Глава 1

Суссекс, 1749 год

Слишком поздно!..

Будь он в свое время понастойчивее, сейчас стоял бы перед алтарем на месте жениха Маргерит. Ник Терстон смотрел, как женщина, которую он любил больше жизни, идет по выложенному плитами полу церкви к Чарлзу Бойнтону, лорду Рэнсфорду, его лучшему другу. Сколько препятствий пришлось преодолеть Чарлзу и Маргерит, чтобы спасти свою любовь, – разлука, мерзкие сплетни да еще этот негодяй Монтегю Ренни, неоднократно пытавшийся оклеветать Маргерит в глазах общества. Но все это позади, и теперь они вместе.

Соперничество Ника и Чарлза началось еще тогда, когда они пытались защитить Маргерит от угрозы, которую представлял для нее Ренни. В конце концов ее любовь завоевал Чарлз, но это отнюдь не облегчило боль в сердце Ника.

На Маргерит было кремовое парчовое платье с пеной из кружев, обрамлявших рукава и вырез лифа. Волосы ее были уложены в высокую прическу, напудрены и украшены жемчужными нитями. Сверкающее бриллиантовое ожерелье на нежной шейке – она была само очарование!

Ее сияющая улыбка наполнила душу Ника щемящей тоской, от которой сжималось сердце и слезы наворачивались на глаза. Когда в последний раз его мир лежал в руинах? Наверное, когда умер отец. Как ненавистно ему это беспомощное отчаяние безвозвратной утраты!

Сегодня самый счастливый день для Чарлза и Маргерит. Ему бы порадоваться за них, да он и в самом деле рад, но это не мешает ему испытывать горечь потери. Ну почему он не боролся за нее? Почему так легко сдался и уступил ее другому?

Ник сказал Чарлзу, что не будет присутствовать на церемонии венчания, но не смог не прийти. Он должен был стать свидетелем их счастья. Забившись в полутемный угол церкви, он с завистью смотрел на улыбающегося Чарлза. «Черт, не следовало мне сюда приходить. Зачем себя мучить?»

В расшитом золотом кремовом атласном камзоле и в золотистом парчовом жилете Чарлз выглядел как король, король червей, который получил свой самый главный в жизни приз – любовь.

Конечно, Чарлзу чертовски повезло, но ведь он и сам проявил редкую настойчивость, и холодный отказ Маргерит его ничуть не смутил. Чарлз помог ей пролить свет на тайну прошлого, которая пятном легла на ее репутацию, а попутно завоевал и ее сердце.

Маргерит дала Чарлзу руку, и Нику почудилось, что он слышит, как бьются в унисон их сердца. Любовь поднялась к высоким каменным сводам старинной церкви Мортимерс-Мидоу, вырвалась на простор и заполнила собой все вокруг – весь Суссекс. Благодать, да и только, черт побери!

Ник проглотил комок, подкативший к горлу. Глаза заволокло влажной пеленой. Да, он счастлив за них, чума его возьми совсем! Они созданы друг для друга – он знал это с самого начала, Может, именно поэтому он не особенно старался завоевать расположение Маргерит?

Нет, надо быть честным хотя бы перед самим собой. По правде сказать, он просто боялся сократить расстояние между ними, особенно после того, как она заявила, что все его ухаживания ни к чему не приведут.

Он не был готов к отказу, а в том, что она ему откажет, он не сомневался. Хватит с него разочарований. Он больше не намерен подвергать себя подобным унижениям.

Сладкий аромат роз одурманивал, отпечатывая в памяти день свадьбы Маргерит. Отныне воспоминания о ней будут неразрывно связаны с розами. Через несколько секунд она станет маркизой Рэнсфорд, и он потеряет ее навсегда. Чарлз увезет ее к свадебному столу, а потом, оставшись с ней наедине, заключит в объятия, и их сердца исполнят гимн любви.

Ник закрыл глаза, проклиная свое малодушие и в который раз спрашивая себя: зачем он явился сюда? До него смутно долетал гул голосов, шуршание шелков, слова клятвы, которые произносили влюбленные у алтаря.

Гости столпились в проходах церкви. Ник почувствовал, что задыхается, и, пошатываясь, как пьяный, вышел на улицу. Кто-то окликнул его, но он, сделав вид, что не слышит, зашагал вперед.

Прочь… прочь от боли и воспоминаний.

С сегодняшнего дня он целиком посвятит себя тому, что стало единственным смыслом его существования, – сиротскому приюту. От него, Ника, зависит судьба ста с лишним детей, и их улыбки сполна окупят беспутную жизнь праздного аристократа Николаса Терстона.

Нет, он никогда не считал себя настоящим аристократом, но его в свое время официально усыновил баронет, один из самых достойных людей, каких приходилось встречать Нику.

Сэр Джеймс Левертон был человеком добрым и терпимым, и Нику очень не хватало сейчас приемного отца. С тех пор как три года назад гроб с его телом опустили в могилу, в душе Ника образовалась ноющая пустота.

Ник, как старший из сыновей, получил в наследство вместо титула ответственность за семью. Это бремя он нес скрепя сердце. К печали примешивалась досада: ему было не под силу исцелить гнилую сердцевину этого семейства. Что Ник мог сделать, если Итан старательно разрушал все, что он пытался построить? У Итана, законного главы семьи, в жизни была одна цель – как можно скорее загубить свою жизнь пьянством и азартными играми.

Ник повернулся спиной к церкви и к своему прошлому. Надо забыть Маргерит и двигаться дальше, подумал он, взял поводья своего жеребца у конюха и вскочил в седло. Как только стемнеет, он выйдет «па работу».

Ночь принесла с собой порывистый ветер и запах влажной земли и прелых листьев. К концу сентября становилось все холоднее – приближалась зима. В зимние месяцы Ник обычно не совершал ночных набегов: и путешественников на дорогах становилось все меньше, и погода могла подвести. Но до зимы пока еще далеко.

Он натянул черную рубашку, черный бархатный сюртук И небрежным узлом завязал черный шейный платок. Единственным светлым пятном в его костюме были белые перчатки – визитная карточка ночного грабителя, когда тот протягивал руку за кошельками и драгоценностями, которые его жертвы швыряли ему в бессильной ярости.

Ник надел черную кожаную маску, почти полностью скрывавшую его лицо, кроме глаз и губ. Стянув волосы лентой, он спрятал их под напудренным париком и накинул на плечи черный плащ. Он затаился в домике, спрятанном в чаще леса к северу от Кэкфилда.

Лачуга и земля принадлежали Ною Бишопу, старому конюху, который служил семейству Левертон почти тридцать лет. Ной был преданным слугой и другом Ника и обладал многими талантами.

Без сообщников в таком деле не обойтись, и у Ника их было двое. Один из них – Ной – присматривал за Пегасом, вороным жеребцом с белыми чулочками на передних ногах. Пегас – разбойничий конь, не понаслышке известный путешественникам.

Второй сообщник – Рафаэль Ховард, разбойник с большой дороги – присоединился к Нику однажды ночью, когда они одновременно напали на одну и ту же карету. Ник почти ничего не знал о Рафе – тот страдал частичной потерей памяти после возвращения с войны. Эта странная дружба возникла между ними в прошлом году.

Ник пообещал помочь Рафу разузнать о его жизни до войны, но Раф заявил, что еще не готов к встрече с прошлым. Он всегда появлялся ровно в десять вечера, если намеревался принять участие в ночном разбое. Он, как правило, был пунктуален, говорил мало и никогда не улыбался.

Ник услышал бой часов и посмотрел на циферблат: было ровно десять. В очаге пылал огонь, освещая и делая более уютной бедно обставленную комнату с изъеденными молью одеялами на кроватях.

Дверь открылась, и на пороге появился Раф, одетый в черное и молчаливый, как обычно.

Ник усмехнулся:

– Точен, как всегда. – Бросив взгляд на скрытое маской лицо друга, он ощутил холодную собранность Рафа. Ему всегда казалось, что тот старается не показывать, что страдает от боли, пронзающей его тело. Раф никогда не упоминал о своих ранениях, а Ник не хотел проявлять излишнего любопытства. Если Раф захочет рассказать о себе, тогда другое дело.

– Я готов, – сказал Раф. Голос у него был низкий, глубокий. – Я слышал, герцог Этвуд устраивает бал в честь совершеннолетия своего сына. Дамы увешаны драгоценностями. Хорошо бы собрать урожай, когда гости начнут разъезжаться.

Ник ухмыльнулся.

– Этвуд? – Да уж, ограбить гостей верховного судьи – шаг достаточно рискованный и дерзкий.

«Дамы увешаны драгоценностями». Он знавал таких – они презирают нищих и считают, что бедность и голод посланы этим несчастным за их грехи! Как будто ребенок волен выбирать бедность или богатство. «Будь они прокляты!» – мысленно выругался Ник, и застарелая ненависть всколыхнулась в нем с прежней силой.

– Что ж, забавно было бы обчистить гостей Этвуда. Раф не улыбнулся, только склонил голову набок, как бы раздумывая, в самом ли деле это так забавно, как кажется, – ограбить тех, кто мечтает увидеть Полуночного разбойника на виселице.

– Это вызов, и мы обязаны его принять. Ник надвинул на глаза треуголку.

– Ты прав. Я готов. Едем!

Пегас нетерпеливо загарцевал – почувствовал, что хозяин насторожился, услышав стук колес приближающегося экипажа. Ветер рвал листья с деревьев, раскачивал кроны, и ветки исполняли какой-то безумный танец.

Ник переглянулся с Рафом. Глаза его привыкли к полумраку, и он различал рядом напряженно застывшую фигуру своего сообщника. Всегда есть риск, что ограбление сорвется. Меткий выстрел кучера – и конец. Или поймают тебя и повесят на городской площади.

– Бал, наверное, закончился. Гости разъезжаются, – еле слышно прошептал Раф. – Посмотрим, нет ли у них охраны.

Карета, слабо освещенная двумя фонариками по бокам, проехала мимо.

– Верховых нет, – заключил Ник. – Вот глупцы!

– Может, они живут неподалеку, – высказал предположение Раф и повернул коня на тропинку, петлявшую в лесу параллельно главной дороге.

Ник последовал за ним. Через несколько минут они обогнали карету и, поскакав наискосок через заросли придорожных кустов, выехали на дорогу. Ник выхватил один из заряженных пистолетов, притороченных к седлу, и, направив его на кучера, в сопровождении Рафа двинулся навстречу карете.

Лошади в упряжке шарахнулись в сторону и испуганно заржали, когда Пегас выскочил на них из темноты. Раф, не теряя времени, запрыгнул на крышу кареты и приставил пистолет к виску кучера.

– Жизнь или кошелек! – крикнул Ник, соскочил с коня и просунул пистолет в окошко кареты. – Давайте сюда все ценное и не вздумайте сопротивляться, иначе вам несдобровать! – Он прижался к стенке кареты, на случай если кто-нибудь целится в него из окошка, и осторожно отворил дверцу. – Выходите!

Два путешественника, высокий худой мужчина и полная дама, неохотно вышли из кареты. На джентльмене был бархатный камзол с серебряным шитьем, напудренный парик, шейный платок с алмазной булавкой и туфли с серебряными пряжками. Лицо его исказила гримаса гнева, и он замахнулся на Ника тростью.

Ник ловко увернулся и выхватил у него трость. Джентльмен выругался и отпрянул назад.

Леди, хоть и тряслась от страха, смерила Ника высокомерным взглядом. Ник заметил у нее на шее алмазное ожерелье. Он молча протянул руку, и дама стала торопливо расстегивать застежку.

– Ты грабитель! – в бешенстве возопил джентльмен.

– А вы, сударь, богатый толстосум, наживший себе состояние за счет своих крестьян.

– Это ложь! – возмутился тот.

Ник ловко опустил ожерелье в карман сюртука!

– Кольца и серебряные пряжки также принимаются, – процедил он, наставив пистолет на джентльмена. – Пошевеливайтесь!

– Тебя повесят, мерзавец! – прошипел незнакомец. – Герцог Этвуд – мой лучший друг.

– Если он ваш друг, то вы наверняка с легкостью пожертвуете эти побрякушки на благое дело.

– Как я буду жить без бриллиантов! – запричитала дама, покачнувшись, словно собиралась упасть в обморок.

Ник взял ее руку и отвесил галантный поклон, не спуская глаз с ее сопровождающего.

– Миледи, мне жаль огорчать вас, но пусть вас утешит мысль, что ваши бриллианты помогут накормить голодных.

– Я не подаю нищим, – высокомерно заметил джентльмен. – Жалкие твари! Ленивые, невежественные, да к тому же еще и плодятся, как мыши. – Он швырнул пряжки Нику, и тот ловко поймал их одной рукой. Злость охватила его, но он промолчал, зная, что с аристократом спорить бесполезно. Ведь тот просто высказал общее мнение знати.

– В таком случае, сэр, вы поделитесь с ними против своей воли.

– Ты ответишь за это, негодяй! Я получу обратно свои ценности, да еще и выгадаю на этом.

– Человечество погубит алчность, – вздохнул Ник и процитировал стишок, который вместе с белыми перчатками стал визитной карточкой Полуночного разбойника:

– Это просто возмутительно! – фыркнул джентльмен.

– А теперь ваш кошелек, сэр, и можете следовать дальше.

Ник поклонился даме, которая, всхлипывая, обмахивалась веером. Он процитировал еще одно стихотворение, которое вычитал в третьем томе популярного поэта Роуза:

– Слушай, ты, негодяй! Прекрати оскорблять нежные уши моей супруги всякой дребеденью! – взвизгнул джентльмен. Он бросил кожаный кошелек на землю, схватил даму за руку и потянул ее к карете.

Дама прижала пухлую руку к груди и завороженно уставилась на Ника. Ник усмехнулся – несмотря на темноту, он был почти уверен, что щеки ее залились румянцем. Ник отвесил ей галантный поклон. Этот дурацкий стишок всегда безотказно действует на благородных леди. Хорошо он все-таки придумал – читать романтические вирши своим жертвам. Так они охотнее расставались со своими драгоценностями.

Ник подобрал кошелек и вскочил в седло. Раф спрыгнул с крыши кареты на спину своего коня и огрел хлыстом коренника. Карета рванулась вперед.

Ник и Раф растворились в непроглядном мраке лесной чащи.

Ник знал, что их жертва поднимет шум примерно через час.

– Нам лучше удалиться в южную часть поместья Этвуда и попытать счастья там. Наши преследователи не допускают мысли, что мы появимся рядом с особняком верховного судьи после первого же нападения.

– Ты прав, – согласился Раф. – У нас будет время пощупать не один туго набитый карман, прежде чем капитан Эмерсон разгадает нашу хитрость.

Ник рассмеялся.

– Эмерсон думает, что мы промышляем севернее, по дороге на Лондон. Наша новая стратегия собьет его с толку, и только через месяц он сообразит, что к чему. Впрочем, вряд ли его это остановит – этот упрямец достоин уважения. Кроме того, он мой друг..

– Он как заноза под ногтем! – крикнул Раф, несясь галопом рядом с Ником через луг.

– Шотландское упрямство. Ни за что не сдастся, пока не отловит очередного злодея. Я слышал, на прошлой неделе он поймал с поличным шайку контрабандистов. Это были хитрые бестии, но он затаился и терпеливо ждал, когда они себя обнаружат.

– Пока он не поймает с поличным нас с тобой, мне нет никакого дела до его подвигов, – возразил Раф, пришпоривая коня.

Великолепный жеребец полетел как птица над пожухлой травой. Пегас прибавил ходу, чтобы нагнать своего товарища. Нику нравилась быстрая езда. Как хорошо, что у него есть такой четвероногий друг, думал он, придерживая рукой треуголку.

Они ограбили еще одну карету, пополнив притороченные к седлам сумки бриллиантами и рубиновой диадемой. Еще один экипаж, и довольно, решил Ник, пока они скакали вдоль петляющей дороги по лесу к восточной части необъятного поместья Этвудов. Рядом пролегала дорога на Лондон, предоставлявшая множество укромных уголков для засады – разумеется, если ты знаешь лес как свои пять пальцев. Ник был как раз одним из таких знатоков. Он выбрал незаметную тропинку, на которой они и затаились, чтобы встретить легкомысленных гостей Этвуда, отважившихся пуститься в путь без охраны.

Пегас нетерпеливо пританцовывал, взрывая копытами землю. Аромат влажной земли и мха щекотал ноздри. В воздухе пахло дождем.

– Смотри-ка, вот и карета, которую мы ждем, – прошептал Раф.

Со стороны дороги послышался скрип плохо смазанных колес. Экипаж несся на большой скорости, и Ник подумал было, не подождать ли более медлительных гостей, но Раф прервал его раздумья.

– Вперед! – крикнул он. – Охраны нет.

Они выехали на дорогу в тот момент, когда лошади, запряженные в карету, чуть замедлили ход на крутом повороте.

– Тпру! – крикнул кучер и со всей силы натянул поводья.

Лошади поднялись на дыбы; карета накренилась, встав на два колеса, потом с громким скрежетом колеса опустились на землю.

– Давай закончим с ним поскорее, – сказал Ник. Раф, как обычно, подъехал к карете и наставил пистолет на кучера. Ник направил Пегаса к дверце кареты и, склонившись, рывком распахнул ее и просунул пистолет внутрь.

– Выходите! – крикнул он.

Ни звука. Мертвая тишина. И тут тишину разорвал выстрел. Треуголка слетела с головы Ника – пуля прошла в нескольких дюймах от виска. Он быстро пригнулся. Едкий запах пороха наполнил воздух.

Пегас, испуганно заржав, взвился на дыбы. Ник с трудом его успокоил. Из кареты показалось черное дуло мушкетона.

Да, похоже, этот путешественник неплохо подготовился ко всем неожиданностям долгого пути, подумал Ник, поворачивая Пегаса, чтобы объехать карету сзади.

Он свистнул – это был условный сигнал Рафу: пора уносить ноги, пока их тут не перестреляли как куропаток.

Но Раф, казалось, его не слышал. Из-за туч показалась луна, и в этот момент путешественник осторожно вылез из кареты. Серебристый свет выхватил из мрака женскую фигурку в плаще, отороченном мехом, и широкой шляпе с перьями. В дрожащих руках женщина сжимала мушкетон. Успела ли она перезарядить его? Ник этого не знал и потому решил быть осторожнее.

Она сделала несколько неуверенных шагов. Ник наблюдал за ней из-за кареты. Перья на ее шляпке колыхались при каждом шаге.

Она его не видела, но по ее напряженной позе было ясно, что она напугана. Ник объехал карету и увидел, что та заляпана грязью по самые окна.

Значит, это не гостья Этвуда. Она проехала долгий путь, но в одиночку ли? Он заглянул в окошко кареты. Сквозь запыленное стекло внутрь проник лунный свет. Никого.

Ник бесшумно соскользнул на землю. Пегас в ожидании хозяина остался стоять неподвижно. Ник бросил поводья Рафу и снова затаился в тени кареты, наблюдая за женщиной, стоящей к нему спиной.

Наконец Ник подскочил к незнакомке и обхватил ее за талию. Широкий кринолин и бархатный плащ делали ее неповоротливой и неуклюжей. От неожиданности женщина пальнула, чуть не оглушив Ника.

Его добыча лягалась, шипела и брыкалась, но Ник крепко держал ее. Улучив момент, он вырвал мушкетон из ее рук и отшвырнул его в сторону.

Женщина вывернулась из его объятий и со всей силы ударила его кулаком сначала в грудь, а затем в челюсть.

Ник поморщился и схватил ее за руки.

– У леди вспыльчивый характер?

Ее лицо было так близко, что он видел, как гневно сверкают ее глаза. Грудь ее порывисто вздымалась. Невысокого роста, стройная, она едва доходила ему до плеча. Луна освещала ее силуэт, но лицо оставалось в тени.

– Пусти меня, мерзавец! – Она пнула его в ногу и скривилась от боли.

Он крепко сжал ее кулачки.

– Я не мерзавец, – вкрадчиво произнес он. – Я Полуночный разбойник, и благородные леди от меня без ума. Ни один волос не упадет с вашей головы, если вы добровольно отдадите мне свои драгоценности.

– Я не собираюсь выполнять твои приказания, негодяй, – высокомерно заявила она.

– А вы к тому же чертовски упрямы, – усмехнулся он. – Что ж, придется вам помочь. У меня большой опыт по части расстегивания дамских корсажей и извлечения оттуда бриллиантов.

– Мне наплевать на твои способности, разбойник. Отпусти меня!

Он не мог ее обыскать. Он понял это уже тогда, когда обнаружил, что она одна, без охраны. И все же… он не мог ее отпустить, хотя видел, как она трясется от страха. Испуганные глаза казались огромными, и Нику оставалось только гадать, как выглядят черты, которые скрывает от него ночная тьма. Какого цвета ее волосы – каштановые? А глаза – голубые? Ему никогда этого не узнать.

– Куда вы так спешите? И почему одна?

– Я не одна! Мой кучер…

– Да, превосходный защитник, нечего сказать, – рассмеялся Ник. Он коснулся рукой в белой перчатке ее шеи и почувствовал, как бьется под его пальцами тоненькая жилка. Она уперлась кулачками ему в грудь и напряженно замерла, как дикая испуганная кошка, в любую секунду готовая выпустить когти.

И вдруг одним ловким быстрым движением она сорвала с его лица полумаску. Напудренный парик упал на землю, и Ник ошарашенно уставился на, нее, а она внимательно разглядывала его лицо, стараясь запомнить черты до мельчайших подробностей. Бросив взгляд на его белые перчатки, она воскликнула:

– Так ты Полуночный разбойник! Я про тебя слышала. Но в отличие от других жертв она увидела его лицо!

– Я подробно опишу, как ты выглядишь! – сердито выкрикнула она. – Тебя поймают и повесят.

– Это мы еще посмотрим, – прошипел он.

В этот момент тишину нарушил отдаленный топот копыт. С севера по дороге мчались всадники, сквозь ветви деревьев в бледном лунном свете замелькали мундиры солдат, послышались выстрелы. Но почему они на лошадях? Солдаты ополчения всегда были пехотинцами. Чья-то конная гвардия? Некогда гадать. Надо поскорее уносить ноги.

– Черт бы их побрал, – пробурчал Ник.

Раф окликнул его, вскочил на лошадь и взял под уздцы Пегаса. Ник бросился к своему коню, крепко обхватив за талию пленницу.

– Пусти меня! – крикнула она.

– Брось ее, – посоветовал Раф, но Ник не послушался. Не мог же он допустить, чтобы она описала его внешность властям. Он взобрался на коня и посадил женщину перед собой, не обращая внимания на ее отчаянные попытки вырваться.

Раф растворился в темноте. Гвардейцы уже почти поравнялись с Ником. Он прижал женщину к себе и пришпорил Пегаса. Конь перелетел через придорожную канаву и, рассекая подлесок, бросился в чащу.

Ветки хлестали Ника по лицу и цеплялись за плащ. Он пригнулся к шее коня, уткнувшись лицом в бархатный плащ своей пленницы. Она брыкалась и молотила его кулачками. Вдруг платье ее зацепилось за куст и порвалось, и женщина вскрикнула от боли. Ник выругался и крепче обхватил ее за талию.

Пегас рванулся вперед и выскочил из кустов на простор. Между деревьями вилась тропинка, и конь поскакал по знакомому маршруту. Гвардейцы были совсем близко, но еще не появились из зарослей.

Ник повернул коня с дороги в лес. Только так можно оторваться от преследователей. Конь понесся по поросшим мхом камням, то и дело спотыкаясь на кочках.

Незнакомка осыпала его проклятиями, потом вдруг громко взвизгнула, так что Ник чуть не оглох.

– Заткнись, – рявкнул он, – или я тебя сброшу и ты сломаешь себе шею!

Очевидно, такая перспектива не на шутку ее испугала, потому что она тут же умолкла.

Ник изучил все лесные тропинки и уверенно гнал коня вперед. Пегас, обогнув огромный валун, перепрыгнул через поваленное дерево. Женщина ударилась затылком о подбородок Ника, и он невольно охнул от боли. Руки его ныли от усталости, он с трудом удерживал пленницу.

Пегас перелетел через ручей и выскочил на дорогу. Прежде чем свернуть на неприметную трону, ведущую к уединенной хижине, где их ждал Ной, Ник натянул поводья и оглянулся. Всадников не было видно, но вдалеке слышался топот копыт. Вряд ли солдаты заметят в темноте заросшую тропинку к его убежищу.

С облегчением переведя дух, Ник повернул коня к дому. Они ушли от опасности – пока. Женщина безвольно висела у него на руках.

Пегас медленно ступал по опавшей листве, пока не вышел к приземистой хижине. Рафа не было видно, но Ник не сомневался, что приятелю удалось ускользнуть от преследователей. Он никогда за него не беспокоился.

Придерживая пленницу за руку, Ник осторожно спустил ее на землю. Она молча повалилась на траву. Ник соскочил с коня и склонился над ней. Она была в обмороке. Он поднял ее на руки и понес к хижине.

Дверь со скрипом отворилась, и Ной высунул голову в проем.

– Это вы, мистер Ник?

– Да, открывай-ка дверь пошире, Ной. У нас гостья. – Он пронес женщину в полутемную комнату и положил на кровать, на которой иногда отсыпался после ночных набегов на дороги Суссекса.

Руки незнакомки были в ссадинах и царапинах. Блестящие длинные локоны, такие же черные, как и ресницы, выбились из прически. Шляпка с перьями потерялась по дороге.

Ник бросил взгляд на ее бледное личико и заметил опущенные уголки пухлых губ и усталые тени вокруг глаз. Она выглядела так, словно не смыкала глаз целую неделю.

– Черт возьми, – пробормотал Ник, быстро снимая перчатки, плащ и сюртук.

– Богатый улов сегодня? – спросил Ной, тревожно поблескивая карими глазами.

– Богатый, это точно. Ее надо бы покормить. Похоже, она в пути не один день.

– Я тут сварил похлебку – думаю, вы проголодались. И хлеба кусок припас.

Ник перевязал волосы, присел на край кровати и принялся растирать тонкие руки пленницы. Он уже знал, что она невелика ростом, но ее хрупкое сложение несколько скрадывал пышный кринолин, грудь скромно прикрывала муслиновая косынка. На шее не было драгоценностей, и от этого она казалась тонкой и беззащитной. Ник внезапно ощутил неодолимое желание коснуться ее и провести ладонью по щеке, чтобы она пришла в себя и посмотрела ему в глаза.

Несмотря на помятую одежду и растрепанную прическу, незнакомка принадлежала к высшим слоям общества, к тому же в ней чувствовалась скрытая женственность, и Ник ощутил… Нет, не прилив безудержной страсти, пока только влечение – и это очень удивило, ведь они не сказали друг другу еще и двух слов.

Пленница вздохнула, застонала и открыла глаза. Темно-синие, миндалевидные, они казались печальными. Женщина увидела Ника, узнала в нем своего похитителя и гневно нахмурилась.

– Ты все испортил, – прошипела она осипшим голосом и закашлялась. – Пропади ты пропадом!

– Зачем же так грубо? Я не сделал тебе ничего плохого. Она прикрыла глаза ладонью, и Ник заметил, что се рука до локтя покрыта царапинами – результат их бешеной скачки сквозь лесную чащу.

– Почему ты меня похитил? – устало спросила она. – Лучше бы позволил мне продолжить свой путь.

– Чтобы ты снабдила блюстителей закона подробным описанием моей внешности? Нет уж, благодарю покорно, мисс…

– Я скорее откушу себе язык, чем назову свое имя, – холодно отрезала она и взглянула на него темными загадочными глазами. Стоило ей только обратить на него взгляд, как его тут же охватило странное беспокойство. Он никогда раньше не видел таких печальных, недоверчивых глаз у молодой женщины. На него смотрели бездонные синие озера, наполненные болью и тоской.

«Боже правый!» – мысленно воскликнул потрясенный Ник, судорожно проглотив комок, подступивший к горлу. С трудом переведя дух, он произнес:

– Мне все равно, как тебя зовут. Можешь звать себя хоть Евой. А я тогда буду Адам.

Губы ее скривились в презрительной усмешке.

– И тебя так же легко обвести вокруг пальца, как и его?

– Меня уже однажды обманули, но я не настолько глуп, чтобы дважды попасться в одну и ту же ловушку. Во всяком случае, я горжусь тем, что меня обманула женщина, а не змей-искуситель. – Он хотел помочь ей сесть, но она его оттолкнула.

– Не прикасайся ко мне! – взвизгнула она.

– Хорошо, Ева, как скажешь. – Он поднялся и потянулся, потом подсел к огню рядом с Ноем и взял миску с ячменной похлебкой. Уминая за обе щеки незатейливый ужин, он краем глаза следил за пленницей.

Она попыталась сесть, и он увидел у нее на щиколотке запекшуюся кровь. Ник отставил миску и шагнул к кровати.

– Да ты поранилась, – удивился он и опустился на колени, чтобы осмотреть ее ногу. Он ожидал сопротивления, но незнакомка покорно позволила ему потрогать рану. «Слишком устала, чтобы брыкаться, – подумал он. – Надо перевязать».

Он обернулся к Ною:

– Принеси-ка миску с горячей водой и лоскут чистой ткани.

Он бросил взгляд на ее лицо, обрамленное черными шелковистыми локонами, и понял, что она сейчас снова потеряет сознание. С ее губ слетел прерывистый усталый вздох. Он коснулся ее побледневшей щеки – холодна как мрамор.

Ник взял ее за плечи и уложил на кровать. Сказочная фея, возникшая из тумана. Вот сейчас она вздохнет еще раз – и растворится в воздухе.

– Я так… так… – еле слышно прошептала она.

– …устала, – закончил он фразу и укрыл ее старым одеялом, изъеденным молью.

Ник взял миску с горячей водой и чистые лоскуты ткани у Ноя, который давно уже стоял рядом, почесывая затылок и что-то бормоча себе под нос.

– Пойди накорми лошадей, а я пока ее перевяжу, – буркнул он, и старик покорно вышел.

Надо бы потом снять с нее одежду, чтобы ей было легче дышать, подумал Ник и осторожно высвободил ее ногу из-под одеяла. Она попыталась ее отдернуть, но Ник крепко держал ее за лодыжку. Женщина тяжело вздохнула и закрыла глаза. Ник аккуратно промыл рану и туго перевязал, чтобы остановить кровотечение. Вокруг раны проступил темный синяк от ушиба. Ей наверняка было больно, но она не издала ни звука – только прикусила губу. Ника восхитила ее сила воли.

Затем он развязал шнурки верхней юбки и, приподняв женщину, стащил с нее мятый бархат. Он пощупал дорогую ткань. Судя по одежде, перед ним благородная леди, но кто она такая?

Ник проворно снял с нее кринолин и нижние юбки и ахнул – красота и совершенство форм его поразили. Округлые бедра и икры, изящные лодыжки, сквозь шелковую сорочку виднеется темный треугольник. Ник завороженно уставился на соблазнительную наготу, едва прикрытую тончайшим шелком.

Сжав кулаки, он боролся с охватившей его похотью. Как долго он ждал, когда Маргерит наконец утолит его страсть! Увы, он этого так и не дождался, и вот теперь сидит тут, уставясь как дурак на женские прелести. Такое тело способно кого угодно свести с ума и вызвать приступ вожделения.

Ник, проклиная свою слабость, с трудом заставил себя расшнуровать ее корсаж. Его внезапно вспыхнувшая страсть оскорбляла беспомощную измученную незнакомку, а он не привык брать женщин силой. Наконец он снял с нее корсаж и расшитый серебром лиф. Верх сорочки был обшит кружевами, И взгляд Ника невольно остановился на ее груди. Запретный плод.

«Ты смешон, Ник», – сказал он себе и возвел глаза к потолку, потирая шею и стараясь переключить свое внимание на что-нибудь безопасное.

Он представил себе бородавки на бабушкином подбородке, и это немного охладило его пыл. А воспоминание о черных жестких волосках, торчащих у нее из носа, и суровом взгляде окончательно привело его в чувство.

Вот и это соблазнительное тело когда-нибудь состарится и покроется бородавками и морщинами. Ник перевел дух – он сумел справиться с нахлынувшими эмоциями. Но, едва взглянув на свою пленницу, он засомневался: вряд ли из нее получится деспотичная старуха вроде его бабки.

Ник провел ладонью по ее телу и задержался на соблазнительной груди. Сквозь тонкую ткань он почувствовал затвердевший сосок. Она застонала и томно пошевелила бедрами. Черт бы ее побрал!

Сердце его бешено колотилось, когда он просунул под нее руку и стал ласкать соблазнительно округлые ягодицы сквозь скользкий шелк. Ее бедра задвигались в ответ, и он быстро прикрыл ее одеялом. Проклятая обольстительница! У нее на редкость аппетитные формы, и он с трудом сдерживался, чтобы не навалиться на нее и не прижаться к ее телу.

Он нежно провел рукой вдоль плавных изгибов ее ноги. Этот жест пробудил в нем нечто большее, чем просто желание. Странное чувство теснило ему грудь. На мгновение ему показалось, что он сейчас заплачет, но слезы не пролились, и он так и не понял, откуда возникло это желание.

Она повернула голову и внимательно посмотрела на него. Стыдно плакать в присутствии женщины, которая, кажется, видит его насквозь. Ночные грабители никогда не плачут. И он плакать не станет.

 

Глава 2

Серина проснулась, когда сквозь грязные стекла в хижину уже заглядывало утреннее солнце. Она пошевелилась и поморщилась от боли. Тело ныло от ушибов, и особенно беспокоила нога. Она помнила, как ее охватил трепет, когда незнакомец нежно провел пальцем по ее ступне.

Странно, но этот жест тронул ее до глубины души, так же как и его взгляд. Она до сих пор ощущала тепло его ладони на своей коже…

И как он закусил губу – словно стрела пронзила ему грудь. На мгновение ей почудилось, что в глазах его блеснули слезы, но этого просто не могло быть.

Она попыталась сесть в постели. Можно подумать, ее вчера отдубасили кочергой – так болело все тело. Чтобы прийти в скверное расположение духа, достаточно и двух-трех синяков. Серина же получила их не меньше дюжины, и теперь красная пелена гнева застилала ей глаза.

– Что я здесь делаю? – крикнула она, окинув взглядом комнату, и замолотила кулаками по подушке. – Я ехала себе, никого не трогала – и вот, пожалуйста!

Разбойник спал на полу рядом с ее кроватью, прикрывшись старым одеялом и подложив под голову какое-то тряпье. В комнате больше никого не было. Разбуженный ее воплями, он неохотно высунул голову из-под одеяла.

– В таком хрупком теле и такой голосище, – протянул он, зевая. Темная щетина покрывала его скулы и подбородок. Серина никогда раньше не видела небритых мужчин. Там, где она жила, джентльмены всегда были чисто выбриты и безукоризненно одеты.

Впрочем, и в хижине бедняков ей тоже никогда не приходилось бывать. Грязь и нищета ужаснули ее, и она со страхом подумала: неужели и крестьяне ее отца – теперь сэра Лютера – живут в такой же бедности в Хай-Кресенте? Похоже, так оно и есть.

– Немедленно верни мой экипаж! – заявила она, смерив его властным – так ей казалось – взглядом. – Я не желаю больше быть пешкой в твоей игре.

– Мисс Ева, я обдумываю следующий ход, и вы будете повиноваться мне, хотите вы того или нет, – проговорил он с ленивой усмешкой и заложил руки за голову. Видимо, он намеревался проваляться так весь день.

Вот лежебока! Преступник, Полуночный разбойник!

Ее прямо колотило от злости. Обычно Серине удавалось укрощать свой нрав, но этот человек, похоже, нарочно испытывает ее терпение.

– Я не просила похищать меня и запирать в какой-то жалкой лачуге, – огрызнулась она, откидывая одеяло. – У меня нет времени здесь прохлаждаться.

– Насколько мне известно, дверь не заперта. У нас здесь нет ни воров, ни разбойников. И мы не вешаем замки на дверь.

– Я весьма удивлена, – высокомерно процедила она. – Мне казалось, вор не упустит возможности ограбить собрата по ремеслу. – Тут Серина решила оправить платье, опустила взгляд вниз и ахнула: платье и нижние юбки исчезли, и ее наготу прикрывали только сорочка и один белый чулок с голубой подвязкой. Другой чулок валялся на полу. Она хотела прикрыться руками, но его насмешливый взгляд, казалось, проникал сквозь тонкую ткань сорочки. Ее обдало жаром.

– Вчера ты была бледнее, – ухмыльнулся он, заметив, как вспыхнули ее щеки.

– Где моя одежда?

– Я решил, что тугой корсаж затрудняет дыхание. Сняв его, я снял и все остальное. Но не волнуйся, Ева, я не воспользовался твоей беспомощностью.

– Рада слышать, – съязвила она и поспешно завернулась в колючее грубое одеяло, подозрительно попахивающее конским потом. До сих пор она каждый день принимала ванну и никогда не укрывалась лошадиной попоной. Она хотела возмутиться, но сдержалась. Если она рассердит своего похитителя, он ни за что не выпустит ее из этого проклятого места. Впрочем, порядочной даме думать об этом не пристало.

– Будь любезен, скажи, что стало с моим кучером? Я беспокоюсь за него.

Разбойник снова ухмыльнулся. Она опасливо покосилась на него. У мерзавца оказалась обаятельная улыбка. Кроме того, широкие плечи, длинные черные густые, как и у нее, волосы, высокий лоб. Не хватает только золотой серьги в ухе и полосатой фуфайки – а так настоящий пират. Проницательные голубые глаза обрамлены темными длинными ресницами. Тонкий аристократический нос, чувственный рот и задиристый подбородок.

– Вероятно, он давно уже в Лондоне, – ответил он, несколько смягчив тон, словно догадался, что она и так напугана. – Он не стал ждать, пока его нагонит пуля.

– Твое легкомыслие меня раздражает, – пробурчала она, сжав кулаки. С каким удовольствием она ударила бы его в челюсть, но это не поможет ей обрести свободу. Он гораздо сильнее ее – она поняла это еще вчера. – Мне надо в Лондон.

– Полагаю, это можно устроить, но твоя лодыжка опухла, и ты не сможешь ходить.

– И все это по твоей вине! Если бы ты не потащил меня через лес, как мешок с мукой, я бы не поранилась. Не в моих правилах убегать от опасности.

– Но, мисс Ева, вы именно так и поступили. Ваша карета неслась по дороге в кромешной темноте. Рядом с вами не было никого, кто мог бы вас защитить. Вещей при вас тоже не было, равно как и сопровождающей дамы, без которой порядочная леди вряд ли отправится в путешествие. Куда вы так спешили? Вот вопрос, который меня интересует.

– Можешь гадать сколько угодно, я не собираюсь с тобой откровенничать. – Серина встала и тут же, охнув, закусила губу от боли в ноге. У нее потемнело в глазах, но она быстро справилась с собой, как справилась и с горем, которое на нее навалилось.

В спешке и суматохе последних событий печаль ее отошла на второй план, но Серина боялась, что горе может вновь навалиться на нее. Вот уже и сердце мучительно заныло. Нет, она не станет плакать. Ни за что не станет. Слез не осталось. Она стиснула зубы, чтобы не дать пролиться слезам.

Наклонившись, она собрала с пола измятую одежду. Подол платья был испачкан, простеганная нижняя юбка на кринолине порвалась и напоминала теперь растерзанную подушку.

Прижав к груди лохмотья, бывшие еще вчера элегантным платьем, она смущенно осведомилась:

– Где я могу умыться и одеться?

Он кивнул в угол, где на столике стояли кувшин и тазик с водой. Она окинула скептическим взглядом умывальные принадлежности.

– Мне необходим дорожный сундучок. Он остался в карете. – Серина солгала, но эта ложь придавала ей респектабельности.

– Боюсь, тебе придется довольствоваться гребнем и кожаным шнурком для волос. Сундучок давно уже в Лондоне.

Серина зажмурилась, чтобы взять себя в руки. Она не станет жаловаться на судьбу, хотя действительность оказалась ужаснее самых страшных снов.

Главное – она осталась жива. Впрочем это слабое утешение. Если Лютеру удастся ее отыскать, он ее убьет.

Картины жестокой драки, крови и смерти вновь встали перед ее глазами, и тошнота подкатила к горлу, а ноги стали ватными. Нельзя поддаваться минутной слабости – иначе прошлое одержит над ней верх, и тогда ей уже не спастись.

– Тебе больно? – участливо спросил разбойник, положив руку ей на плечо. – Ты побледнела.

Серина не слышала, как он подошел сзади.

– Я чувствую себя прекрасно, – отрезала она. – Просто замечательно. Подай-ка мне гребень – если только на нем нет вшей.

Она протянула руку за спину, но вместо гребня сжала его пальцы. Он рассмеялся. Негодяй! Ему смешно! И это в то время, как ее отец лежит непогребенный неизвестно где и больше никогда не откроет свои серые глаза и не улыбнется, не закричит на нее и не станет бранить. Наверняка тело его спрятали, но ведь он должен быть похоронен, как и всякий христианин.

– Не вижу ничего смешного, – огрызнулась она, вырвала у него свою руку и на нетвердых ногах направилась к умывальному столику. – Быть похищенной разбойником не слишком-то весело, если хочешь знать.

– Ты сама виновата, – пожал он плечами и принялся разводить огонь в очаге.

– Вздор. – По комнате поплыл аромат дыма, несущий с собой запах осени, прелых листьев и сухих поленьев. Серина покосилась на него, не решаясь скинуть с себя одеяло. Он распрямился быстрым гибким движением и стрельнул глазами в ее сторону. В воздухе повисло напряженное молчание. Она первой отвела взгляд. Ее сердце гулко колотилось в груди. – Что ты на меня уставился?

– Ты первая посмотрела, – парировал он.

– Я хотела удостовериться, что ты за мной не подглядываешь, – объяснила она, поплотнее заворачиваясь в одеяло.

– Я уже видел все, что хотел. Для этого не обязательно снимать всю одежду. Да на такое безумство я и не рискну, пока твои глаза мечут убийственные молнии.

Она отвернулась к потрескавшейся стене. «Убийственные»… Почему он употребил именно это слово? Ужас охватил ее.

– Я никогда никого не убивала, – дрожащим голосом возразила она.

– Прошлой ночью ты пыталась раздробить мне голову из мушкета.

– В целях самозащиты.

В этот момент она услышала за окном стук копыт. Это был вчерашний старик крестьянин, хозяин хижины. Он сидел на лошади и вел еще двух лошадей в поводу.

– Ваше желание ехать в Лондон будет удовлетворено, как только вы соблаговолите одеться, – с подчеркнутой галантностью произнес разбойник.

Серина облегченно вздохнула, сбросила наконец одеяло и начала быстро одеваться. Платье местами порвалось, местами испачкалось, к подолу прилипли комья грязи. Затянув желтую шнуровку на лифе, она расправила мятые кружева.

Серина готова была плакать от досады – такое платье погибло! – но лишь молча стиснула зубы.

Он протянул ей гребень. Она с опаской покосилась на него.

– Не бойся, это мой. У меня вшей нет.

Подавая ей гребень, он снова коснулся ее руки. Странно. Теперь прикосновение было нежным, и это смягчило ее сердце, но лишь на мгновение. С трудом расчесывая спутанные локоны, она невольно поморщилась от боли.

– Я, конечно, не горничная, но могу предложить свои услуги. – Он взял прядь ее волос, но она отшатнулась от него, и локон выскользнул из его ладони.

– Не надо, – сказала она и, закрутив волосы в пучок, закрепила его на макушке. Взглянув на свое отражение в зеркале, она увидела огромные испуганные глаза. Казалось, они вобрали в себя весь ужас недавних событий. Как ей жить дальше с таким грузом?

Серина нащупала в потайном кармане юбки ключ на атласной ленточке. Ключ и шкатулку она забрала из отцовского стола перед своим бегством.

– Насколько я понимаю, шкатулку с деньгами ты забрал? Иначе ты не был бы разбойником.

– При других обстоятельствах непременно забрал бы, но, если ты помнишь, мы спасались от погони. И вся награда за мои труды – сбитая твоей пулей треуголка.

– Как жаль, что я промахнулась! – хмыкнула она, поднимая с пола свой порванный плащ. – Темнота виновата – вообще-то я отлично стреляю.

Ник рассмеялся, поправляя измятый галстук, и надел камзол и жилет. Она заметила, что сегодня они уже не черного, а голубого цвета с золотым шитьем. Преступник, одетый как джентльмен?

– Кто ты? – спросила она, завязывая грязный плащ под подбородком.

– Адам – первый мужчина, ставший жертвой женского коварства.

– Нет, правда?

– Зови меня Ник. «Старина Ник» – так зовут сатану.

– Меня раздражает твой легкомысленный тон, и я знаю, что ты скрываешь свое истинное лицо, – процедила она, осторожно ступая босыми ногами по дощатому полу. Ее атласные туфельки, изорванные и перепачканные, валялись у кровати, и она надела их с гримасой отвращения.

– То же можно сказать и про тебя, – парировал он и снял котелок с молоком с таганка. Налив молока в оловянную кружку, он протянул ее пленнице. – Это все же лучше, чем ничего.

Она не стала возражать, поскольку ее желудок давно уже выводил рулады, несовместимые с образом благовоспитанной леди. Не отказалась она и от куска хлеба и, присев на кровать, впилась в него зубами.

В хижину вошел Ной и снял потрепанную треуголку.

– Лошади готовы.

Ник кивнул и быстро допил молоко.

– А карета?

– Ждет вас на дороге. Конюх мне сперва не поверил, когда я ему сказал, что вам нужен экипаж. Но я ему наплел, что вы поедете впереди остальных гостей, а карета вам нужна, чтобы отвезти домой мисс Делицию.

Ник ухмыльнулся.

– Какое счастливое совпадение – сестры сегодня нет дома. Она слишком любопытна.

Он повернулся к Серине, которая с интересом слушала их разговор.

– Я отвезу вас в столицу, а ваши пожитки вам вернут, как только мы отыщем кучера. Куда направлялась ваша карета?

– Постоялый двор «Гусь и свинья» на Пэлл-Мэлл. – Серина потупилась, чтобы он не прочел по ее глазам, что она лжет.

– Странно. Никогда не слышал о таком, а я хорошо знаю Лондон.

Она не могла сказать ему о своем единственном предполагаемом пристанище – у модистки на Хеймаркет, родственницы ее старой няньки. Скорее всего кучер направился прямо туда или обратился в ближайший магистрат.

Она поежилась, подумав о том, чем ей это грозит. Если они узнают… Если узнает Лютер… Нет, только не он! Она отставила кружку.

– Терпеть не могу молоко с пенкой, – капризно протянула она, чтобы отвлечь его внимание. На самом деле и молоко, и хлеб пришлись ей по вкусу.

Он бросил на нее презрительный взгляд.

– О да, этот сарай недостоин истинной леди. Бесконечно сожалею, что ваши ноги ступают по грязному полу ветхой лачуги.

Прекрасно понимая, что его это еще больше разозлит, она высокомерно вздернула нос.

– Я тоже. Так мы едем? Грязь и нищета действуют мне на нервы.

– Вы бессердечная, избалованная дамочка, мисс Ева. – разозлился Ник, накидывая плащ. Затем он стряхнул пыль с черной треуголки, отороченной мехом, и нахлобучил ее на голову.

Ной смерил Серину угрюмым взглядом, и она мысленно попросила у него прощения. Она знала, что такое нищета, хотя и выросла в роскоши. Да, она никогда не заходила в крестьянскую лачугу, но сердце ее сжималось от боли при виде бедняков.

Отец ее был жестоким, холодным и безжалостным человеком. Она ненавидела его и любила. И даже сейчас она ощущала над собой его мрачную тень. Две недели назад она стала совершеннолетней, и впереди забрезжила свобода, но тут случилось несчастье…

Она обхватила плечи руками, чтобы унять дрожь.

– Идем, – поторопил ее Ник. – Если мы хотим приехать в Лондон до темноты, надо поторапливаться.

Он помог ей забраться на серую кобылку, и двадцать минут спустя они уже неслись во весь опор по дороге на Лондон в старой карете, которая не шла ни в какое сравнение с ее щегольским экипажем – обивка обветшала, и оси скрипели.

Ник за всю дорогу не промолвил ни слова. Он даже не смотрел в ее сторону. Ясно, он только о том и мечтает, как бы поскорее от нее избавиться.

– Я удивлена, что вы согласились сопровождать меня в Лондон, мистер Ник. – Она добавила язвительное «мистер», чтобы он почувствовал разделяющую их пропасть. – Ваш род занятий предполагает скорее жестокость и бессердечие.

– Пусть так, но я хотел удостовериться, что вы доедете благополучно. Леди может путешествовать одна, но коль скоро вы в моей власти, честь обязывает меня защищать вас.

– Честь, сэр? Да вы шутите! Сомневаюсь, что вам известно значение этого слова. По вас виселица плачет.

Она плотнее закуталась в рваный плащ и посмотрела ему прямо в глаза. Щеки его вспыхнули, глаза гневно сверкнули. И хотя он и пальцем не пошевелил, его ярость ударила ее так, что у нее перехватило дыхание.

– Мистер Ник, я надеюсь, вы остановитесь у первой же приличной гостиницы в Лондоне и отпустите меня. Там наши дороги разойдутся.

В его голубых глазах горела ярость, лицо побледнело.

– Думаю, нет. Я вам не доверяю. Вы видели мое лицо. Я мог бы проводить вас прямо к Генри Филдингу, верховному судье Вестминстера, чтобы вы меня выдали властям. Полагаю, он мечтает очистить дороги, ведущие в Лондон, от разбойников и грабителей.

– И ты один из них! Преступник, который грабит безобидных путешественников, заслуживает наказания!

– И вы бы с радостью донесли на меня? – хрипло спросил он. Она не ответила. – В этом-то все и дело! – сказал он. Она не поняла, что означает эта фраза.

Ей все стало ясно, когда карета прогрохотала без остановки мимо нескольких гостиниц в районе Саутуорка. Они проехали вдоль Темзы и свернули к мосту Блэкфрайарз. Она узнала его по картинке. В Лондоне она была впервые.

– Я требую, чтобы ты высадил меня у первой же гостиницы! – крикнула она и метнула в него взгляд, от которого слуги бегом бросались выполнять ее приказания. Но негодяй и бровью не повел.

– Чтобы ты побежала к ближайшему зданию суда? – ледяным тоном осведомился он. – Нет, моя дорогая. Я не собираюсь отправляться на виселицу из-за каприза вздорной девицы. Я отвезу тебя в укромное убежище, но не в мифическую «Гусь и свинья» или другую лондонскую гостиницу.

– А моя карета? – возмутилась она. Он решительно скрестил руки на груди.

– Если твой кучер человек честный, он сбережет ее до твоего возвращения. Если же нет – продаст вместе с лошадьми на Филд-лейн. В любом случае ты никому здесь не нужна. Если я тебя отпущу, ты вряд ли найдешь своего слугу.

– Неправда! – выпалила она и тут же прикусила губу, поняв, что проговорилась.

– Ага, так тебе известно, где он? Дай мне адрес. Она молча покачала головой.

– Тогда мне придется держать тебя взаперти, пока я не удостоверюсь, что ты не разболтаешь мой секрет.

– Если ты меня отпустишь, я никому ни слова не скажу! – горячо пообещала она. – Не хочу быть твоей пленницей – ведь мне чудом удалось избежать такой опас… – Она вдруг умолкла. Черт бы побрал ее болтливый язык! Она слишком устала и потому плохо себя контролирует. А вдруг он узнает правду? Ей необходимо доказать вину Лютера прежде, чем он сам ее отыщет и заставит замолчать навеки.

Господи, что же ей делать? Всего три дня назад она покинула Сомерсет и свою размеренную, спокойную жизнь. С тех пор прошла целая вечность.

– Так-так, у тебя тоже есть секреты. Спрашивается, почему меня это не удивляет? – Уголки его губ приподнялись в иронической усмешке. – Я подозревал, что ты спасалась бегством, а теперь ты и сама это подтвердила. – Он равнодушно передернул плечами. – Но коль скоро ты мне не доверяешь, я наберусь терпения. У нас уйма времени, чтобы докопаться до правды.

– Я ничего тебе не скажу, – огрызнулась она. – Можешь держать меня взаперти хоть до самой смерти, тебе ничего не удастся разузнать.

– Такая холодная, такая высокомерная! Избалованная аристократка, привыкшая к тому, что мир вращается вокруг ее особы.

– Так вот почему ты грабишь аристократов? Ты их ненавидишь? – Она заметила, что он покраснел. – Понятно. Ты, наверное, сам хотел бы стать аристократом, Ник, да только манеры у тебя не те. Таких грубиянов, как ты, перевоспитать невозможно.

В глазах его сверкнуло холодное бешенство, и Серина сжалась. Боже, вдруг она зашла слишком далеко? Ее охватила паника.

– Я… я не хотела… – пробормотала она, облизав пересохшие губы. – Это была злая выходка. – Не могла же она сказать «прости меня».

– Жестокие слова – искусство, которое женщины оттачивали веками. Ничего, мне приходилось выдерживать и не такие удары. Не в первый раз я слышу нелестные отзывы о своих манерах.

В карете воцарилась тишина, и Серина, чтобы чем-то себя занять, стала смотреть в окно на снующих по улицам горожан. До нее долетали гомон толпы и грохот экипажей. Смех и крики смешались со скрипом колес и ржанием лошадей. Цветочницы, булочники, дородные господа – кого тут только не было.

Она видела бледных, голодных ребятишек, одетых в грязные лохмотья, бойких служанок в белых передниках, шерстяных накидках и чепчиках. В толпе сновали лакеи в напудренных париках и ливреях. Нарумяненный джентльмен шел под руку с другим джентльменом, и Серина заметила, что камзолы их расшиты золотом, а плащи – из чистого шелка.

Ей никогда не приходилось видеть столько народу сразу бедных, и богатых. До сих пор самым большим городом, в котором ей довелось побывать, был Бат, но он не шел ни в какое сравнение с этой многоликой толпой. Запахи столицы притягивали и одновременно отталкивали ее. Запах свежеиспеченного хлеба пробудил в ней голод, а аромат цветов напомнил об ушедшем лете. Вонь от конского навоза и нечистот перебивала более тонкие ароматы, но свежий ветер быстро уносил все запахи прочь.

– Куда мы едем? – спросила она, когда улицы стали уже и грязнее. Карета подпрыгивала на неровной мостовой, и у нее разболелась голова.

– Ко мне домой, – ответил он, уставясь в одну точку. Очевидно, все это он видел сотни раз.

– Я умираю от голода. – В желудке пустота, голова раскалывается. Отчаяние овладело ею. У нее нет ничего – ни одежды, ни чистого белья. Она целиком во власти этого негодяя. Разве не от этого предостерегала ее старая няня? Но у нее не было выбора – только побег.

 

Глава 3

Дом, который мистер Ник называл своим, оказался высоким и узким, зажатым между соседними такими же высокими и узкими зданиями с решетчатыми окнами. Он выглядел обветшалым, но дверь была дубовая, крепкая. Все остальные дома в этом нищем квартале имели сходную архитектуру.

На одном конце улицы примостилась винная лавка, а рядом с ней – лоток с пирожками. На другом – кофейня, рядом кузница. Мимо кареты проплыл портшез, который несли мрачные краснолицые носильщики.

От булыжников мостовой поднимались зловонные испарения. Серина почувствовала это, выходя из экипажа. Будь ее воля, она бы ни за что не ступила ногой на мостовую, но издевательская усмешка ее конвоира вынудила ее храбро прошлепать по грязи.

Он постучал в дверь, и та со скрипом приотворилась. В щели показался налитый кровью глаз, с подозрением осматривающий прибывших.

– Это я, – тихо произнес разбойник.

Дверь распахнулась, и Серина увидела на пороге старого карлика, сгорбленного, с толстой шеей и морщинистым лицом, его седые волосы были перевязаны сзади лентой. Смерив их хмурым взглядом, он пробурчал:

– Я вижу, что это вы, мистер Ник. Не слепой, слава Богу.

«Мистер Ник» – так горбун назвал разбойника. Значит, это его настоящее имя? Серина не знала, что и подумать. А фамилии у него разве нет?

– Я привез к тебе гостью, Лонни.

– Я здесь не хозяин, приятель. Так что о своих гостях позаботься сам.

– Все такой же грубиян. И чего я с тобой связался, никак не пойму, – вздохнул Ник, подталкивая карлика в прихожую.

Лонни пожал плечами.

– У тебя выбора не было. Ты делаешь то, что тебе говорит сердце. – Он сплюнул и пробурчал: – Дурак ты и есть дурак!

Серина мысленно прокляла тот час, когда встретила на дороге разбойника, а теперь и его отвратительного сообщника. Дом ей тоже не понравился – на мебели толстым слоем лежала пыль.

– Не желаю здесь оставаться, – заявила она и резко повернулась, чтобы броситься прочь, но в дверях налетела на широкую грудь Ноя. Слезы ярости брызнули из ее глаз.

– Будь ты проклят! – выругалась она, когда он развернул ее и втолкнул в дом, пахнувший пылью и запустением.

– Где слуги? – надменно осведомилась она у мистера Ника. – Судя по грязи, они у вас на редкость нерадивые.

Разбойник смерил ее взглядом.

– Здесь только Лонни. И не жди, что он будет исполнять твои приказания. Он никому не подчиняется.

– Я не горничная и не стану прислуживать этой дамочке, – буркнул Лонни, злобно покосившись на нее.

– И сколько я здесь пробуду? – спросила она, не надеясь на ответ. Карлик был ей омерзителен, но она молитвенно сложила руки. – Прошу вас, помогите мне выбраться отсюда. Этот человек похитил меня и удерживает против моей воли.

Лонни и Ник переглянулись, и Серина почуяла неладное.

– Я получаю жалованье и слежу, чтобы бродяги и воры держались подальше от этого дома. Помощи от меня не ждите. – Лонни скорчил гримасу и заковылял к ступенькам, ведущим вниз, на кухню.

– Не тревожьтесь, мисс, – шепнул ей на ухо Ной. – Мистер Ник – человек честный. Он вас не обидит.

– Честный? – возмутилась Серина. – Да он же разбойник! – закричала она, когда Ник потащил ее вверх по лестнице. – Пусти! – взмолилась она и попыталась вырваться из его цепких рук, увидев, что он тащит ее в спальню на втором этаже. Но он был гораздо сильнее, и ей ничего не оставалось, как подчиниться.

Некоторое время слышалось только ее пыхтение. Он молчал, не сводя с нее глаз. Оглянувшись, Серина окончательно пала духом. В комнате царило запустение, на мебели лежал толстый слой пыли, полог над кроватью отсырел и пах плесенью.

– Я не желаю ни секунды оставаться в этом доме! – заявила она, досадуя на свой дрожащий, неуверенный голос.

– К сожалению, твои желания меня совершенно не интересуют. Скажи спасибо, что я не бросил тебя у дороги на произвол судьбы. Не прошло бы и часа, как ты бы стала жертвой грабителей и других мерзавцев.

– Лучше так. По крайней мере я была бы свободна. Кроме того, я ведь пленница разбойника – куда уж хуже.

Он захлопнул дверь, и с пола столбом поднялась пыль.

– Если бы я мог доверять тебе, то отпустил бы на все четыре стороны, но… По правде говоря, я с радостью избавился бы от такой мегеры.

– Я никому ни слова не скажу, – поспешила заверить его Серина.

– В карете ты была настроена не столь миролюбиво. Пойми, я не могу тебе доверять. Пока ты намерена выдать меня властям, я буду держать тебя под замком.

. – Ты не можешь так поступить со мной! Я жертва и не сделала ничего, чтобы заслужить такое обращение.

– Тебе надо было подумать об этом до того, как срывать с меня маску. Ты видела мое лицо, и теперь я не стану рисковать, пока не выполню свою миссию… или пока ты сама не передумаешь.

Он еще улыбается, мерзавец! Но кто устоит против этой открытой, обезоруживающей улыбки?

– Конечно, это маловероятно, – продолжал он, – а в чудеса я не верю.

– Мне можно доверять, – холодно заметила она, но слова ее прозвучали не слишком убедительно.

Он рассмеялся.

– В таком случае я король Генрих Седьмой. Она метнула в него взгляд, полный ненависти.

– Вы друг друга стоите, негодяи.

Будь у нее шанс, она бы непременно сообщила о нем властям в отместку за все то, что он с ней сделал. Лодыжка у нее до сих пор болит. Чтобы скрыть слезы, выступившие на глазах, она окинула взглядом убогую обстановку. По крайней мере теперь Лютер ее не найдет – здесь она в безопасности. Эта мысль несколько ее приободрила.

Она вздернула подбородок.

– Впрочем, я устала с тобой спорить. Принеси-ка мне чашку чаю.

Он прислонился к двери.

– Я тебе не прислуга. А мнение Лонни ты уже слышала. Хочешь чаю, налей себе сама. Можешь и на всех приготовить.

В глазах его блеснули лукавые искорки. Злость распирала ее: он не только сделал ее своей пленницей, он ее еще и унижает!

– Я не собираюсь прислуживать ни тебе, ни другим темным личностям, которые тебя окружают, – процедила она, гордо распрямив плечи.

Он пожал плечами.

– Захочешь есть, придется готовить. Я-то всегда могу пойти в кофейню за углом, У них подают великолепное жаркое и белый хлеб – для тех, у кого имеются деньги.

– Мне нечем платить, а то бы я послала за едой.

– Значит, ты целиком зависишь от меня, – подвел он итог и шагнул к ней. Она вздрогнула, встретившись с ним взглядом. Он провел пальцем по ее подбородку.

– Не прикасайся ко мне!

– Мне трудно удержаться – у тебя кожа нежная, как персик, а пухлые губки соблазнительны, как спелая земляника.

Если бы он произнес эти слова не таким язвительным тоном, она бы, может, ему и поверила – он так и жег ее взглядом.

Был бы он безобразен, ей было бы проще сопротивляться! Но он красив как черт, и она тает от одной его улыбки. Глядя на него, она думает только о том, что еще никогда ни один мужчина не находился так близко от нее, не смотрел ей в глаза так пристально… так проникновенно, заставляя забыть обо всех страхах… Злость ее куда-то ушла.

Она отвела взгляд.

– Вы говорите вздор, сударь.

Он сжал ее подбородок и с силой повернул ее лицо к себе. В глазах его сверкнул недобрый огонек.

– Не советую тебе отклонять мои ухаживания. Неужели ты такая гордячка, что не можешь принять невинный комплимент от смиренного поклонника?

Она резко отвела его руку.

– Смиренного? Что-то не похоже. Послушай, я богатая наследница. Тебе нужны деньги, и за меня дадут большой выкуп.

– Твои деньги мне не нужны. Я не намерен рисковать – жизнь дороже.

– Отойди, – приказала она, но он, конечно же, не послушался. Какой мерзавец – просто диву даешься! – Мне неприятно, когда ты рядом.

Он продолжал наступать на нее, поправляя ее локоны, проводя пальцем по ее щеке и глядя странным отсутствующим взглядом на ее шею. Она подумала, что выглядит, вероятно, ужасно.

– Я, наверное, похожа на огородное пугало, – осипшим голосом вымолвила она. Он молчал. – Вообще-то я всегда слежу за своим внешним видом и уделяю этому много внимания, – добавила она, отступая.

– Не сомневаюсь, – прошептал он, и его горячее дыхание коснулось ее щеки. – Ты одеваешься по последней моде, ведь ты наследница. Жаль, что у меня нет для тебя платьев и кринолинов, так что будешь носить то, что на тебе надето, или… ничего.

Глаза его потемнели, и в глубине их что-то вспыхнуло. На виске его билась жилка, он запустил пальцы ей в волосы и попытался вытащить гребень, скреплявший прическу.

– Да как ты смеешь! – разозлилась она, когда волосы рассыпались по плечам, и сделала шаг назад, но он потянулся к ней. – Убирайся!

Он заключил ее в объятия, крепко прижав к себе. Она чувствовала гулкие удары его сердца, как если бы ничто их не разделяло, даже одежда.

Ее сердце тоже забилось сильнее в ответ на его настойчивый призыв. По телу разлился жар, колени начали подгибаться, и если бы он не обнимал ее слишком крепко, она бы опустилась на старую кровать, покрытую пылью. Его губы были совсем близко, и она смогла рассмотреть их волнующий изгиб. Лицо его исказило желание, которое не имело ничего общего с пищей.

Мысли ее закружились вихрем. Если судить по выражению его лица, здравый смысл покинул и его.

Ник с трудом перевел дух. Аромат ее кожи опьянял его, сводя с ума. Завитки черных волос пробуждали первобытную похоть. Он никогда раньше не испытывал такого сильного желания, вызванного всего лишь запахом женщины. Да и то сказать, эта женщина скорее напоминала ускользающий дым, одурманивший его и лишивший воли. Он едва удержался, чтобы не сжать ее груди и не подобраться к заветному местечку между ног. «Грубое животное», – с отвращением подумал он про себя.

Он неуверенно отступил, испытывая мучения неутоленной страсти.

– Не бойся, – пробормотал он хрипло. – Я тебя не трону.

Щеки ее вспыхнули, и он никак не мог оторвать взгляд от ее пухлой нижней губки, полуоткрытой, влажной и зовущей к поцелуям. Он провел ладонью по лицу, пытаясь собраться с мыслями. Ее глаза мерцали в полутьме, загадочные и таинственные, как время, которое остановилось на мгновение.

В этих темно-синих озерах можно утонуть – они завораживали и манили, как бездна.

На дворе была ночь, и комната погрузилась во мрак.

– Надо развести огонь в камине. Внизу есть дрова и свечи.

Он был готов взять свои слова обратно и приказать ей самой развести огонь, но не смог. Ему хотелось разжечь огонь и получше рассмотреть ее лицо, выражение которого менялось словно по волшебству.

Он должен прогнать это наваждение.

– Пора приниматься за работу, иначе тебе придется спать в сырой и холодной комнате.

Она вздохнула, понуро опустив плечи.

– О, это было бы ужасно. Терпеть не могу влажные простыни.

– Это все, что я могу пока тебе предложить. Все-таки это лучше, чем спать в лесу или в карете. – Он и сам не понимал, откуда взялось это желание повалить ее на постель, накрыться простыней – влажной или нет, все равно, – вонзиться в нее, бороздить ее, как бык пашню, и больше никогда не выходить на поверхность.

Ни одна женщина не возбуждала в нем такую всепоглощающую страсть. И это тем более странно, что она ему даже не нравилась – постоянно жалуется, капризничает. Ей доставляет удовольствие дразнить его, говорить ему колкости. Она, похоже, не собирается умолять его отпустить ее на свободу. Наоборот, сказала, что непременно выдаст его властям. Потому-то он и не может отпустить ее на все четыре стороны. Она сразу же, вздернув подбородок, направится в ближайший магистрат. Чертова аристократка!

Он даже не знает, как ее зовут. «Нет, ты совсем спятил», – подумал он и, развернувшись, вышел из комнаты. Он позаботится, чтобы ей было удобно и тепло в ее тюрьме. И будет держаться от нее подальше, пока не отпустит на свободу.

Как только Ник вышел из комнаты, Серина схватила полено, бросилась к окну и ударила им по стеклу. Обернув руку полотенцем, она отломила острые осколки и бросила их на пол.

– Помогите! – закричала она, высунувшись из окна. Шум большого города ударил ей в уши, но никто ее не услышал – или не хотел услышать. Торговцы и слуги сновали по улице, не глядя по сторонам. Она продолжала взывать о помощи, но окна дома напротив так и не раскрылись, а дверь оставалась запертой. Очевидно, соседям нет никакого дела до того, что творится вокруг. Двое подвыпивших гуляк затянули песню и окончательно заглушили ее крики.

– Меня держат здесь силой! – завопила она, но пьянчуги только захохотали в ответ и помахали ей бутылкой. Она смотрела им вслед, пока они не скрылись за углом.

Прежде чем она успела найти сочувствующих, в комнату ворвался Ник и оттащил ее от окна. Из разбитого окна потянуло холодом, и Серина поежилась.

Он стиснул ее плечи.

– Черт подери, что ты делаешь?

– Зову на помощь. Может, кто-нибудь откликнется, – ответила она. Ее попытка не увенчалась успехом, и ею овладело тупое отчаяние.

– Если тебя и заметят, то подумают, что ты моя жена или шлюха. Услышав твои крики, соседи решат, что ты просто напилась и устраиваешь скандал. Это бедный квартал, так что не жди, что тебе помогут.

Она вырвалась из его рук и присела на край кровати. «Шлюха». Ее передернуло от отвращения.

– Я погибла, – проговорила она, обращаясь скорее к себе, чем к нему.

В комнате становилось все холоднее. Он вздохнул.

– Может, все и не так страшно. Никто ведь тебя не знает. Твоя репутация в безопасности, пока ты не выйдешь на улицу.

Он был прав. Пока Лютер не пронюхал, где ее прячут, она в безопасности. Она покосилась на своего тюремщика.

Ник в белой рубашке с кружевными оборками на рукавах был чертовски хорош, и Серина презирала себя за то, что ее влечет к этому злодею и разбойнику.

– Я пришлю Ноя, и он заколотит окно досками. Нельзя же допустить, чтобы ты умерла от воспаления легких.

Злость и обида захлестнули ее с такой силой, что она не могла вымолвить ни слова. Итак, путь к свободе закрыт, пока Ник не решит выпустить ее на волю. Остается только надеяться, что ей удастся что-нибудь придумать за это время.

– Смотри не натвори еще чего-нибудь, пока я не вернусь. Лучше попытайся разжечь огонь в камине.

Ник не поверил своим глазам, когда увидел, как Ева пытается развести огонь. Он уже успел принести дров, потом снова сходил на кухню за растопкой, едой, мылом и водой.

Она сидела на полу перед камином, на решетку которого были грудой навалены поленья, и тщетно пыталась высечь искру из трутницы.

– Дай-ка сюда, – проворчал он и отобрал у нее трутницу. – Я вижу, тебе никогда не приходилось разжигать огонь.

Она метнула на него сердитый взгляд.

– Конечно, ведь в этом не было нужды…

– Ну да. В твоем распоряжении были слуги, – хмыкнул он. – Аристократке не пристало пачкать руки грязной работой. По праву рождения тебе полагается приказывать другим, все сделают за тебя – и огонь разведут, и обед приготовят.

– Меня возмущают твои издевательские намеки на мое благородное происхождение, – мрачно заявила она. – Да, у меня были в подчинении слуги, но я никогда не была с ними груба. И не считай меня белоручкой.

Он рассмеялся.

– Конечно, ты берегла их, как берегла бы породистую кобылу. Они же для тебя все равно что животные, верно?

Щеки ее вспыхнули.

– Вы несправедливы ко мне, сударь. Вам ничего обо мне не известно, зачем же вы меня оскорбляете?

Ее гнев передался и ему, но он только стиснул зубы. Хватит на сегодня ссор – он слишком устал. Тяжело вздохнув, он убрал из очага поленья, положил туда растопку, высек огонь, поджег лучину, затем подложил щепочек и только потом – поленья. Комната вскоре нагрелась, и пленница протянула к огню озябшие руки.

На лице ее застыло упрямое выражение, и Ник подумал, что и сам, наверное, выглядит не лучше. Он резко поднялся, пока ее запах вновь не вскружил ему голову.

– Я принес тебе тушеное мясо и хлеб. К сожалению, более утонченных блюд предложить не могу. Так что придется тебе довольствоваться этим.

– Меня бесит твой сарказм, – разозлилась она, вскакивая на ноги. – Если ты намерен сделать меня своей пленницей, изволь обращаться со мной почтительно. Твои язвительные замечания неуместны.

Он бросил на нее взгляд через плечо и двинулся к двери.

– Мы с тобой по-разному понимаем слово «уважение». – С этими словами он вышел из комнаты. Ной прибивал к двери толстую доску.

– Не нравится мне все это, – угрюмо пробурчал старик, спустившись в кухню. – Зачем держать девчонку взаперти? Начнут ее искать, найдут, и придется тебе отвечать, почему ты с ней так обращался.

– У меня нет другого способа себя обезопасить. Прежде чем ее отпустить, я должен удостовериться, что она не донесет на меня властям. – На душе у него было смутно, но тем не менее он неуверенно добавил: – Ей надо испробовать на себе, что такое унижение. Только тогда она станет покладистой.

Ной что-то буркнул себе под нос, но Ник не стал его слушать. Мисс Ева не заслуживает снисхождения.

 

Глава 4

– Ну что, очередная ночная вакханалия, братец? – спросил Ник, входя на следующее утро в спальню Итана в особняке Левертонов на Беркли-сквер. Слово «братец» призвано было взбесить Итана, которому было неприятно состоять в родстве с человеком, появившимся на свет» лондонских трущобах. Да и кровными братьями они не были: Итан приходился ему двоюродным братом, от чего старался откреститься при каждом удобном случае.

Сэр Итан Левертон выглядел так, словно страдал неизлечимой болезнью: одутловатое бледное узкое лицо, покрасневшие глаза. Устал от жизни и преждевременно постарел, пронеслось в голове у Ника. Итан был моложе его на три года, ему исполнилось двадцать пять, но на вид ему можно было дать больше – разгульная жизнь, притоны и игорные дома наложили на его черты свой отпечаток. Если Итан и дальше будет вести подобный образ жизни, то не дотянет и до тридцати.

– Не кричи на меня, – проворчал Итан, слабо отмахнувшись от Ника, и прижал пальцы к вискам. – У меня голова раскалывается.

– Я говорю совершенно спокойно, но после выпитых бутылок портвейна – сколько их было… пять, шесть? – тебе и шепот покажется криком.

Ник прошел по великолепному персидскому ковру к кровати, на которой сидел Итан, одетый в панталоны до колен и сорочку, испачканную блевотиной. Комната была пропитана зловонием, и Ник невольно зажал нос рукой.

– Ты испачкал резную кровать твоего отца, Итан, а он так гордился ею – ведь она сделана из вишневого дерева. Говорил даже, что однажды на ней довелось спать Карлу Первому во время одного из его путешествий.

– Фи! Отец верил всяким глупым россказням, – пренебрежительно фыркнул Итан и, опершись ладонями о колени, громко зевнул.

– Лучше уж так, чем самому стать притчей во языцех. Твои дебоши войдут в историю. Мне стыдно за тебя, Итан.

Ник отдернул тяжелые портьеры и распахнул окна. Выглянув на улицу, он увидел в сквере слугу, прогуливавшего толстого пса, и торговку молоком.

Он отошел от окна и чуть не споткнулся об одежду, разбросанную по полу. Подняв дорогой, расшитый золотом камзол, он заметил, что на нем не хватает нескольких серебряных пуговиц – должно быть, их украли, – а шитье кое-где порвано. Он швырнул камзол брату.

– Если ты будешь тратить состояние Левертонов на азартные игры и каждый день заказывать новые наряды, то не пройдет и года, как ты пойдешь по миру.

– Не твое дело, – огрызнулся Итан, с трудом повернув голову и бросив на Ника злобный взгляд.

Ника разозлила и одновременно опечалила его враждебность. Итан не имеет права порочить доброе имя семьи Левертон.

– Мне наплевать, как ты распоряжаешься своей жизнью, Итан, но если ты осмелишься посягнуть на ту часть наследства, что принадлежит Делиции, тебе придется иметь дело со мной. Мне известно, что по закону ты являешься наследником всею состояния сэра Джеймса и опекуном сестры. Так что постарайся вести более достойную жизнь. От твоих выходок страдает ни в чем не повинная Делиция.

– Черт возьми, Ник, ты поучаешь меня прямо как отец! Можно подумать, твоя репутация девственно чиста. За тобой тоже много чего числится.

– Пусть так, но я хотя бы не веду себя как свинья. И не сорю деньгами. – Ник скрестил руки на груди и оглядел комнату. Вокруг царил беспорядок: грязные хрустальные бокалы, пустой графин, засаленные мятые шейные платки, булавки, кружевные оборки, туфли на высоких каблуках с болтающимися серебряными пряжками, сапоги, чулки, часы с треснувшим стеклышком, парики, щетки для волос, пудра – все это валялось на ковре.

Элегантная спальня, в которой некогда родился сам Итан, теперь походила скорее на будуар куртизанки, чем на комнату молодого баронета. На обитых зеленым шелком стенах там и сям виднелись пятна, пейзажи в золоченых рамах висели криво. На портьере над кроватью красовалась огромная прореха, бахрома была местами оборвана.

В комнату вошел слуга Итана, и Ник напустился на него:

– Сейчас же убери это безобразие, Шепли! Почему ты допускаешь, чтобы вещи сэра Итана находились в таком беспорядке?

Итан метнул на Ника сердитый взгляд.

– Не ори на моего слугу, Ник. Я сам его отчитаю, если будет нужно. И нечего распоряжаться в моем доме.

– Твой дом с недавних пор напоминает свинарник. Сэр Джеймс перевернулся бы в могиле, если бы об этом узнал.

– Отец умер. Он больше никогда не будет читать мне нотаций. И слава Богу, – добавил Итан, воздев руки к небу.

Ник едва удержался, чтобы не залепить пощечину двоюродному брату и не оттаскать его за соломенные космы. Но насилие ни к чему не приведет – это Ник понял много лет назад, но до сих пор Итан не распускался до такой степени.

– Ты так и не узнал, как сильно любил тебя отец. Больше жизни любил, – сказал Ник, прислонившись к резной стойке полога. На зеленых шелковых занавесках виднелись подозрительные пятна – старые и новые.

Ник взял Итана за грязный шейный платок и затянул его на горле брата.

– Если бы он не избаловал тебя, ты мог бы стать приличным человеком. Я лично прослежу, чтобы ты больше не смел порочить доброе имя отца. И если услышу что-нибудь о твоих похождениях в игорных притонах, я…

– Что… о Господи, Ник… что… ты… сделаешь? – задыхаясь, прохрипел Итан.

– Не знаю, – произнес Ник так тихо, что расслышать его мог только Итан. – Но обещаю, что ты урок не забудешь. – Он внезапно отпустил брата, и тот повалился на кровать.

Итан хрипел, ловя ртом воздух. Его лицо покраснело, потом побагровело от злости. Ник брезгливо поморщился.

– От тебя воняет, как от сточной канавы, Итан. Неудивительно, что тобой – или, вернее, твоим кошельком – интересуются только шлюхи.

Итан потер тонкую шею и вперил в Ника ненавидящий взгляд светло-серых глаз.

– Кошелек мой заметно отощал, если хочешь знать. Отец оставил тебе Холлоуз. Это поместье должно было стать моим.

– Чтобы ты и его проиграл в карты? – усмехнулся Ник. – Твоя глупость не знает границ. И как только благородный сэр Джеймс мог вырастить такого мерзавца?

Итан бешено сверкнул глазами.

– Хватит читать мне нотации! И зачем только отец тебя усыновил!

Ник подождал, пока слуга выйдет из комнаты, и произнес:

– Тебе известно, Итан, что в моих жилах тоже течет кровь Левертонов. Вся разница между нами только в том, что я незаконнорожденный. – Он склонился над двоюродным братом. – Как бы то ни было, я всегда был благодарен сэру Джеймсу за все, что он для меня сделал, и любил его как родного отца. И уважал. Чего не скажешь о тебе.

– Святой Ник, – съязвил Итан. – Твой нимб слегка потускнел от бахвальства.

Ник резко выпрямился и сменил тему:

– Зачем я тебе понадобился? Отчаянный тон твоей записки говорит о том, что речь идет о жизни и смерти.

Итан обхватил руками голову и с трудом поднялся со скомканных простыней. Стройный, худощавый, ростом шесть футов, он был ниже Ника на два дюйма. Подойдя к окну, он оперся о подоконник и высунулся наружу. Ник слышал его тяжелое дыхание.

Наконец он обернулся к брату, и его одутловатые черты исказило отчаяние.

– Я по уши в долгах, Ник. Если мне удастся их оплатить, это будет просто чудо.

Ник оторопел. Его охватила холодная ярость. «На этот раз я ею точно прикончу», – пронеслось у него в голове. Он не мог вымолвить ни слова – язык ему не повиновался.

– Вчера я был уверен, что отыграюсь. Мне везло последнюю неделю, но я все проиграл… лорду Эрскину.

– Ты проиграл этому мошеннику? – простонал Ник.

– И ты поможешь мне заплатить долг. Эрскин дал мне месяц отсрочки. Если я не расплачусь, то лишусь лондонского дома, поместья в Беркшире – одним словом, всего, чем владею. Я выписал ему чек, который покрывает половину долга. Если я не уплачу остальное, он вызовет меня на дуэль.

– Весьма великодушно с его стороны. – Ник схватил брата за костлявые плечи. – Почему ты сразу не пустил себе пулю в лоб? – рявкнул он. – Хочешь, чтобы твоя семья страдала от последствий твоего распутства? А Делиция – о ней ты подумал? Она же умрет со стыда, когда обо всем узнает.

Тонкие губы Итана сложились в нагловатую усмешку.

– Я уверен, ты что-нибудь придумаешь, чтобы ее успокоить.

Ник грубо встряхнул Итана.

– Дьявол тебя раздери! Почему я всегда должен исправлять то, что ты натворил?

– Ты найдешь способ все уладить, Ник. Ведь честь семьи так много для тебя значит, верно? – приободрился Итан. – Ты же сам говоришь, что нельзя втаптывать в грязь доброе имя семьи. Так что постарайся найти деньги для уплаты долга.

Ник оттолкнул брата от себя, и Итан ударился об оконную раму. Лицо его исказила злоба.

– На этот раз я не стану за тебя платить. Мне надоело покрывать твои грехи, Итан. Ты зашел слишком далеко. К черту честь семьи! По крайней мере все узнают, что это не я проиграл дом и поместье за карточным столом.

– Пустые угрозы. Я тебя знаю – пошумишь и уплатишь. Ради моего отца, которого ты так уважал и любил.

Ник вдруг ощутил прилив жгучей ненависти.

– Да, я уважал и любил сэра Джеймса, хотя он не был мне родным отцом. Но спасать тебя я больше не стану. На этот раз выпутывайся как знаешь.

И Ник двинулся к двери.

– Ты пожалеешь об этом, Ник! – крикнул ему вдогонку Итан.

– Нет, это ты пожалеешь о том, что вообще появился на свет.

Безмятежное спокойствие ночи нарушили яростные крики. Спорили два голоса – женский и мужской. Она сразу узнала гнусавый голос отца, выкрикивающий злобные проклятия. Мамин голос утратил обычную мелодичность – она обвиняла отца в изменах и жестокости. «Будь ты проклята, ведьма! Будь ты проклята!»

Снова вернулся старый кошмарный сон. Мрачные тени окружили ее. «Мама, мама», – шептала она во сне. Глаза матери горят как раскаленные угли. Подозрения, боль, ненависть – призраки, потревожившие ее покой. Они продолжают мстить и после смерти.

Серина резко села в кровати, ловя ртом воздух. Где она? Холодный пот струйкой стекал по спине и вискам. Она вытерла лоб дрожащей рукой и глубоко вздохнула, зажмурив глаза.

Немного успокоившись, она снова открыла глаза и окинула боязливым взглядом холодную комнату: белые крашеные стены, убогая мебель, дощатый пол, облезлый коврик – вот и вся обстановка, если не считать кровати с продавленным матрасом и простынями, пахнущими плесенью.

И тут она вспомнила все и содрогнулась. Она пленница – у нее теперь нет ни имени, ни денег.

– Я богатая наследница, – проговорила она вслух и потерла руки, чтобы согреться. – У меня полный гардероб платьев, изящных туфелек, шляпок и драгоценностей, несколько экипажей – все, о чем только может мечтать настоящая леди. – Эти слова помогли ей отбросить прочь воспоминания о кошмарном сне, но тени прошлого не так легко оказалось прогнать.

Они часто ссорились. Эндрю и Хелен Хиллиард набрасывались друг на друга с таким остервенением и ненавистью, что в конце концов эти стычки свели мать в могилу. Нет, конечно же, она умерла от чахотки, но семейные ссоры здоровья ей не прибавили. Хелен Хиллиард таяла на глазах и умерла, проклиная ненавистного мужа.

Серина до сих пор не могла понять, кого из них она любила больше, если вообще любила. Порой ей казалось, что она ненавидит их за бесконечные перепалки и драки, но в глубине души продолжала любить – ведь они были ее родителями. И ее сердце разрывалось от горя, когда она металась от одного к другому или когда они старались вырвать ее друг у друга, как разъяренные собаки кость.

«Господи, как я устала от всего этого», – подумала она, проводя рукой по глазам. Все кончено. Больше не будет ни криков, ни ссор – они оба в могиле. Отец умер три дня назад (или больше?), а мать – уже пять лет. Может, теперь они ссорятся там, в царстве теней, – кто знает? Серина невольно вздрогнула и беззвучно заплакала. Слезы потекли по ее щекам, и она зажала рот рукой, сдерживая рыдания. Надо раз и навсегда стереть из памяти то время.

В камине осталась только зола и горстка углей. Она разожжет огонь, но сначала оденется.

Сырые простыни – плохая защита от холода, но все же лучше, чем ничего. Она принялась рассматривать грязные мятые тряпки, бывшие совсем недавно элегантным бархатным платьем. Что ж, другого платья у нее нет.

Она поморщилась, наливая ледяную воду из кувшина в миску. Мыла нет, но холод освежит ее и прояснит разум. Нога все еще болит, но синяк посветлел и рана затянулась. Она смыла грязь с ног и рук, а волосы скрепила гребнем на затылке.

Утреннее омовение отнюдь не улучшило ее настроения, теперь ее мучил голод. Страшная тайна гнетет ее. Уж лучше умереть, чем жить с таким бременем на душе. Да еще и быть пленницей какого-то бродяги.

Кажется, стоит ей вздохнуть поглубже, и боль захлестнет ее с такой силой, что сердце разорвется. Ей страшно даже подумать о будущем. Придется мириться с настоящим.

Серина оделась, стараясь по возможности отчистить пятна и разгладить складки. Не то чтобы ей это удалось, но, поглаживая мягкий бархат, она немного успокоилась.

Закончив одеваться, она занялась камином, вспоминая действия своего тюремщика: сначала наломать лучинок, потом щепочек и только после этого положить дрова. Дома огонь разжигали слуги, и она не обращала внимания на их действия.

Замерзшие пальцы не повиновались ей, пока она возилась с трутницей. «Какая же я неумеха, – думала она. – Кроме иголки и кисточки, ничего в руках не держала». У нее были способности к рисованию, но Ник наверняка презрительно фыркнет, если об этом узнает. Он скажет, что живопись – бесполезное занятие и годится только на то, чтобы убить время. Ну так она ему покажет, на что способна, – совершит побег.

Она обязательно выберется отсюда, только сейчас у нее нет сил об этом думать.

Внизу так сильно хлопнула дверь, что задрожали стены. Сердце ее испуганно заколотилось. Она напряженно прислушивалась, но больше ничего не услышала. Очевидно, это вернулся Ник. Она вздохнула с облегчением и прижала руки к животу, который ныл от голода и страха.

Пламя в камине постепенно разгоралось. Серина грела руки над огнем, гордая своими успехами.

– Я смогу и сама о себе позаботиться, – шептала она. – Придется, поскольку больше некому. Никто не станет меня искать, никому до меня нет дела.

Глаза ее наполнились слезами: это была чистая правда. За ней охотится только Лютер, но он предпочел бы, чтобы она была мертва. Тогда он сможет унаследовать ее состояние, которое перешло к ней от матери. Алчность – вот что всегда двигало Лютером.

Послышался стук отодвигаемого засова, и Серина резко обернулась к двери, облизав пересохшие от волнения губы.

На пороге появился ее тюремщик, одетый, как настоящий аристократ, в темно-зеленый сюртук для верховой езды, расшитый черной шерстью, бледно-зеленый жилет с длинным рядом пуговиц, застегнутых доверху, черные панталоны и белоснежный галстук с кружевными оборками. Он решительно шагнул в комнату, и Серина тут же поняла, что сейчас с ним лучше не шутить.

На его загорелом лице застыла печать гнева, брови нахмурены, глаза мрачнее ночи. Казалось, он способен прожечь ее взглядом насквозь. Она медленно поднялась с колен, стараясь не показывать, как его боится.

– Что это ты такой сердитый? – небрежно спросила она. – Кто-нибудь из твоих узников сбежал или завтрак пришелся не по вкусу?

Он холодно усмехнулся.

– Твой острый язычок не смягчился после сна.

– В моем положении это вряд ли возможно.

– Ну что ж, тогда, может быть, сытый желудок заставит тебя переменить свое мнение. – Он подал ей руку, словно они были на балу. – Пойдем на кухню и посмотрим, не оставил ли нам Лопни чего-нибудь поесть.

Она отдернула руку.

– Если он тут за повара, сомневаюсь, что еда поднимет мне настроение.

Ник мрачно усмехнулся.

– Вряд ли тебя вообще что-нибудь развеселит. Но готовить вы будете сами, ваше высочество, – насмешливо прибавил он. – Так что вскоре ты научишься отличать котелок от сковородки.

– Я сварю в котелке твою голову и скормлю бродячим псам.

Он недоверчиво присвистнул.

– Святители Господни, я потрясен! Так молода и так кровожадна! Это мать тебя такой воспитала?

– У моей матери была железная воля и вспыльчивый нрав. Она вообще не занималась моим воспитанием. Светским манерам меня обучала кормилица.

Она ощущала на себе его молчаливое неодобрение, пока они спускались по лестнице в кухню. По обеим сторонам холла располагались тесные комнатки, и Серина подумала, что дом, верно, принадлежал какому-нибудь небогатому торговцу или чиновнику. Когда-то здесь было довольно уютно, но теперь везде виднелись следы запустения – поблекшая облупившаяся краска, пятна плесени на потолке, паутина по углам.

В кухне, располагавшейся в полуподвале, были маленькие окна под самым потолком, пропускавшие тусклый свет. Внимание Серины невольно привлек огромный каменный очаг в дальнем углу помещения. Перед ним на полу, выложенном плитами, стояли» два трехногих стула, широкий деревянный стол и буфет. Печь была встроена в стену очага, тут же располагался вертел, а рядом на крюке висел медный котелок.

За очагом внизу была посудомоечная – металлическое корыто, ведро с водой и куча грязных керамических мисок. В помещении пахло луком и тушеным мясом.

Лонни, злобный карлик, стоял у стола, вытирая руки о засаленный передник.

– Ну что ж, я тут больше не нужен, – проговорил он. – Не желаю вам прислуживать. – Он смерил Серину подозрительным взглядом. – Но на кухне хозяин я. Если ты что-нибудь разобьешь, я с тебя шкуру живьем сдеру.

Он буквально, испепелил ее взглядом и вразвалочку удалился.

– Вот грубиян, – с отвращением произнесла она.

– Он женоненавистник. Ты вторглась на его территорию.

– Не по своей воле, – холодно возразила она.

На столе были разложены буханка черного хлеба, кочан капусты, морковка, миска с яйцами, кусок соленой свинины и связка колбас. Ник жестом пригласил ее к столу.

– Вот, пожалуйста. Из этого можно приготовить отличный завтрак.

– Свиной окорок и яйца? – потрясенно промолвила она. – Но я обычно ем на завтрак только булочку с кофе.

– К сожалению, мое гостеприимство не подразумевает кофе с булочками. Впрочем, булочки можешь испечь сама. Мешок с мукой в кладовке. Милости прошу.

Серина глубоко вздохнула – только этого недоставало. Она вытерла ладони о юбку и принялась перебирать продукты. Ей частенько доводилось бывать на кухне в Хай-Кресенте, поместье отца, но она понятия не имела, как слуги готовили еду. Поварихе на кухне прислуживали посудомойка и мальчик на побегушках, он, кроме того, чистил отцовскую обувь. Наверное, слуги сбежали из поместья после смерти отца. Лютера все ненавидели и вряд ли станут ему служить.

Что-то теперь будет с теми, кто остался? Она тоже трусливо сбежала, покинув их на произвол судьбы. Кто защитит их от Лютера?

– Надеюсь, ты в состоянии поджарить бекон и колбасу? – спросил Ник, лукаво поблескивая глазами.

– Ну конечно! – отрезала она. – Но я съем кусочек хлеба и выпью воды. По утрам я не привыкла плотно завтракать.

– Я бы на таком пайке долго не протянул, – покачал головой Ник. Он уселся на стул и вытянул ноги.

– Хочешь есть, так приготовь себе сам, – сварливо возразила она и оглянулась в поисках ножа, чтобы отрезать кусок хлеба, но ничего острого поблизости не увидела, а спрашивать Ника ей не хотелось.

Она направилась к кладовке, но он схватил ее за руку. И вдруг между ними пробежала искра, не имеющая ничего общего с голодом. Серина с вызовом взглянула в его голубые глаза – она бы и рада была вырваться, но не могла даже сдвинуться с места. Их словно связала между собой невидимая нить, а может, его железная воля, спрятавшаяся под маской внешнего безразличия?

– Почему ты вечно мне мешаешь? – спросила она с раздражением, чтобы он на заметил, как она взволнованна. – Отпусти меня и дай пройти.

– Нож лежит в ящике стола, – ухмыльнулся он, намекая на ее плохое знание кухонной обстановки.

– Это мне и без тебя известно, – огрызнулась она. – Просто я хотела осмотреть дом. Вдруг я смогу улизнуть через окошко кладовой?

– Должен тебя огорчить – в кладовой нет окон.

Вид у него был очень довольный, и ей захотелось его стукнуть. Вырвавшись из его цепких пальцев, она отперла дверь в кладовую. На полках были разложены пыльные тарелки и миски, а на полу стояла корзина с яблоками и лежал мешок с мукой.

Она взяла яблоко и жадно надкусила. Сок потек по ее подбородку, и она вытерла его рукой. Желудок заныл – она ведь ничего толком не ела уже два дня.

– Что, проголодалась? – с издевкой спросил он.

Она не ответила, продолжая сосредоточенно грызть яблоко. Бросив взгляд на бекон и аппетитные колбаски, она попыталась вспомнить, как их готовила кухарка. Она прекрасно помнила аромат свежеподжаренного бекона – сейчас она бы съела его целиком, если бы осталась одна. Но ее тюремщик и не думал уходить.

– Мистер Ник, почему бы тебе не принести дров в мою комнату? Я бы тем временем приготовила завтрак.

– А ты не попытаешься подкупить стража и сбежать через кухню?

Она об этом не подумала. Бросив взгляд в окошко под потолком, она заметила здоровенного верзилу, сидящего на ступеньках крыльца.

– Еще один тюремщик?

– Он тебя охраняет, – невозмутимо ответил Ник. Охраняет… Она удивленно воззрилась на него. Он что, решил, что она от кого-то прячется? Неужели он раскрыл ее тайну и узнал, кто она такая?

– Охраняет? – переспросила она в замешательстве.

– По-моему, предоставить женщине безопасное укрытие – первейшая обязанность джентльмена.

– Безопасное укрытие? В логове Полуночного разбойника? Да ты, наверное, шутишь.

– Вовсе нет. В Лондоне одинокая женщина может стать жертвой любого проходимца. Я не хочу, чтобы тебя ограбили, побили или сделали что-нибудь еще похуже. Твоя жизнь здесь не стоит и гроша, если даже он у тебя найдется.

– Тебя послушать, так Лондон – самое опасное место на свете. Уверена, все не так страшно. И почему тебя волнует моя судьба? Я ведь всего лишь твоя пленница.

Она задумчиво потрогала свиной окорок, потом перевела взгляд на сковородку у очага.

– Я знаю Лондон как свои пять пальцев. Я родился в воровском притоне. Как ты только что справедливо заметила, я разбойник и был рожден в разбойничьем гнезде, поэтому знаю, о чем говорю. Впрочем, мне нет до тебя никакого дела.

Она медленно повернулась к нему и на мгновение забыла, что он разбойник: сейчас он вел себя как джентльмен, да и одевался не как бродяга. Вот только в глазах его застыла холодная ненависть – должно быть, память его хранила воспоминания гораздо более страшные, чем те, которые мучили ее по ночам.

 

Глава 5

Серина нашла нож в ящике стола. На какое-то мгновение ею овладело неодолимое желание наброситься на своего тюремщика, но, встретившись с ним взглядом, она поняла, что он прочитал ее мысли. Она быстро опустила глаза. Надо нарезать хлеб и мясо – это несложно.

Она принялась пилить окорок, но у нее ничего не получалось.

– Какой тупой нож.

Ник оперся подбородком о кулак и насмешливо сверкнул глазами.

– Попробуй перевернуть нож другой стороной – может, тогда он станет острее.

Она покраснела и стала рассматривать нож. Так бы и содрала шкуру с этого мерзавца! Нож показался ей одинаковым с обеих сторон, но, последовав его совету, она обнаружила, что он прав. Ей удалось отрезать неровный кусок бекона. Жирное мясо выскальзывало из рук, и она чуть не поранила себе палец.

Сгорая от стыда, она положила отрезанный кусок на сковородку поверх застывшего сала. Помедлив в нерешительности, она посмотрела на почти погасшие угли и поняла, что на них вряд ли удастся что-то поджарить.

– Я отказываюсь готовить! – заявила она, гордо распрямив плечи и вздернув подбородок. – Ты не заставишь меня прислуживать тебе!

Он пожал плечами.

– Хочешь есть – придется готовить.

– Не стану! – Она шагнула к столу. – Я уже говорила, что мне достаточно и куска хлеба. – Она живо притянула к себе буханку и взяла нож, скользкий от жира. Но только она вонзила нож в хлеб, как разбойник схватил ее за руку. Серина с трудом сдержала ярость. Она попыталась вырваться, но он держал ее крепко.

– Я хотел бы получить на завтрак кое-что посущественней куска хлеба, – заявил он, вставая.

– Ты не заставишь меня готовить тебе завтрак, негодяй! – процедила она со всем презрением, на какое только была способна.

– Заставлять не стану… но убедить смогу. – Он разжал ее пальцы, и нож упал на стол.

Другой рукой он приподнял ей волосы на затылке и, обняв за талию, принялся покрывать ее шею быстрыми жаркими поцелуями.

Она поначалу вырывалась, испуганная неожиданным открытием: оказывается, ее затылок – нежное, чувствительное местечко. Безумный танец его губ вызвал в ней целую бурю эмоций.

– Прекрати! – рассердилась она, вырываясь, но в ответ услышала у самого уха глухой стон.

Кровь ее пульсировала, она пришла в ужас от того, какое действие оказывают на нее его поцелуи. Что с ней происходит? У нее голова идет кругом, а в его глазах полыхает страсть.

Он грубо схватил ее за плечи и прижал к мускулистой груди, впившись в ее губы. Когда она хотела отвернуться, чтобы перевести дух, он еще крепче поцеловал ее, так что у нее закружилась голова. Притиснув ее к краю стола, он запустил руки в ее волосы.

Она попыталась его оттолкнуть. Он нехотя ослабил хватку, провел губами по ее шее к впадинке между ключицами и остановился только у края лифа.

– Да как ты смеешь! – вскричала она, вырываясь из его объятий.

– Ступай к очагу! – приказал он. – Иначе я утолю свой голод другим способом. – Он тяжело дышал ей в шею, и когда встретился с ней взглядом, она невольно ахнула – его взгляд опалил ее огнем.

– Я не буду готовить, – упрямо повторила она осипшим от волнения голосом.

Он долго смотрел на нее, потом не спеша отстранился.

– Будешь.

Его слова повисли в воздухе как дамоклов меч.

Похоже, с ним лучше не спорить. Если она не будет готовить, ей придется голодать… или сгореть в огне его страсти и окончательно подорвать свою репутацию.

Застыв неподвижно, она смотрела на него, а внутри у нее все клокотало от злости и унижения. Вот бы обратиться в камень, только бы ему не подчиняться. Можно пронзить ножом себе грудь, но этим она только порадует Лютера – человека, которого ненавидит больше всего на свете. Впрочем, теперь она ненавидит и этого разбойника, который так возмутительно издевается над ней.

В его взгляде она прочла упрямую решимость и поняла, что его не переиграть. Кроме того, она начала слабеть от голода.

Презирая себя за малодушие, она взяла нож и принялась резать второй кусок бекона. На ресницах ее дрожали слезы, но она не стала их вытирать, чтобы он не заметил, что она плачет. Мысленно убеждая себя, что она уступила просто потому, что голодна, а не потому, что испугалась его угроз, она сосредоточенно пилила мясо. Думать о чем-то другом у нее просто не было сил.

Подложив кору в очаг на почти угасшие угли, она стала ждать, когда разгорится пламя.

– Подуй на угли или возьми мехи, – посоветовал он, спокойно глядя на ее мучения.

– Мог бы и сам развести огонь, вместо того чтобы давать советы, – буркнула она себе под нос, раздувая угли. Крошечные язычки пламени заплясали в очаге.

Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем ей удалось наконец развести огонь. Но куда ставить сковородку? Она не знала, но здравый смысл подсказывал ей, что ставить ее прямо в огонь нельзя – туда налетит пепел. Да к тому же сковородка может перевернуться. И обжечься можно… Она в нерешительности замерла со сковородкой в руке.

Господи, ну почему ее не научили таким простым вещам? Да потому, что никто не предполагал, что ей придется самой готовить себе завтрак.

– Возьми таганок, – раздался за спиной насмешливый голос. – И поставь его ближе к огню.

Таганок – что это? Она прикусила губу, чтобы не завизжать от злости. Должно быть, он имеет в виду черную чугунную подставку, стоящую рядом с вертелом.

Бросив угрюмый взгляд на своего мучителя, она взяла полотенце и, обхватив таганок, подвинула его к огню и поставила на него сковородку. Ну вот, скоро и завтрак будет готов – как говорится, не успеет кошка усы облизать. Настроение ее заметно улучшилось.

Когда жир на сковородке растопился, она с улыбкой направилась к столу и принялась резать хлеб. Кухня наполнилась аппетитным запахом жареного бекона. Вот ведь как все просто!

Разбойник все еще наблюдает за ней, но по глазам его ничего нельзя прочесть. На лоб ему упала темная прядь. О чем он думает? Наверное, в душе смеется над ней, неумехой.

А Ник все еще чувствовал вкус ее губ на своих губах и округлые формы ее тела под своими ладонями. Никогда еще ему не доводилось встречать настолько непрактичную и бестолковую женщину, но эти недостатки только добавляли ей очарования. Ему было трудно сохранять спокойствие, когда мясо начало подгорать, но так же трудно было и держаться от нее на расстоянии. Глядя на ее тонкую шею под гривой черных волос, он вспоминал аромат ее кожи. Он зачарованно смотрел на ее сосредоточенно сжатый рот – она резала хлеб.

– Бекон, – напомнил он ей, когда запахло горелым.

Она испуганно охнула, схватила полотенце и сняла сковородку с таганка. Опустив ее на подставку из кирпичей, она поморщилась.

– Мясо пропало, – жалобно проговорила она. – Сгорело.

– Поджарь еще, – пожал он плечами.

Она метнула на него быстрый взгляд – не сердится ли он, что она спалила завтрак? Хотя какое ей дело до того, что он о ней думает?

Спрятав сковородку за спину, она спросила:

– Мистер Ник, почему вы не ложитесь спать днем? Вы ведь ночью «работаете».

– Я сплю, когда устаю, и зови меня просто Ник.

– Я бы тебя разбудила, когда бекон будет готов.

– Выброси бекон в мусорное ведро и начни все сначала. – Он взял со стола ломоть хлеба. – А я пока перекушу, чтобы не умереть с голоду. – Он взял в кладовке горшочек с маслом и налил в кружку эля.

Серина тем временем выбросила подгоревшее мясо и отрезала новые куски. Щеки ее пламенели, глаза горели негодованием.

– По-моему, ты просто надо мной издеваешься, – проронила она, и пухлые губки ее обиженно дрогнули. – Тебе нравится меня мучить.

– Это не так. Просто если не занять тебя чем-нибудь, ты с ума сойдешь взаперти от скуки.

Она подняла на него глаза, полные затаенной горечи.

– А ты меня не отпустишь?

– Отпущу, когда ты поймешь, что выдать меня равносильно смерти.

Она в сердцах швырнула нож на стол.

– Что ты намерен со мной сделать? Содрать с меня живьем шкуру? Повыдергивать ногти, а потом бросить в кипящее масло или перерезать мне горло?

Он не ответил. Может, он и отпустил бы ее, но это поставило бы под угрозу все дело. Если бы он мог ей довериться…

– У тебя не будет возможности меня мучить, – дерзко заявила она. – Я убегу, и не успеешь ты и глазом моргнуть, как тебя закуют в кандалы.

Он пожал плечами.

– Значит, я буду следить, чтобы ты не сбежала. Чем больше ты будешь меня дразнить, тем дольше просидишь под замком.

Он откусил кусок хлеба и смерил ее сердитым взглядом. Она невольно сжалась.

– Расскажи мне о себе, – попросил он, прожевав хлеб. – Ты из Суссекса? – Этот вопрос привел ее в замешательство. Она крепко сжала губы. – Если так, – продолжал он, – то странно, что я тебя ни разу не встречал. Я в Суссексе живу довольно давно.

– Сомневаюсь, чтобы разбойника принимали в порядочном обществе, – высокомерно обронила она. – Потому-то мы и не встречались.

Он усмехнулся.

– Справедливое замечание. И тем не менее мне кажется, что ты не из Суссекса.

Она поднесла куски бекона к огню так осторожно, словно это был новорожденный младенец, и разложила их на сковородке. Положив таким образом начало новому эксперименту, она осталась стоять спиной к Нику.

– Я ведь не знаю твоего настоящего имени, поэтому можешь смело говорить свой адрес.

– Я из Сомерсета, – нехотя ответила она и бросилась к столу за ножом. Неловко орудуя им, она перевернула на сковородке куски бекона.

– Хм, ты удалилась достаточно далеко от дома. Разве твоя семья не скучает по тебе? Неужели никто до сих пор за тобой не послал?

Она молча покачала головой. Плечи ее устало ссутулились под тяжестью навалившегося на нее горя. Он почувствовал, что с ней произошло какое-то несчастье, хотя сама она не обмолвилась об этом ни словом.

Ник любовался ее стройной фигуркой – тепличный цветок, заботливо взращенный в оранжерее и теперь выброшенный на помойку.

– Я сама могу о себе позаботиться, – пробормотала она еле слышно.

Сердце его сжалось: он догадался, что она плачет, но старается этого не показывать. И он решил сделать вид, что ничего не заметил.

– В Лондоне небезопасно, я уже устал тебе это повторять.

– Не думаю, что людская злоба и ненависть подстерегают человека только в Лондоне. Мне знакомы чувства униженных и разочарованных в жизни людей.

Он расхохотался.

– Разочарованных? Вы сама наивность, миледи Загадка. Люди в этом городе не страдают от разочарований и утрат. Они преспокойно убивают друг друга, чтобы выжить.

Она сняла с таганка сковородку.

– Они страдают от несправедливости и поэтому вымещают зло на других. Это мне знакомо. Всю свою жизнь я была свидетелем жестокости… не по отношению к себе, но к близким мне людям.

Ее слова болью отозвались в его душе, и легкомысленное замечание замерло у него на устах. Он тяжело вздохнул, вдруг припомнив картины детства, полные лишений и невзгод. Эти воспоминания до сих пор терзали его сердце.

– Борьба за выживание – единственный закон в этом городе, – произнес он наконец. – Сомневаюсь, что тебе приходилось каждый день сталкиваться с такой проблемой. – Он взглянул на бекон с подгоревшими краями, который она сняла со сковородки и переложила в оловянную тарелку. – Судя по всему, твоя жизнь обошлась без потрясений.

– Пусть так, но я видел а достаточно горя, чтобы понять, что зло живет повсюду – и во дворцах, и в хижинах. Дома оставаться мне так же небезопасно, как и здесь. – Она бросила на него печальный взгляд.

У него перехватило дыхание – такими грустными были ее глаза. Ясно, что ей много пришлось пережить, несмотря на юный возраст.

– Могу я спросить, что с тобой произошло? Что заставило тебя бежать ночью одной, без охраны?

Она со стуком поставила перед ним тарелку и подтолкнула к нему буханку.

– Вот, пожалуйста. Твой завтрак готов.

Он взглянул на кусочки бекона, свернувшиеся в трубочку и подгоревшие С краев, и уже готов был отказаться, но потом передумал и взял у нее нож, который она отдала весьма неохотно.

– Дай-ка сюда. Я хочу порезать мясо. И как насчет яичницы? Я предпочитаю поджаристую.

– Перестань командовать! – вскипела она.

– Твой угрюмый вид невольно провоцирует меня на грубость, – пояснил он с недовольной гримасой. – Если бы ты была со мной поласковей, я бы вел себя более вежливо и предупредительно.

– Не желаю растрачивать любезности на преступников! – огрызнулась она и, резко повернувшись, схватила со стола яйцо. Оно выскользнуло у нее из пальцев, упало на пол и разбилось. Вспыхнув от смущения, она выдохнула: – О черт!

– Вот выражение, достойное добропорядочной леди, – съязвил он, нарезая бекон мелкими кусочками. Затем принялся за еду, запивая обуглившееся мясо элем. – Подумай, сколько труда положила курица, чтобы произвести на свет это яичко.

– Мне надоело терпеть твои издевательства.

– Ты злишься, потому что не привыкла прислуживать. Должно быть, это сильно ранит твою гордость.

– Ничего ты обо мне не знаешь.

– Я знаю, что ты бежала от какой-то опасности, и догадываюсь, что твой побег был плохо спланирован. Дамы твоего круга обычно не путешествуют без чемоданов с вещами…

– Откуда ты знаешь, взяла ли я вещи? Мои чемоданы едут в другой карете вместе со служанкой, у которой находится и шкатулка с деньгами.

– Что-то не верится. – Он указал на ее руку: – У тебя палец в яйце.

Она поспешно слизала желток. Взглянув на ее смущенное лицо, он несколько смягчился.

– Твой секрет я никому не выдам. Я умею хранить и свои, и чужие тайны.

– Это не имеет значения. Мой секрет все равно останется секретом, а его-то ты и не знаешь. – Она взяла другое яйцо, и слезы потекли по ее щекам. Она не всхлипывала, просто беззвучно плакала, и ему стало ее жаль.

Он встал.

– Давай покажу, как жарить яичницу, – произнес он дрогнувшим голосом. Не дожидаясь ответа, он взял сковородку и яйцо и подошел к очагу. Поставив сковородку на таганок, он подождал, пока растопится жир, и разбил яйцо, которое сразу же растеклось по дну. – Вот. Совсем несложно, только научись разбивать скорлупу.

Она понуро стояла рядом, устремив невидящий взгляд на огонь. Он взял у нее полотенце и вытер ей щеки.

– Это яйцо я поджарил для тебя, – пояснил он грубовато.

– Ты положишь его прямо со сковородки мне на голую руку? – спросила она еле слышно.

Он удивленно рассмеялся.

– Нет! Я не способен на такую жестокость.

– А мой отец поступил так с моей матерью. У нее остался круглый ожог на руке, и ей приходилось носить длинные рукава, но теперь ее страдания закончились. Она умерла, а скоро умру и я.

Ник содрогнулся – от ее слов повеяло могильным холодом, а в глазах застыли ужас и ненависть. Наверное, она решила, что он будет подвергать ее таким же пыткам. Но он ни разу не поднимал руку на женщину, хотя знал, что многие мужчины избивают своих жен.

– Ты не умрешь, пока ты под моей крышей, – пообещал он, поклявшись себе, что будет защищать ее до последнего вздоха. Он всегда был врагом жестокости и несправедливости.

 

Глава 6

Он убьет Серину, эту пронырливую сучку, как только она попадется ему в руки.

Сэр Лютер Хиллиард до боли стиснул кулаки. Злоба клокотала в нем, как кипящее масло, пока облепленный грязью экипаж катил по ночной дороге. Дьявол, он просто ждет не дождется, когда наконец схватит ее за горло и будет душить, пока в глазах ее не потухнет этот дерзкий огонь. Она с детства недолюбливала его – он чувствовал это, когда приезжал в Хай-Кресент. Ее презрительный холодный взгляд действовал ему на нервы. Довольно, больше он терпеть не намерен.

Она последует за своим отцом, как только он ее найдет.

И сэр Лютер принялся лихорадочно обдумывать план действий, по мере того как экипаж приближался к Лондону. Она не сможет прятаться вечно.

Во сне Серина со всеми попрощалась и даже обняла напоследок мальчика-конюха. Он заплакал: «Не уезжайте». И все стали упрашивать ее остаться, но она твердо решила ехать. Иного выхода нет. Позади только ужас и лужа крови, застывшая на полу. Яростные крики и лица, искаженные злобой.

Страх окатил ее ледяной волной. Застыв как соляной столп, она не могла оторвать взгляд от жуткой картины. Пальцы ее машинально вцепились в бархатную портьеру, и она подумала, что нежный бархат никак не сочетается с убийством и жестокостью. В ушах ее прозвучал безумный вопль, и она резко открыла глаза.

Она лежала в темноте, окоченев от страха, а перед ее глазами проносились призраки прошлого – смерть отца, ее поспешное бегство. С улицы доносился голос ночного сторожа: «Три часа ночи. Все спокойно».

Ложь, подумала она. Спокойствие – всего лишь маска. Насилие и жестокость всегда рядом, и они готовы поглотить тебя. Не стоит пытаться их обнаружить – лучше делать вид, что их нет.

Она села в постели и подняла повыше подушку. Спинка кровати заскрипела, когда она оперлась о нее. Подтянув колени к подбородку, она устремила задумчивый взгляд на единственное окно. То окно, которое она разбила, а Ной заколотил досками.

Ночной Лондон не желал засыпать. До нее долетали отдаленные голоса и смех, цоканье копыт, скрип колес. Где-то звякнул дверной колокольчик.

Она чувствовала себя усталой и одинокой. Надежды нет. Это уже вторая ночь, проведенная взаперти, и отчаяние все глубже вонзает когти в ее сердце. Как пережить эти долгие дни, которые ждут ее впереди? С того страшного вечера она не помнит ни одной ночи, когда бы ее не посещали кошмары.

Тишину прорезал звук отодвигаемого засова. Она, вздрогнув, подтянула одеяло к подбородку.

В проеме возник темный силуэт, и она тут же узнала широкоплечую высокую фигуру своего похитителя.

– Я слышал, как ты кричала, – проговорил он, входя в комнату и прикрывая за собой дверь. – Что случилось? Тебя кто-то напугал?

– Я кричала? – спросила она, припоминая подробности своего сна. – Да, мне снились кошмары, но я ничего не помню.

Он подошел к ней.

– Тебе снятся кошмары?

– Иногда, как и всем. Разве у тебя так не бывает? – спросила она, пожав плечами.

– Бывает, – признался он и, подойдя к камину, стал разжигать огонь. Вскоре комнату озарили отблески пламени.

– Если бы я вела такую же полную опасностей жизнь, я бы тоже мучилась по ночам, – произнесла она, наблюдая за его неторопливыми движениями. Он подложил в огонь дрова, и пламя разгорелось еще ярче, осветив его лицо. На нем были панталоны, сапоги и рубашка. – Наверное, преступника даже ночью преследуют муки совести.

– И тебя? – холодно осведомился он. – Тебя тоже мучает совесть?

– Нет… только воспоминания, которые не дают мне заснуть. Они такие ясные, отчетливые, как наяву. Даже звуки вновь и вновь всплывают в моем сознании.

Он бросил на нее проницательный взгляд.

– Судя по крикам, воспоминания эти не из приятных.

– Кошмарные сны не бывают приятными, – дрогнувшим голосом проговорила она.

– Ты права. – Он пристально посмотрел на нее, и она крепче обхватила руками колени. В ее огромных глазах застыл страх, волосы спутались, придавая ей беззащитный и жалкий вид. Ему вдруг захотелось обнять ее и прижать к себе, заставив расслабиться напряженные мышцы.

Он неохотно отвел от нее взгляд и снова уставился в огонь.

– Мне кажется, наши судьбы неожиданно соприкоснулись, как две темные дороги, ведущие в никуда и внезапно встретившиеся на продуваемом всеми ветрами перекрестке.

Серина молчала, но он почувствовал, что она с ним согласна. Он почувствовал также, что она изо всех сил старается сохранить свое предубеждение против него, но у нее это уже не получается.

– Я родился неподалеку отсюда, в трущобах Спитлфилдз, среди воров и крыс, – помолчав, заговорил Ник. – Убить человека ради шелкового платка – обычное дело для этих мест. Я воровал на рынке и таскал добычу к одной старухе на Рассел-стрит. Она потом сбывала краденое за весьма приличную цену и нажила себе большое состояние. Нас было несколько мальчишек – каждому лет по пять, не больше. Мы незаметно срезали кошельки и вытаскивали из карманов шелковые платки – в этом и состояла наша работа.

– И тебе нравилось рисковать? – спросила она. – Воровство – игра со смертью: ведь за украденный платок могут повесить и ребенка.

Он пожал плечами и подкинул дров в огонь.

– У меня не было выбора. Надо было зарабатывать на кусок хлеба. Другой жизни я не знал, но всегда хотел выбраться из нищеты и убожества. Грязь, бедность, пьяные драки в кабаках, зачастую заканчивающиеся поножовщиной. Вонь, отбросы и стойкий запах джина. Ничего не изменилось и сейчас, – вздохнул он. – Только меня там больше нет.

– Надо думать, ты сделал успешную карьеру – от карманника до разбойника с большой дороги, – ехидно заметила Серина.

Он усмехнулся.

– Да, разбойник из меня получился отменный. – Он встал и потянулся, расправляя затекшие мышцы. – Мне повезло больше, чем остальным. Один человек вытащил меня из трущоб и привез в замок. Во всяком случае, для меня это был замок – дом моего приемного отца. Трудно не боготворить человека, который избавил тебя от бедности.

– Ты говоришь загадками.

– Сейчас поясню. Мой настоящий отец был красавцем актером бродячей труппы. Он вскружил голову моей матери, а она была леди и сделала самую большую ошибку в своей жизни, когда с ним сбежала. Вскоре она поняла, что он черпает вдохновение главным образом в джине и пьяных дебошах, но была слишком горда, чтобы бросить его и вернуться в семью. Отец спился и умер в нищете и безвестности, а мы с матерью остались в каморке с тараканами и крысами. Мать тоже стала пить, заливая горе джином. И тут появился мой дядя, брат матери, – единственный человек, который проявил ко мне участие. Он спас меня, но мать не поехала с нами. Мой дядя, которого я называл отцом, умер три года назад, и я лишился самого близкого и надежного друга, какого только можно пожелать.

– Ты говоришь о нем с большим почтением.

– Он был очень хорошим человеком. Почти святой.

– Чепуха! Святых не бывает. Большинство людей стремятся из всего извлечь для себя максимальную выгоду. Многие способны на все ради наживы.

Он подошел к постели и взглянул ей в лицо.

– Горькие слова.

– Но это так – люди все время воюют друг с другом из-за денег или власти.

– У тебя наверняка были и друзья.

– Да, моя старая няня, – кивнула Серина. – Няня Хопкипс была совсем как святая. Я очень ей доверяла, а она любила меня безмерно. По сути дела, она вырастила меня, но вынуждена была уволиться, когда я подросла, хотя почти ослепла и не могла зарабатывать себе на жизнь. – Она вздохнула, теребя одеяло. – Я так за нее волнуюсь. Кто теперь даст ей денег? Я ведь уехала.

Он задумчиво посмотрел на ее понуро склоненную головку, и сердце его сжалось. А ведь она умеет сострадать, хоть и старательно это скрывает.

– Может, ее опекает кто-нибудь из слуг? Они ведь всегда держатся вместе.

– Как и воры?

– Мой лучший друг детства был вором. Теперь он мой управляющий – честнее человека трудно найти. На преступления людей толкают голод и отчаяние. Далеко не все добровольно становятся на этот путь. Чтобы овладеть ремеслом, нужны деньги, а будущие воры, как правило, рождаются без гроша за душой.

Серина внимательно смотрела на него огромными темно-синими глазами, которые, казалось, проникали в самую душу. Почему на него так действовал ее взгляд? Он не мог понять. Ему вовсе не нравились ее ядовитый язычок и высокомерие, но он чувствовал ее отчаяние и одиночество. Она нуждается в утешении. А он желает ее соблазнительное тело с такой силой, что сам удивляется.

– Я и не знала, что у разбойника может быть столько денег, что он способен нанять управляющего, – удивилась она.

Ник усмехнулся.

– Ты на редкость проницательна. Разбойничье ремесло приносит неплохую прибыль.

Серина сморщила носик.

– Но в этом доме я не вижу и следа богатства. Напротив, только бедность и запустение. – Она поплотнее завернулась в одеяло, чтобы еще больше отгородиться от него. Он присел рядом с ней на постель.

– В этой части города полно грабителей, и стоит только утратить бдительность, как из дома вынесут все подчистую. Кроме того, я здесь бываю редко. Этот район навевает горькие воспоминания.

– Понимаю, – тихо проговорила она, обратив на него загадочный взгляд синих глаз.

Она откинулась на подушки, и одеяло сползло с ее плеч, обнажив нежную кожу. Серина поспешно натянула его до подбородка.

Ник представил себе ее округлые формы, скрывающиеся под шелковой сорочкой, и его бросило в жар. Желание сковало тело, и это незнакомое чувство не на шутку испугало его. Первобытная похоть, которую он никогда не испытывал к Маргерит Леннокс, ныне леди Рэнсфорд. А ведь Маргерит он обожал и боготворил.

А то, что он испытывал к этой женщине, обожанием назвать было нельзя. Он мечтал сломать разделявший их барьер, завладеть ею, любить ее, пока она не станет мягким воском в его руках. Его страсть больше всего походила на ненависть, и все же что-то в ней было такое, что затронуло струны его души.

Ник медленно потянулся к ней и провел пальцем по ее пухлым губам. Нежные, бархатистые, беззащитные. Лицо ее осунулось от усталости и пережитых страданий. А глаза, от которых у него захватывало дух, теперь внесли смятение в его мысли. Таинственные глубокие озера – создавалось впечатление, что ее взгляд проникает далеко за пределы этого мира. Леди Загадка.

Серина не отстранилась, только глубоко вздохнула, глядя ему в глаза. Он приблизил свои губы к ее губам и коснулся их легко, как перышком. Ее тепло, запах, вкус – все пробуждало в нем страсть.

Ощущает ли она такое же сильное влечение? Он погладил ее волосы и положил ладонь ей на затылок. Такая хрупкая, нежная… загадочная, недоступная.

Серина не могла пошевелиться, хотя и осознавала, что ей грозит опасность. Слишком уж велик был соблазн. Мужское обаяние, такое знакомое и незнакомое одновременно. Казалось, она знает его всю жизнь, а между тем она еще никогда не была близка с мужчиной. Ее влекло к нему против ее желания. Ей хотелось раствориться в нем, слиться с ним душой и телом. Холодный самоконтроль постепенно отступал, сердце рвалось к нему навстречу. «Боже, помоги мне!»

Где-то зазвенел колокольчик – мелодичный, негромкий перезвон. Она тряхнула головой, с удивлением обнаружив, что это звенит у нее в ушах. Его ладонь жгла ей шею, а рот искал ее губы, дыхание ласкало кожу, глаза блестели в полумраке.

Серина боялась подчиниться темным страстям, бушевавшим в нем. Если он ее поцелует, она будет сопротивляться. Но едва его губы коснулись ее губ, она забыла обо всем, и только мурашки побежали по спине, пробуждая в крови пока еще не осознанное желание.

Она не стала протестовать, когда он заключил ее в объятия и привлек к себе. Одеяло упало с ее плеч, открывая ему путь к ее телу. Ее нежные груди прижались к его твердой мускулистой груди. Словно издалека она услышала, как он тихо простонал: «О Господи».

Его жадный рот подчинял ее себе, и она невольно ответила на его поцелуй, коснувшись языком его языка. Сердце учащенно забилось, привыкая к новым ощущениям.

Он принял ее приглашение, прижал к себе еще крепче и еще крепче прижался к ее губам. У нее появилось ощущение, будто ее жизнь перетекает в него. Испуганная его напором, она заставила себя очнуться от наваждения.

Серина уперлась руками ему в грудь, и он тут же поднял голову. Она тяжело дышала, собираясь с мыслями.

– Я твоя пленница, но любовницей быть не желаю, – отчеканила она, переведя дух. – И не жди, что я растаю от твоих улыбок.

– По-моему, ты уже растаяла.

– Ты просто воспользовался моей слабостью.

– Я никогда не принуждал женщину к близости силой, – хрипло произнес он.

Секунды перетекли в минуты, прежде чем напряжение покинуло его. Он накинул одеяло ей на плечи, слегка коснувшись рукой ее груди. Серина охнула, когда приятная истома пронзила ее насквозь. Его прикосновение смутило ее, и она спросила себя: почему она позволяет ему так обращаться с собой? Разум твердит остерегаться его, а тело ее стремится в его объятия. Как долго еще она сможет держать оборону?

Она зарылась под одеяло, положив голову на подушки. У нее уже не было сил возражать, когда он стал ласково гладить ее по голове, как маленькую девочку. Так в детстве ее гладила нянюшка Хопкинс. Ее ладонь была шершавая и сухая, а у разбойника – теплая и ласковая. Серине нравились его руки. Сильные и нежные. Он идет по жизни смело, врываясь в судьбы других людей. В его характере, несмотря на то что он преступник, есть что-то притягательное.

Веки ее отяжелели, и она начала погружаться в долину сновидений, где царят мир и спокойствие, где нет ни призраков, ни страха. Она вздохнула и, расслабившись под ласковыми прикосновениями его руки, провалилась в сон…

Ник смотрел, как напряжение постепенно уходит с ее лица и оно разглаживается под его ласками. Сейчас она выглядела юной и беззащитной. И печальной. Уголки ее нежных губ опустились. Он не мог оставить ее наедине с ночными кошмарами. Может, он сам причина этих кошмаров? Она наверняка испытывает страх, хотя и тщательно это скрывает – только плотнее сжимает губы, и глаза становятся испуганные, как у загнанного зверька.

Он лег рядом с ней, осторожно натянув на себя краешек одеяла. В комнате было тепло, но он тянулся к ее теплу и хотел ощутить изгибы ее тела. Он положил ее голову к себе на плечо, и ее волосы шелковистой волной заструились по его шее, отчего у него перехватило дыхание. Его самого удивило, что он, не зная даже ее настоящего имени, рассказал ей о своем прошлом. Иногда легче открыть душу незнакомцу, чем близкому другу. О том, что довелось ему пережить, знал только Чарлз.

Впервые за долгое время Ник освободился от гнета своей преступной жизни и пошел на поводу у сердца. В ее присутствии он не мог думать ни о чем другом, как будто она околдовала его и он забыл обо всем на свете. Наконец-то он смог расслабиться и погрузиться в теплый кокон сна. Последнее, что он ощутил, это как ее бедро прижалось к его боку, а грудь – к его груди.

Серине снилось, что мускулистая грудь касается ее груди сквозь шелковую сорочку, а настойчивые руки ласкают ее там, где еще не ласкал ни один мужчина. Ладонь незнакомца скользнула по ее животу, рот жадно целовал ее груди.

Она таяла в сладкой истоме, с ее губ срывались стоны наслаждения… Закашлявшись, она проснулась.

И тотчас незнакомые, но такие приятные ощущения растаяли как дым, и Серина разочарованно вздохнула. Она перевернулась на бок и тут увидела, что он все еще здесь и спокойно дышит во сне, обнимая ее одной рукой. Его близость вновь зажгла огонь в ее крови, и по телу разлился жар, пульсирующий в унисон с ударами сердца.

Проклиная свою слабость, она прижалась лицом к его шее, вдыхая запах его кожи. Его руки обхватили ее еще крепче, но он не проснулся. Она прильнула к нему, трепеща всем телом. Господи, как ей хорошо с ним рядом! И хочется большего, чем эти невинные объятия.

Она еще долго лежала в темноте, вспоминая все, что произошло с ней после того, как она сбежала из Хай-Кресента, ускользнув от Лютера. И хотя теперь она пленница и ее судьба целиком в руках этого разбойника, ей почему-то совсем не хочется покидать его объятий. Впервые в жизни она почувствовала себя в безопасности.

Но на него нельзя положиться – ведь он разбойник с большой дороги! Глупо надеяться на его защиту. Необходимо поскорее отсюда выбираться. Она обязательно сбежит, а пока надо терпеть и постараться усыпить его бдительность. Придется забыть его чары и думать только о себе и своем будущем. Правда, это нелегко, когда его теплое дыхание щекочет кожу, а руки крепко обнимают.

 

Глава 7

Ник оделся как подобает джентльмену – в изящный расшитый камзол, светло-серый жилет с длинным рядом позолоченных пуговиц и золотым шитьем вдоль бортов. Наутро после той ночи, что он провел в одной постели со своей узницей, его пригласили на вечеринку в дом Лотос Блоссом – ее настоящее имя было Глэдис Саттон, – известной куртизанки, жившей недалеко от Пиккадилли.

Когда-то он был частым гостем в ее доме, где на стенах в спальне были изображены откровенные сцены любовных игр, взятые из «Камасутры». Стены других комнат дома были окрашены в бледные пастельные тона, на которых яркими пятнами выделялись картины знаменитых художников. Изящная мебель в стиле королевы! Анны, великолепные персидские ковры, хризантемы и ветки с осенними листьями в китайских вазах, фарфоровые статуэтки, резные деревянные шкатулки – все говорило об утонченном вкусе хозяйки.

Тихая гавань, уютное гнездышко, созданное для того, чтобы ублажать мужчин, – но лишь тех, у кого имелись тугие кошельки. Лотос Блоссом предлагала посетителям утолить страсть в объятиях очаровательных девиц, усладить свой вкус вином и изысканными блюдами, посидеть за игорным столом.

Ее золотистые волосы были тщательно причесаны, напомажены, уложены завитками над ушами и собраны на затылке. Лотос подняла бокал, приветствуя Ника. Черная бархатная мушка в форме звездочки в уголке ее рта соблазнительно приподнялась, когда она ему улыбнулась. Пышную грудь едва прикрывал шитый золотом лиф платья, пухлые руки, сверкающие голубые глаза, нежные улыбки заманивали Ника, но он в ответ только учтиво поднял свой бокал.

В прошлом Ник познал немало приятных мгновений в объятиях Лотос, но страсть постепенно сошла на нет, уступив место дружбе. Пригубив вино, он вспомнил нежные изгибы тела своей пленницы. Господи, ему хотелось надавать себе тумаков за так некстати одолевшую его похоть. С тех пор как он раздел ее в хижине Ноя, он не переставал желать близости с ней.

Входная дверь отворилась, и в комнату ввалилась компания подвыпивших мужчин. Ник недовольно поморщился: среди прочих он узнал Итана, который был одет в серебристо-голубой сюртук, стоивший не одну сотню фунтов. Итан вызывающе помахал рукой двоюродному брату, словно для того, чтобы похвастаться дорогими кружевами манжет. Он вел себя так, будто ничего не случилось, а между тем был почти на грани банкротства.

В глазах его сверкнула холодная ненависть. Он подошел к Нику, и тот не замедлил ответить ему столь же «теплым» взглядом.

– Здравствуй, братец, – бросил Итан, растянув напомаженные губы в ледяной улыбке. – Не ожидал встретить тебя здесь, но, раз уж ты в Лондоне, наши пути теперь частенько будут пересекаться. – Ник нахмурился. – Тебе это неприятно, да?

Ник заметил, что щеки брата покрывает толстый слой пудры, который, однако, не мог скрыть нездоровый багровый оттенок кожи – следствие выпитого вина.

– Я полагаю, это не первый и не последний твой визит за вечер. Но будь уверен, сегодня ты меня больше не встретишь, – наконец ответил Ник.

Итан придал своему лицу дружелюбное выражение.

– Пусть так, но я все равно рад, что встретил тебя, Ник. Ты обдумал мою просьбу?

– Из-за твоих выходок мне кошмары по ночам снятся, но своего решения я не изменю.

Итан злобно сверкнул глазами.

– Ты должен дать мне денег, иначе пострадает вся наша семья.

Ник тяжело вздохнул.

– На мне это никак не отразится. И я не позволю тебе утащить меня за собой в пропасть.

– Делиция расстроится, когда узнает о моем проигрыше, – упрямо гнул свое Итан. – А ты ведь знаешь, как ее любил отец.

– Слухи и сплетни, безусловно, коснутся ее имени, но я постараюсь ее защитить. Она сейчас в Холлоуз, и ты к ней близко не подойдешь, поскольку я запретил пускать тебя в мое поместье. И больше я не стану тебя выгораживать, Итан. Делиция узнает о твоих делишках, и я сомневаюсь, что после этого она будет любить тебя, как прежде.

– Я всегда знал, что ты при каждом удобном случае говоришь ей про меня гадости, – дрожащим от ярости голосом заметил Итан.

– Сам виноват. Я позабочусь о Делиции и прослежу, чтобы она не пострадала от последствий твоего проигрыша. К счастью, она почти никого не знает в Лондоне, и слухи, может быть, до нее не дойдут. Но если она окажется в твоем особняке на Беркли-сквер, то сразу узнает, что ты опорочил имя семьи Левертон.

Итан побагровел и схватил бокал с вином с соседнего столика.

– Ты думаешь, что в Холлоуз ты в безопасности? – Он презрительно фыркнул. – Подумаешь, королевство в шесть акров! Поместье должно было принадлежать мне, а не тебе. И ты обязан заплатить мои долги.

– Мне надоело об этом говорить, – процедил Ник и решительно отставил бокал. – От меня ты не получишь ни пенни, а Делиция непременно узнает о твоем поведении.

Итан выругался, но Ник уже не слушал его: он заметил капитана Тревора Эмерсона, своего друга – и врага Полуночного разбойника. Вместо красного мундира Эмерсон был одет в элегантный камзол и короткие панталоны из синего бархата. Он подошел засвидетельствовать свое почтение хозяйке. Лотос скользнула мимо Ника, шурша юбками, и слегка провела веером по его руке.

– Ты не зайдешь в мой будуар? – нежно промурлыкала она.

– Нет, Лотос, не искушай меня, не сегодня, – улыбнулся он, вспомнив о своей соблазнительной пленнице.

Ник смотрел, как две девицы, сидя на коленях у его приятелей, предлагали им вино, виноград и сыр. Еще одна куртизанка играла на клавесине в нише, обрамленной золотистыми портьерами. Серебристое звучание инструмента создавало умиротворенную атмосферу, но благодушное настроение Ника улетучилось с приходом Итана и капитана Эмерсона.

– Оставь меня в покое, Итан, – потребовал он, глядя в перекошенное злобой лицо двоюродного брата. – Я твердо стою на своем. И хватит меня умолять и задабривать.

Итан стал мрачнее тучи.

– Я не собираюсь перед тобой унижаться, – гордо заявил он. – И я никогда не забуду, что ты отказал мне в помощи. – С этими словами он направился к столу, уставленному всевозможными яствами. Обняв за талию одну из девиц, он поцеловал ее в напомаженный рот. Ник вздохнул и отвернулся.

Капитан заметил Ника, и лицо его расплылось в улыбке. Его русые волосы были перевязаны, но не напудрены, а острый взгляд голубых глаз изучал гостей. Ник знал, что большинство из них считают Эмерсона своим другом. Они вместе учились в Итоне, а потом и в Оксфорде – тогда-то и стали приятелями. Нику сейчас не хватало Чарлза, самого закадычного друга, к которому он не стал относиться хуже после его женитьбы на Маргерит, леди Рэнсфорд.

– А, ты здесь, – обрадовался Эмерсон, отдавая треуголку лакею, и, поцеловав руку Лотос, подсел к Нику. – Вчера я надеялся застать тебя в Холлоуз, но не вышло. Я целую неделю прочесывал Суссекс в поисках этого проклятого разбойника. – Он вздохнул и взял с подноса бокал с вином.

– Что случилось? – спросил Ник самым невинным тоном, хотя прекрасно знал, что именно разозлило Эмерсона.

– Конная гвардия чуть не настигла Полуночного разбойника, но негодяй ускользнул у нас из-под носа. Вместе с сообщником он скрылся в лесной чаще. – Эмерсон длинно и смачно выругался вполголоса. – Я бы лично вздернул на виселице злодея, если бы мне удалось его поймать! Ник глотнул вина из бокала.

– Он не дает тебе спокойно жить уже целый месяц. Эмерсон гневно сверкнул глазами.

– Ничего, скоро я его поймаю!

– С твоим упорством это будет нетрудно. Безнаказанность ослабит его бдительность, и он попадется. Его счастливая звезда скоро закатится… – произнес Ник. Он почуял опасность. Не стоит вести такие рискованные беседы – можно ненароком сболтнуть лишнее.

– Если бы только нашлись свидетели, которые видели его лицо без маски. Кстати, мы нашли его маску на дороге.

Ник ничего не сказал на это, но мурашки поползли у него по спине. Он купил новую маску в Лондоне, и если Эмерсон пронюхает….

А Эмерсон тем временем продолжал:

– Герцог Этвуд собирается назначить солидное вознаграждение тому, кто поймает грабителя.

– Тогда, может, и местные жители станут разговорчивей. Эмерсон вскинул брови.

– Ты думаешь, он из Суссекса?

Ник пожал плечами, холодея от страха.

– Не знаю, но большинство нападений было совершено в этой части страны. Контрабандисты наверняка что-нибудь знают.

– Мы поймали одну шайку, но они ничего не говорят о своих сообщниках. Вряд ли удастся у них выведать, кто этот подлец. Кроме того, им известно не больше нашего, я это проверил.

– А что именно вам известно? – осторожно поинтересовался Ник.

– Мы подозреваем, что у него есть тайное убежище, где он прячет своего коня. Мои люди сейчас прочесывают лес к югу от Хейярд-Хит, а мне пришлось приехать в Лондон по делам.

Ник вынужден был поставить бокал на стол, чтобы Эмерсон не заметил, как дрожит его рука. Ною грозит опасность, да и Пегаса следует перевести в другое место. В Лондоне его никто не заметит – тут все лошади вороной масти, но его белые чулочки снискали в Суссексе громкую славу. Надо ехать в Суссекс и привести Пегаса.

«Но мое дело не закончено», – растерянно подумал Ник. Пока он полностью не выплатит деньги сиротскому приюту, он не сможет вздохнуть спокойно.

– Если кто-нибудь и поймает разбойника, так это ты, – улыбнулся Ник и похлопал Эмерсона по плечу. – Попробуй-ка угощения Лотос Блоссом. А мне надо идти, пока Итан снова не пристал с просьбой одолжить ему денег.

Эмерсон нахмурился.

– А я хотел еще немного поболтать с тобой. Мы давненько не виделись.

– Я заеду к тебе как-нибудь, – пообещал Ник. – Но только если ты будешь в состоянии принимать гостей – у Лотос очень крепкие вина.

Эмерсон рассмеялся.

– Моя голова крепка, как орех, и набита железными опилками.

– Железо ржавеет, когда его погружают в жидкость, – пошутил Ник.

Эмерсон сердито фыркнул, и Нику стало стыдно. Нелегко обманывать друга, но поймет ли Эмерсон, почему он грабит кареты аристократов? Эмерсон всегда будет на стороне закона.

– Как у тебя дела, Ник? Ты осунулся, под глазами темные круги. Такое впечатление, что ты плохо спишь по ночам.

– У меня тоже есть проблемы, как и у всех. Итан, к примеру. Скажу тебе по секрету, он собирается пустить по миру всю семью.

– Ты намеренно избегаешь разговоров о свадьбе Чарлза и Маргерит? Я видел, как ты расстроен, и другие тоже это заметили. Можешь мне довериться, Ник. Ты все еще тоскуешь по ней? Облегчи свою душу, скажи мне.

Образ Маргерит в подвенечном платье на мгновение промелькнул перед его мысленным взором, но тут же его заслонило лицо женщины, которая спала прошлой ночью в его дружеских объятиях. Он никогда не обнимал так Маргерит.

– Мне кажется, я был влюблен в придуманный образ, – признался он наконец. – Вряд ли я еще встречу женщину, подобную Маргерит. Она пробуждает в мужчине все лучшее, что в нем есть. Надеюсь, когда-нибудь я смогу утешить ту, чье сердце исстрадалось еще больше, чем мое.

Глаза Эмерсона заблестели.

– Хорошо сказано, дружище. – Он похлопал Ника по плечу. – Ты хороший парень, Ник. И обязательно найдешь свое счастье.

– А ты, Трев? Я думал, ты тоже неравнодушен к Маргерит.

– Да, но… я никогда ее не любил. Я видел, что Чарлз от нее без ума, и твердо решил ее завоевать. А вообще-то для меня важнее военная карьера. Мне обещают повышение по службе. От дяди я унаследовал кое-какое состояние. Моя семья и друзья – вот мой мир.

Ник вздохнул.

– Ты довольствуешься тем, что есть. Как бы я хотел быть таким же нетребовательным.

– Что-то или кто-то вскоре заполнит пустоту в твоем сердце, Ник. Верь мне.

Ник снова почувствовал укол совести, глядя в добрые глаза Эмерсона. Они пожали друг другу руки.

– Я не заслужил такого друга, как ты, Трев.

– Черт возьми, не распускай нюни, Ник!

– Увидимся. – Ник шагнул к двери. Пора уходить, пока он не выложил другу всю правду.

Ник бросил взгляд на целующуюся парочку на диване. Оргия в самом разгаре, подумал он с легким отвращением и отправился искать хозяйку, чтобы попрощаться.

Сэр Лютер Хиллиард потер подбородок и с подозрением взглянул на хозяина таверны «Веселый пескарь» в Кроли.

– Так ты клянешься, что не видел даму с такой внешностью в сопровождении пожилого кучера?

– Нет, такой ненормальной я не видел, чтобы путешествовала одна с кучером. Последние полгода уж точно.

Лютер раздраженно одернул тесный камзол, который вечно приподнимался на все увеличивающемся брюшке. Черт, придется опять расставлять швы – пуговицы вот-вот оторвутся. А все подливки да вино. Но кому какое дело? Теперь, когда он почти унаследовал Хай-Кресент, он может позволить себе любой каприз.

Он поправил плащ, надел на голову треуголку и шагнул на грязный двор таверны.

Досада овладела им с новой силой. Он мерил шагами двор, и внутри его все клокотало от бессильной злобы. С каждым отрицательным ответом, который он получал от содержателей придорожных гостиниц, его нетерпение только возрастало, и ему хотелось если не поубивать их всех, то, во всяком случае, накостылять по шее.

Он искал Сери ну на юге Англии, взял след в Шефтсбери и последовал за ней в Суссекс.

«Почему ее занесло в Суссекс?» – спрашивал он себя, озадаченный ее выбором пути. Он был уверен, что она направляется в Лондон. Столица – огромный город. Если проследить за ней до Суссекса, то, возможно, он обнаружит, где она прячется.

Она могла присоединиться к другим путешественникам, могла посвятить в свои планы горничную в какой-нибудь гостинице. Серина в отчаянии и потому готова на все – ей наверняка понадобится помощь посторонних людей. Девица, путешествующая одна, без охраны, – легкая добыча для всякого сброда.

Лютер злорадно оскалился: хорошо бы она стала жертвой какого-нибудь негодяя, а еще лучше, чтобы ее убили.

Таким образом исчезнет единственный свидетель смерти Эндрю.

Его план удался: в гибели Эндрю обвинили одного бродягу, шнырявшего поблизости. Его повесят – поскорее бы. Лютер распустил слух, что Серина убита горем и он отослал ее погостить к друзьям, пока она не оправится от потрясения.

Лютер взглянул на дорогу, уходящую на север. Либо она умрет, либо его самого повесят за убийство брата. Значит, она должна умереть. Он убьет ее собственными руками, и сделает это с удовольствием. Если только кто-нибудь другой…

– Если кто-нибудь другой не лишит меня этого удовольствия, я своего добьюсь, – пробормотал он вслух.

– Ваша карета, сэр, – доложил конюх, прервав его размышления. – Лошади отдохнули, а карету я отмыл от грязи. – Он протянул руку за монетой, но Лютер лишь брезгливо поморщился и уселся в экипаж, который закачался под его грузным телом.

Кучер спросил:

– Куда едем, сэр Лютер?

Глаз кучера заплыл и побагровел – это Лютер ударил его: пусть знает, что его приказы всегда должны выполняться.

– В Лондон, Талли, и не жалей лошадей.

Серина открыла глаза и обнаружила, что лежит в постели одна. Ник ушел до того, как она проснулась, но его запах остался на подушке и простынях, еще хранивших тепло его тела. И сон ее был спокойным, без кошмаров – впервые за долгое время.

Она встала и потянулась, заложив руки за голову и выгнув спину. Зевнув, она прошла через полутемную комнату к двери и увидела, что та открыта.

Удивленно ахнув, она на цыпочках подкралась к ней и выглянула в коридор. На полу толстым слоем лежала пыль. Больше ничего интересного она не увидела. Как можно жить в таком свинарнике? Она прислушалась, но в доме было тихо – только с улицы доносился скрип колес тяжелой повозки.

Надежда вспыхнула в ней с новой силой. Что, если ей удастся ускользнуть? Она кинулась в комнату, стянула сорочку и помылась. От ледяной воды тело покрылось гусиной кожей.

Она вытерлась несвежим полотенцем и натянула платье, которое сегодня выглядело еще более мятым и грязным. Серина поморщилась – она никогда раньше не выглядела такой неряхой. Как только представится случай, она раздобудет себе новое платье.

Серина спустилась по ступенькам, проклиная в душе скрипучие половицы. Пыль кружилась у ног, в носу защекотало. И как только Ник может жить в таком ужасном доме? Она снова прислушалась. Ни звука.

От лестничной площадки отходило три двери. Одна из них вела в спальню Ника, Серина это знала. Дверь эта была чуть приоткрыта, и она поддалась искушению и заглянула в щелку.

Его постель была заправлена и покрыта тканым серо-зеленым одеялом. Галстуки и платки лежали на резном сундуке в углу.

На полу валялись сапоги, на стенах висели камзолы. В шкафу она обнаружила жилеты и сорочки, но их было немного. Серина была уверена, что у него их гораздо больше – Ник одевался, как настоящий аристократ. Очевидно, разбой – весьма прибыльный вид деятельности. И роскошные сюртуки лишний раз это подтверждают.

Серина невольно поежилась: оп нападает на ни в чем не повинных путешественников. Если бы он не был бандитом, в него можно было бы влюбиться без памяти. И она бы так и поступила, но его преступная жизнь портит все дело. Нет, она не должна им увлекаться. И все же в нем есть загадочная притягательность, жизнелюбие, доброта. А его улыбка! От нее слабеют колени и по всему телу разливается жар. Надо держаться от него подальше, чтобы не влюбиться, но как это сделать?

Не в силах побороть любопытство, она шагнула в комнату. Рассматривая серебряный гребень и пуговицы в стеклянной вазе, она то и дело с опаской косилась на дверь. Нельзя, чтобы ее застали в его спальне. Серина Хиллиард должна вести себя, как подобает настоящей леди, независимо от обстоятельств. Но это не помешало ей сунуть нос в шкаф и вдохнуть свежий аромат мыла, крахмала и его тела. У нее внезапно перехватило дыхание, и она поспешно закрыла дверцы.

Она подошла к сундуку и с удивлением обнаружила прислоненную к нему лютню. Разбойник, играющий на лютне?

– Отвратительно! – фыркнула она и поморщилась. Выходя из комнаты, она плотно прикрыла за собой дверь и, прислушиваясь, стала осторожно спускаться по лестнице на первый этаж.

К ее величайшему разочарованию, на стуле перед входной дверью сидел охранник. На кожаном поясе у него позвякивали ключи, а в ножнах торчала сабля.

– Доброе утро, мисс Ева, – приветствовал ее громила. На вид ему было лет двадцать. Одет он был в грубый коричневый кафтан, панталоны до колен и грязные белые чулки.

– Вряд ли его можно назвать добрым, – высокомерно процедила она. – Я все еще пленница.

– Так-то оно так, да мистер Ник о вас позаботится, будьте покойны.

– А где он?

– Поехал на юг, но скоро обещал вернуться. Сказал, что я могу вывести вас погулять, если вы пообещаете вести себя смирно. Попозже только. Можно сходить на рынок цветов и фруктов или в «Ковент-Гарден».

Серина смерила взглядом его красные ручищи и грубоватое лицо – сможет ли она убежать от него по дороге?

– Да, это было бы неплохо, – согласилась она и удалилась, высоко вскинув голову.

К ее удивлению, на кухне ее ждал стол, заваленный продуктами, а на таганке кипел чайник. В кладовой послышалось негромкое бормотание – там кто-то был.

– Кто здесь? – спросила она, насторожившись. Это наверняка не разбойник. Или же он приехал раньше и страж его не заметил? Там, наверное, карлик.

Но из-за двери кладовой показался высокий темноволосый и темноглазый мужчина. Красивое лицо его выглядело усталым, как будто он не спал несколько ночей.

– А, вы уже встали. Есть горячий кофе или чай, если хотите.

– Кто вы?

– Раф Ховард, друг Ника. – Он подошел к столу, держа в руках горшок с маслом и связку копченых колбас.

– Вы охраняете дверь черного хода? – подозрительно осведомилась она, глядя на него снизу вверх. Он был одет во все черное, и только рубашка и галстук были белые.

– Сейчас я собираюсь завтракать. Но не пытайтесь ускользнуть. Далеко уйти вам не удастся. – Он положил продукты на стол, и желудок у Серины отчаянно заныл от голода.

– Можно мне кусочек? – спросила она жалобно. Она уже и забыла, когда в последний раз ела приличную пищу. То, что готовила она сама, назвать едой было бы весьма затруднительно – даже самый снисходительный друг не назвал бы ее способной поварихой.

– Я слышал, вы умеете жарить яичницу. Пожарьте мне два яйца, а себе – сколько хотите.

Она тут же принялась за дело, держа сковородку, как заправская кухарка.

– А что в черном котелке? – спросила Серина, заметив, что на огне что-то булькает.

– Тушеное мясо с бобами. Я научился готовить это кушанье в лазарете в Бельгии, – ответил он.

– Вы воевали против французов? Он пожал плечами.

– Против французов и еще кого-то – так мне говорили. – Болезненная гримаса исказила его лицо, и Серине очень захотелось узнать, о чем он сейчас подумал.

– Война окончена. Вам больше не придется воевать.

– Вы правы. Но если мои друзья говорят правду, я убил много людей. Сам я ничего не помню.

Серину разобрало любопытство, и она уже собралась задать ему следующий вопрос, но этому помешало одно досадное обстоятельство: она уронила яйцо в огонь. Впрочем, она тут же сделала вид, что ничего не произошло. Раф заметил ее оплошность, но промолчал. Серина сразу прониклась к нему симпатией. Прикусив нижнюю губу, она сосредоточенно разбивала яйца и выливала их на сковородку.

– Вы работаете на Ника? – спросила она.

– Мы друзья, – ответил он, нарезая колбасу. – Он хороший парень.

Она презрительно фыркнула.

– Как можно дружить с преступником?

– Я же сказал – Ник очень порядочный человек. Серина оторвалась от своего занятия и уставилась на него.

– Вы, должно быть, шутите? Он покачал головой.

– Вовсе нет. Но я понимаю, что вам трудно со мной согласиться. Ник честный, добрый человек и всегда готов помочь обиженным и несчастным.

Шипение яиц на сковородке отвлекло Серину. Она успела вовремя, иначе бы они опять подгорели. Перекладывая яичницу на тарелки, она забыла, о чем хотела спросить мистера Ховарда. А он тем временем поджарил колбасу и поставил на стол кофейник.

– Хорошо еще, что в кладовке у Ника не пусто, хотя дом напоминает свинарник, – заметила она. – Меня удивляет, что он может так жить. – Она бросила взгляд на паутину в углу и принялась за яичницу с колбасой.

– В Лондоне у него есть еще дома. Этот он снял недавно, поскольку он расположен вблизи… – Он внезапно умолк, явно не желая выдавать какую-то тайну.

– Вблизи чего? Борделей и игорных притонов? Я прекрасно знаю, что такие места существуют, поскольку мой отец был игроком и волокитой.

– Леди не должны говорить о таких вещах, – поморщился он.

– Фи, зачем притворяться, что их нет? Пороки отца погубили мою мать.

Он внимательно посмотрел на нее.

– Значит, она сама это допустила. Серина отшвырнула вилку.

– Да у нее просто не было выхода! Отец сделал ее несчастной.

– В ссоре всегда виноваты оба.

Он был прав, но это не означает, что прав был и ее отец, унижая и оскорбляя мать, таскаясь по борделям и проматывая состояние Хиллиардов в игорных притонах. Губы ее задрожали, стоило ей только вспомнить их бесконечные ссоры.

– Я пыталась уговорить мать оставить его, но она предпочла терпеть его выходки, хотя это стоило ей здоровья.

В коридоре раздались шаги, и Серина замолчала, повернувшись к двери. Она почувствовала приближение Ника раньше, чем увидела его, как будто невидимые волны, исходившие от него, сообщили ей о его появлении.

– О чем вы тут говорили? – спросил он, остановившись на пороге.

Сердце Серины отчаянно забилось при виде его стройной фигуры и улыбки, против которой она не могла устоять. На нем был элегантный городской костюм: темно-коричневый сюртук с латунными пуговицами, желтовато-коричневые панталоны и темно-зеленый жилет.

– Похоже, семья у твоей гостьи была не из счастливых, – пробурчал Раф.

– Не ваше дело! – разозлилась Серина, с грохотом отодвигая стул. – Я уже жалею, что вам рассказала. Пойду к себе, хотя находиться в этом свинарнике опасно для жизни.

– Можешь заняться уборкой. Так и время пойдет быстрее. Тряпки и ведро в посудомоечной.

Серина взорвалась:

– Я тебе не служанка!

– В таком случае перестань жаловаться на грязь. Что, боишься замарать ручки? – Ник встал так близко, что она видела, как бьется у него жилка на шее, прямо над узлом галстука, и ей вспомнилось, как ночью она лежала, уткнувшись туда носом и вдыхая его запах. Краска залила ее щеки, и злость куда-то пропала.

– При чем тут мои руки? Просто я думала, что джентльмен с солидным состоянием мог бы купить дом с кучей слуг или хотя бы нанял уборщицу.

– Ах вот оно что! – усмехнулся Ник. – Но я весьма стеснен в средствах, несмотря на то что ограбил не одну карету.

– Наверняка ты все проигрываешь, как и принято среди джентльменов, – ехидно заметила она, не в силах оторвать от него глаз. Взгляд ее медленно поднялся от шеи к подбородку и встретился с его взглядом. Насмешливый огонек вспыхнул в глубине его голубых глаз, и у нее захватило дух.

– Я умею играть и в вист, и в покер, – ответил он, улыбнувшись. – И никогда не проигрываю. – Он подошел к столу и окинул тарелки задумчивым взглядом.

Серина вздохнула и прислонилась к косяку. Что в нем такого, что моментально сбивает ее с толку и заставляет сердце колотиться, как у испуганной пташки? Ей так не хватает общения, дружеского ободрения. Она поняла это, когда провела ночь в его объятиях. Но ей отвратительны мужчины, которые ведут двойную жизнь; таким был и ее отец, развратник и игрок. Она покосилась на мистера Ховарда. Бывшие военные. Убийцы.

Жизнь женщины всегда зависела и будет зависеть от мужчин, будь то отец, брат, дед или даже дядя. К горлу ее подступил комок. Ей захотелось заплакать, излив в слезах свою обиду и горе. Она сглотнула и попыталась успокоиться.

– Охранник у двери сказал, что сегодня я могу выйти погулять.

Ник наложил себе еды в тарелку и сел за стол. Она с волнением ожидала, что он скажет. Если она не выйдет из дома, то сойдет с ума от отчаяния.

– Может быть, позднее, – неопределенно пожал он плечами и налил себе кофе.

Разъяренная, она вылетела из кухни, громко хлопнув дверью. Поднявшись на несколько ступенек, она попыталась открыть окно. А вдруг ей удастся позвать на помощь? Но оконная рама разбухла от сырости и не поддавалась.

Она бросила взгляд на входную дверь. Охранник с интересом наблюдал за ней.

 

Глава 8

Ник привел Пегаса в Лондон прошлой ночью и оставил его в конюшне у Саутуорка.

Пока конь был в Суссексе, Ник от тревоги не находил себе места. Пусть уж жеребец будет поблизости, где за ним можно присмотреть. Пегас, который родился у него на глазах, был для него все равно что член семьи.

В тот вечер, едва сгустилась тьма, он поехал в Саутуорк, заплатил за содержание Пегаса и повел коня в темную боковую аллею, расположенную рядом с кожевенным заводом.

Белые чулочки на ногах Пегаса он замазал ваксой. Рисковать нельзя – даже если все лошади Лондона будут как две капли воды похожи на его четвероногого друга. Безуспешно попытавшись оттереть сажу с рук, он сунул баночку с ваксой в сумку, притороченную к седлу.

Вскочив на гнедую лошадь, он прицепил уздечку Пегаса к луке седла и выехал на главную дорогу. Он знал, что поблизости есть конюшня при трактире у Криплгейта. Там Пегаса никто не найдет.

На другой стороне моста кипела ночная жизнь. Шлюхи предлагали свои услуги, стоя у дверей и на углах улиц. Пьянчуги распевали песни, с трудом держась на ногах. Фермеры уезжали из Лондона на тяжелых громыхающих телегах.

Пегас нервно загарцевал, когда прямо перед ними пробежала стая бездомных собак, и Ник натянул поводья, чтобы успокоить жеребца. Они ехали по Ладгейт к собору Святого Павла. Портшезы и элегантные кареты попадались все реже, по мере того как они приближались к Олдергейтс-стрит, где находились игорные притоны и клубы. Миновав собор Святого Павла, Ник неожиданно столкнулся с группой гвардейцев под предводительством капитана Эмерсона, которые вели арестованных.

«Вот чертово невезение!» – выругался Ник, холодея от страха. Он покосился на Пегаса и с облегчением отметил, что его белые чулочки незаметны под слоем ваксы.

– Трев! Что происходит? – крикнул он, помахав шляпой. Капитан Эмерсон тоже узнал Ника и направился в его сторону.

– Вот так встреча! Ты купил новую лошадь?

– Да, верхового жеребца для охоты. Надо объездить его перед началом охотничьего сезона. – Ник спрыгнул с лошади и с тревогой смотрел, как Эмерсон разглядывает Пегаса.

Пегас заржал и встал на дыбы.

– Горячий конь, – уважительно произнес Эмерсон. – Сильный, красивый, и стать благородная. – Он похлопал коня по крупу, потом ощупал мускулистые передние ноги.

Ник занервничал:

– Да, он на удивление вынослив и скор, – и попытался отвести Пегаса в сторону.

Эмерсон задумчиво уставился на передние ноги жеребца.

– Черный, как сам сатана, – рассеянно пробормотал он и, вскинув голову, смерил Ника подозрительным взглядом. – Как ты его назвал?

– Черный Призрак, или просто Призрак – для краткости, – солгал Ник. – Не могу же я назвать его Утренним Ураганом!

– Хорошее имя, – похвалил Эмерсон и погладил по шее коня. – У него, похоже, дружелюбный характер.

– Он… хорошо обучен. И чувствует поводья. Эмерсон снова принялся ощупывать передние ноги коня, будто пытаясь обнаружить изъяны, и Ник шагнул вперед, загораживая своего сообщника и друга.

– Так что ты тут делаешь со своей ротой? – Он кивнул головой в сторону молчаливой группы солдат и арестантов, ожидавших своего командира.

– Да вот препровождаю узников в Ньюгейт. Давай встретимся вечером в клубе, Ник, если ты не против.

Ник поспешно кивнул.

– Прекрасная идея. Я зайду за тобой через два часа. Напоследок похлопав коня по крупу, Эмерсон ушел, и Ник с трудом перевел дух. Руки его тряслись, холодный пот тек по спине. Что, если Эмерсон заметил ваксу на ногах Пегаса?

Стиснув зубы, он вскочил в седло. Чем скорее он спрячет коня, тем лучше. В следующий раз удача может от него отвернуться.

Серина задыхалась от пыли и грязи. На следующий день она спустилась вниз, чтобы поговорить с Ником. Ей хотелось выть от тоски и отчаяния, и она была готова на все, только бы как-то убить время, тянувшееся невыносимо медленно.

Но внизу не оказалось ни Ника, ни Рафа Ховарда. И только охранники были на своем посту у двери – два дюжих парня.

Карлик сидел за столом на кухне и уплетал булку. Молча смерив ее злобным взглядом, он демонстративно повернулся к ней спиной.

– Хоть ты тут и хозяин, а о доме совсем не печешься, – укорила она его.

Он не ответил – только пожал плечами. Можно было бы прикрикнуть на него, но вместо этого она направилась в посудомоечную. Там стояли три ведра с водой – как видно, для мытья грязной посуды, сваленной в корыто. Остатки жира, яичного желтка застыли на его стенках. Свиньи!

Впрочем, все это можно отмыть, подумала она и опустила тарелки и кружки в одно из ведер. Так, что теперь? Пусть посуда отмокнет – мыть она будет потом. Надо бы согреть воды, только как это сделать?

Она бросила взгляд на очаг – там еще тлели угли. Рядом с огнем стоял пустой таганок. Можно ли на нем нагреть воду? Непонятно.

Тяжело вздохнув, она решила навести порядок в своей комнате. Уж наверняка это лучше, чем сидеть и пялиться на противного карлика или вдыхать пыль, кружащуюся под дуновением сквозняка.

Она подняла ведро с чистой холодной водой, а в углу нашла жесткую щетку и кучу тряпок. Дома она не раз наблюдала, как служанки терли долы, стоя на коленях. Интересно, трудно это или нет?

Ведро оказалось тяжелым, а охранник даже не предложил ей помощь – уставился в пустоту, словно ее и нет.

Очутившись в своей комнате, она подвязала волосы платком Ника, который взяла в его спальне.

– Ну вот! – посетовала она. – Теперь я похожа на кухонную прислугу. Так мне и надо. – Она обтерла руки о юбку и принялась рассматривать пол. Пожалуй, стоит начать вон с того угла…

Спустя двадцать минут колени ее разболелись, а руки заледенели в холодной воде. Она макала щетку в ведро и скребла деревянный пол. Пыль размокала и превращалась в грязь, от которой вода в ведре побурела. А ведь она вымыла только один угол! Серина задумалась. Так ей понадобится не менее пятнадцати ведер воды. Должен быть какой-то другой способ.

Она пожалела служанок, наводивших чистоту в Хай-Кресенте, но ведь у них было больше сноровки. Отмыть пол можно и быстрее, если он достаточно чистый.

Серина вспомнила, что служанки пользовались метлами, чтобы сперва убрать пыль, а потом уже пройтись по полу мокрой тряпкой.

Она потянулась, расправив затекшие плечи. Руки ныли от непривычной работы, пальцы покраснели, ногти стерлись, спина взмокла от пота.

– Внизу метлы нет, – пробормотала она и тем не менее отправилась на кухню. Так просто она не сдастся! Она обыскала все углы. Можно было бы спросить у Лонни, но он куда-то ушел. И слава Богу!

Она радостно рассмеялась, обнаружив за дверью посудомоечной кривую метлу. Меньше чем за чае она собрала почти всю пыль, чихая и кашляя.

Поменяв воду в ведре, она вымыла пол. Комната заметно преобразилась, в ней пахло чистотой. Серина с трудом разогнула спину. У нее не было сил отнести вниз ведро и тряпки.

Она тщательно вымыла руки и лицо с мылом, расчесала волосы и села на кровать, весьма довольная своей работой. На нее навалилась усталость. Сейчас бы выпить бокал вина, потом поесть и спать. Завтра она вымоет остальные комнаты.

Сэр Лютер Хиллиард узнал от слуг в Хай-Кресенте, что у няни Хопкинс в Лондоне живет сестра. Серина очень любила няню. Вполне вероятно, что она отправилась к Молли Хопкинс на Хеймаркет-стрит и попросила у нее убежища. Куда же еще ей идти? Больше у нее никого нет.

Сэр Лютер заглянул через окно магазина, но увидел внутри только какие-то оборочки, кружавчики и прочую ерунду, которую так обожают женщины, эти отвратительные, алчные создания. Он рывком распахнул входную дверь. Кружева и ленты затрепетали от сквозняка.

Полная грузная женщина вышла к прилавку из-за портьеры.

– Добрый день, сэр, чем могу служить?

– Я пришел кое-что разузнать. Вы мисс Хопкинс? Женщина кивнула, в глазах ее промелькнуло подозрение.

– Меня зовут Лютер Хиллиард, я дядя мисс Серины. Я знаю, что вы родственница няни Хопкинс. Может, вы видели Серину? Она к вам не приезжала?

– Я с мисс Сериной не встречалась, – сухо ответила она и принялась скатывать ленточки. – Что вам от нее нужно?

– Поговорить с ней, только и всего. И разрешить одно досадное недоразумение. – Он через силу улыбнулся этой женщине, которая сверлила его недобрым проницательным взглядом. – Кстати, вы не знаете, где здесь поблизости платные конюшни? Я бы хотел переменить лошадей.

– Есть одна неподалеку, за углом, на Пэнтон-стрит. Он поклонился, держа в руке треуголку.

– Премного вам благодарен за помощь.

А она действительно помогла ему, думал он, прикрывая дверь. Если повезет, ему удастся разыскать кучера Роя и карету в одной из конюшен, и уж он развяжет Рою язык… В этом ему помогут жесткие меры, которые всегда «располагают» к откровенности.

Ник отыскал Серину на кухне. Она сидела на стуле так близко от очага, что платье ее могло загореться в любой момент. Голова ее упала на грудь. Он заметил у ее ног ведро с грязной посудой, от его взгляда не укрылись и ее красные натруженные руки. У огня на кирпичном выступе стоял пустой бокал, тарелка и наполовину пустая бутылка вина, которую он купил вчера.

Он улыбнулся, разглядывая ее усталую позу. Впрочем, долго это не продлится – она очаровательна, только когда спит.

Он подошел к ней сзади, любуясь ее черными волосами, мягко струящимися по спине блестящим водопадом. Она сейчас больше напоминала служанку, чем благородную леди. Атласные туфельки порвались, чулки грязные, в дырках.

Довольный своими покупками, он положил сверток на стол. Как она обрадуется, когда увидит новое платье!

Он осторожно взял ее лицо в ладони и чуть приподнял. Она зевнула и подняла на него заспанные глаза. Впрочем, они тут же расширились, едва она его увидела. Серина вжалась в спинку стула, задрожав от страха.

– Ты! – осипшим со сна голосом произнесла она и облизала пересохшие губы, приложив ладонь ко лбу. – Ты вернулся.

– Я кое-что тебе купил, да в придачу пирог с мясом из кофейни за углом. Ведь ты наверняка ничего не приготовила на ужин.

– Я слишком устала, чтобы еще и готовить, – проворчала она, с трудом ворочая языком. Она перестала дрожать, убедившись, что на сей раз ей ничто не угрожает.

– Но ты ведь голодна?

– Я поела хлеба и сыра, а на десерт взяла яблоко. До завтрака голод я утолила.

– Вот упрямица! – Он со вздохом повернулся к столу, на котором лежал пирог, прикрытый полотенцем. – Ты сама усложняешь себе жизнь. Была бы чуть-чуть покладистее, было бы лучше.

Она поднялась и подошла к нему, и он вздрогнул, посмотрев в ее загадочные синие глаза; столько боли и отчаяния таилось в их бездонной глубине.

– Я думала, что сойду с ума от скуки, – пожаловалась она. – Карлик обращается со мной, как с ничтожеством, и делать мне совершенно нечего.

– Я понимаю тебя, но не обижайся на Лонни. Он ведет себя так со всеми женщинами. Жена его била. К счастью, она умерла, прежде чем успела его прикончить.

– О… – выдохнула Серина, пытаясь представить себе эту злючку. Может, мама тоже бы с удовольствием колотила отца, если бы он был поменьше ростом и послабее. Нет, мама не такая жестокая.

Она вздохнула.

– Ну так вот, я чуть с ума не сошла от скуки. Может, ты меня отпустишь? Я обещаю, что не выдам тебя властям. Ни слова никому не скажу.

Ник скрестил руки на груди и, прищурясь, посмотрел ей в лицо. Похоже, она говорит искренне.

– А чем вызвана столь внезапная перемена? Высокомерная аристократка, презирающая преступников, а теперь – смиренная служанка? Не верится, что твой характер так быстро изменился.

– При чем тут мой характер! – рассердилась она, всплеснув руками. – Ты ничего обо мне не знаешь. А свое обещание я сдержу.

– Кажется, я тебя раскусил, – холодно проговорил он. – Такие резкие перепады в настроении доверия не вызывают.

– Ты же сказал, что я могу уйти, если поклянусь, что не раскрою твой секрет.

Ник ухмыльнулся:

– Что, мое общество тебе уже наскучило? Серина бросилась на него с кулаками.

– Ты обещал, черт подери!

– Грубость не идет вам, мисс Ева, – протянул он, потом поймал ее руки и крепко сжал. Нежная кожа, хрупкие косточки. Глаза горят праведным гневом.

Ник привлек ее к себе и ощутил в ее дыхании запах вина. Если бы он мог, он держал бы ее здесь вечно, только бы не оставаться вновь в одиночестве.

Но самое главное, на нее нельзя положиться. Ему бы хотелось, чтобы она стала его другом, а может, и не только другом. Подумав так, он крепко обнял ее, не обращая внимания на ее негодующий крик, и впился в ее рот жадным поцелуем.

Забыв про ее строптивый нрав, он провел ладонью по ее спине и, обняв за талию, грубовато прижал к себе.

Но его маневры были остановлены весьма оригинальным способом: она что есть силы дернула его за уши.

– Дьявол! Что ты делаешь? – Он схватил ее за руки и оттолкнул.

Глаза ее торжествующе сверкнули, но было в их глубине и смятение, похоже, она и сама не знала, какому чувству отдать предпочтение.

– Я нс терплю насилия! – отчеканила она, пытаясь вырвать руки, но он только крепче сжал пальцы.

– Дикая кошка! – процедил он сквозь зубы.

– Похотливый пес! – выкрикнула она.

Ник резко отпустил ее, и она, потеряв равновесие, покачнулась и опустилась на стул около очага. Волосы упали ей на глаза, она всхлипнула.

– Прости, – раскаянно произнес он. – Я нс хотел тебя обидеть. – Не хотел, но ее соблазнительный аромат совсем лишил его разума, побуждая вновь заключить се в объятия. – Несмотря на скверный характер, ты очень красивая, – серьезно добавил он. – Красивая и желанная.

– Извини, что нагрубила тебе, – прошептала она, бросив на него быстрый взгляд из-под локона, упавшего на лоб. – И я вовсе не красивая. Ты так говоришь, чтобы лестью покорить меня.

Он пропустил ее слова мимо ушей.

– Ты очаровательное создание, загадочное, как кошка, и такая же изящная… грациозная и гибкая.

– Мой отец как-то сказал, что я никчемная и у меня вполне заурядная внешность.

– Должно быть, он не видел, какие у тебя необычные глаза, не разобрался в твоем характере. – Он улыбнулся, налил вина в два бокала и предложил один ей, но она отрицательно покачала головой.

– Не льсти мне, – попросила она, подозрительно косясь на него. – Терпеть не могу лесть – это всего лишь орудие для достижения целей.

– Ты не права. Искренние комплименты всегда приятно выслушивать. – Он отпил вина, не отрывая взгляда от ее лица и с трудом сдерживаясь, чтобы не привлечь ее к себе и не поцеловать этот нежный рот, уголки которого сейчас грустно опустились вниз.

– Лесть придумали джентльмены, чтобы обольщать женщин. Леди не рассыпают комплименты, как зерно курам.

Ник потер лоб.

– Значит, тебе не приходилось слышать искренние комплименты. А может, ты просто не прислушивалась?

– Я не настолько наивна, как тебе кажется. Отец приводил в дом любовниц, поил их вином и осыпал комплиментами. Потом уводил их наверх, проходя мимо двери в комнату матери. Его жестокое обращение погубило ее. – Плечи ее горестно опустились. – Он убил ее, – заключила она.

Некоторые джентльмены совершенно не имеют представления о приличиях и не задумываются над тем, что своим поведением оскорбляют других. – Ник стиснул зубы, вспомнив своего брата, который тоже приводил в дом любовниц.

– Все мужчины одинаковы, – вздохнула она. – Они думают только о себе. – Ее бледное лицо погрустнело, в огромных глазах разлилась печаль. – Мама таяла на глазах. Она не могла ни есть, ни спать…

– Наверное, она очень любила его, – произнес он, допивая вино.

– Нет, он был ей отвратителен. Она ненавидела его так сильно, что эта ненависть свела ее в могилу. Горечь и обида сжигали ее изнутри, пока от нее не осталась бледная тень. А я… я чувствовала себя такой виноватой за то, что все еще любила его. Он ведь мой отец.

Ник понимал, какой тяжкий груз лежал на сердце таинственной Евы, и только вино развязало ей язык. При нормальных обстоятельствах она бы ни за что не стала говорить с ним о своей семье.

– Неужели она не могла примириться с таким положением вещей? Потребовала бы для себя такой же свободы, если их брак все равно был разрушен.

– Она бы никогда не опустилась до такого, – проронила Серина, вытирая глаза тыльной стороной ладони. Ник хотел дать ей платок, но потом решил, что его заботливый жест встретит у нее отпор. – И хотя ненависть подтачивала ее жизнь, она оставалась порядочной женщиной, и я восхищалась ею.

– А что явилось причиной того, что твой отец ударился в загулы?

Она долго молчала, собиралась с силами. Ник чувствовал, что сейчас она расскажет о себе что-то очень важное и он наконец узнает ее тайну.

– Из-за нее погиб мой брат… по крайней мере так говорил отец.

Вопросы вихрем завертелись в голове Ника, но он ничего не стал спрашивать, понимая, что любопытство тут неуместно.

– Мой братик катался один на лодке по нашему пруду. Ему было всего пять лет, но он умел плавать. Мама сама присматривала за ним, потому что няня Хопкинс заболела. Тео любил воду и всегда играл у пруда. Мне это было неинтересно, да я и старше его на семь лет.

– Он утонул? – спросил Ник. Она кивнула:

– Да. Мама лежала в тени на покрывале и читала, потом задремала. Лодка перевернулась, и мой братик утонул. Его вскоре нашли.

– Да, это тяжелый удар для семьи, – мягко заметил он. Между ними повисло тяжелое молчание.

– Я любила Тео, – произнесла она наконец. – И все его любили, особенно отец. Тео был чудесный ребенок – веселый, ласковый, надежда семьи. Обо мне гораздо меньше думали: выдать бы замуж повыгоднее – и дело с концом. Отец любил меня, я знаю, но я была скорее обузой, чем радостью. Будущее отца утонуло вместе с Тео. После этого он стал совсем другим. Я возненавидела его за то, как он обращался с мамой, но все равно продолжала любить. – Ева закрыла лицо руками, и сердце Ника сочувственно сжалось. – Как можно любить человека, который погубил твою мать?

– Они твои родители, и вполне естественно, что ты их любила.

– Я так хотела ее спасти и изо всех сил старалась пробудить в ней волю к жизни. Но она не могла простить себя за то, что случилось, и отец унижал ее и обвинял в смерти сына. И мама медленно угасала от горя. А какой она была! Ее все любили – я хочу сказать, восхищались. Она притягивала к себе людей, самых добрых, умных, веселых. Ева умолкла, и Ник осторожно спросил:

– Твои родители, наверное, очень любили друг друга? Она кивнула.

– Да, я тоже так думаю, но разве любовь не способна перебороть горе? Почему она превратилась в ненависть?

– У них не хватило сил преодолеть горечь утраты. Их мир в одночасье рухнул, и этого они не могли вынести.

– Но я же была с ними! – горячо возразила она, горестно всхлипнув. – Я все видела: и как они горюют о Тео, и как все больше отдаляются друг от друга. Они совершенно про меня забыли. Я чувствовала себя покинутой.

Ник подумал об Итане. Его двоюродный брат – бремя, которое ему придется нести всю жизнь.

– Большинство людей думает только о себе. Я знаю одного такого человека: он никогда не заботится ни о ком, кроме себя. И всегда требует, ничего не давая взамен. Но он член моей семьи, и я в ответе за него и не могу его бросить. – Ник вздохнул, вспомнив сэра Джеймса. – Мой брат порочит память нашего отца. Будь моя воля, я бы от него отрекся. – Он, погрузившись в воспоминания, смотрел на ее низко склоненную головку невидящим взглядом. – Так часто бывает среди братьев и сестер. В этом мы с тобой похожи. Сэр Джеймс любил своего сына, но не мог примириться с его дурным нравом. – Ник ударил кулаком по столу, и она вздрогнула. – Я рад, что сэр Джеймс не видит его сейчас. И каждый день я молюсь, чтобы он пребывал в неведении в своей райской обители.

Она медленно подняла голову и посмотрела на него. Ее лицо утратило замкнутое, высокомерное выражение, и Нику показалось, что сердце ее немного оттаяло.

– Ты ничего не смогла бы изменить, мисс Ева.

– Я не Ева. Меня зовут Серина, – тихо призналась она.

– Серина. Красивое имя. Хотя, должен сказать, на нежную сирену ты была мало похожа. Только когда спала.

Она поморщилась.

– В подобных условиях не до нежностей. Да к тому же я пережила смерть Тео и матери, которая умерла от горя и сознания собственной вины. Я старалась ее спасти, но судьба ее была предрешена. – Голос ее пресекся, и она заплакала, уронив голову на руки. – Мои усилия были тщетны.

Ник не знал, как ему поступить. Ее нужно успокоить, но кто это сделает? Только он, больше у нее никого нет.

Ему стало легче после того, как они открыли друг другу душу, но сердце его болезненно сжималось. Серина теперь для него не просто безымянная пленница, но человек, который заслуживает уважения. И нуждается в его поддержке. Унижать ее он больше не будет.

Ник опустился перед ней на колени и обнял ее. Она замерла на мгновение, потом прильнула к нему и прошептала:

– Спасибо тебе за все.

 

Глава 9

Серине снова снился ее давний сон – она видела лицо пятилетнего братика, покрытое водорослями. Тео такой бледный, кожа его приобрела голубоватый оттенок, но черты хранят странный покой, и ей становится немного легче. Она еще жива, а он – нет. Холодное, как мрамор, мертвое детское личико. Почти забытое.

Она вздохнула и попыталась отмахнуться от этого видения, проведя ладонью по лицу, но рука ее провалилась в холодную пустоту, которая высасывала из нее жизнь, превращая и ее в мертвый мрамор. Нет, ей еще рано умирать!

Ярость отчаяния разлилась внутри ее, ограждая ее от пут смерти. Она ловила ртом воздух, тщетно пытаясь убежать от неведомого ужаса, во рту пересохло от волнения.

Кто-то засмеялся за ее спиной – может, сама смерть? Сухой злобный смех – так смеялась мама, уже смертельно больная… Этот смех преследовал Серину, и она из последних сил отбивалась от липкого холодного тумана.

– Проснись, Серина! – прокричал кто-то ей в ухо, и она вынырнула из глубин сна. – Ты свалишься с постели, если будешь так метаться.

– Он мог бы остаться в живых, – пробормотала Серина, вытирая слезы. – Он должен был жить.

Чьи-то руки обхватили ее, и мрак отчаяния постепенно отступил. Она узнала разбойника – его голос, запах, темный силуэт, что вырисовывался на фоне почти потухшего камина. Она не хотела сейчас ни о чем думать. Ей нужно, чтобы ее кто-то утешил, успокоил. Когда ж£ наконец ночные кошмары покинут ее? Или ей суждено мучиться всю жизнь?

Рубашка прилипла к телу, мокрая от пота. Серину сотрясала дрожь, она зябко повела плечами.

– Ну-ну, не плачь, – прошептал он, коснувшись губами ее волос. – Ты в безопасности. Я с тобой.

– Боже мой, Ник! – Она прижалась к его груди и обхватила его руками за плечи. Его сердце билось у ее груди, и этот мерный ритм успокаивал. Он еще крепче обнял ее и что-то шептал, зарывшись лицом в ее волосы и покрывая их поцелуями. Его губы отыскали ее ухо, и сладкая истома разлилась по ее телу.

Она подняла голову, и их губы слились в жарком поцелуе. Сердце ее открывалось ему навстречу, как цветок солнцу.

Он положил ей руку на затылок, продолжая целовать ее, и пьянящий восторг, как вино, вскружил ей голову.

Наконец он оторвался от ее губ и прошептал:

– Ты сводишь меня с ума.

Ее руки сами собой проникли под его рубашку, и она стала гладить его по спине. Проведя пальцем вниз вдоль позвоночника, она вдруг обнаружила, что на нем, кроме рубашки, ничего не надето. Она медленно отстранилась, но он снова привлек ее к себе.

– Я услышал, как ты кричишь, и пришел узнать, в чем дело.

– Ты услышал меня из своей комнаты? – удивилась она.

– Да… Тебя снова мучают кошмары. – Он играл ее длинными локонами, наматывая их на палец. – И меня это беспокоит. Ты источник моего беспокойства. Я все время думаю о тебе.

Его сердце забилось сильнее, и Серина почувствовала, что он дрожит.

– Тебе холодно, Ник?

– Нет. Но я сгораю от желания обладать твоим соблазнительным телом, – хрипло проговорил он.

Его слова проникли ей в душу и зажгли там ответный огонь. Их сердца стучали в унисон, а взаимное влечение обволакивало, лишая воли. Нет, сейчас она не в силах разрушить это наваждение – пусть даже это круто изменит ее жизнь. Все равно прошлого не вернешь и жизнь ее не будет такой, как прежде, пока жив Лютер.

Она притянула его к себе за плечи и легла на спину. Черты лица ее смягчились, и она прошептала:

– Иди ко мне.

Он со стоном принялся покрывать ее тело поцелуями, и каждое прикосновение лишь сильнее разжигало пламя страсти, вспыхнувшее в ее крови.

Она выгнулась ему навстречу, так что ее груди коснулись его груди, и он нетерпеливо сорвал с нее рубашку. Накрыв ладонью ее грудь, он приник к ней губами, и у Серины вырвался стон удовольствия. Ласки растопили ее сердце. Она заглянула ему в глаза и увидела в них ответный огонь. Щеки ее вспыхнули румянцем, и странная нежность затопила все ее существо. Что это – игра или… любовь?

Ник смотрел в ее бездонные глаза и видел в них нежность, которую не ожидал увидеть. У него перехватило дыхание, и он замер, охваченный благоговейным трепетом. И только когда она отвернулась, он смог наконец вздохнуть.

Ее запах, нежная кожа, упругая грудь вскружили ему голову, и он подумал, что еще мгновение – и он взорвется от неутоленной страсти. Он провел ладонью вдоль нежных изгибов ее тела, погладил плоский живот и накрыл ладонью холмик между ее ног.

– Ты такая желанная.

От ее тела исходил жар, возбуждавший его до такой степени, что он едва сдерживал себя.

– Ты тоже. – Она ласкала его грудь, живот, спускаясь все ниже, и он подвел ее руку к тому, что росло и требовало утоления. Она обхватила его, сначала робко, потом принялась ласкать все увереннее, по мере того как ее все больше охватывала страсть.

– Любовь моя, – пробормотал он, представляя, как сейчас погрузится в ее влажную глубину. Его трясло как в лихорадке. Она томно изогнулась, когда он коснулся нежного бутончика.

Серина ощущала странное жжение в крови, ей было тяжело дышать, как будто воздух не мог попасть в легкие, пока не прекратится сладкая пытка, мучившая ее тело. Она хотела его, но понятия не имела, что это значит и что он сделает, чтобы утолить ее жажду.

Тело ее стремилось слиться с ним воедино, и когда он лег между ее ног, она блаженно охнула и, не в силах больше терпеть эту пытку, приподняла бедра, и он вошел в нее. Боль пронзила ее тело, затем постепенно стихла.

– Боже мой, – хрипло прошептал он. – Я этого не вынесу. – Он задвигался в ней сначала медленно, потом быстрее, следуя своему ритму. Блаженство разливалось в ней все сильнее с каждым разом.

Страсть достигла высшей точки, и волны наслаждения накрыли ее одна за другой, но огонь все еще полыхал в крови. Дрожь сладострастия пронзила и его, и он приподнялся над ней, вызывая в ней новую волну удовольствия.

– Серина, – простонал он, крепко обнимая ее. Его дыхание постепенно успокоилось, и он принялся снова двигаться в ней, повторяя ее имя как заклинание.

Серине казалось, что так продолжалось всю ночь и их тела ни на секунду не разъединялись. Их страсть превращала ее в ненасытную распутницу, все сильнее распаляющуюся от его ласк.

Овладев ею. Ник все равно не получил полного удовлетворения, хотя тело его сотрясали сладостные конвульсии такой силы, каких он не знал ни с одной другой женщиной. Она стала для него пьянящим зельем, тайной, вызовом, который он не мог принять. Он должен завоевать ее или всю жизнь мучиться от желания обладать ее телом. И сегодня, может быть, ему представился единственный шанс утолить свою страсть.

Он покрывал поцелуями ее живот, ласкал грудь, ее твердые соски дразнили его и сводили с ума.

Неяркие отблески пламени камина танцевали на ее коже и сверкали в глазах. Он целовал ее бедра, и усталость вновь уступила желанию, и он снова приник к ее шелковистому соблазнительному телу.

Она застонала, когда он поцеловал влажные лепестки между ее ног, вдыхая ее аромат, стремясь постигнуть все ее тайны и вобрать их в себя. Смутная тревога охватила его, когда он почувствовал, что ему хочется сломать ее, подчинить себе, чтобы из глаз ее исчезли недоверие, протест и осталось только умиротворенное спокойствие. И любовь.

Он встал на колени, перевернул ее на живот, приподняв ее бедра, и погрузился в нее между округлых ягодиц. Ему захотелось кричать – такое незабываемое ощущение единения охватило его.

Он обхватил ее груди и склонился над ней, двигаясь к очередному бурному взрыву. Она стонала, двигаясь вместе с ним, и наконец выгнулась па высшем пике наслаждения. Его всплеск не заставил себя ждать, и он упал на постель, насытившийся и утомленный настолько, что, кажется, не в силах был больше пошевелиться. Наконец-то. Наконец-то…

Он нежно обнял ее и прижал к себе. Серый рассвет озарил небо, когда он погрузился в глубокий, мирный сон.

Серина проснулась и не сразу поняла, что с ней случилось. Одна сторона ее тела была горячая и липкая, другая – холодная как лед. Вдруг она обнаружила, что лежит обнаженная, тесно прижавшись спиной к Нику. Простыней не было.

«Шлюха! Развратница!» – пронеслось у нее в голове, и она все вспомнила. Она вела себя, как распутные любовницы отца, и ни разу не упрекнула себя за это. Она наслаждалась каждой секундой их близости. Ее страсть горела так же ярко, как и его, и она покраснела, вспоминая, с каким пылом отвечала на его ласки.

Она высвободила из под него ноги и вытянула их. Боль пронзила ее тысячей иголочек – так они затекли. Она потянулась за простынями, но они валялись на полу, и достать их не было никакой возможности.

Ее возлюбленный пошевелился и громко зевнул. Смущенно взглянув на его распухшие от поцелуев губы и легкую щетину на подбородке, она отвернулась. Слишком интимная предстала ей картина: его голова на подушке, длинные волосы растрепались, обнаженное тело тесно прижалось к ней. А она даже не знает его полного имени.

– Доброе утро, – улыбнулся он и, взяв ее за подбородок, повернул к себе лицом. В глазах его светилась ленивая нежность, и сердце ее встрепенулось в ответ. – Надеюсь, ты хорошо выспалась? Эта постель не самая удобная в доме. Надо тебе спать в моей кровати.

– Не думаю, что это мудрое решение, – возразила она и потянулась через него, чтобы поднять с пола одеяло. По его довольному смешку она поняла, что он оценил открывшийся ему вид на ее обнаженную спину.

– Прелестное утро, – ухмыльнулся он. – Чудесная картина – холмы и долины. Мужчина никогда не устанет ими любоваться.

– Не болтай чепухи, – нахмурилась она и натянула одеяло до подбородка. В постели стало холодно, едва она отодвинулась от него.

Он приподнялся на локте и посмотрел ей в глаза.

– Ты всегда ворчишь по утрам, любовь моя?

Он сказал «любовь моя» просто так или нет? Может, для него эти слова ничего не значат? Она попыталась разобраться в своих чувствах, но нежность в его голосе внесла смятение в ее мысли. Любовь превращает в идиотов даже самых рассудительных людей.

Это полное безумие, и такая ночь больше не повторится. Стыд затопил се жаркой волной, и она покраснела.

– Тебе лучше уйти, – сказала она, не глядя на него. – Эта ночь была ошибкой, и чем быстрее мы ее забудем, тем лучше.

Его взгляд без труда проник ей в душу.

– Я не собираюсь забывать лучшую ночь в своей жизни. Она отвела глаза, но сердце ее бешено колотилось в груди.

– Всего лишь животная похоть. Совокупление, – произнесла она так, будто это слово было ядовитой змеей.

– В этом нет ничего постыдного. Насколько я помню, мое общество тебе вовсе не было противно. Твоя страсть не уступала моей.

Она вынуждена была признать, что он прав. Он был ей нужен, чтобы успокоить боль, стереть из памяти прошлое, даже если это принесет ей всего лишь временное облегчение.

Она покосилась на него, заметив, что он переводит взгляд с ее шеи на плечи, не прикрытые одеялом.

Он осторожно просунул руку под одеяло и коснулся черного треугольника между ее ног. Она отпрянула.

– Не смей! У меня все болит и синяки по всему телу.

– Но зато твоя жажда утолена, – нахально ухмыльнулся он.

– Как грубо!

– Не смущайся. Даже леди имеют право испытывать страсть. Твоя невинность возбуждает меня больше, чем ухищрения самой изощренной куртизанки.

– Леди становится падшей женщиной, если у нее нет кольца на пальце.

Он замер, внезапно посерьезнев.

– И ты бы вышла за меня замуж? Я бы с радостью сделал из тебя честную женщину. Кроме того, жена не станет свидетельствовать против мужа, и о моих тайных похождениях никто не узнает.

– Я не выйду замуж за преступника, – отрезала она. – Это было бы ошибкой.

Он хмыкнул, потом залился смехом. Ей захотелось стукнуть его подушкой.

– Но тогда мы могли бы любить друг друга каждую ночь. Я нужен тебе, чтобы утолить твою страсть.

– Ты ошибаешься, – возразила она. – Я вовсе не распутница.

– Я разбудил в тебе страсть, и ты не сможешь больше ее подавлять. Вот увидишь.

Она смерила его сердитым взглядом.

– Ты, похоже, очень доволен собой.

– И ты тоже, моя дорогая. Ты тоже. – Он помолчал, не сводя с нее глаз. – Серина, может, настало время рассказать о себе? Мы с тобой были близки, а я почти ничего о тебе не знаю, кроме того, что ты из Сомерсета и отличаешься вспыльчивым нравом и подозрительностью.

Она отвела взгляд, размышляя, можно ли доверить ему свои проблемы. Захочет ли он ей помочь? Но что-то делать надо.

– Тебе часто снятся кошмары, а это говорит о том, что у тебя мрачное прошлое. Только ли ссоры родителей тревожат тебя во сне? – Он вопросительно вскинул брови. – Можешь мне довериться.

Серина откинулась на подушки, прикрывшись одеялом. Как это хорошо – лежать с ним рядом. Может, стоит ему рассказать? Она положила голову ему на плечо, и он обнял ее.

– Я… я хочу тебе все рассказать. – Она прикусила губу и, помолчав, заговорила: – Когда пять лет назад умерла мама, отец стал совершенно невыносим. Он ссорился со всеми и особенно с моим дядей. Это не предвещало ничего хорошего. Я чувствовала, что все кончится ужасно. Теперь он умер, после чего я покинула Сомерсет. Не знаю, печалиться мне или радоваться.

– Ты можешь чтить его память, в этом нет ничего плохого.

Она кивнула.

– Ты прав. Мы любим родителей такими, какие они есть. И всегда ждем от них одобрения своим поступкам. Прошлого не вернуть. Отец очень переменился после смерти Тео, и мне часто казалось, что он смотрит на меня и не видит. Я для него была все равно что старая мебель, к которой привыкаешь настолько, что не замечаешь. В конце концов ему не стало дела ни до кого, кроме себя и бутылки. Все это так грустно.

Серина стиснула руками одеяло. Воспоминания всколыхнули былую боль.

– Да, такое прошлое способно породить кошмарные сны. – Он взял ее за руку. – Тебе надо оставить его в покое и продолжать жить дальше. Перед тобой будущее. – Он переплел свои пальцы с ее пальцами нежным, успокаивающим жестом. – Что меня удивляет, так это то, что ты не замужем. Ты прелестна и хорошо воспитана, из хорошей семьи.

– Мама была эгоистична. Ей не хотелось отпускать от себя единственного ребенка. К тому же родители были заняты выяснением отношений и совершенно не занимались мной. – Но как рассказать ему про убийство? Поверит ли он ей? И Серина решила самую трагическую часть своей истории отложить до лучших времен.

– Ты вела уединенную жизнь, у тебя было мало развлечений. Ты должна была танцевать на балах, флиртовать с молодыми людьми.

– Я ни о чем не жалею, – твердо заявила она. – Правда, я скучаю без музыки и живописи.

– Ага, у нас с тобой много общего, – улыбнулся он. – Я играю на лютне и пою веселые песенки. Не скажу, что у меня хороший голос, но петь мне нравится. – Он выпустил ее руку и встал с постели. – Подожди, я сейчас.

Серина лукаво улыбнулась.

– Куда же я пойду?

Он сбежал по ступеням и вернулся пять минут спустя со свертком и большой лютней, которую она уже видела в его спальне.

– Это тебе.

Она изумленно покосилась на сверток. Поначалу ей не хотелось принимать от него подарки, но любопытство победило. Он присел на спинку кровати и принялся настраивать лютню, пока Серина развязывала бечевку и разворачивала бумагу. В свертке оказалась одежда. Она радостно вскрикнула:

– Новое платье! Ты даже представить себе не можешь, как мне хотелось надеть что-нибудь чистое.

– Боюсь, одежда не высшего качества, но, я думаю, это все же лучше, чем твои обноски.

– Да, – прошептала она, беря в руки белые чулки. Они были шелковые, но остальная одежда – шерсть и грубый хлопок. Она восхищенно разглядывала простую рубашку с кружевными оборками по низу коротких рукавов, платье из голубой шерсти с кружевным лифом и белую юбку со складками у пояса.

– Кринолин принесут сегодня чуть позднее. Я не смог его упаковать. И еще я заказал пару кожаных башмачков. Скоро зима, и атласные туфельки тебя не согреют.

– Спасибо, – прошептала она, – но я не думаю, что ты обязан покупать для меня одежду. Я и сама могла бы это сделать.

– Это так, – согласился он, пощипывая струны лютни. – Но теперь я стараюсь возместить причиненный тебе ущерб.

Лютня издала мелодичный нежный звук. Прижав к себе обновки, она слушала печальную балладу о том, как одного бродягу повесили за то, что он украл шелковый платок.

Голос Ника, глубокий и сильный, трогал ее до глубины души, и ей захотелось плакать. Очевидно, он почувствовал ее настроение, потому что вскинул бровь и улыбнулся ей. Она натянула на себя чистую рубашку и легла, подложив под голову подушку.

Она слушала его, и на нее снизошло умиротворение. Время как будто остановилось – не было ни прошлого, ни будущего, ни тревог, ни страхов. Она закрыла глаза, и он снова запел, на этот раз неприличную песенку, рассмешившую ее.

– На каком инструменте ты играешь? – спросил он, отложив лютню.

– На клавесине и немного на флейте, но голос у меня слабый. Ты поешь с чувством – как настоящий менестрель.

Его глаза радостно сверкнули.

– Благодарю за комплимент. – Он наклонился к ней и слегка коснулся губами ее губ. Ее сердце учащенно забилось, и между ними вспыхнул уже знакомый огонь, требовавший утоления. Но она отодвинулась на край кровати – сейчас ей не хотелось играть в эти игры.

– Я рисую лучше, чем пою, – призналась она. – Пейзажи, лошадей и домашних животных. Мне нравится переносить на холст грозовые облака над горизонтом или лучи света, запутавшиеся в зеленой листве таинственной чащи.

– Ты сама тайна, сказочная фея, которая вот-вот улетит. – Его ладонь коснулась ее шеи. – От чего ты бежишь, моя прелесть? Кроме воспоминаний, разумеется.

Она и рада была бы выложить ему всю правду, но если она упомянет свою фамилию, он будет пытаться узнать о ее жизни в Сомерсете.

– Я ни от чего не бегу, – проговорила она, отводя взгляд.

– Это ложь. Юная леди ни за что не отправится в путь без охраны.

– Мы уже говорили об этом, и я не желаю начинать все сначала.

Он поцеловал ее в плечо, погладил грудь, и она почувствовала, что тает. Как же быстро он прибрал ее к рукам!

Утро сменил день, и солнце поднялось высоко, прежде чем очередной приступ страсти был утолен. После продолжительного молчания она спросила:

– Теперь ты мне доверяешь? Я не выдам тебя. Ты меня отпустишь?

Он изумленно уставился на нее.

 

Глава 10

– Как ты можешь говорить о разлуке, когда мы только что обрели друг друга? Неужели близость значит для тебя так мало? – потрясенно спросил Ник.

– Нет, я была счастлива с тобой. Но это временное счастье. Мои тревоги и заботы не исчезли, и наши чувства еще больше все усложняют. – Серина обратила на него молящий взгляд. – Я даю слово, что не стану доносить на тебя властям. – В душе ее шла борьба: как расстаться с ним после такой ночи? Но ведь не может она связать свою судьбу с разбойником?

Значит, надо постараться забыть то, что было, и чем скорее, тем лучше, пока она не привязалась к нему. Он не только разбудил в ней страсть, но и, затронул струны ее сердца. Она влюбилась, и это пугало ее больше, чем заточение. Любовь делает человека уязвимым.

– Если тебе небезразличны мои чувства, отпусти меня, – продолжала она.

– Я не могу рисковать, – произнес он после продолжительного молчания. – Пока нет. – Он вздохнул. – Но скоро.

– Зачем же ждать?

Его взгляд прошелся по ее телу, и она смущенно потупилась.

– У меня на это достаточно причин, Серина. Единственный способ заручиться твоим молчанием, это выведать твой секрет. И я подозреваю, у тебя есть тайна, которую ты желала бы скрыть.

– Ты что же, собираешься меня шантажировать? – Она лихорадочно натянула на себя старую рубашку. Еще одно его слово, и она завопит от злости. И хуже всего, что он прав: ей действительно есть что скрывать. – Ты никогда не узнаешь всей правды, пока я сама тебе не скажу, – отрезала она. – Мне жаль тебя разочаровывать, но никакой особой тайны у меня нет.

Она вскочила с кровати и принялась натягивать на себя свои грязные лохмотья, пропахшие потом и дымом. Господи, полцарства за горячую ванну! Она встала у окна и стала смотреть, как в доме напротив служанка застилает постель.

– Почему ты мне не доверяешь? Я не предам того, кому отдалась, – проговорила она, с трудом сдерживая раздражение. – Но, видно, тобой движет низменная цель. Ты соблазнил меня, чтобы подчинить себе.

Он саркастически усмехнулся.

– Я не настолько расчетлив и хладнокровен. И ничего такого не планировал.

– Ты надеялся, что я выболтаю свои секреты в порыве страсти? – выпалила она, нервно расхаживая по комнате. Холодный пол леденил ее босые ступни. Чтобы чем-нибудь себя занять, она решила разжечь огонь в камине.

– Нет, – покачал он головой, – но, признаюсь, твои кошмары меня сильно заинтересовали. В ту первую ночь, когда я поднялся к тебе, ты кричала: «Не умирай, папочка, не умирай!»

– Ну да, он умер, и что такого в этом сне? О чем ты подумал? – Она раздула пламя, и оранжевые язычки заплясали в камине.

– Ты его убила? – Вопрос прозвучал резко, как удар хлыста. – И потому бросилась бежать куда глаза глядят?

– Думай что хочешь, Ник, – произнесла она нарочито спокойным тоном. – Что бы я ни сказала, тебя это не убедит. Чем больше я буду оправдываться, тем больше ты будешь стараться проникнуть в мое прошлое, пока не отыщешь то, чем меня можно будет шантажировать. – Она оглянулась на него. – Я разочаровалась в тебе, Ник. Я считала, что ты лучше, чем я о тебе думала, и теперь презираю себя за свою наивность.

– Не казни себя. Я такая же жертва обстоятельств, как и ты. Тюремщик не должен вступать в интимные отношения с узницей, иначе он привыкнет к ней и ему трудно будет с ней расстаться.

– Ты говоришь о расставании, но я сомневаюсь, что ты когда-нибудь меня отпустишь.

– После нашей ночи любви я был бы последним дураком, если бы тебя отпустил. Ни одной женщине не удавалось еще разжечь во мне такой пожар и, боюсь, не удастся, если мы с тобой расстанемся.

Она удивленно покосилась на него – вот это откровение! Сердце ее подпрыгнуло в груди. Ей захотелось броситься в его объятия, но между ними столько недомолвок.

– Это к делу не относится, – нахмурилась она. – И я бы предпочла, чтобы ты держал свои эгоистические желания при себе. Впрочем, неудивительно, что ты опять думаешь только о своем удовольствии.

Он встал и поднял с пола купленную им одежду и протянул ей.

– Надень это.

– Ни за что! – Она вздернула подбородок и гордо посмотрела ему прямо в глаза.

– Опять все сначала? И это после того, что у нас с тобой было? – прорычал он в ярости.

– При свете дня мне стало стыдно за свое поведение, а твои подарки меня оскорбляют. Кроме тех нескольких часов, что мы были вместе, нас ничто не связывает. Я по-прежнему твоя узница, а ты мой тюремщик. Мы с тобой враги.

– Чепуха! Я вовсе не собирался воспользоваться твоей слабостью.

– Неужели? Ты ведь должен был утолить свою страсть…

– Как и ты – свою, мисс Упрямица. Это игра для двоих. Она прижала ладони к горящим щекам.

– О, Ник, как бы я хотела забыть эту ночь! К ее изумлению, он расхохотался.

– Тебе еще предстоит научиться обуздывать свои желания, Серина. Сейчас тебя это смущает, но наступит момент, когда тебе снова захочется повторить этот опыт. И я буду рад тебе услужить.

– Да как ты смеешь насмехаться надо мной! – закричала она и пулей вылетела из комнаты.

Ник смотрел ей вслед, любуясь тонкой талией, которую так нежно обнимал и так яростно сжимал в порыве страсти. Она выскочила за дверь и понеслась вниз по ступенькам, прижимая руки к пылающим щекам. Он почувствовал вдруг странную нежность, хотя он почти ничего не знал о ней. Что ж, надо оставить ее одну – пусть успокоится немного. Внизу на кухне полно еды, но у него сейчас нет ни малейшей охоты есть ее подгоревший бекон или пережаренную яичницу.

Он усмехнулся и сладко потянулся, ощущая себя бодрым и полным сил. Подняв с пола рубашку, он натянул ее, а потом заправил постель.

Вернувшись к себе в комнату, он умылся, мечтая о горячей ванне в особняке Левертонов на Беркли-сквер. Здесь у него нет слуг, чтобы нагреть воду и потереть ему спину.

Он выглянул в окно. Повсюду в округе царит нищета. Когда-то это был респектабельный район, но теперь трущобы со всех сторон окружили торговые лавки.

Ник надел темно-зеленый камзол, накинул на плечи плащ и нахлобучил треуголку. В этот момент из кухни донесся страшный грохот и звон посуды. Не хотел бы он сейчас быть свидетелем неумелых попыток Серины приготовить завтрак.

Его ужасно раздражала ее неловкость, как бы она ни старалась сделать все в лучшем виде. Она с детства привыкла повелевать слугами, которые все были для нее на одно лицо. Да и кто будет запоминать, как зовут лакея, или благодарить служанку, которая приносит хозяйке завтрак в постель? Подобная несправедливость всегда бесила Ника. У него тоже были слуги в Холлоуз, но он обращался сними как с равными. Они были гораздо разумнее и рассудительнее многих его друзей-аристократов, и благодаря их усилиям поместье процветало. Фермер из него, конечно, никудышный, но он старается, и верные слуги делают все от них зависящее.

Решив проведать Пегаса, Ник вышел на улицу. Он закрыл дверь на замок и положил ключ в карман. Обойдя дом, он увидел, что охранник уже занял свой пост около двери в кухню и переругивается с узницей. Ник ухмыльнулся и, насвистывая веселый мотивчик, двинулся вдоль по улице.

Сначала он навестит Пегаса, потом отправится в сиротский приют, предварительно купив гостинцев, сделает кое-какие дела и встретится с друзьями. Он забыл зайти к Треву Эмерсону, и теперь ему придется извиниться. Потом он должен нанести визит женщине, которая так глубоко затронула его сердце. Прошла всего неделя с того дня, как Маргерит стала женой Чарлза, по боль уже почти утихла. Он и сам немало этому удивлен. Может, это была не любовь?

Да, он всегда будет боготворить Маргерит, но эта часть его жизни уже ушла в прошлое. Странно, как быстро все переменилось.

Еще несколько набегов, и закладная на сиротский приют будет выплачена. После этого Полуночный разбойник исчезнет навсегда. А то, не ровен час, удача улыбнется Тревору Эмерсону и Ника поймают. И пусть они друзья, но Трев будет на стороне закона.

За все в жизни приходится платить, особенно это верно для несчастных сирот. Бедняки всегда платят больше всех: им грозит виселица за украденное яблоко, а судьи берут взятки. Несправедливо!

Ник не на шутку разозлился при мысли об этом, но вовремя взял себя в руки.

Он вышел на Брод-стрит, зашел в кофейню на углу, пообедал, купил булочек для сирот и направился в приют, который находился неподалеку от Вифлеемской королевской больницы в районе Мейфэр.

По пути он зашел в лавку и купил бумаги для рисования, мелки, холст и краски. Он знал, что художники любят сами смешивать краски, но понятия не имел, как они это делают. Это занятие развлечет узницу, и она перестанет на него дуться.

Он отнес покупки в портшез и сказал носильщикам, чтобы они несли его на Беркли-сквер.

Делиция уже должна получить его письмо с объяснением того, почему он не приехал в Холлоуз. Если он задержится здесь надолго, она наверняка отправится за ним в Лондон и остановится в особняке Левертонов. У нее потрясающая интуиция – она чует беду за версту. Ему не хотелось бы ее обманывать, но не может ведь он рассказать ей о своей преступной деятельности?

И стоит ли посвящать ее в подробности порочной жизни Итана?

Нет, правду больше скрывать нельзя. Делиция должна узнать, что ее брат опозорил семью. Ник тяжело вздохнул.

Выйдя из портшеза и расплатившись с носильщиками, он поднялся по ступенькам, держа покупки в руках. Войдя в холл, он услышал, как наверху звонко смеется Делиция.

– А, вот и ты, дорогой! – воскликнула она, сбегая по ступенькам навстречу брату. Она бросилась ему на шею и расцеловала. – Я думала, ты совсем про меня забыл. Мне было так скучно без тебя в деревне, что я решила приехать в Лондон.

– Надеюсь, ты ехала с вооруженным эскортом, – нахмурился Ник. – Юная леди не должна путешествовать одна.

– Я знаю. Со мной было трое слуг с мушкетами и дубинками. Тетя Титания нас встретила. Она стала совсем плохо слышать.

Титания Левертон жила на верхнем этаже особняка и редко спускалась вниз. Ник догадывался, что она недолюбливает Итана, и не осуждал ее за это. По крайней мере она придаст респектабельности пребыванию Делиции в этом доме.

Он крепко обнял двоюродную сестру. Ее золотистые волосы сияли, улыбка ослепляла и делала прекрасным ее личико с невыразительными чертами. На ней было кремовое платье с широким кринолином, голубые глаза лукаво сверкали.

– Я взяла с собой подругу. – Она кивнула на стройную темноволосую молодую леди, сидевшую на диване. Девушка застенчиво посмотрела на него карими глазами и улыбнулась.

– И хорошо сделала, сестренка.

– Это Каландра Вайн, моя лучшая подруга. Калли, это мой брат, Николас Тсрстон.

– По-моему, мы уже встречались, – с улыбкой заметил Ник. – Много лет назад, когда были детьми.

Калли Вайн покраснела и потупилась. Как «е похожи ее манеры на открытый прямой взгляд Серины!

– Калли здесь со мной уже неделю. Итан ее тоже знает. Он переписывался с ней после бала в Суррее. Она ему понравилась – разве это не чудесно, Ник? – Делиция радостно всплеснула руками.

Ник помрачнел. Он прочел в глазах Делиции надежду на скорую свадьбу брата и подруги. Но каждый, кто будет иметь дело с Итаном, запятнает свое имя.

– Правда? Ну и как вам мой брат, мисс Вайн?

– Он настоящий джентльмен. Умеет развлечь – рассказывает смешные анекдоты.

«Всякие лживые байки», – пробурчал про себя Ник. Но если Итан пытается кого-то очаровать, значит, у него на уме недоброе. Интересно, может, мисс Вайн наследница? Он ничего не знает о ее семье.

– Вы приехали одна? – спросил он. – Или с вами кто-то из родственников?

– Моя горничная, – ответила мисс Вайн.

– И моя, – подхватила Делиция. – Мы не одни, не волнуйся. И здесь тетушка.

– Да, и почаще ее навещайте. Ей скучно у себя наверху. «Что станется с тетушкой, если Итан продаст дом, чтобы выплатить долги? – подумал Ник. – Придется ей тогда переселиться в Холлоуз. Никто не будет вытаскивать Итана из ямы на этот раз. Пусть продает поместье и особняк Левертонов в Беркшире, а сам отправляется в деревенский коттедж». Ник наклонился к Делиции и тихо сказал:

– У мисс Вайн имеется состояние?

– Фи, Ник! – скривилась его сестра и легонько хлопнула брата по руке сложенным веером. – Ты что, хочешь поправить свои денежные дела, женившись на богатой невесте?

– Ты, как всегда, делаешь поспешные выводы, – обиделся Ник. – Но Итан наверняка не прочь жениться на деньгах.

Делиция покачала головой.

– Калли не наследница.

– Тогда присматривай за ней и нашим братцем. Мне бы не хотелось, чтобы очаровательная мисс Вайн попала в беду.

Он внимательно посмотрел на сестру. Интересно, догадывается ли она о тяжелом положении семьи?

– У мисс Вайн есть опекун – отец, брат, дядя?

– Только брат, да и то он часто уезжает за границу. Он приедет только на Рождество. Вот почему я пригласила ее погостить у нас.

Ник коснулся ее нежной щечки.

– Ты, как всегда, сама доброта. Хорошо бы сыскался для тебя подходящий жених – он будет счастливейшим из смертных.

Делиция вздохнула и рассеянно потеребила локон, выбившийся из прически. Ее глаза подернулись печалью. Была ли она влюблена? Может, он не заметил? Надо присматривать за сестрой, чтобы она не оказалась в положении Серины, которая вынуждена была бросить все и бежать куда глаза глядят.

– Я очень беспокоюсь о тебе, сестренка. Она улыбнулась дрожащими губами.

– Ты боишься, что я останусь старой девой, как тетя Титания?

– Нет, но я не уверен, что тебе хорошо в Холлоуз. Тебе не скучно, не тоскливо там?

– Ник! – Делиция рассмеялась и развернула веер. – Что за чепуху ты говоришь! И что на тебя нашло? Поверь, мне вовсе не скучно.

– Рад слышать. А кстати, не знаешь ли ты одну леди из Сомерсета по имени Серина? Не помню ее фамилию.

Делиция наморщила лоб и выпятила нижнюю губку.

– Нет… Не знаю. – Она лукаво блеснула глазами. – Ты наконец нашел даму своей мечты?

Ник пожал плечами.

– Ты слишком любопытна, сестренка. – Он не хотел говорить о Серине и быстро сменил тему.

– Давай-ка вернемся к мисс Вайн. – Он, решил проверить, какие чувства испытывает эта невинная девушка к Итану. Она была прелестна в розовом шелковом платье с алмазным ожерельем на шее.

Итан присоединился к ним час спустя – довольно рано по его меркам. Обычно он спал до обеда. Он вошел в комнату, щегольски разодетый, и если бы не круги под глазами, которые не могла скрыть никакая пудра, он был бы довольно красивым молодым человеком. Некоторым юным леди нравятся молодые повесы, и Ник украдкой взглянул на Калли.

Она смущенно улыбнулась, слушая витиеватые комплименты Итана, отвесившего ей изящный поклон.

Ника чуть не стошнило при виде любезностей брата. Он вспомнил, как тот однажды ударил по лицу куртизанку в доме Лотос. Ник тогда подрался с Итаном, защищая девицу. И как только сэр Джеймс Левертон мог воспитать такую змею?

– Ник? Я и не заметил, как ты прокрался в дом, – самым сладким тоном проговорил Итан.

Ник стиснул зубы.

– Мне захотелось повидать Делицию. Я очень по ней соскучился.

– Вот это да! А мне ты об этом не сказал! – Делиция сложила веер и притворно надулась. – Ты бросил меня в Суссексе, а сам умчался в Лондон, даже не попрощавшись.

Итан бросил на Ника подозрительный взгляд.

– Почему это тебе так срочно понадобилось в Лондон, братец?

– Дела, которые тебя не касаются. Я написал тебе записку, – сказал Ник и повернулся к Делиции.

– В которой сообщил, что скоро вернешься. Но прошло несколько дней, а тебя все не было. Мне тоже захотелось развлечься – тебе же было весело в Лондоне, правда?

– Да уж, – пробормотал Ник, смущенно покосившись на невинных леди, сидевших перед ним на диване. Калли Вайн с любопытством смотрела на него, склонив головку набок.

– Я не совсем понимаю вас, мистер Терстон. Может, объясните?

Ник почувствовал, что краснеет.

– В другой раз.

Делиция наклонилась к подруге и что-то прошептала ей на ухо. Калли вспыхнула и уставилась в окно.

– Понятно, – пролепетала она. – Прошу простить за бестактный вопрос.

– Мой братец любит говорить загадками, – усмехнулся Итан, многозначительно посмотрев на Каландру.

Ник вздрогнул. Надо будет предупредить Делицию. Она совершенно не замечает у Итана никаких недостатков и обожает, как младшая сестра старшего брата. Но скоро наступит день, когда ей придется узнать горькую правду. При мысли об этом сердце Ника сжалось от боли.

– У меня назначена встреча, – солгал он. – Но в следующую пятницу я приглашен на костюмированный бал к леди Хесслер. Я был бы рад сопровождать вас обеих. А пока продумайте костюмы. Я выпишу вам чек, и вы сможете участвовать в благотворительном базаре.

Делиция повисла у него на шее и расцеловала в обе щеки.

– Ник, благодарю тебя! Ты умеешь меня развеселить. Ник рассмеялся, настроение его улучшилось. Он заметил злобный огонек во взгляде Итана и понял, что за щедрость, проявленную к Делиции, его ждет неприятный разговор. Он обнял сестру и поцеловал ручку мисс Вайн. «Если Итан тронет хоть волосок на голове этого создания, я вызову его на дуэль», – решил он. На этот раз биться они будут до смертельного исхода.

 

Глава 11

Кучер Рой испуганно уставился на багровое от злости лицо Лютера Хиллиарда. Дверь была закрыта, и сбежать через черный ход не было никакой возможности. Здесь, в дешевой гостинице, он ждал мисс Серину. Можно было бы выскочить на улицу и смешаться с толпой, но толстяк преградил ему путь.

Рой сжался под ледяным взглядом Лютера.

– По правде сказать, я не знаю, где мисс Серина. В Суссексе на нас напали два разбойника, и после этого она исчезла.

– Ты знаешь, почему мисс Серина в такой спешке покинула Хай-Кресент?

– Нет, – ответил Рой, не желая делиться своими подозрениями. – Я думал, она поссорилась с сэром Эндрю.

– Сэр Эндрю мертв. И теперь я, сэр Лютер, унаследовал землю и титул. Не мешало бы тебе быть со мной почтительнее. – Он сделал шаг вперед, и Рой попятился от него, пока не уперся спиной в стену.

Очутившись в ловушке, он поклонился и произнес:

– Сэр Лютер.

– Ты должен был знать, когда она появится в Лондоне. – Лютер грубо схватил Роя за шерстяную куртку, так что та треснула. – Ты лжешь мне?

– Нет, сэр Лютер! Если бы мисс Серина меня искала, я бы вам сказал.

Сэр Лютер прищурил заплывшие жиром глазки, обдав Роя смрадным дыханием.

– Я не верю тебе, Рой. На какие деньги ты живешь в гостинице? Наверняка за тебя платит мисс Серина! – Он притянул к себе Роя, и у того сердце ушло в пятки от страха.

– У меня есть кое-какие сбережения, а еще я помогаю ухаживать за лошадьми. Она в Лондон не приезжала, иначе я бы ее нашел.

– Ты помог ей сбежать, старая крыса! – прорычал сэр Лютер и схватил Роя за горло. – За это ты умрешь. Тебе больше не удастся мне насолить.

У Роя перехватило дыхание, и он не мог вымолвить ни слова. «Я и не пытался насолить вам! – хотелось ему крикнуть. – Жизнь дороже».

– Если я оставлю тебя в живых, ты будешь свидетельствовать против меня по ее наущению, – продолжал сэр Лютер, сжимая его горло.

Роя обуяла паника. Он пытался вырваться, но сэр Лютер был сильнее. В глазах хозяина блеснул сумасшедший огонек. Рой успел подумать, что этот джентльмен всегда был немного не в себе.

Сэр Лютер медленно сжимал пальцы у него на горле, Рой сопротивлялся, но тщетно.

Ему хотелось закричать во все горло, позвать на помощь. Но поздно! На глаза упала серая пелена, затем все вокруг почернело, потом стало красным, – будто в голове разлилась кровь. Сердце отчаянно колотилось – единственное, что продолжало еще жить. И громкий шум в ушах. Теряя сознание, Рой обмяк и перестал сопротивляться.

Сэр Лютер душил его, пока безжизненное тело не повисло у него на руках. Тогда он отшвырнул того, кто еще совсем недавно был кучером в Хай-Кресенте, прослужившим своим хозяевам двадцать лет, и пнул бездыханный труп. Перешагнув через него, он вышел на улицу.

Серина разогнула ноющую от боли спину. Внезапно ее охватило предчувствие беды. Опасность приближалась с каждым днем. Даже здесь она не защищена от Лютера, пока он жив.

Перед ее внутренним взором всплыла сцена, которую она теперь никогда не забудет. Багровое от ярости лицо Лютера, взгляд, полный ненависти. Отец, когда-то такой гордый и сильный, а теперь распростертый на полу. И лужа крови.

Серина наблюдала эту сцену, спрятавшись за портьерой в библиотеке. Она стала свидетельницей ссоры двух братьев, причиной которой послужила полоска земли между их поместьями.

Лютер пришел в бешенство и ударил отца ножом в грудь. Она стояла, застыв от ужаса: Лютер заметил ее, и она едва успела выскочить на террасу. Няня Хопкинс прятала ее, пока Лютер не перестал ее искать. Потом Серина тайком проникла в дом и стащила из отцовского стола шкатулку с деньгами и ключ. Кучер охотно согласился покинуть вместе с ней Хай-Кресент.

Серина со стоном закрыла лицо руками, забыв, что они холодные и мокрые, поскольку она мыла полы. Поморщившись, она стала выковыривать грязь из-под ногтей.

Ей смертельно надоело заточение, но бежать отсюда пока рано. Лютер наверняка ее разыскивает. Он, должно быть, расспросил слуг и узнал, что у няни Хопкинс в Лондоне живет родственница.

А когда Лютер не обнаружит ее в магазине мисс Молли Хопкинс, он перестанет ее искать.

И все же, стараясь уверить себя, что она прячется здесь от Лютера Хиллиарда, Серина понимала, что в первую очередь ее удерживает чувство, которое она испытывает к Нику. Жар обволакивал ее тело, стоило ей вспомнить ночь, проведенную в его объятиях. Ну вот, опять! А ведь прошло лишь несколько часов, как они расстались. Какой стыд!

В кухне хлопнула дверь, и Серина решила, что это охранник пришел за чашкой кофе или молока. День выдался по-зимнему холодным, ветер свистел в щелях дома.

Она поежилась – спина заледенела, несмотря на работу. Можно надеть шерстяное платье, которое купил Ник, но это означало бы, что она ему покорилась.

Услышав голос Ника, она вздрогнула.

– А, вот ты где. Какое счастье, что ты не подожгла дом, готовя завтрак!

– Меня не удивляет, что ты всегда воображаешь худшее, – проговорила она, выжимая тряпку и мечтая о том, чтобы это была его шея. Не желая встречаться с ним взглядом, она принялась усердно возить тряпкой по ступенькам. – И за это ты не получишь то, что я приготовила.

– Подгоревший бекон и пережаренную яичницу? – Он прислонился к дубовой балюстраде, и она, почувствовав на себе его горячий взгляд, еще усерднее заработала тряпкой.

– Я приготовила рыбу и картофельный пирог – вполне съедобно.

– Твой поцелуй вкуснее, – ухмыльнулся он, и нежные нотки в его голосе заставили ее сердце сладко заныть.

– Но не такой сытный.

Он ничего не сказал, но продолжал стоять рядом. Его высокая фигура одновременно и пугала, и влекла ее. Она не понимала, как такое может быть.

– Я принес кое-что, чтобы скрасить твое заточение, – проговорил он наконец и зашуршал бумагой.

– Можешь оставить себе свои подарки, – строптиво заявила она. – Я ничего от тебя не приму.

Ник не мог оторвать глаз от ее округлых бедер, скрытых под рваной бархатной юбкой. Он положил пакет на ступеньку, а она, не обращая на него внимания, продолжала остервенело орудовать тряпкой.

Он обнял ее сзади за талию. Она замерла, не выпуская из рук тряпку. Он прижал ее к себе и нащупал ее грудь под тесным лифом, представляя в мечтах, как расшнуровывает бархатный корсаж.

Она не двигалась.

Он закрыл глаза и вдохнул ее аромат, неуловимую смесь роз и женственности. Нежные завитки волос на ее шее щекотали ему ноздри, и он прижался к ним губами.

Он почувствовал, как она напряглась, готовая в любой миг вырваться из его объятий. Он мог бы задрать ей юбки и овладеть ею прямо здесь, на ступеньках, но ему не хотелось ее унижать. Это значило бы навсегда потерять ее доверие.

Он отступил, не сводя глаз с ее тонкой талии и аппетитных бедер.

– Так тебе не интересно, что я купил? – спросил он хриплым голосом.

Она молча покачала соловой.

Он подхватил ее на руки и понес наверх, не обращая внимания на протестующие вопли. Перешагнув через ведро с водой, он чуть не поскользнулся на куске мыла. Очутившись в своей спальне, которая была ближе, чем ее, он со смехом опустил ее на пол.

– Дикая кошка, – усмехнулся он. – Оставайся здесь. Я мигом.

Она сердито насупилась, но послушалась. Наверное, в ней победило любопытство. Он вернулся и сунул ей в руки объемный сверток.

– Разверни.

Она недоверчиво покосилась на него, и он добавил:

– Не бойся, это не змея и не ядовитый паук.

– Змея, – протянула она рассеянно, проворно разрывая упаковку. Он внимательно следил за выражением ее лица. Щеки ее залились радостным румянцем, глаза широко распахнулись.

– Это для тебя. Ты сказала, что любишь рисовать, и я подумал, что тебе понравится набор рисовальных принадлежностей. – У него перехватило дыхание от того, что на лице ее появилось выражение искренней радости, которую она не смогла скрыть за маской высокомерного безразличия.

– Спасибо, – выдохнула она. – Очень мило с твоей стороны.

– Я хоть и преступник, но не злодей.

– Я знаю, – прошептала она так тихо, что он едва ее расслышал. Ее слова, однако, ознаменовали новую веху в их отношениях. И он был немало удивлен, обнаружив, что это для него важно.

В комнате повисло неловкое молчание, и Ник не знал, как его нарушить. Он смотрел, как она перебирает кисточки и ощупывает туго натянутый холст.

– Что ты будешь рисовать? – спросил он наконец.

– Хороший вопрос. – Она бросила взгляд в сторону окна, за которым виднелись крыши и трубы домов, и вздохнула. – Полагаю, какую-нибудь трубу или крышу.

– Ты всегда рисуешь с натуры?

– Да. Цветы, деревья, пейзажи.

– Тогда я принесу тебе букет цветов. Хризантемы подойдут?

Она кивнула, и взгляд ее потеплел.

– Да, я люблю хризантемы. – Она собрала подарки и понесла их в свою комнату. Ник последовал за ней, как будто между ними осталось что-то недосказанное. Он сразу заметил приятную перемену в ее комнате.

– Что ты здесь сделала? Комната просто преобразилась.

– Я все вымыла, вплоть до стен, и нашла простыни, из которых смастерила занавески. Простенькие такие, но с ними как-то уютнее, и они скрывают меня от любопытных взглядов из дома напротив. Я и не знала, что в Лондоне дома стоят так близко друг к другу. Если высунуться в окно, можно, пожалуй, достать рукой до противоположной стены.

Ник усмехнулся.

– Не думаю, что у тебя такие длинные руки, но люди и в самом деле живут здесь в тесноте. В более респектабельных районах города и улицы шире, и дома дальше отстоят друг от друга.

– Мне бы так хотелось полюбоваться парками и достопримечательностями Лондона, – мечтательно протянула она.

Ник уже готов был пообещать прогулку, чтобы доставить ей удовольствие, но вовремя вспомнил о том, что она может его выдать властям.

– Может быть, вскоре ты их увидишь. Она внимательно посмотрела на него.

– Я сейчас никуда не убегу, – объяснила она. – Ты был прав, когда говорил, что я бегу от опасности. Это так, и я поняла, что здесь у меня надежное укрытие.

Он почему-то был уверен, что она говорит правду.

– Но это не помешает тебе выдать меня, едва ты окажешься на улице.

– Если тебя арестуют, Ник, то этот дом конфискуют и я лишусь надежного укрытия.

– Да, – согласился он с улыбкой. – Ты рассуждаешь весьма здраво, моя дорогая. Можешь прятаться здесь до конца своей жизни. Мне такой вариант по душе.

Она укоризненно нахмурилась.

– Если ты думаешь, что я всю жизнь проживу в этом доме в качестве твоей любовницы, то ошибаешься. Я уйду, когда придет время, и ты меня не остановишь.

– Насколько я понимаю, ты уже моя любовница, – засмеялся он и сделал к ней несколько шагов. Желание обнять ее, прижать к своему сердцу овладело им с неодолимой силой. Ее прозрачная кожа, хрупкие запястья делали ее каким-то неземным существом, но он чувствовал, что внутри ее скрывается вулкан кипящих страстей. Она постоянно вынуждала быть начеку.

– Я поддалась твоим чарам, но в дальнейшем сумею справиться со своими чувствами, – заявила она с прежним высокомерием. – И надеюсь, ты с уважением отнесешься к моему решению.

Он посмотрел в ее прелестное выразительное лицо. В ее загадочных миндалевидных глазах светился вызов.

– Ты веришь в любовь, Серина? Она отвернулась и задумалась.

– Не знаю, – проговорила она наконец. – Сомневаюсь, что любовь – долговечное чувство.

– Ты ответила искренне, и мне это нравится. – Он взял ее за руку и потянул к кровати. Заметив се нерешительность, он постарался ее успокоить: – Не бойся. Я не собираюсь на тебя набрасываться.

Она послушалась, и они сели, чинно, как в церкви, друг подле друга.

– Когда мне было четырнадцать, я влюбился в дочку нашего соседа, – начал рассказывать Ник. – Правда, моя безответная любовь продлилась всего полгода. Потом я влюбился в супругу управляющего. – Серина оторопело уставилась на него, и Ник рассмеялся. – Да, это ужасно неприлично. Она назначала мне тайные свидания и посвящала в таинства любви. Да. – Он глубоко вздохнул. – Потом были и другие, но я никого из них не любил всем сердцем, пока не встретил женщину, которая стала женой моего друга. Она могла бы стать моей женой, если бы я добивался ее с большим рвением.

– Но почему ты отступился? – спросила Серина. – И что значит быть по-настоящему влюбленным?

– Я и сам не могу понять, почему не стал ее добиваться. Причина здесь может быть только одна: я считал, что недостаточно хорош для нее, и потому держался в тени. Она виконтесса, а у меня нет ни титула, ни денег. – Он сжал руку Серины. – Ты сама поймешь, когда полюбишь по-настоящему. Для меня это и боль, и радость, и желание сделать все для любимого человека. Любовь порой превращает людей в безумцев, но я согласен на все, только бы испытать это чувство Может, я и в самом деле ее любил. – Он задумчиво посмотрел на Сери ну. – Не знаю, зачем я тебе это говорю. Но ты отвлекаешь меня от грустных мыслей.

– Я всегда считала, что любовь способна преодолеть все преграды. Иначе это не любовь.

Он внезапно выпустил ее руку и подошел к окну.

– Я не собираюсь проверять эту теорию. Ни одна благородная леди не согласится стать женой незаконнорожденного, усыновленного аристократом.

– Послушать тебя, так ты до сих пор страдаешь от этого.

– Я не могу примирить в себе аристократа и бродягу. В душе я по-прежнему вор и разбойник, а внешне – респектабельный джентльмен.

– Почему ты всегда отзываешься пренебрежительно о своем аристократическом воспитании? Тебе повезло, что ты получил образование. Большинство бедняков не умеют ни читать, ни писать.

– Может, так для них лучше. Многие представители высшего сословия не умеют использовать свои знания. Они растрачивают жизнь на пьяные дебоши и совсем не думают о том, что люди вокруг голодают.

Она откинулась на подушки и поджала ноги.

– А ты?

– Как меня может это не тревожить? Страдания окружают нас повсюду, и только слепой их не видит.

– Но что ты делаешь, чтобы помочь несчастным? Ты же не можешь накормить весь Лондон.

Он резко повернулся к ней. Надо посвятить ее в свою тайну, довериться ей и показать сиротский приют.

 

Глава 12

–Идем, я тебе кое-что покажу. Но сперва, пожалуйста, надень то, что я тебе купил, а я схожу за твоим плащом.

Двадцать минут спустя они шли по булыжной мостовой, и Ник крепко держал ее за руку. Серина с удовольствием вдыхала запахи улицы, даже запах конского навоза. С реки дул холодный бриз, и она дышала полной грудью, наслаждаясь свежестью.

Наконец-то на воле! Ей хотелось перемолвиться словечком и с разносчиком булочек, и с продавцом газет, и с дворниками. Она и не подозревала, что так соскучилась по общению. Интересно, что сказал ее друзьям Лютер? Как объяснил ее внезапное исчезновение? Но зачем сейчас об этом думать? Сегодня он не причинит ей вреда.

Как приятно надеть все новое и чистое! Туфли чуть жмут, но это не беда. А длинный бархатный плащ защищает от холода.

– Я сгораю от любопытства, – улыбнулась она, сжимая его горячую ладонь.

– Ты улыбнулась! – изумленно воскликнул он и чуть не перевернул корзину с яблоками, столкнувшись с тучной торговкой в чепце и драном платке. Женщина разразилась проклятиями, и Серина невольно сжалась, услышав площадную брань.

Ребятишки в лохмотьях сновали среди подвод и телег. Толпа становилась все гуще, по мере того как они продвигались в сторону узких улочек и обветшалых домов.

– Это восточная окраина Сент-Джайлза, – пояснил Ник. – Мы почти пришли.

Он завел ее за угол, и они очутились у высокого кирпичного здания, бывшего когда-то товарным складом. Дом недавно подремонтировали, и свежие деревянные панели сияли желтизной на мрачном фоне фасада. Ник остановился перед дверью и, повернувшись к Серине, внимательно посмотрел на нее, продолжая сжимать ее руку.

Словно повинуясь какому-то тайному ритуалу, он медленно выпустил ее пальцы, предлагая ей свободу и одновременно проверяя, сдержит ли она свое обещание не убегать от него.

Они долго смотрели друг на друга. Наконец она спросила:

– Чего же мы ждем?

Он улыбнулся, и сердце ее сладко заныло. Ах, если бы он был злым, жестоким, чтобы ей проще было его ненавидеть! Но нет – он добрый и внимательный.

Пол огромного холла был выложен плиткой. Посреди стоял длинный стол, за которым сидел высокий худой мужчина. Увидев их, он вскочил, и его лицо озарила радостная улыбка. Под сводами холла эхом звенели детские голоса.

– Мистер Тер…

– Добрый день, Торнби, – перебил его Ник и пожал костлявую руку старика. – Я привел в гости к детям свою знакомую.

– Они сейчас обедают, все, кроме больных.

– Хочешь, навестим больных в лазарете, Серина? – спросил Ник.

Она молча кивнула.

– Этот сиротский приют – смысл моей жизни, – пояснил Ник, следуя вместе с ней за Торнби, который поднимался по лестнице. Наклонившись к ее уху, он прошептал: – Здесь все куплено и отстроено на деньги ограбленных мною толстосумов. На себя я не потратил ни фартинга.

Серина увидела ряды кроваток с белыми покрывалами и простынями. Везде царили порядок и чистота, пахло мылом и крахмалом. Она заметила и нескольких горничных в одинаковых серых платьях, белоснежных передниках и чепчиках. Райский уголок посреди всеобщей нищеты и горя, подумалось ей. Дом для бездомных. Серина поняла, что больше не сможет относиться к Нику как к преступнику.

Следующая комната была поделена на ниши, отгороженные друг от друга занавесками. Горничные разносили подносы с едой.

Ник заглянул за занавеску и был встречен радостным возгласом:

– Здравствуйте, мистер Ник! А вы принесли мне леденец на палочке?

Ник отдернул занавеску, и Серина встретилась взглядом со светловолосой худенькой девочкой. Глаза ее лихорадочно блестели на бледном личике.

– Нет, сегодня не принес. Это Берди Джонс, – представил ее Ник. – А это мисс Серина.

– Настоящая леди? – Берди широко распахнула глаза. Серина улыбнулась.

– Нет, у меня нет титула. – И пожалела, что не взяла с собой гостинца.

– Ты выглядишь гораздо лучше, Берди. Тебе легче дышать, больше не кашляешь?

– Да, мистер Ник, гораздо легче.

– Вот и славно! – Ник сунул руку в карман, вытащил серебряную монетку и подкинул ее в воздух.

Девочка радостно взвизгнула и поймала ее.

– В следующий раз я надеюсь увидеть тебя внизу вместе с остальными детьми. Давай заключим пари. – Он протянул ей руку, и девочка серьезно подала ему свою ручонку.

– Клянусь моей покойной бабушкой, как говорит мистер Торнби.

Серина с трудом проглотила комок, подступивший к горлу. Несмотря на слабость, девочка держалась молодцом. Серина и сама приободрилась, заразившись ее веселостью.

Она взглянула на спящего мальчика на соседней кроватке и заметила, что окошко над ним сверкает чисто вымытыми стеклами. Очевидно, приютом гордятся и содержат его в чистоте.

Чуть дальше на стуле сидел мужчина, в котором она узнала Рафаэля Ховарда. Он держал на руках бледную девочку лет четырех. У нее был печальный, отсутствующий взгляд – как у тех, кто уже одной ногой в могиле.

Серина подошла к нему, и он кивнул ей.

– Простите, что не могу встать и поприветствовать вас, – проговорил он со своей обычной серьезностью.

– Не беспокойтесь, мистер Ховард. Я и не знала, что вы здесь работаете.

А я не работаю, – ответил он, и она не решилась больше расспрашивать. Он осторожно убрал со лба девочки белокурую прядь. – Пытаюсь утешить ее, но она вряд ли меня узнает.

Серина не знала, что сказать. Ник подошел к ним и склонился над девочкой.

– Как она, Раф?

– Все так же. Тает на глазах. – Голос его пресекся, и Серина прикусила губу, чтобы не заплакать. Она потихоньку отошла, чтобы не тревожить его.

Ник взял ее за руку.

– Идем.

– Он так расстроен. Мне его жаль.

– Раф просиживает с ней дни и ночи напролет. Это его дочь, и это все, что мне известно, так что не задавай больше вопросов. Однажды он пришел со мной в приют и увидел здесь свою дочку. У меня такое ощущение, что сама судьба помогла нам тогда встретиться в лесу.

– Мне кажется, его терзает глубокая печаль, – произнесла она.

– Да, это так. – Ник повел ее в следующую комнату, где обедали малыши. – Эти дети были брошены на произвол судьбы, но теперь у них будет достойная жизнь. Они научатся читать и писать и освоят полезное ремесло. У нас уже есть и покровители из числа торговцев и богатых лавочников.

Лицо Ника горело воодушевлением. Таким Серина его еще не видела.

– Ты и в самом деле живешь ради них, – удивилась она.

– И ради них я граблю богатых путешественников, – прошептал он. – Иначе богатеи ни за что не пожертвуют деньги в пользу бедных. – Он посмотрел ей в глаза. – Я не сторонник насилия, но скудные подачки аристократов на нужды города не могут вытащить детей из лап нищеты.

– Это правда, – согласилась Серина. – Но зачем же грабить экипажи? Ты ведь подвергаешь риску свою жизнь.

Он пожал плечами.

– Моя жизнь ничто по сравнению с теми жизнями, что я спас. Кроме того, обо мне поплачет только двоюродная сестра Делиция да несколько друзей.

– Сколько здесь детей? – спросила Серина, подумав, что умрет от горя, если его повесят.

– Около ста. Одни из них постарше и скоро покинут приют, как только найдут работу. Но они будут помогать оставшимся. Мы ведь как одна большая семья, и дети очень привязаны друг к другу.

К ним подошел мистер Торнби.

– Не хотите ли взглянуть на столовую, мисс?

– Да, с удовольствием. – Она взяла Ника под руку, и они спустились вниз.

За столами, поставленными в ряд, сидели дети всех возрастов. Они встретили из восторженными криками. Ник засмеялся и помахал им рукой.

– Они всегда рады меня видеть, – объяснил он Серине, стараясь перекричать шум. Он повел ее между столами, мимоходом ероша детские головки. Дети счастливо смеялись. Они выглядели чистенькими и опрятными – девочки в одинаковых платьицах, а мальчики в курточках и брючках.

На другом конце зала виднелся проход на кухню, которая представляла собой несколько комнат с каменными стенами. Огромный очаг пылал жаром, а над ним на крюках висели котлы и на вертеле жарилась свиная туша. Вращался вертел при помощи хитроумного приспособления из колесиков и канатов, которое приводила в движение собака, бегущая внутри цилиндрической клетки.

– Мистер Ник! – воскликнула кухарка в переднике, заляпанном соусами. – Хотите попробовать? – И добавила, обращаясь к Серине: – Он всегда страсть какой голодный.

– Да, но готовить он не любит, – ехидно произнесла Серина, бросив многозначительный взгляд в его сторону.

Кухарка вытерла руки о передник и промокнула круглое лицо полотенцем.

– Садитесь-ка, я принесу вам жаркое из крольчатины с гарниром из репы. Сегодня у нас особое меню. – Она засмеялась, и Серина невольно засмеялась вместе с ней.

Ник усадил Серину за маленький столик у окна, где, очевидно, ели слуги. На подносе были разложены вилки, ножи, ложки и тарелки. Все сверкало чистотой, нигде не было видно ни пятнышка. Горничные и слуги сновали туда-сюда. Двое слуг несли котел.

– Это жаркое, – сказал Ник.

– Сколько человек здесь работает? – спросила Серина.

– Двадцать пять. Иногда к нам нанимаются добровольцы из бедняков. Два священника согласились давать по утрам уроки. Как я уже говорил, сиротский приют у многих находит поддержку. Основал я его три года назад. Сейчас почти все долги выплачены, и как только я полностью выплачу залог, тут же распрощаюсь со своей преступной деятельностью. – Он говорил тихо, чтобы его слышала только она, и Серина поняла, что он никогда бы ей не доверился, если бы в ту памятную ночь она не сорвала с него маску.

– Ну вот, – улыбнулась кухарка, поставив перед ними две миски с дымящимся кушаньем. С соседнего стола она взяла два ломтя хлеба.

– Это Мейвис Корк, наша главная повариха, – пояснил Ник. – Я ей часто говорю, что она могла бы пойти в кухарки к самому королю Георгу – так хорошо она готовит. – Он подмигнул молодой женщине, и Серина ощутила укол ревности.

– Уж лучше я буду готовить для малышей. Им легче угодить. А король Георг – дай Бог – ему здоровья – большой привереда. – И кухарка заразительно расхохоталась.

Серина с аппетитом принялась за жаркое. Еда простая, но намного вкуснее, чем ее собственная стряпня. Она зажмурилась, пробуя подливу.

– Как вкусно! – искренне похвалила она. Кухарка присела в реверансе.

– Спасибо, мисс. Я стараюсь. Малыши не должны голодать.

Серина съела все до последнего кусочка и попросила добавки. Собрав подливку хлебом, она умиротворенно вздохнула, вполне довольная жизнью. Ник тоже доел свою порцию и понимающе подмигнул ей.

– Впервые твой желудок насытился с тех пор, как ты покинула свой дом.

– У леди нет желудка, – надменно процедила она. Он насмешливо вскинул брови.

– Ну да, конечно, я и забыл, что ты аристократка до кончиков поломанных ногтей.

Серина хотела его отчитать, но вместо этого рассмеялась.

– Ты невыносим.

– А ты прелестна, когда смеешься, – сказал он, любуясь ее личиком. – Смейся почаще.

Она покраснела.

– Не вижу повода для веселья. Но еда превосходная – ничего не скажешь.

– Ты очень переменилась с тех пор, как приехала в Лондон. Избалованная аристократка исчезла.

– Может, аристократка была не такая избалованная, как тебе казалось. Ты не всегда прав.

Он отодвинул миску и откинулся на спинку стула, заложив руки за голову.

– Я доверяю своей интуиции.

– Но интуиция может и подвести, – возразила она и высокомерно вскинула подбородок.

– Только не в отношении тебя. Я уже сказал, что мы предназначены друг для друга и наши пути пересеклись не случайно.

– Мне ничего не известно об этом, но мы встретились, и эта встреча перевернула мою жизнь. – При этих ее словах в глазах его вспыхнуло пламя, а на губах заиграла ленивая усмешка. – Ты перевернул мою жизнь.

– А ты – мою. И я этому рад. – Он поднялся. – Продолжим прогулку.

Серина с радостью приняла его приглашение. Ник отнес миски в посудомоечную – темную комнату в полуподвальном помещении. Она поежилась, вспомнив свои сражения с ведрами и тряпками.

Мейвис помахала им на прощание, одновременно что-то помешивая в котле. Серина пожалела, что у нее нет времени расспросить ее о кулинарных секретах, которые до знакомства с Ником были для нее тайной за семью печатями.

Они шли вдоль Темзы, и свежий ветер играл ее волосами. Серина накинула капюшон, чтобы укрыться от холода.

По реке неторопливо плыли баржи, маленькие лодочки сновали, как чайки на волнах. Лодочник предложил переправить их на другой берег, но Ник покачал головой:

– В другой раз, старина.

Стая голубей вспорхнула с моста и полетела к городу. Серина смотрела на птиц затаив дыхание. Если бы еще солнце выглянуло из-за туч, день был бы чудесным.

– Я покажу тебе собор Святого Павла в следующий раз. Он недалеко отсюда. А дальше к востоку – Тауэр.

– Где обезглавливали преступников и томились в застенках короли?

– Именно так. К сожалению, Тауэр имеет довольно мрачную историю.

Серина вздрогнула – на нее словно повеяло могильным холодом.

– Ты замерзла? Давай вернемся. – Ник повел ее по узкой улочке, которая вскоре вышла на широкий проспект. Их обступила пестрая толпа – кто в дорогих плащах, кто в лохмотьях.

Экипажи и фермерские подводы грохотали по булыжной мостовой. Лошади вскидывали головы и ржали, приветствуя друг друга. На углу валялась перевернутая повозка с углем, и двое кучеров переругивались, выясняя, кто виноват.

Какофония звуков и запахов окружила Серину, и она тщетно пыталась разобраться в многоголосом гуле.

Ник купил пакетик леденцов и едва успел увернуться от портшеза, который несли четверо дюжих носильщиков. Серина взглянула на человека, сидевшего в портшезе, и в ужасе отшатнулась. Ей показалось, что она увидела Лютера Хиллиарда.

– Ты побледнела, Серина. Тебе холодно? – Она кивнула, и Ник предложил: – Вернемся домой. Хватит на сегодня впечатлений.

Она шла за ним, ничего не видя. Но если Лютер в Лондоне, она в безопасности только в своей тюрьме. И Серина бросилась бежать.

 

Глава 13

Ник нагнал ее в конце улицы и схватил за руку.

– Что ты делаешь? Ты ведь обещала, что никуда не убежишь! Я поверил тебе! – Его лицо побагровело от гнева.

Она вырвалась и сердито сверкнула глазами.

– Я не собиралась убегать от тебя, идиот! Я бежала к твоему дому. – Она прижала ладони к лицу, и слезы потекли по ее щекам.

– Откуда мне было знать? – Смущение и злость отразились на его лице. – Ты понеслась как сумасшедшая, не сказав ни слова.

– Ты не доверяешь мне ни капли! Я же сказала, что не убегу, а ты усомнился в моей честности! – Она вытирала слезы, но они все текли, и ужас ночных кошмаров заставлял ее трястись от страха.

– Что тебя так напугало? – спросил он, обнимая ее за плечи.

Она вытерла глаза, раздумывая, стоит ли посвящать его в свою тайну. Он, конечно, захочет ей помочь и разыщет Лютера, но этого-то как раз и нельзя допустить. Лютер уже убил отца. Ничто не помешает ему еще раз обагрить руки кровью.

– Мне показалось, что я увидела одного человека, – пробормотала она.

– И ты его боишься.

– Да. Он жаждет моей смерти.

– Смерти? – Ник быстро увел ее с многолюдной улицы в переулок. Вскоре они очутились рядом с домом, который она не так давно ненавидела, а теперь считала своим единственным надежным убежищем. Ник отпер дверь, и они вошли в полутемный холл.

Пройдя на кухню, он усадил ее на стул и развязал завязки ее плаща.

– Я приготовлю чай и нагрею воду, чтобы ты могла помыться. В кладовке под лестницей стоит ванна.

– Ты сделаешь это ради меня? – спросила она, удивленная и обрадованная его заботой.

– Мне больно видеть как ты расстроена и напугана, – вздохнул Ник, снимая плащ и камзол. Он развел огонь, и языки пламени весело заплясали в очаге, распространяя тепло.

Постепенно Серина успокоилась и согрелась. Ник поставил перед ней чашку горячего чая, и она благодарно улыбнулась ему.

– Серина, расскажи мне все.

– Чтобы ты отправился сражаться с драконом? – спросила она грустно.

– Я уверен, что смогу тебе помочь.

– Ты меня растрогал, Ник.

Он опустился перед ней на колени и взял ее руки в свои.

– Мы с тобой были ближе, чем друзья, но до сих пор не доверяем друг другу. Мы чужие, а я знаю тебя лучше, чем кого бы то ни было. Странные у нас с тобой отношения.

Она кивнула и дотронулась ладонью до его щеки.

– Да, но я больше не считаю себя пленницей.

– Я тоже думаю, что это уже в прошлом. Но если ты захочешь уйти, мне придется жить в постоянном страхе, что меня разоблачат. – Он не стал ждать, что она ответит, и пошел за ванной. Притащив ее на кухню, он налил воды в котел над очагом. Он делал это для нее, и сердце Серины понемногу оттаивало. Ник совсем не похож на разбойника. Нет в нем ни жестокости, ни ненависти. «Ах, Ник», – вздохнула она.

– Я не собираюсь иметь дело с властями, и на то есть множество причин, – отрезала она и содрогнулась, представив, что будет, если она донесет на Лютера. Он такой лицемер, да к тому же имеет связи. Наверняка повернет дело так, что виноватой в смерти отца окажется она сама. Что он сделал с телом? Что сказал слугам? Отец, каким бы он ни был, заслужил, чтобы его похоронили достойно.

– У тебя есть родственники-мужчины, которые могли бы тебя защитить? – спросил Ник.

Она покачала головой.

– После смерти матери я жила с отцом и слугами. Друзей у нас почти не осталось – отец со всеми рассорился.

– Слуги, наверное, волнуются, – предположил Ник и налил себе чаю. – Они обратятся к властям в Сомерсете, и тебя начнут разыскивать.

– Они поступят так, как прикажет им мой дядя, – грустно сказала она.

Ник пристально посмотрел ей в глаза, и она отвела взгляд.

– Так это от него ты скрываешься? – догадался он и встал, забирая у нее пустую чашку. – Рассказывай, что случилось.

Она послушно кивнула.

– Он убил моего отца. Я все видела, спрятавшись за портьерой. Перед этим я выходила на террасу подышать воздухом перед сном, и окно было открыто.

Ник порывисто обнял ее.

– Но этого нельзя так оставить! Заяви в суд.

– Никто мне не поверит. Я всего лишь женщина, а мой дядя влиятельный человек. Он восстановит суд против меня.

Ник погладил ее по голове, и она немного успокоилась. Теперь она чувствовала себя слабой и усталой.

– Я мог бы помочь тебе привлечь его к суду.

– А я не хочу, чтобы ты в это вмешивался, Ник, – решительно заявила она. – Когда наши пути разойдутся, а это рано или поздно случится, я не хочу быть тебе обязанной. – Она посмотрела ему в глаза. В них она увидела удивление, подозрение, разочарование.

– Я бы ни за что не стал требовать с тебя платы за свою услугу, – процедил он. – Помочь тебе – мой долг.

– Но я была бы тебе признательна. В любом случае я не думаю, что ты сможешь мне помочь. Я найду способ отомстить за смерть отца, правда, пока еще не знаю как.

Он обхватил ладонями ее лицо.

– Похоже, ты не прочь присоединиться к разбойничьему братству. Но мстить рискованно. Ты можешь погибнуть.

– Но сначала распрощается с жизнью мой дядя, – пообещала она, понимая, что у нее не хватит духу убить Лютера, даже если он заслуживает смерти. Она и мухи-то не обидит, не говоря уже о том, чтобы убить человека. Лучше бы она не заводила этот разговор.

Ник молчал, размышляя о том, что поведала ему Серима.

Ведь он сразу почувствовал, что у нее есть какая-то тайна, и теперь он знает, в чем она заключается. Ее отца убили. Он содрогнулся. Бедная девочка, здорово же ей досталось. Он вложил в ее руки чашку с горячим чаем. Ладони ее были холодны как лед. Ее сотрясала дрожь.

– Ты даже не успела оплакать его смерть, Серина?

– Я была в шоке и до сих пор еще не оправилась от удара. У меня не было времени горевать.

– Но нельзя же все держать в себе!

– Я не могу сейчас думать об отце. Я испытываю к нему и любовь, и ненависть. И оплакивать его нелегко. Прежде чем думать о том, что случилось, надо обрести опору под ногами.

В ее словах звучало отчаяние, и сердце Ника преисполнилось сочувствия. Он решил пока не выспрашивать у нее детали. Но он знал, что непременно отомстит за нее. Впрочем, она еще не полностью доверяет ему. Доверие – вот чего не хватает им обоим.

Вода в котле закипела, и Ник вылил ее в ванну.

– После горячей ванны тебе станет гораздо лучше, – ласково сказал он. Кружевные оборки манжет намокли, и он снял их и закатал рукава. Это напомнило ему детство, когда он помогал наполнять ванну для матери еще до того, как они очутились в нишей дыре, никому не нужные и всеми покинутые. Горькие воспоминания были такими ясными и четкими, как будто все произошло вчера.

– Зачем ты это делаешь? – тихо спросила она.

– Тебе нужна дружеская забота, только и всего, – пожал он плечами, пробуя воду. – Я пойду наверх и принесу мыло, а ты пока раздевайся. И не волнуйся, двери заперты, и мы в доме одни.

Она улыбнулась одними губами, но глаза остались серьезными.

– Правда? А тебя не стоит бояться?

Он усмехнулся и ущипнул ее за покрасневший нос, проходя мимо.

– Может, и стоит.

Когда он вернулся через несколько минут, она стояла перед огнем. Ее обнаженная спина выглядела худенькой и беззащитной. Он отложил мыло, подошел к ней и обнял за талию, крепко прижав к себе. Ее волосы распустились и колыхались перед его глазами шелковистой волной.

Он положил ей голову на плечо и наклонился, чтобы бросить взгляд на ее упругие груди. Взяв их в ладони, он провел пальцами по затвердевшим соскам. Она не отстранилась.

Он едва сдерживался, чтобы не овладеть ею тут же, на полу. Прошла, казалось, целая вечность с тех пор, как он держал ее в объятиях и они познали высшее блаженство. И сейчас он снова готов повторить все то, что было между ними. Она тоже этого хочет – он чувствует.

Каждая клеточка ее тела возбуждала в нем ответную страсть. У него закружилась голова – таким сильным было желание. Она затрепетала в его руках, и глубокий вздох сорвался с ее губ.

– Вода остынет, – прошептала она.

Он с трудом заставил себя разжать объятия. Ее перламутровая кожа мерцала в оранжевых отсветах пламени, соски казались золотисто-коричневыми на фоне бледной кожи.

Он зажмурил глаза, а она тем временем шагнула в ванну. Вода скрыла ее только до пояса, и он мог любоваться ее округлой грудью, налившейся желанием. Ее влажные губы призывно приоткрылись.

– Дай мне, пожалуйста, мыло, – попросила она, и эти ее сводящие с ума губы растянулись в лукавую улыбку. Она протянула руку, и он вложил в ее ладонь кусок мыла. Хорошо, что он догадался купить французское мыло самого лучшего качества, с ароматом роз.

Она принялась намыливать себя, а он стоял и смотрел, как мыльная пена обволакивает нежные изгибы ее тела. Не выдержав пытки, он опустился на колени перед ванной.

– Позволь мне помочь тебе.

Серина заметила огонь в его глазах и послушно отдала ему мыло. Он улыбнулся и, взяв ее ногу, приподнял над ванной и, намылив руку, просунул пальцы между пальцами ее ноги. Она извивалась, но он держал ее крепко, насколько это возможно мыльными руками, и поглаживал чувствительный изгиб стопы и узкую лодыжку. Его ладонь скользнула вверх, все выше и выше, и сладкая истома разлилась по ее телу.

Сердце забилось быстрее, и ее бросило в жар.

Его руки ласкали ее бедро, пальцы отыскали ее тайное местечко, и она тихо вскрикнула, испытывая сладкое томление.

Неужели трагические перемены в жизни сделали ее такой легкомысленной, или страсть дремала в ней до поры?

Она постанывала, пока он ласкал другую ее ногу, не обойдя вниманием ни один пальчик, ни один изгиб.

– Ты само совершенство, – хрипло прошептал он. – Ты создана для любви.

– Но я не каждому позволю щекотать мне пятки, – засмеялась она.

Он погрузил руки в воду, и его ладони скользнули вдоль ее бедер. Обхватив ее за талию, он пристально посмотрел ей в глаза, и лицо его исказилось от страсти. Он впился губами в ее рот, и у нее захватило дух.

Его язык касался ее языка, заставляя ее сердце мчаться вскачь, как обезумевшая лошадь. Он прижал ее к себе, не заботясь о том, что его рубашка намокнет.

– Ах, Ник, – прошептала она, когда он наконец оторвался от ее губ. Поцелуй вскружил ей голову.

Он усмехнулся, догадавшись о произведенном эффекте.

– У тебя самые пленительные губы, какие мне доводилось целовать.

– Не желаю слышать твои льстивые комплименты, – нахмурилась она, сгорая от желания продолжить знакомство с таинствами любви.

Он положил ей руку на шею и снова поцеловал. Наконец он поднял голову и глухо застонал. Она засмеялась и коснулась ступней его груди.

– Ты стонешь, как раненый медведь.

– Да, я ранен, и только ты можешь меня исцелить, – заявил он, опуская руку в ванну. Он принялся ласкать ее влажную расщелину, а другой сжал грудь, доведя ее до грани, за которой начинается сладкое забытье наслаждения, но вдруг внезапно отпустил, и она ощутила неудовлетворенность и досаду.

Одежда его намокла, и Серина с трудом развязала его панталоны, приспустив их до бедер, и его мужское естество оказалось в ее ладони. На щеках его вспыхнул румянец, глаза сверкнули.

– Ты меня убиваешь, – прошептал он с мукой в голосе. Натянув панталоны, он вытащил ее из ванны, заливая водой пол, и понес вверх по лестнице к себе в спальню.

Она вздрогнула от холода, но он накрыл ее одеялом и, сняв одежду, лег рядом с ней. Их руки переплелись, он вошел в нее и стал двигаться, сначала медленно, потом все быстрее, с каждым разом исторгая из нее стон наслаждения. Она выкрикивала его имя как заклинание.

Он обнял ее так крепко, что она едва могла дышать. По телу его пробежала дрожь, и он впился в ее рот неистовым поцелуем, который сделал еще слаще секунды блаженства.

Полуденное осеннее солнце озарило простыни, сияя вокруг головы ее возлюбленного золотистым ореолом. Ник выглядел помолодевшим и беззаботным. Любовь преобразила его.

– Мне так хорошо с тобой, – прошептал он, коснувшись пальцем ее подбородка.

Она улыбнулась.

– А мне с тобой.

Он прилег рядом с ней и оперся на локоть.

– Ты воспламеняешь меня одним взглядом. Мне все время хочется ласкать тебя, обнимать, пить мед твоей любви.

– Это называется «похоть», Ник, – нравоучительно произнесла она, гладя его по щеке.

– И как только у тебя язык повернулся поставить рядом слово «похоть» и мое имя, – сонно пробормотал он.

– Простыни намокли, – вздохнула она и придвинулась к нему ближе. Ник перевернулся на спину и притянул ее к себе. Она прильнула к нему и подумала, засыпая, что в одной постели с любимым не так уж и плохо, даже на мокрых простынях.

 

Глава 14

На следующее утро Серина проснулась в постели Ника одна. Солнце уже поднялось. Прижав ладони к горящим щекам, она вспоминала подробности прошлой ночи… и то, как его поцелуи заставляли ее плакать от счастья.

«Интересно, где он научился таким изощренным ласкам?» – подумала она, но тут же отбросила эти мысли, почувствовав, как в душе ее зашевелился червячок ревности. Счастье подобно хрустальному сосуду, и если его уронить, оно разбивается на тысячи осколков. Надо обращаться с ним с величайшей осторожностью.

В доме царила тишина. Куда ушел Ник? Она завернулась в одеяло и спустилась на кухню. Там его тоже не было, и огонь в очаге потух. Из ванной вылили воду и убрали ее под лестницу. Рядом с миской на столе лежала записка:

Милая Серина!

Мне надо выйти по делу. Ложись в постель, и я тебе приснюсь. А когда вернусь, разбужу тебя поцелуем.

Ник.

Серина улыбнулась и прижала записку к груди. Наверное, это любовь, иначе отчего так колотится сердце? Опасное это чувство – оно лишает разума и делает человека уязвимым.

Свое платье она обнаружила на стуле. Одевшись, она спрятала волосы под чепчик, чтобы больше походить на служанку. В этой части Лондона не стоит привлекать к себе внимание. Лютер может ее узнать. Эта мысль сразу испортила ей настроение.

Умывшись и расчесав волосы, она села за стол и стала ждать возвращения Ника. Почувствовав голод, она поела хлеба с сыром, а на десерт яблоко.

Устав от ожидания, она подошла к двери черного хода и слегка толкнула ее. Дверь была не заперта. Очевидно, Ник решил ей поверить.

«Значит, можно уйти и больше не возвращаться», – подумала она.

Да, заманчиво, но нельзя же уйти вот так, не попрощавшись. Она уйдет, когда наступит подходящий момент. И все-таки как тяжело даже думать об этом! Она все больше к нему привязывается и вскоре не сможет с ним расстаться.

Серина вздохнула. Ей предоставлена свобода, и она может делать что хочет. Может, навестить Мейвис в сиротском приюте и предложить ей помощь? Идея ей понравилась, и она быстро нацарапала несколько строк на его же записке и оставила ее на столе.

День выдался холодным, дул ледяной ветер. По булыжной мостовой перекатывалась газета, взлетая под порывами ветра, как хищная птица. Крепко сжимая под мышкой рисовальные принадлежности, Серина ускорила шаг, опасаясь встречи с Лютером.

Проходя мимо кофейни, она уловила аппетитный запах жареного мяса и свежего кофе. И сразу захотелось есть, хотя она только что позавтракала.

Серина благополучно добралась до сиротского приюта. Рабочие как раз прибивали вывеску над входом. «Сиротский приют сэра Джеймса», – прочла она. Ник назвал приют именем своего любимого дяди, который вытащил «го из нищеты. Незримое присутствие «этого благородного человека ощущалось здесь во всем.

Когда она вошла в холл, там было пусто, за столом никого. Она прошла через пустую столовую, и шаги ее гулко отдавались под сводами потолка. Небольшая группка детей сидела на лавочке вдоль стены, и священник читал им Библию. Двое детей помахали ей, и она, улыбнувшись, помахала им в ответ.

На кухне кипела работа, служанки сновали туда-сюда как пчелки. Никто не обращал на нее внимания. Серина отыскала глазами Мейвис, которая стояла у очага, и подошла к ней.

– Я бы хотела чем-нибудь помочь, – проговорила она смущенно. – Что мне делать? Правда, я почти ничего не умею, но быстро научусь.

Карие глаза Мейвис радостно блеснули.

– Ах, мисс Серина, пара лишних рук нам не помешает. Если хотите, почистите репу. – Она подвела Серину к лавке, на которой стояла бочка с грязной водой, на дне которой виднелись желтые репы.

– Поскребите их вот так, потом сполосните в чистой воде и нашинкуйте.

Серина с опаской покосилась на длинный острый нож, гадая, что означает слово «нашинковать». Помыть и почистить не так уж и сложно, решила она, кладя свой сверток на стол и снимая плащ.

– Не часто мистер Ник приводит сюда своих друзей. И в первый раз нам предлагают помощь. Я очень рада, что вы пришли.

Серина кивнула и принялась за дело.

– Мне хотелось сюда прийти, – призналась она. И это была правда. Дети наполняли приют веселым жизнерадостным смехом. И это так разительно отличалось от мрачного дома, в котором она провела большую часть своей жизни.

Опустив руки в холодную воду, она бросила неуверенный взгляд на щетку, лежавшую рядом. С ее помощью она почистила корнеплод и вымыла его в чистой воде. Теперь надо снять кожицу и нашинковать. Нож такой острый, а репка твердая как камень, и кожица у нее плотная, как лошадиная шкура.

Серина покосилась на Мейвис, но та командовала служанками, которые разливали содержимое большого котла по кастрюлям. Служанки бросали любопытные взгляды в сторону Серины, но не подходили к ней.

Серина вертела в руках репку, решая, с какой стороны начать ее чистить, как вдруг дверь распахнулась, и по ногам потянуло сквозняком.

– Помочь? – спросил низкий голос у самого ее уха, и она, подскочив от неожиданности, выронила репу.

– Ник! Как ты меня напугал! – воскликнула она, вскинув на него глаза.

– Прости, но я не мог не предложить свою помощь. – Он поднял руки, сдаваясь. – Только не убивай – у тебя такой острый нож!

Ника поприветствовал нестройный хор голосов, и он кивнул служанкам, снимая плащ и треуголку.

– Я покажу этой служанке, как правильно чистить репу, – обратился он к Мейвис, предложившей ему чашку чаю.

Он подмигнул Серине, и она стиснула рукоятку ножа. Нет, она непременно отрежет ему нос, как только ей представится случай!

Ник поднял репку и обмакнул в воду.

– Где ты был сегодня утром? – спросила она, протягивая ему нож.

– А ты по мне соскучилась? – хитро прищурился он, разрезая репку на четыре части. – Так будет легче чистить, – пояснил он.

– Нет, я вовсе не скучала и очень обрадовалась, когда, проснувшись, не обнаружила тебя рядом, – мстительно солгала она.

– Хорошо, что ты не убежала, Серина, хотя я и оставил дверь открытой. Я очень встревожился, не обнаружив тебя дома, и побежал сюда, чтобы проверить, правду ли ты написала.

– Что-то не похоже, чтобы ты запыхался, – буркнула она.

– А я хорошо бегаю, – возразил он, намекая, на свою преступную жизнь.

Серина загрустила. Какой бы благородной ни была цель, он все равно разбойник, презираемый обществом. По-видимому, у нее только один выход: похоронить в душе зарождающееся чувство.

– Когда-нибудь удача тебе изменит, – произнесла она, глядя, как он ловко чистит репу. Когда он закончил, она взяла у него кусочки и прополоскала их в воде. Он протянул ей нож, и она съежилась под его настороженным взглядом. Прикусив губу, она принялась счищать кожицу с репки, молясь, чтобы ненароком не срезать собственную кожу. Но репка чистилась на удивление легко.

– Ты хочешь, чтобы меня поймали? – спросил он, наклоняясь к ней, так что она ощущала на щеке его горячее дыхание.

Она подняла голову. Он смотрел на нее прямо и строго, слегка нахмурив брови.

– По правде сказать, нет…

– Прекрасно! – Он улыбнулся ей своей чарующей улыбкой.

– Но я считаю, что преступник должен быть наказан, – добавила она, очищая еще один кусочек репы. – А ты так не думаешь?

Он помолчал.

– Да… но многие преступления совершаются ради высокой цели или ради хлеба насущного.

– Цель оправдывает средства?

– Я никогда не стану убивать ради того, чтобы стащить кошелек, но мои жертвы не знают этого, когда я направляю на них пистолет.

– Пистолет может выстрелить случайно, и тебя обвинят в убийстве, – заметила она, жалея, что завела разговор на эту скользкую тему. Между ними словно возникла невидимая стена. Что ж, тем лучше. Все равно у них нет будущего. От этой мысли ей стало невыносимо горько.

– Я не всегда заряжаю пистолеты, – холодно возразил он и молча стал чистить репу.

Полчаса спустя работа была закончена. Серина вытерла руки и взяла со стола свой пакет.

– Куда ты идешь? – спросил он.

– Пойду к Верди Джонс – думаю развлечь ее рисованием, – ответила она и, помахав рукой Мейвис, вышла из кухни.

Поднявшись по лестнице, она вошла в лазарет. Верди сидела в постели. Узнав Серину, она расцвела улыбкой.

– А вот и леди пришла! – восторженно вскрикнула она и закашлялась. – Мисс Серина!

Серина улыбнулась девочке. При виде ее бледного личика у нее сжалось сердце.

– Как у тебя дела? Ты выглядишь гораздо лучше.

– Я кашляла всю ночь, мисс. – Девочка подняла головку на тонкой шейке и серьезно посмотрела Серине в глаза. —

Я скоро умру, я знаю. Скажите, Господь превратит меня в ангела?

Слезы подступили к глазам Серины. Она видела, что Верди тает на глазах. Но то, что малышка это понимает, наполнило ее сердце печалью.

– Конечно, если ты умрешь, то станешь ангелочком. Но ты не умрешь. Ты скоро поправишься.

– Нет, не поправлюсь. Нянечки так добры ко мне, и я могу есть столько пудинга, сколько захочу. В жизни столько не ела. Это как в раю. Как вы думаете, может, Господь подает еду на золотых тарелочках? – Верди уцепилась тонкими пальчиками за руку Серины. – Скажите, что да!

Серина погладила прозрачную ручонку.

– На небе не требуется еда. Ангелы пьют небесный нектар, а он намного слаще, чем лимонад.

Верди радостно улыбнулась.

– А я однажды видела ангела. Он стоял вот здесь, рядом с кроваткой, и улыбался. Точь-в-точь как моя мама.

Малышка так убежденно говорила, что и сама Серина готова была поверить в улыбающихся ангелов. Она положила перед девочкой сверток.

– Давай немного порисуем. Я хочу увидеть, как выглядел твой ангел.

Она приподняла подушку и устроила девочку поудобнее. Среди подаренных Ником художественных принадлежностей были бумага и мелки. Серина вручила Верди мелок, и та принялась водить по бумаге неуверенной рукой. Ее большие глаза светились счастьем.

– Я никогда раньше не рисовала.

– А крылья у ангела были? – Серина взяла другой мелок и нарисовала ангела в развевающихся одеждах и с крыльями за спиной, как на церковных фресках.

– Да… белые такие, как у лебедей в парке. – Высунув от усердия кончик языка, Верди робко чертила линии. – У моей мамы были золотые волосы, так мне говорили.

Серина погладила шелковистые кудряшки.

– У тебя такие же, Берди.

– А у папы волосы были черные. Его убили, но я знаю, он был хороший.

Серина с печалью в душе слушала девочку. Одно радует – ребенок верит в добро. И хотя она выросла в трущобах, ее детский взгляд на мир не испортили нищета и зло. И это чудо, которое никак не объяснишь.

Серина пыталась вспомнить, когда сама утратила детскую веру в добро и стала видеть только мрачную сторону жизни. Семейные ссоры постепенно наложили отпечаток на ее характер.

Послышались шаги, и Серина, подняв глаза, увидела перед собой Ника. Как всегда, при его появлении сердце ее подпрыгнуло в груди.

– Ну, как наша больная? – спросил он и сунул руку в карман за кулечком. Вынув леденец, он протянул его девочке, и та радостно защебетала:

– Спасибо, мистер Ник. А я рисую ангела. Мисс Серина говорит, что никогда их не видела.

Ник заглянул через плечо Серины, чтобы получше рассмотреть рисунок.

– Может быть, но зато она видела дьявола, – пробормотал он так тихо, что слышать его могла только Серина. – Я и не знал, что ты так хорошо рисуешь, Берди.

Девочка радостно засмеялась, и Серина улыбнулась Нику. Ангел, нарисованный Берди, представлял собой беспорядочные штрихи и кружочки, но малышка очень старалась.

В наступившей тишине они продолжали смотреть друг другу в глаза, и любовь, как неторопливый ручеек, струилась между ними.

– А ангелы умеют свистеть, мистер Ник?

– Очень может быть, – сказал Ник, потирая подбородок и улыбаясь. – Ангелы могут делать все, что им захочется.

– Когда я стану ангелочком, то буду съедать по сто леденцов в день.

– А ты знаешь, как это много? – спросил Ник, легонько щелкнув ее по носу.

Она покачала головой, и золотистые кудряшки весело затанцевали у нее надо лбом.

– Так много, что у тебя в животике места не хватит. Берди похлопала себя по животу.

– А на небе у всех животы без дна, как ров вокруг тюрьмы.

Ник рассмеялся и сморщил нос.

– Не стоит упоминать вместе тюрьму и небеса. Это прямая дорога в ад, Берди.

– Я знаю, – вздохнула девочка. – Мейвис говорит, что ее сосед мистер Доббинс свалился в ров и пропал, только его и видели. А теперь он подает дьяволу бутылку с джином, когда тому придет охота напиться. Берди легла на подушки, щечки ее горели лихорадочным румянцем. – Я так устала. Мне хочется спать. – Она слабо кашлянула и отвернулась к стене.

Серина, едва сдерживая слезы, гладила золотистую головку, пока девочка не уснула. Потом тихонько встала и собрала бумагу и мелки.

Ник следовал за ней по проходу между кроватками. Серина вытирала глаза.

– Она сказала мне, что умирает.

– У нее чахотка, – грустно вздохнул Ник. – От этой болезни нет лекарства – только покой и сильный организм. К несчастью, Берди очень слаба. И семьи у нее нет.

– Она говорит о смерти как о каком-то приключении. Как жаль, что мы уже не верим в эти сказки.

Ник обнял ее за плечи.

– Ты дольше живешь на свете, и детство у тебя было не из счастливых. Воспоминания терзают твою душу.

– Ее детство не лучше, чем мое. Она выросла в нищете. Берди ничего не ждет от жизни. А мне так много надо успеть, прежде чем я умру.

– А чего ты ждешь от жизни, Серина?

– Счастья, конечно, – не раздумывая ответила она.

– А в твоем счастье найдется место для меня? – серьезно спросил он, глядя ей в глаза.

Она отвернулась.

– Нет, если ты будешь продолжать разбойничать по ночам. Да и счастья мне не будет, пока тот, кто убил моего отца, не предстанет перед судом. – Она взглянула на него. – А пока – только крохи счастья, – добавила она, имея в виду их ночи любви.

– Как бы я хотел тебе помочь, – грустно проговорил он, убирая локон с ее лба. – Если бы только ты позволила мне любить себя – до конца моих дней.

– Ты очень самоуверен. Я сказала тебе «нет» и не изменю своего решения, хотя и признаюсь, что питаю к тебе нежные чувства.

– Чтобы основать сиротский приют в лондонских трущобах, надо обладать немалой верой в собственные силы, – заявил он. – По крайней мере я не веду праздную жизнь, как мой братец-баронет. – Он взял ее за руку и потянул за собой. – Пойдем к Рафу. У него такой несчастный вид.

Серина издалека заметила темные круги под глазами Рафаэля и выражение безнадежного отчаяния на его осунувшемся лице. Сердце ее переполнилось жалостью.

– Он сидит с этой белокурой крошкой.

– Это его дочь.

– А он узнал, как она сюда попала? Ник покачал головой.

– Мне об этом не известно.

Раф поднял голову, не выпуская крохотную ручку. Девочка, бледная как полотно, неподвижно лежала на белоснежных простынях.

– Ей не лучше? – спросил Ник, садясь рядом с другом и ободряюще похлопав его по плечу.

– Она умерла, – хрипло прошептал Раф. – Умерла полчаса назад.

Серина без сил опустилась на стул, и кровь отхлынула от ее лица.

– Чем мы можем вам помочь? Где ее мать?

Раф обратил к ней обезумевший от горя взгляд, и Серина испугалась, что он сейчас закричит и перепугает детей.

– Она мертва, говорю вам! – рявкнул он. – И никто тут не поможет – даже ее мать.

– Но где она? Почему ее здесь нет? Лицо Рафа исказила гримаса ненависти.

– Она бросила ребенка и убежала на континент со своим любовником. Кормилица, которая служила в моей семье, сказала, что узнала женщину, которая принесла сюда ребенка. И меня тоже узнала. – Он провел рукой по лицу, вытирая слезы. – Я ничего, ничего не помню! Если бы я вспомнил, то убил бы того, кто морил мою дочь голодом и держал взаперти на чердаке с самого рождения!

Серина удивленно переглянулась с Ником. Он пожал плечами.

– А ты помнишь, где ты жил, Раф? Кормилица не сказала тебе?

– Она сказала, что я старший сын маркиза Роуэна и, значит, граф… а эта бедняжка – леди Бриджит, ныне покойная. – Он с трудом сдерживал рыдания. – Но если верить кормилице, я погиб на войне, и Бриджит заперли на чердаке вместе с няней. – Он сжал виски. – Если это маркиз отправил сюда Бриджит, я его убью. Клянусь, что убью!

– Я понимаю вашу скорбь, – сочувственно произнесла Серина, – но сначала надо все разузнать, а потом уж действовать.

Раф обхватил голову руками.

– Если меня ожидают подобные новости, – простонал он, указывая на мертвую девочку, – то лучше вообще ничего не знать.

– Это понятно, – кивнул Ник. – Но ты ничего не узнаешь наверняка, если оставишь все как есть.

– Я напрасно вернулся в Англию, – пробормотал Раф. – Надо было остаться во Фландрии и начать новую жизнь.

– Не думаю, что это было бы лучше. – Ник повел друга прочь от бездыханного тела. – Жизнь не бывает легкой. Но пока мы живы, надо бороться.

Эти слова могли бы быть обращены и к ней самой, подумала Серина. Она вдруг поняла, что у нее тоже нет будущего. «Пока мы живы, надо бороться». Эта мысль придала ей сил.

 

Глава 15

– Чем мы можем помочь Рафу? – спросила Серина, после того как они оставили безутешного отца у маленького деревянного гроба во дворе рядом с приютом. – После похорон, разумеется.

– Я предложил ему помочь разузнать правду о его прошлом, но он говорит, что не знает, нужно ли это. И не уверен, что хочет вернуться в семью. – Ник вздохнул. – На его месте я бы тоже отрекся от родственников, которые уморили голодом моего ребенка.

– Боюсь, он будет мстить.

Ник взял ее за руку, и они вышли на улицу.

– Я в этом почти уверен, но если он совершит убийство, его повесят. – Он бросил на нее проницательный взгляд. – Тебе жажда мести знакома не понаслышке, Серина. Наверное, это первое, о чем ты вспоминаешь, просыпаясь поутру?

– Возможно, – буркнула она, отворачиваясь. Смерть отца опять всплыла в ее памяти. – Мой отец был человеком жестоким, но убийце все равно нет оправданий.

Ник остановил наемный экипаж у Вифлеемской больницы.

– Я собираюсь немного развлечь тебя, дорогая. – Он с театральным поклоном помог ей сесть в карету.

– А куда мы едем? – спросила она, сгорая от любопытства.

– К. моей знакомой модистке. Она сошьет тебе костюм для маскарада, который состоится на следующей неделе. Ты поедешь со мной и будешь веселиться с равными тебе. Они тебя не узнают, и тем лучше для них. Ты будешь присутствовать инкогнито в качестве моей таинственной подруги.

Серина обрадовалась представившейся возможности посетить веселую вечеринку. Она так давно не танцевала и не смеялась.

Через неделю Серина спускалась по лестнице, одетая в маскарадный костюм. При виде се у Ника захватило дух. Он никогда не встречал более прелестной женщины, и никто до сих пор так глубоко не затрагивал его чувств. Он сгорал от желания обнять ее, откинуть прозрачную вуаль с ее лица и целовать – снова и снова.

На ней было широкое блио в средневековом стиле, длинная темно-синяя шелковая туника, великолепно оттенявшая цвет ее глаз и перехваченная в талии позолоченным поясом-цепочкой. Широкие рукава с раструбами ниспадали волнами, на голове красовался венец с вуалью, напоминавший корону средневековых королев.

– Склоняю колени перед величием истинной королевы! – восхищенно произнес он, галантно целуя ей руку.

– Для королевы я слишком мала ростом, – кокетливо улыбнулась она, и от этой улыбки у него сладко заныло сердце.

Он помог ей надеть белую шелковую полумаску и завязал ленточки сзади под вуалью. Ее распущенные волосы струились по его рукам, как нежный шелк. Он зажмурился и вдохнул их аромат.

– А тебе очень идет костюм кавалера, – заметила она, накидывая бархатный, плащ и улыбаясь.

Он элегантно взмахнул шляпой с плюмажем и затем надел ее на голову, украшенную длинным кудрявым париком, модным при дворе Карла II. Прижав руку к груди, он почтительно склонился перед ней, насмешливо блестя глазами.

– Не угодно ли отправиться на бал, ваше высочество? Золотая карета ждет вас, – подчеркнуто торжественно промолвил он.

Серина радостно рассмеялась, и у Ника отлегло от сердца. Все-таки хорошо он это придумал – взять ее на бал-маскарад. Пусть хоть на одну ночь забудет о своих горестях и проблемах и повеселится от души.

Серина откинулась на подушки, сидя в парадном экипаже Левертонов, который Ник одолжил для этого случая. Итан поедет с Делицией и мисс Вайн. Ник немного беспокоился – он не доверял Итану, – но оставить Серину тоже не мог.

Отпускать ее одну нельзя, иначе он сойдет с ума от тревоги. Вдруг она его выдаст? Впрочем, его убежище в Лондоне она не откроет властям – ей это и самой невыгодно.

Скорее всего она никогда на это не решится. Она ведь влюблена в него. При мысли об этом сердце его запело. Он знал, что в его душе она поселилась надолго. Он взял ее за руку, снял перчатку и стал легонько поглаживать ее ладонь.

– Ник…

– Я не могу удержаться. Ты меня околдовала.

– Ник, мне кажется, нам не стоит так вести себя на виду у всех. – Она мягко отняла у него руку.

– Я в отчаянии, – возмутился он, ударив перчаткой по колену. – Вот уже неделя, как ты не подпускаешь меня к себе. Я страдаю. – Он снова взял ее руку, и она ее не отняла.

Серина печально усмехнулась.

– Ты ведь как-то жил без меня. Проживешь и теперь. – Она развернула веер – его подарок – и стала взволнованно обмахиваться.

– Как ты можешь быть такой жестокой, радость моя? Все изменилось – я уже не тот, что прежде. Я наконец нашел даму моего сердца.

– Вряд ли ты так быстро забыл Маргерит.

– Твоя звезда затмила ее на моем горизонте, – напыщенно изрек Ник, лаская ее пальцы. – Уверен, мой друг Чарлз со мной не согласится, но ведь он по-настоящему влюблен в Маргерит и боготворит землю, по которой она ступает. – Он вздохнул. – Всем ясно, что они созданы друг для друга. Я всегда это знал. – Он посмотрел на Серину. – Ты доказала мне, что любовь может преодолеть все преграды. Я не знаю твою фамилию, но мне и не надо ее знать. Меня не интересует ни кто ты, ни откуда ты, ни твое прошлое. Меня интересуешь только ты сама. И сегодня, и завтра, и всегда. И для меня крайне важно, чтобы ты присутствовала в моем будущем. Жизнь без тебя все равно что мир без солнца, темнота и мрак.

Ее веер трепетал, как крылья бабочки, и до него долетал ее аромат. Ник едва не поддался порыву обнять ее и покрыть поцелуями ее лицо.

– Меня удивляет, что ты вообще задумываешься о будущем, Ник. Ты живешь сегодняшним днем, так мне кажется. Я не могу рисковать, не могу связать с тобой свою судьбу. А если у нас родится ребенок? У него ведь не будет ни дома, ни семьи.

– У тебя будет дом, если ты выйдешь за меня замуж.

– Ник, я не хочу об этом даже говорить. И ребенка от тебя не хочу.

– Ты вполне могла забеременеть, – возразил он, почувствовав внезапную нежность. Это было бы чудесно!

Она с треском сложила веер.

– Я не собираюсь больше это обсуждать. Давай смотреть правде в лицо. Я уже все обдумала. Наши отношения не будут иметь продолжения, и скоро настанет день, когда я тебя покину.

– Какая холодная жестокость! Неужели то время, что мы провели вместе, для тебя ничего не значит?

– Нет, значит – и гораздо больше, чем ты думаешь. Но я не могу позволить себе связать свою судьбу с разбойником. Если ты оставишь свое преступное ремесло и убедишь меня, что можешь содержать семью честным трудом, мы вернемся к этому разговору.

Он вгляделся в ее лицо и прочел в ее глазах твердую решимость. Ей тяжело говорить об этом, но она не может поддаться чувству, пока не удостоверится, что у них есть будущее. Он невольно восхитился ее самообладанием. Сам-то он готов забыть обо всем, только бы удержать ее подле себя навсегда.

И она может холодно судить его после всего, что у них было!

– Ты же знаешь, я не могу покончить с ночным разбоем, пока не выплачу долги сиротского приюта. Мне нужно всего несколько тысяч, чтобы расплатиться за залог. И я должен их достать!

Она ничего не сказала, и он разозлился из-за того, что она поставила его перед выбором. Гнев заглушил все остальные чувства, оставив в душе только холод и пустоту. Она такая рассудительная? Ну что ж, он тоже на это способен. Ник выпустил ее руку, но его влекло к ней неудержимо, и он проклинал себя за малодушие.

Впереди показались ворота трехэтажного особняка лорда Хесслера, освещенные факелами. Крышу дома венчал купол, два крыла простирались по обе стороны от главного входа, словно собираясь обнять посетителей. Но в злобных мордах каменных химер в нишах между окнами не было и намека на радушие.

На ступенях крыльца стояли гости в костюмах: Цезарь в белой тоге и лавровом венке, королева Елизавета в платье с фижмами и рыжем кудрявом парике, цыган с цыганкой, домино и маски. На многих гостях были средневековые костюмы, придворный шут звенел бубенчиками на колпаке, одна половина его лица была выкрашена белой краской, другая – черной.

От того что Серина ранила его гордость, Ник неожиданно почувствовал себя чужим в этой веселой толпе. Под руку с Сериной он вошел в сияющий огнями дом. Мажордом не объявлял имена входящих, чтобы не раскрывать их инкогнито. Маски снимут только в полночь.

– Какое великолепие! – восхитилась Серина. Она никогда не видела такой роскоши. Глаза ее перебегали от позолоченной лепнины к обитым шелком стенам и пасторальным картинам на потолке. Хрустальные люстры сверкали, отражая свет множества свечей. – Мне никогда еще не приходилось бывать во дворце.

– Но ты наверняка посещала балы у себя в округе, которые не уступали в роскоши столице.

– Нет… у нас все гораздо скромнее. Здесь просто королевское великолепие.

– Поскольку ты не сказала мне, где находится твой дом, я не могу ни согласиться с тобой, ни опровергнуть, – едко заметил он.

Она раскрыла веер и принялась нервно обмахиваться. Ее пальцы сжали руку Ника.

– Не сердись на меня.

– Твое недоверие оскорбляет меня, Серина. Я уже говорил, что не собираюсь выяснять, кто ты. Но почему бы тебе не назвать свое полное имя и адрес твоих родных?

– Ты вспыльчив и скорее всего бросишь вызов моему дяде. А я не хочу, чтобы ты вмешивался в мои планы. Дядя за все заплатит, но сначала я должна собрать улики, которые докажут его вину.

Ник мрачно уставился на нее.

– Ты думаешь, я стал бы мешать тебе? Да, я бы вызвал его на поединок и, если бы он выжил, передал его в руки правосудия. Но его не повесят, пока мы не соберем доказательства его вины и не найдем свидетелей. У тебя свидетелей нет, и поэтому убийца ускользнет от возмездия, если только его не настигнет моя шпага.

Серина погрустнела и отняла у него руку.

– Я не хочу больше об этом говорить, Ник. У меня уже есть план. Я решила переговорить с влиятельным другом моего отца. Он мне поможет. А может быть, устроит аудиенцию у короля Георга.

Ник расхохотался, и она сердито поджала губы.

– Ты что же, в самом деле надеешься, что его величество заинтересуется твоим делом?

– Не знаю, но попробовать стоит. Кто, как не он, сможет привлечь к суду моего дядю?

– Твоя наивность не устает меня поражать! Но в этом городе наивность и искренность имеют определенную притягательность. Такой бриллиант не часто встретишь в нашем холодном и расчетливом обществе.

– Твой комплимент звучит как оскорбление, – обиделась она.

Что-то изменилось в их отношениях по приезде на бал, но что – она не могла понять. Влечение так же сильно, но между ними словно выросла стена, которую не пробить. От этой мысли ей стало не по себе. Он смотрел на нее проницательным взглядом, без труда читая в ее душе как в раскрытой книге.

– Меня мучает жажда, – проговорила она, чтобы нарушить неловкое молчание.

– Пойдем выпьем холодного шампанского. И засвидетельствуем свое почтение хозяевам дома – если, конечно, мы их узнаем.

Серина взглянула на нарядную толпу и весело рассмеялась.

– У меня такое чувство, будто я попала на страницы книг по истории, которые терпеть не могла в детстве.

Ник усмехнулся.

– Маскарад предоставляет определенную свободу и право флиртовать с незнакомцами.

– А я никогда не флиртую, – проворковала она, улыбаясь.

– Только со мной?

Она вскинула голову и внимательно посмотрела на него.

– Только с тобой.

– Посиди здесь, Серина, я принесу тебе шампанского. Потом я хотел бы с тобой потанцевать. – Он подвел ее к креслу и пошел за вином.

Ник отыскал в толпе сестру. Делиция говорила ему, что будет в костюме испанской грандессы, в черной кружевной мантилье и с черным веером. Он заметил ее у двери в бальный зал. Ее спутница в красном домино была, должно быть, Калли Вайн.

Итан стоял рядом в костюме арлекина: пестрое одеяние, пышное жабо, шляпа и полумаска. Этот презрительно сжатый рот Ник узнал бы в любом обличье.

Его охватило смутное беспокойство. Держа в руках два бокала с шампанским, он подошел к ним и учтиво поклонился, предлагая дамам вина.

– Я вижу, вы добрались благополучно и выглядите прелестно.

Делиция лениво похлопывала веером по руке.

– Я ни за что бы не пропустила этот бал. Меня ожидает тайный поклонник.

– Тайный поклонник, Делиция? Ты ничего мне не говорила, – удивился Ник и принялся оглядываться, ожидая увидеть затаившегося кавалера, готового тут же броситься к Делиции, едва ее сопровождающие отвернутся.

Она игриво ударила его веером по руке.

– Не волнуйся, Ник. Я просто пошутила. Но я не прочь пофлиртовать.

Ник бросил взгляд в сторону Итана, который наклонился к мисс Вайн и что-то шепнул ей на ухо. Молодая леди тихо засмеялась. Что такого сказал ей Итан? Нику захотелось увести брата подальше от невинной молодой девушки, но тут снова вмешалась Делиция:

– Ты меня обидел, Ник. Ты не приехал к нам на Беркли-сквер и не покатался со мной верхом в парке. Что может помешать тебе увидеться с сестрой, скажи на милость? – Она смерила его взглядом, и Ник почувствовал, что краснеет. – Так-так, у тебя было свидание с дамой?

– Может быть, сестренка, но у наших отношений нет будущего. – Он понизил голос. – Но ты права. Я действительно встретил женщину, которая произвела на меня глубокое впечатление, и мне не стыдно в этом признаться.

– Мне бы хотелось с ней познакомиться! – восторженно захлопала в ладоши Делиция.

– Познакомишься, но не сегодня. Может быть, скоро я приведу ее домой как свою невесту. Я надеялся, что она сразу согласится стать моей женой, но у нее на данный момент другие планы.

– Должно быть, она не слишком умна, если до сих пор не поняла, какой ты прекрасный человек.

«Она знает обо мне кое-что, о чем ты понятия не имеешь, – подумал Ник. – И знает, кто скрывается под маской Полуночного разбойника».

– Она не глупа, просто мне не доверяет. Делиция выпятила губки.

– Не понимаю. Ты такой надежный, порядочный человек, Ник. Я всегда тебе доверяла, и отец тоже.

– Любовные отношения не похожи на родственные, и ты это сама поймешь, когда найдешь своего принца. – Он чмокнул ее в щеку. – Развлекайся. И не позволяй Итану ухаживать за мисс Вайн.

– Но ей очень нравится Итан. Мой брат был бы счастлив, если бы у него была такая жена.

Ник похолодел.

– Сомневаюсь, что Итан в ближайшем будущем женится. Помни об этом! И не поощряй флирт мисс Вайн.

Делиция подозрительно сощурилась.

– Ты не хочешь, чтобы Итан женился на порядочной девушке? Почему?

– Я желаю ему всего самого лучшего, но мне кажется, женитьба не входит в его планы. Намекни об этом мисс Вайн, или я сделаю это сам. Ты ведь не хочешь, чтобы он разбил ей сердце?

– Нет. – Наступило неловкое молчание. – Ты говоришь так серьезно, братик. Что такого сказал или сделал Итан, что ты решил, будто он не собирается жениться?

– Ничего, о чем тебе следовало бы беспокоиться. Кроме того, мне кажется, мисс Вайн не в его вкусе. Ему всегда нравились дамы… постарше. – «И женщины легкого поведения», – добавил он про себя. Если бы только Делиция знала, на что способен ее брат!

Делиция задумчиво посмотрела на Итана.

– Я постараюсь присматривать за Калли, но она так счастлива! Ей очень весело в Лондоне. И мне бы так хотелось, чтобы она стала моей сестрой! Она будет Итану прекрасной женой. И он относится к ней очень внимательно и заботливо.

Ник схватил ее за руку.

– Сделай, как я сказал. Придет день, и ты поймешь, почему я тебя об этом попросил. Ты скоро узнаешь правду. Я сам открою ее тебе, если этого не сделает Итан.

Делиция обратила на него свой доверчивый взгляд, и Ник почувствовал себя ужасно виноватым. Ну почему она должна страдать из-за своего непутевого брата? Но больше выручать Итана он не будет.

– Теперь я тебя оставлю, сестренка, но помни, я тебя предупредил.

Она горячо пожала ему руку.

– Да, конечно.

Прошло несколько часов. Серина веселилась вовсю. Она танцевала менуэт, кадриль, пила вино и – вопреки тому, что обещала Нику, – флиртовала с королями и рыцарями, понятия не имея, кто скрывается под масками.

Вино ударило ей в голову, и она решила утолить жажду лимонадом. Прохладный воздух из открытого окна освежил ее разгоряченное лицо.

– Ой! – вскрикнула она, когда кто-то обнял ее сзади за плечи. Обернувшись, она встретилась взглядом с Ником. Он улыбался. – Ник, ты больше не сердишься на меня? – Ее сердце забилось сильнее, и сладкое, томление переполнило грудь, как всегда в его присутствии. Их недавняя размолвка сразу же забылась, осталась только нежность. Ник говорил, что любовь приносит боль. Он прав: на душе и радостно, и горько, но нельзя поддаваться чувствам.

– Видя, как ты счастлива, я не смог больше притворяться сердитым. Может, пойдем в портретную галерею? Полюбуемся на суровых предков лорда Хесслера и посмеемся над портретами его родственников, – добавил он тихо.

– Это некрасиво, – нахмурилась она, но тем не менее с готовностью взяла его под руку. Держа в руках бокалы с лимонадом, они поднялись по лестнице. Сквозь стеклянный купол можно было видеть звезды на фоне черного неба. – Какой огромный дом! – вздохнула восхищенно Серина, прогуливаясь с Ником вдоль бесконечной галереи портретов, изображавших аристократов, их лошадей и собак.

– Этот господин выглядит так, словно проглотил лягушку, – усмехнулся Ник, проходя мимо портрета напыщенного вельможи.

Серина рассмеялась.

– А эта дама в костюме эпохи Елизаветы так поджала губы, будто ее ущипнули.

– А ты насмешница, Серина, – лукаво заметил Ник.

– Гофрированный воротник, наверное, натирает шею.

– Я рад, что эта мода прошла, – признался Ник. – Нелегко, должно быть, целовать женщину, защищенную таким воротником, – до ее губ невозможно дотянуться. – Ник повернулся к ней. – Мне больше нравится средневековый стиль. По крайней мере мужчина без труда может целовать свою возлюбленную. – Он наклонился к ней, и Серина закрыла глаза.

Его губы впились в ее рот и начали свой обольстительный танец.

– О Боже! – простонал он, стиснув ее плечи.

Ее ладони ласкали его спину, и ей хотелось стянуть с него бархатный камзол и шитый золотом жилет, чтобы ощутить тепло его кожи.

Он откинул вуаль с ее лица и запустил пальцы в роскошные волосы. Корона съехала набок, и Серина тихонько рассмеялась, когда он стал покрывать поцелуями ее шею и виски.

Он поправил корону и взял ее за руку.

– Идем, здесь есть уединенные уголки. Они предназначены для бесед с глазу на глаз, но все знают, для чего они служат на самом деле.

– Для чего же? – насмешливо спросила Серина.

– Для романтических свиданий, – шепнул он ей на ухо и потянул за красную бархатную портьеру.

– Ты серьезно? – удивилась она, оглядывая закуток, погруженный в полумрак. Через узкие высокие окна с улицы проникал тусклый свет. – Это не альков для рандеву, а всего лишь оконная ниша.

– Мы превратим ее в альков, – пробормотал он, садясь на длинную скамейку, покрытую подушками, и привлекая ее к себе.

Вино и любовь окончательно вскружили ей голову, и она со смехом обвила руками его шею.

– Тебе понравился вечер? – спросил он, целуя ее.

– О да, очень. Я рада, что отец в свое время нанял мне учителя танцев и тот показал мне несколько па.

– Наверное, отец собирался вывозить тебя, в свет и выдать за какого-нибудь хлыща. – Он взял ее лицо в ладони и принялся целовать щеки, лоб, виски.

Внезапно Серина поняла, что любит Ника всем сердцем. Она никогда и не мечтала встретить такого, как он.. Отец скорее всего выдал бы ее за того, кого счел бы подходящей партией. Ее желания и мечты никому не интересны. Влюбленность Ника, его улыбка, нежный взгляд – от всего этого ей придется вскоре отказаться, и от этой мысли ей стало грустно. Они не могут играть с огнем вечно. И она поняла, что пора делать окончательный выбор. Она покинет его сегодня же, хотя и будет тосковать в разлуке.

 

Глава 16

Она любит его.

И сейчас сильнее, чем когда-либо, но сказать об этом не может. Слова свяжут ее, как клятва перед алтарем. Серина читала в его глазах немой вопрос, но так и не произнесла тех слов, которые он надеялся услышать. Эти слова стали бы подтверждением тех чувств, которые она к нему питает. Но губы ее не смогли выговорить это признание.

Она наблюдала за ним, пока он разговаривал с леди в испанской мантилье, и старалась запечатлеть в памяти его улыбку, гордую осанку, даже костюм кавалера. Она будет помнить и его руки, ласкающие ее тело. И где бы она ни была, отныне он навсегда в ее сердце.

Чувства, которые они испытывают друг к другу, так глубоки, что она даже не может осознать их до конца. Может, если бы она ему доверилась и решила жить сегодняшним днем, она пришла бы к выводу, что их союз освящен небесами. Но жизнь сурова, и всякое может случиться. Серина отдавала себе отчет в том, что, если он попадет в беду, она этого не переживет.

Она бросила взгляд в бальный зал, соединенный с парадным холлом. Двери открыты, в холле пусто. Никто не помешает ей ускользнуть.

Не раздумывая больше ни секунды, она выбежала из зала и стрелой промчалась по холлу. Последнее, что она видела, это улыбку Ника, адресованную даме в мантилье.

Лакей подал ей плащ, и вот она уже на улице. Холодный пронизывающий ветер трепал ее юбки, точно пытаясь заставить ее вернуться.

Ну нет! Впереди – свобода. Да, она благодарна Нику. Его любовь сделала ее сильнее, и теперь она в состоянии справиться с трудностями, которые ее ожидают. Настанет день, и Лютер ответит за смерть отца, и это лишь первый шаг на пути к освобождению от тяжелого прошлого.

Она быстро вышла из ворот и направилась на запад от Стрэнда. Хеймаркет находится ближе к «Ковент-Гарден», как объяснила ей няня Хопкинс, а по пути к дому лорда Хесслера они пересекли площадь.

Мимо нее прогрохотал экипаж, темную улицу освещали редкие факелы и масляные фонари. В бедных районах и вовсе нет света, но и здесь, в фешенебельной части Лондона, ей все же было неуютно одной на улице. Она невольно поежилась.

Торопливо шагая по мостовой, она бросала испуганные взгляды по сторонам. У стены прошмыгнула кошка, и сердце Серины екнуло от страха. Ей всюду чудились разбойники и грабители.

Она не выдержала и побежала и чуть не столкнулась с ночным сторожем, совершавшим обход.

– Смотри, куда идешь! Чуть ногу мне не отдавила! – Он потряс деревянной колотушкой и посветил ей фонарем в лицо.

– Простите, – пролепетала она, – вы не скажете, где находится Хеймаркет?

– Это туда ты бежишь? – усмехнулся он, вглядываясь в ее лицо.

Серина вздрогнула при слове «бежишь».

– Я ищу свою родственницу, которая живет на Хеймаркет. Магазин модистки Хопкинс.

Он задумчиво кивнул.

– Как же, знаю. Иди вверх по улице, потом свернешь направо на первом же перекрестке, потом налево. Нет, так ты заблудишься. Я тебя провожу.

Десять минут спустя Серина стояла у магазинчика, а сторож стучал в дверь. Открылось маленькое окошечко, и наружу высунулась голова в огромном чепце.

– Что за шум? Пожар, что ли?

– Нет. Вот тут одна леди желает вас видеть, мисс Хопкинс.

Серина взглянула на пожилую женщину, сестру няни.

– Я Серина Хиллиард.

– Так вы живы! Слава Богу! – Окошечко захлопнулось, и в доме послышались торопливые шаги по ступенькам.

Сторож кивнул Серине и пошел вдоль по улице, помахивая фонарем.

Серина, затаив дыхание, ждала, когда откроется дверь. Наконец на пороге появилась пожилая женщина, младшая сестра ее кормилицы. Молли Хопкинс окинула Серину удивленным взглядом. И тут Серина вспомнила, что у нее на голове до сих пор красуется корона. Она поправила ее и покраснела.

– Я прямо с бала-маскарада.

– Входите-ка поскорей. Ночью на улице опасно. – Держа в руке зажженную свечу, Молли провела гостью в полутемную прихожую, в которой пахло капустой и старой мебелью. Длинная ночная рубашка, шерстяной платок на плечах, чепец. Серина не могла разглядеть, какого цвета ее волосы.

– Мисс Хопкинс, мой кучер к вам не приходил?

– Приходил, и я страшно за вас беспокоилась. – Она прижала руки к груди. – Моя сестра прислала уже третье письмо – ей их священник пишет. Все спрашивает, как вы да где.

– Понятия не имею, что дядя Лютер сказал нашим слугам… о смерти отца.

Молли Хопкинс подозрительно сощурилась.

– Что вы имеете в виду? Сестра мне пишет, что ваш отец был убит каким-то бродягой. То же говорят и местные власти.

Серина мрачно усмехнулась.

– Меня это не удивляет. Няня не могла сообщить вам в письме правду, но вы должны ее знать. Моего отца убили, и я единственная, кто видел, что сделал это Лютер Хиллиард. Он заколол его ножом.

– Боже милосердный! Какой ужас! Вы в этом уверены? Серина кивнула.

– Мне же не во сне это приснилось. Лютер меня увидел и теперь ищет, чтобы убить. Он был здесь?

Молли кивнула.

– Да, на прошлой неделе вас спрашивал один джентльмен, назвавшийся этим именем. Высокий, тучный, с тяжелым подбородком и маленькими злыми глазками. Темные волосы, богатая одежда.

– Да, это он. – Серину охватил страх – она едва избежала опасности. – А что, если он вернется?

Молли сурово нахмурилась.

– Я скажу ему, что вас не видела, но, впрочем, сомневаюсь, что он вернется. Вы можете пока спрятаться здесь. – Она взяла у Серины плащ. – Вы такая худенькая да бледненькая. Надо бы вам поесть.

Серина устало улыбнулась.

– Вы очень добры. Нянюшка была права. Она сказала, что вы мне поможете.

– Если хотите, поработайте в моем магазине, пока вашего дядю не арестуют. Будете расписывать веера. У меня столько заказов, что до них просто руки не доходят.

Она поманила Серину за собой в темную кухню, где еще теплился огонь в очаге. Молли зажгла свечи и пошла в кладовку, что-то бормоча себе под нос и покачивая головой.

Серина присела у огня. Через пару минут Молли принесла тарелку с холодным мясом; куском сыра и хлебом и поставила на стол кружку с элем.

– Не бог весть что, но перекусить хватит. Скоро рассвет, я обычно встаю в это время.

– А я и не знала, что так поздно. Я… я была на балу, – неохотно пояснила Серина и тут же пожалела о сказанном, потому что Молли непонимающе уставилась на нее. Но как ей объяснить?

– Если вы были в Лондоне все это время, странно, что не пришли ко мне раньше, – протянула она, явно намекая, что ей хотелось бы знать больше. Но она была слишком деликатна, чтобы спросить об этом напрямую.

– Меня похитил… разбойник и держал взаперти, – призналась Серина, утаив часть правды.

Молли вскинула брови.

– Разбойник? Но вам надо донести на него! Как его имя?

– Он не причинил мне вреда. Даже напротив – он дал мне силы справиться с трудностями. Я не собираюсь выдавать его властям, мисс Хопкинс.

Молли неодобрительно поджала губы:

– Понятно.

Серина украдкой рассматривала сестру своей няни. В ее полноватой фигуре и широком лице было что-то внушающее доверие. При взгляде на Молли Хопкинс первое, что приходило на ум, было слово «волевая». В ее манерах не было и тени подобострастия. Нельзя сказать, чтобы и няня Хопкинс выказывала раболепие, хотя она была в доме на положении служанки. Обе сестры отличались независимым нравом.

Хопкинсы принадлежали к старинному роду коренных лондонских торговцев. Вот и у мисс Хопкинс, похоже, дела идут неплохо. Волевой подбородок Молли – яркое доказательство того, что под ее началом любое дело пойдет в гору.

Няня Серины отправилась искать работу в деревню после того, как любимый мужчина бросил ее и женился на другой. Это произошло много лет назад, еще до рождения Серины. Няня Хопкинс вырастила не одно поколение детей, вот только своих у нее не было.

– Я так вам благодарна, что вы предоставили мне кров, мисс Хопкинс, – проговорила Серина, чувствуя, что наконец нашла надежное пристанище. – Так благодарна!

Молли велела ей приниматься за еду, а сама ушла и вскоре вернулась, неся в руках шкатулку.

Серина отложила хлеб и сыр и воскликнула:

– Моя шкатулка!

– Она самая. Ни пенни не пропало. Ваш кучер честный человек.

– А он здесь? – спросила Серина, вытащив ключ на веревочке, который носила на шее.

Молли покачала головой.

– Нет. Он сказал, что навестит сестру, которая служит в большом доме в Суррее, но, должно быть, уже вернулся. А лошади ваши в платных конюшнях. В моей конюшне места для них маловато. Кучера вы найдете в соседней гостинице. Он говорил, что поживет там, пока вы не объявитесь.

– Я знала, что он меня не бросит. Спасибо, что позаботились о лошадях. – Серина открыла шкатулку. Там лежала груда соверенов и более мелких монет, которые принадлежали ее отцу. – Теперь я смогу возместить вам расходы. – Она сжала руку пожилой женщины. – Спасибо вам за все. Вы столько для меня сделали.

– Не стоит благодарности, – грубовато пробурчала Молли и заморгала, явно расчувствовавшись. – Разве ж я не помогу любимице моей сестры? – Она села за стол и подвинула к Серине тарелку. – Ешьте, ешьте. А потом расскажете мне, как там поживает Алиса.

– Алиса – то есть нянюшка Хопкинс, так я се привыкла называть, – она жива и здорова. Правда, видит она все хуже, но все равно помогает местному пастору в его заботах о бедных. – Серина вздохнула, подумав о сиротском приюте. – Жаль, что я тогда мало интересовалась их благородной деятельностью. Мне было тоскливо и одиноко, – продолжала она. – Работа спасла бы меня от горестных переживаний, но тогда мне это не приходило в голову. Нельзя же все время терзать себя воспоминаниями о прошлом.

– У меня здесь работы хватит. Можете приниматься за дело хоть завтра. Когда поедите, я отведу вас в спальню. Поскольку вы леди, будете спать в комнате по соседству с моей. А девушки-работницы спят на чердаке.

Серина улыбнулась.

– Без вашей помощи я вряд ли бы выжила в Лондоне.

На следующее утро Серина проснулась поздно. Никто не будил ее, и она выспалась всласть. Ее тревожило только одно: она сбежала от Ника, даже не попрощавшись. Но ведь он начал бы ее отговаривать, а может, и помешал бы ей уйти. Она напишет ему письмо! Вот только на какой улице находится его дом? Она помнила лишь, что это недалеко от моста Блэкфрайарз.

Серина надела бледно-серое платье из саржи, которое ей дала мисс Хопкинс. Оно оказалось слишком длинным и широким, но все же это было лучше, чем ее маскарадный костюм. Серине вовсе не хотелось стать мишенью для злых насмешек. Надо найти портниху, чтобы та сшила ей несколько платьев.

Внизу ее встретила служанка в коричневом платье и белоснежном переднике.

– Доброе утро, мисс, – присела она в реверансе. – Хозяйка велела отвести вас в магазин.

Позавтракав, Серина послала записку в гостиницу для своего кучера. Полчаса спустя она вошла в магазин дамских шляп. В первую секунду ей показалось, что она попала в царство красоты и изящества. Страусовые перья всех цветов трепетали от легкого сквозняка. На стенах висели шляпки из бархата, шелка, тафты, соломенные шляпки с атласными лентами и чепчики из муслина с оборочками. Кружева и ленты выглядывали из ящиков и корзин.

Зеркала в золоченых рамах и кресла для посетителей стояли вдоль стен, а под потолком висела люстра, придавая всей комнате праздничный вид.

Серина с трудом представляла себе суровую мисс Хопкинс среди всего этого великолепия. Может, за внешней суровостью кроется нежная романтическая натура?

На столике стоял деревянный поднос с веерами. Серина подошла взглянуть на них в ожидании хозяйки. Тут были веера из пергамента с ручками из слоновой кости, шелковые веера и веера с деревянными резными пластинками, инкрустированными жемчугом. Одни были изготовлены из пластин черного дерева и цыплячьей кожи, другие из перьев и украшены драгоценными камнями. Серина невольно залюбовалась росписью на бумажных веерах. Интересно, кто придумывает орнамент?

Хлопнула входная дверь, и послышались торопливые шаги.

– Не правда ли, они прелестны? Торговля веерами идет прекрасно – у меня замечательная художница. Знаете ли вы, что многие знатные дамы нанимают собственных мастериц, чтобы те расписывали им веера? Таким образом они получают оригинальную вещь, единственную в своем роде и непохожую на веера с печатным рисунком, которые все больше входят в моду.

– Нет, я этого не знала, – улыбнулась Серина. – Но меня это не удивляет.

Едва заметная улыбка озарила грубоватое лицо Молли.

– Сестра писала мне, что вы талантливая художница, и мне следует использовать ваше умение. – Она жестом указала на дверь за золотистой бархатной портьерой. – Не будем же терять время – я ведь не знаю, сколько вы у меня пробудете.

Сгорая от любопытства, Серина последовала за Молли. Они вошли в просторную комнату, где за длинным столом работали портнихи. Обрезки кружев валялись на столе и на полу, из корзин торчали куски – муслина.

– Они шьют чепчики и кружевные косынки. У меня есть и кружевницы – они на втором этаже. Но дамы предпочитают итальянские и французские кружева, а их после войны трудно раздобыть. – Молли вздохнула. По ее словам выходило, что французы выиграли если и не саму войну, то битву за кружева. – Идемте, мисс Серина. Художница по веерам у меня наверху.

Серина поднялась в комнату под самой крышей, с единственным окном. Осеннее солнце заливало мягким светом стол. Пахло скипидаром и химикалиями, используемыми для приготовления красок. За столом сидела изящная молодая женщина с копной золотистых кудрявых волос под кружевным чепчиком. На ней было светло-голубое платье с кружевами.

– Андриа, это. мисс… – Молли покосилась на Серину. – Мисс Хиллман. Вы научите ее расписывать бумажные веера и смешивать краски. Мисс Хиллман, это Андриа Саксон. Знакомьтесь, я не буду вам мешать. – Улыбнувшись, она удалилась, прикрыв за собой дверь.

Серина вздохнула с облегчением: хорошо, что мисс Хопкинс сохранила ее настоящее имя втайне. Слуги такие сплетники.

Андриа приветливо улыбнулась ей, но Серине почудилась в ее взгляде затаенная печаль.

– Добро пожаловать в мир женских грез, – сказала она.

– Зовите меня просто… Серина.

– Тогда я для вас просто Андриа. – Она провела рукой по глазам, словно снимая усталость. Серина заметила на ее подбородке пятно серой краски.

Она посмотрела на изящно выписанные пейзажи, летящую птицу, орнамент из пухленьких амуров, букет роз, гирлянды из шелковых лент, которые выглядели как настоящие.

– У вас прекрасно получается, – восхищенно произнесла Серина. – Удивительно легкая кисть.

Андриа печально улыбнулась.

– Да… только и остается, что рисовать…

– Мисс Хопкинс, наверное, дает вам много работы. Это не очень хорошо для глаз и спины.

– Мисс Хопкинс добрая женщина. Она взяла меня, когда мне просто некуда было деться. И платит мне очень щедро.

Серина почувствовала, что новая знакомая о многом умалчивает, но решила пока не надоедать ей расспросами. У каждой из них есть что скрывать. Не стоит копаться в чужом прошлом.

– Не знаю, надолго ли я здесь, – задумчиво протянула Серина, – но я могла бы расписывать фон. Покажите мне, как это делается.

– С удовольствием.

Если бы Серина могла забыть об угрозе в лице Лютера Хиллиарда и не тосковать по Нику, утро прошло бы замечательно. Но забыть о своих проблемах она не могла.

В обед она получила ответ на свою записку, посланную в гостиницу:

Человек, которого вы разыскиваете, недавно умер. На него напали в его собственном номере и убили. Говорят, его пытались ограбить и задушили, когда он стал сопротивляться.

Серина выронила записку и без сил опустилась на стул. Она поняла, что кучера Роя убил не просто какой-то грабитель. Это был сэр Лютер. Он ее опередил.

 

Глава 17

Ник провел в седле целую неделю, прочесывая улицы Лондона. Его верным спутником был четвероногий друг, но не знаменитый Пегас с белыми чулочками, а обыкновенный охотничий гнедой конь, на котором он разъезжал по дорогам Суссекса. Пегас слишком заметен, чтобы выводить его при свете дня, да еще в Лондоне.

Боль и досада разъедали его сердце как кислота. Злость на Серину то и дело вспыхивала в нем с новой силой, и он говорил себе, что задушит её собственными руками, как только найдет. А он обязательно ее найдет. Иначе и быть не может.

– Черт бы ее побрал, – бормотал он себе под нос, несясь вскачь по лондонскому мосту после бессонной ночи. Он провел вечер у Лотос Блоссом, но не смог заставить себя разделить постель ни с ней, ни с одной из ее куртизанок, понимая, что, если это сделает, он осквернит то светлое и чистое чувство, которое испытывает к Серине.

Он проехал мимо Сент-Джайлза, где находилось его тайное убежище, и направился в пивную, где собирались местные ворюги и пьяницы.

Узкий темный переулок был завален мусором, распространявшим жуткое зловоние. Здесь запросто можно было получить удар ножом в спину из-за угла. Ник знал это и потому то и дело оглядывался по сторонам.

Он вошел в прокуренную таверну, пропахшую жиром, элем и отбросами. У хозяина были длинные сальные космы, падавшие на глаза, и небритый подбородок. Одетый в кожаные панталоны, грязную рубашку и не менее грязный фартук, он резво сновал между столами.

Служанки выглядели такими усталыми и замотанными, будто они вообще никогда не спали и не имели возможности присесть хоть на минутку.

Посетители уже успели порядком набраться, хотя до вечера было далеко. Ник поморщился от отвращения. И с чего его сюда занесло?

К своему немалому удивлению, он заметил за одним из столов Рафа, перед которым стояла кружка с элем и тарелка с едой.

– Вот это да! Я не ожидал тебя здесь увидеть, – обрадовался Ник, присаживаясь на скамью рядом с другом. – Не слишком приятное место для трапезы.

– А мне все равно. К тому же эль здесь неплохой. Служанка поставила перед Ником кружку с элем и кокетливо ему подмигнула. Он не обратил на нее внимания.

Он заметил, что Раф осунулся, под глазами залегли темные круги. Он не был пьян, но руки его дрожали, когда он поднес к губам кружку.

– Заливаешь горе элем? Раф вытер рот.

– Да… ты прав. Глупо, конечно, но так хотя бы боль ненадолго притупляется.

– Та девочка в сиротском приюте…

– Представь, ведь кому-то было нужно, чтобы меня считали погибшим! Я думал об этом, Ник, и это похоже на правду. Кто-то из моих родных распустил слух, что я погиб на войне. Этот же человек поместил ребенка в приют, чтобы Бриджит затерялась среди остальных сирот. И так бы все и случилось, если бы кормилица меня не признала. – Раф неуверенно взглянул на Ника. – Как ты считаешь, она права? Мой отец – маркиз Роуэн?

– Единственный способ это проверить – поехать в Йоркшир и расспросить обо всем старика. Ведь в доме наверняка сохранились твои портреты.

Раф устало потер глаза.

– Я боюсь правды. Где мать моей дочери? Что с ней стало? Любили мы друг друга или нет? А может, это какая-нибудь девица, с которой я спал на сеновале, а потом она родила ребенка? Я ничего не помню.

– Сомневаюсь, что ты способен валяться с девицей на сеновале.

– Ты знаешь меня таким, каков я сейчас, но что, если в прошлом я был отчаянным повесой и распутником, который заботился только о собственных удовольствиях?

Ник сцепил пальцы и задумчиво промолвил:

– На это мне нечего сказать. Но если хочешь, я мог бы отправиться с тобой на север и попытаться разузнать о твоей прошлой жизни.

Раф заметно приободрился, услышав эти слова. Ник беспокоился за друга: Раф очень тяжело переживал смерть дочери. Порой привязанность» возникает мгновенно и навсегда – как у него с Сериной.

– Твое предложение вселило в меня уверенность, – с облегчением признался Раф.

– А что случилось на войне, как ты потерял память?

– Говорят, меня лягнула копытом в голову раненая лошадь. Доктор сказал, что я чудом остался в живых. Наверное, лошадь ударила меня не слишком сильно. Будь она чуть проворнее, я бы отправился к праотцам. Может, так было бы лучше.

– Черт побери, Раф! Перестань болтать ерунду. Вместо того чтобы предаваться хандре в этой грязной таверне, лучше помоги мне разыскать Серину.

– Твои поиски ни к чему не привели?

– Нет.

Раф допил эль.

– Давай-ка отправимся к ночным сторожам – чарли – в их караульное помещение на Стрэнде. Может, они ее видели?

С наступлением темноты двое всадников двинулись к караульной, расположенной рядом с особняком лорда Хесслера.

– Она скорее всего пошла этой дорогой, – решил Раф, спрыгивая с коня.

В доме горел свет, и ночные сторожа с фонарями, увесистыми дубинками и трещотками выходили на улицу, направляясь в западный район Лондона.

Ник остановил одного из них, мрачноватого детину с подозрительным взглядом.

– Я ищу леди, которая проходила по этой улице на прошлой неделе. Ее легко было запомнить по вуали и короне на голове. Она ушла с бала у лорда Хесслера, не оставив записки.

Сторож не спеша осмотрел его с головы до ног, и Нику захотелось его как следует встряхнуть. Очевидно, плащ и треуголка Ника произвели благоприятное впечатление на чарли.

– Вы говорите о бале-маскараде у лорда Хесслера?

– Да, именно так.

Сторож махнул рукой своим товарищам.

– Вернитесь-ка! Тут спрашивают о пропавшей леди. Чарли обступили их, все в одинаковых коричневых плащах и треуголках.

Ник повторил приметы Серины.

– Кто-нибудь из вас ее видел?

Один из сторожей сделал шаг вперед и посветил фонарем в лицо Нику.

– Да, похоже на то. Эта дамочка наступила мне на ногу, так что я всю ночь потом хромал.

Ник едва не бросился ему на шею. Сердце его готово было выскочить из груди.

– Я отвел ее туда, куда она хотела. На Хеймаркет, к магазину модистки Хопкинс. Та ее впустила. Вот и все, что я знаю.

Ник вновь обрел надежду. Он вынул из кошелька монету и дал ее чарли.

– Спасибо, дружище. Они вернулись к лошадям.

– И как я сам не догадался спросить у чарли? – раздосадован но произнес Ник. – Идем же.

«Я сегодня же отыщу Серину и заставлю ее вернуться ко мне», – подумал он. Ему не терпелось ее найти, и в то же время он понятия не имел, как она себя поведет, когда его увидит.

Серина услышала, как кто-то колотит в дверь. Служанка, что-то бормоча себе под нос, торопливо пробежала мимо ее комнаты. Что за гости в такой поздний час? Молли никого не ждала сегодня вечером. Кроме того, она ведь отправилась на обед к торговцу вином, их соседу.

Серина встала, разминая затекшую спину. Она работала весь день, склонившись над веерами, которые ей поручили расписывать. Работа ей нравилась и поглощала все ее внимание, но и утомляла. Она до сих пор и не подозревала, что значит трудиться весь день.

Глядя, как хрупкая Андриа работает с рассвета до заката, не жалуясь на усталость, Серина невольно прониклась к ней уважением. Комната Андрии находилась на чердаке, и она наверняка слышала стук, потому что, когда Серина вышла в коридор, она уже стояла на лестнице.

– Мисс Серина! – окликнула ее снизу служанка. Серина встала рядом с Андрией на лестничной площадке.

– Что случилось? – спросила она.

– Ничего, мисс. Вас желают видеть двое джентльменов. – И служанка указала на дверь.

Серина сразу узнала двух мужчин. Это были Ник и Рафаэль.

Андриа замерла, боясь пошевелиться.

– Не бойтесь, Андриа. Эти люди не причинят нам вреда. Я поговорю с ними сама. Идите спать.

Андриа смотрела на мужчин глазами, полными муки и изумления. «Что с ней?» – удивилась Серина. Ник и Раф вошли в холл, сняв шляпы. Они посмотрели на Серину, потом на Андрию. Воцарилось напряженное молчание. Джентльмены сохраняли невозмутимый вид, будто это был всего лишь визит вежливости.

Но Серина знала, зачем пришел Ник. Она спустилась к ним в холл, а Андриа скрылась в своей комнате.

Серина постаралась взять себя в руки и не показывать волнения.

– Лучше бы ты не приходил, – сказала она Нику. – Как ты меня нашел?

Раф буркнул, что подождет в холле.

– Мне надо с тобой поговорить, Серина. – Ник взял ее за руку и повел в маленькую гостиную. Не выпуская ее руки, он плотно прикрыл за ними дверь. В комнате было темно, и только на подоконнике еле теплилась свеча. – Как ты могла, Серина? – с мукой в голосе воскликнул он. – Как ты могла бросить меня, даже не попрощавшись? Неужели я так мало для тебя значу? – Он понизил голос до яростного шепота. – Мы любили друг друга, мы были близки, как только могут быть близки два человека. Почему же ты ведешь себя со мной так, словно я недостоин даже простой вежливости?

Серина сжалась под потоком его обвинений.

– Да, уйти, не попрощавшись, не слишком-то вежливо. Но я знала, что ты будешь меня отговаривать, Ник… вот как сейчас. И попытаешься остановить. Я…

– Наша любовь ничего для тебя не значит! – в ярости закричал он, и она вздрогнула, как от удара. – Ты выбросила ее, как грязную тряпку, и ушла, даже не обернувшись. – Глаза его потемнели, лицо исказилось от боли и отчаяния.

Серина устало покачала головой.

– Ты не прав, Ник. Она значит для меня слишком много. Если бы я осталась с тобой, то каждый день боялась бы тебя потерять. Я не хочу всю жизнь прятаться от властей, как преступница, и ты это знаешь. – Она вздохнула и продолжила дрожащим голосом: – Я решила порвать с тобой, пока не поздно.

– Уже слишком поздно. Ты никогда не забудешь то, что у нас было, Серина. И эти воспоминания будут преследовать тебя до конца твоих дней.

– Да, возможно, ты прав. И мне жаль, что я причинила тебе боль. – Руки ее дрожали, и она была вынуждена ухватиться за спинку стула.

– Слишком поздно просить прощения.

– Не говори так, – прошептала она. – Надежда умирает последней. – Она чувствовала, как слабеет ее решимость. Ей стало дурно при мысли, что она могла никогда его больше не увидеть. Его присутствие заставляло ее трепетать от желания. Может, она напрасно покинула его? Нет, она не допустит, чтобы эта мысль лишила ее воли и отвлекла от главной цели.

– Как ты могла бросить меня? – с болью произнес он, всплеснув руками.

– Мои чувства к тебе неизменны, но быть с тобой я не могу. Ничего не изменилось с тех пор, как мы говорили об этом в последний раз. – Она подошла к двери на слабеющих ногах. – Тебе лучше уйти. Здесь я в безопасности и не нуждаюсь в твоей защите.

Он догнал ее и схватил за плечи.

– Ты, верно, шутишь? Такая любовь, как наша, приходит раз в жизни.

Она опустила голову.

– Да, ты и в этом прав. Но пусть уж я умру старой девой, чем меня повесят вместе с тобой через год или даже раньше.

– Я готов рисковать ради тебя жизнью! – крикнул он, встряхнув ее. – Но ты ничем не хочешь пожертвовать ради меня. Ни одним днем своей жизни.

– Наверное, я труслива и слаба, но у меня есть дело, которое я обязана завершить. Прошу тебя, не суди меня слишком строго. – Она. умоляюще взглянула на него. – Я клятвенно обещаю, что не стану доносить на тебя властям и твою тайну никто не узнает, – сказала она.

Это была правда: она не станет рисковать ради него, пока не привлечет к суду убийцу отца.

– Для любви еще не пришло время. Сейчас время ненавидеть и мстить, – отчеканила она, распахнув дверь. – Уходи, прошу тебя.

Он выпустил ее, в глазах его отразились боль и мука, и сердце Серины сжалось. Его боль – это ее боль, но лучше покончить с этим сразу, одним ударом, чем видеть, как постепенно будет умирать их любовь. Его преступная деятельность и любовь – понятия несовместимые.

– Прости меня, Ник. Он надел треуголку.

– Если ты можешь думать только о мщении и видишь во мне разбойника, а не того, кто я есть на самом деле, значит, наша любовь была обречена с самого начала. – Он вышел, и Раф последовал за ним молчаливой тенью. Дверь захлопнулась с таким грохотом, что даже стены задрожали.

Серина опустилась на стул и разрыдалась. Она плакала так долго, что у нее разболелась голова. Сердце ее разорвалось на кусочки, и вряд ли теперь их удастся склеить. Может, она поступила опрометчиво? Серина долго сидела задумавшись. Наконец чья-то рука обняла ее за плечи, и она услышала нежный голосок Андрии:

– Идем, Серина. Тебе надо выспаться, и ты почувствуешь себя гораздо лучше. Наступит завтрашний день, а за ним и следующий. И боль постепенно утихнет.

– Вряд ли я вообще смогу заснуть, – пробормотала Серина, вытирая глаза рукавом и поднимаясь вслед за Андрией в их комнату. – Но откуда ты знаешь все это?

– Я потеряла всех, кого любила, и думала, что умру от горя, но, как видишь, до сих пор живу. Мое прошлое стало мучительным воспоминанием, и я поняла, что люди невольно заставляют страдать друг друга.

«И я тоже», – подумала Серина, вспомнив взгляд Ника, полный тоски и боли. Но теперь уже не вернуть назад тех слов, которые сделали их чужими друг другу.

– Я была замужем, – призналась Андриа. – Мой муж любил меня без памяти. У нас был прелестный ребенок… – Голос ее задрожал. – У нас был могущественный враг, который делал все, чтобы помешать нашему счастью. Он – или она? – нас разлучил. Я потеряла и мужа, и ребенка. Я и сама чуть не погибла, и до сих пор не знаю, как мне удалось выжить. – Она тяжело вздохнула. – Я живу сегодняшним днем. За работой время проходит незаметно. И только так я могу существовать.

Плача, они обнялись.

– Господи, ну почему любовь всегда приносит страдания? – сквозь слезы пробормотала Серина, уткнувшись в плечо Андрии.

Андриа покачала головой.

– Да потому, что она приносит и радость.

Ник и Раф ехали по ночному Лондону, и каждый думал о своем. По молчаливому согласию они двинулись по знакомой дороге в Суссекс. Только разбойничий налет поможет им встряхнуться. Риск, опасность – вот что Нику сейчас нужно. Игра со смертью, с судьбой. Возможность еще раз доказать себе, что сиротский приют важнее, чем разбитое сердце.

Ник выругался. Их кони неслись галопом к южной окраине города. Раф летел рядом, пригнувшись к шее своего коня.

– Не знаешь, в Суррее бал не дают, Раф? – крикнул. Ник.

– Нет, но в Кроли или Льюисе намечалось какое-то празднество. Если выехать за пределы Лондона, мы наверняка поймаем карету.

– Если нам повезет, – вздохнул Ник, чувствуя себя самым несчастным человеком на свете. – Плохо, что Пегас остался в Лондоне.

– Не хочу возвращаться в Лондон, – злобно огрызнулся Раф. – Там одни страдания и неразгаданные тайны.

– Вонь, толпы народу, воры и убийцы, – подхватил Ник.

– И неверные женщины.

Ник почувствовал, как к горлу подступает комок. Он сглотнул, проклиная свою слабость. Это она сделала его слабым. Она внушила ему мысль, что леди, настоящая леди, никогда не выйдет за него замуж. Он как был, так и остался беспризорным воришкой.

У него нет ни имени, ни состояния, а в глазах Серины он еще и разбойник, обитатель трущоб.

Она ничего не знает о Николасе Терстоне, эсквайре. Тем лучше. Может, она и права – наглухо закрыла свое сердце, чтобы себя защитить. Если ее повесят вместе с ним, она не сможет отомстить дяде. И все же ее отказ ранил его больнее, чем его шпоры ранили коня.

– Не хотелось бы, чтобы Тревор Эмерсон нас поймал, – проговорил Ник, ни к кому не обращаясь. Вот бы вернуться к Серине в обличье Полуночного разбойника – маска, перчатки, пистолеты, что закопаны в огороде у Ноя. Но сначала деньги для сиротского приюта. Он не имеет права забыть о своем долге.

– Почему ты заговорил о капитане Эмерсоне? – спросил Раф, когда они замедлили шаг и перешли на неторопливую рысь.

– Этот человек постоянно вертится у нас под ногами. Он мой друг, но чует нас за версту. И я тоже чую, что он следует за нами по пятам. Еще несколько вылазок, и тайна Полуночного разбойника перестанет быть тайной.

– Мне будет не хватать риска и опасности, но и болтаться на виселице что-то не хочется, тем более после того, как мне удалось вернуться живым с войны.

– Да, это было бы глупо. Не понимаю, почему ты до сих пор меня не бросил.

Раф поправил шляпу.

– Я всегда храню верность своим друзьям. А ты единственный человек, который помог мне, когда я не знал, как мне жить дальше.

– Мне трудно даже представить, что значит потерять память.

– Это как будто ты заново родился, хотя ты и взрослый. Доктор говорит, что память со временем может ко мне вернуться. – Он грустно усмехнулся. – Не уверен, что я хочу вновь ее обрести. Мое прошлое было не очень счастливым. Скорее бурным.

– Очень может быть, если ты и в самом деле состоишь в родстве с Роуэном. Он известен своим взбалмошным характером и аморальным поведением. Он был замешан в скандале – вызвал на дуэль мужа своей любовницы и убил его.

Раф наклонился к шее коня.

– Что же у меня в прошлом? Может, еще более отвратительные скандалы?

– Не думаю. До меня дошли бы сплетни. – Ник вскинул руку. – Слышишь? Сюда едет экипаж. Зачем терять такую возможность? – Ник повернул коня с дороги в кусты и вынул из сумки перчатки и маску. – Полуночный разбойник на этот раз будет грабить у самого Лондона. Надеюсь, ему повезет.

Ник выехал на дорогу, и мурашки побежали у него по спине. Он знал, что на сей раз играет с огнем и эта вылазка может стоить ему жизни.

 

Глава 18

Прошло две недели.

Серина спустилась в холл после бессонной ночи, еле держась на ногах от усталости. Веки ее, казалось, словно налились свинцом – так хотелось спать. Всю ночь она ворочалась в постели, не сомкнув глаз.

Войдя в магазин мисс Хопкинс, соединявшийся дверью с жилыми помещениями, и очутившись в кладовой, заваленной коробками и ящиками, она услышала за портьерой голоса. Кто бы это мог. быть? Она уже несколько недель жила уединенно, не показывалась на улице, и ей стало любопытно посмотреть на посетителей.

Аристократы обычно так рано не приходят. Голос мужской. Как странно, подумала она, прислушиваясь. Подойдя к портьере, она вдруг узнала голос своего дяди.

– Нет, я уже сказала, что ее здесь нет, – говорила мисс Хопкинс. – Я не видела ее, иначе непременно бы вам сообщила, сэр Лютер. Думаю, она покинула страну, раз вы ее до сих пор не нашли.

– Но зачем ей уезжать? – вкрадчиво спросил он. Волосы зашевелились на голове Серины: она безошибочно уловила злобные нотки за внешней любезностью. – Что могло заставить ее пойти на такой шаг? – настойчиво допытывался он.

– Не знаю. Иногда молодым леди приходят в голову довольно нелепые идеи. Может, она влюбилась и последовала за своим кавалером на континент?

– Я бы об этом узнал! – прошипел сэр Лютер, стукнув кулаком по столу. Серина вздрогнула. – Она бы никуда не поехала без багажа и денег.

«Ты прекрасно знаешь, дядюшка, почему я сбежала», – мысленно обратилась к нему Серина. Он играет роль заботливого опекуна, и довольно искусно.

– Сэр Лютер, позвольте вам заметить, что вы не живете в Хай-Кресенте и не знаете, с кем она встречалась и что было у нее на уме.

Сэр Лютер что-то буркнул себе под нос, и Серина представила его одутловатое лицо, багровое от злости. Если бы она раздвинула портьеры и сделала всего один шаг, то оказалась бы в его власти. Как же уязвима ее так называемая свобода! Да, здесь она чувствовала себя в безопасности, надеясь, что дядя не вернется сюда, но он оказался хитрее. Нельзя быть такой наивной! И медлить больше нельзя: пора приводить свой план в исполнение. Сэр Лютер не успокоится, пока ее не отыщет.

Серина, запрокинув голову, смотрела на палладианский фасад особняка Левертонов на Беркли-сквер. Копоть покрыла каменные стены, узкие длинные окна тускло поблескивали. Ступеньки парадного входа были подметены, но осенние листья все продолжали падать на каменные плиты. На всем здании лежала печать заброшенности.

Дрогнувшей рукой Серина взялась за дверной молоток. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем лакей в парике открыл дверь. Он посмотрел на нее в некотором недоумении.

Она набрала в грудь воздуха и произнесла:

– Я бы хотела видеть сэра Джеймса Левертона.

– А как прикажете вас представить? – прогнусавил слуга.

– Мисс Серина Хиллиард.

Он хмыкнул, впустил ее в холл, затем провел в маленькую приемную, холодную и полутемную. Коричневая обивка мебели выглядела унылой и обветшалой в неярких лучах осеннего солнца. Увядшие цветы в вазе усиливали гнетущее впечатление.

В коридоре послышались неуверенные шаги. Серина ожидала увидеть худощавого старика в башмаках на высоких каблуках и старомодном парике, но вместо этого перед ней предстал высокий стройный молодой человек, отдаленно напоминающий сэра Джеймса. Распутный образ жизни наложил отпечаток на его красивое лицо, а темные круги под глазами придавали ему усталый вид. Нет сомнений, что он редко расставался с бутылкой. Такое же изможденное выражение лица и бледность отличали и ее отца, когда он начал пить.

На молодом человеке был расшитый золотом камзол с позолоченными пуговицами, от блеска которых можно было ослепнуть. Рука его мелко дрожала, когда он поднес пальцы Серины к своим напомаженным губам.

– Я польщен, что в этот мрачный день мне нанесла визит столь прелестная особа, – жеманно произнес он.

– Сэр Джеймс Левертон? – спросила она, заметно приуныв. Этот человек вряд ли ей поможет. Он слишком безволен.

– Мисс Хиллиард, мне знакомо ваше имя. Наши отцы были друзьями. Я удивлен, что вы ничего не знаете о смерти моего отца, сэра Джеймса. Я сэр Итан, нынешний глава семейства Левертон.

– Сэр Джеймс умер? – потрясенно воскликнула Серина.

– Да, несколько лет назад. Чем могу вам помочь? – Он окинул критическим взглядом ее простой плащ и шляпку с широкими полями, скрывавшую ее лицо от любопытных глаз, – подарок мисс Хопкинс.

– Я надеялась, что ваш отец окажет мне помощь в моем бедственном положении.

Его лицо помрачнело.

– Если вам нужны деньги…

– Нет, ничего подобного!

Он указал ей на диван перед камином, в котором давно не разжигали огонь.

– Расскажите мне все.

Чувствуя себя несколько неуютно, но решив, что у нее нет выбора, она рассказала сэру Итану об убийстве отца и сэре Лютере.

– Я единственная свидетельница и не успокоюсь, пока мой дядя не понесет наказание за убийство отца.

Сэр Итан задумчиво потер подбородок. Его рука, унизанная кольцами и перстнями, безвольно свисала со спинки дивана. В комнате повисло тяжелое напряженное молчание, отчего Серине стало не по себе. Затаив дыхание, она ждала ответа.

– Что же вы от меня хотите, мисс Хиллиард? – спросил он наконец.

– Я думала, что вы могли бы переговорить с властями. Семья Левертон пользуется огромным уважением, и у вас есть связи. Вы могли бы помочь мне восстановить справедливость, сэр Итан. – Она в отчаянии прижала ладони к лицу. – Я не знаю, к кому еще обратиться. Мне больше никто не поможет, и могущественных друзей у меня нет.

Итан смущенно похлопал ее по руке, и она невольно вздрогнула – такими холодными были его пальцы. Он напоминал ей рептилию, и она уже готова была пожалеть, что пришла на Беркли-сквер.

– Не знаю, достаточно ли у меня влияния, но я непременно переговорю с властями, мисс Хиллиард.

Она встала, поняв по его тону, что разговор окончен. Он тоже поднялся, правда, несколько неуверенно, и покачнулся, с трудом удержав равновесие.

– Я очень признательна вам за поддержку. Наши отцы были друзьями, – повторила она.

– Где я смогу вас найти в том случае, если мне удастся переговорить с судьей или вашим делом заинтересуется сэр Генри Филдинг?

Серина решила пока не давать ему свой адрес.

– Я приду к вам сама через пару дней, сэр Итан.

– Трудновато будет привлечь к суду сэра Лютера, если у вас нет против него улик.

– Я понимаю, но попытаюсь сделать все возможное… или погибну. Мой дядя ищет, меня, чтобы заставить замолчать навсегда. Он не захочет рисковать… – Она не договорила и умолкла.

Сэр Итан изобразил на лице ужас.

– О, это слишком мрачно! Уверяю вас, этого не произойдет.

Он проводил ее до двери. Серина ушла от него разочарованная. Сэр Итан не производил впечатления человека, который может пользоваться влиянием в суде.

Глотая слезы, она невольно сравнивала Ника с напомаженным и трясущимся аристократом, и разбойник теперь виделся ей весьма волевым и решительным джентльменом. Если сэр Итан ей не поможет, она останется без поддержки.

Итан смотрел ей вслед из окна. Стройная фигурка и красота пленили его, но он слишком устал, чтобы обольщать ее улыбками и цветистыми комплиментами. Успеется еще, подумал он, усмехаясь. Пообещать помочь ей, солгать о своем разговоре с судьей, и она почувствует себя ему обязанной. Желание обладать ее соблазнительным телом вдохнуло в него бодрость, но желудок так разболелся, что страстные мечтания пришлось отложить на потом.

Он остановил портшез и приказал носильщикам следовать за дамой, торопливо пересекавшей площадь. Надо узнать, где она живет, – на всякий случай.

Мисс Хиллиард могла бы стать приятным амурным приключением – глаза как у дикой кошки, соблазнительные формы. Калли Вайн наскучила ему сразу же, как только отдалась. Слезливая размазня, нежный цветочек. Фиалка. Ему нравились женщины раскованные, порочные. Зачем ему в постели эта плакса? Но невинность имеет свои преимущества – ему было приятно сорвать этот цветок. Особого плотского удовлетворения он не получил, зато насладился новизной.

Портшез раскачивался, голова у него кружилась, и его начало тошнить. Носильщики пронесли Итана через шумную Пиккадилли, пробираясь между экипажами и повозками. Потом они повернули на Хеймаркет и остановились, поставив портшез на землю. Итан осторожно раздвинул занавески и увидел, как мисс Хиллиард, оглянувшись по сторонам, постучала в лавку модистки Хопкинс.

Он улыбнулся – тщетная предосторожность! Отыскать ее убежище не составило труда. Он побарабанил пальцами по подоконнику. Что ж, это пригодится ему в дальнейшем.

Из мисс Хиллиард получится настоящая куртизанка, не то что истеричная Калли Вайн. Подумав о Калли, он даже пожалел о своем желании лишить ее девственности. Когда все кончилось, он понял, что совершил ошибку, и самая большая глупость, которую он сделал, – пообещал на ней жениться. Она восприняла это со всей серьезностью и закатила ему истерику, когда узнала, что свадьбы не будет. Неудивительно, что с ней произошел несчастный случай. У девицы совершенно отсутствует здравый смысл.

Лужайки сада в поместье Холлоуз покрывали красные и желтые листья. Они шуршали и кружились под порывами ветра.

Делиция склонилась над постелью Калли.

– Надо вставать. Мы тебя усадим в инвалидное кресло. Я положила подушки, чтобы у тебя не болела спина. Вот увидишь, ты скоро поправишься.

– Я калека, Делиция. Лучше умереть, чем провести остаток жизни прикованной к постели.

– А тебе и не придется лежать в постели. – Делиция переживала за подругу: куда подевались доверчивость, открытость Калли? Перед ней бледная тень некогда жизнерадостной, полной сил девушки – впалые щеки, тусклые волосы, пустые глаза.

Делиция мысленно осыпала Итана проклятиями. Гнев и отчаяние снедали ее с тех пор, как она узнала о том, что случилось десять дней назад. Чувство вины угнетало ее с каждым днем все сильнее – Калли не становилось лучше, нога срасталась неправильно, как и предсказывал доктор. Кость была сломана в нескольких местах. Калли еще повезло, а то она могла бы остаться и вовсе без ноги.

– Нельзя же весь день валяться в постели! Перестань себя жалеть, – подчеркнуто сурово заявила Делиция. Она готова была умолять, приказывать, только бы подруга встала. Но она до сих пор не могла прийти в себя – предательство Итана ее потрясло. Ее собственная наивность и доверчивость сменились ужасом и отвращением, как только ей стало известно, что репутацию Калли погубил ее любимый брат. «Любимый». «Да будь он трижды проклят!» – думала Делиция. Она знала, что Итан ведет разгульный образ жизни, но никогда не считала его бесчестным развратником.

– Калли, надо, постараться встать на ноги.

– Тебе легко говорить. Твоя жизнь не разбита, как моя. – Калли прижала исхудавшие руки к лицу и зарыдала.

Делиция прикусила губу, чтобы тоже не расплакаться. Родной брат сломал жизнь ее лучшей подруге. Где найти силы, чтобы это вынести?

– Ну же, Калли. Ник ждет нас внизу. Пора завтракать. Яичница остынет.

– Ник должен был убить Итана, когда ему представилась такая возможность, – пробормотала Калли, не слушая Делицию.

– Ник вне себя, но он знает, что сэр Джеймс перевернулся бы в могиле, если бы узнал, что брат убил брата. Если бы Ник не чтил память сэра Джеймса, он бы прикончил Итана в тот же миг. – Делиция вздохнула. – Итан сам себя погубит. Он заплатит за все, не беспокойся.

Калли наконец успокоилась, и горничные быстро облачили ее в свободное платье из полосатого шелка и помогли сесть в инвалидное кресло на колесах. Делиция повезла ее в столовую.

Ник был погружен в невеселые мысли, очевидно, перебирал в памяти события последних недель. Но Делиция чувствовала, что причиной его угрюмого настроения явилось не только скандальное поведение Итана. Как и Калли, он выглядел изможденным и несчастным. Что же произошло между Итаном и Ником?

– Доброе утро, братик, – поздоровалась с ним Делиция притворно беззаботным тоном. Девушка чувствовала, что она, единственная во всем доме, отгоняет злых духов. И чем короче и холоднее дни, тем ближе подбираются к ним несчастья.

Ник поднялся и поклонился дамам. Он приказал дворецкому подать тосты и яичницу и поставить тарелки перед больной. Сердце его мучительно сжалось от чувства вины, едва он взглянул на побледневшее, осунувшееся личико Калли. Она страшно исхудала, одна кожа да кости, и во всем виноват только он. Страдает не столько ее тело, сколько душа.

Он все предвидел заранее. Если бы только он получше присматривал за Итаном, трагедии можно было избежать. Но он настолько был поглощен Сериной, что ничего не видел и ни о чем не думал. Ярость клокотала в нем, стоило ему вспомнить тот день.

Сразу же после ночного нападения, которое принесло ему сумму, почти достаточную, чтобы оплатить закладную на приют, он отправился на Беркли-сквер. После разрыва с Сериной он находил успокоение только в обществе сестры. Его разбитое сердце томилось от тоски, и он надеялся, что Делиция его развеселит.

Вместо этого его ждало горестное известие. Он вошел в холл и передал перчатки и шляпу лакею. И сейчас еще он помнит каждую деталь так отчетливо, будто это случилось вчера. Теперь воспоминания будут преследовать его всю оставшуюся жизнь…

Делиция выбежала к нему, бледная как полотно.

– Ник, ты получил мое письмо? Ты все знаешь?

– Что я должен знать? Понятия не имею, о чем ты говоришь.

Она прижала дрожащие пальцы к губам.

– Ты не знаешь, что сегодня днем Итан и Калли сбежали?

Он покачал головой, похолодев. Что случилось дальше, он уже догадался.

– Они назначили друг другу встречу в парке. Тетя Титания поехала вместе со мной к одной своей подруге. Калли пожаловалась на головную боль и осталась дома. Итан, наверное, прибыл полчаса спустя, и она уехала вместе с ним, оставив записку, что они отправились в Шотландию, чтобы обвенчаться в Гретна-Грин. Калли ведь несовершеннолетняя.

Ник с трудом разжал судорожно сжатые кулаки.

– Я еду за ними. Этот подлец ее обесчестит.

Ник вернулся к действительности и выругался. Тогда он не нашел сбежавшую парочку и только на следующий день обнаружил Калли, которая уже успела отдаться Итану, – Калли, обесчещенную его двоюродным братом. Итан, бессердечный червяк, исчез после ночи любви и бросил Калли на произвол судьбы.

Ник до сих пор не мог забыть ее обезумевшее от боли и горя лицо, когда он нашел ее рядом с перевернутой каретой. Кучер беспомощно склонился над ней, не в силах ничем помочь. Ник отвез ее в Лондон к лучшему доктору, который сказал, что после таких переломов нога вряд ли срастется правильно.

Калли потеряла не только невинность, но и здоровье, доброе имя, самоуважение. Она потеряла все, кроме жизни.

Он вспомнил, как бросился на поиски Итана и нашел его в постели с двумя куртизанками в доме Лотос Блоссом. Ник выхватил шпагу из ножен и вызвал Итана тут же, в будуаре, голого, отвратительно смешного со своей эрекцией, красным лицом и остекленевшими глазами.

Ник сделал выпад. Он мог бы проткнуть его насквозь, но остановила его только мысль о том, что сэр Джеймс любил сына без памяти.

Они дрались без секундантов, без правил в гостиной знаменитого борделя. Ник знал, что когда-нибудь он все-таки убьет Итана. Он нанес ему глубокую рану в плечо, но это слишком мизерная плата за загубленную жизнь Каландры. Ник мог бы заставить Итана жениться на ней, но он не хотел такой жестокой участи для милой Калли. Плохо, что рядом с ней нет никого из родственников.

Ник быстро съел завтрак, даже не почувствовав вкуса, и взглянул на обеих дам: Делиция, вяло ковыряющая вилкой еду, и Калли – постоянное напоминание о его собственных просчетах и ошибках. Он отодвинул стул и поднялся.

– Калли, я хотел бы поговорить с вами после завтрака в библиотеке. Прошу вас, будьте там одна. Это очень важно.

Она посмотрела на него ничего не выражающими карими глазами, напоминавшими теперь безжизненные торфяные болота. Он не получил от нее никакого ответа, даже кивка. Нет, он сделает все, чтобы ее глаза снова засверкали весельем.

Ник многозначительно посмотрел на Делицию. Ее дрожащие губы сложились в слабую улыбку. Она наверняка корит себя за все, что случилось с подругой, но виноват только он сам. Надо было вовремя остановить этого распутника. Но разве можно убить брата? А ведь только смерть остановит человека, который губит и оскверняет все на своем пути.

Полчаса спустя Делиция привезла Калли в библиотеку. Укутав ее плечи и ноги шалью, она подвинула кресло к зажженному камину.

– Пожалуйста, оставь нас ненадолго, сестренка. – Ник взглянул на Делицию и заметил в ее глазах слезы. Сестра ушла, прикрыв за собой дверь.

Ник опустился перед Калли на колени и, взяв ее тоненькие холодные пальчики в свои руки, крепко сжал.

– Калли, посмотри на меня.

Она подняла на него безучастный взгляд.

– Я хочу исправить то зло, которое причинил тебе Итан. – Он поднес ее пальцы к губам. Ему хотелось согреть их своим дыханием. – Я хотел бы жениться на тебе и сделать твою жизнь счастливой. И ты забудешь горе, которое причинил тебе мой брат.

– Я никогда не смогу ходить. А если и смогу, то буду хромать. И вы ничего не сможете изменить, – произнесла она бесцветным голосом.

Он чувствовал, как дрожат ее маленькие ручки. Он подул на них, согревая.

– Я знаю. Но я постараюсь сделать все, чтобы тебе было хорошо. Я мог бы заставить Итана жениться, но он сделал бы тебя несчастной.

– Да я скорее умру, чем выйду за него! Итан разрушил мою веру в честность и порядочность джентльменов. Он погубил мою жизнь и унизил мою гордость.

– Он изнасиловал тебя перед тем, как перевернулась карета? Ты сопротивлялась…

Она кивнула, и на лице ее внезапно отразилась вся боль, которую она таила в себе. Слезы блеснули у нее на ресницах.

– Я отдалась ему против воли. Но он наверняка скажет, что я сама этого хотела.

– Я буду с тобой откровенен, Калли. Я тебя не люблю, но ты мне очень нравишься. Я испытываю к тебе те же братские чувства, что и к Делиции. Я обещаю, что буду заботиться о тебе до конца своих дней, если ты примешь мое предложение.

– Да, – прошептала она, стиснув его руки, словно он был ее последней надеждой.

Его жизнь окончательно загублена. Все его мечты рассыпались в прах, но какое теперь имеет значение, о чем он мечтал? Итан опозорил не только его и Калли, он опозорил имя Левертонов и бросил тень на репутацию Делиции. Теперь всем известно, что Итан на грани банкротства. Никто не сделает его сестре предложение руки и сердца. Ник видел, как она страдает.

Он нежно сжал ручки Калли.

– Благодарю. Ты помогла мне найти смысл в жизни. – И это действительно так. Может, с ее помощью он забудет Серину.

 

Глава 19

Серина так и не получила никаких известий от сэра Итана Левертона. От посетительницы шляпного магазина она слышала о скандале, который погубил репутацию некой Каландры Вайн. Серина также слышала отвратительные сплетни о том, что якобы он проиграл в карты все свое состояние. Она даже была рада, что вряд ли увидится с ним еще. Он оскверняет все, к чему прикасается. Но в тот момент ей просто не к кому было больше обратиться.

У нее есть еще один-единственный вариант – нанести визит его брату, Николасу Терстону, и попросить у него помощи. Ник. Николас. Странно, его зовут так же, как и разбойника. Все напоминает ей о бывшем возлюбленном. Стоит ей о нем подумать, как сердце начинает ныть от тоски. Его невозможно забыть, как ни старайся. Более того, ей не хватает поддержки и дружеского участия, и ее проблемы до сих пор не решены. Никогда еще ей не было так одиноко, и если ее визит к Николасу Терстону в Суссекс ни к чему не приведет, она понятия не имеет, что делать дальше.

Перед тем как отправиться в Суссекс в почтовой карете, она предупредила мисс Хопкинс.

– Удачи вам, мисс Серина. Удача вам сейчас ох как нужна, – серьезно произнесла владелица магазина. – Хотела бы я вам помочь, да только чем?

– Вы и так много для меня сделали. Предоставили мне кров, спрятали от опасности. А большего мне и не надо.

К югу от Кэкфилда она пересела на фермерскую повозку и доехала до Холлоуз, поместья Терстона. Высокие чугунные ворота были открыты, в сторожке никого. Ее охватила смутная тревога. Поместье располагалось в долине, окруженной лесами с одной стороны и пологим склоном южных холмов – с другой.

Дом расположен в низине, словно в ладони, подумала Серина, рассматривая особняк из красного кирпича с решетчатыми окнами и двумя флигелями, которые обрамляли главное здание, как два крыла. Фасад покрывал разросшийся плющ, а рядом был разбит сад, чьи изгороди и беседки засыпала сухая листва. Все вокруг дышало умиротворенным покоем, и масляные фонарики приветливо освещали парадный вход в это ненастное холодное утро.

У Серины было такое чувство, будто она наконец-то после многолетних странствий нашла то место, куда безотчетно стремилась. Нашла свой дом.

Она взялась за дверной молоток. Отлитый из меди, он изображал улыбающуюся львиную морду.

Лакей отпер дверь, а в холле ее встретил дворецкий, старый, согбенный, не то что высокомерные лондонские слуги.

– Я хотела бы побеседовать с мистером Терстоном, если он дома. Меня зовут Серина Хиллиард.

– Конечно, мисс. Проходите. – Он проводил ее к скамейке у стены, обитой панелями из темного дерева. Окошко над входной дверью, украшенное витражом, пропускало разноцветные лучи. Портреты и пейзажи на стенах представляли собой скромную непринужденную галерею лиц, лошадей, лугов и полей.

Дворецкий вернулся.

– Он ждет вас в библиотеке, мисс Хиллиард.

Сердце Серины гулко забилось в груди. Ей казалось, что она уже где-то видела этот дом или была знакома с его владельцем, чьи вкусы наложили отпечаток на все вокруг.

Библиотека была залита светом: в камине полыхал огонь, свечи освещали письменный стол. Полки были уставлены книгами снизу доверху, и старый восточный ковер в зеленых и красных тонах выделялся ярким пятном на коричневом фоне комнаты.

Сначала она заметила молодую женщину в инвалидном кресле. А рядом с ней, положив руку на спинку кресла, стоял Ник. Ее Ник.

Серина уставилась на него, онемев от изумления. В голове у нее зашумело. Она и не думала, что Николас Терстон – тот самый Ник. Ведь он так и не открыл ей свое настоящее имя.

Он смотрел на нее, сурово сжав губы.

Дворецкий повернулся к ней.

– Мисс Серина Хиллиард желает вас видеть, мистер Терстон. Вам принести чего-нибудь освежающего?

Ник рассеянно кивнул, и дворецкий ушел, прикрыв за собой дверь.

– Пожалуйста, Ник, позови Делицию. Я бы хотела вернуться к себе в комнату, – сказала женщина в инвалидном кресле, окинув Серину безразличным взглядом.

– Серина, – выдохнул он, и кровь прилила к его бледным щекам. – Хиллиард… – продолжал он, словно пробуя это имя на вкус. – Да, мне знакомо ваше имя.

Женщина в кресле положила руку на его рукав, и Серина заметила худобу и бледность ее тонких пальцев.

– Прошу тебя, Ник. Я устала и хочу отдохнуть.

– Останься, Калли. Это ненадолго.

Каландра Вайн, женщина, которую обесчестил сэр Итан. Серина с жалостью смотрела на молодую леди. Потом с вызовом взглянула в лицо своему бывшему возлюбленному.

Ник сбросил с лица задумчивость и посмотрел на нее так, словно никогда ее раньше не знал. Он деловито указал на кожаное кресло перед столом.

– Присаживайтесь, мисс Хиллиард, и изложите суть вашей просьбы.

Она послушно присела, бросив смущенный взгляд на невольную свидетельницу их разговора. Лучше притвориться, что она видит Ника впервые. Наверняка и он будет играть в ту же игру.

– Мой отец, Эндрю Хиллиард, и сэр Джеймс Левертон были друзьями. Я не знала, что вы состоите в родстве с сэром Джеймсом. Мой дядя, сэр Лютер Хиллиард, убил моего отца, и я решила обратиться к вам за помощью. Я собираюсь привлечь его к суду за совершенное злодеяние. Я уже обращалась к вашему брату, сэру Итану, но он до сих пор ничем мне не помог.

Женщина в кресле негромко ахнула, и Серина покосилась на нее. Да, «убийство» – не слишком-то приятное слово. Сердце Серины готово было выскочить из груди. Те чувства, которые она старательно пыталась изгнать из своей души со времени ее последнего свидания с Ником, захватили ее с новой силой, наполняя смятением и стыдом. Господи, как же она его любит! Больше, чем это возможно и позволительно.

– Он и не поможет, – ответил Ник странно изменившимся голосом, как будто и его обуревали те же страсти. – Мой брат заботится только о себе.

– Мне надо найти достаточно влиятельного человека, чтобы он смог убедить суд рассмотреть это дело, человека, который не побоится иметь дело с сэром Лютером. Я не знакома с лондонским судьями. А наши местные власти подкуплены моим дядей. Я в этом уверена, иначе расследование убийства моего отца не было бы таким быстрым и поверхностным. Мне говорили, что сэр Лютер обвинил в смерти отца какого-то бродягу.

Ник потер подбородок и пристально посмотрел на нее, и она почувствовала, что тает под его взглядом.

– Чтобы убедить суд в виновности вашего дяди, вам нужен еще один свидетель, и желательно, чтобы он не принадлежал к семейству Хиллиард.

– Такого свидетеля нет, – вздохнула она. «И тебе это прекрасно известно», – хотелось ей добавить.

Ник был потрясающе хорош в темно-сером бархатном сюртуке и светло-сером жилете. Его волосы были сзади перевязаны лентой, но одна прядь выбилась и упала ему на лоб. Она едва удержалась, чтобы не откинуть со лба эту прядь и не поцеловать его замкнутое, застывшее лицо. Какое это было бы счастье – вновь оказаться в его объятиях.

Дверь отворилась, и вошла еще одна леди. Ник вежливо поднялся.

– Делиция, это мисс Серина Хиллиард, племянница Лютера Хиллиарда.

– Лютера Хиллиарда? Папиного злейшего врага? – Девушка в ужасе вытаращила глаза и отшатнулась, как будто Серина принесла с собой мрачную тень своего дяди.

– Да, но ее отец был лучшим другом сэра Джеймса.

– Эндрю Хиллиард, – догадалась Делиция. Ник протянул руку к Серине.

– Познакомьтесь с моей сестрой, Делицией Левертон, и… – Он повернулся к очагу. – И с моей невестой, мисс Каландрой Вайн. Несколько минут назад она согласилась стать моей женой.

Сейчас самое время упасть в обморок, пронеслось в голове у Серины, но мрак беспамятства не накрыл ее и не смягчил удар. Значит, Ник спал с ней, а собирался жениться на другой.

– Примите мои поздравления, – еле слышно пробормотала она. – Желаю вам счастья.

Делиция бросилась брату на шею.

– Ник, какой ты молодец! Так вот почему ты хотел побеседовать с Калли наедине! Ты сделал ей предложение! Я так счастлива за вас!

Она подбежала к инвалидному креслу, и Серина мельком взглянула на бледный профиль невесты Ника. Молодая женщина выглядела печальной, но это нисколько не утешило Серину. Ник потерян для нее навсегда. Скоро он женится на другой.

– Калли ответила мне согласием полчаса назад. Надеюсь, мы будем счастливы. – Произнося это, Ник смотрел прямо в глаза Серине, и каждое его слово было для нее как кинжал, вонзающийся в сердце.

Ей хотелось кричать от боли, но кому нужны ее страдания? Да, она готова растерзать соперницу, но что толку? Слишком поздно – думать надо было раньше.

Серина одернула себя. «Слишком поздно?» Для чего? Для предложения руки и сердца или для клятвенных заверений в вечной любви? Но она сама отвергла его несколько недель назад. Глупо надеяться, что он до сих пор убивается по этому поводу.

– Мисс Хиллиард приехала просить помощи в деле об убийстве своего отца, – пояснил Ник, обращаясь к двоюродной сестре, но не вдаваясь в детали. – Уверен, что сэр Джеймс хотел бы, чтобы я ей помог.

– О да, конечно, он бы и сам ей помог, будь он жив, – согласилась Делиция.

– Я не знала, что сэр Джеймс умер, – проговорила Серина, глядя на Ника. – Последние годы я безвыездно жила в деревне и не имела никаких известий от семьи Левертон, но мой отец очень уважал сэра Джеймса. Я, впрочем, не была с ним знакома.

Она переводила взгляд с сестры на брата. Они выглядят такими защищенными в своем уютном доме, в тесном семейном кругу, окруженные красивыми вещами, одетые в элегантные наряды. Она всего этого лишилась, но взамен обрела себя… и внутреннюю силу.

– Прошу меня простить за неожиданный визит. Вам надо готовиться к свадьбе. Я не могу просить вас о помощи, – сказала она. – Я возвращаюсь в Лондон и попробую найти еще кого-нибудь. – Она медленно двинулась к двери.

– Постойте! – окликнул ее Ник и решительно шагнул к ней. – Мы, конечно же, поможем вам и сделаем все, что в наших силах. – Он взглянул ей в лицо – в глазах его была тоска. – Я хотел бы побеседовать с вами наедине, если позволите.

Все вокруг перестало существовать – Делиция, Каландра, весь мир Ника. Она знала другой его мир – мир разбойничьих налетов и лондонских трущоб.

– Хорошо, я согласна.

Ник проводил ее в гостиную и плотно прикрыл дверь. Они были одни. Желание, тоска, боль нахлынули на нее, и она почувствовала, как сильно соскучилась по нему.

Он стоял так близко к ней, что она могла дотронуться до него рукой, но вместо этого сцепила пальцы, чтобы ненароком себя не выдать. Его запах обволакивал ее, кружа голову.

Он скрестил руки на груди, точно защищаясь от чего-то, – может, от себя самого?

– Я удивлен, что ты снова вторглась в мою жизнь, – холодно процедил он. – Ты недвусмысленно дала мне понять во время нашей последней встречи, что больше не желаешь меня видеть и окончательно порываешь со мной всякие отношения.

Она гордо вскинула подбородок.

– Все так, и ничего не изменилось. Я и сама была удивлена не меньше твоего, когда увидела тебя здесь. Ты никогда не представлялся мне как Николас Терстон. Ты всегда был Ник или мистер Ник. И ты ничего не сказал мне о том, что у тебя огромное поместье в Суссексе.

– Оно не настолько огромное и процветающее, как тебе кажется. Поместье едва себя окупает, но я никогда не использовал деньги… от моих налетов, чтобы платить по счетам.

– Хм, сомневаюсь, что приданое мисс Каландры улучшит твое положение, – ехидно заметила она.

– Сарказм ни к чему, Серина. Ты сделала выбор. И если тебе теперь больно и горько, я в этом не виноват. Я предложил тебе свое имя, а ты швырнула мое предложение мне в лицо. Я не собирался воспользоваться твоим приданым. Предложение было сделано от всего сердца. Любовь – единственное, что я мог предложить. И единственное, что у меня до сих пор есть.

Серине стало не по себе.

– Но что я могла поделать? Ты же по-прежнему Полуночный разбойник, – прошептала она. – Ничего не изменилось.

Он долго молча смотрел на нее, и она видела, как взволнованно вздымается его грудь. Чувство вины, смешанное с другими, не менее сильными чувствами, нахлынуло на нее.

Он говорил, что любит ее. А разве она сама не заявляла, что истинная любовь способна преодолеть все преграды, включая бедность и незнатное происхождение?

Она сделала шаг к нему и замерла. Он тоже шагнул к ней и тоже остановился, как перед невидимой стеной. Они смотрели друг на друга, и Серина не знала, что сказать. Наконец он протянул к ней руки, предлагая свои объятия.

– Ты скоро женишься, Ник. Не забывай об этом.

– Я должен защитить честь семьи и исправить то зло, которое мой брат причинил мисс Калли. Я не мог хладнокровно смотреть, как она страдает от горя и унижения.

Его благородство тронуло ее.

– Ты настоящий джентльмен. А нам с тобой все равно не быть вместе. Может, ты будешь счастлив с мисс Каландрой. Я очень на это надеюсь.

Ник бессильно опустил руки и побледнел. Серина почувствовала его волнение.

– Если бы я знал, что ты сегодня придешь сюда, то ни за что бы не сделал предложение Калли. Я бы снова попросил тебя стать моей женой.

Серина не знала, что ответить на это, и промолчала. Он глубоко вздохнул.

– Да, я знаю, что ты скажешь. И все же я готов помочь тебе справиться с сэром Лютером. Я обещал это еще до того, как узнал, что сэр Джеймс и твой отец были друзьями.

– Я уже говорила, что не хочу, чтобы ты вызвал сэра Лютера на дуэль. Мы должны найти другой способ восстановить справедливость.

– Ты права. Но я был свидетелем твоих ночных кошмаров и тогда решил, что это лучший способ отомстить. Теперь я так не думаю.

Серина улыбнулась.

– И что ты предлагаешь?

– Мне надо узнать побольше о жизни сэра Лютера в Сомерсете. Ты знаешь, где он сейчас?

– Ищет меня, наверное. Он приходил в шляпный магазин и спрашивал обо мне, но потом исчез. Думаю, он нанял соглядатаев, чтобы следить за магазином. Я все это время не выходила из дома, только по крайней необходимости.

– Если он заподозрил, что хозяйка магазина ему солгала, он будет ждать, когда ты выйдешь на улицу. Там теперь небезопасно. Пока я буду обсуждать это дело с друзьями сэра Джеймса в Лондоне, тебе лучше оставаться здесь, у нас.

Она вскинула бровь.

– Чтобы ты мог за мной следить?

– Перестань язвить. И позволь наконец мне решать, что для тебя сейчас лучше.

Серина вздохнула. Она должна ему довериться, иначе какой смысл просить его о помощи?

– Хорошо, я принимаю твое приглашение погостить здесь несколько дней. – Она через силу улыбнулась. – Надеюсь, мне не придется готовить?

Он улыбнулся впервые с того момента, как она переступила порог его дома.

– Нет, моя кухарка об этом позаботится. Но кто знает? Вдруг она заболеет? Тогда ты с успехом сможешь ее заменить.

– Боюсь, в этом случае мне откажут от дома. Твоей семье вряд ли понравится моя стряпня.

– Если уж мы заговорили о еде – ты не голодна? – Он взял ее под локоток, собираясь проводить в другую комнату. От его прикосновения по ее телу разлился огонь.

– Да… то есть нет, – промямлила она, отстраняясь.

Он отдернул руку, будто его ужалили, и ее охватила непонятная досада. Выходит, она ни секунды не может прожить без его прикосновений? Чепуха! Он нужен ей только для того, чтобы отомстить за смерть отца.

Он проводил ее в коридор.

– Если ты не взяла с собой платья, можешь одолжить что-нибудь у Делиции. Она щедрая душа. – Он повернулся, чтобы уйти, но Серина удержала его, коснувшись его руки. Он обернулся и недоуменно взглянул на нее.

– Спасибо тебе, – прошептала она. – За все.

– Не стоит благодарности. Я делаю то, что на моем месте сделал бы отец. – Он холодно улыбнулся ей и закрыл дверь.

Серина смогла оценить щедрость Делиции в тот же день, когда та принесла в ее комнату ворох нарядов. Она постучала и смущенно протиснулась в дверь, сияя улыбкой.

– Я рада, что хоть чем-нибудь могу вам помочь, – проговорила она.

Серина поднялась с постели, на которой отдыхала. Она чувствовала себя несколько неловко в обществе Делиции, ведь она проводила бурные ночи в объятиях Ника, о которых молодая леди и не подозревала. Невинная девушка вроде Делиции вряд ли стала бы терпеть в своем доме падшую женщину.

– Ник сказал, что вы должны отдохнуть, а потом вам надо показать поместье. – Она со смехом свалила платья на постель. – Мы все беспрекословно слушаемся Ника, если он говорит дело. И я очень рада, что у нас в доме гостья.

– У вас прелестный дом.

Серине сразу понравилась сестра Ника, которая была с ней примерно одного возраста. Делиция выглядела очень мило в коричневом шерстяном платьице с желтой нижней юбкой. Ее блестящие белокурые волосы были уложены в пучок на затылке, в ушах покачивались жемчужные серьги, на шее красовалась нитка жемчуга.

Делиция выпятила губки.

– Хм, я выше вас, но не намного. Мои платья вам подойдут. – Она показала гостье наряд из бледно-голубого бархата и розовое платье из шерсти с лифом и широкой юбкой, под которую надевается кринолин.

– Ваш брат любезно пригласил меня погостить у вас, пока он будет наводить справки в Лондоне.

Делиция задумчиво разглядывала одно из платьев.

– Да, он всегда готов помочь нуждающимся. Ник самый добрый человек из всех, кого я знаю. – Она печально улыбнулась. – Но мое мнение ничего не значит, поскольку оно субъективно.

Серина не нашлась что ответить. Делиция права, но знает ли она, какой у нее и в самом деле добрый и щедрый брат? Серина готова была рассказать ей о сиротском приюте, но вовремя удержалась. Ник не просил ее хранить тайну, но она понимала, что он вряд ли хотел, чтобы его сестра узнала правду о Полуночном разбойнике.

Она окинула взглядом панно на стенах, изображающие пасторальные мотивы – луга, голубое небо, ангелочков; элегантные портьеры из кремового шелка с золотистой бахромой; парчовый полог над кроватью и ковер на полу.

– Вы не менее щедры – поместили меня в лучшую комнату в доме.

– У меня более эгоистичные мотивы. Если я вам угожу, вы останетесь здесь подольше. Тетя Титания, с которой вы вскоре познакомитесь, ужасно занудная особа, а беда, приключившаяся с Калли, совсем выбила меня из колеи. – Делиция присела на кровать и печально вздохнула. – Я должна ее как-то развеселить. Если я этого не сделаю, она просто умрет от тоски. Ник сделал ей предложение, и это наверняка поднимет ей настроение. И ее репутация будет восстановлена.

– Мне кажется, вы очень сильная духом женщина, но я все равно сделаю все возможное, чтобы облегчить вашу ношу, пока я здесь.

Делиция крепко обняла Серину.

– Думаю, мы станем друзьями, – весело сказала она. – Надеюсь, ты не против, если я буду звать тебя просто Серина.

– А я тебя – Делиция, если ты тоже не против. Они услышали, что в дверь кто-то скребется.

– Это моя собака, гончая по кличке Диана.

Серина впустила собаку и погладила ее по короткой светло-серой шерстке. У собаки была на редкость добродушная мордочка. Она уткнулась длинным носом в ладонь Серины.

– Ее сестренка Венера скоро здесь появится. Они ходят друг за другом как тени.

Вторая собака, с красным бантиком на шее, протиснулась в дверь, тихонько поскуливая. Серина не могла их различить – так они были похожи.

– Когда я выезжаю верхом, то обязательно беру их с собой. Им нравится бегать. – Делиция обняла своих питомцев и подняла голову. – А ты любишь ездить верхом?

– Да, очень.

– Тогда решено. – Делиция улыбнулась. – Мне кажется, наша жизнь здесь изменится к лучшему благодаря тебе.

Серина очень надеялась, что Делиция не будет разочарована. По крайней мере она сделает все от нее зависящее.

Ник гнал коня в сторону Лондона. Могучий жеребец стлался над землей. Ник никак не мог забыть лицо Серины, когда объявил, что женится на Калли Вайи… Если бы только она явилась на десять минут раньше… Как порой жестока судьба! Разве не так говорил сэр Джеймс?

Сердце его разрывалось от боли, стоило ему вспомнить ее синие загадочные глаза, плавные изгибы нежного тела.

Желание снова закипело в его крови. Сейчас он хочет ее больше, чем когда-либо. Но отныне ему нельзя к ней даже прикоснуться.

Впрочем, он всегда был ей не пара – и никогда не будет подходящим женихом для благовоспитанной леди, которой судьба уготовила все самое лучшее. И она имеет право требовать лучшего. И все же, пока она жила у него в Лондоне, она не слишком жаловалась на судьбу. Что, если снова увезти ее в свое тайное убежище? Но что это даст? Все уже в прошлом, и теперь она не поддастся на его уговоры: она обрела долгожданную свободу. Вот только если она желает его с такой же страстью, как и он ее… Но у него большие сомнения на этот счет.

Подгоняя жеребца, Ник вслух разрабатывал план действий.

– Пройду по лондонским клубам, пока не встречусь с Хиллиардом. Он наверняка посетит какой-нибудь из них, раз уж он в Лондоне. Вряд ли он станет говорить с сыном своего злейшего врага, но вдруг проболтается о чем-то, что можно будет использовать против него? Я с ним встречусь, но ссору затевать не стану.

Ник был уверен, что поможет Серине найти способ осудить сэра Лютера за совершенное преступление. Он надвинул треуголку на лоб и поплотнее запахнул плащ, чтобы защититься от ледяного дождя.

Вечером того же дня Ник въехал в Лондон. Он решил остановиться в своем убежище. Дом показался ему пустым и печальным без Серины. Ему расхотелось оставаться там, где все напоминало о ней.

Ник облачился в сюртук из красного бархата, украшенный золотым шитьем, и темно-серые панталоны, на шею повязал кружевной платок. На пальцы он надел два перстня и положил в карман табакерку, инкрустированную эмалью. Предложить табак из собственной табакерки – прекрасный способ поддержать беседу. Пришло время навестить друзей, живущих в городе.

Он пообедал в популярной кофейне, где встретился с Кэри Маклендоном, старым другом Чарлза.

– Рад видеть знакомое лицо, – улыбнулся Ник, присаживаясь рядом с ним за стол. – Что привело тебя в Лондон?

– Приехал по делам. Хотя я предпочитаю проводить вечера со своей очаровательной супругой, иногда хочется развеяться и повидать друзей. – Кэри заказал бутылку вина. – Не составишь мне компанию за карточным столом?

– Заведение Легации Роуз, пользующееся дурной славой? – Ник немного поразмыслил. Игорный притон – вполне подходящее место для сбора сведений о Лютере Хиллиарде. Все джентльмены, приезжающие в Лондон, непременно посещают игорные дома. – Прекрасная мысль, Маклендон.

– Чарлз и Маргерит уже вернулись из свадебного путешествия?

– Да… но я их еще не видел.

Кэри, чьи темно-серые глаза всегда все – подмечали, заметил:

– Я понимаю, почему ты не хочешь с ними встречаться, но поверь мне, рано или поздно ты забудешь Маргерит.

– Да я уже и не вспоминаю о ней, но мне чертовски неловко показываться им на глаза.

Тень печали промелькнула по лицу Кэри.

– Я рад за Чарлза. У них будет много детей, и я им немножко завидую.

– Почему?

– У нас с Франческой детей, похоже, не будет. Мы подумываем о том, чтобы усыновить ребенка. Я уже обращался в сиротские приюты.

– Я тебя приведу в один хороший приют рядом с Вифлеемской больницей. – Ник вздохнул. – По крайней мере у тебя есть жена, которую ты любишь. Не всем так повезло.

– Ты говоришь об этом с такой горечью, – удивился Кэри, бросив осторожный взгляд на Ника. – У тебя богатый выбор – ни одна леди не устоит перед твоими чарами.

Ник покачал головой.

– Все не так. Я скажу тебе правду – скоро это появится в газетах. Я сделал предложение Каландре Вайн, подруге Делиции. Я еще не просил ее руки у ее брата, он сейчас за границей.

Кэри похлопал Ника по плечу.

– Поздравляю, старина! Черт подери, я знал, что ты рано или поздно попадешься в сети Купидона.

Ник нахмурился, вспомнив печальное, безучастное лицо Калли.

– Я не люблю ее, но вынужден был, как джентльмен, предложить ей руку и сердце, чтобы исправить то, что натворил мой сводный братец. – И Ник рассказал другу о трагедии, случившейся с девушкой. – Причина моего поспешного предложения должна остаться между нами, запомни. Я не хочу, чтобы поползли слухи.

– Дебоши Итана уже вызвали массу сплетен, – поморщился Кэри, помрачнев. – Почему ты должен страдать за его грехи? Заставь его жениться на ней.

– Во-первых, я не могу заставить Итана. Он скорее умрет от удара шпагой, чем женится на той, до кого ему нет никакого дела. Итану вообще ни до кого и ни до чего нет дела. Он признает только удовольствия. Во-вторых, я не хочу, чтобы мисс Вайн страдала в браке с таким мужем, как Итан. Он уже причинил ей боль, и это только начало. Такой судьбы я не пожелал бы и врагу.

Кэри откинулся на спинку стула и, задумавшись, провел рукой по темным волосам.

– Итан сам роет себе могилу, но я понимаю твои опасения.

– Каждый раз, когда я его вижу, во мне закипает ненависть. Никаких братских чувств. А я всегда считал, что братья должны любить друг друга.

– Зависть разъедает самые теплые родственные отношения. Итан наверняка видел, что сэр Джеймс обращается с тобой как с родным сыном, и считал, что это ущемляет его законные права.

Ник кивнул, принимая бокал вина у хозяина кофейни.

– Да, он сам мне об этом говорил. Он считает, что поместье Холлоуз должно принадлежать ему, чтобы он продал его за долги, которые наделал за карточным столом. Черт бы его побрал! – Ник проглотил вино в два глотка и снова наполнил бокал.

– Ты оказался в непростой ситуации.. Я не уверен, что смог бы сделать предложение женщине, которую обесчестил мой брат. Я не настолько благороден.

– Как и я, ты рожден не в браке, но твоя семья от тебя отреклась. Ты ничем не обязан своим родственникам.

Кэри кивнул:

– Ты прав. Я не поддерживаю отношений с родными в Шотландии.

Служанка принесла блюдо с жареной дичью для Ника и тарелку супа для Кэри. Ник оторвал ножку и жадно впился в нее зубами. Хотел бы он излить другу душу и рассказать о Серине Хиллиард, но тогда ему пришлось бы рассказать и о своем тайном разбойничьем ремесле.

А вот о смерти ее отца он может спросить.

– Ты знаешь, что Эндрю Хиллиард умер? Кэри кивнул, зачерпнув ложкой суп.

– Да, его убил какой-то бродяга, который забрался в дом в поисках ценностей. Он и серебром успел поживиться.

– Откуда ты знаешь? – спросил Ник с бьющимся сердцем.

– Прочитал в газетах. Негодяя уже повесили. Справедливость порой бывает тороплива – особенно в провинции.

«Это на руку тому, кто имеет влияние на суд», – подумал Ник, а вслух спросил:

– А у Эндрю Хиллиарда есть брат?

– Да, сэр Лютер. Я видел его в Лондоне. Прошлой ночью мы вместе играли в клубе. Он проигрался в пух и прах.

– Ты его надул? – рассмеялся Ник, подкладывая себе мяса.

Кэри состроил невинную мину, но темно-серые глаза его лукаво блеснули.

– Чтобы я жульничал с приятелями? Да никогда! Просто он плохо играет в вист.

– Я был бы не прочь сыграть с ним сегодня вечером, если бы это помогло мне пополнить кошелек, – произнес Ник, обгладывая мясо с костей.

– Он частенько наведывается в игорные дома. Мы можем его отыскать, если он все еще в Лондоне.

Ник допил вино и встал.

– Идем же.

 

Глава 20

Петиция Роуз встречала посетителей у дверей в парчовом темно-красном платье с широким кринолином. Она всегда одевалась в красное, и вся обстановка в комнатах тоже была выдержана в красных тонах.

Волосы Летти были напудрены и завиты в тугие локоны, ниспадавшие на пухлые белые плечи. На щеке красовалась мушка в форме звездочки, а мушка-сердечко привлекала внимание к накрашенным губам.

Она лениво помахивала расписным бумажным веером.

– Давненько вы у меня не были, Кэри Маклендон. Очевидно, женитьба пошла вам на пользу. А как поживает моя бывшая хозяйка?

– Франческа сейчас в Берджис-Хилле и очень счастлива. Она игриво хлопнула его веером по руке.

– И вы решили от нее сбежать?

– Ничего подобного, Летти, – возразил Кэри, дав лакею на чай и направляясь в холл. Ник вошел вслед за ним и огляделся, но никого из знакомых не увидел.

– Лютер Хиллиард здесь, Летти? – спросил Кэри.

– Нет, он еще не приходил, но вчера был тут. Он явится чуть позже, если вообще придет. – Она улыбнулась Нику. – Николас Терстон, вы не часто удостаиваете нас своим посещением. Надеюсь, теперь вы станете бывать здесь чаще.

– У меня нет лишних денег, чтобы проигрывать, – ответил Ник, лукаво улыбнувшись, и направился вслед за Кэри в зал, где собирались игроки. В первом из них стояли столы для игры в фараона, в остальных – для других карточных игр. Они вошли в небольшой кабинет для игры в кости и увидели там сэра Итана.

– Вот проклятие! – процедил Ник сквозь зубы. – Он что, играет в кредит?

Кэри бросил на него тревожный взгляд.

– Он в бедственном положении?

– Хуже. – Ник сжал кулаки. – По правде сказать, я едва сдерживаюсь, чтобы его не придушить.

– Не теряй самообладания – пусть он сам себя погубит. На то, что принадлежит тебе, он все равно не имеет права.

– В некотором смысле имеет. Он отнял у меня свободу и поставил меня в весьма щекотливое положение. Я вынужден теперь жениться на женщине, которую он обесчестил.

Кэри кивнул:

– Сочувствую тебе. – Он похлопал Ника по плечу. – Перейдем в другую комнату.

Встреча с Итаном была неизбежна, коль скоро они оказались в одном заведении, и Ник снова наткнулся на сводного брата, когда переходил в другую комнату.

Глаза Итана блеснули злобным огнем.

– Ага, это мой непогрешимый братец.

Ник, не сдержавшись, схватил Итана за кружевной галстук и дернул так сильно, что кружево порвалось.

– Я нисколько не удивлен, увидев тебя здесь, Итан. Проматываешь деньги, взятые взаймы?

Итан с трудом оторвал пальцы Ника от своего галстука.

– А если даже и так, меня твое мнение не волнует. – Он бросил взгляд на испорченные кружева и поморщился. – И ты должен мне десять гиней за порванный галстук. – Он протянул ладонь.

– Десять гиней? Да ты что, спятил?

Они уставились друг на друга. Итан буквально источал ненависть, и Ник почувствовал знакомый прилив ярости. Он готов был тут же выхватить шпагу и наброситься на двоюродного брата.

– Если ты сейчас же не уберешься отсюда, Итан, я оторву все пуговицы на твоем камзоле и изорву его в клочья. И если тебе этого будет мало, исколю тебя шпагой так, что на Тебе живого места не останется. И ты покончишь с собой от невыносимых мук.

Итан побледнел под слоем румян.

– Я мог бы сейчас уйти, но ведь Лондон тесен для нас двоих. И одному из нас придется убраться отсюда навсегда.

– Ты что же, предлагаешь мне покинуть столицу? – ядовито осведомился Ник.

– Если ты и впредь будешь становиться мне поперек дороги, я не посмотрю, что мы с тобой братья, и лишу тебя твоей презренной жизни.

Ник запрокинул голову и расхохотался так громко, что игроки за столами невольно обернулись к ним.

– Я говорю серьезно, Ник.

– Да ты вечно пьян. Если мы назначим дуэль на рассвете, ты с похмелья не сможешь толком прицелиться, поскольку перед тобой будут два Ника. – Ник снова рассмеялся. – Ты уж извини, что я не могу вызвать тебя сейчас, братишка. – Он прекрасно знал, что Итан терпеть не мог, когда его так называют: его всегда бесило то, что Ник старше.

Итан прищурился.

– Тебе не удастся меня прикончить. – Он вцепился в рукав Ника, и тот брезгливо стряхнул с себя его пальцы, унизанные перстнями. – Я убью тебя. – Итан погрозил ему кулаком и, развернувшись, пошел прочь так быстро, как это позволяли ему высоченные каблуки.

Ник смотрел ему вслед и прикидывал, на каком расстоянии от ряда золотых пуговиц находится сердце Итана. Это развлечение доставило ему некоторое удовольствие.

Кэри приблизился к нему.

– Дружеская беседа двух братьев?

– Совсем напротив. Думаю, один из нас рано или поздно погибнет от руки другого. И надеюсь, это буду не я.

Кэри покосился на входную дверь, у которой столпились новоприбывшие джентльмены, жаждавшие попытать счастья за игорным столом.

– Сэр Лютер здесь, – шепнул он.

На Хиллиарде был бледно-желтый камзол, сидевший на нем как на барабане. Жидкие волосы напомажены, напудрены и перевязаны на затылке широкой шелковой лентой. Одутловатое лицо с двойным подбородком и холодный колючий взгляд. Походка слегка вразвалочку, но спина гордо выпрямлена.

Ник разглядывал старика, пока тот не спеша направлялся к двери в игорные комнаты. «Беспринципный негодяй», – думал Ник, наблюдая за ним. Сэр Джеймс всегда говорил, что у Лютера Хиллиарда вовсе нет совести. Им правит алчность. Разве он не убил своего брата из-за полоски земли между двумя поместьями?

Хиллиард остановился напротив Ника и смерил его брезгливым взглядом.

– Я тебя узнал. Ты один из сыновей сэра Джеймса. Приемыш. Я тебя признал по высокомерной осанке – ты всегда начеку и готов убить любого, кто заикнется о твоем низком происхождении. – Он прищелкнул языком. – Твоя мать, как последняя дура, увязалась за каким-то бродячим актеришкой. А могла бы выгодно выйти замуж. – Он издевательски осклабился, обнажив ряд желтых гнилых зубов.

Ник едва сдержался, чтобы не бросить ему в лицо обвинение в убийстве Эндрю Хиллиарда. Он сделал шаг назад, спокойно скрестил руки на груди и смерил сэра Лютера ледяным взглядом.

– Мое происхождение нисколько меня не унижает, в то время как ваши именитые предки не наградили вас качествами, которыми можно было бы гордиться, Хиллиард. Смею предположить, что ни одна леди не удостаивала вас своим вниманием.

В комнате повисла напряженная тишина. Игроки сгрудились вокруг них, ожидая, чем кончится разговор.

В глазах сэра Лютера сверкнула ненависть.

– Благородное происхождение и туго набитый кошелек вполне способны возместить все недостатки. И ни одна леди еще не обвиняла меня в отсутствии мужественности.

– Сомневаюсь, что вы когда-нибудь имели дело с настоящей леди. Продажные женщины – другое дело. Туго набитый кошелек не купит любовь, только утолит похоть.

Сэр Лютер зарычал и вскинул руку, чтобы ударить Ника по лицу, но тут вмешалась Летти Роуз.

– Я не позволю повышать голос в моем заведении, – заявила она, переводя гневный взгляд с Лютера на Ника.

– Вызов можно сделать и шепотом, – согласился Ник, предоставляя сэру Лютеру возможность вызвать его на дуэль.

Сэр Лютер побагровел, но, помолчав, презрительно хмыкнул и протиснулся сквозь толпу к столам для игры в фараона.

Ник только сейчас заметил, что дрожит от ярости.

– Лживый, коварный негодяй! – процедил он вполголоса, так чтобы его слышал лишь Кэри. – Мне надо было вызвать его.

Кэри пожал плечами.

– Зачем пачкать руки о такого червяка, как этот Хиллиард? Пойдем поищем клуб поприличнее. – Он поклонился Летти Роуз, и они с Ником вышли.

Проходя через холл, Ник краем глаза заметил Итана, спрятавшегося за портьерой. Вне сомнения, он все слышал и, судя по довольной улыбочке на его лице, наслаждался ссорой Ника и Хиллиарда.

Ник не смог узнать ничего особенно важного о сэре Лютере в Лондоне. У Хиллиарда безупречная репутация и куча денег. Трудно будет привлечь его к суду – потребуются серьезные улики, размышлял Ник, стоя на ступенях кофейни.

Следующий шаг – Сомерсет. Может, обитатели Хай-Кресента что-то знают? Впрочем, особо рассчитывать на это не стоит.

Ник оглянулся по сторонам и перешел на другую сторону улицы. Вечернее солнце не согревало ледяной осенний воздух. Дома отбрасывали длинные тени. Перед тем как уехать из Лондона, надо навестить детей в сиротском приюте. Он быстро зашагал по улице, надеясь добраться туда до темноты.

Итан наблюдал за ним из окошка портшеза. Ему стало любопытно, куда направляется Ник, и он приказал носильщикам следовать за своим братом. Как бы ему хотелось в чем-нибудь уличить непогрешимого Ника, чтобы затем шантажировать его! «Вымогательство» – не слишком приятное слово, но что делать! Надо же как-то заставить Ника оплатить его долги, думал Итан, грызя ногти.

Ник остановил наемный экипаж, и носильщики вынуждены были пуститься за ним бегом.

На город уже спускалась тьма, когда экипаж наконец остановился и Ник вышел. Итан раздвинул занавески и выглянул на улицу. «Грязь, воры и шлюхи, – подумал он. – Трущобы!» Ему вовсе не хотелось нюхать эту вонь, но кое-что привлекло его внимание. Ник вошел в дверь огромного здания с вывеской «Сиротский приют сэра Джеймса». Итан был удивлен. «Сиротский приют сэра Джеймса»? Неужели его основал отец? Он подозвал одного из носильщиков.

– Я дам тебе шиллинг, если ты узнаешь, кто основал этот приют.

– Это можно. – Дородный верзила жадно облизнулся в предвкушении награды и двинулся к двери. Минуты две спустя он вернулся и доложил: – Старикашка в приемной говорит, что у приюта несколько покровителей, но основал его один джентльмен по имени мистер Ник. – Носильщик хмыкнул. – Старик спросил, не хочу ли и я пожертвовать деньжат сироткам. – Он протянул мозолистую руку, и Итан неохотно положил ему на ладонь серебряную монету.

– Ты очень мне помог.

«Мистер Ник, вы только подумайте! И откуда у Ника такие средства? Основать приют – на это нужна куча денег».

Итан решил во что бы то ни стало докопаться до правды.

Ник вернулся в Холлоуз через два дня и сразу заметил у подъезда новый экипаж Чарлза, который тот купил еще перед свадьбой. У Ника екнуло сердце – он снова увидит Маргерит.

Берди Джонс, которую Ник привез с собой из приюта, чтобы та окрепла на свежем деревенском воздухе, радостно взвизгнула, завидев двух белочек, прыгающих по стволу дерева. Она поправлялась, и Ник был счастлив, что ее организм выиграл схватку со смертью.

Чарлз встретил его в холле. Они обнялись. Ник обрадовался приезду своего лучшего друга и соседа.

– Я по тебе соскучился, старина, – признался Чарлз, лукаво поблескивая глазами.

– Судя по твоей ухмылке, медовый месяц превзошел все ожидания.

– И даже больше, – шепнул Чарлз. – Маргерит в положении.

Ник ожидал, что при этом известии его охватит ревность и грусть, но почувствовал только радость за друга.

– Прекрасная новость, – улыбнулся он, обнимая Чарлза. – Ты теперь станешь отцом. Я так и вижу, как ты качаешь на коленях младенца.

– Никогда не думал, что отцовство может сделать мужчину таким счастливым. Маргерит счастлива, а я и подавно.

– После всех испытаний, что выпали на вашу долю, вы заслужили право на счастье.

Друзья вышли на террасу. До них донесся женский смех – смеялись Делиция и Маргерит. Ник думал, что не сможет посмотреть в глаза женщине, которую когда-то любил. Но едва он увидел Маргерит, сидящую на скамейке рядом с Сериной, как понял, что сердце его спокойно. Остались только дружеская привязанность и уважение.

Она выглядела прелестно: золотистые вьющиеся волосы напоминали сияющий ореол, на оживленном веснушчатом лице играл нежный румянец. Он улыбнулся, собираясь обнять ее, но печальное лицо Серины и ее грустные синие глаза невольно привлекли его внимание.

Ее присутствие затмило радость от встречи с Маргерит, и Ник почувствовал укор совести. Как бы ему хотелось развеселить ее! Он смотрел на нее поверх плеча Маргерит, но она отвернулась, не желая встречаться с ним взглядом.

Маргерит слегка пополнела. Талия у нее была пока еще такая же тонкая, как и прежде, но во всем ее облике появилась едва уловимая женственность, а на губах играла загадочная улыбка.

– Чарлз сообщил мне потрясающую новость. Поздравляю, Маргерит!

Она одарила его сияющим взглядом и слегка сжала его руку.

– Мы бы хотели, чтобы ты стал крестным отцом нашего ребенка. Ты согласен, Ник?

– Ну конечно! Почту за честь. У детей обязательно должны быть крестные отцы и матери.

Он переглянулся с Сериной. Ее темные таинственные глаза неотрывно смотрели на него. Тайны, всюду тайны. У него их столько, что и не сосчитать, и ей известно большинство из них.

– Как поживаете, мисс Хиллиард? – осведомился он светским тоном, поднося к губам ее холодные пальцы.

– Прекрасно, – равнодушно ответила она, упрямо сжав губы. – Здесь все ко мне очень добры.

– Полагаю, поездка в Лондон прошла успешно? – спросила Делиция, входя на террасу вместе с Берди. Девочка выглядела намного лучше, бледность сменилась здоровым румянцем. Ник поцеловал Делицию в лоб и подхватил малышку на руки. – У меня были срочные дела, но не все удалось выполнить. – Он чувствовал спиной тревожный, вопрошающий взгляд Сери вы.

– А вы купили мне леденцы в Лондоне, мистер Ник? – спросила девочка.

– Посмотри у меня в кармане. – Он опустил малышку на пол, и она тут же запустила ручонку в карман его сюртука и вытащила пакетик с леденцами.

– Ты ее избалуешь, – улыбнулась Делиция, но тем не менее охотно взяла предложенный леденец и угостила остальных дам.

– А где Капли? – спросил Ник, сразу помрачнев.

– Все еще в постели, – ответила Делиция. – Она отказывается вставать, – печально добавила она.

– Мы очень удивились, узнав о твоей помолвке, – осторожно заметил Чарлз. – Все случилось так неожиданно.

Ник кивнул.

– Да, это единственное решение, которое напрашивалось само собой.

– Очень благородно с твоей стороны, – покачал головой Чарлз, но в голосе его прозвучали неодобрительные нотки. – И ты хочешь принести в жертву свою жизнь, чтобы искупить вину Итана? Ты не несешь никакой ответственности за его поведение.

Между собравшимися воцарилось неловкое молчание, и Ник поежился, представив себе свое мрачное будущее.

– Я сделал выбор, и мое решение окончательное. Мисс Вайн станет моей женой. По крайней мере она не будет больше страдать.

Делиция коснулась его руки.

– Ты немного поспешил. Пройдет немного времени, и она найдет в себе силы для новой жизни…

– Но ее репутация будет погублена из-за нашего братца, бессердечного распутника, – сердито заметил Ник.

– Да… Итан меня разочаровал. – Делиция отошла от него в задумчивости. Не только Калли, но и его сестра страдают от последствий необузданных выходок Итана. Делиция вряд ли сможет доверять людям после того, что натворил ее родной брат. И Ник никогда ему этого не простит. Итан перевернул их мир с ног на голову.

Ему стало невыносимо тяжело. Он встал:

– Прошу меня извинить. Я пойду разомнусь немного после долгой дороги.

Он зашагал по тропинке, ведущей в сад, поддавая сапогом опавшие листья. Кустарники надо будет подрезать и весной посадить новые.

Сзади послышались торопливые шаги. Он сразу уловил легкий аромат Серины, который невозможно было ни с чем спутать.

Она была бледна и взволнованна.

– Я хотела поблагодарить тебя за помощь, Ник. Твоя поддержка для меня неоценима. Ты что-нибудь узнал о Лютере?

– И ни слова о том, как ты рада меня видеть? – с укором спросил он, скользя тоскующим взглядом по ее стройной фигурке в простом голубом платье. Ее шея выглядела тонкой и беззащитной в вырезе кружевной косынки, накинутой на плечи. Холодный ветер слегка теребил ее локоны, которые выбились из скромного пучка на затылке. Он мечтал сейчас лишь об одном: заключить ее в объятия и прижаться губами к ее губам. Она нужна ему. Он должен слышать слова любви из ее уст, ее вздох наслаждения, держать в руках ее покорное, трепещущее тело. Невыносимо тяжело чувствовать этот барьер, который их теперь разделяет, – невидимый, но прочный, как каменная стена.

– Ты ведь знаешь, что я рада тебя видеть, – прошептала она, и взгляд ее потеплел. – Но признания в любви сейчас неуместны, Ник. Слишком поздно.

Вздохнув, он попытался взять себя в руки. Да, слишком поздно. Он должен думать о Калли.

– Хиллиард проводит время в лондонских игорных притонах. Как ты и говорила, все считают, что твоего отца убил бродяга. Нам надо доказать обратное. И единственный способ это сделать – расспросить слуг. Может, кто-нибудь стал свидетелем убийства, но боится признаться.

– А ты сам видел его? – спросила она, прижав руки к груди.

– Да, мы обменялись любезностями в одном из игорных домов. Он до сих пор ненавидит сэра Джеймса и перенес эту ненависть и на меня. Я хотел бросить обвинение в убийстве ему в лицо, но вовремя удержался. Он ничего не должен знать о наших планах. Пусть думает, что ты от него прячешься.

– Так я и в самом деле прячусь, – пожала она плечами.

– Да, но это ненадолго, – возразил он. – Я навестил своего банкира, и он сказал мне, что счета сэра Лютера в полном порядке. Значит, он убил твоего отца не для того, чтобы завладеть его поместьем.

– Он убил отца потому, что ненавидел его. Сэр Лютер всегда отличался буйным нравом, и на этот раз его ненависть выплеснулась наружу.

Нику хотелось обнять ее, утешить, но он подумал, что она его отвергнет.

– Ты смирилась со смертью отца, Серина? Она кивнула.

– Он умер, и я уже ничего не могу изменить. И горевать о таком жестоком человеке, каким был мой отец, я тоже не могу.

– Его смерть изменила твою жизнь.

– Да… и заставила искать ответы на непростые вопросы. Удивительно, но теперь я чувствую себя гораздо сильнее и увереннее.

Ник остановился рядом с можжевельником, подстриженным в форме конуса.

– Ты обладаешь всем, что мужчина хотел бы видеть в женщине. Честность, доброта, страсть – все это привлекает. – Он схватил ее за плечи и повернул к себе. – Признайся же в этом сама себе.

– О, Ник, зачем ты это говоришь?

– Затем, что ты себя не ценишь.

Он не мог больше сдерживаться и поцеловал ее со всей страстью, на какую был способен. Каждый изгиб ее тела был ему до боли знаком. Он сжал ее грудь сквозь тонкую ткань платья, и желание, этот ненасытный зверь, вновь пробудилось в нем с прежней силой. Еще немного, и он сорвет с нее платье и овладеет ею на ближайшей скамейке.

– Я больше так не могу, – простонал он, держа ее в объятиях. – Мы предназначены друг для друга. Ты нужна мне, Серина… хотя готовишь ты из рук вон плохо.

Она горько вздохнула, уткнувшись лбом в его плечо.

– Как бы я хотела, чтобы у нас с тобой было будущее. Но ты скоро женишься на мисс Вайн. Мне даже немного жаль ее. Она ведь не знает, что ты разбойник.

Ее слова вернули его к действительности, и он выпустил ее.

– Ты и в самом деле думаешь, что можешь иметь все на свете, Ник? Кошельки путешественников, детскую благодарность и любовь, очаровательную жену, заботливую сестру, покорных слуг и любовницу? – Она оттолкнула его, и он невольно сделал шаг назад.

– Ты же знаешь, Серина, я не настолько расчетлив.

– Ну так я не буду твоей любовницей. Я не могу. То, что произошло в Лондоне, осталось в прошлом. Я не допущу, чтобы у меня был от тебя ребенок и ты тайком виделся со мной, когда тебе придет охота утолить свою страсть. Вот женишься, и пожалуйста – люби свою жену.

– Черт тебя подери, Серина! Я что, прошу тебя стать моей любовницей? – Он схватил ее за руку. – Нет. Я хочу, чтобы наши отношения были освящены церковью, а если это невозможно, то мы расстанемся навсегда.

Она кивнула.

– Я позволила тебе соблазнить меня, но это была минутная слабость. Просто тогда мне хотелось, чтобы кто-то меня утешил. Ты утешил и поддержал меня. И я поняла, что могу быть не просто никчемной барышней. Я могу жить и самостоятельно выбирать свой путь.

– У тебя на редкость сильный характер. Тебе надо было только осознать это.

– Но может быть, я напрасно обратилась к тебе за помощью после того, как отвергла тебя? Может, мне стоит самой выступить против сэра Лютера с пистолетом в руке?

Он улыбнулся.

– Это глупо, Серина. Только холодный расчет приведет Хиллиарда на скамью подсудимых, а для этого ты должна пока побыть здесь. Я не могу оставить Калли в таком состоянии, но как только она немного оправится, мы поедем в Сомерсет и все уладим. Можешь на меня рассчитывать.

Она тревожно взглянула ему в лицо.

– Я не хочу причинять тебе страдания. Он слегка коснулся пальцем ее щеки.

– Думаю, не я один буду страдать от неразделенной любви, – усмехнулся он. – Но ничто не заставит меня забыть те дни, что мы провели вместе. – Он больше не мог говорить и, повернувшись, решительно зашагал прочь. Сердце его разрывалось от боли.

 

Глава 21

Серина смотрела ему вслед. На этот раз она потеряла его навсегда. Что-то произошло, она проиграла невидимую глазу битву, отвергнув его любовь. А вдруг это был ее единственный шанс на счастье и она его упустила?

Ах, если бы можно было забиться куда-нибудь в уголок и дать волю слезам! Но сейчас не время предаваться тоске. Она должна сделать то, что задумала, и для этого ей потребуется помощь Ника. И если ей удастся вернуть к жизни мисс Вайн, Ник поедет в Сомерсет. А уж потом можно будет в одиночестве зализывать сердечные раны.

После обеда, который прошел в напряженном молчании, поскольку их с Ником взаимная холодность, казалось, передалась окружающим, она поднялась в спальню мисс Вайн.

Серина робко постучала в дверь, и горничная впустила ее. Больная полусидела в постели, опершись спиной о подушки и закрыв глаза. Лицо ее было бледно как мрамор. Гончие лежали рядом с мисс Вайн, глядя на нее умными карими глазами, точно хотели утешить. Серина погладила Венеру по шелковистой голове, и собака лизнула ее руку.

Мисс Вайн таяла на глазах. За все время своего пребывания в Холлоуз Серина всего несколько раз обмолвилась с ней парой слов. Ей было горько, что эта немощная тень скоро выйдет замуж за человека, которого любит она. Но сейчас она думала только о том, как спасти ее, как вернуть ей радость жизни.

Серина присела в кресло рядом с кроватью и взяла худую бледную руку в свою.

– Мисс Вайн, вам плохо?

Большие карие глаза распахнулись, и сердце Серины преисполнилось сочувствия к сопернице. Она пожала ее руку.

– Хотите, я вам почитаю?

– Ты можешь звать меня Калли. «Мисс Вайн» звучит слишком официально, как имя гувернантки. Хорошо бы стать гувернанткой – вот и фамилия подходящая. – Она вздохнула. – Да только сначала надо встать на ноги.

– А тебе не хочется вставать, верно? – спросила Серина. – Да, трудно смириться с предательством, особенно если тебя предал тот, кого ты любила.

Калли бросила на нее смущенный взгляд и ничего не ответила. Серина не знала, что еще сказать. Она ласково похлопала Калли по руке и окинула взглядом комнату. На стуле висели платья, на полу грудой валялись атласные туфельки, все со сломанными каблуками и изорванные в клочья.

– Это ты сделала? – спросила Серина. Калли кивнула, плотно сжав губы.

– Но зачем? – ахнула Серина, хотя прекрасно знала зачем. Всему виной отчаяние. Серина содрогнулась. Но что сказать, чтобы успокоить истерзанную душу мисс Вайн?

– Мне больше не нужны туфли. – Калли обратила на Серину взгляд, полный муки. – Тебя когда-нибудь предавали? – тихо спросила она.

– Да, пожалуй. Мои родители совершенно не заботились об мне, и это можно считать предательством. Им ни до кого не было дела, кроме самих себя… и бесконечных ссор, которые в конце концов погубили обоих. Отец спивался, а мама думала только о том, как бы отомстить ему за измены – настоящие и вымышленные.

Серина вздохнула. Слезы потекли по ее щекам, и она не могла их остановить – словно прорвалась плотина долго сдерживаемой печали. Калли чужой ей человек, но она тоже жертва обстоятельств. То и дело сморкаясь в платок, она рассказала Калли о смерти отца и о том, что хочет привлечь дядю к суду за убийство.

– Только после этого я смогу заснуть спокойно. Калли вытерла глаза.

– Мне больно слушать тебя – тебе столько пришлось пережить. И мне стыдно за себя, – прошептала она. – Стыдно за свою слабость. Я, как последняя дура, поверила любовным клятвам сэра Итана и отдалась ему.

Серина покачала головой.

– Не казни себя. В том, что ты доверилась ему, нет ничего дурного. Но сэр Итан коварно воспользовался твоим доверием. И потому в случившемся виноват только он.

Калли ударила кулачком по матрасу.

– Но я не могу не винить себя. Он был со мной таким внимательным, говорил мне разные нежные слова и рисовал наше будущее в романтических красках. И я ему верила.

– Сэр Итан столичный житель и гораздо опытнее тебя в искусстве обольщения. Он прекрасно знал, какие именно фразы обезоружат твое наивное сердечко.

Калли закрыла лицо руками.

– Я раздавлена, унижена. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь покинуть стены этого дома и вновь встретиться лицом к лицу с миром.

– Твоя нога серьезно повреждена, но благодари Бога, что ты не сломала себе шею. – Серина гневно нахмурилась. – Кроме того, ты же не хочешь дать сэру Итану повод для злорадства. А он наверняка обрадуется, если узнает о твоих переживаниях.

Калли снова ударила кулаком по матрасу, и одна из собак испуганно соскочила на пол.

– Я переживаю вовсе не из-за него!

– А он решит, что из-за него. Если ты собираешься выйти замуж за Ника, тебе волей-неволей придется часто видеться с сэром Итаном. И ты должна в его присутствии держаться гордо и с достоинством и смотреть на него с презрением. Если он увидит, что ты превратилась в печальную тень, он только еще больше возгордится.

Калли печально посмотрела на нее.

– Я не могу ходить.

– Пока нет, но если будешь стараться, у тебя обязательно получится.

– Ни один мужчина больше не взглянет на меня. Я калека. Доктор говорит, что моя нога срастается неправильно.

– Ты станешь замужней дамой, Ник будет заботиться о тебе. Зачем тебе внимание и комплименты других мужчин?

Калли погрустнела.

– Ник сделал мне предложение из жалости. Он хотел загладить то, что сделал Итан. А я опрометчиво согласилась, надеясь таким образом избавиться от чувства вины.

– Ник поступил правильно. А что произошло на самом деле? Расскажи мне, облегчи душу. Иногда это помогает.

– Когда мы с Делицией приехали в Лондон, Итан сразу же стал осыпать меня комплиментами. Он вывозил нас в город, показывал достопримечательности. Мы ездили на вечеринки и балы. Он катался со мной верхом в парке. – Калли скрестила руки на одеяле и виновато взглянула на Серину. – Ты знаешь, что он одевается, как принц, и манеры у него такие изысканные?

– Нет, но порой элегантные наряды и любезности не значат ровным счетом ничего.

– Я видела, что он много пьет за обедом, и глаза у него все время красные, и вокруг них темные круги. Но он буквально обворожил меня утонченными манерами и комплиментами.

– Ты не первая женщина, которая становится жертвой изощренного соблазнителя. И, увы, не последняя.

Калли вспыхнула и прикрыла глаза рукой.

– Потом он сделал мне предложение. Я знала, что Делиция попросит меня подождать и не давать ответа, пока не вернется мой брат. Итан убедил меня, что мы должны обвенчаться немедленно, и сделать это в Шотландии. Я согласилась, и в карете… – Она всхлипнула. – В карете он нашептывал мне нежности, а потом соблазнил в гостинице, пообещав, что мы станем мужем и женой через несколько дней. – Она горько заплакала. – Какой позор! Я чувствовала себя в его объятиях как в раю.

– Ты была влюблена и доверяла ему, только и всего. – Серина вздохнула, вспомнив свои бурные ночи в объятиях Ника. – Женщины слабы и не могут устоять против мужских чар.

Она умолкла. Калли тоже молчала, но Серина чувствовала, что ее горе понемногу слабеет. Она подошла к окну, думая про себя, что и ее собственная жизнь постепенно входит в новую колею и прошлое частично отпустило свою мертвую хватку.

Глядя на огненные краски осени в саду и голубое небо, она проговорила:

– Почему мы, женщины, сразу начинаем винить себя? Не потому ли, что считаем себя менее достойными уважения, поскольку не распоряжаемся деньгами и не смеем противоречить своим мужьям? Неужели мы существа второго сорта и должны нести ответственность за промахи мужчин? – Она гордо выпрямилась. – Думаю, что нет, хотя по закону мы стоим немногим выше прислуги. В Лондоне я познакомилась с одной женщиной, мисс Хопкинс, которая никогда не была замужем, но владеет собственным магазином дамских шляп. Она никому не подчиняется и сама решает все вопросы, связанные с покупкой тканей и продажей готовых шляпок. У нее работают несколько женщин, и в отличие от хозяев-мужчин она не изводит их непосильным трудом. Она щедро им платит и старается, чтобы ее работницы получали удовольствие от своего труда. Калли пошевелила забинтованной ногой.

– Ты права, Серина. Надо уважать себя. Может, если я найду себе занятие, мое положение перестанет меня тяготить. Я люблю рукодельничать. Мне очень нравится вышивать. – Она оживилась и пересела в инвалидное кресло прямо в ночной рубашке.

Серина с удивлением наблюдала за ней.

– Пожалуйста, подкати меня к дальнему окну. Серина с радостью повиновалась. За ними побежала одна из собак. Солнце заливало комнату золотистым светом. Калли положила себе на колени сумочку для рукоделия и взяла с подоконника раму с натянутой канвой. На ткани красовался изысканный мотив – павлин с великолепным хвостом и деревья на заднем плане. Серина не могла отвести глаз от вышивки.

– Ты искусная рукодельница, – восхищенно выдохнула она. – Тебе не будет скучно.

– Что правда, то правда. – Калли улыбнулась в первый раз за все время. – Я сама придумала рисунок. – Она робко покосилась на Серину. – Как ты думаешь, вышло неплохо?

– Потрясающе!

Калли прижала рамку к груди.

– Пожалуй, надо еще поработать, пока солнце не село.

– Вот и хорошо. Я принесу тебе пеньюар, чтобы ты не замерзла у окна.

– Ты останешься со мной еще немного?

– С удовольствием, – заверила ее Серина со всей искренностью, на какую была способна. Вместо соперницы в борьбе за сердце Ника она обрела подругу.

Две недели спустя Калли уже могла понемногу передвигаться, опираясь на трость. Ее нога срослась криво, но по крайней мере она нашла в себе силы встать с постели и дойти до кресла и обратно, и с каждым днем ходила все увереннее. Серина радовалась ее успехам, считая их отчасти и своей заслугой. Диана и Венера разделяли ее радость и бегали за Калли по пятам.

Если говорить начистоту, то поначалу Серина решила сблизиться с Калли из корыстных соображений, поскольку Ник заявил, что не покинет поместье, пока Калли не встанет на ноги, но с того разговора ее отношение к Калли изменилось.

И вот однажды вечером приехал Рафаэль Ховард, и Ник сказал, что они вместе с Сериной отправятся в Сомерсет, чтобы собрать доказательства виновности сэра Лютера.

Пожилая суровая горничная поехала вместе с Сериной, чтобы ее присутствие придало путешествию респектабельности. Раф и Ник решили ехать верхом. На следующее утро Серина помахала из окошка кареты своим новым подругам – Делиции и Калли, тяжело опиравшейся на трость.

Серина откинулась на бархатные подушки сиденья и устремила взгляд в окно. Глядя на суровый профиль Ника, ехавшего рядом с экипажем, она помрачнела. Она давно не видела, чтобы он улыбался или смеялся. Впрочем, последние две недели они не часто бывали вместе – только за обедом. Он явно избегал ее после того разговора в саду. Между ними выросла стена разочарования и недовольства. Серина пыталась убедить себя, что так оно лучше. Он женится на Калли, как только они вернутся из Сомерсета.

Она едет домой и скоро увидит то место, с которым связано столько горьких воспоминаний. Как ей не хватает сейчас поддержки Ника! Он рядом – и в то же время за тридевять земель от нее.

Они остановились в придорожном трактире, чтобы перекусить. Здесь торговали пивом, элем и жареным мясом. Ник подвел Серину к очагу, распространявшему ласковое тепло. День выдался холодный, промозглый. В воздухе уже танцевали первые снежинки.

– Подожди здесь. Я закажу нам что-нибудь поесть, – отрывисто произнес он.

Она присела на деревянную скамью у стола, пока Ник беседовал с трактирщиком.

Ей хотелось еще раз поговорить с Ником, услышать от него слова участия, но он говорил с ней лишь на общие темы, избегая касаться вопросов, которые больше всего ее волновали.

Трактирщик в длинном сюртуке, панталонах из коричневой домотканой материи и серых чулках принес горячее жаркое, корзинку с хлебом и блюдо с жареной дичью. Он обтер яблоко белым полотенцем и с поклоном положил перед Сериной.

– Пожалуйста, миледи. Надеюсь, оно придется вам по вкусу.

– Спасибо. – Серина невольно улыбнулась. Очевидно, здесь редко бывают заезжие путешественники – в основном местные фермеры.

Она поела, отметив про себя, что хлеб свежий и жаркое недурно приготовлено. Ник сел за другой столик вместе с Рафом. Он взглянул на нее, глаза их встретились, и Серина закашлялась, подавившись хлебом. Ник наверняка заметил ее смущение.

Насытившись, она вытерла губы салфеткой и снова обменялась взглядом с Ником, и на этот раз он не отвел глаз. Его лицо выражало целую гамму чувств: гнев, желание, отчаяние. Ее сердце гулко стучало в груди. Что бы он ни говорил и ни делал, он одним лишь взглядом возбуждает в ней страсть. Щеки ее вспыхнули, и она отвернулась.

– Ты готова? – хмуро спросил он, подойдя к ней. Двойной смысл фразы заставил ее затрепетать.

– Да, я готова продолжить путь, – ответила она. – Не люблю подолгу засиживаться на одном месте.

– Я заметил, – произнес он, открывая перед ней дверь.

– Мне не нравится твой сарказм, – отрезала она.

– А мне наплевать, что тебе нравится, а что нет. Я здесь только потому, что обещал тебе помочь, а мое настроение тебя не касается. – Он смерил ее холодным взглядом. – Ты неоднократно оскорбляла меня, и я не настолько глуп, чтобы дать тебе возможность еще раз плюнуть мне в душу.

Они подошли к карете, и Ник стоял так близко, что Серина видела, как часто вздымается его грудь. Вожделение, как вязкий сироп, обволакивало их обоих, и она почувствовала, что слабеет под его взглядом.

«Вспомни о Калли, – твердил ей внутренний голос. – Она теперь твоя подруга. Не поддавайся зову плоти. Ты пожалеешь об этом».

– Если жизнью человека правит любовь, он становится слабым и уязвимым. Страсть сожжет его, – произнесла она вслух и тут же, охнув, прижала пальцы к губам, поняв, что выдала свои мысли.

Он пожал плечами, делая вид, что его нисколько не интересует ее мнение.

– Это относится к малодушным, – проговорил он. – Если человек боится любви, он никчемное существо.

Он открыл дверцу и помог ей сесть в карету. Его прикосновение обожгло ее сквозь перчатку, и она с трудом перевела дух. Чем дальше они уезжали от Суссекса, тем больше их путешествие напоминало то время, когда они жили в лондонском убежище Ника. Тогда у них не было будущего и Калли Вайн не стояла между ними. Они любили друг друга, забыв обо всем на свете. И спешили любить, гонимая, что рано или поздно им придется расстаться.

Ник с грохотом захлопнул дверцу кареты. Серина вздрогнула. Неужели она сейчас упустила последний шанс вернуть его любовь? Нет, она не будет об этом думать. Она должна твердо придерживаться своих принципов, как бы ей ни хотелось снова стать счастливой.

Они остановились в гостинице неподалеку от Винчестера. Серина вышла из кареты. Спина ее затекла, мышцы ныли от долгой тряски. На нее тут же налетел ледяной ветер и дождь, и она, поплотнее запахнувшись в плащ, бегом припустила к гостинице.

Ник что-то сказал конюху, и карета покатила к конюшням. Серина мечтала только о том, чтобы утолить голод и погреться у очага.

Чем ближе они подъезжали к Сомерсету, тем тяжелее становилось у нее на сердце. Воспоминания… Лондон был далеко от места трагедии, и поэтому она как-то справлялась со своим горем, но теперь тоскливый ужас вновь завладел ее душой, а вместе с ним пришло и бессильное отчаяние.

В Лондоне она обрела силы для новой жизни и почти распрощалась с прошлым, а здесь ей придется вновь пройти через ад и встретить всех призраков, которых она пыталась изгнать из памяти.

Ей хотелось плакать. Она оглядела полутемный зал, воздух в котором был сизым от дыма, валившего из очага, и в глазах у нее защипало. Хороший повод, чтобы дать волю слезам, да что толку? Надо обуздать свои чувства. В помещении с низким потолком сидело с десяток посетителей – местные фермеры, решившие отдохнуть от тяжелой работы за кружкой эля.

Пока она отряхивала мокрый плащ, трактирщик, маленький рыжий человечек с хитрым лицом, вышел вперед и поздоровался с ней.

В этот момент вошли Ник и Раф, вода лилась с их плащей и треуголок.

Ник, сурово хмурясь, сдернул перчатки. Серина догадывалась, что его плохое настроение вызвано ее присутствием, и еще больше расстроилась.

– Старина, приготовьте три отдельные комнаты с гостиной и горячую еду, – приказал Ник.

– Слушаю, сэр. У нас сегодня барашек с каперсами, рыба под белым соусом и на десерт сливовый пудинг. Вам подойдет такое меню?

– Для голодного это звучит заманчиво, – кивнул Ник.

– Еду подадут в гостиную, сэр. – Трактирщик поклонился и поспешил к двери, из-за которой в зал проникали аппетитные запахи. Серина уловила аромат лука, тимьяна и базилика.

Ник сердито взял ее за руку и повел за собой. Она стряхнула его пальцы и прошипела:

– Я могу идти без посторонней помощи.

– Я знаю, что тебя это злит, но я использую любую возможность, чтобы прикоснуться к тебе. К тому же я не желаю, чтобы местные мужланы на тебя пялились, – отчеканил он.

Серина смерила его сердитым взглядом.

– А я использую любую возможность, лишь бы быть от тебя подальше, – огрызнулась она.

– Похоже, от голода мы становимся весьма раздражительными, – заметил Раф, перевязывая мокрые волосы лентой. Под глазами его залегли тени, лицо выглядело усталым. Серина подумала, что не она одна страдает, другим тоже приходится нелегко.

Раф отодвинул перед ней стул, и она села, оглядывая комнату. Служанка расставляла на буфете блюда с едой. Еще две служанки принесли глиняные миски, тарелки и бокалы для вина.

Ник заказал бутылку кларета и по кружке эля для себя и Рафа.

– Что вы будете пить, мисс Хиллиард?

От взгляда Ника по телу ее разлился жар. В это мгновение она готова была отдать все на свете за его объятия, но тут же отбросила прочь крамольные мысли.

– Вина, если можно.

Во рту у нее пересохло. Ник не спускал с нее внимательного взгляда, как будто точно знал, что с ней происходит.

Она развернула веер – один из тех, что расписала своими руками у мисс Хопкинс, – и принялась обмахивать разгоряченное лицо. На веере красовался обведенный позолотой орнамент из цветочных гирлянд и купидонов, под ним на атласной ленточке были выведены слова: «Истина, любовь, честь». Ей было приятно сознавать, что она сама расписала эту вещь. Сама! Никто ей не помогал.

Ник заметил, как она разглядывает веер, и усмехнулся:

– Судя по твоей самодовольной улыбке, – ты любуешься собственной работой.

– К чему этот сарказм? – проворчал Раф. Он протянул руку, и Серина подала ему веер. Он развернул его и стал задумчиво рассматривать, – Я кое-что вспоминаю… Женщину, которая проводила много времени за рисованием, расписывая веера. Этот орнамент мне знаком.

– Такой же орнамент украшает фрески в церквах. Амуры, цветы. Ангелов здесь нет, иначе мотив имел бы религиозный, а не светский характер. Я, например, больше люблю цветы – любые цветы, – объяснила Серина, радуясь тому, что наконец удалось хоть с кем-то поговорить спокойно и дружелюбно.

Раф потер лоб.

– Я отчетливо помню тонкие женские пальчики, держащие кисть, хрупкое запястье, баночки с краской. И солнечный луч, падающий из окна на поверхность стола.

Серина тут ж. е представила себе Андрию за работой. Да, все сходится, но ведь то же можно сказать и о других художницах.

– Роспись вееров очень популярна среди благородных дам. Должно быть, вы вспоминаете сестру или кузину за этим занятием или художницу, которая расписывала веер вашей матушке.

По лицу Рафа промелькнула гримаса отчаяния.

– Наверное, вы правы. Но больше я ничего не могу вспомнить. – Он оперся на локти и сжал ладонями виски.

Серина смотрела на него с сочувствием – его боль не могла оставить ее равнодушной. Она ободряюще сжала его руку.

– Не отчаивайтесь. Вы помогли мне в свое время, и я обязательно отплачу вам за ваше терпение и доброту.

Раф тяжело вздохнул и промолчал. Серина обменялась взглядом с Ником, и тот кивнул, поняв ее молчаливую просьбу о поддержке.

– Я уже обещал Рафу, что поеду с ним на север, после того как мы закончим здесь все дела. И вместе разыщем лорда Роуэна.

«Мне бы тоже хотелось поехать с вами», – чуть не сказала Серина, но промолчала. Их с Ником пути разойдутся после поездки в Сомерсет. У нее теперь есть работа, и она вернется в Лондон, как только убийцу отца арестуют.

– Это самые добрые слова, которые я услышала от тебя за весь вечер, Ник. – Она улыбнулась ему. – Я рада, что на друзей твой сарказм не распространяется. Ты приберегаешь его специально для меня.

– Мои друзья меня понапрасну не злят, – возразил Ник. – Всему есть предел, и моему терпению в том числе.

– Да, это видно. Но если терпения у тебя маловато, то зато остального в достатке: вспыльчивость, упрямство, хитрость и коварство. Список можно продолжать до бесконечности.

– Этот список только ты и держишь в памяти. Цепляешься к малейшим моим недостаткам и раздуваешь их до немыслимых размеров.

Серина невольно отвела взгляд, смущенная его вспышкой. Раф встал, отодвинув стул.

– Пойду в конюшню, проведаю лошадей. – Он ушел, и Серина в отчаянии всплеснула руками.

– Ник, видишь, что ты наделал? Из-за тебя Рафаэлю пришлось нас покинуть. Нельзя ссориться при посторонних. Это некрасиво.

Ник вздохнул и откинулся на спинку стула.

– Ты права, но я не могу усмирить свои инстинкты в твоем присутствии.

Он обратил на нее тяжелый взгляд, обещавший возмездие и наказание. Дрожь пробежала по ее телу, но сердце подпрыгнуло в груди, и страсть вновь залила жаром ее щеки.

– Я хочу, чтобы ты призналась, что любишь меня, – тихо проговорил он. – Зачем ты скрываешь свои чувства? Ведь я знаю, что твое сердце принадлежит мне. Мы не сможем долго сторониться друг друга.

От его слов мурашки побежали у нее по спине. Его взгляд напомнил ей пожар в лесу, пожирающий все на своем пути.

 

Глава 22

Серина вертелась в постели, тщетно пытаясь заснуть. И только глубокой ночью ей удалось наконец провалиться в забытье, но и во сне тяжелые раздумья не оставляли ее, хотя она выпила за обедом много вина, чтобы заглушить воспоминания. Сцена смерти отца снова вплелась в ее сон.

Она резко села, ловя ртом воздух. В первое мгновение она даже не смогла сообразить, где находится. Тусклый серый свет пробивался в комнату сквозь занавески на окне. Она в гостинице.

Липкий пот покрывал ее тело. Она обхватила руками колени и тут услышала, как тихонько звякнул засов и кто-то проскользнул в комнату. Серина в ужасе замерла.

– Кто здесь? – Неужели это ее голос – осипший от страха?

– Это я, Ник. Моя комната рядом с твоей, и я слышал, как ты кричала во сне. – Он сел рядом с ней на кровать, не решаясь ее обнять.

Она всхлипнула и протянула к нему руки.

– Ты пришел.

Он прижал ее к своей груди так крепко, что она едва могла дышать. Наконец-то она в безопасности.

– Ты все еще страдаешь от ночных кошмаров?

Она молча кивнула, дрожа всем телом. Он не должен быть здесь, не должен обнимать ее, но она не могла отстраниться. Она тянулась к его успокаивающим объятиям, как пчела к цветку. Если он отпустит ее, она рассыплется на тысячи кусочков.

Серина чувствовала под своими ладонями его упругие мышцы и гладкую кожу. Сила и нежность – сплошные противоречия. Мужское обаяние, скрытое под привычной светской маской. Ее руки ласково скользнули вдоль его спины. Он уткнулся ей в шею и запустил руку в ее волосы.

На нем были только панталоны, и жесткий пояс препятствовал ее ласкам. Пора остановиться – твердил голос рассудка. Но именно сейчас, в это мгновение, ей так необходимы его объятия. Всего лишь мгновение украденного счастья, чтобы она поверила, хоть ненадолго, что он принадлежит ей и она не одинока в этом враждебном мире.

Она не может предать Калли. Не должна… Эта мысль промелькнула в ее сознании и тут же растаяла без следа.

Его объятия успокаивали ее, возвращали ей уверенность в себе. Она наслаждалась его ласками – как же ей этого не хватало!

– Ну, ну, милая, успокойся. Сны тебя больше не напугают. Я с тобой, – шептал Ник, лаская ее.

Серина уткнулась лицом ему в шею и поцеловала в щетинистый подбородок. Она ждала затаив дыхание. Он наклонился к ней и нашел ее губы, приговаривая:

– Спокойно, спокойно.

Ник колебался одно мгновение, как будто спрашивал себя, разумно ли целовать ее, затем, отбросив все сомнения, впился в ее рот отчаянным, неистовым поцелуем. Она ответила ему так же страстно, удивляясь про себя, как могла жить без него все это время. Опьяненная его близостью, она уцепилась за него, как утопающий, и приподняла бедра в немой мольбе.

Он раздвинул ее ноги, и волна желания, густая, как мед, пробежала по ее телу.

– Чума меня возьми, я так хочу тебя, Серина! – прошептал он, схватив ее за запястья и прижав их к подушке над ее головой. Другой рукой он поднял ей ночную рубашку и погрузил пальцы во влажную ложбинку меж ее бедер, пробуждая в ней томительную страсть. Он ласкал ее, а она рвалась к нему в неистовом желании вновь познать его любовь.

Он взял в рот ее сосок, и наслаждение пронзило ее тело.

– Ты прелестна, – прошептал он, целуя ее шею. – Я страдал без тебя с той минуты, как ты меня покинула. Я даже спать не мог – так страстно тебя хотел. – Он продолжал ласкать ее чувствительное местечко, и она извивалась и стонала от нетерпения. – С тобой я забываю себя. Я чувствую себя дома только тогда, когда сливаюсь с тобой в единое целое, и мысли об этом не дают мне покоя даже днем.

Его горячее дыхание щекотало ей кожу, и она погладила его сквозь ткань панталон.

– Я тоже хочу тебя, – прошептала она, готовая повторять эти слова вновь и вновь.

Он встал с кровати и торопливо расстегнул панталоны. Свидетельство его страсти вынырнуло наружу, он подался вперед, и она взяла его в рот, дразня языком, пока по телу его не пробежала сладкая судорога и он не застонал. Схватив ее руками за плечи, он с силой сжал их, словно наслаждение разрывало его изнутри. Наконец он отстранился и, сняв с нее ночную рубашку, подхватил ее на руки. Стоя, он прижал ее к себе так крепко, что она едва могла дышать. Ноги ее обвились вокруг его талии, и он вошел в нее.

Ник целовал упругую, нежную кожу ее груди, твердые соски, сводившие его с ума. Обхватив ее округлые ягодицы, он продолжал неистово входить в нее, стремясь достичь экстаза. Ее нежная плоть, такая глубокая, что, кажется, в ней можно было утонуть, манила его, дразнила влагой, и он выкрикивал ее имя, не в силах больше сдерживаться…

Потом он никак не мог отдышаться, и вздох вместе со стоном сорвался с его губ. Он снова хотел ее и готов был наслаждаться ее телом бесконечно. Он никогда не насытится этой женщиной, неуловимой, как луч солнца. Либо он ее получит, либо она его погубит.

– Я хочу, чтобы ты стала моей, – произнес он вслух, и ее аромат, нежная кожа, сладостные влажные ножны вновь манили к себе его мужское естество.

Она попыталась отстраниться, но он привлек се к себе, целуя и лаская.

– Холодно, – поежилась она, впервые ощутив ледяной сквозняк.

– Моя любовь тебя согреет, – пообещал он, обнимая ее.

Она не стала возражать, когда он укрыл их одеялом и принялся вновь играть с ее телом, как с музыкальным инструментом. Он сделает все, чтобы она запомнила эту ночь навсегда.

Серина проснулась на рассвете. По правде сказать, она почти и не спала, проведя всю ночь в объятиях Ника. Итак, она стала любовницей чужого жениха, несмотря на все старания держаться от него подальше. Сознание ее раздваивалось: ощущение всеобъемлющего счастья смешалось со стыдом и раскаянием. Душевные муки то и дело вырывали ее из сладких объятий сна.

Вздохнув, она потянулась, как кошка. Ник положил руку ей на плечо и прижался к ее груди заросшим щетиной лицом. Непокорные черные пряди упали ему на лоб, глаза светились счастьем, но взгляд был настороженным.

– У тебя усталый вид, Серина. Ты плохо спала? – заботливо спросил Ник.

Она села в постели, подложив под спину подушку.

– Да, мне не спалось. – Она намотала локон на палец. – Наверное, совесть не давала мне заснуть, – задумчиво прибавила она.

Он со стоном прижался губами к ее плечу. В душе ее словно что-то прорвалось, и досада хлынула наружу.

– Я все делаю не так! Любя тебя, я себя обесчестила. Неужели я настолько слабохарактерна, что пала жертвой первого же соблазна, стоило мне выйти за порог моего дома?

Ник вскинул голову.

– Мы все несовершенны, Серина. Любовь устанавливает собственные, правила. Я, к слову сказать, рад, что встретил тебя.

– Да, ты всегда был рад залезть ко мне в постель, – проворчала она. Необъяснимая печаль комком подступила к горлу. Почему ей хочется плакать после дивной ночи, проведенной вдвоем с любимым?

Он погладил ее по голове.

– Ты должна научиться доверять себе и мне. Я уже не раз тебе говорил, как ты мне дорога и как я хочу, чтобы мы были вместе. Ты вычеркнула меня из своей жизни, и это после того счастья, которое мы испытали с тобой. Правда, наше счастье в Лондоне было эфемерным и недолгим. Жизнь моя мне не принадлежит, но наша любовь настоящая. И не имеет ничего общего с моим «ремеслом».

Серина боролась со слезами. Нельзя, чтобы он стал свидетелем ее слабости. Ник заключил ее в объятия, опершись спиной о жесткую спинку кровати.

Она больше не могла сдерживаться, и слезы хлынули потоком. Серина презирала себя за малодушие, но что она могла сделать, если любила этого разбойника больше жизни. Она рыдала, уткнувшись ему в грудь, а он молча обнимал ее, успокаивая. «Я здесь, и ты ничего не бойся», – говорили его объятия.

Печаль понемногу утихла, оставив в душе пустоту. Она вытерла лицо простыней.

– Господи, какая же я плакса!

– Ты имеешь право на слезы. Эта поездка навеяла на тебя тяжелые воспоминания.

– Мои родители когда-то были счастливы, – пробормотала она, не отнимая лица от его груди. – Почему они не смогли сберечь свое счастье? Когда они начали ненавидеть друг друга? Неужели и наша любовь со временем перейдет в ненависть?

– Не знаю, любовь моя. Ты можешь без конца думать о прошлом, пытаясь понять своих родителей, но ты так и не получишь правдивой картины. В какой-то момент один из них больно ранил другого, и это изменило всю их жизнь.

Она взглянула ему в лицо, забыв о том, что глаза у нее красны от слез.

– А кто говорит, что нельзя разрушить даже самые теплые отношения? Горе и ненависть способны уничтожить даже самую сильную любовь.

– Да, тут, конечно, есть определенный риск, но если любовь сильна с самого начала, то у нее есть шанс выжить. Большинство людей нашего круга женятся по расчету. И если любви нет, им очень редко удается построить семейную жизнь, основанную на дружбе и уважении. – Он вздохнул. – Имеются и исключения, но многим ли посчастливилось встретить истинную любовь?

В душу Серины закралось сомнение. Родительские ссоры оставили в ее сердце незаживающую рану. Кто может поручиться, что это не минует и ее? И кто мешает ей поверить в лучшее, кроме нее самой?

– Они были так несчастны, – дрогнувшим голосом произнесла она.

– Они сами выбрали свой путь. Будь у них хоть чуточку сочувствия друг к другу, многого можно было бы избежать. Но ты не несешь ответственности за их действия с того самого момента, как стала принимать самостоятельные решения и научилась жить бок о бок с их ненавистью. Будь ты слабее, ты обвиняла бы во всем родителей, не стараясь разобраться в себе. Но ты – их любила и пыталась им помочь. – Ник приподнял ее лицо за подбородок. – Они не стоили твоей любви. Пришло время освободиться от их теней и перестать в себе сомневаться. Ты должна сделать собственный выбор и не обязана следовать их путем. Ты сильная женщина, Серина, и ты достойно проживешь свою жизнь. Она провела рукой по его волосам.

– Откуда ты все это знаешь?

– По собственному опыту. Сначала я был рад, что меня усыновил сэр Джеймс, но это счастье очень скоро омрачилось постоянными стычками с Итаном. Мой двоюродный брат сразу возненавидел меня и будет ненавидеть до самой смерти. Я обрел кров и прелестную сестру, но Итан никогда не забудет, из каких низов я вышел. И не даст забыть мне самому. Раньше это доводило меня до отчаяния, но потом я научился не обращать внимания на его злобные выпады. Сэр Джеймс предоставил мне возможность начать новую жизнь, и у меня теперь есть Холлвуз, любимое поместье.

– Но ты живешь двойной жизнью. Ник беспокойно заворочался.

– Да… Наверное, я до сих пор в глубине души сомневаюсь, не сон ли все это. Итан всегда говорил, что от меня воняет трущобами, и в детстве я ему верил. Полная опасностей жизнь разбойника – еще один способ утереть нос Итану. Я пытаюсь облагородить тот район, в котором провел детство. Вот почему я решил основать сиротский приют. Иногда чужая ненависть способна выявить в человеке его лучшие качества.

Серина кивнула.

Ник мрачно усмехнулся.

– Я и не убил-то его только поэтому, хотя много раз готов был это сделать.

Она слушала его внимательно. Впервые она начала понимать Ника по-настоящему. Она чувствовала его силу, но никогда раньше не догадывалась, почему он выбрал столь рискованный путь. Она-то думала, что его выбор обусловлен особенностями характера, своего рода эгоизмом и любовью к опасным приключениям.

– Да, ненависть способна погубить человека, – вздохнул он. – Она должна преобразоваться во что-нибудь созидательное, а не разрушительное, но на деле получается наоборот.

Серина снова кивнула.

– Да, ты прав. Теперь я понимаю, что мои родители просто не желали перебороть свое горе. Если бы они это сделали, все было бы по-другому.

– Ты выберешь правильный путь, моя дорогая, ведь так? – серьезно спросил он.

Она кивнула, сглотнув слезы.

– Да, и сделаю это прямо сейчас.

Он прищурился, догадываясь, что последует дальше.

– Прости меня, Ник, за то, что я наговорила тебе, за все оскорбления и обидные слова. Я уважаю тебя и поэтому не могу больше наслаждаться вместе с тобой украденным счастьем.

 

Глава 23

Серина встала с постели.

– Ник, ты пришел ко мне, утешил, но наша близость не будет иметь продолжения. Я уважаю себя и не стану твоей любовницей. Подобное больше не повторится. Я просто не смогу посмотреть в глаза Калли после этой ночи.

Он нахмурился. Она чувствовала, как ему больно и горько, но внешне это проявилось только в том, как он резко откинул одеяло.

– Ну конечно, – процедил он. – Я никогда не просил тебя стать моей любовницей, тем более теперь, когда ты выбрала честный и прямой путь. Я бы мог умолять тебя, но понимаю, что это бесполезно. – Он холодно взглянул на нее. – И расторгнуть помолвку с Калли я тоже не могу. Это лишит ее последней надежды, которую она обрела, приняв мое предложение. Она так слаба, что мой отказ ее убьет.

За окном брезжил серый рассвет. Все кончено. Они оказались на распутье, и их пути расходятся. Все слова сказаны, все доводы приведены.

– Я благодарю Бога, что ты не забеременела от меня, – проговорил он, слегка коснувшись ее щеки. – Если бы это произошло, можешь быть уверена, я бы позаботился, чтобы у твоего ребенка было все самое лучшее. И других твоих детей я бы любил как своих собственных и не оставил бы тебя страдать в одиночестве.

Серина сглотнула слезы и отвернулась.

– Я знаю, – прошептала она.

Он натянул панталоны, ласково погладил ее по волосам и вышел.

Сэр Итан Левертон ехал верхом через лес, граничащий с поместьем Холлоуз. Дубы И ясени могут принести неплохой доход, если Ник решит спилить их на дрова, на что он, конечно же, никогда не пойдет. Он совершенно не умеет извлекать выгоду из своих владений, вечно что-то бубнит про сохранность леса, который защищает поля от северного ветра. Как будто поместье не окружено со всех сторон холмами.

Итан злобно выругался, давая волю своей ненависти. Он едва сдерживал ярость и так сильно натянул поводья, что бедный конь, заржав от боли, взвился на дыбы.

– Черт тебя побери! Перестань брыкаться, скотина! – крикнул Итан, отмахиваясь от веток, хлеставших по лицу. Он вспомнил свое недавнее унижение у дверей особняка Холлоуз. Ник ему за это дорого заплатит! Тетя Титания сердито уставилась на него свиными глазками и заявила, что ему отказано от дома.

– Если бы Ник был дома, он вышвырнул бы тебя вон. Но, как тебе, вероятно, известно – иначе ты бы не рискнул здесь появиться, – он поехал вместе с Сериной Хиллиард помогать ей в одном важном деле. Не понимаю, как у тебя хватает наглости приезжать сюда после того, что ты натворил.

– Я приехал извиниться перед мисс Вайн, – сказал он, хотя на самом деле явился за тем, чтобы раздобыть денег. Ему надо во что бы то ни стало оплатить долги. От садовника в местной таверне он узнал, что Ник уехал в Сомерсет и вернется не раньше чем через неделю.

Но его даже на порог не пустили. Более того, повсюду расставлена охрана, которой приказано выдворять его из владений Ника, если он там появится. Придется отступить, жизнь дороже.

Он снова громко выругался – сломанная ветка порвала его рукав. Вонзив шпоры в бока коня, он поскакал на холм, с которого открывался вид на Холлоуз. Сегодня под покровом темноты он проникнет в дом. Или он выплатит долги, или ему придется покинуть страну. Или проститься с жизнью.

Он бросил взгляд на долину, распростертую у подножия холма и потонувшую в тумане. Поместье и Ник… Одно он жаждет заполучить, от другого мечтает избавиться. Сэр Джеймс купил Холлоуз специально для своего приемыша, потратив деньги, которые должны были принадлежать Левертонам. И все это ради того, чтобы подарить дом какому-то оборванцу. Имя Левертонов навеки опозорено с того самого момента, когда сэр Джеймс решил усыновить внебрачного сына своей сестры. Ее имя никогда не упоминалось в семье, но Итан знал, что его отец любил сестру. И Ника. Только Ника.

– Сколько раз отец предавал меня? – спрашивал себя Итан. – Да каждый раз, стоило ему бросить взгляд на высокого красавца Ника. – Я всегда был вторым. – Итан вздохнул – болезненная, невидимая глазу заноза постоянно будет саднить в его сердце. Сэр Джеймс говорил, что любит всех своих детей одинаково, но Итан ему не верил. Отец часто советовался с Ником, как со взрослым – столп нравственности, подумаешь! Вымогатель, подлиза! Ник испортил ему жизнь. И будет только справедливо, если он оплатит долги Итана.

Итан стиснул кулаки с такой силой, что ногти впились в кожу, оставляя кровавые вмятины. Он облизал ранки, продолжая бурчать себе под нос.

Солнце уже поднялось из тумана, и в полдень дымка наверняка рассеется. Лучше всего найти сейчас какой-нибудь трактир и переждать там день, а ночью вернуться в поместье.

Он вспомнил, что через лес пролегает тропинка, по которой он много раз ездил в детстве. Солнечные лучи пробивались сквозь осеннюю листву, и он бы любовался окрестностями, если бы не мрачные мысли, от которых раскалывалась голова. Птицы беспечно щебетали в ветвях деревьев, а Итан готов был иссечь хлыстом ветки, лишь бы заставить птиц замолчать. Белочки бегали по стволам и с любопытством косились на него. Можно попробовать подбить их камнем, как в детстве. Жаль, что он не догадался прихватить с собой несколько камешков. Он кидал камни гораздо более метко, чем Ник.

Вот бы выстрелить Нику в спину – уж он бы не промахнулся! И кому какое дело, кто его убил, если бы Ник исчез? Он непременно его подкараулит… непременно. Итан приободрился, повторяя эти слова как заклинание.

Он выехал на поляну и почувствовал запах дыма. За молодыми деревцами мелькнули серые стены хижины. Лачуга старого Ноя, догадался он. Проклятый конюх всегда обожал Ника, учил его кататься на пони и утешал, когда тот падал. Ной был главным конюхом сэра Джеймса и верным слугой Ника, готовым исполнить малейшую просьбу молодого хозяина. И до сих пор, наверное, служит этому мерзавцу.

Конь Итана встал, настороженно прядая ушами. Итан взглянул в том направлении, куда смотрел конь, и увидел огромного черного жеребца. Что он здесь делает?

Итан застыл в седле, размышляя. Жеребец был привязан к колышку и бродил по кругу, пощипывая жухлую траву. Итан заметил на его передних ногах белые чулочки. Господи, да это же легендарный Пегас, верный конь Полуночного разбойника, который промышляет в этой части Суссекса!

Итан хотел уже броситься вперед и увести коня, но зачем? Конь вряд ли принадлежит Ною. Он слишком беден, чтобы заплатить за такого красавца. Ной служит у Ника. Боже правый, значит, конь принадлежит Нику. И Полуночный разбойник – это…

Мысли вихрем закружились в его голове. Что, если Полуночный разбойник – Ник? Теперь понятно, откуда у него деньги на сиротский приют.

– Пегас, – тихонько позвал он жеребца.

Конь поднял голову и взглянул на Итана умными черными глазами. Чертова скотина откликается на кличку Пегас! Итан снова позвал коня, и тот негромко заржал.

Предчувствие удачи охватило Итана. Если его предположения верны – а они наверняка верны, – он заставит Ника выплатить карточные долги, а может быть, добьется, чтобы негодяя повесили.

Тогда Холлоуз перейдет к нему, думал Итан. И даже если Ник завещает поместье Делиции, все равно ему удастся его заполучить.

Он бросил вороватый взгляд в сторону хижины, но старого конюха не было видно. «Он не должен меня видеть», – подумал Итан и повернул коня. Ной обязательно донесет Нику, если его заметит.

Он беззвучно смеялся, потирая руки. Ника ждет сюрприз. Но сначала надо раздобыть денег. И Итан знает, кто щедро заплатит, чтобы заполучить одну девицу. Лютер Хиллиард. Они оба неплохо поживятся.

Итан уже слышал звон монет в своих карманах.

Сэр Лютер провел всю ночь в клубе за игрой в карты и выпил бессчетное количество бутылок вина. Он приступил к завтраку, когда первые лучи солнца заглянули в окна. Он весь день провел в игорном доме, ожидая, когда начнут собираться посетители.

Сэр Лютер плохо спал с тех пор, как убил своего брата, и боялся закрыть глаза ночью, чтобы дьявол ненароком не уволок его в преисподнюю. Он поежился, словно на него повеяло могильным холодом. Бренди – единственное средство, позволяющее ему забыться и отогнать кошмарные сны. Он жадно глотал напиток прямо из бутылки.

Огонь разлился по его телу, сердце бешено заколотилось в груди. Хорошего мало, но как иначе избавиться от призраков?

Итан нашел сэра Лютера в его комнате в клубе. Перед ним стоял поднос с нетронутой едой, наполовину пустая бутылка бренди, хотя вечер только начинался. Старик развалился в кресле, его обрюзгшая фигура расплылась, плечи ссутулились. Багровые кровеносные сосуды избороздили мелкой сетью нос и обвисшие щеки. Сюртук был в пятнах, панталоны натянулись на толстых ляжках. Создавалось впечатление, что сэр Лютер» просидел в этом кресле не одни сутки.

– Кто ты? – рявкнул сэр Лютер, впиваясь в Итана злобным взглядом. – Твое лицо мне знакомо.

– Итан Левертон.

Сэр Лютер вздрогнул, будто его ударили.

– Левертон? Не произноси при мне это имя! Это мое проклятие.

– Мне известно, что вы с сэром Джеймсом были заклятыми врагами, но я ничего против вас не имею, сэр Лютер. Я пришел по поводу вашей племянницы.

– Серина? Ты ее знаешь? – подозрительно спросил старик и потянулся за бокалом.

– Она пришла ко мне несколько недель назад в надежде, что я ей помогу. По ее словам, вы убили ее отца, и ей нужен человек, который привлечет вас к суду. – Итан с торжествующим видом уселся в кресло, не ожидая приглашения. У него на руках все козыри.

Наступило долгое молчание, нарушаемое только хриплым дыханием сэра Лютера. От спертого воздуха Итан начал задыхаться. Он с отвращением взглянул на своего собеседника. Сэр Лютер смотрел на него с холодной улыбкой, от которой у Итана зашевелились волосы на голове.

Этот человек убил своего родного брата, и Итан завидовал его решимости, но в то же время убийца наводил на него жуткий страх. Итан и сам мечтал пристрелить Ника выстрелом в спину, но, по правде сказать, в душе он не был убийцей. Это он понял, глядя на сэра Лютера. Итан подумал, что наймет для этой цели какого-нибудь головореза из лондонских трущоб, как только разрешится дело с Сериной Хиллиард.

– Моя племянница в Лондоне? Ты ее видел? Итан кивнул.

– Она была в Лондоне, сэр Лютер, но теперь уехала в Сомерсет с моим братом. Он, а не я предложил ей разузнать правду о смерти Эндрю Хиллиарда.

Зловещая тишина повисла в комнате. Итан просунул палец за галстук – ему было тяжело дышать. Руки его дрожали, ладони вспотели.

– Сколько ты хочешь? – спокойно спросил сэр Лютер. Итан заерзал в кресле и принялся теребить треуголку.

– Ты же пришел за деньгами, так?

– Да, сэр Лютер, я по уши в долгах, и мне нужна ваша помощь. Вы получите свою племянницу, и я ни словом не выдам вас, если вы мне щедро заплатите.

– Сколько? – повторил сэр Лютер, подавшись вперед, и его тучное тело заколыхалось, словно бурдюк с вином, источая запах гнили.

– Я знаю, что дела у вас идут неплохо, сэр Лютер. – Итан собрался с духом и выпалил: – Двадцать тысяч фунтов.

Итан подозревал, что, как только сэр Лютер расправится с мисс Сериной, он примется и за него. Но до этого еще далеко, а пока надо уплатить по счетам. Потом он что-нибудь придумает.

– Но это огромная сумма! – прорычал сэр Лютер, тяжело поднимаясь с кресла.

Итан отпрянул.

– Ни пенни меньше, – отчеканил он.

Сэр Лютер навис над ним, как полусгнивший корабль, затонувший в сточных водах. Итан готов был вскочить и броситься прочь, но старик сказал:

– Ладно, идет. Ты получишь свои двадцать тысяч. Я провожу тебя в банк и выпишу чек на половину этой суммы, как только ты мне скажешь, где я найду племянницу.

– Я уже разработал план похищения. Я ее выкраду. Это будет несложно сделать. Подожду, когда они вернутся из Сомерсета, и передам ее вам из рук в руки или пошлю записку с адресом, по которому вы ее найдете.

Сэр Лютер схватил его за плечо толстыми короткими пальцами.

– Помни, что, если ты мне её не передашь, ты покойник. Итан, побледнев, кивнул. У него не было ни малейшего желания обманывать сэра Лютера. Он знал, где работает мисс Серина.

– Вы можете рассчитывать на меня, сэр Лютер.

Серина вдохнула знакомый соленый запах моря. Она так соскучилась по нему! Как можно было забыть красоты этого места, которое она называла своим домом? Мрачные воспоминания вычеркнули из памяти все хорошее.

За горной грядой расстилались торфяные болота, пологие склоны сбегали вниз, к морю. Вереск гнулся к земле под порывами ветра, осенние листья шуршали и кружились над лугом. Серина высунулась в окошко кареты, высматривая впереди знакомую дорожку, ведущую к Хай-Кресенту. Поворот будет недалеко от Уиллитона..

Вскоре показалась высокая каменная ограда и ворота с львиными головами. Сердце ее сжалось. Дом. Но не тот дом, который ей запомнился с детства. Хай-Кресент всегда казался ей огромным особняком, почти дворцом, а сейчас он словно сжался и выглядел весьма скромно.

Ник ехал рядом.

– Как ты себя чувствуешь? Может, мне поехать вперед и узнать, кто из слуг покинул поместье после смерти твоего отца?

Серина была благодарна ему за предложение. После их последней ночи любви он вел себя с ней как заботливый и предупредительный друг, и это ее тревожило, но в то же время придавало силы. Им никогда не быть вместе, так что же понапрасну себя терзать?

– Нет, я сама войду в дом, – решила она.

Пять минут спустя карета остановилась у парадного крыльца особняка, выстроенного в елизаветинском стиле – из кирпича и камня. Во дворе никого не было, и дом выглядел заброшенным.

Она вышла из кареты, прежде чем Ник успел ей помочь. Она боялась, что, если коснется его руки, сразу бросится в его объятия.

Серина попыталась открыть дверь, но она оказалась заперта. Крыльцо усыпали опавшие листья. Раф и кучер остались ждать у кареты, а Серина и Ник обошли дом, чтобы проникнуть в него с заднего крыльца.

– В кухне кто-то есть, – насторожился Ник. – Видишь, дымок вьется из трубы?

Серина вступила в полутемный холл и прошла на кухню. С потолка свисали сушеные травы, в углу стояла метла. Полная служанка сидела за столом и пила чай. Увидев Серину, она от изумления раскрыла рот и вскочила на ноги.

– Мисс Серина! Вы вернулись! Сэр Лютер не сказал, что вы скоро вернетесь. Он говорил, что вы уехали погостить к друзьям.

– Да, миссис Уиппл, я вернулась. – Она повернулась к Нику. – Это наша кухарка. Она служит у нас сколько я себя помню. – Она представила Ника служанке.

Ник приветливо кивнул, снимая перчатки.

– Сэр Лютер дома?

– Нет, – ответила миссис Уиппл, присев в реверансе. – Он уехал в Лондон по делам. Понятия не имею, когда он вернется.

– Надо было мне приехать на похороны отца.

– Поднимайтесь наверх, мисс Серина, я подам вам чаю в столовую.

– Не беспокойтесь, мы попьем чай здесь, на кухне. А потом я заберу кое-какие вещи.

Кухарка удивленно покосилась на Серину и пошла к очагу, где на таганке закипал чайник. По-видимому, она и помыслить не могла, что Серина может пить чай на кухне. «А я изменилась», – невесело подумала Серина.

– Похороны – печальное событие, и все мы понимали, как вас напугала смерть хозяина. – Кухарка округлила маленькие глазки. – Я сама плохо сплю по ночам – все боюсь, как бы меня не зарезал во сне какой-нибудь разбойник.

Серина и Ник присели к столу, и миссис Уиппл поставила перед ними блюдо со свежеиспеченными булочками из дрожжевого теста.

Серина спросила ее:

– А вы знаете, как умер отец, миссис Уиппл?

– Мне сказал новый хозяин. Как же я могу сомневаться в его словах?

– Но вы верите ему? Верите?

Кухарка задумчиво надула красные щеки.

– Не знаю, мисс Серина. Сперва я думала, как-то странно он умер, но в ту же ночь пропала шкатулка с деньгами. Только разбойник мог ее украсть. – Она поставила глиняные кружки и стала разливать чай.

– И все разделяют ваше мнение, миссис Уиппл? Кухарка энергично покачала головой, так что чепчик съехал ей на лоб, и она раздраженно поправила его.

– Просто и не знаю, что за бес вселился в некоторых слуг. Большинство из них уехали, заявив, что не станут служить сэру Лютеру. У нас тут в округе никакой работы нет, так что напрасно они вот так бросили хорошее место. Будут голодать, что ж поделать.

Серина и Ник переглянулись, и у Серины затеплилась надежда.

– Уж и не знаю, что бы со мной было, если бы я уехала вслед за ними, – фыркнула кухарка, поставив на стол горшок с маслом.

Серина разломила булочку и щедро намазала ее маслом.

– А эти слуги, которые уехали, работают поблизости или покинули пределы поместья?

– Нет, конюхи работают в платных конюшнях в соседней деревне, а про остальных я не знаю. Нед Нельсон вместе с братом устроился в пивной, что в Уиллитоне. Вот и все, что я знаю.

– Интересно, что заставило их всех уехать так внезапно? – задумчиво протянула Серина, отпив чаю из кружки.

– Может, они обиделись на что-то? – предположил Ник. Кухарка покачала головой.

– Нет… я ничего такого не слышала, но ведь я держусь особняком. Кое-кому не пришелся по нраву новый хозяин. Сэр Лютер частенько бывал крут, а конюхов поколачивал и сек кнутом.

– Отец никогда себе такого не позволял, – возмутилась Серина. – Теперь понятно, почему конюхи покинули дом.

– Да, что правда, то правда. Сэр Лютер даже не платил слугам, кроме меня: он-то понимает, что хорошую кухарку сыскать непросто.

– Но почему он так поступал? – размышляла вслух Серина. – Он ведь богатый человек.

– Да, есть такие, кому жаль расставаться со звонкой монетой, – заметила кухарка, неодобрительно поджав губы.

Серина допила чай.

– Нам пора, миссис Уиппл.

Кухарка широко распахнула глаза от удивления.

– Куда же вы? Только приехали – и опять уезжать. – Она подозрительно покосилась па Ника. – К тому же, когда молодая незамужняя леди…

– Ни слова больше, миссис Уиппл! Со мной в карете едет служанка. Я непременно вернусь, когда придет время, а пока мне надо решить кое-какие дела. – Она повернулась к Нику. – Ты можешь осмотреть дом, пока я соберу вещи.

Они вышли в длинный коридор, который заканчивался просторным холлом. Повсюду царило запустение, воздух был затхлым. Шторы на окнах задернуты, и ни один луч света не проникал в комнаты.

– Клянусь небом, а дом-то огромный! – воскликнул Ник, рассматривая роспись на потолке.

– Может, и огромный, но в нем нет души. Раньше я этого не замечала. – Она провела его через парадные комнаты с обитыми шелком стенами и громоздкой мебелью. Старые ковры несколько смягчали мрачную обстановку, но комнаты казались темными, несмотря даже на солнечно-желтые шторы.

Винтовая лестница вела на второй этаж.

– Моя комната наверху, – сказала Серина, указывая на темную лестницу.

Она легко взбежала по ступеням, покрытым ковром, и Ник последовал за ней. Она показала ему галерею и музыкальный зал, в котором гулко отдавалось эхо шагов. Пробежав рукой по клавишам клавесина, Серина вдруг осознала, что не играла на нем целую вечность.

Улыбнувшись, она сказала:

– Может быть, когда-нибудь мы сыграем с тобой дуэтом: ты на лютне, а я на клавесине.

Тень улыбки пробежала по его губам.

– Я был бы рад.

Они вошли в спальню Серины. Комната осталась в точности такой, какой она ее запомнила. Кровать с золотистым пологом, диван и кресло, обитые полосатым шелком. На скамеечке у подоконника разложены подушки, а рядом на столике книги, которые она так и не успела прочитать.

Серина принялась вытаскивать из шкафа платья.

– Ник, – проговорила она, – ты как-то упомянул, что твой отец и мой дядя были врагами. А тебе известно почему?

Ник присел у окна и взглянул на нее.

– Сэр Джеймс как-то рассказывал мне об этом. Он был женат дважды, и его первая жена не могла иметь детей. Она умерла от чахотки – это случилось зимой. – Ник почесал за ухом, явно смущаясь. – В тот год он разыскал меня и усыновил, поскольку думал, что никогда больше не женится. Я должен был стать его наследником.

Серина складывала одежду, внимательно слушая Ника.

– А как же сэр Итан и Делиция?

– Сэр Джеймс познакомился с одной леди – Сарой Майлз. Он влюбился без памяти, но у них не было будущего. Она происходила из очень религиозной семьи, и ее родители хотели, чтобы она вышла замуж за священника. Она взбунтовалась – так рассказывал мне сэр Джеймс. Сэр Лютер тоже влюбился в Сару и, когда она выбрала отца, изнасиловал ее. Сэр Джеймс вызвал его па дуэль, и сэр Лютер чуть не умер от полученных ран. После этого они стали врагами.

– Теперь попятно, – протянула она, положив сверху на груду белья стопку платков.

– Вражда между нашими семьями продолжается до сих пор. Разве не странно, что наследуют не только имущество, но и симпатии и антипатии? – Ник потер затылок.

– Да… это была зависть – такая же сильная, как и та, что поссорила тебя с сэром Итаном. – Серина завернула вещи в шаль и завязала концы узлом. – Мне бы не хотелось, чтобы у тебя были сложности с братом. Семейная вражда разъедает душу, как кислота, и мешает жить и дышать.

Он кивнул и резко поднялся.

– Ты права. – Он подхватил узел с вещами. – Ты все забрала?

Она окинула взглядом комнату, но больше ей ничего не хотелось брать с собой. Подхватив шкатулочку с драгоценностями, содержимое которой было весьма скромным, она улыбнулась.

– Да. Идем же.

Кухарка уперла пухлые руки в бока и с любопытством воззрилась на них, когда они вернулись на кухню.

– Няня Хопкинс беспокоилась за вас, мисс. Говорят, вы и у друзей-то не были и вещей с собой не взяли.

– Думайте что хотите, миссис Уинпл. В свое время вы все узнаете.

Она вышла на улицу, и Ник за ней, плотно прикрыв за собой дверь.

– Серина, ты будешь скучать по дому? Она покачана головой.

– Это больше не мой дом. Я никогда не забуду, что здесь совершено преступление. Мрачная тень нависла над этим местом. Даже если сэр Лютер будет осужден за убийство, Хай-Кресент никогда не станет прежним. Все уже в прошлом. Кроме того, если дядю Лютера осудят, поместье наверняка конфискуют.

Ник стоял так близко, что она чувствовала его дыхание на своей щеке. В глазах его отразились сострадание, тревога, понимание и грусть. Он здесь, рядом с пей, и в то же время они ужасно далеки друг от друга. Надежды нет – только смирение перед судьбой.

– Идем искать няню Хопкинс. Я не уеду, пока не повидаюсь с ней, – произнесла Серина.

Старый дом, сложенный из деревянных балок, с крутой крышей, крытой соломой, был в точности таким, каким он запомнился Серине с детства. Летом здесь повсюду цвели цветы, а рядом на грядках зрели кочаны капусты.

– Няня! – позвала она старую кормилицу, которая стояла у дверей. Старушка внимательно вглядывалась в лицо Серины подслеповатыми глазами. Она очень похудела, некогда голубые глаза ее заволокла белесая пелена, лицо избороздили морщины.

Сердце Серины болезненно сжалось. Это единственный человек, который по-настоящему любил се, ничего не требуя взамен. Она обняла няню за худенькие плечи.

– Няня, – нежно повторила она.

– Ты вернулась, детка, но ненадолго, – прозорливо сказала старушка. – Я это чувствую – косточки так и поют, и будут ныть, пока тучи над Хай-Кресентом не рассеются. – Она вздрогнула, будто от холода, и вытерла глаза фартуком.

– Не волнуйся, няня, справедливость восторжествует. Няня медленно поковыляла по дорожке, обсаженной хризантемами и маргаритками.

– Видишь эти цветы, мисс Серина? Они такие храбрые – цветут до самых морозов. И не жалуются. Вот так же и я. Когда придет за мной зима, склоню голову и покорюсь судьбе.

– Зима долго не продлится, – утешила Серина.

– Но я не уйду, пока не буду знать, что ты счастлива, деточка моя.

Няня стояла у каменной ограды рядом с Ником и разглядывала его сквозь очки. Серина представила своего спутника.

Она обняла няню и укутала изъеденным молью платком ее плечи. Седые волосы старушки были зачесаны назад и спрятаны под скромным чепчиком.

– Ты похудела, – грустно произнесла Серина. – У тебя нет денег?

Старушка покачала головой.

– Нет, друзья приносят мне продукты, а я им рассказываю разные истории.

Серина вытащила кожаный кошелек из кармана и положила его в фартук кормилицы.

– Это тебе на тот случай, если вдруг закончатся истории. Няня негромко рассмеялась.

– Мне больше ничего не нужно от жизни, – заявила она и, взяв руку Ника, крепко ее сжала.

Серина была рада, что Ник не отдернул руку, когда ее коснулись худые старческие пальцы. Они стояли молча, пока нянях Хопкинс читала в душе Ника.

– Вы хороший человек, мистер Терстон, – заключила она наконец. – У вас доброе сердце. – Она взяла руку Серины и вложила ее в руку Ника. – Благословляю вас, дети. Я чувствую, что вы принесете друг другу счастье.

Серина вспыхнула, не смея взглянуть в лицо Нику. Он ничего не сказал, только сжал се руку.

– Разыщите Неда Нельсона в Уиллитоне. Он вам поможет. Он кое-что сказал мне, что и вам следует знать. Отпираться ему незачем, если он хочет сойти в могилу с чистой совестью.

– Это касается сэра Лютера Хиллиарда? – спросил Ник. Старушка кивнула.

– Сэр Лютер утверждает, что его не было в Хай-Кресенте в ту ночь, когда убили мистера Хиллиарда, но я-то знаю правду, и Нед тоже.

Итак, у них появилась надежда, подумала Серина, приободрившись. Теперь она была почти уверена, что их миссия увенчается успехом.

 

Глава 24

Нед Нельсон, крепкий светловолосый парень, нес бочонок с элем через грязный двор, изборожденный колесами карет и повозок. Серина наблюдала за ним из окошка кареты, а Ник окликнул его, не слезая с седла.

– Нед Нельсон?

– Кому это я понадобился? – подозрительно осведомился парень, поправив бочонок на могучем плече и смерив Ника тяжелым взглядом.

– Здесь твоя бывшая хозяйка, мисс Хиллиард, – ответил Ник, указывая на карету.

Нед медленно обернулся и почтительно коснулся рукой лба, когда Серина помахала ему из окна. Впрочем, особой радости при виде хозяйки он не изъявил. На лице его отразился страх, и он начал испуганно озираться по сторонам.

– Что вам угодно, мисс?

Серина вышла из кареты, осторожно ступая по грязи, пока не выбралась на сухое крыльцо.

– Мне надо поговорить с тобой, Нед. Не бойся, мне просто нужна твоя помощь. Думаю, тебе известно, зачем я здесь.

Конюх бросил взгляд через плечо, как будто кто-то мог наброситься на него сзади.

– Я ничего не знаю, мисс Серина. Вряд ли я смогу вам помочь, – испуганно залепетал он.

– А я думаю, сможешь. – Она твердо посмотрела ему в лицо, и парень, почесав шею, поставил бочонок на ступеньки. – Она подождала, пока в пивную зашли два фермера, а вслед за ними и Раф, и снова заговорила: – Я думаю, ты знаешь, что произошло той ночью, когда умер отец.

– А, это Хопкинс вам сказала. Не слушайте ее бредни, она совсем из ума выжила. – Он постучал пальцем по голове. – Она хотела убедить меня, что я видел то, чего на самом деле не видел. Как будто я только и делаю, что шныряю под окнами и подглядываю! У меня других забот хватает. – Он упрямо поджал губы.

– Ты наверняка видел что-нибудь в тот вечер, – настойчиво продолжала Серина. – Я тоже видела. Я стояла за портьерой в библиотеке и стала свидетельницей убийства. – Она взглянула на поношенную куртку Неда и штаны в заплатах. – Тебе, я вижу, приходится нелегко. В Хай-Кресенте ты никогда не ходил в поношенной одежде, пока жалованье тебе платил отец.

Грубоватое лицо Неда побагровело от злости.

– Так ведь он его больше не платит, верно? И я ушел, иначе бы мне не прокормить семью. У нас десять ртов.

– А я думаю, ты ушел потому, что кое-что видел в ту ночь и хотел спасти свою шкуру.

Нед яростно сверкнул глазами.

– А что вам до этого, мисс Серина? Не сочтите за грубость, но зачем ворошить прошлое? От этого одни неприятности.

Серина решила быть откровенной.

– Сэр Лютер убил моего отца, и ты это знаешь. Ты же видел их ссору, так или нет? – Она шагнула к нему и коснулась его руки. – Прошу тебя, не отпирайся! Это очень важно. Я надеюсь передать сэра Лютера в руки правосудия, но без твоей помощи у меня ничего не получится. – Она тряхнула его за рукав. – Я обещаю найти тебе хорошую работу, где платят больше. Если сэр Лютер пойдет на виселицу, ты будешь вознагражден за то, что сказал правду. Нед сдернул треуголку и почесал затылок.

– А вы правду говорите, мисс Серина?

– Она никогда не лжет, – заверил его Ник.

– Да, я говорю правду. Нед, скажи мне, что ты видел той ночью?

– Я уже собирался домой к жене, когда услышал какой-то шум в большом доме. Окна были открыты. Уже стемнело – я работал в конюшне до позднего вечера. В окнах библиотеки горел свет, и сперва я подумал, что ваш отец работает. Но всякий, кто в этот момент проходил по двору мимо дома, мог слышать, как ссорятся и кричат ваш отец и сэр Лютер.

Нед с опаской оглянулся, но никто их не подслушивал.

– Я забеспокоился и подошел к окну посмотреть, не нужна ли моя помощь. Я увидел вас, мисс Серина, за портьерой, и лицо у вас было белее полотна.

– А ты видел нож, которым сэр Лютер ударил отца? Нед кивнул, с трудом сглотнув.

– Он ударил вашего отца несколько раз в грудь. Я не мог пошевелиться – стоял и смотрел на это, как последний трус.

– Но ведь ты ничего не мог сделать после того, как сэр Лютер ударил отца.. Кто же знал, что он способен на такое!

– Они всегда друг друга недолюбливали. Сэр Лютер ненавидел вашего отца, вы уж простите за резкость.

– Он ненавидит весь свет. И всегда был склочным скрягой, а теперь стал еще и убийцей.

Ник взял Неда за плечо.

– Ты согласишься свидетельствовать против сэра Лютера в суде?

Наступило напряженное молчание. Серима затаив дыхание ждала ответа конюха. Вид у него был напуганный – того и гляди бросится прочь.

– Что ж, другого пути нет, если уж мы решили восстановить справедливость, – наконец выдавил он из себя. – »К тому же мне бы хотелось сменить работу.

Серина едва не бросилась ему на шею.

– Я знала, что могу на тебя рассчитывать! – воскликнула она радостно. С плеч ее свалилась тяжесть. Она повернулась к Нику: – Может, ему лучше вернуться с нами в Лондон?

Ник покачал головой.

– Пусть остается здесь, пока сэра Лютера не арестуют. Нельзя допустить, чтобы негодяй узнал, что у нас есть еще один свидетель его преступления. Вряд ли до него дойдут слухи о нашем сегодняшнем разговоре, но тем не менее надо соблюдать осторожность.

Нед кивнул.

– Я никому не скажу ни слова о нашей встрече и буду работать здесь, пока вы за мной не приедете.

– Я пришлю за тобой экипаж, когда придет время, – пообещал Ник и ободряюще похлопал Неда по плечу. – У тебя будет работа в моем поместье в Суссексе. Тебе там понравится.

– Благодарю, сэр, – поклонился Нед, впервые улыбнувшись.

Ник протянул Серине руку.

– Идем, мы сделали все, что намечали. Серина улыбнулась.

– И гораздо быстрее, чем я думала. Няня Хопкинс говорила мне, что ты нам непременно поможешь, Нед.

– Правда? Всегда подозревал, что старуха знает больше, чем положено. Она почти слепая, но чует беду сердцем.

– Это так, – подтвердила Серина. – За эти годы она много чего перевидала. Не хотела бы я иметь такого врага.

– А вот наш хозяин точно сделал ее своим врагом, когда уволил без пенсии, – заметил Нед и взглянул на Серину с восхищением, смешанным с ужасом. – Я на вашей стороне, мисс Серина, не сомневайтесь.

После этих ободряющих слов Серина с помощью Ника села в карету. Кучер повернул четверку лошадей на восток, и Серина принялась обдумывать предстоящую встречу с дядей. Когда карета поднялась на холм, с высоты которого открывался вид на деревню, кучер натянул поводья, пропуская крестьянскую повозку с сеном.

Серина высунулась в окно, вдыхая соленый ветер с моря и тоскуя по прошлому. Над морской гладью вдалеке повис молочно-белый туман. Знакомый пейзаж! Воспоминания детства нахлынули на нее, но теперь она видела их совсем в другом свете. Она и сама стала другой, и назад пути нет. Все изменилось вокруг, даже Хай-Кресент. Там будут жить другие люди, другие слуги. Ее память осталась неизменной, но сам дом теперь для нее чужой.

Тяжело вздохнув, она вдруг поняла, что прошлое наконец-то осталось позади, затянулось дымкой времени. Умиротворение снизошло на нее, и она теперь точно знала, что выйдет победительницей из всех испытаний, выпавших на ее долю. Она больше не избалованная мисс Хиллиард, а Серина, которая нашла себя в этом хаосе, в который обстоятельства превратили ее жизнь. Она все еще учится жить по-новому, но с прошлым покончено навсегда.

Когда дядя Лютер будет арестован, она приедет сюда еще раз – поклониться могиле отца. Она скажет ему последнее «прости», и его тень упокоится с миром.

На следующий день они остановились на окраине Бейзингстока, чтобы переменить лошадей и перекусить. Ник предложил Серине прогуляться. Они вышли на узкую тропинку, вьющуюся вдоль пастбища. Траву примял недавний дождь, воздух был влажный и холодный, на дорожке блестели лужи. Ник взял Серину за руку, помогая ей перепрыгнуть через широкую яму, полную воды.

– Не тревожься больше насчет своего дяди, – проговорил он. – Сэр Лютер у нас в руках. Я извещу о его преступлении лондонский суд, и тебе останется только ждать, когда его арестуют.

– Ты сделаешь это для меня? – спросила она. – Но ведь это рискованно!

– А я законопослушный Николас Терстон. Мне ничто не угрожает. О моей тайной деятельности знают всего несколько человек. – Он остановился и обхватил ее лицо ладонями.

Сладостное и томительное желание мгновенно вспыхнуло между ними, и Серина едва сдержалась, чтобы не броситься в его объятия. Калли стояла между ними, невидимый барьер, который так же трудно преодолеть, как и каменную стену.

Его ладони согревали ее кожу.

– Я хочу, чтобы ты поехала в Холлоуз и подождала меня там, – тихо произнес он. – Я должен быть уверен, что ты в безопасности.

Она покачала головой, не в силах отвести взгляд. В его голубых глазах читалась мольба.

– Нет, Ник, я не могу. После того, что было между нами, это невозможно. Как я буду смотреть в глаза Калли и называть ее своей подругой, если я была близка с ее женихом?

Горькое чувство пронзило ее, когда он провел пальцем по се щеке. Его сильные руки могут быть такими нежными, думала она, и решимость ее таяла. Его глаза потемнели, и он внимательно вглядывался в ее лицо, словно стараясь запечатлеть в памяти каждую черточку.

– И вот я обнимаю тебя – обнимаю женщину, которую люблю, и в то же время ты недосягаема для меня, далека, как звезда, и до боли желанна. – Он опустил руки. – Неужели наши пути никогда не сольются?

Серина бросила взгляд на луг, покрытый пеленой тумана, в котором были еле различимы темные силуэты пасущихся коров.

– Вряд ли. Я благодарна тебе, несмотря на то что сначала я тебя возненавидела, когда ты меня похитил. Ты помог мне обрести себя и проститься с прошлым.

Он положил ей руку на затылок.

– Серина, ты любишь меня?

Сердце ее подпрыгнуло и забилось чаще.

– Да… Я люблю тебя.

– Тогда ничто не должно помешать нам быть вместе.

– Может, ты и прав, – неуверенно сказала она, – но мысли о Каландре отравят наше счастье. Ты не можешь отвергнуть ее так же жестоко, как это сделал Итан. И жить со мной ты не сможешь – тебя будет терзать совесть.

Его плечи опустились, брови нахмурились.

– Ты права, как всегда. Глупо надеяться, что наши проблемы исчезнут в один миг. Но ты отрезвила меня. Ты такая рассудительная. В твоем мире нет полутонов: черное – черное, белое – белое.

– Ты ошибаешься. В. моей жизни все перепуталось. Я устала думать об этом, но отныне я буду верна себе. Прошлое не изменить ни мне, пи тебе. – Она коснулась его щеки. – Боль я оставлю позади, чтобы смотреть в будущее без сожалений.

Он сделал движение, намереваясь заключить ее в объятия, но раздумал.

– А твои ночные кошмары? Больше не будешь звать меня, чтобы я тебя успокоил? Призраки исчезли без следа?

Она прикусила губу, вспомнив ужасные образы из своих сновидений.

– Хочется верить, но кто знает? Как-нибудь переживу. Со временем они исчезнут, я знаю.

– Ты сказала, что я изменил твою жизнь. Ты тоже сделала меня другим, – признался он. – Я больше не чувствую страсти к риску и опасности.

– Значит, ты тоже простился с прошлым, Ник. И пусть Полуночный разбойник исчезнет. Он не сможет спасти весь мир.

– И никогда не мог, по он надеялся это сделать.

– В отличие от Николаса Терстона, эсквайра? – перебила она его.

Ник рассмеялся.

– Эта часть меня чересчур эфемерна, чтобы искать ответы на такие серьезные вопросы. К тому же проект требовал денег.

– Ты говорил, что почти полностью выплатил закладную на сиротский приют?

Его глаза радостно блеснули.

– Да. – Он взял ее за локоть и повел за собой. – Еще одна вылазка, и я покончу с долгами.

Он схватила его руку и с силой сжала.

– Я хотела предложить тебе недостающую сумму после того, как дядю осудят. Поверенный отца передаст мне права наследования…

– Нет! – твердо заявил Ник.

– Тебе противно принимать от меня деньги? – удивилась она, выпустив его руку.

– Нет, конечно! – испугавшись, поправился он. – Просто тебе не следует оплачивать мои долги. Я не приму твое предложение, и довольно об этом.

– Тебе не позволяет гордость? – разозлилась она. – Ведь это ради детей!

– Да, но выкупить закладную – мой долг, цель, которую я сам себе поставил. И сам доведу дело до конца.

Серина печально вздохнула.

– Значит, таким образом ты хочешь оправдать жизнь, которую ведешь, будучи эсквайром? Ты страдаешь от мысли, что твои друзья голодают в трущобах?

Она видела, что попала в цель. Глаза его сверкнули.

– Я просто хочу отблагодарить сэра Джеймса за все, что он для меня сделал. И по возможности поделиться своими деньгами с теми, от кого фортуна отвернулась.

– Мне кажется, ты всю жизнь будешь чувствовать себя в долгу перед прошлым. И никогда не забудешь того уличного мальчишку, каким был когда-то.

Он упрямо сжал губы.

– Со временем забуду, конечно. Жена и дети помогли бы мне освоиться с положением эсквайра. Поместье Холлоуз просто создано для детей. – Он умолк и взглянул ей в лицо. – Я бы хотел, чтобы у нас с тобой были дети. И я осел бы в поместье. Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо другой, знаешь обо мне все. Мне нужно, чтобы ты была рядом со мной всю жизнь.

Слезы выступили у нее на глазах.

– Но ведь это невозможно, Николас Терстон! Ты силен, хорош собой, у тебя доброе сердце, и… ты прекрасно поешь. Я знаю, что Калли будет счастлива с тобой. И довольно об этом.

Лицо его помрачнело.

– Господи, я снова сделал ошибку, умоляя тебя пересмотреть свое решение, хотя, прекрасно понимал, что ты его не изменишь. – Он вздохнул. – Ты превратила меня в попрошайку, хотя я поклялся, что никогда и ничего не буду просить у судьбы. – Он взял ее под руку и повел обратно. – Идем, нам надо продолжать путь.

 

Глава 25

Сэр Итан смеялся: Ник непременно попадет в расставленную им ловушку! В поместье рядом с Кауфордом в западном Суссексе устраивают большой бал в честь помолвки богатой наследницы и молодого графа. Это совсем недалеко от зоны действия Полуночного разбойника. Все. что требуется Итану, это дать знать, Нику, что богатая леди и ее отец поедут из Лондона в Суссекс с приданым и прочими ценностями. Полуночный разбойник непременно попадется на эту удочку и не упустит шанс набить карманы чужими драгоценностями.

Итан нанял экипаж и одного подозрительного типа в качестве кучера. Теперь осталось похитить мисс Хиллиард и еще раз встретиться с ее отвратительным дядюшкой – и конец всем неприятностям! А заодно он избавится от извечной своей занозы по имени Ник. Двоюродный братец всегда поучал его, читал лекции о хороших манерах, велел уважать старших, унижал его и морально, и физически. Теперь он будет болтаться на виселице рядом с бродягами и ворами, и судорога сведет его лицо. Соседкой его будет какая-нибудь беззубая старая карга. Так ему и надо.

– Я тоже туда приду, чтобы полюбоваться издалека, – сказал он вслух, повязывая галстук. Критически оглядев себя в зеркало, он нанес на бледные щеки румяна, с удовольствием представляя свое будущее без Ника Терстона.

Итан облизал губы и обвел их помадой. Он так близок к победе, что уже чувствует ее сладостный вкус. Он сел в кресло, и лакей Шепли набросил ему на плечи простыню, чтобы расчесать его волосы и посыпать их пудрой. Потом слуга перевязал их бархатной лентой и помог Итану надеть камзол, который он недавно сшил у своего портного. Портной грозился лишить его кредита, если Итан не оплатит счета в течение месяца.

«Что бы я делал без своего портного?» – подумал Итан, любуясь плечами на подкладке. Рана, которую нанес ему Ник у Лотос Блоссом, очень болела, но Итана это больше не волновало. Он стряхнул пудру с рукава. Скоро он решит все свои проблемы. Все! И начнет жизнь сначала. Он станет хозяином своей судьбы.

Но для начала он напишет анонимное письмо капитану Эмерсону. Затем похитит девицу. Он усмехнулся, глядя на серебряные пряжки своих туфель. Всему свое время. Шахматные фигурки ждут, когда он начнет их двигать по доске.

Ник решил обратиться за помощью к могущественному главному судье Вестминстера, сэру Генри Филдингу. Но сначала он должен был удостовериться, что Хиллиард все еще в Лондоне.

Он отвез Серину к магазину миссис Хопкинс на Хеймаркете и, только убедившись, что никто не видел, как она вошла в дом, поехал по своим делам. При мысли о разлуке с ней сердце его разрывалось на части.

– Я не хочу с тобой расставаться, – заявил он в последней попытке ее вернуть.

Она обратила на него свои синие загадочные глаза, в которые он хотел бы смотреть до конца своей жизни, и отрицательно покачала головой. Потом, поднявшись на цыпочки, поцеловала его в щеку.

– Прощай, Ник. Ты мне очень помог, и не только как защитник. Ты помог мне обрести душевный покой.

Она скользнула прочь, неуловимое видение, унесшее с собой его сердце и душу.

– Прощай, – повторила она и, легко взбежав по ступенькам, растворилась в полутьме прихожей.

С ней ушла последняя надежда. Где-то тикали часы, тяжело отсчитывая секунды, как будто время для них вдруг стало непосильной ношей. Да, в такие дни, как этот, так оно и есть.

Уже сгущались сумерки, и он приказал кучеру отвезти горничную в Суссекс. Вскочив в седло, он сказал Рафу:

– Давай посмотрим, сидит ли еще лев в своем логове.

Они разыскали клуб, в котором остановился Хиллиард, но им сообщили, что сэр Лютер последние две ночи отсутствовал. Прислуга понятия не имела, где он и когда вернется.

– Черт! – выругался Ник, возвращаясь к Рафу, который ждал его на улице. Раф спокойно взглянул на него. Трудно было вывести его из равновесия: на жизнь он смотрел с невозмутимостью философа. Конечно, в этом виновата частичная потеря памяти.

– Можно объехать игорные притоны. Если он все еще в Лондоне, там мы его непременно разыщем, – предложил Раф. – До ночи еще далеко.

Они побывали в семи наиболее популярных игорных домах, но Хиллиарда нигде не было. Ник навел справки, но лакеи тоже его не видели.

– Вот невезение! – с досадой вскричал Ник. Нахлобучив треуголку, он вскочил на коня. – Куда, черт подери, он подевался?

– Подождем у его клуба. Если он в Лондоне, то непременно туда вернется.

Ник согласился с другом, но ждать врага в засаде ему не очень-то хотелось.

На следующее утро Итан послал Серине записку, в которой говорилось, что он хотел бы с ней встретиться, поскольку у него имеются важные сведения, касающиеся ее дяди. Он нашел свидетеля.

– Откуда он узнал, что я здесь живу? – вслух спросила себя Серина, взволнованно комкая записку. В магазине оставаться теперь небезопасно.

Может, послушать, что скажет Итан? Да, он никчемное существо, но не стоит делать его своим врагом. Интересно, что ему известно о Лютере Хиллиарде? Любая улика поможет привлечь сэра Лютера к суду.

– Вы уходите? – спросила Молли Хопкинс, увидев, что Серина накидывает плащ и кладет письмо в карман.

– Да, мне надо узнать кое-что, касающееся моего дяди. Я скоро вернусь.

– Будьте осторожны. Вас никто не должен видеть. Сэр Лютер наверняка следит за домом.

По спине Серины пробежал холодок. Ей было страшно покидать дом, но у нее не было выбора. Рядом с ней больше нет Ника.

– Не беспокойтесь обо мне, – улыбнулась она и вышла через заднее крыльцо на узкую аллею. Нагнув голову и надвинув на глаза капюшон плаща, она торопливо зашагала по улице и вскоре свернула за угол. Там она села в портшез и приказала отнести ее на Беркли-сквер.

Дворецкий проводил ее в гостиную, в которой она должна была встретиться с Итаном. Она ждала его с нетерпением, и он появился спустя пару минут в плаще и перчатках, как будто собирался на выход.

– Мисс Хиллиард, – произнес он, льстиво улыбаясь. – Я польщен, что вы почтили меня своим присутствием. Мне кажется, мисс Хопкинс не позволила бы мне увидеться с вами.

– Откуда вы узнали, где меня искать?

Он выпятил губы, и глаза его лукаво сверкнули. Злобный бес, подумала она.

– Я видел вас на улице и проследил за вами до самого дома. Из чистого любопытства, уверяю вас.

Ей стало не по себе, и она сердито воззрилась на него.

– Я хочу, чтобы вы встретились со свидетелем, который видел, как ваш дядя убил, вашего отца. Идемте, надо спешить, иначе будет поздно.

– Я вас не понимаю, – нахмурилась Серина, заподозрив неладное. – Без сопровождающего я с вами никуда не поеду.

Он склонил голову набок и криво улыбнулся напомаженными губами.

– Но вы ведь уже здесь, пришли ко мне без сопровождения и не станете отвергать мою помощь. Это было бы глупо. Я отвезу вас к бывшему дворецкому вашего дяди, который расскажет вам о других его преступлениях. – Он склонил голову на другую сторону, чем напомнил ей лживую хитрую птицу с перьями из бархата и парчи. – Вы должны мне довериться, если хотите собрать побольше улик. Свидетельство дворецкого придаст вес вашим обвинениям.

– Я не знаю…

– Почему вы сомневаетесь во мне? – нетерпеливо спросил он, надевая перчатки.

Серина подумала о Калли Вайн, но сэр Итан вряд ли собирается обесчестить и ее. В отличие от Калли она более опытна и сумеет за себя постоять. Надо непременно узнать побольше о дядиных преступлениях.

– Скажите мне, куда идти, – наконец решилась она. Если дворецкий Лютера будет свидетельствовать в суде…

– Конюшни у «Ковент-Гарден», дорогая. Он сейчас там.

Тяжело вздохнув, она вышла через парадную дверь, которую он предупредительно распахнул перед ней. Не следовало приходить сюда одной, но теперь уже поздно сожалеть об этом.

Сэр Итан не переставал улыбаться, усаживаясь в карету Левертонов. Он прямо-таки излучал довольство собой и пребывал в прекрасном расположении духа, выказывая по отношению к Серине галантность и предупредительность.

Карета покатила в восточную часть города. Серина узнала рыночную площадь с цветочными и фруктовыми лотками.

Вскоре они свернули в темную аллею.

– Мы почти приехали, – произнес сэр Итан с легкой полуулыбкой.

«Мне не следовало приходить», – снова подумала Серина, по карета остановилась, и ей пришлось выйти.

До нее донесся знакомый запах лошадиного навоза. А вот и конюшня – длинное полуразрушенное здание, внутри которого па полу лежали кучи навоза, а на стенах висела упряжь. Сэр Итан не солгал. Она вошла в дверь, почти уверенная, что увидит там своего дядю, но внутри никого не было – пустые стойла и лестница, ведущая на верхний этаж.

Она обернулась к сэру Итану и, к своему ужасу, увидела направленный на нее дуэльный пистолет. Перед глазами у нее все поплыло – она поняла, что попала в ловушку. Надо было слушать свой внутренний голос. Она ухватилась за деревянный колышек, чтобы не упасть.

– Ступай наверх, – прошипел Итан, озираясь, – или я выстрелю и лишу твоего дядюшку удовольствия пристрелить тебя лично.

– Но как?.. За что? – пролепетала она, ловя ртом воздух. Леденящий страх сковал ее тело, как в ту ночь, когда погиб отец.

– Детали тебе знать не обязательно. Скажу только, что ты сама навела меня на эту мысль. Лично я ничего против тебя не имею, но благодаря тебе я смогу начать новую жизнь. – Он ткнул дуло пистолета ей в живот, и она, вздрогнув, отступила назад и, спотыкаясь, стала подниматься. Он следовал за ней, помахивая пистолетом.

Они прошли через сеновал в каморку без окон – там, должно быть, когда-то жил конюх, догадалась Серина, заметив в углу узкую кровать с засаленным матрасом. В каморке пахло прокисшей едой и вином, па столе высилась груда грязной посуды и валялся ломоть заплесневелого хлеба, обсиженный мухами. Серина в страхе отпрянула, но сэр Итан втолкнул ее в каморку, приставив к спине пистолет.

– Ты останешься здесь до вечера, моя дорогая. Не волнуйся, здесь ты в безопасности.

– В безопасности? – ужаснулась Серина, стоя посреди каморки. – Ты использовал меня как пешку в своей игре, и я могу только догадываться, что меня ждет. – Она подумала было броситься на него с кулаками, но он сжимал в руке пистолет и держал палец на спусковом крючке.

– Вы сами согласились ехать со мной, мисс Хиллиард. Тем хуже для вас.

Прежде чем она успела ответить, он вышел, прикрыв за собой дверь и задвинув тяжелый засов.

«Я снова пленница», – подумала она, ругая себя на чем свет стоит. Ее стремление раздобыть улики обернулось против нее самой.

Она оглянулась вокруг. Каморка погрузилась во мрак. Ясно, что так просто отсюда не выбраться. Этот похититель вовсе не такой благородный, как Ник.

Она присела на край кресла, отодвинув грязные лохмотья, и попыталась успокоиться. Напрасный труд. Она сама позволила похитить себя человеку, о преступлениях которого знала не понаслышке.

Ник и Раф прождали всю ночь, но Хиллиард так и не появился в клубе. К утру Ник начал нервничать и огрызался на любую реплику Рафа.

– Ты бы лучше попытался разузнать, куда поехал Хиллиард, и отправился за ним, – посоветовал Раф, уводя друга в кофейню, чтобы выпить горячего кофе и перекусить. – Возможно, он вернулся в Сомерсет, пока мы были в пути.

– Не уведомив об этом прислугу в клубе? Нет, я уверен, что он все еще в Лондоне. – Ник сел за длинный стол, накрытый заляпанной винными пятнами скатертью. Чувствуя неимоверную усталость, он заказал завтрак.

Слуга принес тарелки с поджаренной ветчиной, копченой рыбой и яичницей. Чуть позже он принес хлеб и кофе.

– У меня сейчас самая неудачная полоса в жизни, – пробурчал Ник, обхватив голову руками. – Просто не знаю, что делать. – Не притронувшись к еде, он выпил кофе, чтобы немного взбодриться. После бессонной ночи голову словно набили ватой.

В этот момент входная дверь раскрылась, и в кофейню ворвался холодный свежий воздух. Надо бы поспать, но тревога не давала ему сомкнуть глаз. Что-то было не так. Мрачное предчувствие охватило его, но если рассказать об этом Рафу, друг только посмеется над его страхами.

– Вот это да! – раздался знакомый голос. – Мой дорогой братец после бурной ночи, – произнес Итан беззаботным тоном.

Ник бросил на него суровый взгляд. Несмотря на болезненный цвет лица, Итан выглядел необычно оживленным. Он редко покидал свой дом на Беркли-сквер раньше полудня. Под руку он держал молодого человека – светского хлыща в напудренном парике, нарядившегося в розовый атласный камзол с серебряным шитьем. Сегодня Итан не напудрился и не нарумянился – только прилепил на лицо несколько мушек.

– Это Поллок Фортескью. Полли, познакомься с моим двоюродным братом Ником и его другом, которого я не имею чести знать.

Итан, прищурясь, взглянул на Рафа, но Ник не стал представлять их друг другу. Интересно, в каком из борделей или игорных домов Итан завел дружбу с этим пронырой? У Ника не было ни малейшего желания общаться со своим братом. Он поднялся, но его остановил взгляд Рафа. Что-то здесь не так, вновь подумал Ник. Он сел и постарался успокоиться, хотя ему ужасно хотелось врезать Итану по физиономии.

– Ты в хорошем настроении, Итан. Что, повезло за карточным столом? – холодно осведомился Ник, не глядя на брата.

– Можешь меня поздравить, я выиграл целое состояние, – ответил Итан. Он заказал завтрак и сел напротив Ника и Рафа. Полли присоединился к ним, пробормотав что-то насчет сквозняка, который вреден для его слабых легких. – Фортуна повернулась ко мне лицом, – радостно похвастался Итан.

– Сомневаюсь, что ты сможешь вытащить себя из ямы, в которую угодил. Она глубока, как преисподняя, куда ты в один прекрасный день попадешь.

– Перестань грубить. Утро только начинается, не порть мне настроение.

Ник поморщился.

– Тебя я меньше всего хотел бы видеть в это утро. Твое присутствие мне невыносимо, и я бы с удовольствием вызвал тебя на дуэль прямо сейчас.

Итан взмахнул рукой в кружевных манжетах.

– Не советую тебе затевать драку. А то люди подумают, что ты пьян.

– А вот ты опьянен сознанием собственной значимости. Кроме того, наш поединок еще не закончен. – Ник бросил на брата мрачный взгляд, но усталость взяла свое, и он почувствовал, что теряет к спору интерес.

Тут заговорил Полли, многозначительно улыбаясь:

– Я прошлой ночью выиграл две тысячи фунтов.

– И пил шампанское из туфельки Лотос Блоссом? Полли беззвучно рассмеялся.

– Да, верно, с большим удовольствием, но моя настоящая страсть – игра. За игорным столом собрались толстые кошельки. К примеру, маркиз Аллард. Он обожает азартные игры.

Им подали завтрак, и Итан заказал к мясу бутылку вина.

– Аллард мерзавец и терпеть не может проигрывать, – заметил Ник. – Вам бы лучше держаться от него подальше.

– А я кое-что о нем слышал, – произнес Полли вкрадчивым голосом, отпив горячий кофе. Никто ничего не ответил на это, и он продолжил: – Вы знаете, что маркиз Аллард выдает замуж единственную дочь Дафну? Они живут неподалеку от вашего поместья в Суссексе. Приглашенные на праздник уже сегодня выезжают из Лондона. Как бы я хотел тоже получить приглашение!

– Аллард – напыщенный идиот. Он не думает ни о ком, кроме себя. – Ник взглянул на брата. – Как и ты, Итан.

Итан презрительно усмехнулся.

– Жениху, виконту Берфорду, очень повезло. Дафна – богатая наследница. Ее приданое, по слухам, не уступит королевскому. Это мне сказала модистка, у которой Дафна заказывала платья. – Он театрально вздохнул и бросил на Ника хитрый взгляд. – Надо подружиться с Берфордом. Может, он одолжит мне денег… в отличие от некоторых.

Ник стиснул зубы.

– Сомневаюсь, что Берфорд будет водить с тобой дружбу, когда узнает о твоих подвигах. Я об этом позабочусь.

– Ну конечно, с тебя станется! – злобно процедил Итан, прихлебывая кофе.

Полли продолжал выбалтывать сплетни.

– Берфорд приехал в Лондон, чтобы сопровождать свою невесту в Суссекс. Они выезжают завтра днем. Он будет везти драгоценности, свадебный подарок для Дафны. Его семья владеет землями неподалеку от Кроли, и алмазы Берфордов – предмет зависти многих. – Он помолчал, покручивая перстень на пальце. – Может, стоит подружиться с Дафной, а не с Берфордом? Что ты об этом думаешь, Итан? Согласится ли она подарить мне парочку изумрудов?

– Ее можно заставить, – протянул Итан, разглядывая пятно от кофе на своей рубашке. – В обмен на невинность.

Ник, вскочив, схватил Итана за камзол.

– Осторожнее! Моя рана еще не зажила! – захныкал Итан.

– Будь ты проклят! Если ты хоть пальцем тронешь Дафну, я тебя прикончу, клянусь! Довольно с меня твоих сумасбродств. Имей в виду, предупреждаю в последний раз! Хоть ты мне и двоюродный брат, твою никчемную жизнь я не пожалею.

Итан побледнел от страха, что было заметно даже в полумраке зала.

– Запомни мои слова, или я с тобой разделаюсь! – прошипел Ник. Он резко выпустил Итана, и тот плюхнулся на стул. – Меня от тебя тошнит! – Отведя душу, Ник встал из-за стола.

Очутившись на улице, он, пытаясь успокоиться, глубоко вдохнул холодный осенний воздух. В ушах шумело, взгляд заволокла красная пелена гнева.

Раф вышел вслед за ним. Он бросил монетку уличному мальчишке, который присматривал за их лошадьми, и протянул поводья Нику.

– Едем. Не обращай внимания на Левертона – он пытается тебя разозлить. Сосредоточься на нашем Деле. Мы должны изловить Хиллиарда.

– Ты прав, – кивнул Ник.

Они провели остаток дня в поисках сэра Лютера, но так и не нашли его. Никто не знал, где он скрывается.

 

Глава 26

Холод просачивался сквозь трещины в стенах и пробирал Серину до костей. Поначалу ей было противно прикасаться к грязному покрывалу, но под утро, окончательно заледенев, она сдалась и набросила его на плечи. Если она подхватит воспаление легких, побег осуществить не удастся. Она не имеет права умереть, пока сэр Лютер не предстанет перед судом.

Желудок свело от голода, но никто не собирался приносить ей еду. За всю ночь она не услышала ни звука – конюшни оказались заброшенными.

Только отдаленный шум города доносился в ее каморку. Она забылась тяжелым сном, в котором ее опять мучили старые кошмары.

Она проснулась и сначала не могла сообразить, где находится. Рассвет просочился сквозь щели, и мрак слегка рассеялся. Шея ее ныла от неудобной позы. Она со стоном потянулась, разминая затекшую спину. Чувствуя себя глубоко несчастной, она с трудом заставила себя встать.

Дяди здесь не было, но она ощущала его зловещую тень каждой клеточкой своего тела. Скорее всего именно он стоит за ее похищением, а сэр Итан выполняет его приказ. Может, ей осталось жить всего лишь несколько дней или часов… Она содрогнулась. Господи, ну как можно было так глупо попасться? Она замолотила кулаками в дверь, но кругом царила тишина.

Утром того же дня на лестнице послышались шаги. Серина схватила со стола глиняную кружку, на донышке которой застыла какая-то жидкость. Это ее единственное оружие, и она должна его использовать по назначению. Она притаилась у двери. Засов со скрежетом отодвинулся. Руки ее тряслись, дыхание участилось.

Дверь распахнулась, но прежде чем Серина успела стукнуть вошедшего кружкой по голове, она увидела дуло мушкета, направленное ей в лицо. Она медленно поставила кружку на стол.

Вслед за мушкетом в каморке появился сгорбленный старик с женщиной в сером платье и сером чепце, что делало ее похожей на мышь. Не глядя на Серину, она поставила на стол корзинку с едой и выскользнула наружу.

– Ешьте, мисс, – приказал старик, не опуская мушкета.

– Прошу вас, отпустите меня, – взмолилась Серина. – Я ничего вам не сделала. За мной скоро придет убийца. Послушайте свою совесть, отпустите меня.

Он покачал головой и вышел, задвинув засов. Он даже не стал с ней разговаривать.

Серина в ярости пнула дверь ногой, но в ответ послышались торопливые удаляющиеся шаги. Ей хотелось запустить корзинкой в стену, но голод заставил ее передумать.

Она разломила хлеб и принялась жадно есть. В корзинке она также обнаружила сыр, куриную ногу и кувшин с подогретым элем. Она не сможет отсюда сбежать, если будет умирать от голода. Старательно съев все до последней крошки, она стала разрабатывать новый план побега, поскольку кружка, как уже стало ясно, в качестве оружия не годилась. Она обдумала разные варианты и в конце концов пришла к выводу, что не сможет выбраться из» заточения. Она не знала, зачем ее похитили, но почему-то была уверена, что очень скоро встретится со своим дядей.

Ник почти весь день проспал в своем убежище у Сент-Джайлза. Раф разбудил его ближе к вечеру и принес ему чашку чаю.

– Думаю, Хиллиард вернулся в Сомерсет, – задумчиво сказал он, глядя в окно.

– Я послал Ноя проверить, так ли это. Он вернется завтра вечером. А пока нам остается только наблюдать за клубом. Это сделает Лонни, а мы будем ждать от него вестей. – Ник прислонился к спинке кровати и отхлебнул чаю. Он обнаружил на постели красную ленточку, забытую Сериной, и, наматывая ее на палец, вспоминал шелковистую кожу своей возлюбленной.

– Ты скоро сойдешь с ума от ожидания, – нахмурился Раф.

– Я думал о том, что говорили Полли и Итан. Если дочь Алларда везет свое приданое в Суссекс, мы могли бы их перехватить на дороге. Нападем на карету в каком-нибудь укромном месте. Аллард богат, и я был бы не прочь позаимствовать у него драгоценности. Платье мисс Дафны нам не нужно, только ее бриллианты. Это позволит мне выкупить закладную, и я с чистым сердцем распрощаюсь с Полуночным разбойником.

Раф глубоко вздохнул.

– Мне будет не хватать наших рискованных авантюр.

– Тебе надо разузнать правду о твоем прошлом, Раф. Если ты будешь грабить путешественников в одиночку, то скоро закончишь жизнь в петле.

Раф помрачнел, и Ник дорого бы дал, чтобы узнать, о чем он думает. За внешним спокойствием явно шла напряженная работа мысли.

– Не думаю, что это кого-нибудь огорчит, – проговорил наконец Раф, прислонившись к оконной раме.

– Меня огорчит, черт побери! – Ник откинул одеяло и начал быстро одеваться. – Мы совершим последний набег и поставим точку на нашей карьере разбойников с большой дороги.

Раф отошел от окна.

– Да… ты прав, Ник. Последний набег… Наша карьера должна закончиться удачно. Или неудачно.

– Не смей так говорить! – Ник надел камзол и торопливо застегнул его. – Идем же скорее.

Сэр Лютер Хиллиард провел два дня в порочных объятиях куртизанки. В ее постели на алых простынях он потратил почти все силы, но и удовлетворил свои плотские желания. Ночи любви требуют жертв, думал он, с трудом поднимаясь по ступенькам особняка Левертонов на Беркли-сквер.

Левертон оставил ему записку в его клубе, и сэр Лютер, быстро переодевшись, отправился к нему, чтобы услышать приятную новость.

– Она у меня, – обрадовал его Итак, встретив Лютера в холле. – Я похитил ее еще вчера, по не мог вас найти.

– Отличная работа!

Сэр Итан провел его в полутемную гостиную, окна которой были занавешены от яркого солнца. Он предложил гостю бокал превосходного вина, и сэр Лютер подумал, что его жизнь наконец-то начинает налаживаться. Единственная свидетельница похищена, и ему предстоит решить, как с ней поступить. Он опустился на диван, слушая Левертона.

– Сэр Лютер, я полагаю, будет лучше вывезти ее из Лондона. Я знаю уединенный домик в Суссексе, где вы сможете покончить с ней без шума и избавиться от тела. Никто ничего не узнает. Я знаю там все тропинки и буду вашим проводником.

Сэр Лютер обдумал предложение молодого человека и счел его весьма подходящим.

– Хорошо, я полагаюсь на тебя. Когда ты передашь мне Серину, я выплачу тебе остаток суммы. И ты непременно должен меня сопровождать.

Сэр Итан подошел к камину и взял с каминной полки сложенный лист бумаги.

– Я нарисовал подробный план дороги к хижине, но поеду с вами только до поворота. Ведь вам не нужны свидетели.

Сэр Лютер усмехнулся.

– Клянусь дьяволом, неплохо придумано! А ты сообразительный парень, Левертон!

Итан приободрился, словно уже получил свои двадцать тысяч фунтов. В то же время он чувствовал, что Хиллиарду нельзя доверять. Как только он выдаст ему Серину, Лютер захочет избавиться от единственного свидетеля, который знал о его планах касательно племянницы.

Итан радовался, что разгадал хитрость Хиллиарда. Скоро в ловушку попадется и Ник, а потом и Хиллиард с помощью капитана Эмерсона. Итан был уверен, что Ник непременно захочет ограбить карету леди Дафны… а сама она ни о чем таком и не подозревает. Она сейчас, наверное, сидит дома, вышивает покрывала на кресла и мечтает, что какой-нибудь идиот сделает ей предложение. Толстая дура! Спасибо Полли – придумал эту историю с помолвкой Дафны.

А что станет с мисс Хиллиард – не его забота. Скорее всего ее спасет капитан Эмерсон, если ей удастся выжить в перестрелке.

Итан хотел бы присутствовать при этом, но у него уже были планы на вечер. Он пойдет в игорный дом – ведь не может же он пропустить игру. Он все узнает из утренних газет.

Почтительно поклонившись Лютеру Хиллиарду, он произнес с тайной издевкой:

– Надеюсь, вам нравится мой план. – Рука его дрожала, когда он поднес бокал ко рту. – Я привезу к вам мисс Хиллиард, как только стемнеет.

Капитан Эмерсон собрал отряд из тридцати гвардейцев и добровольцев у местного трактира и огласил план на вечер.

– На этот раз мы поймаем наконец неуловимого разбойника. У меня есть сведения, что он собирается напасть на карету к югу от поместья Берфордов. Теперь ему от нас не уйти. Мы окружим его и возьмем в плен. Нас ожидает слава, как только этого негодяя повесят на самом высоком суку.

Он разделил отряд и повел своих людей в сторону Кроли. Через каждую четверть мили разбойника на дороге будут поджидать вооруженные солдаты. Как только он объявится, дозорные подадут сигнал и солдаты его схватят.

Эмерсон надел треуголку и вскочил в седло. Наконец-то он увидит этого мерзавца. Сегодня он засадит в тюрьму негодяя, который выводил его из себя своими дерзкими набегами и не давал ему спать спокойно почти целый год. Он проверил пистолеты – они были заряжены и ждали лишь момента, когда Эмерсон нажмет на курок, чтобы задержать человека, наводившего ужас на весь Суссекс. Скоро все закончится, и капитан наконец-то выспится.

В каморке снова стемнело. Серина уже не один час смотрела на стену и изучила в мельчайших подробностях каждую прожилочку на ее деревянной поверхности. Это единственный способ отвлечься от тяжелых раздумий, но ее организм то и дело напоминал ей о насущных потребностях. Она никак не могла заставить себя снять крышку с ночного горшка в углу каморки и на постель тоже не могла лечь, так ей было противно прикасаться к засаленным простыням. Но долго она не продержится. Какое унижение!

Она вздохнула и встала. Ее спина разламывалась от многочасового сидения на жестком стуле. Ноги затекли, и она стала прохаживаться взад-вперед. по комнате, чтобы восстановить кровообращение. Ей хотелось завопить во весь голос, но кто ее услышит?

Час спустя она сдалась и использовала по назначению грязный ночной горшок. Теперь осталось умереть – скорее бы, чтобы не мучиться!

Когда в каморке сгустился непроглядный мрак, снизу послышались тяжелые шаги. Сначала она решила, что ей показалось, но шаги становились все громче и все ближе. В щель под дверью скользнул луч фонарика. Он раскачивался, и она замерла от ужаса, не в силах пошевелиться.

Дверь медленно отворилась, и на пороге возникли двое джентльменов в низко надвинутых на глаза треуголках. Серина вздрогнула, узнав в одном из них своего дядю.

– Вот ты где, моя дорогая! Я рад, что наши пути наконец-то пересеклись. Я так соскучился по тебе.

– А я по вас нет! – высокомерно отрезала Серина, сжавшись от страха. – Глаза бы мои никогда вас не видели, сэр Лютер, после того, что вы сделали!

Он вскинул брови в комическом изумлении и вошел в каморку.

– А что я такого сделал, чтобы заслужить твой упрек, моя ненаглядная племянница?

– Не называйте меня племянницей! Я больше вам не родня. – Она отпрянула, когда он протянул к ней руку. – И не прикасайтесь ко мне!

Он продолжал надвигаться на нее, злобно улыбаясь.

– Я знаю, что это вы убили моего отца. Я все видела, и правда в конце концов выплывет наружу. Даже если вы от меня избавитесь, справедливость все равно восторжествует.

– Не смеши меня! – презрительно процедил сэр Лютер. – Никто не докажет, что я убил твоего отца.

Сэр Итан молча стоял у двери. Серина бросила на него молящий взгляд, забыв о том, что именно сэр Итан все и подстроил.

– Идем, Серина, – приказал сэр Лютер. – Если ты не веришь в мою невиновность, мне остается только одно.

– И что же это? – холодно спросила Серина, гордо выпрямившись.

– Переубедить тебя, – ответил он и так сильно сжал ее руку, что она онемела.

Вот теперь ей стало по-настоящему страшно. Она поняла, что он убьет ее, чтобы «переубедить». Господи, как же такое случилось? Всего несколько дней назад они с Ником вернулись в Лондон и собирались привлечь сэра Лютера к суду. Что с Ником? Неужели сэр Лютер уже «переубедил» и его? От этой мысли ей стало дурно, но она заставила себя промолчать.

– Перестань вырываться, не то мне придется применить силу, – рявкнул он, подталкивая ее к двери.

– Нет! – выкрикнула она.

Сэр Итан завязал ей рот шарфом, но она продолжала брыкаться. Дядя крепко взял ее за локоть – несмотря на полноту и возраст, он обладал недюжинной силой.

– Она дерется, как тигрица, – усмехнулся сэр Итан. – Люблю женщин с характером.

Серина, спотыкаясь, спускалась по лестнице, еле передвигая затекшие ноги. Оглянувшись, она не увидела никого, кто мог бы ей помочь. Конюшня была пуста. Аллея погрузилась во мрак, и только вдалеке слышался пьяный хохот ночных гуляк. Никто не придет ей на помощь.

Дядя втолкнул ее в карету и захлопнул дверцу. Она видела в окно, как он похлопал сэра Итана по плечу.

– Остальная сумма будет ждать тебя в банке, Левертон. Ты сдержал свое-слово. – Он что-то сказал кучеру, сел в карету и опустил на окна кожаные шторы.

– Это твое последнее в жизни путешествие, Серина. Скоро ты встретишься с Создателем.

От его слов она похолодела. Но она будет сражаться до последнего – это она твердо решила.

 

Глава 27

Ник и Раф нашли подходящее место для засады к югу от Кроли. Скоро здесь проедет карета с Дафной, ее женихом и приданым.

– А что, если экипаж уже проехал? – спросил Раф.

– Мы здесь с вечера – вряд ли им удалось проскользнуть незамеченными, – проговорил Ник, сидя на гнедой лошади. Пегаса он на этот раз с собой не взял. Он терпеть не мог ждать – это так утомительно.

– У меня дурное предчувствие, – задумчиво произнес Раф. – Лучше бы нам сюда не соваться.

– Ты напрасно беспокоишься, друг. Мы всегда были осторожны. И сегодня нам будет сопутствовать удача.

Раф вздохнул и надвинул на глаза треуголку.

– Надеюсь, ты прав, но у меня на этот счет другое мнение. После ранения мои чувства обострились. Это очень странно и совсем мне не нравится. – Он вскинул голову, принюхиваясь, – В воздухе пахнет бедой.

Ник внимательно посмотрел на друга.

– Клянусь небом, это наша последняя вылазка. Моя уж точно последняя. Кстати, мне не нравится твой настрой.

Раф задумчиво взглянул на него.

– Просто меня перестал привлекать риск. В жизни должно быть что-то более важное. Хотя бы воспоминания. А у меня их нет.

– Но со временем у тебя появятся новые воспоминания, ведь каждый день наполнен событиями, и ты будешь о них помнить.

– Это справедливо. Но я всегда считал, что жизнь состоит из разных воспоминаний – детство, родители, школа, первая любовь. Но у меня ничего этого нет. – Раф помрачнел. – Должно быть, у меня была первая любовь, но я ее не помню.

– Наверняка была! – засмеялся Ник. – Моей первой любовью была служанка, работавшая на кухне. Мне тогда исполнилось семь. У нее были ямочки на щеках и нежные руки, которые гладили меня по голове. – «Но у Серины руки нежнее», – с грустью подумал он.

– А как ее звали? – с любопытством спросил Раф. Ник ответил не сразу.

– Черт, не помню. То ли Салли, то ли Нелли.

– Боже правый, я вспомнил! – вдруг воскликнул Раф. – У меня была собака по кличке Нелли. Охотничья борзая. Один глаз у нее был карий, другой – зеленый.

– Отлично, Раф! Настанет день, когда ты вспомнишь все. Раф поднял руку.

– Тише! Я слышу стук колес. Карета!

Ник приложил ладонь к уху и тоже услышал топот лошадиных копыт.

– Наш час настал. Вперед! – Он вонзил шпоры в бока лошади и понесся через кусты на дорогу. Раф последовал за ним.

Ник вынул пистолет.

– Если меня схватят, Раф, спасай прежде всего себя самого.

– Но что, если это не та карета, которую мы ждем? – спросил Раф.

– Значит, ограбим две кареты.

Его сердце отчаянно колотилось в груди, кровь стучала в висках. Экипаж приближался. Раф поднял над головой фонарь и помахал им, давая кучеру сигнал остановиться. Лошади замедлили шаг, и кучер громко выругался.

– Жизнь или кошелек! – крикнул Ник, поправляя маску. Раф наставил пистолет на кучера, а Ник слез с коня и подошел к карете. Но едва он распахнул дверцу, на дорогу из леса выскочил всадник и выстрелил в Ника. Лошади заржали и взвились на дыбы.

Пуля попала ему в руку, Ник покачнулся, застонав от боли, и выронил пистолет.

– Именем короля Георга вы арестованы! – крикнул всадник.

Ник сразу узнал голос капитана Эмерсона и прижался к стенке кареты, ожидая увидеть его солдат. Но больше пока никто не появился. Неужели Эмерсон здесь один? Или он случайно оказался на месте преступления? Мысли вихрем закружились в его голове, боль в руке мешала сосредоточиться.

Он бочком подобрался к козлам. Всадник развернул коня и вытащил из-за пояса еще один заряженный пистолет. Ник запрыгнул на ступеньку и стащил кучера с козел.

– Беги! – прошипел он Рафу. – Беги же! Встретимся на нашем месте.

Раф медлил в нерешительности, и Ник вздохнул с облегчением, когда его друг наконец повернул коня и, перепрыгнув через канаву, понесся в лес. Все произошло в считанные доли секунды, но для Ника мгновения тянулись бесконечно медленно. «Бежать… бежать…» – стучало у пего в мозгу.

Он выставил кучера перед собой, как щит, и крикнул:

– Не стреляйте в невиновного!.

– Ник? – неуверенно окликнул его Эмерсон.

– Да, это я.

Эмерсон соскочил с коня и бросился к Нику. Оттолкнув дрожащего от страха кучера, он схватил Ника за сюртук.

– Черт бы тебя побрал, Ник! Только не говори мне, что ты тот самый Полуночный разбойник. – Он бросил взгляд на белые перчатки и маску Ника и, злобно выругавшись, схватил его за грудки.

В этот момент дверца кареты отворилась, и из нее вылез тучный джентльмен. Ник удивленно ахнул.

– Да это же Лютер Хиллиард! – прохрипел он, пытаясь вырваться из железной хватки капитана. – Пусти меня!

– Что здесь происходит? – недовольно процедил Хиллиард.

Каретный фонарь отбрасывал тусклый свет на искаженное яростью лицо Эмерсона.

– Не арестовывай меня пока, – тихо попросил его Ник. – Выслушай сначала. Я не стану притворяться, что я не Полуночный разбойник, но я никого не убивал в отличие от Хиллиарда.

Эмерсон подозрительно покосился на толстяка, стоявшего около кареты.

– Я знаю, тебе не терпится меня арестовать, Эмерсон, но выслушай меня, прошу, – умолял Ник.

Эмерсон, выругавшись, опустил руки.

– Где мои люди, дьявол их раздери?

– Может, потерялись в лесу? – легкомысленно предположил Ник, поправляя сюртук.

– Так вы поймали того самого подонка, который называет себя Полуночным разбойником? – обрадовался Хиллиард.

Наступила напряженная тишина. Эмерсон не торопился выдавать своего товарища.

– Может быть, – неопределенно произнес он, бросив па Ника гневный взгляд.

Ник шагнул к дверце карсты и заглянул внутрь. На длинном сиденье лежало чье-то тело, издававшее сдавленные стопы. Он прикоснулся к лицу пленника и вдруг узнал Серину.

– Что ты здесь делаешь? – потрясенно спросил он, развязывая шарф, закрывавший ей рот. Серина радостно вскрикнула, и он обнял ее, бормоча проклятия. – Этот негодяй нашел тебя раньше, чем мы его.

– О, Ник, я думала, что умру, – всхлипнула она, уткнувшись ему в плечо. – Он вез меня куда-то, чтобы убить.

– Теперь он от нас не уйдет. – Ник осторожно разнял ее руки, обвившие его шею, и усадил на сиденье. – Подожди здесь. Не говори пи слова, пока я не побеседую с капитаном Эмерсоном.

Она кивнула, лицо ее было бледно.

– Удача изменила тебе, Ник, – всхлипнула она.

– Игра еще не окончена. Посмотрим, что удастся сделать. – Он повернулся к капитану, который настороженно следил за Ником, опасаясь, что он сбежит.

Ник взял Эмерсона за плечо и повел в сторону от кареты.

– Давай поговорим, я должен тебе кое-что объяснить.

– Не думаю, что нам есть о чем говорить, – сердито буркнул Эмерсон.

Они остановились, сверля друг друга гневными взглядами. Хиллиард что-то бормотал, стоя около кареты. Лупа выглянула из-за туч, и в этот момент Эмерсон со всей силы залепил Нику затрещину.

– Будь ты проклят, Ник!

Ник покачнулся, поднял здоровую руку и осторожно коснулся подбородка.

– Полагаю, я это заслужил.

– И даже больше. Я был твоим другом много лет, а ты обманывал меня, говорил о Полуночном разбойнике, будто он твой злейший враг. Как ты, наверное, смеялся за моей спиной! – Он снова занес кулак, но Ник поймал его за запястье, и несколько секунд они молча боролись.

– Прошу тебя, хватит тумаков. Я и так ранен, – простонал Ник, тяжело дыша и еле сдерживая Эмерсона, которому праведный гнев придал силы.

Ник схватил капитана за плечо, с трудом сдерживаясь, чтобы не взвыть от боли в руке. Он прямо посмотрел в глаза другу.

– Я грабил экипажи, чтобы собрать деньги на сиротский приют в Лондоне. Теперь у сотни сирот есть крыша над головой и еда.

Эмерсон тяжело дышал, качая головой.

– Ты можешь мне не верить, но это правда. Я докажу тебе, если ты меня сейчас не арестуешь.

Ник ждал в молчании. Краем глаза он видел, что Хиллиард приближается к ним.

– Вам нужна помощь, капитан? – спросил он. – Я взял с собой пистолеты на всякий случай.

«Чтобы убить Серину», – подумал Ник, закипая от бешенства. Он готов был голыми руками задушить этого подонка, но сначала надо было удостовериться, что ему самому опасность не угрожает.

– Тревор, – твердо заговорил он. – Ты у меня в долгу – я спас тебе жизнь, когда Монтегю Ренни пытался пристрелить тебя на побережье. Теперь я прошу тебя спасти жизнь мне. Не сердись на меня, не сейчас, когда я так близок к тому, чтобы завершить дело своей жизни и выкупить закладную на сиротский приют. Полуночный разбойник никогда больше не появится на дорогах Суссекса, обещаю тебе.

Эмерсон наклонился и, подняв свою треуголку, провел рукой по растрепавшимся волосам. Плечи его ссутулились, и Ник понял, что выиграл.

Лицо Эмерсона исказило отчаяние.

– Я никогда не пойму тебя, Ник. Но считай, что свой долг я выплатил тебе сполна.

С этими словами он пошел прочь. Вдалеке послышался стук копыт – к месту действия мчались его солдаты. Прогремели выстрелы, но Эмерсон не поднял пистолет.

Ник проворно сдернул свою маску и сунул белые перчатки в карман. Потом подбежал к Эмерсону, который уже взял коня под уздцы.

– Тревор, ты можешь арестовать убийцу, – сказал Ник, схватив его за руку. Он мотнул головой в сторону Лютера Хиллиарда. – Этот человек убил своего брата, а теперь похитил свою племянницу, которая оказалась свидетельницей убийства. Она говорит, что он хочет и ее убить.

Эмерсон удивленно вскинул брови и шагнул к карете. Хиллиард ждал у открытой дверцы.

– Кто он?

– Сэр Лютер Хиллиард. О смерти его брата Эндрю было написано в газетах. Суд постановил, что его убил какой-то бродяга, но имеются свидетели…

– Свидетели? – переспросил Эмерсон, распахнув дверцу кареты.

– Так мы можем ехать или нет? – раздраженно осведомился Хиллиард. – Я впервые вижу, как представитель закона мирно беседует с разбойником. – Он вгляделся в лицо Ника. – А, это ты. Я должен был догадаться. Меня нисколько не удивляет, что ты…

– Вы ошиблись, – холодно проговорил капитан Эмерсон. – Мистер Терстон работает на меня – он помогал мне поймать джентльмена по имени Лютер Хиллиард. Мистер Терстон говорит, что напал на вашу карету, чтобы освободить вашу племянницу, которую вы, судя по всему, похитили.

«Хорошее объяснение», – похвалил его про себя Ник, с горечью сознавая, что не заслужил такого верного друга, как Эмерсон. Тревор всегда сохранял спокойствие, даже в самых сложных ситуациях. Он не поймал Полуночного разбойника, но с помощью Ника арестует убийцу и привлечет его к суду.

– Мы с племянницей ехали в гости к другу, – высокомерно заявил Хиллиард, садясь в карету. – Пока он не остановил нас, – добавил Лютер, указав на Ника.

Эмерсон свистнул своим людям, и солдаты, вынув шпаги, окружили Хиллиарда.

– Сэр Лютер, извольте выйти из кареты.

Острия шпаг заставили толстяка вылезти из кареты и отойти в сторону. Он в бессильной злобе смотрел, как Эмерсон Помогал выйти Серине. Она бросилась Нику на шею.

– Серина, расскажи капитану, что ты видела в ту ночь в Хай-Кресенте.

Серина дрожала от пережитого страха, но тем не менее довольно связно рассказала про убийство, свидетельницей которого невольно стала.

– И вы ей поверите? – в ярости вскричал Хиллиард. – Местные власти на моей стороне, и убийца моего брата уже найден и казнен.

Эмерсон сурово взглянул на него и коснулся острием шпаги кружевного галстука Лютера.

– Мне кажется, дело следует пересмотреть. Свидетельница говорит, что вы ударили ножом Эндрю Хиллиарда, и этого для меня достаточно, чтобы вас арестовать. Я отвезу вас к герцогу Этвуду, и он свяжется с лондонскими властями и передаст дело в суд.

Хиллиард злобно сплюнул на землю.

– И вы поверили женщине?

– Свидетель есть свидетель, – невозмутимо возразил Эмерсон. Он вынул наручники и приблизился к Хиллиарду. Пленник стал вырываться.

– Не трогай меня, солдафон! – взревел Лютер, и Серина испуганно прижалась к Нику.

– Есть и еще один свидетель, – вкрадчиво произнес Ник, глядя, как вырывается и брыкается арестованный.

Хиллиард замер. Наступила зловещая тишина. Он уставился на Ника, и его холодные змеиные глазки блеснули в тусклом свете фонаря.

– Еще один свидетель? – повторил он. – Что тебе об этом известно? – рявкнул он на Серину. – И откуда Терстону известно о наших семейных делах?

Ник приложил палец к губам Серины и ответил за нее:

– Я сам слышал рассказ свидетеля и ручаюсь за него. Он обещал повторить свои показания в суде.

Эмерсону наконец удалось защелкнуть наручники на запястьях Хиллиарда.

– Если это правда, сэр Лютер, вас ждет виселица.

– Они лгут! – крикнул Хиллиард. – Лгут! В доме в тот вечер никого не было…

Он растерянно умолк, потрясенный собственным невольным признанием.

– Значит, вы были там, хотя пытались уверить всех в обратном, – уличил его Ник во лжи. – Ну хорошо. – Он обернулся к солдатам: – Вы слышали, что он сказал, и подтвердите это на суде.

Гвардейцы кивнули, и Серина прижалась к Нику, исполненная любви и благодарности.

– Ник, – прошептала она, – наконец-то справедливость восторжествует.

– Правда всегда выплывет наружу, – изрек Ник, обнимая ее.

– Я, кажется, сейчас лишусь чувств.

Ник обнял ее еще крепче, искоса взглянув на Эмерсона. Солдаты увели пленника.

– Ну как, ночь прошла не зря? – спросил Ник друга. Эмерсон задумчиво потер подбородок, и легкая улыбка заиграла у него на губах.

– Не зря, это точно.

– Ты прославишься, – пообещал Ник. Эмерсон широко улыбнулся.

– Судьба иногда подбрасывает нам сюрпризы. – Он втолкнул Хиллиарда в карету и сел с ним рядом, приказав своим солдатам привязать его лошадь к задку кареты.

Ник смотрел, как экипаж скрылся за поворотом, направляясь к Лондону.

– А что же мы? – спросила Серина. – Мы пойдем вслед за ними?

– Нет. Я отвезу тебя в Холлоуз. – Он взглянул ей в лицо, белевшее в лунном свете. – Теперь мы больше не расстанемся. Мы найдем способ быть вместе.

Прежде чем она успела ему ответить, из-за кустов выехал Раф.

– Черт подери, ты что, не уехал?

– Я не мог тебя бросить, Ник. И ждал, когда представится возможность тебе помочь.

– Тогда поедем все вместе ко мне домой, – произнес Ник и посадил Серину перед собой в седло. Обняв ее за талию, он спросил: – Как ты оказалась в карете сэра Лютера? Я ничего не понимаю.

– Я получила записку от твоего брата. Он предложил мне помощь и сообщил, что нашел свидетеля убийства. Мне стало любопытно, и я по глупости согласилась прийти к нему. Он привез меня в конюшню рядом с «Ковент-Гарден» и запер в каморке. Два дня спустя за мной приехал дядя. – Она всплеснула руками. – И как я могла поверить сэру Итану! Я же знала, что он опасен. И случай с Калли Вайн меня ничему не научил.

Ник стиснул зубы, кипя от гнева.

– Я расправлюсь с Итаном, но сначала нам надо заманить его в Суссекс. Если он заподозрит, что я его ищу, он забьется в какую-нибудь дыру в Лондоне, и мы его никогда не найдем. – Ник содрогнулся от ужаса, представив, что могло случиться с его возлюбленной. – На этот раз Итан зашел слишком далеко. Он понесет заслуженное наказание.

 

Глава 28

На следующий день сэр Итан, покидая банк в Сити, насвистывал веселенький мотивчик. Чек Хиллиарда покрыл сумму его долгов, и ему больше не придется прятаться от кредиторов за шторами. Он закажет портному новые камзолы – ему так понравились серебряные галуны, которые тому прислали из Франции. Манжеты из кружев тоже были бы весьма кстати. Можно заказать и рубашку из серебристой ткани… Вариантов множество.

Перед ним открываются широкие, безоблачные перспективы. Итану показалось, что за спиной у него выросли крылья.

Сейчас, когда он прогуливается по Сити, Ника уже, наверное, бросили в темницу. При этой мысли сердце его радостно запело. Он игриво повертел тросточкой в воздухе, едва не задев чепчик на голове цветочницы, торговавшей на углу. Но даже ее гневные вопли не могли испортить ему настроения. Он навсегда избавился от Ника Терстона, этого уличного воришки, который замарал честь семьи Левертон низким происхождением. Скоро газеты сообщат о его аресте и казни.

Итан нанял портшез и двинулся к Беркли-сквер. Сейчас он позавтракает, потом нанесет визит портному, а вечером у Лотос Блоссом удовлетворит и остальные свои желания.

Дома на серебряном подносе в холле его ожидало письмо от Делиции.

– Его принесли сегодня утром, сэр, – сообщил дворецкий.

– Напрасно она забилась в эту деревенскую дыру, – пробормотал Итан. – Наверное, умоляет меня приехать. Ника арестовали, и ей требуется поддержка. Что ж, не надо было злиться на меня, когда я бросил эту дурочку Калли Вайн, – добавил он и поспешил в кабинет.

Усевшись за стол, когда-то принадлежавший сэру Джеймсу, он распечатал письмо.

Дорогой брат!

Ты должен немедленно приехать в Холлоуз. Случилось нечто ужасное, и я не могу написать тебе об этом в письме. Прошу тебя, приезжай поскорее! Мы так нуждаемся в утешении. Что было, то было – забудем прошлые обиды. Я умоляю тебя, приезжай! Кроме тебя, никто не сможет мне помочь.

Твоя послушная сестренка Делиция.

Итан прочитал письмо, мысленно потирая руки. Делиция в отчаянии – она узнала об аресте Ника. Ей требуется мужское плечо.

– И кроме меня, у нее никого нет, – сказал себе Итан, раздуваясь от чувства собственной значимости. Отныне он станет настоящим главой семьи. Пока Ника не арестовали, он был таковым лишь на бумаге. Зато теперь он получит все, что причитается ему по праву.

Он сложил письмо и сунул его в карман сюртука. Потом отдал приказ слугам собирать чемоданы и подать карету к подъезду.

Серина сидела в светлой столовой особняка Холлоуз, одетая в розовое шелковое платье Делиции, которое было ей, правда, длинновато и узковато, но все же лучше, чем ее собственное, испачканное и порванное. Горничная Делиции вымыла и уложила ее волосы в высокий пучок, и длинные локоны, выбившиеся из прически, танцевали у нее перед глазами, пока она читала вслух для Калли, держа в руках томик стихов и раздраженно убирая локоны за ухо.

Настроение у нее было отнюдь не поэтическое, а тревожное. Грудь теснили мрачные предчувствия. Скоро приедет сэр Итан, и Серима боялась, что Ник пристрелит его, едва тот ступит на порог.

Ник бродил по дому в самом скверном расположении духа. Он ни разу не присел, отказался от еды и только смотрел в окно на парадный подъезд. Она пыталась заговорить с ним, по он не был расположен вести беседы. Как только она приближалась к нему, он поворачивался к ней спиной, и она понимала, что он не успокоится, пока не сотрет Итана с лица земли.

Это огорчало ее. Ей казалось, что кровопролития можно избежать. К сожалению, привлечь Итана к суду невозможно. Если Ник попытается обвинить его в том, что Итан се похитил, ему придется раскрыть и свою тайну. Нет, по закону тут действовать нельзя.

– Ты дважды прочитала одно и то же стихотворение, Серина, – мягко заметила Калли. Она то и дело меняла позу в инвалидном кресле – по-видимому, бездействие ее тоже угнетало. – Пойдем немного прогуляемся по дому, – предложила она, потянувшись за своей тростью.

Серина не уставала радоваться, глядя на выздоравливающую подругу. Нога Калли срослась криво, как и предсказывал доктор, но под длинным платьем из ярко-желтого атласа это было незаметно.

Серина чувствовала волнение Калли. Итан приедет в Холлоуз с минуты на минуту. На щеках подруги горел лихорадочный румянец, и Серина тщетно пыталась подобрать слова, которые могли бы утешить Калли.

– Я с удовольствием разомну ноги, – рассеянно согласилась она и отложила в сторону томик сонетов в кожаном переплете.

Они медленно ступали по восточному ковру с прихотливым узором в кирпичных, красных и золотистых тонах. Легкие шторы на окнах не затеняли прелестный осенний день. Солнце заливало золотистым светом диваны и каминную полку. Калли с трудом обошла вокруг круглого столика, па котором стоял золоченый подсвечник. Морщась от боли, она упрямо продолжала ковылять по комнате.

Остановившись и теребя в руках серебряные щипцы для снятия нагара со свечи, она сообщила:

– Серина, вчера я получила письмо от моего брата. Он пишет, что собирается домой.

У Серимы перехватило дыхание.

– Он знает… знает о том, что с тобой случилось? – спросила она, когда наконец обрела дар речи. Как брат воспримет эти горестные вести?

– Адам ничего не знает. Он такой вспыльчивый, что я не решилась сообщить ему правду.

– Он все поймет, едва тебя увидит. Калли положила щипцы па столик.

– Да… и, признаться, меня это пугает. Он страшно рассердится на меня и на Ит… брата Ника.

Серина подумала, что на Калли Адам не имеет права сердиться.

– Адам должен был быть рядом с тобой и защищать тебя, вместо того чтобы оставлять на попечение подруги.

– Адам покинул Англию, чтобы забыть о сердечной ране. Я его не виню. Я сама хотела, чтобы он уехал и немного развеялся.

В комнате повисла тишина, пронизанная горечью и безнадежностью. Хрусталики люстры тихонько звенели от сквозняка, а за окном медленно кружились осенние листья.

– И в результате больше всех пострадала ты сама. Калли обратила на нее свои большие карие глаза, и Серина прочла в их глубине мудрость и смирение.

– Я примирилась с судьбой, – вздохнула Калли. – Что сделано, то сделано, и ничего теперь не изменить. Моя жизнь постепенно войдет в нормальную колею. – Она отвела взгляд, но Серина заметила, что в глазах ее промелькнуло смущение. – Могло быть и хуже. По крайней мере я не забеременела, – добавила она так тихо, что Серина едва расслышала ее слова.

– Это хорошая новость, – обрадовалась Серина. Ник вряд ли захотел бы усыновить ребенка распутного Итана. На мгновение она забыла о своих горестях и искренне порадовалась за подругу. – Вот увидишь, все наладится, Калли.

Калли внимательно посмотрела на нее, задумчиво водя пальчиком по резной спинке стула.

– Но не у тебя, Серина.

Серина изумленно посмотрела на Калли.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она дрогнувшим голосом.

– Ты ведь любишь Ника, правда? – тихо спросила Калли. Серина хотела было крикнуть «нет!», но к чему теперь притворяться?

– А это очень заметно? Калли кивнула.

– Я не знаю, что произошло между вами в прошлом, но я вижу, что вы испытываете друг к другу глубокое чувство. Каждый раз, когда Ник смотрит на тебя, его глаза светятся любовью.

Серина принялась разглядывать замысловатый узор на вышитой диванной подушке.

– Да, кое-что между нами было, этого я отрицать не стану, но это ничего не изменит. Ник не возьмет обратно данное тебе слово.

Калли тронула ее за руку.

– Я знаю. Он порядочный человек, и мне кажется, я смогла бы его полюбить. Но сможет ли он полюбить меня?

Серина бросила взгляд на подругу, погруженную в глубокую задумчивость.

– Он будет заботиться о тебе и уважать тебя, – проговорила она. Не желая продолжать этот разговор, она покосилась в сторону двери: – Пойду наверх отдохну. Ты справишься без меня, Калли?

– Ну конечно. Если что, я всегда могу позвать Слуг. – Она оперлась на трость и поцеловала Серину в щеку. – Спасибо тебе за дружеское. участие. Не знаю, что бы я без тебя делала. Ты спасла мне жизнь.

– Не говори чепухи, – отмахнулась Серина, вытирая набежавшие слезы. – Ты бы и сама справилась со своими трудностями.

Калли улыбнулась ей доброй улыбкой.

– И все равно спасибо.

Серина выбежала из комнаты, чтобы не разрыдаться на глазах у Калли. Ник потерян для нее навсегда. Она постарается с этим смириться.

Ник знал, что должен убить Итана, чего бы это ему ни стоило. В томительном ожидании он слонялся по комнате, то и дело выглядывая в окно. Как только подъедет карета, он выйдет и встретит ее у крыльца. Лучше поскорее покончить с объяснениями. Он заранее привел в порядок свои дела и завещал поместье и все имущество Делиции.

Серина тоже будет иметь разрешение на проживание в Холлоуз, но она получит и свое наследство, даже если суд конфискует Хай-Кресент, признав Лютера Хиллиарда виновным в убийстве брата.

Брат убивает брата. Вот и ему предстоит сделать это, подумал Ник. Он ненавидит человека, который всегда старался испортить ему жизнь. Ник был против кровопролития, но как иначе положить конец бесчинствам Итана?

Его рука ныла. Рану промыли, обработали и перевязали, но она беспокоила его больше, чем ему бы хотелось. Он вышел из кабинета и направился в Голубую гостиную, чьи холодные цвета напоминали ему изморозь на стеклах. Там хорошо спасаться летом от жары. Вот бы Калли заново отделала комнаты, чтобы их семейная жизнь началась в обновленном доме.

Это должна была бы сделать Серина. Она с радостью подбирала бы расцветки и ткани, украшая их общий дом.

Нет, нельзя об этом думать. Пусть сердце его обливается кровью, он не нарушит слово, данное Калли.

Слуга, которому было поручено высматривать карету у ворот, отчаянно замахал руками. Вот и настал решающий миг. Слава Богу, письмо Делиции выманило Итана в Холлоуз. Он мчится сюда, чтобы возглавить семью.

Ник решительно сжал губы и зашагал к двери. Выйдя во двор, он остановился на посыпанной гравием дорожке, скрестив руки на груди. Карета подъехала к крыльцу. Итан выглянул в окошко и разинул рот от изумления, увидев Ника.

– Ты удивлен, братец? – холодно заметил Ник, рывком открывая дверцу кареты. – Думал, я сижу в вонючей камере?

Итан беззвучно открывал и закрывал рот, как рыба на берегу. Он побелел как полотно, глаза его забегали, он пытался прикинуть, нельзя ли ускользнуть.

– Отсюда тебе только один путь, Итан, – в могилу. У тебя нет выбора. Я или ты. – Ник схватил Итана за галстук, и тот поперхнулся, задыхаясь. Руку Ника пронзила резкая боль, глаза заволокла красная пелена. – И я почти уверен, что это будешь ты, Итан. Так что готовься к смерти.

Он дважды ударил Итана по лицу тыльной стороной ладони.

– Выбирай оружие и секундантов. На этот раз мы будем драться по всем правилам, на рассвете.

Он отпустил Итана, и тот покачнулся.

– Поезжай в деревню и остановись в гостинице. Мои люди будут сопровождать тебя, чтобы ты не сбежал. На этот раз тебе не уйти. Нам с тобой слишком тесно на этой земле.

Раф, слышавший последние слова Ника, показался в дверях дома.

– Можешь на меня рассчитывать, Ник.

Итан затравленно озирался, переводя взгляд с одного на другого. Зубы его выбивали нервную дробь. Он забился в карету, и в глазах его сверкнул опасный огонек.

– Я выбираю шпаги.

– Я так и думал. – »Итан был умелым фехтовальщиком, но Ник надеялся, что развратный образ жизни пагубно отразился на его ловкости. Он махнул рукой трем дюжим слугам, и те вскочили на запятки кареты. – Даю тебе два дня, чтобы выбрать секундантов. На третий день на рассвете мы встретимся на лугу у северной границы моего поместья. Если ты откажешься явиться, мои слуги притащат тебя туда силой.

Итан испуганно сжался под гневным взглядом Ника и захлопнул дверцу. Но когда карета тронулась, он высунулся из окошка и стал осыпать Ника проклятиями.

Раф положил Нику руку на плечо.

– Мышь попала в мышеловку. Он будет драться до последнего.

– Живым ему все равно не уйти, – процедил Ник сквозь зубы и пошел в дом осмотреть шпаги и потренироваться перед дуэлью.

Женщины узнали о дуэли от слуг, но никто не решился отговорить Ника от поединка. Делиция в ночь перед дуэлью металась по комнатам, не находя себе места от тревоги. Калли молча следила за ее мучениями глазами, полными ужаса.

Делиция страдала больше всех: брат выступил против брата. Она лежала на диване, закрыв лицо руками. Тело ее сотрясалось от рыданий. Ее любимые собаки скулили и клали ей головы на колени. Никто не мог сомкнуть глаз. Серима и Калли сидели с ней рядом, стараясь ее утешить. Под утро во дворе послышалось ржание лошадей – мужчины отправлялись на место дуэли.

Серина еле держалась на ногах от страха за Ника. Если он погибнет, она тоже не будет жить. Тревога сдавила ей грудь, и она еле дышала, отсчитывая секунды и минуты, гадая, не прибавили ли они еще одну рану на теле ее возлюбленного.

Когда первые лучи солнца проникли в комнату, в которой они ждали исхода дуэли, во дворе послышался конский топот. Серина выглянула в окно и увидела всадника в шерстяном плаще и черной треуголке. Конь остановился у крыльца, и через несколько секунд на лестнице послышались тяжелые шаги. Дверь распахнулась.

– Адам! – вскрикнула Калли и, прихрамывая, сделала несколько шагов навстречу брату.

Мужчина с заросшим темной щетиной подбородком со стоном заключил Калли в объятия. Он был намного выше сестры, отметила Серина, и отличался могучим телосложением. Лицо его исказила душевная мука, но Серина чувствовала, что это человек, который привык командовать. Это было видно по решительному суровому взгляду и жестким чертам лица. Наконец-то Калли обретет поддержку родного человека.

Серина смотрела на брата и сестру, и с ее плеч будто свалилась тяжесть. Несмотря на тревогу за Ника, она не могла не радоваться за подругу.

Дворецкий застыв в дверях, потрясенный трогательной встречей, и Серина попросила его принести кофе.

– Я хочу знать, что произошло! – рявкнул Адам Вайн, окинув комнату разъяренным взглядом.

– Слава Богу, ты приехал, – плакала Калли. – Они убьют друг друга!

Ник и Раф приехали на луг перед рассветом. Серебристый туман клубился меж деревьев, роса покрывала траву. Ник помрачнел. По мокрой траве будут скользить сапоги, а солнце – слепить глаза. Он внимательно осмотрел луг в поисках скрытых ям и пеньков, но поверхность луга была без изъянов.

Ник глубоко вдохнул в себя холодный воздух, думая о том, как прекрасен розовый рассвет и как редко он любовался им в своей жизни. Может быть, он видит ею в последний раз… Он тут же отогнал эту мысль. Нет, он не позволит Итану победить в этом поединке.

С дороги донесся грохот колес кареты. Итан приехал. Ник повернулся к Чарлзу и Рафу, своим секундантам. Чарлз пытался убедить его сражаться до первой крови, по Ник не соглашался. Итан должен заплатить жизнью за свои злодеяния.

Раф полировал лезвие рапиры фланелевой тряпицей, а Ник разминал пальцы.

Итан вышел из кареты, одетый в черный камзол, черные панталоны и белую рубашку. Его секунданты были Нику незнакомы, но на одном была гвардейская форма. Они переговорили с Итаном, затем подошли к Чарлзу и Рафу.

Итан смерил Ника холодным взглядом и у того невольно мурашки побежали по спине. Итан отвесил брату изящный поклон, Ник сдержанно кивнул в ответ. Согласно этикету, противники должны были поприветствовать друг друга перед дуэлью.

Секунданты сравнили шпаги, которые должны были быть одинаковой длины.

Чарлз, решительный и мрачный, отправился с одним из секундантов Итана искать наиболее подходящее место для поединка. Двое оставшихся секундантов последовали за ними, неся ящик с дуэльными шпагами, чьи позолоченные ручки поблескивали в лучах восходящего солнца.

Ник глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Холодная решимость овладела им, и волнение отступило.

Итан с бледным лицом и запавшими глазами – по-видимому, он тоже плохо спал этой ночью – выглядел не менее решительно.

«Сегодня именно тот день, когда может сбыться моя давняя мечта, – думал Ник. Вспомнив сэра Джеймса, он почувствовал грусть. – Отец непременно попытался бы пас помирить». Он всегда хотел, чтобы его сын подружился с двоюродным братом, но даже еще лежа в колыбели, Итан всегда отворачивался от Ника. Странно, похоже, им суждено было с самого начала стать врагами.

Ник решительно сбросил коричневый бархатный камзол и простой жилет, показывая, что он не защищен. Белая рубашка трепетала на ветру, и он поежился от холода.

Итан последовал его примеру. Его тело казалось худым, почти истощенным под пышными оборками рубашки. Он отстегнул кружевные манжеты и положил их и камзол в карету, затем обмотал вокруг запястья шелковый платок.

– Слушайте все! – громко произнес Чарлз. – Не позволяется наносить удары левой рукой. Дуэль будет продолжаться до первой крови. Решение о том, продолжать или пет поединок, будет принято дуэлянтами. При нарушении правил одной из сторон поединок будет немедленно прекращен.

Ник встал туда, куда ему указал Раф, и взял шпагу. Итан тоже занял свое место, разминая запястья. Он взмахнул шпагой, пробуя ее на вес, и острие зловеще блеснуло в лучах солнца.

Чарлз и три секунданта отошли, а Раф встал между противниками, подняв руку.

Ник похолодел, взглянув в глаза Итану, но не дрогнул. Они встали в позицию, согнув колени и подняв левые руки.

Раф взмахнул рукой:

– Начинайте! – И отошел в сторону.

Клинки со звоном скрестились. Итан сделал выпад, Ник парировал с быстротой молнии и нанес серию ответных ударов, заставив Итана отступить.

Итан рычал и наскакивал на него, надеясь отвлечь Ника ложными выпадами и таким образом притупить его бдительность. Но Ник знал, с кем имеет дело, и ловко увертывался, одновременно пытаясь предугадать следующий шаг противника.

Он сделал выпад, но Итан парировал, и клинки со звоном ударились друг о друга, словно стальные целующиеся языки.

Несмотря на холодное утро, пот струями стекал по лицу и шее Ника. Он вытер лоб рукавом, и в этот момент Итан нанес ему колющий удар в предплечье.

Ник отскочил в сторону, но не прекратил поединка – ведь это всего лишь царапина, хотя и болезненная.

Чарлз выступил вперед и опустил между ними шпагу, останавливая поединок.

– Первая кровь. – Он повернулся к Нику. – Ты желаешь продолжать?

Ник кивнул, тяжело дыша и не спуская глаз с Итана. Итан сплюнул.

– До конца! – заявил он. – Этот уличный пес больше не замарает мой порог, – добавил он, смерив Ника высокомерным взглядом.

Чарлз поморщился и, крикнув: «Начинайте!», отступил назад.

Ник атаковал противника. Боль и холодное бешенство придали ему сил. Через минуту он пронзил плечо Итана, и тот пошатнулся, смертельно побледнев. Пот выступил у него на лбу, вокруг рта залегли усталые складки.

«Да, братец потерял былое мастерство», – подумал Ник.

Он отдыхал, пока секунданты предлагали остановить поединок, что было обычной формальностью, поскольку Итан не собирался сдаваться, и все это знали. Ник, вероятно, пронзил его в том месте, куда уже нанес рану в предыдущем поединке, но правая рука Итана была невредима.

Ник почувствовал себя увереннее. Он знал, что победит, если не позволит Итану перехитрить его с помощью одного из коварных трюков…

Поединок продолжался. Ник атаковал и парировал, увертываясь от выпадов противника. Итан направил острие шпаги ему в сердце, но Ник вовремя отразил смертельный удар.

Итан быстро опустил шпагу, и острие непременно пронзило бы живот Ника, если бы он не увернулся, парируя выпад. «Вот один из его трюков, – подумал Ник. – И это только начало».

Итан отступал, шатаясь и теряя ловкость. Ник снова ранил его в левую руку, и Итан, взвыв от боли, упал на колени. Поединок снова приостановили, и Ник с трудом перевел дух. Ладони его были мокрыми от пота, и он вытер их о панталоны. Во рту пересохло. Господи, как хочется пить!

Вдалеке послышался стук копыт. Доктор, сидевший в карете Итана, высунул голову в окно и испуганно уставился на всадника, мчавшегося к ним сквозь туман.

Незнакомец соскочил с коня и бегом бросился к ним.

– Какого черта? – крикнул Ник.

– Я Адам Вайн, – заявил вновь прибывший. – Кто из вас сэр Итан Левертон?

Все посмотрели на незнакомца. Итан прошипел проклятие.

– Адам Вайн, брат Калли? – переспросил Ник и выступил вперед, чтобы пожать ему руку.

– Именно так, – сердито произнес Адам. – Я приехал требовать удовлетворения у человека, оскорбившего мою сестру. Вы сэр Итан?

– Нет, я Ник Терстон. Вам придется подождать, пока с ним разделаюсь я.

Адам решительно сжал губы.

– Я имею право отомстить за честь сестры. Она жестоко пострадала и будет мучиться всю жизнь. – Он устремил на Ника тяжелый взгляд. – Я должен отомстить.

Ник медлил с ответом, глядя на Итана, который с трудом поднимался с колен.

Адам Вайн не стал ждать и, подойдя к Итану, ударил его по щеке перчаткой.

– Если ты выживешь, негодяй, мы с тобой обязательно встретимся, – презрительно произнес он.

Лицо Итана скривилось от бессильной злобы, и он ударил Адама по лицу.

– С удовольствием. Твоя сестра жеманная дура! Она никогда не удовлетворит ни одного мужчину, и я рад, что обесчестил ее! – прорычал он. – Теперь другим не придется с ней возиться.

Адам сжал кулаки, и секунданты бросились между ними, чтобы не допустить драки.

– Продолжим дуэль, – скомандовал Чарлз.

– Я хочу пить, – простонал Итан.

– Это запрещено правилами, – возразил Раф.

Ник смотрел, как Адам подошел к своему коню и что-то вытащил из сумки, притороченной к седлу. Ситуация выходила из-под контроля.

– Пусть пьет, – отмахнулся Ник, пытаясь избавиться от странного предчувствия. Что-то вот-вот произойдет. Итан, покачиваясь, как пьяный, побрел к карете. Туман клубился у его ног, делая его похожим на призрак из кошмарного сна.

– Я тоже выпью воды, – сказал Ник. Он пошел к своему коню, не спуская глаз с Итана. Тот поднес бутылку ко рту, жадно отпил, поставил на землю, но когда он обернулся, в руке его был пистолет.

Ник это предвидел. Он тут же бросился на землю, и над его головой прогремели два выстрела. Пули просвистели мимо, и он, словно во сне, увидел, как Итан падает на траву с простреленной головой.

Мертв. Все кончено. Презренная жизнь оборвалась. Ник поднялся, ощущая слабость и горечь потери. Чарлз обнял его за плечи, а Раф взял у него шпагу.

Теперь, когда Итан больше не стоит у него на пути, ему бы надо кричать от радости, но в душе его была пустота. Вместе с Итаном ушла часть его жизни, его прошлое, какими бы сложными ни были их отношения.

– Вы застрелили его! – крикнул секундант Итана Адаму Вайну.

Адам спокойно сдул дымок, вьющийся из дула пистолета.

– Он бы застрелил Терстона, если бы я его не опередил.

– Последняя подлость Левертона, – мрачно процедил Чарлз. – Поединок окончен.

Секунданты и доктор склонились над телом Итана. Вскоре доктор выпрямился и покачал головой.

Мир избавился еще от одного негодяя, подумал Ник. Только вот что он скажет Делиции? Она ведь любила своего мерзавца брата, пока с ее глаз не спала пелена.

– О его смерти доложат властям, – предупредил Чарлз Ника. – Но тебе не стоит опасаться ареста. Итан пытался тебя убить, нарушив законы честного поединка.

Ник устало кивнул.

– Все кончено.

Он подошел к Адаму Вайну и поблагодарил его за то, что он спас ему жизнь.

– Теперь надо вернуться домой и сообщить новость дамам.

– Хорошую новость, – отрывисто произнес Адам и вскочил в седло.

Ник хотел согласиться с ним, но не мог.

 

Глава 29

Серина смотрела, как мужчины спешились у крыльца, и едва не вскрикнула от радости, увидев Ника, живого и почти невредимого. Судя по кровавому пятну на рукаве, он ранен. Но он жив, а это значит, что Итан не вернется. Никогда.

Она взглянула на Делицию, бледную как смерть. Дверь распахнулась, и Ник, Чарлз, Раф и Адам Вайн вошли в гостиную, где их ждали дамы. За ними следовал доктор, норовя перевязать Нику руку прямо на ходу.

Ник встретился взглядом с Сериной, и радость сверкнула в его глазах. Серина думала, что Ник сейчас подойдет и обнимет ее, но в этот момент Делиция бросилась ему на шею, приговаривая сквозь слезы:

– Слава Богу, ты жив, Ник! Я так боялась тебя потерять! Ник порывисто обнял сестру, спрятав лицо в ее волосах.

Серине показалось, что она заметила слезы у него в глазах, и плечи его опустились, словно горе придавило их к земле. У Серины к горлу подступил комок – она чувствовала его боль. Собаки вертелись тут же, повизгивая и пытаясь привлечь к себе внимание. Серина погладила одну из гончих и потрепала за уши.

– Итан умер, – мрачно оповестил присутствующих Чарлз. – Он хотел выстрелить в Ника исподтишка, и ему бы это удалось, если бы мистер Вайн не оказался проворнее.

Адам сел рядом с Калли и взял ее руку. Сестра и брат обменялись любящими взглядами. Собаки скулили и прыгали от одного к другому.

Серина была рада за Калли, но Делиция, которая потеряла брата, вряд ли разделяла эту радость, даже несмотря на то что справедливость восторжествовала. Серина сомневалась, что и Ник чувствует себя счастливым.

– Все кончено, – подвел итог Раф. – Нам всем надо чего-нибудь выпить. Бренди, к примеру. – Он вопросительно взглянул на Делицию.

После того как доктор наконец перевязал рану, Ник надел длинный камзол и сел на диван между Калли и Делицией. Серина с жалостью смотрела на его изможденное лицо.

– Я попрошу, чтобы принесли завтрак, – проговорила она, ни к кому не обращаясь, и пошла искать дворецкого.

Вернувшись, она посмотрела на Ника. В его взгляде она прочла безнадежность и покорность судьбе, и сердце ее мучительно сжалось. Ей хотелось прижаться к нему, но это теперь привилегия его невесты. Впрочем, Калли вовсе и не собиралась его обнимать.

Серима разлила бренди по бокалам, а дворецкий тем временем принес поднос с жареным мясом и хлебом. Когда Серина раздавала бокалы, Калли осторожно потянула ее за рукав.

– Серина, я бы хотела сказать пару слов о тебе и… и о Нике. – Она бросила робкий взгляд на своего жениха.

Но он смотрел только на Серину, и во взгляде его ясно читалась любовь. В ее сердце вспыхнул ответный огонь, и она едва сдержалась, чтобы не обнять его.

– Я хочу, чтобы все это слышали, – громко продолжала Калли. – Это очень важно.

Серина обвела глазами собравшихся. Тут ее друзья, даже Адам Вайн, с которым она еще не знакома. Они с Ником кивнули одновременно.

– Вы все, как могли, поддерживали меня, когда я нуждалась в помощи, – начала Калли, и в глазах ее блеснули слезы. – И теперь я хотела бы отплатить вам за вашу доброту. Я поняла, что моя жизнь продолжается, и обрела душевный покой. – Она взяла Ника за руку. – Я бы хотела освободить тебя от данного тобой слова. Я буду счастлива, если вы с Сериной поженитесь. – Она взяла руку Серины и вложила в руку Ника. – Вы должны быть вместе. Все видят, как вы любите друг друга.

Ник медленно поднялся и заключил Серину в объятия, сжав ее так крепко, что у нее перехватило дыхание. Он дрожал, то ли от радости, то ли от усталости, Серина не знала. Но это и не важно. Важно, что он наконец принадлежит ей.

– Я люблю тебя, – прошептала она.

– И я люблю тебя больше всех на свете.

В комнате повисло неловкое молчание, пока кто-то не хмыкнул. И тут же все рассмеялись, и Делиция обняла Серину и Ника.

– Я желаю вам счастья, – сказала она, и ее заплаканные глаза засветились искренней радостью.

– Полагаю, можно поднять бокалы – тост уже произнесен, – проговорил Чарлз.

 

Эпилог

Брачная церемония проходила на ступенях церкви в деревне Холлоу-Филдз, что к западу от поместья Холлоуз. Неяркое осеннее солнце освещало скромное торжество. Серина смотрела в глаза Нику, произнося клятву верности, и ее сердце переполнялось любовью и счастьем. Он великолепен, ее жених. Пальцы его сжимают ее руку, обещая верность и. защиту.

– Ты счастлива? – спросил он, поцеловав ее на виду у всех гостей.

– Так счастлива, что нет слов, – прошептала она. Он радостно засмеялся.

– Такой ты мне нравишься.

Раф и Чарлз похлопали его по плечу, поздравляя. А следом за ними Ник получил поцелуй в щеку от несравненной Маргерит. На ее губах играла лукавая улыбка.

– Я знала, что ты непременно встретишь женщину своей мечты, Ник. Это был только вопрос времени.

– Ты оказалась права, как всегда.

Ник понес Серину на руках к экипажу, который украсили осенними листьями и золотистыми шелковыми лентами. Он усадил невесту на сиденье, и она рассмеялась от счастья. Вскочив на подножку, Ник крикнул:

– Встретимся за праздничным столом, но мы можем и опоздать немного!

Карета тронулась, и деревенские жители замахали им вслед платками.

– Почему ты так сказал? – спросила Серина.

– Сейчас поймешь, – сказал Ник, деловито расшнуровывая ее корсаж. – Я с ума схожу от желания, так зачем ждать ночи, когда мы можем скрепить наши клятвы прямо сейчас? Я скажу Ною, чтобы он отвез нас в укромный уголок, где мы сможем закончить то, что начали сегодня утром.

– И Ной будет стоять рядом? – лукаво спросила Серина, проводя рукой по волосам Ника.

– Нет, я отошлю его обратно. Для него я приготовил лошадь, которая пасется в лесу.

– Какой ты расчетливый! – с нежным укором заметила она, целуя его в подбородок.

– Семейное счастье должно иметь запоминающееся начало, – заявил он, развязывая ее нижнюю юбку. Кремовое шелковое платье волнами покрыло сиденье, но все это великолепие не помешало Нику ласкать ее ногу.

– Ты никак не можешь расстаться с привычной ролью Полуночного разбойника.

Ник покачал головой, и его волосы пощекотали ей нос.

– Нет, – серьезно произнес он.

– Но ты ведь прекратил свои вылазки, не выплатив закладную. Ты сделал это ради меня?

Он посмотрел ей в глаза.

– Я получил хороший урок. Полуночному разбойнику всегда везло, но удача может отвернуться в любой момент. Я чудом избежал виселицы. А деньги я как-нибудь раздобуду.

– Возьми мои. Теперь все, что есть у меня, принадлежит и тебе, и я настаиваю, чтобы ты это сделал. Сэр Джеймс был бы счастлив, если бы узнал, какой ты добрый и щедрый.

Он провел ладонью по ее щеке.

– Это ты щедрая и добрая, радость моя. – Взгляд его остановился на ее груди. – Спасибо тебе. Я выплачу закладную, как только мы вернемся из свадебного путешествия. Пегаса я отправлю на север вместе с Рафом, и его короткая слава вскоре забудется. Но сначала мне нужно завершить одно дело.

– И какое же? Я сгораю от любопытства.

И он в очередной раз доказал ей, что может зажигать в ней огонь и утолять ее страсть. И для этого ему не потребовались ни белые перчатки, ни маска Полуночного разбойника.