Они прошли уже полпути, когда вдруг Илльяна упала, лишившись чувств. Конан приложил ухо к ее губам и почувствовал ее дыхание. Передав кольцо с Камнем Раине, которая тут же надела его себе на левую руку, он взвалил тело волшебницы себе на плечи и дальше уже поднимался вместе с нею.

— Капитан, позвольте мне пойти вперед и поискать путь попроще, обратился к нему Бора. — Боюсь, что так вам этот подъем не осилить!

Откуда-то снизу послышались дикие нечеловеческие крики, полные боли и ужаса. В следующее мгновенье их уже заглушил кошмарный рев Трансформ.

— Что это было? — дрожащим голосом спросил Бора.

— Я думаю, об Эремиусе мы больше не услышим, — отозвался Конан. Готов биться об заклад что им позавтракали его собственные воины, то бишь Трансформы.

Бора поежился.

— Пращу свою далеко не убирай, — добавил Конан. — Луков у нас теперь уже нет.

— Да и мечи наши уже не те, что прежде, — задумчиво пробормотала Раина.

Конан удивленно посмотрел на нее.

— Что ты хочешь этим сказать?

— После всего того, что я за эти дни увидела, меня даже от ее волшебства тошнит! О Камнях же этих я и говорить не хочу!

Они выбрались на гребень и дальше шли уже по тропе. Преследовать их никто не пытался. Камни же, похоже, спали, ибо утомиться они должны были ничуть не меньше своей новой владелицы.

К тому времени, когда им стал виден Повелитель Ветров, Илльяна оправилась уже настолько, что могла идти и сама. Как и прежде, она была совершенно раздета, но теперь чувствовалось, что ночная прохлада ей уже не безразлична, — ее била крупная дрожь.

Бора понял, что теперь для согрева Илльяне нужна обычная человеческая одежда, и протянул ей свою куртку. Она закуталась в нее и, гордо подняв голову, изрекла:

— Мы благодарны тебе, мальчик.

Конан нахмурился и хотел было ответить на слова волшебницы грубой шуткой, однако в последний момент решил почему-то от нее воздержаться. Дальше они шли молча.

Бора шел, поражаясь про себя выносливости и стойкости своих спутников. Киммерийцу и Раине пришлось выдержать многочасовую схватку с Трансформами, Илльяне же все это время приходилось бороться с Эремиусом, что наверняка было ничуть не проще, — сейчас же все они шли как ни в чем не бывало по крутым горным тропам, не отставая от него ни на шаг.

На рассвете они уже находились неподалеку от того места, где были оставлены снаряжение и провиант. Конан внезапно поднял руку в предупредительном жесте.

— Всем спрятаться! Для начала я схожу туда в одиночку! — сказал киммериец так тихо, будто кто-то мог его подслушивать.

— Нам хотелось бы знать… — начала Илльяна, но Конан, нахмурившись, перебил ее:

— Всему свое время. Вам придется немного подождать.

Раина и Конан обменялись взглядами. Раина легонько толкнула свою госпожу в спину и повела ее к кустикам, росшим неподалеку.

Бора последовал за ними.

Отсутствовал Конан совсем недолго. Вернулся он так же бесшумно, как и ушел, что для человека его размеров было совсем не просто.

— Там сидит шестеро воинов Эремиуса. Вооружены они пиками и мечами луков, похоже, нет. Думаю, что серьезной опасности они не представляют.

— Вам бы только убивать! — фыркнула Илльяна.

Конан посмотрел на нее выразительно, но уже без прежнего удивления.

— Лучше скажите мне, госпожа, неужели вы собираетесь появиться в крепости в таком виде?

— В крепости? Что нам делать в крепости?

— Клянусь бородой Эрлика! Да как…

— Не богохульствуйте.

Даже заговори Илльяна по-стигийски, Конан не удивился бы больше.

Нахмурилась на сей раз и Раина.

— Простите нас, госпожа, — сказала она. — Мы думаем только о вашем здоровье!

— Очень мило с вашей стороны. Мы подумаем о вашем предложении.

Илльяна посмотрела в глаза Конану и едва заметно кивнула головой.

Она вела себя так, словно была королевой. Королевой, рядом с которой был и ее Избранник — ее Камень.

НЕ КАМНИ — КАМЕНЬ!

Бора почесал голову и стал собирать в сумку голыши, готовясь к новому сражению.

Как Конан и ожидал, настоящего сопротивления противник оказать им не смог.

Не прошло и минуты, как повержены были пять воинов из шести.

Бора перевел взгляд на шестого, последнего воина и застыл от изумления:

— Якуб?!

Киммериец резко обернулся и изготовился ко встрече с противником.

— Доброе утро, Конан! — насмешливо приветствовал его Якуб. — Я не успел выучить этих людей всему тому, что я знаю сам. Но отомстить за них я смогу!

— Ты уверен в этом? — спросил Конан, возвращая свой меч в ножны. Мне кажется, что нам лучше разойтись миром. Я слишком уважаю твоего отца, чтобы убивать тебя. Будем считать, что ссоры между нами не было.

— А как же мои люди?

— Твои люди? — презрительно усмехнулся Конан. — Эти созданья, скорее, похожи на цепных псов! Кто они тебе, Якуб?

— Оскорбляя их, ты оскорбляешь меня!

— Ах ты, дерьмо поганое…

Бора стал снимать с пояса пращу, но тут же ему на плечо легла рука Раины. Другой рукой она выхватила у него пращу и спрятала ее за спину.

— Ты что? — возмутился мальчик. — Неужели ты на его стороне?

— Не позорь Конана, Бора. Якуб…

— Якуб обесчестил мою сестру! Он обесчестил весь наш род!

— Ты сможешь биться с ним один на один?

— Конечно, нет! — пожал плечами мальчик. — Он меня тут же нашинкует дольками.

— Вот и не лезь в это дело. У Конана с Якубом свои счеты. Якуб — сын капитана Хаджара. Если в Аграпуре узнают о том, что мы видели его здесь, предателем объявят и самого Хаджара, что, несомненно, бросит тень и на Конана. Конан должен убить его хотя бы для того, чтобы спасти доброе имя своего командира.

— Ну а если поединок выиграет не он, а Якуб?

— Тогда его вызову я. Убирай свою пращу — иначе я ее на куски изрублю!

Бора рассвирепел и прошипел с неожиданной злобой:

— Шла бы ты, проститутка боссонская, в…

Звонкая пощечина вывела дуэлянтов из задумчивости. Поединок начался.

Впоследствии Бора признавался, что он хотел воспользоваться пращой не потому, что ему хотелось защитить Конана, но потому, что он считал своим долгом отомстить человеку, запятнавшего честь его семьи.

О Конане в эту минуту он особенно не думал, хотя тому после ночи, проведенной в долине, было явно не до поединков. Якуб же, в отличие от него, в это утро был в прекрасной форме, что не просто уравнивало шансы противников, но даже обеспечивало ему, Якубу, известное преимущество, ибо фехтовал он ничуть не хуже Конана.

Поединок длился уже несколько минут, когда Илльяна наконец соблаговолила взглянуть на дерущихся. Она тут же состроила гримаску и, отвернувшись, принялась рыться в сумках, доверху набитых ее нарядами. И тут поединок принял неожиданный оборот. Конан внезапно открылся, что могло стоить ему жизни, и, едва не выронив меч из руки, попытался поднырнуть под удар Якуба, направленный ему в голову. Этот маневр, едва не стоивший киммерийцу жизни, закончился для него удачно: теперь он стоял так близко к своему противнику, что тот при всем своем желании не смог бы воспользоваться против него мечом. Якуб хотел было отскочить назад но Конан ловко подсек его, выбив при этом из его руки оружие. Рука Якуба потянулась было за кинжалом, но киммериец тут же наступил на ее запястье, одновременно приставив меч к горлу противника.

— Якуб, я понимаю, что ты остался в долгу у этих людей. Но должник не только ты, должник и я, — только я должен не им, а твоему отцу. Возвращайся к нему и уходи вместе с ним в такую страну, где вас никто не знает.

— До такого поста, как сейчас, он уже никогда не дослужится, прохрипел Якуб. — Ты слишком многого хочешь!

— Ты так считаешь? — тихо спросил Конан. Несмотря на утреннюю прохладу, пот тек по его лицу ручьями. Бора заметил вдруг, что киммериец серьезно ранен в левое плечо.

Якуб открыл рот и хотел ответить Конану, но вдруг тело его охватило ставшее уже за эти дни привычным зеленое сияние. Якуб завопил и выгнулся дугой.

Через мгновенье тело его опало. Оно уже не светилось, изо рта же его сочилась струйка алой крови.

Бора развернулся, мысленно приготовившись к тому, что сейчас он встретится лицом к лицу с чем-то ужасным.

И каково же было его удивление, когда он увидел перед собой не монстра, но царственно восседающую на одеялах Илльяну. В руке она держала поблескивающий изумрудным светом Камень Курага.

Конан знал, что Илльяна объявила им войну. Точнее, не сама Илльяна, но Илльяна и Камни. Понять это было не просто, особенно после всего того, что им довелось пережить, сражаясь на одной стороне.

— Раина, дай-ка мне второй Камень, — обратилась волшебница к своей служанке. — Пришло время соединить их воедино.

Раина посмотрела на кольцо, надетое на ее руку, так, словно видела его впервые. Она сняла его и стала с интересом рассматривать зеленоватый камень, чем-то похожий на изумруд.

Конан стоял совершенно недвижно, боясь выдать себя неосторожным движением или словом. Он не знал, какими именно силами должны были одарить Илльяну, а вместе с нею и мир, Камни Курага, но это его и не интересовало. Он твердо знал только одно: если он не сможет уничтожить их сейчас, он не сделает этого никогда.

И тут у Раины не выдержали нервы — она швырнула кольцо вверх, надеясь на то, что, упав на скалы, Камень Курага непременно разобьется. Конан сделал немыслимый прыжок и успел подхватить кольцо прежде, чем оно упало на камни.

Теперь нельзя было терять ни минуты. Он смочил Камень кровью из раны и тут же швырнул его в ручей, шумевший в паре десятков шагов от того места, где он стоял сейчас.

Все произошло настолько быстро, что Илльяна не только не смогла помешать ему, но даже и не попыталась этого сделать.

Он вынул меч из ножен. Против той силы, которая стояла за Сокровищем Курага, бороться с мечом в руках было по меньшей мере нелепо. Но он понимал это и сам. Единственное, чего он теперь хотел, — так это достойно встретить смерть.

Конан почувствовал, что он погружается во что-то странно тягучее и холодное, в ледяной мед сковывающий его движения и проникающий вовнутрь, обжигая холодом сердце…

Где-то совсем рядом хрипела Раина.

Ему вдруг захотелось лечь на землю. Он ляжет и немного полежит; Раина же — эта подлая, коварная предательница Раина — превратится в жалкую ледышку, а затем и вовсе сгинет. И тогда место Раины займет прекрасная мудрая Илльяна — страстная, любвеобильная Илльяна… От него не требуется ровным счетом ничего, — ничего, кроме одного, — он должен повиноваться своей королеве…

Как просто. Прямо-таки до смешного просто.

— Я тебя знаю, — прохрипел из последних сил Конан. — Я тебя знаю, как бы тебя ни звали. Но тебе меня ни за что не понять!

Он почувствовал, как к членам его возвращается жизнь. Чувство холода не исчезало, но тело вновь было послушно ему. Он направился к Раине, широко раскрытые глаза которой смотрели прямо на него. Та попыталась поднять руку, но тут же застонала от боли. Кто-то мстил им, и этим «кем-то» могли быть не только Камни, вернее, не одни только Камни.

— Бора! — закричал Конан что было сил, но крику этому так и не суждено было покинуть его уста — он замер, не успев прозвучать.

Конан почувствовал, как кто-то схватил его за горло мертвящей страшной хваткой. Он попытался разжать незримые пальцы этой страшной руки, уперев подбородок в грудь и напрягши мышцы шеи. Хватка от этого не ослабла. Конан почувствовал, что еще немного — и он задохнется…

И тут он вновь услышал шум ручья. Ему казалось, что он бредет против течения по ледяной горной реке, вода в которой доходит ему до груди… Напрягшись, он сумел совладать с течением и, взяв Раину за руку, потянул ее за собой. Внезапно сопротивление движению исчезло, а вместе с ним исчезло и ощущение холода. Теперь им — ему и Раине — было жарко. Они шли по дну пересохшего ручья, от которого поднимались густые клубы пара. Конану вспомнились вдруг слышанные им в детстве рассказы о вулканах.

— Бежим! — закричал он.

Раина попыталась выдернуть руку из его руки и посмотрела на него молящим взглядом. Она все еще хотела остаться со своей госпожой. Конан до боли сжал ей пальцы, надеясь, что боль сможет привести ее в чувство, и потянул ее за собой на ближайший склон, круто уходивший вверх. Невесть откуда появившийся Бора подхватил ее под другую руку, после чего она перестала сопротивляться.

Они перевалили через холм, перебежали еще одну долину и стали взбираться на высокую гору. Конан и сам не знал, куда они бегут, он отчетливо понимал, что не бежать нельзя.

Где-то за холмом раздалось громкое шипение, переросшее в свист. В небо поднялись клубы пара, подсвеченного зловещим изумрудным светом. И тут они услышали крик Илльяны — протяжный, исполненный страдания и боли крик…

В то же мгновенье земля у них под ногами содрогнулась.

— Бежим к оврагу! — закричал Конан.

Уже через несколько секунд они лежали на дне неглубокого оврага, глядя на поднимающийся в небо серо-зеленый столб дыма, в котором угадывались чудовищные формы, что тут же распадались, обращаясь во что-то не менее чудовищное, но и столь же эфемерное.

Невыносимый грохот, от которого, казалось, должен был рухнуть небесный свод внезапно смолк. Установилась тишина, прерываемая время от времени звуком падающих сверху каменьев.

Один из таких камней, размером с голову человека, упал в паре шагов от Конана. Киммериец сокрушенно покачал головой и беззлобно ругнулся. Он посмотрел на своих спутников: Бора с интересом разглядывал столб дыма, Раина же горько плакала.