Очутившись в темном лесу, Гролин затаил дыхание. Он надеялся, что его люди поступили также. В тишине даже случайное покашливание виделось готовым плыть через толщу деревья, чтобы предупредить врагов.
«Ты считаешь, они намерены захватить цитадель?» — прозвучало в голове, но сейчас барона не интересовало, чей это голос и откуда.
— А почему они должны поступить иначе? — шепотом ответил Гролин, и попытался яснее сформулировать свою мысль: — Думаю, ничто их не отворотит от моего дома, ставшего приютом для всех нас на шесть спокойных лет. Конечно, враг войдет в замок и выведает все его тайны.
«Они ничего не узнают, возможно, даже не выступят» — прошелестел голос. Ничье лицо теперь не проступало из темноты.
— Что должно удержать их? «Не трать впустую свое дыхание на вопросы. Жди и наблюдай…».
Гролин ждал, но ночная тишина походила на плотный бархат, разогревая и охлаждая одновременно. Наконец, он сделал несколько шагов из-за укрывавшего его дерева, для лучшего обзора.
Цитадель представлялась темным силуэтом на фоне звездного неба. Запрокинув голову, барон мог видеть из чащи россыпь крупных звезд, мерцавших в прозрачном воздухе над замком.
За его спиной человек споткнулся, вероятно, о тело лежащего соратника. Послышались сдавленные проклятия сразу двоих, причем один обвинял другого.
— Тихо! — приказал Гролин, застыв на месте.
Тон его голоса мгновенно заставил спорщиков замолчать. И тут он обнаружил, что звезды выше цитадели вдруг потускнели, будто барон смотрел на них сквозь толщу воды.
* * *
Конан нашел расщелину в скалах, явно созданную природой в те времена, когда боги были еще молоды, и Атлантида возвышалась над морем.
Безусловно, у Гролина имелись мастера, отвечавшие за свою работу. Тем не менее, после того как удалось сдвинуть два каменных противовеса, открылся проем, достаточно широкий даже для проезда кареты.
Двери тайного прохода к замку распахнулись.
— Как эта лазейка может считаться безопасной, если мы ее нашли и открыли так легко? — встревожился Kларнидес.
— Иногда получается быстро найти то, что другим не под силу, — ответил Конан. — Но, вместе с тем, я готов держать пари, что за проходом обычно наблюдали оттуда, — он указал на скалы, чернеющие вдалеке. — Признаю, что все оказалось легче, чем я ожидал. И мне это не нравится.
Лисинка окинула его взглядом. Казалось, она понимала помыслы варвара, касательно войны и, возможно, других вещей лучше Kлaрнидеса.
— Ловушка? — спросила атаманша.
Киммериец кивнул.
— Надо выбрать несколько человек, чтобы они поднялись и осмотрели замок.
— Конан, — Kлaрнидес выступил вперед, — мы все вместе целый день бродили среди скал, потому что ты посчитал необходимым не разделять наши силы! Зачем же делать это сейчас? — Если б наш отряд днем разделился, то стал бы уязвим. Путь сюда был долгим, а восхождение достаточно утомительное занятие даже для горца, чтобы…, — раздраженно начал киммериец, но взял себя в руки, глубоко вздохнул и продолжил более вежливым тоном: — Атаковать многочисленные ряды противника — рискованное искушение. Однако если зло затаилось, нельзя всем быть в пределах досягаемости, когда оно соберется напасть.
Даже в темноте хмурое лицо Kлaрнидеса подсказало Конану, что он, возможно, нашел подходящие слова.
— Ну, что ж, — капитан пожал плечами. — Тогда я пойду с тобой.
— Нет, — покачала головой Лисинка. — Конан имеет отличные навыки восхождения.
Но наверху ему понадобится помощь второго командира. И это буду — я. Ты же, Kлaрнидес, останешься с Фергисом здесь в укрытии до нашего возвращения, и вы уведете людей отсюда, если мы не вернемся.
Фeргис бормотал что-то себе под нос. Из его рта вырывались намного более грубые слова, чем обычно использовал набожный разбойник. Тем не менее, он согласно кивнул сразу вслед за Кларнидесом.
Двенадцать бойцов прошли расщелину и начали подниматься по склону к цитадели.
Первым двигался северянин, Лисинка прикрывала тыл, а между ними шел десяток воинов — по пять лучших верхолазов от каждого отряда. Каждый был при полном вооружении, и каждому нарисовали мелом на лбу и спине белый треугольник. В ночном сражении своего от врага трудно отличить, а подобная предусмотрительность может пригодиться и принести победу.
Со стороны любой опытный воин, каким был Конан, решил бы, что замок покинут или же скрывает засаду, лучшую из всех, с которыми приходилось сталкиваться. Конечно, оба предположения могли бы иметь место, если засада не была создана человеческими руками.
Киммериец выжидал. Многочисленные звезды казались ему ярче и выглядели менее дружелюбными, чем обычно, даже в сравнении с холодным небом его родины. До ушей доносились шорохи, издаваемые какими-то маленькими существами, снующими среди камней. Эти странные звуки были сильнее слабого шепота ветра.
Конан достал из ножен меч. Привычный, естественный шум от трения извлекаемой стали успокоил варвара на короткое время.
— Я думаю, здесь мы повернем направо, — тихо сказал он человеку позади него, и сообщение исчезло в ночи, чтобы, передаваемое по цепочке, достичь идущей в конце Лисинки.
В вышине над цитаделью, некоторые из звезд, вздрогнув, странно замерцали, но это уже не видели люди из поднимающейся группы.
* * *
С места своего наблюдения Гролин заметил, что звезды не просто дрогнули. Отдельные ночные светила погасли, но не так, как если их закрыли бы проплывающие облака. Они потухли, словно свечи, внезапно погруженные в воду. Барону даже почудилось, что он услышал шипение умирающего пламени.
Между тем, звук оказался реальным. Это слишком напоминало змеиное предупреждения, и Гролин судорожно начал вытягивать меч, пока не понял, что тот уже в его руке. Он озирался в поисках источника, но ничего не разглядел.
Шипение послышалось вновь. Ужас сковал грудь разбойника, со лба капал холодный пот.
Вдруг страх пропал как дымка, которую развеял ветер. Покрытое потом лицо вспыхнуло горячим огнем. Барон догадался, что зловещие звуки издавали его воины. Дыхание с шипением проходило сквозь зубы испуганных людей, наблюдавших исчезновение звезд. Собственное воспаленное воображение сыграло с Гролином злую шутку.
Но какова была природа той внезапной черноты? Подтверждение мощного колдовства? В таком случае это немногое объясняло и даже не намекало, будет ли оно ему помогать или пойдет на пользу его врагам.
Размышляя над этой загадкой, барон услышал зов, прозвучавший не в ушах и даже не в мозгу, а где-то еще глубже. Так могла бы взывать к нему его душа, если б Гролин верил в ее наличие у себя.
— Скажи, О, Бог Танзы, — взмолился он, — какое название этому явлению? На сей раз голос прибыл изнутри его черепной коробки: «Ветер Паука» — Тебе подвластен Ветер Паука? — набравшись смелости, спросил Гролин. — Может быть ты и есть Хозяин Души Танзы? Ответом послужила наступившая тишина. И все же она была не полной, поскольку отдаленные завывания ветра начали проникать в ночной лес.
Тем, кто поднимался к цитадели, Ветер Паука принес скудное предупреждение.
Услышав предостерегающий крик, Конан стал высматривать признаки нападения, но увидел лишь запрокинутые назад головы и расширенные глаза, устремленные в небо. Или скорее в то место, где оно должно было находиться.
Происходящее наверху выглядело так, будто отвратительная черная утроба заглатывала раз за разом очередной участок сверкающих звезд, количество которых стремительно сокращалось. Конан ощутил, как воздух наполнили нити невидимой паутины, подобно пальцам тянущиеся к его лицу. Издалека донесся вой, звучавший на высокой ноте.
Варвар понял природу того, с чем им пришлось столкнуться. Накануне Лисинка описала эту напасть ярче любого барда. Конан хорошо запомнил холод, пробежавший по хребту, при названии Ветра Паука.
Именно это название выкрикнул один из людей Лисинки. В тот же самый момент ветер обернулся бурей. Чтобы остаться на ногах, киммериец был вынужден держаться за выступ скалы, тогда как его менее удачливого соседа подняло в воздух.
Человек висел в пространстве, болтая ногами на расстоянии длины копья от вершин самых высоких скал. Конан ожидал, что ветер понесет его к краю утеса и сбросит в пропасть.
Однако вместо этого ветер на месте начал высасывать жизнь из своей жертвы, как гигантская змея, невидимая, но неизмеримо могущественная. Глаза человека вылезали из орбит. Руки хватали пустоту. Изо рта сочилась кровь.
Захлебываясь кровью, с трудом выталкивая дыхание из легких, несчастный кричал не своим голосом: — Капитан Конан! Кто-нибудь! Во имя Mитры! Убейте меня! Гролин слышал теперь два разных звука. По его мнению, один принадлежал Ветру Паука. По крайней мере, он хотел думать, что это ветер. Ведь даже умирающий человек не может вопить, словно ночной призрак. Другой звук был топотом ног его поспешно отступающих воинов. Перспектива оказаться вблизи того, кто управлял Ветром Паука, и задержаться там навсегда, вышибла из них остатки храбрости.
Гролина мучил вопрос: позволит ли его достоинство присоединяться к ним. Он видел небольшую выгоду для вождя решившего остаться здесь в одиночку без своего отряда.
Пожалуй, так он мог бы действительно стать Властелином, только мертвым, вместо Бога Смерти.
Барон засмеялся над своим незатейливым остроумием. Тихий смех прогремел в ушах хохотом сумасшедшего. Но он поперхнулся смехом и чуть не проглотил собственный язык, когда понял, что Ветер Паука начал сеять ужас и страдания в его старом доме.
Будь это один из Смотрителей, то Конан, возможно, без колебаний нанес бы своей рукой смертельный удар. Но киммериец не решался пролить кровь человека Лисинки, пусть даже испытывающего страшные муки.
Видя сомнения Конана, Лисинка сама вырвала копье у ближайшего воина и метнула.
Острие вонзилось человеку глубоко в грудь. Короткий всхлип наряду с хлынувшей потоком кровью, и его судороги прекратились, а потускневшие глаза уставились безжизненным взглядом в черный небосвод.
В следующий момент слух людей разорвал крик, по сравнению с которым стоны умершего товарища показались лепетом младенца. Такой звук, возможно, исторгли горы из своих недр, или даже боги, умирающие в мучениях, неподдающихся описанию ни на одном из человеческих языков. В нем Конану послышался предсмертный вой всех когда-либо встреченных им существ. Хотя мужчины, женщины и дети, а также любые сверх естественные твари, такие как, например, драконы, вряд ли могли бы воспроизвести подобные звуки.
Крик продолжался, словно наступал конец света, но Конан был способен видеть лишь край абсолютного мрака, накрывшего часть неба черным покрывалом. Однако дрожащие звезды на миг приобрели вид сверкающих драгоценностей, и блеск их усилился перед тем, как провалиться в ненасытную утробу Ветра Паука.
Тут военный клич достиг ушей варвара, пробившись сквозь чудовищную какофонию и вызвав настоящий водоворот в его душе.
— Конан! Если убить находящуюся в его власти добычу, то и ветер можно уничтожить! — Ветер Паука щипнул Лисинку за ногу, но женщина крепко вцепилась за скалу и к тому же ей помогал один из воинов.
Человек, обхвативший ноги Лисинки, побледнел. Конан, озадаченный услышанным, повернул к ней украшенное шрамами лицо. Идея убийства Лисинки на мгновение заморозила не только его руку меча, но и душу. Все же желание победить Ветер Паука привело мускулы варвара в действие. Вероятно, чудовищу суждено было погибнуть этой ночью вместе с Лисинкой, если бы не отчаянный поступок мужчины, державшего ее ноги. Он вскочил настолько резко, что разорвал невидимые оковы и ослабил власть Ветра над женщиной.
Воин прыгнул с вершины скалы, но не рухнул вниз, поскольку Ветер тут же поймал его.
Желая спасти товарища от мук, Лисинка нанесла удар мечом. Он смог напоследок благодарно улыбнулся ей, прежде чем один из лучников закончил дело, выпустив с безопасного расстояния стрелу ему в горло.
Человек умер молча. По крайней мере, не издал ни единого звука, доступного для слуха людей. Зато совсем не такой была гибель Ветра Паука. Казалось, будто это сама смерть корчиться в немыслимых конвульсиях и ревет от ярости, двигаясь навстречу судьбе, которая часто доставалась другим.
На людей обрушилась гробовая тишина, став на миг столь же материальной и подавляющей как ранее вой Ветра Паука. Пожирающая небосвод чернота мгновенно рассыпалась, будто стеклянный сосуд. Конан даже приготовился услышать звон осколков, падающих на окрестные скалы.
К его изумлению звезды вернулись на небо, став чуть ли не ярче прежнего.
Окружающее безмолвие нарушил лишь глухой стук упавшего трупа и топот сапог Лисинки, спешившей преклонить колени перед преданным бойцом, который пожертвовал жизнью ради нее.
— Ты цела? — спросил киммериец после того, как Лисинка перестала плакать.
— Ах, да. Да. Ветер… Это только коснулось меня. Я… Я была просто напугана.
Конан положил руку ей на плечо, думая, что она не откажется от дружеского соучастия в ее скорби. Женщина не отстранилась, и северянин смог почувствовать дрожь ее тела.
Уважение киммерийца к атаманше значительно возросло. Лисинка сохранила уверенность, несмотря на страх, который превратил бы в ледяные статуи большинство остальных, и она не стеснялась открыто демонстрировать свое горе. Это говорило о высоком доверии ее людей, и о том, что она не должна постоянно представать перед ними прекрасной или бесстрашной воительницей.
— Он был проводником, потратившим целый день на поиски груза, — продолжала Лисинка, как будто разговаривая сама с собой. — Нам даже в голову не приходило, что в нем содержится Душа Танзы. Если бы мы тогда вовремя добрались до дороги, то, возможно, забрали бы ее.
— Ну, или это забрало бы вас, — возразил Конан. — Связываться с подобной магией, значит в лучшем случае подвергать себя риску.
— Наверное, — кивнула Лисинка. — Таким образом, ты спас нас дважды, друг мой друг, — теперь она обращалась к мертвецу. — Однажды в тот день — случайно. Второй раз — когда нынешним вечером ты отдал свою жизнь. И все, что я могу предложить тебе, является пирамидой из камней, чтобы уберечь от падальщиков.
Казалось, женщина готова вновь разрыдаться. Это не выглядело бы ее позором, но стало бы напрасной тратой времени. Варвар полагал, что они остаются уязвимыми, находясь здесь.
— Мы можем спеть песнь для него, — Конан мягко обнял Лисинку, — или, по крайней мере, сложить ее, чтобы услышать как другие поют ее более приятными голосами. Но давай отложим эти дела до лучших времен, пока не доберемся до цитадели и не почувствуем себя в безопасности.
— Там безопасно? Он был рад снова услышать ее дрожащий голос.
— Хорошо, моя госпожа. Если в замке нас подстерегает нечто худшее, чем Ветер Паука, мы умрем, но мы также будем мертвы, если останемся тут на месте. Неужели, победив смертоносный ветер, мы не способны справиться с любым менее опасным противником? — Я уже говорила, что ты, Конан, обладаешь проницательностью, касательно сущности войны.
— Так или иначе, но ты такой же бродяга, как и я, — киммериец повернулся и повысил голос: — Пусть гонец отправится обратно в лагерь с рассказом о схватке и проследит, чтобы наши воины начали искать способ поднять вверх мулов. Не знаю как вы все, но я лично испытываю желание спать сегодня ночью на чем-ток более мягком, нежели голые камни!
* * *
Небо приобрело серый оттенок прежде, чем вернулись последние из разбежавшихся воинов Гролина. Хозяин Танзы (нынче этот титул выглядел грубой шуткой) сосчитал их.
Восемнадцать мужчин с запасами пищи, оружия. С навыками для схваток и выживания. Если бы он стремился всего лишь возобновить карьеру главаря банды в другом месте, то этого это было бы вполне достаточно.
«Но ведь ты рожден для большего или надеешься на большее, не так ли?» — прозвучал в голове Гролина знакомый голос.
— Я в этом уверен. Веди меня к Душе Танзы, и тогда у нас не будет повода для ссоры.
«Посмотрим…».
Призрачный лик колдуна смутно белел, выделяясь на огромной глыбе. Интересно, маг был всегда в своем уме или только изредка при разговорах с ним? Скорее всего, сказалась пережитая бессонная ночь, но Гролин почему-то решил, что неестественная бледность лица явилась следствием поражения Ветра Паука в схватке минувшей ночи. Значит, этот чародей вовсе не столь всемогущий и неукротимый? Но в таком случае, барон мог бы один претендовать на силу и власть, к чему всегда стремился. Нельзя позволять себе быть зависимым от людских слабостей, волшебников или даже богов.
Теперь все, что было меньше неограниченной власти, уже представлялось ему равнозначным собственной кончине.
* * *
Снизу раздавался рев мулов, который, наверное, предупредил всех в лесу о том, что цитадель занята. Но Конан сомневался, что это кого-то озаботило. Бандиты Гролина ушли, исчез Ветер Паука, а лучники контролировали оба маршрутам на подступах к замку.
В настоящий момент киммерийцу требовалось перевязать раны, которые все настойчивее напоминали о себе. Еще ему хотелось сделать большой глоток чего-нибудь холодного и, наконец, выспаться.
Воины барона в значительной степени очистили цитадель, прихватив с собой все более- менее полезное. Смотрители были вынуждены до самого утра поднимать снизу провизию. К счастью, воду можно было брать в любом из трех родников, которые наполняли выдолбленные в камне бассейны.
Шагая по течению родника, варвар нашел Лисинку, сидящей у одного такого искусственного водоема и рассеянно болтавшей в воде длинными пальцами. Нагнувшись к источнику, Конан заметил, что кожа на ее пальцах содрана вследствие жесткого захвата за скалу, а два из них не двигаются.
— Я собирался просить тебя сменить мои повязки, — сказал он, отплевавшись и прочистив горло от набившейся пыли. — Однако сейчас я склонен полагать, что и твоим рукам потребуется перевязка.
— Возможно, мы поможем друг другу, — ответила Лисинка, копаясь в своем поясном мешочке. — О, проклятье! У меня есть травы, но нет больше материала.
Посетовав немного, женщина затем усмехнулась.
— Вот, надеюсь, подойдет, — она распахнула на груди зеленую кожаную тунику.
Под туникой обнаружилась рубашку мягкого светло-серого серого полотна. Лисинка распахнула также и ее до самой талии, выставив напоказ шрамы и «гусиную кожу» от холодного утреннего воздуха.
Конан почувствовал, что у него начинает закипать кровь. Раньше он считал Лисинку чем-то вроде изящной безделушки. Теперь же у северянина появились серьезные основания думать иначе.
— Ты так замерзнешь.
— Совсем чуть-чуть. На время, чтобы разорвать ткань на бинты, — ответила она, отрывая один рукав своей рубашки. — В моем мешочке есть колба. Заполни ее водой и принеси мне.
Варвар, не отводя взгляда от подруги, послушно поднялся. Кипение его крови достигало предела и он боялся, что Лисинка ощутит это. Конан, как и все Смотрители, поклялся соблюдать правила ее отряда. Тем не менее, киммериец не видел причин наивно полагать, что женщина, даже будучи вожаком шайки разбойников, печально потратила впустую свое целомудрие.
Лисинка накрошила в шарообразную колбу травы, потом смочила рукав рубашки в целебной воде. Напоследок, она вылила остаток воды на старые повязки Конана, смягчив таким образом, чтобы оторвать их, причиняя минимальную боль.
— У тебя плоть быстро заживает, — объявила врачевательница. — Это неплохо для солдата.
Ее пальцы исследовали рану. Конан стиснул зубы, помня, что они должно быть болят не меньше, чем его собственные повреждения.
Скоро пальцы уже не столько исследовали, сколько ласкали. Варвар был полностью уверен, что точно так женщины гладят новые украшения. В его ноздри попадал терпкий аромат трав вместе с запахом дыма от стряпни.
— Спасибо, — произнес, наконец, Конан, поднося истерзанные пальцы Лисинки к своим губам. — Что там относительно твоих рук? — Ах! Нам нужна еще одна порция травяной воды, — сказала Лисинка. — И, Конан…, мне до сих пор холодно.
Она облизнула языком нижнюю губу. Киммериец погладил ее обнаженные плечи и грудь, избегая касаться шеи.
— Ну, может быть, мне удастся согреть Лисинку Мертрус.
Женщина закончила раздеваться к тому времени, когда Конан разложил одеяла и меха.
Она отдавалась ему с голодной, грубой страстью, и вскоре эхо отразило от скал ее удовлетворенный вскрик.