Расплавленный жарким солнцем, Аэльбран остывал. Уже не хотелось содрать с себя кожу вместе с одеждой. Или плюнуть на всё и первым же порталом отправиться в Воронью Скалу, еще не прогревшуюся после холодной весны. От одних только рассказов Олафа о родной деревне становилось прохладнее.
Он встретил Астрид у участка по её же просьбе — после бесконечного рабочего дня хотелось с кем-нибудь напиться. И ледяной воды, чтобы от раскаленного воздуха перестало драть глотку, и чего-нибудь покрепче, чтобы расслабиться. Лучше кандидатуры, чем Олаф, не придумать — и подольет, когда нужно, и до дома дотащит, если перепьешь, и с утра от похмелья вылечит.
Пожалуй, в визите старого друга куда больше плюсов, чем минусов. Если не считать того, что вот уже час Астрид слушала душещипательные истории о прекрасной Брунгильде. И речь вовсе не о женщине, как можно было подумать.
— Надеюсь, ты не додумался притащить свою мерзкую псину? Учти, я живу с двумя нервными котами.
Разумеется, приятеля не обрадовала столь нелестная характеристика любимицы.
— Бруни по сравнению с твоими зверюгами — сущее золото! — пылко воскликнул он, едва не подскакивая с места и чуть не переворачивая столик — хлипкая мебель дешевой таверны явно не была рассчитана на буйных и внушительных солхельмцев.
— Да уж, то еще золотце. Склочный стог сена, — ни капли не устрашившись, фыркнула Астрид, припоминая мелкую коротколапую собачонку, смахивающую на пушистый шар. Воистину, самое то для бородатого сына ярла, тягающего бревна голыми руками. — И визжит похлеще магистра Таис.
Олаф, до этого глядевший обиженно и даже сердито, вмиг расплылся в улыбке, припоминая преподавательницу общей теории магии. Магистр Таис обладала на редкость противным голосом. А уж когда приходилось получать от неё нагоняй за прогул или несделанное домашнее задание, не спасало даже заклятие глухоты.
— Нет уж, эту никто не переплюнет! — убежденно воскликнул он, махом опрокидывая в себя остатки медовухи.
— Как это никто? — удивилась Астрид, пряча усмешку за здоровенной кружкой. — А моя маменька? Вот уж у кого талант к воплям и отчитываниям. Пока учились, всё время думала, что они с Таис — близнецы, разлученные в младенчестве.
— Нет, у твоей маменьки другой талант. Может заставить тебя делать то, чего ты не хочешь, а потом ещё и убедить, что на самом деле только об этом ты и мечтал. Подумать только — в какой-то момент я всерьез подумал, что хочу на тебе жениться! Бр-р! — Олаф передернул плечами, видимо, представив в красках возможную свадебку, и смело махнул подавальщице, чтобы тащила еще выпивки.
— Ужас какой! — вздрогнула Астрид. Затем вспомнила Брунгильду и вздрогнула ещё раз.
Нет уж, кошатникам с собачниками не по пути — жизнь в бесконечных спорах, кто лучше, не предел мечтаний. Да и вообще — зачем нужны собаки в доме, когда природа создала таких прекрасных, независимых, мурачащих и даже иногда ласковых котиков? Сами себя выгуляют, развлекут, напрудят в тапки всяким неприятным личностям. И если придешь домой поздно и нетрезвая, будут осуждать негласно.
«А некоторые ещё и ужином накормят», — припомнила она одного особо наглого кошака в человечьем обличье, чьи глаза нагоняли немало страху, вводили в ступор и вместе с тем вызывали желание попросить обернуться. Исключительно из любопытства, ничего такого! Просто жутко хотелось посмотреть, как Кэрт Хакола выглядит в своем зверином обличье. Разумеется, если при этом в нём не просыпается жажда убивать всё живое.
«Она в нём и так просыпается. Правда, за деньги», — напомнила себе Астрид, искренне надеясь, что покрасневшие щеки не будут заметны в полумраке таверны. Не стоит так часто думать обо всяких оборотнях, ассасинах и прочих сторонах одной известной личности. Как будто мало было одного смазливого красавчика, который спал и видел её запертой в башне, в компании кастрюль, сковородок и пары-тройки орущих младенцев. Впрочем, Саид, при всех своих сомнительных достоинствах, хотя бы не работает на Гильдию Убийц.
Подавальщица вернулась сразу с четырьмя кружками и осуждающе посмотрела на ещё четыре пустые — видимо, оценила габариты Олафа и примерно прикинула масштаб разрушений, если тому взбредет ввязаться в драку. Это Астрид знала, что Олаф в силу характера не всякого кабана на охоте может убить, а с того, что здесь называют медовухой, на Солхельме даже подростки не напьются. Девчонка же наверняка успела мысленно и полицию вызвать, и представить, на сколько ей придется задержаться на работе, прибирая за буйными посетителями.
Астрид, глядя на её мрачное лицо, не удержалась и хмыкнула:
— Не волнуйся! Если что, я его сразу в каталажку заверну, — и продемонстрировала печать боевого отдела на ладони. Подавальщица, судя по всему, не слишком впечатлилась. Но взгляд её чуть смягчился, прежде чем она ушла, прихватив с собой поднос с пустыми кружками.
— Пользуешься служебным положением? — с притворным укором выдал Олаф.
— Ну не зря же я каждый день выслушиваю нытье Гуннара!
— Вряд ли в этом он обойдет наших родителей, — проговорил Олаф, смеясь и отхлебывая из своей кружки. — Знаешь, что мне тут сообщил батюшка? Сидим тут, значит, выпиваем за его семидесятый год здравия. Папаня уже третий кувшин опустошает и выдает: «Ты, Олаф, в ярлы, конечно, и так не попадешь. Но коль не женишься — хрен тебе моржовый, а не наследство!»
— А ты? — поинтересовалась Астрид, хотя догадывалась, каким будет ответ.
Олаф ожиданий не обманул.
— Сказал: «Слава Двенадцати»! Серьезно, Асти, зачем мне его наследство? Три медвежьих шкуры да старый щит. Я за эти два года в нашей больнице на дом себе заработал. Два этажа, дуб свежий, крепкий; финтифлюшек магических заказал, чтоб и свет, и вода, как в Иленгарде. Отвык я в одной только бане мыться. А всего делов — перелом вправить, голову подлечить да сердечных капель выписать. Наследство пусть Кодлак забирает, ему как раз тот щит нравится. И женится пусть тоже он.
— И то верно, — рассмеялась Астрид и подняла свою кружку. — Предлагаю выпить за счастливую холостяцкую жизнь!
— Поддерживаю!
В итоге подавальщицу пришлось звать ещё раз, чтобы повторить и выпивку, и закуску — двух тушеных зайцев на двоих магов оказалось маловато.
С аппетитом вгрызаясь в румяную ножку, Астрид вдруг ощутила на своей спине чей-то взгляд. Внимательный и очень колючий, отчего резко захотелось почесаться. Она обернулась. У стойки обнаружился подозрительный тип, показавшийся смутно знакомым — русые волосы, хитроватый прищур, широкие плечи. Таких, конечно, пол-Аэльбрана, но Астрид никогда не жаловалась на зрительную память и почти сразу припомнила — этот самый тип отправил её с отрядом в ассасинское логово и навел на Кэрта. И сейчас он смотрел прямо на неё, даже не думая отворачиваться.
«Что он здесь делает?»
— Асти, что-то не так? — заметил её взгляд Олаф.
Она тряхнула головой и передернула плечами, поспешно отворачиваясь. Взгляд по-прежнему сверлил спину.
— Ничего. Дурь всякая в голову лезет. Пойдем отсюда?
Олаф кивнул, бросил на стол несколько монет и галантно предложил ей руку, помогая подняться. Уже у дверей Астрид кинула мимолетный взгляд на стойку — старого знакомого там не оказалось.
— Прогуляемся? — предложила она. Можно было пройти через портал и оказаться дома в считанные минуты, но ей хотелось немного размять ноги, выветрить алкоголь и смутное ощущение чего-то недоброго. А еще увериться, что за ней никто не следит.
«Паранойя — первый признак сумасшествия», — ехидно напомнил внутренний голос. И таки был прав — не такая уж она важная птица, чтобы завсегдатаи ассасинского логова взялись пасти ее по тавернам.
Они направились вниз по цветущей улице, уже не пышущей дневным зноем.
«Душно. О Двенадцать, почему в этом городе всегда так душно?»
Олаф вдохновенно вещал о доме, собаке; делился сплетнями из Вороньей скалы, держал её под руку, играя внимательного кавалера. Стоило бы прислушаться и поддержать разговор, хотя бы ради поднятия настроения самой себе и своему спутнику. Всё, на что её хватало — постоянное оглядывание, отчего Астрид дважды чуть не упала, споткнувшись о булыжники на мостовой.
На третий раз Олаф резко остановился и развернул ее к себе лицом, удерживая за плечи.
— Так, Асти, что с тобой? — Он смотрел внимательно и цепко, уже не как приятель, а как лекарь, пытающийся отыскать симптомы надвигающейся болезни.
Ответная улыбка наверняка вышла вымученной и жалкой. Всего несколько минут назад ей было хорошо и весело, медовуха приятно туманила голову, заставляя забыть о суетливом рабочем дне. Сейчас же больше всего хотелось… куда-то. Подальше от людной дороги, шума городских улиц, вездесущего запаха перебродившего вина.
Хотелось в лес.
Астрид мягко мягко убрала с плеч его руки и шагнула в сторону небольшого пролеска, разделяющего улицу и реку.
— Асти? — послышалось за спиной, но она не придала этому значения, продолжая идти вперед. Кажется, на запястье легла чья-то ладонь, но не смогла удержать.
Нужно спрятаться от поднявшегося ветра, такого холодного, что вмиг забылось о дневной жаре, душащем воротнике и колкой ткани форменных брюк. Среди деревьев всегда теплее.
Она коснулась одного из них и замерла — кора оказалась ледяной и будто покрытой инеем. Вокруг ладони взвились тени, пугающие, неправильные настолько, что хотелось закричать от ужаса.
Тьма была везде, сквозь неё удалось разглядеть только незнакомое мальчишеское лицо, испуганное и бледное. Он словно тонул в болотной трясине, а вместе с ним тонула и Астрид, всеми силами не желающая бросать мальчика. Хоть бы дотянуться, совсем немного…
Последнее, что она успела почувствовать, прежде чем провалиться во тьму вслед за напуганным ребенком, — как её обхватили чьи-то горячие руки. Кажется, кто-то снова кричал.