Речную возвышенность Тайбора на южном конце Приграничной Области, местные жители называли: Танза. Центральный поток, плавя горный снег и впитывая воду с хорошо орошенных равнин трех королевств, быстро расширялся. Наконец, сливаясь с бурной Красной рекой, он формировал могучий Хорот, протекающий через Аргос и впадающий затем в Западное Море, в столице королевства — Мессантии. Потоки Тайбора не являются самыми быстрыми, но при этом них достаточно и мелководий и стремнин. Тем не менее, река судоходна, вплоть до самых гор. И по большой части ее длины проходит естественная граница между Офиром и его могущественным соседом на севере — Аквилонией.

Ночью в начале лета, человек присев на отмели офирского берега Тайбора, рассматривал то, что простиралось перед ним. Он оглядывался, сверкая глазами такого же холодного синего цвета, как у Лисинки.

Глаза выделялись на точеном, не первой молодости и покрытом шрамами, лице. Взгляд не утратил остроту зрения и сохранял сейчас предельную настороженность. Иссиня-черные волосы спускались на плечи человека. В каждом движении мускулистой руки, отклонившей ветвь в сторону для лучшего осмотра течения реки, чувствовалась уверенность.

Тихо отпущенная ветка вернулась в свое прежнее положение, и также бесшумно человек поднялся на ноги. Он был одет в грубые шерстяные бриджи, несколько намокшие от пота и дождя, поношенную рубаху темно-зеленого полотна. На поясе висели кинжал и бурдюк с водой.

Когда он поднялся в полный рост, стало очевидно, что это почти гигант. Только среди асиров, ваниров, и представителей некоторых племен в Черных Королевствах, могла набраться горстка мужчин, не уступающим ему в росте или выше. Однако среди этих людей вряд ли можно было бы найти такие холодные синие глаза. Даже если б те и желали обладать подобными.

Человека звали Конан. Во многих землях, где он странствовал и сражался, его знали также как Конан из Киммерии.

Конан оказался на берегу Тайбора после последнего приключения, которое касалось некого чудесного драгоценного камня, известного как Звезда Хоралы. В результате королеве Марале Офирской пришлось бежать к родственникам в Аквилонию, а в это время король Морантес изо всех сил пытался сохранить свою жизнь и уберечь корону от врагов, которые жаждали и того и другого.

Земли, охваченные гражданской войной, обычно считались у киммерийца прекрасными охотничьими угодьями, где всегда есть, чем поживиться. У него не было особых сомнений относительно освобождения богатеев от бремени нажитых ценностей, или касательно раскола нескольких черепов при подобном процессе.

Кроме того, в неспокойные времена хорошие наемники высоко ценились и могли достичь командных высот. А Конан был и отважным воином и закаленным в боях командиром. Он стал на путь воина в пятнадцать лет и капитаном — в неполные двадцать, приняв участие в сражениях в таком количеств королевств, в каком его ровесники едва ли успели просто побывать. Но не каждый толстый кошелек ждал, чтобы его срезали, и не все отряды наемников искали толкового капитана. Например, офирцы больше беспокоились о награде за голову варвара, назначенной королем Морантесом. И действительно, тысячи золотых корон вполне достаточно, чтобы обеспечить безбедную жизнь любого человека! Таким образом, если кто-то, неважно мертвый или живой, представляет определенную ценность, то самым благоразумным для него остается поискать удачу на более зеленых пастбищах других земель.

Самая короткая дорога из Офира привела к Тайбору на территории Аквилонии. В королевство, наиболее могущественное из всех в Хайбории. С богатыми угодьями, с армией, имеющей возможность заглотить все враждующие баронские группировки Офира, как лягушка заглатывает летящую мимо стрекозу. Никакой офирец, пылающий праведным гневом, не решился бы преследовать здесь Конана. И никакой офирский самоуверенный воитель не продержался бы долго против воинов Нумедидеса.

Конечно, в спокойном государстве воина могла ждать скудная пожива, однако Конану долго выбирать не приходилось. К тому же, казалось маловероятным, что на столь богатых аквилонских землях не будет возможности применить острый глаз и быстрый клинок. Ведь даже в среде торговых домов Аргоса хватало интриг для того, чтобы меч киммерийца доставил золото в его кошелек. Более того, ходили слухи, что власть Нумедидеса ослабла.

Длительные оргии значили больше, чем обязанность управления страной. Такой путь, безусловно, приводил к потерям. Когда королевский лев становился слабым, вассалы часто превращались в волков.

Конан наблюдал подобное в дюжине земель и умудрялся извлекать из такой ситуации хорошую прибыль. В Аквилонии же было возможно заработать честную монету, даже торгуя изделиями его отца — кузнеца. Вот только если бы он был жив! Но, во-первых, предстояло еще пересечь Тайбор, незаметно для врагов с обеих сторон.

Это подразумевало использование лодки. Конечно, сила и выносливость позволили бы варвару переправиться вплавь, однако вода подвергала коррозии самое лучшее оружие, а изготовление плота грозило отнять слишком много времени.

Правда, лодки не росли на деревьях вдоль Тайбора, как апельсины в саду вельможи из Замбулы. Там, где сейчас находился Конан, берег был свободен от плавательных средств и почти не имел признаков человеческого жилья.

Киммериец выскользнул из своего потайного места и начал рыскать вдоль берега, как лев, охотящийся на косулю — самца на равнинах Стигии. Только самый опытный наблюдатель, возможно, увидел или услышал бы его, на расстоянии большем, чем пять ударов сердца. И варвар был способен покрыть эту дистанцию прежде, чем большинство мужчин смогло бы достать оружие.

Облака скрыли звезды и луну, но Конан видел ночью также как ясным днем, словно дикая кошка. Выглянув пару раз, луна посеребрила гладь Тайбора. Найдя ближайшее укрытие, варвар изучал окрестности, высматривая возможных преследователей.

За время, чтобы достичь ближайшей деревне, человек мог бы опустошить кувшин хорошего вина. Кто-то из местных жителей едва ли находился вблизи границы нынешним вечером. Что же касалось тех, кто искал награды за кровь Конана, то последняя такая группа, с которой он столкнулся, теперь кормила воронов в двух днях пути к югу. К тому времени, пока их обнаружат, киммериец будет уже в Аквилонии.

Но, как выяснилось, высматривал не он один. В третий раз, когда луна вышла, Конану показалось, что нечто черное отделилось от берега, и оно не выглядело как ствол упавшего дерева. Приглядевшись в четвертый раз, Конан распознал лодку. В четвертый раз он пригляделся и узнал лодку. Ветхая, едва выступающая над водой посудина, тем не менее, имела и весла, и вычурную резную корму. И еще там находились два человека.

Конан поразительного быстро сократил расстояние до нее. Он не нуждался в лунном освещении, чтобы рассмотреть, что мужчины вооружены. Они носили кожаные панцири и ржавые немедийские шлемы с открытым забралом. Это не были солдаты Офира и не наемники удельных дворян. Вероятно, они занимались делом, даже менее законным, чем сам киммериец.

Конан присел в тени, стремясь выделить из плеска и журчания воды людские голоса.

Тут на дальнем берегу трижды мигнул свет. Один из мужчин поднял потайной фонарь и открыл скрипучую створку, нацелив свет на противоположный берег.

Ответный сигнал. Стало ясно, что на той стороне их ожидали друзья. Украв лодку, Конан не нашел бы понимания у этих типов. Варвар осторожно переместился в поисках лучшего обзора. Именно тогда показалось судно. С поднятыми парусами на обеих мачтах, а также дополнительным рулевым устройством. Оно было большим, но Тайбор был достаточно глубок даже для океанских судов. По крайней мере, до Шамара, лежащего в двух днях вверх по течению.

Речные пираты.

Конан мог бы держать пари на мешок серебра, что эти люди явно — пираты.

Приближающееся судно было их намеченной добычей. Эти двое, вероятно, следили за движением судна вдоль офирского берега и ждали удобного момента.

Но охотники только что превратились в добычу. Конан выжидал, пока эти двое мужчин не приблизятся друг к другу и не переведут все внимание на корабль. Должно быть, никто и никогда не учил их, что даже когда все кажется мирным, нельзя терять бдительность, надеясь друг на друга.

Ближайший пират все же услышал киммерийца, и успел уклониться. Удар, предназначенный сломать спинной хребет, пришелся в живот. Поэтому пират только сложился пополам и рухнул без чувств. У его напарника хватило времени, потянуться за коротким мечом прежде, чем кулак Конана врезался ему в челюсть. Меч выпал из руки пирата, а сам он свалился с берега в реку. Воды моментально сомкнулись над ним, отягощенным весом доспехов. Конан опустился на колени, чтобы поискать ценности или оружие первого пирата. Вскоре тело разбойника последовало за своим товарищем в Тайбор.

Киммериец поднялся в лодку. В ней лежало четыре весла и не имелось руля, но Конан чувствовал себя уверенно на водной глади, как на твердой земле. Так было не всегда, поскольку Киммерия не имела выхода к морю. Однако за годы странствий многое изменилось в его жизни. Большую часть опыта судовождения Конан получил из рук женщины по имени Белит, ставшую теперь лишь пеплом, дрейфующим в потоках Западного Моря, но все еще занимавшую теплое место в памяти варвара.

Конан отогнал тягостные воспоминания, отцепил веревку и оттолкнулся веслом от берега. Сначала он планировал отправиться прямо на судно, чтобы предупредить команду.

Но передумал, поскольку вооруженное и, более чем странное, появление из ночи могло выдать его за одного из пиратов. Соответственно, он может получить стрелу раньше, чем сумеет доказать иное.

Оптимальным было представить команде корабля пространство для возможной схватки.

Если ничего не помешает, то на просторе они смогут раньше обнаружить опасность и подготовиться к встрече с пиратами.

Конан поднял весла. Лодка уткнулась в землю противоположного берега, невдалеке от места, где ранее был замечен сигнальный огонек. Точка представлялась достаточно безопасной и удобной для наблюдения за остальными пиратами.

Наконец, варвар увидел их. Пираты находились от него в пределах полета стрелы, и до того как луна в очередной раз скрылась, Конан насчитал четыре или пять шлюпок, набитых людьми. Он низко склонил голову при появлении первой лодки. Его оружие было наготове, а смысл поклона состоял в усыплении бдительности медленно приближающихся сыновей паршивых ослиц.

Стоящий на носу шлюпки поднял руку в приветствии. Конан также коротко помахал правой рукой, рассчитывая выиграть время. Пират начал отчаянно жестикулировать, и киммериец опустил свое весло в воду. Пиратский предводитель явно подозревал, что тут не все в порядке, и пока не отваживался отдать команду к нападению на судно. Так или иначе, происходящее могло дать Конану только незначительный выигрыш времени.

Стрелы просвистели прежде, чем он протаранил главаря своей лодкой. Правда, в темноте, поспешно выпущенные стрелы поразили лишь только пустоту. Спустя мгновение, нос суденышка Конана двигался среди ряда весел каноэ главаря. Посыпались проклятия, когда обломком весла кому-то сломало руку. Один из товарищей пострадавшего заставил его замолчать, сдавив горло рукой. Человек захрипел. Эта ссора была лишь прелюдией шума, разорвавшего тишину. Конан поднялся с громоподобным кличем воинов Черного Побережья, затем прыгнул на врагов, изрыгая киммерийские проклятия. Его собственная лодка перевернулась, придавив шлюпку противника до уровня воды, которая стала плескаться через борта.

Оказавшись среди пиратов, Конан размахивал кинжалом и крепким мечом, изъятым у разбойника на том берегу. Вообще, он надеялся воспользоваться кинжалом в случае, когда в шлюпке места для размаха мечом места станет не достаточно.

Обоих клинков хватило, чтобы убить двух мужчин в течение трех секунд и отправить еще двоих за борт. Но скоро Конан очутился перед главарем без оружия, под градом шипящих стрел. Это заставило киммерийца сблизиться с предводителем так, чтобы стрелки с других лодок побоялись попасть в своего вожака, наряду с врагом, вынырнувшим из ночи.

Оттолкнувшись от борта, Конан ударил главаря коленом. Крик человека заглушил хруст кости. Киммериец прыгнул на пирата, вцепившись в него голыми руками. У главаря хватило сил потянуться за кинжалом, но варвар своей железной рукой сковал его запястье и тут же выкрутил конечность, ломая кость. Предводитель оскалил зубы, поразительно белые, выделяющиеся на волосатом, безобразном лице, стремясь укусить киммерийца. Тогда Конан сначала ударил пирата головой о днище, а затем приложился еще сильнее. Главарь обмяк.

В следующее мгновение Конан бросился в сторону, избегая тучи стрел. Большинство вонзилось прямо в то место, где он ранее находился, за исключением некоторых, которые улетели далеко в сторону. Дикий булькающий крик, изданный одним из плывущих пиратов, указал на то, что ему плавать больше не суждено.

Варвар в воде засунул меч и кинжал за пояс, глубоко вздохнув. Прежний экипаж лодки теперь был мертв. Когда он поднял голову, судно значительно приблизилось. Палубные фонари пылали там, где недавно царил мрак.

Киммериец располагался на расстоянии руки от другой шлюпки пиратов, которые игнорировали близкое присутствие варвара, полные решимости достать приближающееся судно, без остановки обстреливая его из луков.

Они жестоко поплатились за свое заблуждение. Конан возник из воды, захватил борт каноэ обеими руками, и рванул вниз. Шлюпка покачнулась, тела с плеском посыпались в реку слева и справа от нападавшего, но лодка, сначала приняв почти вертикальное положение, немного поколебавшись, восстановила равновесие.

Один пират не свалился за борт. Он присел, оказавшись перед Конаном с длинным кинжалом в одной руке, дрожа одновременно от ужаса и негодования. Конан вытаскивая оружие, метнулся к склонившемуся пирату, и жестко со звоном парировал первый удар. Это дало время достать его собственный меч, который, правда не многим превышал длину кинжала.

Пират увернулся от первого выпада и снова напал на киммерийца. Конана снова.

Второй удар меча рассек правое плечо противника, но у того хватило мужества перебросить клинок в левую руку. Тут же он заревел, поскольку варвар поднял его обеими руками и швырнул в сторону третьей лодки. Пиратская команда сразу лишилась управления, двое выпали за борт, неуправляемая шлюпка изменила курс, оказавшись в пределах досягаемости Конана.

В этот раз Конан не стал прыгать. Применять оружие на таком расстоянии также было бесполезно. Он бросил меч, схватив пирата за голову. Шлем раскололся, череп треснул, и поверженный враг тяжело осел. Тут же киммериец, ухватившись за нос лодки свободной рукой, начал ее поднимать. Тем самым, каноэ Конана оказалось почти под днищем пиратского. Оставшиеся на нем разбойники балансировали, пытаясь сохранить равновесие.

Один достаточно для себя неудачно оказался в пределах досягаемости меча Конана.

Киммериец качнул лодку, выбросив еще одного пирата за борт, и взмахнул ищущим жертву мечом.

Меч был отличной немедийской работы, несущий смерть одним ударом, даже если им бы пользовался однорукий. Один взмахом лезвие раздробило лопатку пирата, вспороло грудную клетку и живот, с неприятным звуком выйдя из тазовой кости. Он умер прежде, чем упал в реку, а последний разбойник сам прыгнул за борт, завывая от ужаса.

Конан также через мгновенье очутился в реке. Летящие стрелы свистели в воздухе, пронзая пустоту в месте, которое он только что покинул, спасая свои ребра. Ему неоднократно приходилось их спасать от возмездия одураченных супругов, о чем, конечно, не могли знать воды Тайбора, пропитанные ароматами смерти и крови.

Услышав вновь шипение стрелы, варвар глубоко нырнул. А после поднял голову из воды только на уровень ноздрей. Меж тем, судно стремительно приближалось, палуба теперь сверкала фонарями, как городской квартал во время карнавала. Также стали заметны охранники, расположившиеся под парусом, по четверо с обеих сторон.

Люди на борту, вероятно, думали о капитуляции перед противником, а не о победе. Скорее всего, их ослепленные факелами глаза пропустили то, что киммериец ясно видел, получив преимущество на темной реке.

Длинное, низкое каноэ двигалось невдалеке от судна. Конан насчитало на нем, по крайней мере, десять человек. Вполне хватает, чтобы легко захватить корабль в том случае, если большая часть команды находилась на нижней палубе.

Киммериец сделал все, что мог сделать одинокий волк. Пришло время сражаться на палубе вероятных союзников. Прикинув расстояние, он нырнул. Когда варвар снова показался на поверхности, одно из весел было совсем рядом. Оставалось только ухватиться за лопасть обеими руками.

Оседлав весло, он стал ощупывать борт судна, выискивая возможные зацепки.

Древесная порода на вид была свободна от сучков и трещин, но это не останавливало упорного киммерийца. Кроме того, обнаружить любой захват на борту судна являлось для него детской забавой гораздо раньше, чем когда он начал плавать с Белит. Впрочем, как и для каждого человека, выросшего среди скал Киммерии.

Поскольку Конан поднялся, лучники в большом каноэ заметили его. Три стрелы вонзились в дерево совсем рядом, четвертая слегка зацепила, нанеся рану, менее болезненную, чем даже ссадина на его бедре. Он схватил конец свисающего каната, и, взобравшись по нему, перепрыгнул на палубу. Варвар тут же присел, прячась от непрекращающегося ливня стрел.

— Эй, на палубе! — донесся крик с кормовой части. — Во имя ночного горшка Эрлика, кто ты? Конан не счел нужным подниматься.

— Друг, который может разъяснить вам, что происходит. Или плывите сами дальше, — варвар быстро огляделся. — Именем Митры, разбудите спящих охранников. Ваша палуба, голая как танцовщица из таверны, а пираты вот-вот захватят корму! — Кто ты такой, чтобы указывать?… — негодование человека закончилось вместе с его жизнью, поскольку пиратская стрела впилась ему в горло.

Конан вскочил, ловя падающего матроса, и пригибая его к палубе.

— Вы там, на нижней палубе! — закричал он так громко, что эхо отразилось от ближайшего берега. — Сушите весла и все наверх! Пираты нападают! Прежде, чем прозвучал ответ снизу, шлюпочный якорь взлетел и закрутился вокруг грот-мачты. За ним последовал еще один. Конан отрубил веревку первого абордажного крюка мечом, потом отцепил второй и поднялся.

Между тем, два разбойника уже поднимались по канату. Один полетел назад, ударившись о борт своей лодки. Треск сломанного спинного хребта достиг ушей Конана.

Другой пират рванулся вверх и, казалось, взлетел над бортом. Он кружился с проворством кошки, поигрывая кинжалом в руке.

В какой-то момент у киммерийца не оказалось никакого другого оружия в руках, кроме шлюпочного якоря. Варвар парировал один удар кинжала крюком, затем раскрутив его, нанес несколько ран противнику, разорвавших плоть. Человек взвыл, словно не упокоенный дух и упал, тщетно пытаясь зажать руками истекающие кровью глубокие раны на животе и бедре.

Однако через пару мгновений палуба была заполнена врагами, поскольку судно двигалось прямо сквозь строй шлюпок, уцелевших от столкновения с киммерийцем. Пираты все прибывали, занимая корму и нос, правда, предупреждение Конана дало команде судна время, чтобы выбраться из трюма наверх. Но даже тогда противник имел преимущество в живой силе и вооружении.

Моряки отчаянно боролись за жизнь, используя остроги и обычные ножи. Кроме того, на стороне команды был также Конан. Люди во многих странах давно оценили его возможности. В сражении варвар стоил пятерых воинов.

Киммериец вбил шлюпочный якорь в череп первого противника. Тот завяз намертво.

Тогда Конан пинком отправил умирающего человека за борт, вырвав из его рук меч. Он ринулся вперед, стремясь оказаться перед вторым противником прежде, чем тот успеет достать свой кинжал. Варвар имел превосходство над обычным человеком в скорости, и смерть этого пирата принесла сталь в его руки. Конан успел обернуться при предостерегающим окрике, отбив убийственный выпад, направленный в нижнюю часть бедра. Обретенный кинжал отразил клинок врага, а удар меча киммерийца рассек шею нападавшего. Бородатая голова скатилась с плеч, к другому, одетому в безрукавку, пирату, растянувшемуся на палубе.

Теперь Конан противостоял трем противникам. Они, казалось, имели некоторое представление о коллективных действиях. К счастью, помогла ошибка, которую допустил находящийся в середине пират, споткнувшийся о лежащий труп одного из товарищей.

Разбойник, потеряв равновесие, упал. Меч киммерийца не предназначался для уколов. Но он был слишком острым для того, чтобы, свободно пройдя сквозь плоть, застрять в досках палубы.

При таком обстоятельстве, Конан остался только с кинжалом против двух фехтовальщиков. Пришлось отступать. Пятясь, он приметил бочонок с водой, привязанный к палубе канатом. Одним ударом разрубив веревку, варвар развернул бочонок к себе и резким толчком заставил его катиться в сторону двух речных разбойников. Один из них не смог увернуться и запрыгал, подняв отдавленную ногу. Его, сотрясающие воздух, вопли оборвал моряк сокрушительным ударом по черепу.

Последний пират кинулся на Конана с яростью берсерк и… и полностью презрев всякую осторожность. Он не заметил, как варвар подобрал упавший обод от бочки.

Железный обод встретился с мечом, высекая искры, а нападавший взвыл, поскольку кинжал киммерийца глубоко погрузился в его живот, найдя щель в старой кирасе.

Сейчас Конан мог увидеть, что освещенная палуба почти полностью освободилась от живых пиратов. Некоторые из них предпочли перелезали или перепрыгнуть через борт, спасая свои жизни. Конан побежал к бочонку, поднял его и направился к борту, где в непосредственной близости в воде покачивалась большая шлюпка.

Был ли бочонок пуст, или нет — не понял даже сам киммериец. Но, тем не менее, был он достаточно тяжелым, чтобы проломить днище лодки. Почти расколотое на две части, пиратское судно теперь дрейфовало вдаль с облепившими его выжившими разбойниками.

дрейфовало далеко, с выжившей, облепившей его командой. Еще одно уцелевшее каноэ трусливо уносились прочь. Такое поспешное бегство пиратов не могло не успокоить моряков и не вернуть им присутствие духа.

Человек с опрятной седой бородой и бегающим взглядом, едва достигающий плеча киммерийца, подошел к Конану.

— Большое спасибо, друг. Ты проявил себя достойно. Как тебя называть? — Селлус, — кратко представился ему варвар.

Казалось, этот человек не был способен продать офирцам спасителя своего судна и самой жизни. Правда, тысяча золотых корон могла поколебать рассудок самого мудрого из людей больше, чем выпитое пиво или вино.

— Твоя внешность выдает северянина.

— Я это не отрицаю, — пожал плечами Конан. — А ты являешься капитаном? — Нет, капитан лежит мертвый со стрелой в горле. Я — левит из Мессантии, владелец «Сирдиса». Ты мне понравился, и я могу вознаградить тебя.

— Я бы не отказался без помех добраться до Шамара, — сказал Конан. — Что же касается чего-то большего… Я сражался с пиратами, встав на сторону справедливости и закона. Ты в силах сам оценить мои заслуги, и я приму суждение честного человека.

Глаза купца изучали варвара. Киммериец подозревал, что торговец был тем, кто знал, как сберечь лишнюю монету, и его слова не требуют дополнительного подтверждения.

Улыбка кривила его губы, поскольку он думал о том, как бы торгаш изумился, узнав что его спаситель начал свою жизнь на землях Хайбории, в качестве вора в Заморе. Может быть, не самый успешный из воров, он, тем не менее, проявил благоразумие не выступить заодно с пиратами. Что в результате и привело к нынешней ситуации.

— Клянусь честью, ты отправишься с нами! И притом в лучшей имеющейся свободной каюте. Также кошелек у тебя немного потяжелеет. Таким образом, по достижению Шамара твой желудок не будет страдать от голода.

— Я и в мыслях не рассчитывал на большее.

Варвар несколько кривил душой, но этот левит также не казался человеком, располагающим к большей честности и откровенности.