Чужой взгляд следовал за ней неотступно. Тьма, всегда надежная и верная избраннице Госпожи, предавала раз за разом. Враг затаился в самой гуще теней, следил за ней жадными глазами. Выжидал. Киара была испугана и разозлена, и растеряна тоже. Как бороться с тенью, если ты сама рождена из тени, если ты ею поцелована, благословлена?

Как бороться с тенью, когда ты сама — тоже тень?

Тьма обрела очертания. Непривычно ласковая и прилипчивая, как оголодавшая псина, она тянулась к Киаре ледяными пальцами, сияла жуткими алыми глазами, шелестела многоголосым полушепотом:

«Госпожа… дай нам силу, госпожа!»

Хватка чужих рук становилась осязаемой, холодные пальцы теплели, а саму Киару сковывала незримая корка льда. Она дернулась, пытаясь вырваться, и… проснулась.

«Охренеть. — Не без усилия Киара подняла руку, чтобы утереть лоб — сухой, как ни странно. — И что это было?»

То, что с ней творилось несколько часов назад, больше всего походило на откат от сильного темного проклятия: дурнота, слабость, могильный холод. Сейчас, слава богам, было просто зябко, хотя это вообще за гранью реальности, когда рядом спит горячий как печка боевик. Как тот умудрился безмятежно уснуть в обнимку с мертвецки холодной некроманткой — тоже хороший вопрос.

«Хороший вопрос — это что он вообще позабыл у меня в кровати, — подумала Киара. Сама мысль о постороннем мужике в её спальне, куда высочайше дозволено входить лишь господину Энобусу и Зейре, причиняла жуткий дискомфорт. — А, ну да. Ты, дурында, возжелала большую грелку».

Чтобы согреться, можно было усилить кровоток, что она сейчас и сделала. Однако в том состоянии, в котором Марк нашел её, легче легкого было вскипятить себе кровь или сотворить ещё что-нибудь не слишком полезное для здоровья. Также можно было позвать Зейру — ей не внове обязанности большой грелки. Но та уже наверняка где-то в районе Золотых ворот, выносит мозги бедолаге Шадару херг Ларту.

Киара вздохнула, небрежным взмахом руки зажгла висящий над кроватью ночник, неохотно села на кровати — Бусик, устроивший гнездование в её волосах, недовольно перевернулся на спину и растянулся на полторы подушки. Его пушистый хвост мазнул Марка по щеке: тот поморщился, но просыпаться пока не надумал.

«Я об этом точно пожалею, — флегматично подумала Киара, раздирая пальцами спутанные кудри и созерцая спящего в её постели боевика (боги, звучит кошмарно, хоть с крыши прыгай). — Хотя нет, уже жалею, — поправилась она. — А, да кого я обманываю?..»

Во сне Эйнтхартен жестоко и беспощадно выглядел на свои двадцать пять, не больше и — слава богам! — не меньше. Не спасали дело ни размах плеч, ни мужественные черты лица, ни даже трехдневная щетина. К такому и приставать-то стремно, тянет скорее обнять да накормить. (А потом уже и приставать можно… С чистой, так сказать, совестью!)

«И что меня вообще заклинило? — недовольно подумала Киара, мимоходом уложив ладонь на лоб Марку — нечеловечески горячий, вот же!.. — и тщетно пытаясь пригладить непослушные черные вихры. — Знаю ведь, что с боёвкой путаться — только нервы мотать…»

Когда её пальцы сами собой скользнули за воротник его рубашки, на запястье легла чужая ладонь, горячая и сильная, довольно ощутимо сжав. Кожу тут же закололо от множества маленьких искр — интересная реакция, ничего не скажешь. И необычная — к двадцати пяти годам самые безнадежные маги выучиваются сдерживать спонтанные всплески силы.

— Киара? — хриплым ото сна голосом поинтересовался Марк, явно удивленный её присутствием и обстановкой. Не дожидаясь ответа, он протянул к её лицу свободную ладонь. Коснулся пальцами лба, скул и напоследок легонько погладил по губам. И, кажется, облегченно выдохнул, прежде чем тоже сесть на постели и с явным подозрением во взгляде выдать: — Как рядом с ледышкой спал. Что с тобой было?

— Откат, должно быть, — наспех соврала Киара. Или не соврала, тут уж разобраться надо. — У некромантов так бывает: темная магия для организма не слишком полезна, а уж в таких количествах… В общем, поменьше надо резерв выжимать до полного истощения. Вот.

«Вроде бы складно вышло», — решила она, машинально поправив ворот мятой рубашки, съехавшей на плечо. Собственная почти-раздетость вдруг вызвала нечто сродни смущению, тем более что Маркус явно не оставил без внимания эту самую раздетость. А ведь казалось бы, смущение и некромант друг от друга далеки, как Западный Предел от Шафрийского Халифата.

Он неотрывно следил за её нервными движениями, затем потянулся к её плечу, выше поднимая пресловутую рубашку.

— Эта тоже от Фалько? — хмыкнул он, хотя Киара могла поклясться, что ответа на этот вопрос ему знать не хочется.

Вся ситуация была до того неловкой и откровенно дурацкой, что всерьез хотелось выйти в окно. И никогда больше не смотреть в сторону всяких там зеленоглазых брюнетиков, с чего-то решивших, что имеют право проделывать подобные фокусы с её мозгами. И ведь нет в проклятом Эйнтхартене ничего такого — ну высокий, ну симпатичный, глаза ещё эти зеленющие… Мало ли таких среди имперских магов? Ну, или шафрийских — на имперца Маркус не слишком то походил, отчего возникали сильные сомнения в его происхождении.

— Рубашка? Нет, это так… от Гейба осталась пара-тройка пижонских шмоток. — Она передернула плечами; настроение мгновенно скакнуло вниз. — Руки не дошли выбросить, теперь вот… приспособила. А что? Тряпка она тряпка и есть… лишь бы гвоздикой не воняло, — пробормотала Киара, понимая, что всё это уж больно смахивает на оправдания. И было бы ещё, перед кем оправдываться!

Марка её слова тоже не очень обрадовали, хотя причин этому Киара не видела. Не ревнует же он, право слово?

Но он ревновал, и это было заметно невооруженным глазом, невзирая на его слова:

— И то верно.

— Так зачем приходил-то?

Своевременный вопрос, ничего не скажешь.

«Ты бы ещё через пару часиков спросила. У Бусика, например».

Эйнтхартен поднял голову и некоторое время смотрел на неё, раздумывая, что сказать. Хотя, как на взгляд Киары, ничего сложного в её вопросе не было.

— Извиниться хотел. За то, что наговорил у Дальгора, — наконец, неохотно отозвался он. А потом вдруг улыбнулся, совсем как там, у реки: — Ну и, видимо, чтобы согреть тебя. Если что, я не прочь повторить.

— А я что-то как-то против. — Киара поежилась. Пусть кровообращение и восстановилось, но не покидало ощущение подавленности и какой-то странной гадливости — словно близится неприятность, в которую ни за что не захочешь вляпаться. — Котика погрей, — предложила она, стараясь удержать на лице и в голосе ехидное веселье.

Каждой своей шерстинкой демонстрируя глубочайшее презрение к дерзкому собачнику, что посмел вторгнуться в исконно кошачьи владения, господин Энобус неторопливо потянулся, махнул на прощание своим роскошным хвостом и с оскорбленно-величественным видом прошествовал на кухню. Видимо, отправился заедать горечь хозяйской измены и злодейски точить когти в неположенных местах.

— Сдается мне, твой кот от меня не в восторге, — усмехнулся Маркус и поднялся с постели, попутно поправляя одежду.

— Мой кот не бывает в восторге, — пожала плечами Киара, тоже поднявшись. — Ну, разве что от говяжьей вырезки. О, раз уж ты всё равно здесь, надо бы отдать…

Расхаживать по комнате под пристальным взглядом Эйнтхартена было немного неловко. Не то чтобы Киару смущал её вид… ну да, смущал. Но скорее потому, что сама ситуация предполагала нечто вроде: «я вся такая томная, прекрасная и в развратном пеньюаре», а в реальности получилось помятое нечто, обряженное в рубашку бывшего парня, со спутанным колтуном на башке и четкими следами подушки на физиономии.

(Да, смотреться в зеркало явно не стоило. Пусть и очень хотелось.)

«Пожалуй, роковая соблазнительница из меня как-то не очень, — меланхолично подумала Киара, раскапывая третий по счету ящичек комода — в нём хранились мелкие артефакты, а также россыпь драгоценных камней и небольшие бруски алхимических металлов — на случай, если понадобится сделать простенький амулет. — Срочно надо пополнить стратегические запасы развратных пеньюаров… Боги и богини, да куда подевалась эта штуковина? А, вот!»

— Амулет, — пояснила Киара, подойдя к Марку: тот всё это время так и наблюдал за её метаниями по тесной комнатушке. — Я бы потом опять забыла. Бездна, и что толку быть высокой, когда вокруг тебя одни дылды?.. — посетовала она, приподнимаясь на носочках, чтобы удобнее было застегнуть тонкую цепочку на шее у боевика. — Вот. У госпожи Линдтерн артефакты надежные, осечек не дают. Но это не значит, что тебе можно ходить на доппельгангера! Нельзя! Иди почитай про нежить девятого уровня, неуч!

«Пора бы уже убрать руки», — запоздало подумала Киара, когда поняла что хитрый замок на цепочке уже давно застегнут, а она всё ещё касается смуглой кожи Марка. Более того — легонько поглаживает, отчего тот смотрит на неё совершенно нечитаемым взглядом.

— Мне стоит поискать сеновал, раз уж обещался? — наконец, проговорил он. Вроде бы даже с сарказмом и нахальной усмешкой, но от такого взгляда впору было заняться пламенем и превратиться в горстку углей.

Грелочка, чтоб его.

— Поздно ты спохватился, — в тон ему откликнулась Киара, ладонью поглаживая его шею. Под пальцами заполошно колотился пульс, эхом отдаваясь внутри неё; чужая кожа обжигала, что было странно и… знакомо. — Марк, ты?..

Договорить не удалось — чужие губы, горячие и жадные, напрочь вышибли из головы сформировавшуюся было мысль. (Да и все прочие мысли тоже.) Марк крепче прижал её к себе, тут же нагло облапывая и проникая ладонями под рубашку. А потом и вовсе подхватил под ягодицы, приподнимая, чтобы в следующий миг уронить на так удобно расположенную за её спиной кровать. Целоваться с Эйнтхартеном оказалось настолько хорошо, что Киара чуть не застонала в его губы в первый же миг.

Он помог стащить с себя одежду и неловко выпутался из штанов; отстранился ненадолго, чтобы полюбоваться ею. По крайней мере, Киаре хотелось чтобы это было так — его взгляд, внимательный и темный, распалял не хуже рук, скользящих по телу, и языка, вырисовавающего узоры вслед за теми, что уже были нанесены на её плечах и ключицах. Прежде чем застонать и запрокинуть голову от прикосновения горячих губ к своей груди, она успела заметить как рассыпалась во вспышке яркого пламени рубашка Гейба.

«Туда ей и дорога», — мелькнула мысль и пропала, вытесненная нарастающим желанием, что распространялось по телу словно пожар в лесу — жарко и неотвратимо.

Внизу живота тянуло, отчего невольно вспоминались приторные бредни о пресловутых бабочках, так часто вспоминаемых в бульварных романчиках. Прикосновения чужих рук, языка, тела осязались всей кожей так чувствительно, как если бы Киару напоили зельем. Несомненно, приворотным, ибо это ненормально — уж для девушки, в чьих жилах течет холодная кровь фейри, так точно, — сходить с ума от чужих поцелуев. Плавиться воском в горячих, обжигающих руках, чувствовать частое дыхание у шеи, ощущать на себе тяжесть чужого тела…

Марк оторвался от её губ лишь на секунду, вопросительно заглянув в глаза. Зачем— непонятно: нужно быть полным дураком, чтобы подумать, что вот сейчас ей взбредет в голову отказаться от всего этого. Киара обвила ногами торс, вынуждая прижаться ещё ближе, и нетерпеливо дернула бедрами, прежде чем коротко простонать: «Ну же…». И когда он наконец вошел в неё, резко и так… правильно, — всё, что Киара смогла, это впиться в его плечи острыми ногтями, желая оставить следы, чтобы помнил дольше.

Но, кажется, куда сильнее запомнит это она — то, как плавится всё внутри, а магия, обычно послушная, грозит вырваться наружу, определенно невозможно забыть. Как и жаркий поцелуй в шею; зубы, чуть сжимающие нежную кожу. Сердце забилось быстрее; внутри уже давно не было так мертвецки холодно, как прежде — Марк делился с ней своим теплом, гладил, ласкал, целовал так умопомрачительно, что оставалось только дышать сорвано и шептать его имя, когда стало совсем невыносимо хорошо…

Смотреть в глаза Эйнтхартену было совестно. Вовсе не из-за секса — право слово, что вообще может быть в нём стыдного? Но обычно она не тащила в свою кровать кого ни попадя спустя пару-тройку недель после знакомства, не стонала так громко и ещё ни разу не хотела послать в Бездну все дела и повторить всё, не вылезая из этой самой кровати.

«Отдала амулет, ничего не скажешь», — посетовала Киара мысленно.

И сильнее прижалась к горячему боку Маркуса, кончиками пальцев принимаясь перебирать звенья цепочки. Он молчал тоже, обнимая её обеими руками и легонько поглаживая по спине и плечам.

— Ты очень красивая, — ни с того ни с сего вдруг выдал он, когда Киара едва не задремала, согревшись в его руках.

«А то я без тебя не знаю», — хотелось огрызнуться ей. Вовсе не потому, что она чем-то недовольна — но подобные слова всегда смущали, заставляя краснеть. Чего ей, белокожей блондинке, категорически не рекомендуется делать, особенно когда на лице нет слоя белил.

— Ты определенно не силен в комплиментах, — проворчала она, на что получила смешок и согласный кивок.

— Определенно.

Амулет ментальной связи требовал внимания, да так настойчиво, что подушка нагрелась. Не удовольствовавшись этим, упрямая побрякушка, судя по едва ощутимым трепыханиям, решила выползти на волю.

— Боги, да иду я, иду… — проворчала Киара. На деле «иду» ограничилось ленивыми раскопками под подушкой, лежа на животе.

Как и предполагалось, сообщение было от Дальгора: он выдал координаты на телепортацию и велел явиться к двум пополуночи.

«То есть через час-полтора надо нарисоваться, — прикинула она, призвав с прикроватного столика карманные часы — полночь, начало первого. Настенных в её комнате не было: ритмичное тиканье раздражало чуткий слух фейри и буквально заставляло лезть на стены. — Надеюсь, на эту вечеринку пригласили меня одну».

Киара исподтишка скосила на Марка настороженный взгляд. Тот знай себе глазел на неё, ничуть не скрываясь и с таким видом, будто в жизни не видал ничего интереснее, чем её обреченно-недовольные гримасы.

«Не стал бы Алистер звать на нежить этого смертника. Наверное…»

Если уж так подумать, то ничего потенциально смертельного там не случится: грубо говоря, доппельгангер приравнивался к качественно сделанному вампиру. Беря в расчет трех некромантов — её, Алистера и Фалько, — управиться с одним вампиром — дело нехитрое. Но мало ли, что может пойти не так? Марка никто не натаскивал на нежить высокого уровня, возьмет да убьется по недоразумению.

— Мне идти где-то через час, — сообщила она, неохотно сев на постели и зябко кутаясь в смятую простыню. — Полагаю, надолго наша вечеринка не затянется. Говоря «наша», Маркус, я подразумеваю, что твоего духу там и близко нет!

Марк сел следом, не пытаясь прикрыться (да и что говорить, стыдиться ему совершенно нечего) и посмотрел внимательно и остро.

— Значит, пока ты будешь подвергать себя опасности, я должен сидеть дома и болтать со своим псом?

— Где сидеть и с кем болтать — это уж ты как-нибудь сам разберись, — сухо ответствовала Киара. Затевать очередной дурацкий спор не хотелось. Она вздохнула с показной печалью и придвинулась ближе к нему, по пути предусмотрительно (то есть, конечно же, совершенно случайно!) потеряв большую часть простыни. — Ну же, Марк, не дури, я тебя прошу. — Она обвила руками его шею, заставляя повернуться к себе. — Ведь вправду перегибаешь. Давай ты не будешь лезть в мою работу, а я не буду лезть в твою. И всем хорошо, все счастливы… особенно наши дражайшие коммандеры, чтоб их семь веков да по семи кругам Инферно таскало… Ну, идет?

Его ладонь, большая и горячая, легла на плечо, медленно оглаживая кожу; большой палец обвел рисунки татуировок, прежде чем остановиться на ключице. А потом её поцеловали, аккуратно и так… тепло, что мысли напрочь вылетели из головы. Не стоило вестись на это и стребовать-таки с Эйнтхартена клятвенное обещание не соваться к доппельгангеру. Но, честно говоря, сейчас это не казалось таким уж важным.