Валерия не знала, какой вид обычно имеют Говорящие с духами. Да и не время и не место спрашивать, даже если Конан и знает. Тем более, когда киммериец говорит с Добанпу племени Ичирибу, Говорящим с духами.

Добанпу был немолод, но присутствие его заставило Валерию забыть, что занимается он сильным колдовством.

Более того, она не замечала, что находится в пещере, и это после того, как она посчитала, что скорее сядет на кол, чем спустится снова под землю!

По бокам Добанпу находились молодая женщина с чертами, говорящими о кровном родстве, — дочь, весьма вероятно, — и воин Ичирибу. Даже не знакомый с Черными Королевствами сказал бы, что это не рядовой воин. С копья и головного украшения спускались сверкающие перья, а на шее висело ожерелье, казавшееся перламутровым, но которое почти наверняка было из зубов леопарда.

Он не был такого могучего сложения, как киммериец, но это ему и не нужно. Действительно, глядя на то, как он стоит и двигается, Конана можно было посчитать громоздким и неуклюжим. Он дал также понять Валерии, что и в Черных королевствах есть красивые люди.

Разговор сейчас, казалось, проходил между Конаном и молодым вождем — Сейганко, так его звали, а у дочери было имя Эмвайя. Валерия заметила в тени пещеры еще одну фигуру и узнала девушку, которая им прислуживала и решила, что Валерия ждет ребенка.

Конан оказался прав, предположив, что за ними следили. Но это едва ли удивляло Валерию. Народ Черных Королевств может вести простую жизнь по сравнению с аквилонцами, но едва ли они простачки!

Она снова обратила внимание на двух воинов. Насколько она могла судить, понимая одно слово из десяти, предлагался вызов. Предлагает, кажется, Конан Сейганко, а Сейганко принимает или отказывается?

Нет, он глядит на Добанпу. Женщина Эмвайя пытается обратить на себя внимание одновременно отца и Сейганко, и Валерия поняла, что Эмвайя помолвлена, обручена или, по крайней мере, любит Сейганко.

Добанпу не отвечал на взгляды, брошенные в его сторону. Действительно, он сидел так тихо, будто сам сделался духом. Затем он произнес слово, которое показалось Валерии именем:

— Аондо.

Лицо Сейганко выразило то, что следует назвать недовольством. Эмвайя, напротив, явно пыталась скрыть радость. Валерия отвернулась, чтобы облегчить задачу этой женщине. Когда-то и она в своей жизни испытала такое же чувство к мужчине, но он давно уже мертв, кости его под далеким рифом, и рядом лишь прибой и морские звезды.

Переговоры, похоже, закончились. Затем Конан сделал пол-оборота и прошептал Валерии:

— Склонись и вытяни вперед руки.

Не понимая, но вполне доверяя Конану, Валерия послушалась. Она склонилась и просидела так достаточно, чтобы сосчитать следы, оставленные змеями. Это были следы маленьких змей, таких, каких предсказатели и знахарки в Аквилонии часто держат дома, чтобы гадать но ним и избавляться от насекомых.

Увидев эту частичку дома так далеко от родины, Валерия почувствовала, как на душе стало легче, несмотря на то что она вспомнила также и о том, как долго она уже не была в Аквилонии. Валерия уже несколько лет была женщиной и путешественницей до того, как встретила того человека, что лежал теперь под рифом, — это было так давно, что ей потребовались бы пальцы на обеих руках, чтобы сосчитать годы.

Сейчас, когда она стояла на коленях, вытянув руки вперед, ее закаленные мечом мускулы начали гореть, а пальцы дрожать. Колени тоже напомнили ей, что песок жесткий, а под ним находится твердый холодный камень.

Затем она почувствовала легкое прикосновение к затылку и ощутила, как что-то положили ей на плечи. Она почувствовала запах, который вполне мог быть смесью ароматов фиалок и зрелых яблок, если бы здесь росли те и другие.

— Вставай, — сказал Конан.

Она встала, потянувшись, чтобы размять затекшие мышцы. Аквилонка с гордостью заметила, что не трясется и не падает с ног. Валерия также почувствовала себя польщенной, когда заметила, что Сейганко разглядывает ее так же, как она разглядывала его до этого, и затем увидела, как нахмурился лоб Эмвайи, когда та поняла, куда забрел взгляд ее мужчины.

Добанпу заговорил снова, на этот раз назвав другое имя:

— Мокосса.

Девушка вышла из тени, и Добанпу указал на выход из пещеры. Девушка побежала туда, но вдруг остановилась и стала ждать.

Конан положил руку на поясницу Валерии и подтолкнул. Снаружи они заметили, что идет дождь. Они остановились под навесом скалы и стали смотреть, как дождь бьет по воде озера, образуя огромное серое поле пляшущих пузырьков.

Валерия оглядела венок, висящий у нее на шее. Цветы казались живыми и сухими одновременно, и даже если бы венок был дан не Добанпу, она почувствовала бы колдовскую силу, исходящую от него. Она начала снимать его через голову, но Мокосса нахмурилась, и Конан положил руку на плечо своего товарища:

— Успокойся, Валерия. Он достаточно безопасен и будет полезен тебе, если я проиграю.

— Я бы поверила тебе, если бы знала, что это такое.

— Он отмечает, что ты связана со мной клятвой, так же как это означает, что я связан с тобой.

«Это» было плотной повязкой, из чего-то похожего на кожу змеи, вокруг левого запястья киммерийца. Благодаря игре света или, возможно, колдовству она была тех же цветов, что и венок Валерии.

— А, вижу. Или по крайней мере вижу то, что у тебя на руке. А не скажешь ли, можешь ты выиграть или проиграть, или предоставишь мне это отгадывать самой?

Конан нахмурился:

— Это нелегко рассказать быстро...

— Тогда можешь взять столько времени, сколько захочешь, и полночи в придачу. Мне все равно нечем больше заняться, кроме как слушать рассказы киммерийца.

— Действительно нечем, — согласился Конан с готовностью, приведшей Валерию в бешенство. Снова желание кастрировать его боролось с желанием рассмеяться, и смех победил.

Они сели на лежащее бревно, которое было когда-то украшено грубой резьбой, а сейчас валялось полусгнившее, почти полностью заросшее мхом и травой. Конан вынул занятый у другого точильный камень из занятой же сумки, привешенной к занятому ремню, и принялся точить меч. Клинок, по крайней мере, был не занят.

Конан, похоже, должен предоставить право богам решать свою судьбу, бросив вызов одному из воинов Ичирибу. Они будут метать копья и трезубцы, биться с дубинкой и щитом, бегать, прыгать, лазить, плавать, грести на каноэ...

— А девок иметь не придется?

— Сомневаюсь, что они найдут достаточное количество, да и безбожный мужчина табу для местных женщин.

А безбожная женщина тоже табу для этого мужчины?

— Ты не такая безбожная, как я, кажется.

Валерия не нашла достойного ответа, так что предоставила киммерийцу право продолжать.

Мне не надо выигрывать в каждом виде соревнований, но я должен в каждом встретиться с лучшим воином и показать свое искусство. В противном случае они могут назвать меня лишенным расположения богов и даже трусом.

— Этого бояться нечего. — У Валерии было ощущение, что многое осталось недосказанным и, вероятно, таковым останется.

Но киммериец был честным, это она должна признать. Он нахмурился:

— Если боги проявят ко мне свое расположение во всех видах соревнований, мы закончим на барабане для танцев. Там победитель получает окончательное благословение богов, проигравший — умирает. Если я выйду победителем, то все хорошо. Если проиграю... — он пожал плечами, — то, полагаю, не стану царем хайборийского царства, но это не такая уж большая потеря.

Не быть царем? Может, Добанпу вынул у киммерийца мозги?

— Трон, женщина, это то, на чем сидят. Ты хорошо стреляешь. И ты знаешь, как легко попасть стрелой в сидящую птицу... или сидящего царя.

— У меня не было привычки стрелять в царей, но, вероятно, ты прав. — Затем ее веселый тон исчез. — Значит, Конан, если ты проиграешь...

— Я умру. Ты останешься жить. Если только не будешь сражаться, чтобы спасти меня или чтобы отомстить...

— Я сюда попала не из иранистанского гарема!

— А также и не попадешь в гарем. Ты должна будешь связать себя клятвой с новым мужчиной, но ты можешь выбрать его. Я также думаю, что можешь попросить помощи у Добанпу и его дочери Эмвайи. Сейганко тоже знает воинов Ичирибу, и у него, кажется, хорошая голова и сердце. Я рад, что мне придется биться не с ним. Он будет нужен своему народу в грядущей войне.

— Тогда с кем ты будешь биться?

С одним крепким парнем по имени Аондо. Говорят, он больше меня.

— Они хотят, чтобы ты дрался с гориллой?

— Гориллу бы я победил, — сказал Конан. Это снова был намек на прежние битвы с необычными противниками, но это ничуть не ободрило Валерию. Она хотела, чтобы ее заверили в том, что она не окажется преданной на милость Ичирибу, если Конан проиграет, а этого заверения, она понимала, никто ей не даст.

Ее больше успокаивала та неоспоримая истина, что Аондо вряд ли превзойдет Конана в честном бою. Может ли она сделать что-нибудь, чтобы бой оставался честным.

Очень мало, понимала она, и остатки утешения смыл начавшийся дождь. Она молча проклинала свою глупости и решение бежать на юг. В следующий раз, когда ей придется бежать из нежеланных объятий, она посмотрит, куда направляется, и постарается не оказаться в стране, где она не знает ни закона, ни языка, ни обычаев... и находится в зависимости от того, кто их знает!

* * *

Райку не узнал Первого Говорящего в кольце из тех восьми, что пытались заставить Живой ветер пойти и шар. Однако сейчас Первый Говорящий проявлял при знаки крайней усталости, когда сидел ссутулясь на своем золоченом стуле. Глаза его были устремлены на львиную шкуру на полу, но они казались пустыми, будто он наконец-то действительно ослеп. Или увидел то, что Посвященным богу не положено видеть.

Обычай требовал, чтобы Безмолвный брат, Райку, распростерся перед Первым Говорящим. Он пролежал так, пока холод от каменного пола не начал пробираться по членам к сердцу. Это, должно быть, лишь воображение, но камень казался холоднее, чем когда-либо раньше. Будто Живой ветер, как пиявка, вытянул все тепло из земли вокруг. И хорошо, что лицо Райку было обращено к земле, когда у него проскочила эта мысль.

— Поднимись, Райку.

Райку не знал, как ему вскарабкаться на ноги побыстрее. От холодного камня члены у него закоченели, но он сумел подняться, не потеряв ни равновесия, ни достоинства.

— Я вызвал тебя, ибо Говорящим с Живым ветром ты нужен.

— Это честь, на которую я не смел надеяться...

Первый Говорящий поднял руку. Райку заметил, что рука стала тоньше и бледнее, чем в прошлый раз, когда он видел этого человека. Она, казалось, немного дрожала.

— Избавь меня от своей скромности. Ты небезызвестен Чабано, Верховному Вождю племени Кваньи. — Это был не вопрос.

Райку заключил, что ситуация не только открывает возможности, но и таит опасность. Он также заключил, что ему следует придержать язык.

— Обещал ли ты ему что-нибудь от имени Говорящих? — На этот раз вопрос требовал ответа.

— Не обещал. — Что было абсолютной правдой, ибо Райку не дурак.

— Поверит ли он, если ты теперь дашь обещание?

Смущение Райку не было совершенно наигранным.

— Что я должен пообещать? Чабано не глуп, что, я уверен, тебе не надо сообщать, Первый Говорящий.

— Действительно, не надо мне сообщать то, что я и знаю. Ты можешь обещать ему от моего имени часть того, что он просил, но не получил.

— Что он должен дать нам?

— Ты дерзок, пытаясь торговаться со мной.

— Я говорю так, лишь чтобы напомнить о привычках Чабано, Господин. Он дерзок, как леопард, залезший в стойло, чтобы оторвать новорожденного теленка от вымени матери. Он также алчен и яростен, когда им лишают того, к чему он стремится.

— Думай я, что Чабано имеет власть над духами, я бы сказал, что он сделался твоим Господином: мастер славословия не сказал бы лучше.

Райку замолчал. Если этот старик и дальше будет тратить время их обоих, говоря загадками...

— Но если бы Чабано имел власть над духами, он бы и сам сделал многое из того, что просил нас исполнить для него за прошедшие годы. Так что не сомневаюсь, что ты говоришь то, что считаешь правдой.

— Никто из людей не может говорить иначе, Господин.

Взгляд, брошенный Первым Говорящим, напомнил Райку, что не один Чабано может подавлять ропот или нагонять страх на непослушных, не повышая голоса. Он почувствовал желание снова упасть ниц. Первый Говорящий скрестил руки поверх бронзового медальона, висящего на груди.

— Ты можешь пойти к Чабано, Безмолвный брат Райку. Обещай ему помощь от нас и попроси его сказать нам, кто появился среди Ичирибу.

— Вероятно, победитель Ксухотла?

Взгляд Первого Говорящего дал ему понять, что об этом не следует говорить вслух. Райку попытался изобразить на лице покорность.

— Мы обладаем... способами... выяснить это, — продолжал Первый Говорящий. — Однако то, кто владеет колдовской силой, узнают, когда мы воспользуемся нашими способами. Они узнают о наших силах и то, что с нашей стороны им может грозить опасность. Глаза, которые видят, и уши, которые слышат, без помощи колдовства нельзя обнаружить.

Райку теперь пытался изображать не только покорность, но и удивление, даже восхищение. Действительно, он вполне мог восхищаться частью тактики Первого Говорящего. Более хитрый способ притвориться, что ничего не случилось с магическим шаром, трудно было вообразить.

«Не следует недооценивать Первого Говорящего, даже во время такого триумфа».

— Действительно, Чабано часто говорил, что ни одна птица яйца не снесет без того, чтобы он об этом не узнал рано или поздно, — сказал Райку. — Я думаю, он хвастает, но он безусловно умеет пользоваться услугами шпионов и имеет своих людей среди Ичирибу.

— В таком случае иди и потребуй воспользоваться ими для нас, — произнес Первый Говорящий. — Иди, и если вернешься со знанием, какое мы ищем, ты можешь быть поднят до ранга Говорящего.

Новый Говорящий избирался из Безмолвных братьев, лишь когда умирал старый Говорящий, а пока ничего не было сказано о такой смерти. И не будет, подозревал Райку, по крайней мере до тех пор, пока не появится необходимость объяснить, почему Безмолвному брату Райку предоставлена такая честь.

А необходимость появится, поклялся он. Он не промахнется теперь, когда было свободно предложено то, ради чего он пролил бы кровь, и не только чужую!

Райку снова распростерся и пролежал до тех пор, пока не позволили подняться, затем быстро вышел из помещения Первого Говорящего.

* * *

Чнннг!

Копье Конана глубоко вошло в пень, который был мишенью в соревновании в метании копья. Вошло так глубоко, решил киммериец, что ударилось в сучок и отскочило. Древко так сильно задрожало, что наконечник выскочил из дерева, и копье упало, подняв пыль.

Конан повернулся к Аондо и приветствовал его взмахом руки. Воин Ичирибу выиграл в метании копья, хотя и с самым небольшим преимуществом. Если бы не этот последний сучок...

Сзади подошла Валерия и остановилась рядом с Конаном. Теперь на ней была набедренная повязка Ичирибу, венок, означающий, что она женщина, давшая клятву, и кожаные обмотки на ногах. Долгий путь, солнце и остров Ичирибу сделали ее светлую кожу жителя Севера темнее, но никак больше не повлияли на ее внешность.

— Что теперь, Конан?

— Сегодня больше ничего. Завтра каноэ, ловля рыбы и затем вечером танцы на барабане.

По лицу Валерии пробежала тень:

— Конан, я умею обращаться с веслом не хуже их. Лучше тебя, я думаю.

— Весьма вероятно. Но от этого не зависит жизнь или смерть, если я проиграю где-нибудь, кроме как во время танцев на барабане. Аондо победил в борьбе...

— Потому что ты позволил ему победить, чтобы смутить его мозги ложными надеждами.

— Женщина! — сказал киммериец, надвигаясь на нее и изображая гнев. — У меня что, не может быть от тебя секретов?

— Нет, — ответила Валерия с озорной улыбкой, что придало ей вид почти девочки. — После того как я столько времени провела с тобой, я была бы дурой, будь все иначе.

— Ты не дура, это точно, — сказал Конан. Вдруг тревожная мысль заставила его нахмуриться. — Если только ты не вызвалась грести на каноэ вместо меня.

— А если вызвалась?

— Ответь мне. Ты вызвалась участвовать вместо меня в гребле на каноэ?

— Да.

— Кром! Если бы у них только хватило ума отказаться...

Они согласились.

Конану хотелось взять Валерию и потрясти так, чтобы она образумилась, но он понял, что этим лишь растрясет вдребезги их дружбу, и удовлетворился тирадой проклятий. От этого разлетелись птицы и заплакали дети. Женщины и даже воины отшатнулись от киммерийца и оставили его с Валерией наедине, так что никто не мог их слышать.

— Это предложила Эмвайя? — прорычал он.

— Что «это»?

Он пытался найти приличные слова.

— Это... чтобы занять мое место.

— Нет. Она была достаточно дружелюбной, но мы еще недостаточно долго пробыли среди этих людей, чтобы прислушиваться к подобным советам кого-либо из них. Особенно к советам дочки колдуна.

— По крайней мере, ты растеряла еще не все мозги.

— Что имеешь в виду, киммериец? — в голосе Валерии слышалось раздражение.

— Если они позволят тебе занять мое место в одном и »состязаний — это значит, что они считают тебя воином.

— Ну и что?

— Знатным воином.

— Тем лучше.

Киммерийцу не удалось скрыть раздражения в голосе.

— Воином, связанным со мной клятвой кровного родства. Только такой может заменить другого в соревновании. Таков закон.

— Я знала...

— Женщина! — заорал киммериец. — А ты знала, что, если ты это сделаешь, тебя будут испытывать так, как и меня? Что твоя судьба идет в ногу с моей? Если я проиграю в танце на барабане, ты умрешь вместе со мной!

Конан ожидал чего угодно, но только не того, что Валерия обнимет его, затем пригнет его голову, потянув ы полосы, и крепко поцелует.

— Хвала всем богам! Я не знала, что так легко могла избавиться от необходимости сидеть и ждать, пока меня не бросят какому-нибудь воину, как кость собаке!

Конан решил, что Валерия действительно говорит то, что он слышит, и что ни один из них не сошел с ума. Он очень сомневался, что если танец на барабане окажется не в его пользу, то они покорно предстанут перед смертью. Валерия не такова.

До этого Валерия представала перед опасностью смерти лишь с единственной целью — самой остаться в живых. Если сейчас она свободно избрала совместный последний бой, то пусть так и будет, и тем хуже для Ичирибу, если они всерьез воспримут приговор, вынесенный барабаном!