избавится от этого направления. А я не хочу, чтобы она очутилась еще в какой-нибудь опасной ситуации. Это важно и для меня.

– Вы не чувствовали раньше, что над Нией Уайтт нависла опасность? Прежде, чем она приехала делать этот фильм? – поинтересовался Харм.

Сколфильд помедлила с ответом. Он услышал шипение спички, потом выдох.

– Давайте скажем так: Леонард Джакобс известен как режиссер, доводящий всех до крайности, иногда это имеет вредное воздействие на людей, имеющих к нему отношение.

– Семья Робин Риз считала, что он напрямую несет ответственность за гибель их дочери. Что вы думаете об этом?

– Ответственность и халатность, это может стать прекрасной линией, – не так ли, мистер Воланд? – спросила Сколфильд. – Леонард создает мрачный мирок вокруг своих фильмов. И некоторые люди теряются в этом мире. Теряют самих себя. Вы понимаете, что я имею в виду? Я думаю, именно так случилось с Робин. Но что касается ее смерти, я полагаю, смерть не могла произойти по вине Леонарда. Не в прямом смысле слова. Почему Робин бродила по отдаленным улицам мексиканского городишки, играя роль за пределами времени съемок? Вы знаете? Похоже, она просто не чувствовала, когда прекратить игру. Можно сказать, она вступила в довольно опасные условия, потому что утратила способность отличать свою героиню от себя самой. Я думаю, Леонард не может отвечать за поступки взрослых людей, но он создает плацдарм для психического и нервного истощения. Я так думаю, и можете процитировать мои слова кому угодно.

– Ну что же, мистер Джакобс, кажется, предпринимает шаги, чтобы обезопасить место съемок здесь и расследовать ситуацию, – сказал Харм. – Я уверен, что он будет счастлив держать вас в курсе происходящего с мисс Уайтт.

– Мистер Боланд, мистер Джакобс и я не разговариваем друг с другом. Большей частью мы общаемся через адвокатов. Именно потому я и звоню вам. Я хочу, чтобы вы связывались со мной днем и ночью, если случится что-либо, любая мелочь, ставящая мою клиентку в опасное положение. Вы сделаете это?

Под энергичным южным говором чувствовалась настойчивость Сколфильд. Он мог держать пари, что Сюзанна – хороший импресарио, вроде сторожевого пса.

– Почему через юристов? – поинтересовался Харм.

– Это долгая история. Скажем просто, что когда-то Леонард Джакобс владел Нией Уайтт, ее телом и душой. Она захотела, чтобы ее делами управлял кто-то другой, и ему пришлось привыкать к этому. Полагаю, это все, что я могу вам сказать, не вдаваясь в подробности.

– Я понимаю необходимость секретности, – согласился Харм.

– Вторая моя забота – газеты, – продолжала Сюзанна. – Они подхватывают и распространяют подобные вещи со сверхъестественной быстротой.

– Мистера Джакобса это тоже беспокоит, – сказал Харм. – Не думаю, что он собирается широко освещать в прессе случившееся. Полагаю, он будет держать все в тайне.

– Ну что ж, тогда скажите ему, что Дьердь приезжает писать об этой истории, – сказала Сколфильд. – Дьердь Файн. Он знает. Запишите номер моего автоответчика. Звоните мне днем или ночью, в любое время суток. Я не хочу оставаться в неведении, что бы ни случилось. Мы договорились? – требовательно спросила она.

Харм бегло набросал номер.

– Договорились, – ответил он и повесил трубку. Боже. Да, мэм. Интересно, есть ли у Нии какие-либо затруднения, когда ее жизнью и делами управляет столь сильная личность. Явно существует напряженность между ее режиссером и импресарио. Очевидно, Ния должна держаться середины. И только, когда он уже был в джипе на полпути к площади, до Харма дошло, что Сколфильд одновременно волновалась по поводу шумихи в печати и сама устраивала ее. Кстати, кто такая Дьердь Файн?

Автомастерская Саррано находилась в нескольких минутах езды от площади в центре Санта-Фе. Она была такая же, как все мастерские в любом мексиканском городишке. Покрытый гравием двор окружен высоким забором, здание гаража находится в глубине двора. На открытой площадке установлены автомобили со снятыми колесами. Мужчины в рубашках без рукавов сидели на деревянных ящиках. У них был перерыв. Старый рефрижератор опрокинулся перед конторой. В центре двора, в тени старого дерева стоял единственный кухонный табурет. В темном гараже слышался рев мотора.

Войдя в контору, Харм кивнул мужчине с большим животом, одетому в чистую белую рубашку.

– Я пришел взглянуть на «Мерседес», – сказал он, раскрывая удостоверение личности.

Мужчина бегло взглянул на документ, потом кивнул:

– Конечно, пройдите и посмотрите. У нас еще не было возможности поработать над ним, – он протянул Харму ключ на проволочке с картонным ярлыком.

«Мерседес» был припаркован позади между «Порше» и ржавым пикапом, окрашенным наполовину. Металлизированное стекло не рассыпалось, а словно покрылось паутиной. Харм открыл переднюю дверь и заглянул внутрь на красновато-розовые сиденья. Мужчина в белой рубашке подошел и встал сзади.

– Полицейские уже извлекли пулю. Видите, куда она попала? Вот тут, – он указал на коричневую кожаную ручку.

Черт. Харм хотел бы увидеть дыру от пули до того, как они вспороли сиденье. Но даже и так все было довольно ясно: дыра в лобовом стекле на уровне переднего сиденья. В эту машину никакой снайпер со склона холмов не стрелял. Скорее всего, выстрел был произведен с большого угла, даже возможно, через боковое стекло, если только она не поворачивала на крутом вираже, примерно в девяносто градусов. Выстрел сделан откуда-то чуть выше, прямо перед ней.

Нет. Он мог поклясться чем угодно: в машину стреляли из транспортного средства, находившегося впереди «Мерседеса», с расстояния пятьдесят – сто футов. Но в отпечатанном отчете Джакобса не было ни слова о каком-то другом автомобиле.

Харм взглянул на заднее сиденье и поднял один завалявшийся листок бумаги, на нем было напечатано:

Кристина: Ты спал с ней? Просто ответь мне.

Хэнк: В день моей свадьбы? Ты когда-нибудь слышала о том, что называется людской порядочностью?

Кристина: Первый раз я слышу упоминание о ней относительно пустой траты времени со своей невестой в течение четырех часов и тридцати семи минут.

Хэнк, глядя на часы: Шести часов и двадцати двух минут. И вряд ли можно ожидать, чтобы остаток моей жизни раскрылся прямо перед моими глазами.

Харм захлопнул заднюю дверцу «Мерседеса», треснувшее стекло немного осело внутрь.

– Спасибо, – сказал он мужчине в белой рубашке и протянул ему ключ.

Джип уже нагрелся, и Воланд быстро направился к площади, втиснул и припарковал машину возле газетного киоска. Он собирался пройти остаток пути до библиотеки пешком, срезая через площадь. Ему нравилось ходить пешком.

Квадратная площадь в Санта-Фе ограничивалась Дворцом Правительства с одной стороны и рядами глинобитных магазинчиков – с другой. Американский флаг и флаг штата Нью-Мексико развевались над большим зданием и висели над тротуаром под его портиком. Индейцы из деревень сидели в тени здания и торговали серебром, бирюзой, гончарными изделиями, куклами и работами из бисера, разложив товар на одеялах. В центре площади стоял обелиск, окруженный оградой с шипами. Вся площадь представляла собой модель каменного патио, вымощенного синевато-серым кирпичом.

Когда Харм переходил площадь, стая фиолетовых голубей взмыла вверх и закружила в небе. Покружив, голуби уселись отдохнуть на дерево возле художественного музея. Белые колонны на веранде Дворца Правительства выступали на фоне затемненных арочных пролетов.

Ветер принес запах приготовляемой пищи. Харм почувствовал, что голоден. Над городом в свете горячего июльского дня синели горы. Бог мой, оказывается, это – приятный городок. Есть шанс, что он сможет быть счастливым здесь. Время от времени он осознавал это. Но чувство было совершенно незнакомым, и Харм отгонял его.

Розовое здание библиотеки Санта-Фе находилось в нескольких кварталах от площади. Харм направился в подвальный этаж и засел там на полчаса перед аппаратом микрофильмов, поворачивая стрелку-указатель, щурясь на неясный шрифт. Ему было любопытно посмотреть, что, возможно, Леонард не включил в свое досье с вырезками. Оказалось, что тот собрал все статьи, которые были напечатаны в «Лос-Анджелес Тайме» об убийстве Риз и последующем расследовании большого жюри.

Поднявшись наверх, он проверил все упоминания об обоих Джакобсах и Нии Уайтт в «Америкэы Фильм», «Вэнити Фэа» и «Моде». Похоже, что неплохую статью о Леонарде Джакобсе напечатали в «Журнале Лос-Анджелеса», но в библиотеке Санта-Фе этой копии не было. Ему придется сделать запрос в Лос-Анджелес.

Пока Харм читал, он понял, что пора начинать третью колонку информационных карточек, помимо «фактов» и «вопросов. В эти карточки необходимо вносить сведения о съемке фильмов. С завтрашнего дня ему придется предстать на съемочной площадке в образе эксперта по техническим приемам создания постмодернистских фильмов. Обо всем этом он знал совсем мало. Что касается технологии, то для создания фильмов предпочтительна видеопленка тридцать пять миллиметров, образы, зачастую, превосходят по значимости сюжет, а сценарий рассматривается не как жесткие рамки реплик, которые нужно прочесть, и действий, которые совершают актеры, а с точки зрения изучения душ героев.

В «Виллидж Войс» год назад был напечатан очерк об обоих Джакобсах. На фотографии, запечатлевшей их в парижской квартире, они выглядели любящей парочкой, обнимались на маленьком балкончике на фоне крыш Монмартра.

В статье сообщалось, что Мирина эмигрировала из Чехии, кинодраматург, одно время была преподавателем Леонарда Джакобса в Нью-Йоркском университете. О ней мало слышали в Америке, но в Европе перед ней благоговели, считали гранд-дамой элегантных сексуальных кинолент с субтитрами. Она была почти на пятнадцать лет старше своего мужа, сейчас ей уже далеко за пятьдесят.

В статье говорилось, каким образом Леонард Джакобс использует в своих фильмах возвышенные эмоции, фрагментарность и раздробленность при монтаже кинолент. Известный писатель назвал его кубистом кинематографии. Леонард делал фильмы, разбивая и разъединяя факты в произведении, как в окончательном варианте, так и в процессе съемок. Он выжимал все, что мог, из актеров, менял сценарий по ходу действия. После смерти Робин Риз возникли горячие споры из-за его методов работы.

Но, по-видимому, такая практика применялась и другими создателями фильмов, не только Джакобсом. Автор процитировал интервью из «Вэнити Фэа» с Анжеликой Хастон, которая заметила, что жизнь часто повторяет сюжет фильмов, где она снималась. Так, сыграв роль женщины, муж которой зачал ребенка от другой, ее любовник – Джек Николсон поступил точно так же.

«Странно, – говорила Хастон за ланчем в известном итальянском ресторане, – как события в моей жизни идут параллельно работе в кино. Оружие появляется в сценарии и – и тут же входит в твою жизнь. Фильм, действительно, вызывает каких-то духов. Надо быть осторожной. Надо быть предельно осторожной.

Но больше всех остальных кинематографистов подобным зеркальным эффектом прославились Джакобсы, разыгрывая его непосредственно во время съемок.

Харм потянулся и потер глаза, бегло пересмотрел свои записи. Они должны помочь ему завтра вести на вечеринке связную беседу. Но что он выяснил? Он подумал о других актерах «Визионфильма», о тех, кто был в Манзанилло. Он еще раз поднялся наверх и проверил перекрестные ссылки на Джека Дризера и Тэсс Джуран.

Бегло прочитав статью в «Вэрайти», он задержал внимание на небольшом заголовке «Бедствия и контрактные разногласия в «Визионфильме». В статье говорилось, что Тэсс Джуран была приглашена на главную роль в «Мертвой жаре», но из-за возникших проблем с нервами не смогла работать. Ния Уайтт, долгое время входившая в состав актерской труппы «Визионфильма» и являющаяся протеже Джакобса, прибыла сыграть главную роль. Значит, первоначально Джакобс не предлагал Нии сниматься в этом фильме. Интересно. Никто иной, как Тэсс Джуран должна была сняться в главной роли. Тэсс Джуран участвует и в теперешнем фильме – «Испытание и заблуждение». На второстепенной роли. Тэсс должна прилететь вчера вечером, а Ния Уайтт ездила встречать ее в аэропорт. Актриса не прилетела, потому Нии и пришлось возвращаться в Санта-Фе одной.

Что знает Харм о Джуран? Он продолжал чтение. Она молода, ей около двадцати пяти лет. Ее уважают, она талантливая актриса. Но, тем не менее, она только еще начинает пробиваться. Ей хочется получить хорошие, главные образы. Снялась в паре расплывчатых произведений, которые с треском провалились. Джуран желает добиться престижа тем, что связана с «Визионфильмом», даже если ленты и не являются кассовыми. Сейчас Джуран получила вспомогательную роль. Это ее второй шанс, но на этот раз не в главной роли. Надо узнать у Нии, не возникло ли между ними отчуждения после того, как Ния заменила Тэсс в «Мертвой жаре». Без сомнений, он встретит завтра на съемочной площадке Джуран и, конечно же, почувствует враждебность между женщинами, если она есть.

Что-то в журнальных фотографиях поразило его, хотя он долго не мог сообразить, что именно. Он пролистал страницы, на которых были фотоснимки. Тэсс Джуран в студии, потом Робин Риз в отрывках из фильма «Мертвая жара». Статья в журнале «Люди», Ния под руку с Леонардом Джакобсом. Платье, подумал Харм. Все три женщины были одеты в одно и то же черное платье с атласным лифом, оставляющим открытыми плечи, сшитое по моде пятидесятых годов.

Что это – платье-амулет Джакобса? Или они одалживают одежду Друг у друга? А может, это просто форма, которую носят все героини? Все они прекрасно выглядят в нем.

Харм снял фотокопии статей и поставил журналы на полку, потом поднялся наверх и вышел на улицу. Оставалась только одна ночь до того, как ему придется войти в роль свободного писателя, работающего над научным произведением о постмодернистских фильмах и их создателях. Для своих изысканий он выбрал Леонарда Джакобса – мастера импровизированных, вырезанных, склеенных" в стиле кубизма эротических загадок. Харм понимал, что не совсем готов к новой роли. Выполнение небольшого домашнего задания заставило его почти утратить уверенность. Сейчас он осознал, каким невежественным оказался в действительности.

Он пересек площадь и вернулся к джипу. У него осталось немного времени перед встречей с Нией Уайтт. Он по-прежнему ощущал какую-то неловкость, нервное подергивание внутри. Он прижал руку к боку, как бы прикасаясь к револьверу, который иногда носил с собой, пристегнутым внутри выгоревшей джинсовой куртки. Сегодня револьвера не было.

– Пул, – подумал он, вот что успокоит его. Погонять шары, и факты подсознательно сложатся вместе. Он подъехал к бильярдному залу «Бархатный борт». Зал расположен напротив торгового ряда и места для прогулок, всего в нескольких минутах ходьбы от клуба «Пинк Ад об», где он должен встретиться с Нией.

Войдя в бильярдный зал, он кивнул Хуану, сидевшему за пластиковой стойкой, заплатил за несколько шаров и подошел к своему любимому столу. В углу на электронной игре «Золотые крылья» светился нулевой счет. Он часто приходил сюда с Никки, и парень буквально прилипал к компьютеру. Невозможно было увести его раньше, чем через час. Вдоль белых бетонных стен стояли стулья. Но сегодня зрителей было мало, впрочем, игроков – тоже. Табличка на стене диктовала: «Не сидеть на подставках для пепельниц. Не сидеть на полу. Наркотики запрещены. Вход пушерам воспрещен. Транзисторная музыка запрещена. Спасибо».

Харм Боланд уложил шары и разбил фигуру. Шары раскатились по всей длине стола, и тогда его осенило – что означала нервная дрожь внутри – волнение перед выходом на сцену, страх аудитории. Актерская игра. Тайная роль наблюдателя требовала актерской игры. Однажды это чуть не стоило ему жизни. Он стиснул зубы при воспоминании о том случае. Нелепо, но первоначальным вдохновителем, побудившим его вступить в ФБР, был именно актер. Роберт Стак в роли Эллиота Несса в фильме «Неприкасаемые». Половина отрочества была потрачена в фантазиях на эту тему.

После университета он начал работать бухгалтером. Дальнейшая учеба добавила ему звание магистра экономического управления. Вечерняя учеба – лучший способ избавиться от свободного времени, оставаться всегда занятым, заваленным работой. После того, как он свидетельствовал в деле о растрате, его захватила идея работы на ФБР. Они завербовали его, сказали, что он неплохо соображает в своем деле.

Конечно, ему следовало бы узнать побольше. В представлении работа рисовалась ему как сплошные тайны, интриги, слежки из-за темных углов, предъявление значка из нагрудного кармана. Мечты оборвались, когда он попал в отдел, который занимался расследованием организованных преступлений, совершаемых «белыми воротничками», путем проверок нарушения уплаты налогов. Что же в том было нового и необычного? Беспорядочность в счетах расходов, лазейки, увертки, планы «отмывания» денег, подлог, слишком много счетов.

Целые годы он мечтал в тиши Лос-Анджелесского кабинета о практической работе на местности – разведке, выслеживании с закрепленным под рукой револьвером в тонкой кожаной кобуре, неотступное преследование подозреваемого по всему городу.

Наконец, ему представился такой случай. Его вызвали по делу, требующему присутствия финансового эксперта на встрече представителей преступного мира в Аризоне. Операция должна была пройти секретно, речь шла о группе, торгующей оружием, прячущей барыши по целой сети мотелей в западных штатах. Операция проходила под кодовым названием «Голубой мотель».

Федеральное правительство готовилось скупить мотели и наложить арест на конторские книги, затем арестовать участников. Харм должен был стать экспертом и свидетелем со стороны правительства, причем инкогнито. Никто не знал, что в роли покупателя выступят федеральные служащие. Харму предстояло просмотреть книги и отчеты, предложенные продавцами. Если доказательства окажутся крепкими, подать сигнал ожидающим агентам, снимавшим встречу через дырку в стене мотеля. Но все покатилось к чертям.

Харм до сих пор помнил странную эйфорию, охватившую его, когда еще не знал, что в него выстрелили. Он ощутил сильный порыв ветра и сполз на пол. А федеральные агенты и члены банды в дорогой домашней одежде перестреливались на автостоянке. Он потянулся и почувствовал под собой лужицу крови на плитках пола. Кровь была теплой, это доставило ему глупую радость. Он терял сознание и последнее, что запомнил, были тощие и высохшие пальмы перед дверью мотеля. К тому времени, как его доставили в медицинский пункт, он был почти мертв.

Потом его перевели в больницу Лос-Анджелеса, где долго лечили пробитое легкое. Однажды днем жена пришла навестить его. Она объявила, что переезжает в Санта-Фе, подает на развод и забирает Никки с собой. Ей очень жаль, что приходится объясняться именно сейчас, когда он ранен. Она понимала, что выбрала неудачное время, но он все равно был всегда «отсутствующим» отцом, редко бывал дома. Для Никки будет лучше встречаться с ним официально, чем расти с отцом-призраком. Сказала, что у нее личные проблемы. Объяснила, что жизнь – не список цифр, идеально складывающихся друг с другом. И, в конце концов, подвела итог, сказав, что логика, доведенная до крайности, равна нулю.

Харм Боланд отметил свое сорокалетие в одиночестве. В оленьем заповеднике «Биг Сур», дрожа от раннего снега под темными соснами, он пересмотрел всю свою жизнь. И наконец-то увидел ее такой, какая она есть. Его бывшая жена права, он совершенно забыл, что в жизни есть еще и любовь. Все прошедшие годы он просидел в кабинете с калькулятором в руках, мечтая стать детективом. А что он получил, кроме дырки в спине и алиментов?

Потом он уволился, продал большую часть вещей, кроме коллекции пластинок шестидесятых годов. Его не заботило, что проигрыватели выходят из употребления. Он переехал в Санта-Фе, открыл свою контору и начал все с нуля, среди красот сосен, шалфея, глинобитных хижин под большим голубым мексиканским небосводом.

Но сегодня мысль о том, что ему снова придется осваивать роль, вызывала легкий приступ тошноты. Завтра он должен будет играть среди толпы профессиональных актеров и явно провалится. Последний раз он старался быть никем иным, как Хармоном Е. Боландом. А кончил на полу номера мотеля в луже крови, наблюдая, как земля съеживается до размеров мраморного шарика, и покорно ожидая ангела. Ангел, кстати, так и не появился. Никакого сияющего света и прекрасных голосов, приветствующих его у дверей смерти. Только голубой мрамор перед глазами, дырка в груди и мысль: «Вот и все, ребята», – странным образом выплывшая из детского мультика.

Он прикинул угол удара, отвел кий назад, и шары разлетелись, отскакивая от бортиков. Он вспомнил о Нии Уайтт в фиолетовом платье – странно осознавать, что она – не просто лицо на обложке журнала. Ее нельзя вписать в рамки фотографии журнала. Она – человек, испуганный человек. Испуганная женщина. У нее есть своя история, и она расскажет ее менее чем через час. Харм разбил еще одно положение и прислушался, как в пустом тихом зале шары постукивают, сталкиваясь и отскакивая друг от друга.