Это было худшее решение в моей жизни.

— Хочу жирафа!

— Хочу питона!

— Хочу игуану!

Я стою посреди банкетного зала в «Сентрал», вокруг меня собралась толпа орущих пятилетних непосед, требующих, кажется, уже миллионную фигурку из воздушных шаров за сегодняшний день. Поверить не могу, что согласилась принять участие в этом празднике и поработать клоуном, пока конферансье Кэт пытается организовать для дня рождения близнецов все остальное.

— Пожалуйста, Коко, — в панике умоляла она, позвонив мне по телефону. — Я пригласила профессионального фотографа, чтобы он сделал несколько снимков нашего праздника, а мы потом включили их в новый проспект отеля. Хочу показать всем, что мы можем, — а без клоуна эта вечеринка не удастся.

— Но я понятия не имею, что нужно делать, — отказывалась я, уже теряя всякую надежду выйти сухой из воды.

— Да ничего особенного, честное слово. Я добуду костюм, все, что от тебя требуется, — надуть несколько шариков, может быть, рассказать пару анекдотов. Пожа-а-алуйста!

Я, разумеется, сдалась. И теперь кровь стучит у меня в висках, а голова чешется от этого рыжего парика так, что я до смерти хочу сорвать его с себя и подставить голову под кран.

— Отлично, — широко улыбаюсь я этим вопящим малышам. — Кто следующий?

— Я! — кричат они хором, подставляя мне свои маленькие личика и требуя свою игрушку. Это довольно придирчивая публика, они не хотят каких-нибудь простеньких собачек — все требуют сделать им какое-нибудь редкое животное, а то и вовсе представителя вымирающего вида. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь снова сосредоточиться. Сделаю еще несколько фигурок, а затем мы нарисуем им что-нибудь на лицах. Осталось продержаться всего лишь час, потом наконец придут их родители и заберут своих чад домой. Но, Господи, до чего же здесь жарко. Костюм клоуна обтягивает мою спину, разноцветный полиэстер липнет к коже. Я чувствую себя так, будто меня поджаривают заживо. А этот чертов фотограф совсем не спешит. Но отступать уже некуда.

— Я пришел первым! — выбивается вперед круглолицый мальчонка в футболке с Беном из одноименного мультсериала[10] и обиженно выпячивает нижнюю губу.

— Нет, я! — возмущается конопатая малютка в свитерке с Дашей-путешественницей[11].

— Я уже здесь стоял! — кричит он в ответ.

И вот они сошлись нос к носу, как две бульдожки, которые вот-вот подерутся.

— Детки, — успокаиваю их я, — незачем драться. Настанет и ваш черед.

Боже, чтобы с ними управиться, нужно быть послом доброй воли в Организации объединенных наций, ни больше ни меньше. Так вот оно какое, материнство? Если все и вправду обстоит так, то для воспитания детей я точно не гожусь.

— Я пришел первым! — продолжает кричать мальчик.

— Нет, не приходил! — отвечает малышка и прямо на моих глазах резко наклоняется и с удовольствием впивается зубами в его руку.

Детвора изумленно ахает, и вдруг воцаряется тишина. А потом пострадавший малыш начинает истошно вопить что есть мочи. Девочка же отступает на пару шагов назад, поправляет косички и вообще выглядит крайне довольной собой.

Вот дерьмо!

— Тише, тише, малыш, — успокаиваю его я, неловко поглаживая по голове. — Все хорошо.

— Она укусила меня! — ревет он, его рыдания с каждой секундой становятся все громче и громче.

— Знаю, она поступила не очень хорошо. А вам надо бы извиниться, юная леди, — сурово обращаюсь я к ней.

— Ни за что! — Она вскидывает подбородок. Ребенок уже весь посинел от крика, а я понятия не имею, чем ему помочь. Крови нет, но на его ручонке отчетливо видны следы зубов. Знатный будет синяк. Эту часть сценария Кэт явно не предусмотрела, рассказывая мне об обязанностях дежурного клоуна.

— А хочешь, я покажу тебе фокус? — в отчаянии спрашиваю я. — Или мы можем нарисовать на твоем лице чудесный рисунок! Сделаем тебе маску Человека-паука, будет круто, хочешь?

Теперь я просто хочу, чтобы он уже наконец умолк. На другом конце комнаты Кэт угощает чипсами и разнообразными напитками еще одну щебечущую стайку детишек. Она в ужасе смотрит на меня и спешит на помощь.

— Ты в порядке, малыш? — спрашивает она ревущего мальчишку.

— Она меня укусила! — завывает он.

— Что-о-о? Коко? Что тут происходит? — его слова повергают Кэт в неописуемый шок.

— Да не я, — отвечаю я и всеми силами пытаюсь не засмеяться, увидев ее перепуганное лицо, — а вот эта маленькая чертовка.

Я нахожу в толпе конопатую любительницу покусаться — она как раз таскает другую девочку за волосы по всей комнате. Маленькая злючка.

Кэт становится на колени, обнимает заливающегося слезами мальчишку и угощает его сдобной булочкой, которую он тут же бросает на пол и втаптывает в ковер, после чего скрывается в толпе беснующейся детворы.

— Господи, это настоящий кошмар, — вздыхает она, вытирая пот со лба. — Фотограф опаздывает. Да и фотографий приличных тут точно не получится, эти дети — маленькие дикари. Ужас-то какой…

Мне ее искренне жаль. До чего же тяжело оказалось поладить со всей этой малышней — каждые пять минут разгорается драка, двоих из них уже стошнило прямо на себя. Едва ли это то самое веселье, изображение которого она хотела поместить в свой рекламный проспект. Эти дети больше похожи на обезумевших зверьков в клетке.

— Ты все еще хочешь устраивать такие мероприятия почаще? — интересуюсь я. — Здесь столько хлопот.

— Да, но рынок детских праздников открывает для нас большие перспективы. Если мне удастся добиться того, чтобы о моих вечеринках заговорил весь город, то мы сумеем справиться со всей этой развлекательной программой. Ведь наше заведение станет чем-то новеньким — а местные мамочки только и ждут, как бы поучаствовать в каком-нибудь мероприятии.

Дети носятся вокруг нас, толкаются и резвятся. Мужа Кэт, Дэвида, зажали в углу, малыши налетают на него на ходу, как крылатые ракеты.

— Отцу эта идея, разумеется, не по душе, — продолжает Кэт, пытаясь отчистить с ковра остатки булочки, которой угостила того плаксу. — Он считает, что детей должно быть видно, но не слышно, прямо как Лиам.

— Что-то в этом есть, — криво усмехаюсь я.

— В наше время все иначе, — отвечает она. — Наши посетители должны знать, что здесь всегда рады детям. Для нас очень важно выйти на семейный рынок, это нужно просто пережить.

Краешком глаза я вижу, как на пороге появляется Лиам Дойль и с опаской осматривается по сторонам. На его лице появляется выражение глубочайшего презрения, и он снова исчезает. Я решаю не выдавать этого несостоявшегося шпиона Кэт — она не заметила его, а я не хочу подливать масла в огонь их и без того сложных отношений.

— Господи, — причитает она, — я полночи пекла эти дурацкие булочки. И чипсы нахожу в таких местах, о которых раньше даже не догадывалась.

— Булочки превосходные, десять баллов из десяти, — усмехаюсь я, надкусывая одну из них, и она грустно смеется в ответ.

— По крайней мере близнецы отлично провели время. Спасибо, Коко, ты звезда сегодняшнего вечера. Я тебе по гроб жизни обязана.

— Обязана, конечно, но мне было весело, — вру я.

— Какое веселье? — вздыхает она. — Признайся, это же настоящий ночной кошмар. А мой старшенький, похоже, ушел в самоволку.

Я оглядываюсь по сторонам и вижу, что она права — Марка здесь и близко нет. Я точно видела его немного раньше — он даже посмеялся над моим костюмом, когда я появилась в холле во всей красе. Я еще отметила про себя, как быстро он вырос: передо мной стоял молодой человек ростом почти шесть футов, его лоб теперь прикрывала длинная черная челка, а глаза стали такими же голубыми, как у Кэт. Вареные голубые джинсы едва держались на худых бедрах. Казалось, он превратился из мальчика в мужчину буквально за ночь, и мне стало совсем грустно от этой мысли. Ведь раньше, только завидев меня, он бросался в мои объятия и осыпал поцелуями мое лицо. А теперь он даже здоровается будто сквозь зубы. У него просто такой период, я отлично это понимаю, но все это так странно… Видимо, Кэт была права: они тоже были очень близки, но теперь она чувствовала, что их разделяла целая пропасть, как будто он возвел вокруг себя незримую стену.

Вдруг я замечаю, что глаза Кэт подозрительно блестят.

— Что случилось? — встревоженно спрашиваю я.

— Все в порядке. — Она быстро утирает слезы и оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что никто ничего не заметил. — Чувствую себя дурой.

— Уверена, Марк скоро вернется, — обещаю подруге я.

— Думаешь? Я даже не знаю, куда он пошел — должно быть, опять будет пить с друзьями в парке.

— Кэт! — ужасаюсь я ее тону.

— А что? Бог знает, где его носит. Он никогда мне ничего не рассказывает. Я даже не представляю, что на самом деле происходит в его жизни, впрочем, именно этого он, по всей видимости, и добивается.

— Все будет в порядке, — пытаюсь я утешить ее. — Мы ведь были такими же в свои пятнадцать, непослушными и капризными.

— Правда?

— Ну конечно! Может, даже хуже. А помнишь, как мы совершали набеги на шкафчик с выпивкой в доме твоей мамы?

Кэт смеется, кажется, мне удалось немного отвлечь ее от невзгод.

— Да уж, такое не забудешь.

— Ты была настоящим профессионалом, — напоминаю я.

— А как я доливала в бутылку воду вместо водки! Господи, да я была настоящей занозой в заднице.

— Вот-вот. Еще и на меня плохо влияла! — хихикаю я. — А помнишь тот раз, когда ты выпила полграфина сидра и тебя стошнило на Монику Моллой?

— Неудивительно, что она всегда меня так ненавидела, — хохочет Кэт. — Я ведь окончательно и бесповоротно испортила тогда ее шикарные фирменные джинсы.

— Они на ней отвратительно смотрелись.

— Еще и крашеные, фу!

Теперь мы уже смеемся во весь голос.

— Вот видишь? Не все так плохо, — возвращаюсь я к прежней теме. — Марк обязательно перерастет эти подростковые проблемы, а потом снова станет нормальным, как это произошло когда-то с нами. Вы еще будете смеяться над этими глупостями, честное слово.

— Надеюсь, что так и будет, — отвечает она. — Мы всегда были очень близки. Иногда мне кажется, что все дело в близнецах. Сначала нас было трое, а потом появились они, и он чувствует себя лишенным родительского внимания.

— Не думаю. Он их тоже любит. Это сразу видно.

— Если он так сильно их любит, то мог бы и остаться на их праздник, — ворчит она, но все же берет себя в руки. — Ладно, я, пожалуй, пойду посмотрю, можно ли еще что-то сделать с этим проклятым фотографом.

Она уходит, а в кармане моего клоунского костюма вдруг звонит телефон. Я долго шарю руками в этих бесчисленных складках, и когда в конце концов его нахожу, то вижу, что звонят с незнакомого номера.

— Алло?

Один малыш настойчиво дергает меня за мешковатую брючину, и я прижимаю ему палец к губам, чтобы он не шумел. Мальчишка показывает мне язык и скрывается в неизвестном направлении. Вот она, неблагодарность человеческая — ведь я ему сделала трех сложнейших динозавриков. Совсем меня не ценят.

— Это Коко Суон? — спрашивает незнакомый голос в трубке, и я пытаюсь сосредоточиться.

— Да, это я.

Дети по-прежнему не дают мне покоя: в углу комнаты разгорелось сражение за пиньяту со сладостями, трое непосед уже размазывают по щекам слезы. У одного из малышей до самой верхней губы свисают длинные зеленые сопли. Не слишком приятное зрелище. Наверное, надо бы пойти к ним и отвлечь их каким-нибудь фокусом. Я уже собираюсь попросить у незнакомца прощения и перезвонить ему позже, но он называет свое имя:

— Это Дермот Браун. Вы оставляли сообщение моему секретарю?

Адвокат Тэтти! Не могу поверить, что он действительно откликнулся на мою просьбу. Он продолжает что-то мне рассказывать, но я едва слышу его голос.

— Вы не могли бы подождать буквально секундочку? — перебиваю его я и выскальзываю на улицу. Я почти бегу по гравию в сторону служебного входа, находящегося с другой стороны отеля.

— Да, простите, что вам пришлось ждать, — извиняюсь я. — Там было немного шумно.

— Понятно. Так чем я могу вам помочь? — сухо отвечает он так, будто я могла бы и не тратить его время на извинения, а сразу переходить к делу, чтобы поскорее закончить этот разговор.

— Я хотела узнать насчет Тэтти, — начинаю я.

— Тэтти Мойнихан? — перебивает меня он, как будто я говорю слишком медленно, а он куда-то опаздывает.

Тэтти Мойнихан — да, должно быть, речь идет о ней. Вряд ли он работал сразу с двумя клиентками с таким необычным именем.

— Да, Тэтти Мойнихан, — отвечаю я, нервно потирая руки и пытаясь успокоиться.

— И что же вас интересует? — угрюмо спрашивает он.

— Она была… подругой моей бабушки. Мы только недавно узнали о ее кончине, и нам сказали, что ее делами занимались именно вы, — с легкостью выкручиваюсь я.

— Она преставилась несколько месяцев назад, — резко отвечает он.

— Да, хм, я только хотела узнать, не осталось ли у вас адреса кого-нибудь из членов ее семьи, мы бы хотели с ними связаться. Видите ли, бабушка потеряла связь с Тэтти…

— Угу. Знаете, мисс Суон, у Тэтти никого не было. Последние годы своей жизни она провела в полном одиночестве в собственном доме, за ней ухаживала сиделка. Сейчас дом продан, равно как и все ее имущество.

— О, понятно. А нельзя ли как-нибудь связаться с этой сиделкой? Бабушка желает узнать о подруге хоть что-нибудь, я бы не хотела ее разочаровывать.

Повисает пауза, и я затаиваю дыхание, ожидая, что же он ответит. Он может просто взять и послать меня на все четыре стороны — юристы редко разглашают конфиденциальную информацию в телефонном разговоре с незнакомыми им людьми.

— Да, думаю, это возможно… Подождите, — подумав, говорит он.

Я слышу какой-то шорох, и буквально через минуту он снова на линии:

— Нашел. Сиделку зовут Мэри Мур, она живет на Кайлмор-Уэй.

Адвокат Тэтти называет мне ее точный адрес, я тут же заучиваю его наизусть. Я смутно представляю себе, где находится это место — кажется, по другую сторону дублинского канала.

— Огромное вам спасибо! А нет ли у вас номера ее…

— До свидания.

Раздается громкий треск, и я понимаю, что он повесил трубку. Что ж, все равно, думаю, не так сложно будет раздобыть номер телефона сиделки, зная ее имя и адрес. Если мне удастся ее найти, быть может, тогда я узнаю, встретилась ли Тэтти снова со своим любимым человеком. Знаю, это глупо, но меня охватывает восторг от этой мысли — я сгораю от желания узнать, увиделись ли снова эти несчастные влюбленные. Кто знает, что мне расскажет эта Мэри Мур?

Я прячу телефон обратно в карман и с удовольствием вдыхаю вечерний воздух. В зале было так душно, что оказаться на улице для меня — настоящее счастье. Когда я уже собираюсь вернуться обратно в гостиницу, мое внимание привлекает какое-то движение неподалеку. Прямо через дорогу от отеля, на узеньком тротуаре перед аптекой Догерти, я вижу Марка, болтающего с каким-то парнем. И правда, смылся погулять с друзьями. Кэт, конечно, будет спокойнее, когда узнает, что я его видела и что в этот момент он просто общался со своим товарищем, а не пил где-то в парке. Я уже собираюсь окликнуть парня, как вдруг его собеседник поворачивается ко мне лицом. Я вижу это знакомое бледное лицо, и у меня сердце уходит в пятки. Это Шон О'Мелли, прославившийся своим хулиганством на весь город. Он всего на год-другой старше Марка, но уже нажил проблемы с законом из-за наркотиков. Так какого же черта с ним рядом делает сын Кэт?

Я вижу, как парни расходятся в разные стороны, и сама тихонько возвращаюсь в отель, не на шутку взволнованная увиденным. Но мне не дают спокойно поразмыслить над этой ситуацией — фотограф наконец-то прибыл и теперь пытается выстроить детей в ряд и заставить их одновременно улыбнуться на камеру.

— Коко! — едва завидев меня, зовет Кэт. — Я тебя обыскалась — ты нужна для фотографии.

Натянув на лицо фальшивую улыбку, я решаю, что не стану никому рассказывать о том, что видела на улице. Может, поговорю потом с Марком сама, наедине, попытаюсь убедить его, что тусоваться с Шоном — не самая лучшая идея. В любом случае, не стоит говорить об этом Кэт прямо сейчас. Я изо всех сил стараюсь улыбаться на камеру как можно жизнерадостней и уговариваю детишек попозировать вместе со мной. К счастью, все заканчивается довольно быстро, потому что вскоре родители забирают своих усталых чад и развозят их по домам.

— Слава богу, закончили, — вздыхает Кэт, когда с нами прощаются последние папа и мама. — У меня нет больше никаких сил.

— В конце вечеринки было не так уж и плохо, правда? — спрашиваю я, стаскивая рыжий парик и распуская волосы. Какое же облегчение — снять эту ужасную штуку со своей головы. Теперь, когда все разошлись, и даже близнецов Дэвид увез домой, я могу немного расслабиться.

— Да, спасибо тебе огромное, — радостно улыбается она. — Фотки для проспекта вышли более чем достойные.

Она так счастлива, что вечеринка подошла к концу и получила отличные отзывы, несмотря ни на что, что у меня язык не поворачивается рассказать ей о Марке. Быть может, этому существует какое-нибудь разумное объяснение, хотя я и сама в это слабо верю. И все же мне не хотелось бы создавать ему еще большие проблемы. Я решаю пока держать язык за зубами, чтобы потом самой поговорить с Марком, и тогда уже будет ясно, нужно ли его матери знать об этой дружбе. Сейчас Кэт едва стоит на ногах, пытаясь удержать на весу полный поднос. Решено: поговорю сперва с ним, а потом уже буду что-то предпринимать. Спрошу его, что происходит. Надеюсь, окажется, что волноваться действительно не о чем.

— Как там Рут и ее «мальчик»? — спрашивает Кэт, падая в кресло и наливая нам по заслуженному бокалу вина из припрятанной ею под столом бутылки. — Подумать только — твоя бабуля завела себе любовника!

Мы обе заливаемся смехом: та серия «Секса в большом городе», в которой Кэрри сообщает всем, что «завела себе любовника», — одна из наших любимых.

— Не напоминай, — прошу я, усаживаясь напротив нее. — Думаю, они все время этим занимаются, прямо как кролики.

— Поверить не могу, что она выбрала этого мясника.

— Уж поверь.

— И в то, что она сказала, что они трахаются, это же…

— Тс-с-с, Кэт, не произноси это вслух, я и так со стыда сгораю.

— Рада за нее, что тут еще сказать. Я всегда говорила, что для сексуальных отношений никогда не поздно.

Мы с Кэт всегда называли секс «сексуальными отношениями» — дань нашей учебе в школе при монастыре и монахиням, пытавшимся вбить в наши головы общепринятые нормы поведения. Кэт страшно гордилась тем, что смело расспрашивала нашу сестру Игнацию об оргазмах и оральном сексе на уроках религиозного образования. У нее был настоящий талант сохранять при этом невозмутимое выражение лица. Бедная сестра Игнация — неудивительно, что она так рано ушла на пенсию. Иногда я думаю, что она приняла решение оставить работу в школе после того, как Кэт спросила у нее, можно ли заниматься сексом во время месячных.

— Кстати, угадай, кто мне звонил? Адвокат Тэтти!

Я до сих пор поверить не могу, что мне удалось найти новую ниточку, ведущую к хозяйке сумочки. От одной только мысли о предстоящей встрече с сиделкой у меня по спине начинают бежать мурашки.

— Правда?

— Угу. После того как я взяла его номер у Хьюго, я оставила ему сообщение, особо ни на что не надеясь. И знаешь что?

— Что же?

— Он дал мне имя сиделки, которая ухаживала за Тэтти до самой смерти, — ее зовут Мэри Мур, она живет в Дублине.

— И-и-и? — Кэт со вздохом облегчения сбрасывает свои туфли на высоченных каблуках, откидывается на спинку кресла и прикрывает глаза.

— Теперь я могу связаться с ней и узнать что-то еще об этой женщине.

Кэт приоткрывает один глаз:

— Зачем?

— Потому что мне любопытно.

Теперь она изумленно смотрит на меня во все глаза:

— Но если Тэтти мертва, чего ты хочешь добиться этой безумной охотой за ее сиделкой? Говорю тебе, Коко, ты ни в чем не виновата.

— Да ты ведь сама кричала, что это письмо — самая романтичная вещь из всех, что ты видела в жизни, — напоминаю я ей.

— Так и есть, — пожимает плечами она. — Но я не знаю, что тебе это даст. В том смысле, что никто ведь не ищет эту сумочку. Возможно, мои слова сейчас покажутся тебе бесчувственными, но я на твоем месте давно бы уже успокоилась и оставила «Шанель» себе.

— Хорошенькое дело! Мы всегда с тобой были из разного теста! — отшучиваюсь я и прикрываю голову, пытаясь увернуться от туфли, которой она в меня швыряет.

— Эй, ты! — со смехом грозит она мне пальцем. — Серьезно, Коко. Знаю, эта история с письмом — и вправду очень грустная и все такое, но какой смысл охотиться за призраками прошлого?

— Думаешь? — спрашиваю я.

— Я не понимаю, — начинает она, — что ты на самом деле хочешь найти? Чего ты добиваешься?

— Вы только послушайте эту Бизнес-леди года! Знаешь, не все по-настоящему ценное можно представить в виде графика или таблицы!

По правде говоря, я и сама не знаю наверняка, зачем собираюсь продолжить поиски. Но что-то внутри меня подсказывает, что я поступаю правильно. Так поступила бы на моем месте мама. Эта мысль не впервые уже всплывает в моей голове. Рут сказала, что маму бы наверняка тронула душещипательная история письма, хранившегося в этой сумочке, и она бы докопалась до истины. И теперь я не могу выбросить эту идею из головы.

— Возможно, я немного цинична, — задумчиво говорит Кэт, — иногда мне кажется, что этот отель высосал из меня все жизненные соки.

— Я тоже уже не так непосредственна, как раньше, — соглашаюсь я. — Честно говоря, я и сама не знаю, почему для меня так важно продолжить эти поиски. Но это по-настоящему важно.

Я не хочу делиться с Кэт своей теорией о том, что так я хочу быть похожей на маму. Эта мысль звучит безумно даже в моей голове, если я озвучу ее подруге, она точно решит, что я сумасшедшая.

— Ты можешь на меня во всем положиться, — обещает она. — Но будь осторожна, ладно? Ты никому ничего не должна, эта загадка не имеет к тебе никакого отношения. А человека, написавшего это письмо, наверняка уже нет на свете. Ты ведь и сама это понимаешь.

Я буквально кожей ощущаю, как она прожигает меня взглядом.

— Ну конечно же, — бормочу я в ответ. — Мне просто любопытно, вот и все.

— Тогда ладно, — с улыбкой пожимает плечами она. — Вот, держи, ты это сегодня честно заслужила. Спасибо, кстати, справилась потрясающе. Случайно не хочешь устроиться к нам клоуном на полный рабочий день?

— Лучше выпью формальдегида с обрезками ногтей, — на полном серьезе отказываюсь я, и мы покатываемся со смеху, после чего чокаемся бокалами с вином.