Всяческих живописных местечек, какие так любят обсиживать влюбленные парочки, в Иленгарде, было достаточно. Например, Соловьиные сады, бывшие когда-то непроходимой чащей прямо посреди города, но стараниями магов земли превращенные в роскошную рощу. Ну, или берег озера Илен, в честь которого в седые времена назвали город, — то что нужно для романтической ерунды вроде «встретить рассвет вместе».

Эйнтхартен оказался не самым большим любителем вылизанной набережной — буйная натура огневика требовала хаоса. «А Сады мне надоели до печенок, — добавил он, стоило заикнуться о какой-нибудь лавочке в тихом уголке. И потащил на окраину Речного, где Киара, как ни старалась, не могла припомнить места, подходящего для пьянки. — Тебе понравится».

Что ж, сидеть на берегу одной из мелких речушек, под старой ивой, видавшей ещё Лердисов, оказалось куда приятнее, чем глазеть в Садах на припозднившихся гуляк, заспанных собачников и прочих вольных-невольных жаворонков. Правда, пришлось едва ли не съезжать на заднице по крутому склону и продираться через заросли жимолости — та ещё утренняя зарядка получилась. Зато какое-никакое уединение.

«Несусветная рань, а я почему-то всё ещё не обнимаю кошака и не вижу десятый сон. Зато вот, пожалуйста — пью с альфардовским сынком в каких-то кустах. — Киара откинула голову и меланхолично пялилась на легонько шелестящие веточки ивы, кренящейся к пологому берегу. — Боги и богини, что в моей жизни пошло не так?»

Не то чтобы для Киары подобное было в новинку — в студенческие годы она не раз и не два сбегала к речке у стен Академии, чтобы в тишине (роскошь, если ты живешь с Зейрой Яллес) поразмыслить о бренности бытия. Ну, или — о ужас! — послушать бредней Гейбриела Лейернхарта о любви и прочей сопливой чушатине. Да, врал с три короба, но зато как складно.

Маркус, по счастью, ничего подобного не нес, да и объективно был весьма неплохой кандидатурой для совместной пьянки с претензией на пикник. Пироги вон раздобыл, вместе с неплохим винишком. Не денмарское, но для посиделок по соседству с лягушками и комарами — самое оно.

Романтика, чтоб её.

— Мне было шестнадцать, когда я нашел это место. — Эйнтхартен разлегся на траве, подложив руки под голову.

— Девчонок небось водил? — хмыкнула Киара, придирчиво оглядывая траву — не хотелось бы улечься на какого-нибудь жука.

— Не без этого. Но в основном сбегал от отца. Никогда не мог смотреть на его мантии дольше пяти минут.

В самом деле, на знаменитые альфардовские мантии в принципе глядеть невозможно. По крайней мере, без смеха.

— Чего ты наговариваешь, отменные мантии, — фыркнула она. — Мы с братцем Лайамом который год пребываем в восхищении и всё гадаем, сколько лет будут держаться чары на таком изобилии камешков и ювелирной нити. Практично, если подумать!

— Лайам? — прикрывший было глаза Эйнтхартен повернулся к ней и посмотрел ревниво. Оговорка про братца, судя по всему, была благополучно пропущена мимо ушей, и Киара никак не могла сообразить: то ли она раздражена, то ли польщена этим непонятно откуда вылезшим собственничеством. Решив подумать об этом позже — не самая подходящая тема с утра пораньше, когда у приличных темных магов мозги толком не работают, — она нарочито елейным тоном уточнила:

— Для тебя — архимаг Эрдланг.

Слова эти Маркуса, кажется, успокоили. По крайней мере, взгляд его стал менее подозрительным и острым (как если бы он уже успел сходить в ближайший храм, договориться со жрецами о грядущей свадьбе и теперь всерьез опасался, что его бросят у алтаря).

— А, этот Лайам. Стальфоде говорил, что ты училась у него.

— Ну да, в аспирантуре. — Она пожала плечами. — Лайам не некромант, но магистерский профиль у нас одинаковый: малефицизм и боевое заклинательство. Да и колдуем на один дурацкий манер… кровь фейри, будь она неладна. Про то, что мы с ним родственники, ты уже наверняка наслышан.

— Я не слишком интересуюсь чужими родственными связями. — Марк отхлебнул вина и протянул бутылку ей. — Я от своей семейки-то съехал. Бездна, даже мой пес от них съехал!

«А, так он ещё и собачник», — меланхолично постановила Киара, стараясь не кривиться уж совсем открыто. Господин Энобус точно не одобрит столь сомнительных знакомств, да и сама она никогда не была поклонницей собак: шумная, надоедливая и на редкость бестолковая живность. Что ещё за дурь такая — привечать каждого, кто тебя накормит и погладит?

— Пса можно понять. И тебя тоже. Постная физиономия леди Гленны портит аппетит почище хорошей расчлененки, а уж от такого папаши вовсе надо бежать на другой конец Империи, — вслух заметила она. — И то не уверена, что поможет. Альфард и мертвяка доведет до белого каления, если захочет.

— Дай угадаю: тебя тоже довел? — хмыкнул Марк. — Или ты его?

Киара весело усмехнулась, покрепче перехватив бутылку и припоминая в подробностях историю своей страстной любви к лорду-генералу.

— Малость не сошлись в предпочтениях. Твой батюшка падок на молоденьких девиц, но увы, неотесанные бородатые мужланы — типаж Арделии, о чём я прямо сообщила. Мол, императору не дала, канцлеру не дала, тебе и подавно не обломится. Так с тех пор лет десять прошло, а Альфард всё бесится. И чего это он у вас такой злопамятный?..

— Некромантки — его слабость, — в тон ей ответил Марк, отхлебнув из бутылки так… красноречиво, что стало ясно — веселья в этих словах маловато наскребется. — В Бездну дорогого папеньку, я ещё после недавнего семейного обеда не отошел.

Солнце понемногу поднималось над рекой, окрашивая её в оттенки розового и желтого. В воздухе парило, несмотря на раннее утро, и Киаре очень захотелось раздеться. Ну, или хотя бы расстегнуть пару пуговиц на рубашке. Что она и сделала, с завистью глянув на Эйнтхартена — он, едва сев, сбросил китель и закатал рукава. В вороте рубашки виднелись краешки защитных рун, — ничего особенного, у какого приличного боевого мага защиты нет? — но сейчас, глядя на разрисованные ключицы Марка, Киара испытывала что-то очень похожее на возбуждение. У кого-то давно мужика не было, — едко возвестило подсознание. — Видимо, так давно, что уже и на мальчишек впору заглядываться».

Честно признаться, посмотреть было на что. Не сказать, что совсем красавчик, если сравнивать с тем же Артмаэлем или, не приведи боги, с Тангримом, но очень даже привлекательный. Да и на совсем уж мальчишку Маркус не тянул — если приглядеться, можно заметить легкую сетку морщинок вокруг глаз, особенно когда он улыбался. Состарится он, конечно, не скоро — молодость длится у магов куда дольше, чем у обычных людей. Но вряд ли кто-то осмелился бы сказать, что Киара подцепила себе вчерашнего выпускника.

Да и не то чтобы Киару хоть как-то волновало чужое мнение. Куда больше царапали так до конца и не изжитые человечьи предрассудки; уж этим-то добром глупые людишки полны от макушки и до пяток. Полдюжины лет для магов не срок, однако пока она не могла представить, как крутит романчик с парнем, которому нети тридцати.

И всё же — при всех недостатках, врать себе Киара не любила, — Маркус ей нравился. Возможно, потому что для боёвки он, мягко говоря, странноват: неглупый, внимательный и спокойный чуть ли не до отрешенности. Да и до Бездны сложно помнить, что под всей этой брутальной красой скрывается деточка лет двадцати с хвостиком…

— И то верно, — запоздало согласилась она, забирая у Эйнтхартена бутылку. Взгляд в очередной раз зацепился за руны, чернеющие на обнажившемся запястье. — Кто тебе защиту рисовал?

— Магистр Крессель, как и многим на моем курсе. Что, недостаточно красиво на вкус фейской принцессы?

Не оценив юмора, Киара зло сощурилась. Перегнала в сахар часть спирта у себя в крови, отставила бутылку подальше, схватила Марка за руку и дернула вверх сползший рукав рубашки, закатывая до локтя.

— Мне твой Крекер, или как его там, внушает всё меньше доверия, — проговорила она подчеркнуто сухо, очерчивая кончиками пальцев нужные узоры. — Отсебятина под гренвудскую клинопись, причём выполнено всё так, чтобы в глаза не бросалось.

Он глядел на неё соловыми глазами, то ли пьяный, то ли изумленный поворотом беседы. Разума в его взгляде не прибавилось, когда Киара велела:

— Раздевайся.

Марк, естественно, и не подумал внять сему призыву. Выразительно сглотнув, он на полном серьезе поинтересовался:

— Хм, Киара… тебе не кажется, что для этого, ну… немного рановато? Ещё полбутылки как минимум…

— Да не покушаюсь я на твою честь, Эйнтхартен! Больно надо!

В раздражении закатив глаза, она рванула ворот его рубашки и, не обращая внимания на попытки остановить (что уж там, весьма вялые), принялась расстегивать.

— Ну вот, как и предполагалось.

Руны на плечах и ключицах были сплошь стилизованные под архаичное гренвудское письмо: грубоватые клинышки и палочки, никаких тебе витых узоров. Старый добрый Гренвуд, мастерство графических заклинаний на уровне «палка-палка-огуречик». Но магистр, нанесший руны, весьма искусно перемежал гренвудский примитив и имперскую филигранность.

Прямо как в той ловушке, что тогда в участке накарябал Эйнтхартен на мятом листе казенной бумаги.

— Что предполагалось? — подозрительно тихо и как-то хрипло спросил Марк, но Киара, увлеченная разглядыванием странных рун (а вовсе не красивого тела) не обратила на это внимания.

— Ну ты что, всю каллиграфию проспал на первых курсах?! Вот, смотри! На классический имперский похоже не больше, чем на шафрийский!

Смелым жестом она спустила рубашку с его плеча и провела пальцем по одному из рисунков, тянущемуся до самой груди. Кожа под ладонью оказалась неожиданно горячей, едва ли не обжигающей, что странно даже для огненного мага.

А уж для светлого мага, так и вовсе немыслимо. Ведь подобная горячка и у темного-то могла случиться только если…

Киаре захотелось как следует встряхнуть Марка и утащить — то ли в больничку, толи к братцу Эрдлангу, то ли к треклятому лорду-генералу, который явно что-то профукал в собственном сыне. И ведь казалось бы, ей-то какое дело до слишком горячего тела Эйнтхартена и его неправильных рун? Можно подумать, мало ей других, не менее неправильных мыслей.

— Киара… — раздалось ещё тише, совсем близко. Чужие пальцы обвили запястье и мягко отвели её руку в сторону.

«Это уже было», — пронеслось в её голове. Прежде чем она успела хоть как-то отреагировать, Маркус затащил её себе на колени, и его губы, всё такие же сухие и обветренные, коснулись её собственных. Совсем не так неловко и осторожно, как тогда, в морге. Так, словно уже успел узнать, как ей нравится: скользнул языком по губам, мягко прикусил каждую, прежде чем проникнуть глубже. И раздери Бездна, если это был не лучший поцелуй за последние пару лет.

Горячие руки Эйнтхартена, казалось, были везде — в волосах, уже давно потерявших намек на укладку, на пояснице, несильно успели сжать её ягодицы, прежде чем скользнуть выше и проникнуть под рубашку. И признаться честно, Киаре вовсе не хотелось сопротивляться подобной наглости. Даже когда проклятый Эйнтхартен мягко опрокинул её на траву и навалился сверху.

Вот тут-то до неё и дошло, к чему дело движется.

(Нет, несомненно, могло бы дойти и раньше, не будь Киара так увлечена обжиманиями, медленно и верно тяготеющими к раздеванию.)

— Эй, Марк… — она уперлась ладонями в грудь Марка, с некоторой неохотой отстранившись. Тот, будто не слыша, снова попытался её поцеловать, но Киара нахмурилась и решительно отпихнула его. Ну, по крайней мере попыталась. — Эйнтхартен, очнись! Мы не в спальне, не в морге и, чтоб тебя, не на сеновале! Умерь-ка свои… восторги от красот водного пейзажа.

Она села и принялась демонстративно отряхивать налипшие на одежду сухие травинки. Марк же молча жрал её мутным взглядом, явственно сообщая, где он видал красоты водного пейзажа и вообще всё вокруг, включая возможных свидетелей его так называемых «восторгов». Также молча отхлебнул вина, чудом не пролившегося во время их возни, и неожиданно рассмеялся:

— Ты просто потрясающая! Так и быть, в следующий раз найду нам сеновал!

Такой реакции Киара ну никак не ожидала. Как и того, что её это взбесит. Пару-тройку секунд она возмущенно хватала ртом воздух, после чего выдрала многострадальную бутыль из рук боевика и сделала хороший глоток.

— А кто тебе вообще сказал, что будет следующий раз? — поинтересовалась она со всей возможной надменностью. — До сих пор не могу понять, что я тут потеряла, да ещё и в твоей компании.

— Да вот и я не понимаю. — Марка её угрожающий вид не впечатлил. То ли алкоголь тому виной, то ли у него и впрямь напрочь отсутствует малейший трепет перед некромантами. — Наверное, ты сочла, что из меня выйдет неплохой собутыльник.

Он демонстративно пожал плечами и улегся на траву, закинув руки за голову.

— Бывали и получше, — буркнула она, с неудовольствием отмечая, что вино кончается. Не вовремя — Киара, глядя на расстегнутую рубашку Марка, очень хотела бы выпить ещё. — И целуешься ты, кстати, тоже так себе.

— Вранье, — возразил тот, повернув к ней голову и щурясь от яркого солнца. — Тебе понравилось. Но если всё же нет, так и быть — обещаю потренироваться.

«Надеюсь, тренироваться ты собрался на помидорах», — едва не сорвалось у Киары с языка, но она его вовремя прикусила. Мысль была совершенно идиотская и носила пугающе собственнический оттенок.

— Будь так любезен. — Она поднялась с земли и задумчиво поглядела вверх, на кристально чистое небо. — Через час с четвертью начнется ливень… — Марк, до этого разглядывающий её, тоже уставился вверх с явным сомнением на лице. — Если не хочешь быть смытым в озеро, то советую отправиться домой. На работу можешь пойти, когда протрезвеешь. А можешь не пойти, мне-то что?

Смыться красиво и втихаря ей не дали: стоило сделать пару шагов, как треклятый боевик уже маячил рядом.

— Я провожу.

И ни малейшего тебе намека на вопросительную интонацию.

Вот тут бы следовало послать Эйнтхартена далеко и надолго. Однако интуиция подсказывала, что не поможет. Где сядешь, там и слезешь.

— Валяй, Маркус, развлекайся.

Марка её ворчливое разрешение немало позабавило. И как ни странно, даже врезать ему за это дурацкое веселье почти не хотелось.