Её смерть была с видом на Вересковый фьорд.
Можно подумать, что это и есть её родная деревня. Но не было слышно ни холодного моря, ни истеричных чаек; вереск не шелестел на ветру, и над цветущей пустошью не гудели надоедливые насекомые. Солнце не грело кожу, а лиловатые цветы пахли не цветами, но душистым мылом.
«Всё это нереально», — твердил въедливый ум Киары Блэр. Но она отмахнулась от этого зануды, плюхнулась на желтоватую траву и с завидным пофигизмом плела веночек из вереска и красновато-сиреневых цветов эрики. Когда-то малышка Мирейя радовалась этим венкам, словно какой-нибудь алмазной тиаре… Хотя, конечно, полевые цветочки очень блекло смотрелись в её волосах — густо-красных, как рубины, ярко сияющих на солнце и очевидно выдающих нелюдскую кровь…
Она помнила, что обещала кому-то вернуться. Помнила зелень чужих глаз и крепко обнимающие руки, тихий голос у самых губ. Он не говорил «люблю», но что-то очень похожее.
Не будь покой таким долгожданным, Киара хотела бы вернуться к тому человеку.
Умиротворяющая тишина изредка прерывалась невнятным эхом голосов. Различить их было сложно, но можно… Киаре, однако, не хотелось. Всё, чего она желала, — сохранить это спокойствие, кристально-чистое, как вода в озере Лах-Эрн, и плести веночки, пока на этом клятом верещатнике не закончатся цветы…
Да не тут-то было.
«Облом», — флегматично постановила Киара, когда из утопического мира веночков её вышибло, будто пинком, в собственное тело. Холодное и мертвое, между прочим. Гул голосов усиливался до тех пор, пока она не начала различать отдельные отрывки фраз. И чем больше Киара сопротивлялась, тем четче слышала чужие голоса, и тем быстрее возвращалась тяжесть физического тела со всеми его неудобствами.
Осознание действительности тоже неумолимо возвращалось.
— Она не дышит, — обеспокоенно прогудели откуда-то сбоку. Карим. Его колоритный басок невозможно не узнать.
— Зато регенерирует, — раздраженно откликнулись в ответ. Кажется, это была Анаис. — Если уж всей твоей крови не хватит на оживление, то дыхалка ей, сам понимаешь, будет ни к чему.
— Давай ещё вкатим…
— Свихнулся? Ты еле живой, и мне не нужны два трупа вместо одного!
— Ладно…
— Карим… ты уверен, что мы не поторопились, надев на неё амулет?
— Уверен, — помедлив, сказал Стальфоде. — Она совсем не хотела возвращаться. Потом могло быть слишком поздно.
«Да кто вообще захочет возвращаться в этот дурдом? — мысленно вознегодовала Киара. — Не очень-то здесь весело, если кому интересно».
Увы, никто это не сочтет достойным аргументом. Ни Зейра с котом, ни Мирейя, ни братец Лайам, ни… Марк.
Марк!
Первый вдох вышел истеричным всхлипом. Легкие горели огнем, перед глазами всё плыло. Она попыталась сесть и тут же рухнула на колени, зажимая ладонью рот: пустой желудок содрогался в сухих спазмах, глаза немилосердно слезились. Хотелось ничком рухнуть на холодный каменный пол и больше никогда, никогда не подниматься.
— Тише, тише, — бормотал Карим, схватив её в охапку и укачивая, как ребенка. Его лицо, и так обычно бледное как кипень, пугало трупной синевой. — Погоди, сейчас… сейчас полегчает.
Киара кивала на каждое слово, с трудом давя подступающие рыдания. Тело казалось чужим, неловким, слабым и совершенно неспособным на какие-либо подвиги. В груди с трудом заживала дыра — опять дыра, да сколько ж можно! — а руки-ноги толком не слушались.
Анаис не прониклась её состоянием. Точнее, была слишком зла, чтобы проникнуться.
— Некогда сопли распускать! — рявкнула она. — Соберись, Блэр! Соберись, я тебя прошу…
— Я пытаюсь! — огрызнулась Киара — и ужаснулась слезам в собственном голосе. Срочно нужно было брать себя в руки. Не хватало ещё идти на поводу у своего тела, дурного и слабенького. — Чувствую, тварь вовсю резвится в городе… А где архимаги?
— Парня твоего полоумного ушли спасать.
Накатило предчувствие — такое нехорошее, что слезливая дурнота отступила на второй план.
— А он?..
Анаис выразительно развела руками.
— А он пошел об Элриссу убиваться. Уж не знаю, прибила она его или ещё нет.
Киара глубоко вдохнула, выдохнула и отсчитала тридцать секунд. Затем, мягко отстранив Карима, она уцепилась за его плечо и осторожно попробовала подняться.
Тело слушалось. Неохотно, но слушалось.
Вот так-то лучше.
— Никто не смеет убивать моего парня, — гневно отчеканила она. — Никто, кроме меня. А видят боги, я его убью. Идемте, мы тут засиделись.
Свежесть предрассветных сумерек перемешалась с запахами крови и гари. Вдалеке громыхало, как после удара молнии; сероватое небо иногда расцвечивалось всполохами и искрами. Вот так и выглядит издалека серьезная боевая магия — как дурацкий праздничный салют.
Чувствительный слух Киары улавливал также звериное рычание, и она слишком хорошо знала, кто это рычит. Вендиго её беспокоили. Немного. «Сырых» зомби, с глухим ворчанием ковыляющих к ней по разбитой брусчатке, она сшибала небрежным взмахом руки, и те уже не поднимались.
— Ты в порядке? — осторожно поинтересовался Карим. Киара лишь отрывисто кивнула.
Она была в порядке. Если уж не телом, то разумом: в нём воцарились ясность, безмятежность и сосредоточенность. Скатри — так называли это состояние древние колдуны фейри. Кристальную чистоту разума, идеально подходящую для сложного колдовства, Киара терять не хотела. А посему старалась не думать, как отделает Эйнтхартена за эту бездарнейшую попытку самоубийства.
Если архимаги успели ему на подмогу…
«Боги и богини, а если…»
Нет. Не думать. Конечно же, они успели!
— Прелестно, — флегматично протянула Киара, оглядев полуразрушенные дома по левую сторону улицы — ту сторону, что примыкала к центральной площади Иленгарда. — Элрисса решила переплюнуть Адельдора Кровавого? Тот хотя бы просто кровь лил, а не вот это всё…
— Мыслю я, что это не Элрисса, а её сынок. Рангрид всучила ему какую-то гренвудскую усилялку, а нам не говорила… — Анаис нервно усмехнулась. — Рейни и так была вся на нервах, а уж тут орала так, что, думали, крипта обвалится прямо на наши нечестивые головы.
— Могу её понять. — Киара старательно удерживала состояние скатри, хотя погасить вспыхнувшее бешенство — «Клятые архимаги, куда вы втравили моегоЭйнтхартена?!» — удалось с трудом. — Но если Рангрид так поступила, то у неё наверняка были причины? По крайней мере, мне хочется так думать!
— Были, — заверил Карим, но вдаваться в подробности не стал. И то сказать, не до того сейчас.
У проулка, ведущего на разрушенную площадь, Киара после недолгого спора уговорила друзей перенестись в Академию. Карим, без колебаний отдавший ей всю свою кровь, сейчас был не лучшим бойцом. Да и от целительницы Анаис в битве с нежитью толку нет.
Пожалуй, в битве с нежитью пригодится другая нежить.
Киара высвободила магию. Обычно норовистая, агрессивная и колючая, сегодня её сила лилась покорным и стремительным потоком. Перед внутренним взором мелькнула картинка: пятерка свеженьких вампиров вышибла тяжелые крышки гробов, а из недр огромных ящиков взметнулись два необъятных вихря, сотканные из голубоватых искр и несметного множества костей. Секунда, две — и вампиры замерли за спиной у своей создательницы, а костяные крылья заслонили розоватый горизонт.
— Блэ-э-эр-р-р!!! — послышался вопль твари, исполненный нечеловеческой ярости.
— Иду, иду, — невозмутимо откликнулась Киара и вышла из-за угла.
Центральная площадь лежала в руинах: от многих зданий остался лишь фундамент, а портальные арки и монумент Люциана I вовсе были разрушены подчистую. На месте монумента красовалась огромная яма с неровными краями — очевидно, сюда пришелся удар Марка. Тварь была жива — выглядела жутко, но регенерировала со страшной скоростью, при этом умудряясь отражать атаки трех архимагов-боевиков. Но не атаковала в полную силу и использовала всего два-три сложных заклинания, предпочитая действовать сырой магией. Что бы ни додумался обрушить на неё Марк, потрепал он её изрядно.
Нежить хохотала как безумная и выплескивала сырую силу волна за волной, призывая на разрушенную площадь свое мертвое войско. Некроманты, не занятые в сражении, пытались нейтрализовать смертоносную некроэнергию. Их было шестеро — и ещё двое лежали не шевелясь. После короткого приказа Джердиса трое из шестерых рассредоточились по периметру, готовясь отражать первую волну нежити. Сам он пока не вмешивался — берёг силу для дальнейшего сражения.
Марк, по счастью, был ещё жив. На ногах, правда, уже не стоял и весь был залит собственной кровью. Он, кажется, не заметил, как Киара оттащила его подальше от лича и выдернула из его руки испещренную гренвудскими рунами железку.
— Бесишь, Эйнтхартен! — прошипела она, хотя предпочла бы наорать от души. — Ни на минуту нельзя одного оставить!
Драгоценное спокойствие норовило рухнуть в Бездну и рассыпаться на мириады осколков. От мысли, что этот недоделанный герой чуть не помер с концами, на глаза наворачивались слезы, и даже орать ни на кого больше не хотелось. Лишь бы только Марк не отправился на тот свет прежде, чем доберется до лекарей.
«Я принцесса, и я не хочу ничего решать! — капризно подумала Киара, шмыгнув носом. — Хочу батистовый платочек и рыдать на груди у своего павшего рыцаря».
Однако ж до тех пор, пока лич не подох окончательно, Киара Блэр сама себе и принцесса, и рыцарь. Она это понимала, а посему спешно утерла глаза измятым рукавом и, повернувшись, уставилась в бездонные черные глаза архимага Джердиса.
— Драконы выкосят часть нежити — мне удалось добавить в их зомбирующую программу новые атакующие чары. Вампиры помогут избавиться от вендиго. Вы же… постарайтесь, чтобы вся эта пакость не добралась до меня раньше, чем я доберусь до Элриссы.
Джердис кивнул — как всегда, сухо и деловито.
— Нежить до тебя не доберется, девочка. Делай что нужно.
«Ладно, каким-то чудом ты узнала про Глаз Бездны… и выжила… и что же? Думаешь теперь, что ты умнее меня?» — раздался в голове вкрадчивый голос. По-видимому, Элрисса хотела потянуть время.
«Да это вроде как очевидно. — Киара усмехнулась, старательно изучая ауру лича. — Я сделала вид, что пляшу под твою дудку; используя твои же руны, восстала из мертвых и при этом не превратилась в кровожадное чудовище. А всё твоя непомерная гордыня и любовь к показухе».
«Жалкая девчонка! Если ты и пошла моим путем, тебе всё равно не хватило духу и мозгов, чтобы довести дело до конца!»
Она не ответила, продолжая искать брешь. Да и что толку говорить с тварью, как с человеком?
«Напрасно стараешься, — злорадно поведали ей. — У меня нет уязвимых мест!»
«Это ты так думаешь», — не менее злорадно откликнулась Киара. И резко потянула на себя ту тонкую, незримую ниточку, что связывала её с личем.
Сила Элриссы, тёмная и душная, хлестнула внутрь Киары. Она давилась ею, как какой-то невыносимой тухлятиной, но продолжала поглощать; Элрисса же оглушительно завизжала и пошла в атаку, от ярости позабыв о боевиках Круга. Её черная молния достигла цели, но слишком поздно. Сдвоенный удар от Фалько и Эрдланга уже было не отразить.
Киара с трудом, но села и утерла кровь с лица дрожащей рукой. Она лично хотела увидеть, как с тварью будет покончено.
Лишенная сил, Элрисса рассыпаа́лась прахом. Медленно, постепенно, изрыгая проклятья и всё ещё пытаясь атаковать врагов. Однако сил в ней больше не было, и даже огромная армия нежити давно уж рухнула замертво — лишь несколько из вендиго ещё рычали, и двуручники вампиров с хрустом вонзались в их усиленную металлом плоть.
Наконец, от лича остался лишь скелет — груда желтоватых костей, которые будто бы вытряхнули из первой попавшейся фамильной усыпальницы. На разрушенной площади воцарилась гулкая тишина.
Её разорвал громкий сухой треск, как если бы кто-то поджег кипу хвороста. Краем глаза Киара увидела яркую вспышку — огненный шар испепелил белеющие на фоне брусчатки кости.
«Марк!»
Киара подорвалась с места — и не скажешь, что всего минуту назад ей хотелось улечься прямо на разбитые камни и окунуться в спасительное беспамятство на ближайшую неделю. Марк, — её Марк, демоны дери! — был жив. Едва держался на ногах, шатался, зажимал руку, пораненную гренвудским артефактом, но был жив. И будучи одной ногой в могиле, судя по виду, умудрился обратить в пепел остатки своей матушки.
Весьма символично.
Дикое бешенство и злость на него смешались со слезливой радостью. Желание разреветься как дурочка Киара собиралась спрятать за руганью. Не успела.
Стоило оказаться рядом, как Марк прижал её к себе. (На деле — навалился всем своим немалым весом.) Крепких объятий не вышло — его руки дрожали, а в теле не чувствовалось ни капли магии. Он что-то шептал ей в волосы, наверняка пачкая их своей кровью. Что именно, Киара не слышала, со всех оставшихся сил вцепившись в его плечи.
«Боги, как же я тебя…»
— Что ты там бормочешь? — перебивая саму себя, буркнула Киара. Руки на талии сжались чуть сильнее — а потом мягко и совсем немного отстранили, чтобы она могла видеть его лицо.
— Выйдешь за меня?.. — хрипло и очень устало спросил Марк.
— К-куда выйдешь? — в ужасе переспросила Киара, гадая, не рухнул ли увесистый кусок черепицы на голову бедняге Марку. — Эйнтхартен, ты… тебе двадцать пять! Никаких свадеб в обозримом десятилетии, порукой тому слово господина Энобуса!
— Но мне двадцать семь…
— Да какая разница!
— А потом? Потом выйдешь?
Кажется, после очередной смерти она стала слишком сентиментальной. Потому что вместо поисков ближайшего окна — ну или вон котлован какой замечательный! — Киара уткнулась носом в его плечо и буркнула тихое «ага». Таким, как Эйнтхартен, проще дать, чем объяснить, почему «нет». Но не удержалась и добавила уже громче и строже:
— Но учти: я пойду только за архимага!
Марк в ответ обнял её. А позади них, едва стоящих на ногах, обнимающихся посреди разрушенной площади, залитой чужой кровью, братец Лайам ехидно возвестил:
— Ставлю десять золотых на скорую свадьбу!
— Окстись, Эрди. Какие уж тут ставки? — в тон ему откликнулся Алистер. — Мы с Мортимером их для того и свели, чтоб на свадьбе погулять. Как видишь, не прогадали!
— Однако. Может, брачное агентство откроете?
— Хм-м…
«Вот же придурки великовозрастные», — мысленно припечатала Киара. Но вышло беззлобно и почти ласково.
И правда ведь — не прогадали.