В хрустальном бокале темнела кровь, но не алая, а какая-то бурая, густая, и совсем не аппетитная. С видом сомелье, Эвике взболтала ее и придирчиво осмотрела, даже понюхала. Затем, не поморщившись, одним глотком ополовинила бокал. Оба Штайнберга, Уолтер и Гизела, окружившие девушку, облегченно вздохнули. До полуночи оставалось еще полтора часа, а пока что наши герои не находили себе места. Нервы были натянуты как волосок, на котором подвесили наковальню.

– Какая у вас кровь гадкая, ну прямо как вы сами, – прокомментировала Эвике, глядя на Штайнберга исподлобья.

– Хватит кочевряжиться, пей что дают, – парировал вампир.

Но прежде чем Эвике повторно поднесла питье к губам, Уолтер выкрикнул.

– Оставь и мне!

– Вам-то зачем? – удивилась девушка.

– Хочу изучить вампирское сообщество изнутри. Да и телохранитель тебе не помешает.

– Тогда берите.

– Однако же, какая бойкая! – возмутился фабрикант, преграждая ей дорогу. – Кем ты себя возомнила? Думаешь, напялила платье Берты, так и сама стала дамой? Еще чего! Простая служанка, а своевольничает. Или в наши края уже добрался «женский вопрос»? Даже не вздумай делиться с ним кровью. Кстати, что вы вообще здесь делаете, любезный? – обратился он к англичанину. – Я вас не приглашал.

– Зато я его пригласил, – вмешался младший вампир. – Уолтер будет шафером на н-нашей свадьбе – так ведь, Гизела?

– Конечно, – отозвалась виконтесса и содрогнулась.

– В таком случае, пусть пьет. Надо же как-то объяснить гостям его присутствие. Одним прихлебателем больше – одним меньше, чай не разоримся.

Сложив руки на груди, фабрикант встал у камина, презрительно наблюдая, как Эвике протягивает Уолтеру бокал. Их руки коснулись. Несколько секунд они простояли так, держась за бокал, будто Тристан и Изольда за чашу с приворотным зельем. С той лишь разницей, но на первом был мешковатый фрак, украденный из гардероба Штайнберга и наспех перешитый, а на второй – платье с огромным кринолином, такое ярко-алое, что при виде него у змеи начался бы нервный тик. Крупные, огрубевшие от работы руки девушки были втиснуты в черные перчатки. Руки Берты тоже не отличались изяществом, но даже так, перчатки оказались узки. Бедняжка едва шевелила пальцами.

– Пейте же, сударь.

Уолтер отхлебнул из бокала и тут же зажал рот, потому что желудок наотрез отказывался принимать отвратительное пойло.

– Арррххх! Бееее… Какая мерзость!

– Ну не лимонад, что ж поделаешь, – философски заметила служанка.

– Но ты-то выпила не сморгнув!

– Дело привычки. В нашем приюте такую овсянку на завтрак давали, в ней такое попадалось!

– Тараканы, что ли?

– Еще хуже – овес.

Пока Эвике живописала приютское меню, Леонард и Гизела переглянулись с видом экзаменаторов.

– Берта? – позвал Леонард.

– Да, сударь?

Виконтесса фон Лютценземмерн вздохнула и подняла очи к потолку, зато ее будущий свекор, не отличавшийся терпением, затряс кулаками.

– Ах, она нас всех погубит!

– Не называй меня так, – терпеливо объяснил Леонард. – И Уолтера, и Гизелу. Мы теперь твоя родня и друзья.

– Знал ведь, знал, что нельзя доверять этой дуре!

– Успокойся, отец. Ты, Эв… Берта, тоже не нервничай. Давай сначала.

– Хорошо… эээ… братец.

– Берта никогда не называла тебя так… по-мещански, – заметила Гизела.

– Все равно никто не знает, как она меня называла.

– А Лючия? Вы не забыли ее предупредить относительно наших планов?

– Ее здесь не будет. Берта попросила ее не приезжать на свадьбу. Что бы там про нее ни говорили, Лючия очень тактична.

– Тактична, как же. На подарке решила сэкономить. А ты смотри у меня! – Штайнберг потряс мясистым пальцем перед носом новоявленной дочери. – Попробуй только сорвать мероприятие! Шкуру спущу! Это, кстати, ко всем тут относится.

– И ко мне?

Ресницы Гизелы запорхали.

– Вы, конечно, исключение, – смиренно отвечал Штайнберг, но вдруг повел носом и пошарил рукой в воздухе, словно нащупывая что-то. – Это у кого же наглости хватило пронести на вампирский бал серебро? Не иначе как у вас, юноша. А ну-ка выверните карманы!

– Да как вы смеете?! – вспыхнул Уолтер и подался назад.

– Обойдемся и без личного досмотра. Серебро у вас в кармане слева. Показывайте, с чем пожаловали.

Сердито сопя, мистер Стивенс засунул руку в обозначенный карман и вытащил распятие, высоко подняв его над головой, будто епископ, благословляющий паству. Его уязвленное самолюбие было отомщено, потому что старший вампир, взвыв, упал на пол, закрывая лицо руками. Леонард тоже отвернулся, но без особой поспешности.

– Спрячьте немедленно! – вопил Штайнберг, брызгая слюной. – И унесите прочь, с глаз моих долой! Живо! Хотя нет, постойте-ка, – добавил он, когда юноша спрятал крест, – правый карман у вас тоже топорщится. А там что за сюрпризец?

– Вот, полюбуйтесь!

Дрожащими от ярости руками Уолтер вытащил разноцветные флаконы и сунул их Штайнбергу в лицо. Тот сплюнул.

– Святая вода, как пить дать!

– Духи, скорее всего, – встрял Леонард. – По флакону можно определить.

– А я говорю, святая вода!

– Уолтер, позволишь?

Леонард проворно стянул белую перчатку и капнул содержимое одного из флаконов себе на мизинец. Смятение прокатилась по рядам зрителей. Никогда прежде юный Штайнберг не прикасался к незнакомой жидкости, да еще к такой! Но ничего не произошло. Палец так и не вспыхнул пламенем, даже цвет не изменил.

– И правда, духи, – подивился отец. – Вы их прямо так в кармане и носите? Для пущей, так сказать, привлекательности? Ну и ну! Я-то все гадал, почему наш граф оставляет дочку наедине с холостяком? Оказывается, это мне нужно было за сына волноваться. Хе-хе! Вы, молодой человек, хоть предупреждайте окружающих. Зеленую гвоздику в петлице носите или что еще делают господа… с такими наклонностями.

Он гулко расхохотался, но никто не поддержал порыв веселья. Даже так, было ужасно обидно. Уолтер стоял – по любимому выражению людей с тонкой душевной организацией – как оплеванный. Развернувшись, он чуть ли не бегом бросился в спальню, а за ним поспешил Леонард и уже на лестнице поймал его за фалду фрака.

– Он не всегда такой.

– Неужели? А по-моему, твой отец только и высматривает, кого бы в грязь макнуть. Как он мог меня вот так… перед дамами?

– Зато ты сохранил святую воду, – сказал Леонард, пока они шли по коридору.

– На что она мне? Лей не лей, вампирам хоть бы хны.

– Она только на меня не действует, а на остальных – вполне.

– А что же, черт побери, действует на тебя? – вырвалось у Уолтера.

– Серебро, – невозмутимо пояснил Леонард. Он был не из обидчивых. – Вот, посмотри.

Он чуть приподнял левую перчатку и англичанин увидел, что по его ладони протянулся красный, припухший след, как от удара линейкой.

– Могу я спросить, что ты задумал? – поинтересовался Уолтер, пропуская вампира в свою спальню.

– Можешь.

– Что ты задумал?

– Не скажу, – Леонард довольно улыбнулся. – Это мое дело. А тебе посоветую следующее – распятие оставь здесь, его сразу учуют, а вот святую воду носи при себе. На всякий случай. Жаль, маловато. Это все, что отец Штефан тебе освятил?

– Откуда ты знаешь, что я у него был?

– Он сам рассказывал. Дуется, что ты ему такую неказистую тару подсунул, хотя чего еще ожидать от англичанина после того, как они отреклись от католической веры. Говорит, с тех пор вы совсем опакостились…

– Восхитительно! – взорвался Уолтер. – Так ты любезничаешь с местным священником. Что еще я про тебя не знаю, Леонард? Вообще, вампиры бывают нормальные, без выкрутасов? То на меня действует, это не действует! Рехнешься тут с вами.

Во время его тирады Леонард обследовал комнату на предмет интересной плесени.

– Не сердись, – попросил он, выбираясь из-под кровати. – Священника я проведал впервые за целый год. Нужно было оставить у него кое-что, вдруг потом пригодится. Отец Штефан, конечно, развопился, даже пытался прогнать меня взашей, раз уж я выползок из тьмы. Но потом мы договорились. Отец Штефан, вообще, добрый старик, хоть и мракобес.

– Ничего себе вы спелись!

– Какой там! Из всей нашей семьи он меня сильнее всех ненавидит. Но ничего не поделаешь, обстоятельства того требуют. А вот рассказать ничего не могу. А то мне потом стыдно будет, если зря паниковал.

– Зря? Это почему же зря? – на Уолтера накатила новая волна гнева. В голове стало так жарко, словно туда плеснули горячего супа. – Целый год этот подлец над вами измывался, так что у тебя есть все основания для страхов. Ты же говорил об этом отцу, я сам слышал, еще тогда, на балконе.

Леонард присел на край кровати.

– Да, г-говорил. Но вдруг я просто убедил себя в том, что Виктор – настоящий мерзавец? Он ведь спас Берту от смерти.

Он спас, а я не успел, понимаешь ты это? Но мне нравится думать, что он хочет причинить Берте зло. Что истинная причина ее побега он, а не я.

– Что же ты такого натворил, раз она сбежала? Вылил кислоту на ее любимую шляпку?

– Я пошел на поводу у отца и согласился жениться на Гизеле. Мне не следовало… я поступил очень скверно! В первую очередь с Гизелой.

– Неужели совсем ее не любишь?

– Нет. И она меня тоже. А еще она не любит амеб. Представляешь? У супругов ведь должны быть общие интересы! А как нам жить вместе, если она не любит амеб?

– Это ужасно, – сказал англичанин, так и не объяснив, к чему относилась его реплика – к отсутствию общих интересов или к самим амебам.

– Когда Берта узнала про нас с Гизелой, – продолжил Леонард, – она… даже не знаю… как будто забаррикадировалась внутри себя. Мы почти не разговаривали. Вся беда в том, что мы, Штайнберги, совсем не умеем общаться. Нам бы сесть втроем и просто поговорить, но никак не получается. Может, мы бы друг друга поняли. Может, все бы друг друга поняли, если бы просто поговорить.

Уолтер заметил слезы в его глазах и взмолился мысленно, чтобы Леонард взял себя в руки. Как утешить впавшего в истерику вампира, он не имел ни малейшего представления.

– Ну, все, хватит, – Уолтер неловко похлопал его по спине. – Когда-нибудь я найду твою сестру. Найду и приведу домой. Нельзя же целую вечность бежать от кого-то. Рано или поздно ей захочется побежать к кому-то.

– Моя сестра очень одинока, Уолтер. И ее одиночество не зависит от того, окружают ли ее другие люди. Но пора возвращаться. Я переживаю за Эвике, как бы чего не вышло. Заодно и проверим, подтвердятся ли наши опасения насчет Виктора.

А внизу взволнованная Эвике делилась с хозяйкой все новыми источниками опасений.

– Ой, фройляйн, ведь столько гостей прибудет, как я узнаю жениха?

Гизела задумалась.

– Если рассуждать логически, то это должен быть самый древний, а потому и уважаемый вампир. Мы его быстро опознаем по запаху. Или по лысине. Или по плесени за ушами. Или по тому, что он будет нести свою голову подмышкой…

– Вольно же вам издеваться, – обиделась горничная. – Лучше скажите, что это за штуковина? В кармане лежала.

Она показала виконтессе блокнотик, состоящий из костяных страниц, с карандашом-замочком. С деланным равнодушием виконтесса покрутила в руках артефакт и вернула служанке. У нее самой никогда не было таких безделушек.

– Это бальная книжечка, чтобы устанавливать последовательность танцев.

– Ага, понятно! Ежели меня кто-то пригласит вне очереди, так я его огрею этой штукой. Чтоб не совался, значит.

– Нет! Ты должна записывать, кому обещала танцы. Вот почему ты такая глупая?

– Виновата, фройляйн.

– Не называй меня «фройляйн». Берта меня так не называла. Даже когда злилась.

– Простите, Гизела.

– Давай на «ты». Берта всегда мне «тыкала», хотя мы с ней, конечно, не ровня. Ох, ну что с тобой делать? Ты обязательно срежешься!

– Гизела?

– Да?

– Помолчи, а? Я и так волнуюсь, а тут еще ты под ухом ноешь, – выпалила девушка и опешила от собственной дерзости. Но виконтесса лишь улыбнулась.

– Уже лучше, – похвалила она, – хотя Берта сказала бы с большей долей сарказма.

– Знаю, – отрезала Эвике, – много в ней было этого самого сморказма. Но сегодня вечером Берта Штайнберг – это я. Что хочу, то и говорю.

Их разговор был прерван оглушительным трезвоном. Если звонок в замке и прежде не отличался мелодичностью, то сейчас он прозвучал как набат. И обе девушки, и Уолтер с Леонардом, которые как раз входили в залу, и фабрикант, метавшийся из угла в угол – все замерли на месте, но тут же завопили одновременно:

– ГОСТИ!!!

– В такую рань?!

– Откройте им кто-нибудь!

– Сейчас!

– Тебе нельзя, ты теперь дама!

– Тогда сами открывайте!

– Уже иду! Уже иду!

Вампир понесся к парадному входу, а за ним повалила любопытная молодежь. На пороге стояли двое мужчин, один чуть позади другого. С ними была совсем молоденькая девушка, которая почему-то нахмурилась при виде Штайнберга.

– Эээ? – вежливо поздоровался фабрикант.

– Тьма да прибудет с вами, – поклонился незнакомец. – Не знаю, помните ли вы меня, но я Виктор де Морьев. Позволите войти?

Когда гости заявляются раньше времени, события развиваются в одном из трех направлений. Если позволяют дружеские отношения, хозяева попросят неурочных посетителей накрыть на стол (покрошить салат, натереть паркет мастикой, настроить пианино.) Тогда совместный труд сгладит любые неурядицы. Но в великосветской обстановке сей вариант невозможен, поэтому или гости будут топтаться посреди бальной зал, оказавшейся вдруг такой огромной, или хозяева сгорать от стыда, гадая, правильно ли указали время на приглашениях. В нашем случае произошло последнее.

– Добро пожаловать, – заюлил фабрикант, склоняясь перед гостем в три погибели. – А разве… еще же не полночь… ох, о чем это я? Милости просим, проходите.

Вся троица переступила порог, но за Штайнбергом пошел только Виктор. Его спутники замерли у двери, дожидаясь команды следовать дальше.

– Благодарю, герр Штайнберг. Это ваш первый бал в такой компании, верно? Тогда вы ничего не знаете о церемониале. Гостям всегда приятно, если ассамблею открывает Мастер и лично приветствует входящих. Поэтому я прибыл раньше остальных.

– Да, разумеется. Это такая честь… мы все польщены… А разве госпожа Эржбета…

– Эржбета передает свои извинения. Только не подумайте, будто она манкирует вашим приглашением. Как это ни прискорбно, но в ее особняке случился пожар, – тут спутники Виктора переглянулись, но он продолжил, как ни в чем не бывало. – Сейчас она, должно быть, допрашивает прислугу и освободится не раньше, чем через неделю. Очень тщательная женщина. Да и методы у нее старомодные, неторопливые.

Теперь Уолтер мог как следует разглядеть гостя. Если прежде англичанин лелеял мечты, что у пришельца окажутся заостренные уши – ну хоть немножко – и дряблая кожа вся в трупных пятнах, то его чаяния обратились в прах. Виктор был прекрасен настолько, что глаза невольно искали пьедестал, с которого он соскочил. Природа создала его из драгоценных материалов, кожу – из белоснежного мрамора, темно-русые, чуть вьющиеся волосы – из шелковых нитей, губы из гладкого плотного атласа. В зеленых его глазах то и дело вспыхивали искорки, словно крупицы золота на дне ручья. Улыбка была веселой и дружелюбной, манеры непринужденными – казалось, он вот-вот расхохочется совсем по-ребячески. Легко было поддаться его чарам, но Уолтер убедил себя, что это личина, как бинты на лице прокаженного, скрывающие гниющую плоть. Кто-то лежит в канаве с перегрызенным горлом, чтобы обеспечить вампиру румянец и блеск в глазах. Чему тут завидовать?

– Где же моя невеста? – спросил вампир, но тут же подошел к Эвике, опознав ее по красному платью. – Bon soir, mademoiselle, comment allez-vous?

Эвике смотрела на жениха с нескрываемым ужасом.

– Я по-французски не обучена, – пролепетала она, лихорадочно обмахиваясь веером, чтобы скрыть дрожь в руках.

– Ах, герр Штайнберг, неужели вы сэкономили на учителях? Стыдно, право же.

– Да, я как-то упустил это из виду…

– Помимо учителей, должны быть еще и способности к языкам, – ввернула Гизела. Виктор воззрился на девушку так, словно она возникла из ниоткуда, и кивнул ей рассеяно.

– С кем имею честь?

– Гизела фон Лютценземмерн. Я дочь хозяина замка и невеста Леонарда.

– Очень приятно, мадемуазель.

– Мой отец еще у себя, но я позову его…

– Не трудитесь, – остановил ее вампир, который вообще не мог сфокусировать на ней взгляд, и вновь повернулся к невесте.

– Берта, mon amour, у тебя целая вечность, чтобы выучить французский. Думаю, мой замок станет идеальным местом для языковой практики. Любой из моих замков, – добавил он. – А раз уж во время медового месяца мы поколесим по всей Европе, ты быстро заговоришь на иностранных языках. Пока же я буду счастлив разговаривать на твоем родном, mein Liebchen.

Виктор взял ее за руку и поцеловал кончики пальцев, осторожно, будто они были такими хрупкими, что вот-вот истают от его ледяного дыхания.

– Ах, какая же у меня память дырявая! – покаянно вздохнул вампир. – Совсем забыл про подарки! Для тебя, ma cherie, приготовлен сюрприз – прости, но придется тебе помучиться до свадьбы. Поверь, оно того стоит. Зато для Леонарда кое-что уже припасено.

Летящей походкой он подошел ко второму вампиру и взял у того из рук два свертка. Потом, замешкавшись, посмотрел на Уолтера и Леонарда, силясь понять, кто есть кто.

– Я Леонард, – представился молодой вампир. – А это Уолтер Стивенс, мой друг.

Мужчины обменялись рукопожатиями.

Подарком Леонарда оказалась книга в строгой черной обложке, но лишь увидев слово «Микроорганизмы» в заглавии, юный вампир радостно взвизгнул. А когда открыл ее, так и вовсе замер с распахнутым ртом, потому что дарственная надпись гласила: «Леонарду Штайнбергу, моему самому горячему поклоннику. С наилучшими пожеланиями, Луи Пастер». Ниже было наскоро приписано крошечными буквами «Если вы читаете это, пожалуйста, позовите полицию!!!»

– Он ж-жив?

– Кто?

– Па-па-пастер!

– С чего бы ему не жить? Просто слегка испугался. Пожалуй, все же следовало воспользоваться дверью, а не форточкой. Учту на будущее. А так мы очень мило побеседовали. Мсье Пастер даже показал мне образцы разных бактерий. Занятные существа.

– О да! – с жаром сказал Леонард. – Многие из них вполне сформировавшиеся личности! За ними так интересно наблюдать! Хотите, я покажу вам свою коллекцию?

– Обязательно. Только давайте после торжеств. Хочу рассмотреть их не второпях, не на бегу.

Не сводя с француза обожающих глаз, Леонард закивал, а Уолтер понял, что уже не является его другом номер один. Ему стало обидно.

Тем временем Виктор добрался и до отца семейства.

– Герр Штайнберг? Что-то вы невеселы. Все еще дуетесь из– за тех писем? Напрасно! Признаюсь, тон их был несколько холоден, но вы не представляете, в каком шоке я пребывал, узнав об опасности, грозившей моей невесте. Притом, что сам я был так занят, что не мог поспешить к ней, утешать ее, держать за руку. Примите мои самые искренние извинения, – он постучал себя кулаком по груди. – Mea maxima culpa. Я прощен?

– О, конечно, на что тут обижаться, – заверил его обрадованный фабрикант. На поверку будущий зять оказался не так уж плох.

– Замечательно! Позвольте вручить и вам подарок. Не знаю, угодил ли, но вещица премилая.

Развернув хрустящую бумагу, Штайнберг узрел огромный письменный прибор с чернильницей, пресс-папье и маленькими часиками без стрелок – к чему вампирам следить за временем? Прибор был, разумеется, из чистого золота. Принимая подарок, фабрикант улыбнулся во весь рот.

– Это чтобы вести учет доходов. Не сомневаюсь, что они взлетят до небес. Пора покорять новые рынки, герр Штайнберг. Коль скоро мы породнимся, я обещаю как следует прорекламировать ваш кровяную колбасу во Франции.

Подарок пошел по рукам, вызывая восхищенные вздохи, но когда добрался до Уолтера, тот разглядел на массивной подставке гравировку, очень изящную. Изображена была сцена то ли из античной истории, то ли из мифологии. Толпа воинов окружила девушку, наряженную в роскошную тунику. Хотя фигуры были маленькими, граверу удалось передать и ужас девушки, и ее решимость. Она не спускала глаз с мужчины, который сжимал в руках меч. А разделял их алтарь. Уолтеру не понравилось это изображение. Очень, очень не понравилось. Прямо-таки совсем.

– Что-то не так, мистер Смит? – спросил Виктор, заметив, как он нахмурился.

– Стивенс, – поправил Уолтер. – Что это за сюжет?

– Классический. Один эпизод из плавания Агамемнона в Трою. Эсхил его, кажется, упоминает.

– Всяких там Эсхилов я не читал, но красиво получилось, – фабрикант отнял у Уолтера игрушку, мельком осмотрел гравировку, но поскольку от мифологии у него челюсти сводило, сосредоточился на чернильнице. Она была изукрашена гирляндами и венками, что не могло не польстить его утонченному вкусу.

– Думаю, у герра Штайнберга еще будет возможность ознакомиться с этой историей, – проронил Уолтер.

– Разумеется! – воскликнул Виктор, но тут же присовокупил: – Я в том смысле, что вечность оставляет много свободного времени для просвещения.

Перезнакомившись со всеми присутствующими, Мастер Парижа указал на свою свиту.

– Позвольте представить вам моих спутников. Это Готье, мой давнишний приятель. Я до сих пор с теплотой вспоминаю нашу первую встречу.

Черноволосый вампир с липким, как патока, взглядом и глумливой ухмылкой присоединился к компании. Одет он был во фрак, уже засаленный на плечах от соприкосновения с его волосами, такими грязными, будто он полоскал их в дегте. Уолтер успел заметить, что последние слова Мастера заставили Готье вздрогнуть, и наглая улыбка увяла, будто орхидея на морозе.

– А это Изабель, замечательная во всех отношениях. Ну, иди сюда, Изабель, не стесняйся. Вы с Бертой обязательно должны подружиться. Изабель станет тебе компаньонкой, ma cherie.

К Виктору подошла тщедушная девушка, одетая в несуразное серое платье, волочившееся за ней по полу, как тряпка. Ее Эвике невзлюбила сразу. К встрече с женихом она уже подготовилась, зато не знала, чего ждать от этой.

Изабель тоже не понравилась Берта. Во-первых, она заслуживала смерти хотя бы потому, что была невестой Виктора. А во– вторых… «Во-вторых» было намного интереснее. Просияв, Изабель бросила быстрый взгляд на Мастера.

«Ты чувствуешь? Посмотри, ты только посмотри! – Она разве что не прыгала от восторга. – Это же… это же замечательно! Можно, я ее сейчас убью?»

«Подожди, Изабель, всему свое время».

«Зачем ждать? Она ведь.»

«Потому что игра только началась!»

– Позвольте вас оставить, дамы, – Виктор галантно поклонился и поцеловал ручку Берты-Эвике.

Изабель была готова ее задушить.

– Мне нужно с тобой поговорить, – она подошла вплотную к невесте и серьезно посмотрела на нее снизу вверх.

– К твоим услугам, – на всякий случай та сделала шаг назад.

– В промозглую погоду он любит теплый гроб, – выпалила Изабель, хватая ее за руку. – Ты должна приносить ему грелку.

У Эвике отвисла челюсть.

– Это совет, что ли?

– Нет, – сказала вампирша как будто с наслаждением. – Это твоя обязанность.

– Ага! А я-то думала, как мне ублажать мужа? Подожди, сейчас запишу… хотя нет, так запомню.

– Если во сне он будет спрашивать про бумаги, отвечай, что они в надежном месте.

– Ух ты, никогда б не догадалась. Еще что-нибудь? Ты не смотри, что я зеваю, мне, правда, очень интересно!

– Он совсем тебя не любит, – выпалила Изабель, но Эвике даже не сочла нужным обидеться.

– Да ну? А кого он любит? Тебя?

– Нет. Он любит свою жену, – раздумчиво проговорила вампирша. – Я читаю это в его мыслях. Только она умерла, поэтому с ней его несложно делить. А вот с тобой…

– Что поделать, такова твоя женская долюшка. Неразделенная любовь и прочие дела. Привыкнешь, Изабель.

– И ты тоже привыкнешь… Берта Штайнберг.

Эвике передернуло от ее последних слов и от того, как эта девчонка посмотрела на нее колючими серыми глазками. А уж когда она улыбнулась, стало совсем жутко.

– Да уж как-нибудь, – пробормотала она и поспешила ретироваться.

А Изабель продолжала смотреть на нее с издевательской полуулыбкой.

* * *

Этой ночью Берта не пошла в больницу. Еще вчера она взяла отгул – фрау Кальтерзиле не только не возражала, но еще и предложила ей второй выходной в обмен на обещание не рассказывать, чем она будет заниматься в первый. Поймав экипаж, вампирша поехала в редакцию газеты, надеясь разузнать адрес критика, недовольного современной литературой. Несмотря на поздний час, в редакции было шумно и весело. За широким столом трое журналистов пили абсент, испрашиваю у Зеленой Феи вдохновение, чтобы написать статью про очередное политическое покушение, или про дождь из тропических лягушек над Сибирью, или про горшок с фикусом, злодейски украденный с чьего-то подоконника. Нужные сведения Берта раздобыла без труда.

Но когда она приехала по указанному адресу, Карла Мейера не оказалось дома. Консьерж сообщил, что уже час как он укатил на квартиру к приятелю, некому Зигфриду. Вампирша не привыкла сдаваться так легко и спросила, как ей добраться до последнего. Пожав плечами, консьерж объяснил, но добавил, что фройляйн все равно не примут. У друзей намечалась важная деловая встреча.

– Это хорошо, – сказала Берта, – потому что деловая встреча у них как раз со мной.

Когда экипаж остановился у дома Зигфрида, вампирша так топнула от раздражения, что проломила мостовую. Квартира находилась на втором этаже, но в окне не горел свет. Она и так уже полгорода исколесила, и все втуне! А ведь у нее совсем мало времени.

Берта шагнула на крыльцо и вдруг почувствовала, как по реальности пробежала дрожь. Поблизости открывали портал в другой мир. Теряясь в догадках, вампирша взлетела на подоконник и прижалась к стеклу. В квартире действительно было темно, но и люди там были. Сначала она разглядела стол, на котором покоилась доска с рядами букв, цифр, и словами «да», «нет» и «до свидания». На ней азартно подрагивала стрелка. Похоже, Берта успела к самому началу спиритического сеанса.

За столом сидели двое: брюнет в очках и с кудрявой бородкой, а рядом – светловолосый толстячок, который испуганно озирался по сторонам.

– Ну что, Карл, кого будем вызывать? – неуверенно спросил толстяк. – Клопштока, Бюргера, Шиллера?

– Лучше сразу Гёте, – отозвался брюнет, он же критик Карл Мейер.

– Ого! А не жирно для нас с тобой?

– В самый раз.

– И что, он прямо здесь появится? А как? Если в виде черного пуделя, то лучше не надо. Моя квартирная хозяйка запрещает приводить собак.

– Нет, Зигфрид, мы же не Мефистофеля вызываем, а самого Гёте.

– А, ну тогда другое дело.

– Мне начинать?

– Давай, что ли.

Мейер воздел руки к потолку, да так внезапно, что Берта чуть не сорвалась с подоконника.

– О, Иоганн Вольфганг фон Гёте, классик немецкой литературы! – протрубил критик. – Взываем к тебе, великий гений! Внемли нам! Посети сие скромное жилище! Прииди…

– А эктоплазма будет? – забеспокоился Зигфрид. – Хозяйка точно меня убьет, если мы все стены заляпаем. Она недавно поменяла обои.

– Прииди без эктоплазмы, – продолжил Карл, посылаю другу убийственный взгляд. – Ты здесь, дух?

Стол утвердительно качнулся.

– Спроси, кто выиграет завтра на скачках!

– Заткнись, – одними губами прошептал Карл. – О великий Гёте! Ты ли это?

Стрелка указала на «да».

– Благодарю тебя, дух, за то, что ты услышал мою нижайшую просьбу! Ты столь же милостив, сколь велик!

– Да вы замучили меня своей казенщиной. Переходите, что ли к делу, у меня еще столько вызовов.

Берта увидела то, чего не дано было видеть смертным – у стола стояла полупрозрачная фигура мужчины в старомодном сюртуке. Лицо его, доброе и благообразное, показалось знакомым, ведь именно оно смотрело с фронтисписа в каждом томике собрания сочинений. Более того, ей даже удалось разглядеть свиток у него в руках. На нем готическим шрифтом были написаны имена в две колонки, а возле некоторых дух уже поставил аккуратные галочки.

– О, солнце словесности! – продолжал велеречивый Карл. – Я вызвал тебя вот по какому вопросу – уже много лет я ищу настоящего гения, способного вдохнуть новую жизнь в нашу загнивающую литературу. Реализм как жанр давно себя изжил, натурализм на поверку оказался пустышкой…

– Наконец-то хоть с кем-то побеседую про литературу, – дух классика потер руки. – Все лучше, чем объяснять, где у тещи заначка!

– Где нам найти гения, который вызволит человечество из пещеры заблуждений? Где отыскать сей золотой светильник?

– Сейчас отвечу! Так, какой у нас год?

Окно с треском распахнулось, и на подоконнике нарисовалась незнакомая девица. Ошарашенные, друзья обернулись к ней.

– Ну? – спросила ночная гостья. – Долго мне еще тут стоять? Пригласите меня кто-нибудь.

Хорошие манеры опередили здравый смысл.

– Проходите, фройляйн, – автоматически отозвались мужчины.

– Спасибо. А теперь спите.

Она нетерпеливо махнула рукой, и оба спирита сразу же заклевали носом. Берта подошла к духу, несколько удивленному, и сделала нервный книксен.

– Здравствуйте, сударь, – робея, сказала она. – Или вы только на «великий дух» отзываетесь?

– Что вы, сударыня, мне так даже приятней, – дух Гёте поклонился со старомодной учтивостью. – Стало быть, вы можете меня видеть?

– Да.

– Чудесно. Давайте посидим, поговорим по душам…

– Боюсь, что с этим пунктом выйдет заминка. У меня ее нет.

– Так вы носферату? – вежливо уточнил дух.

– Да. Извините, если разочаровала.

– Ничего, я всегда рад побеседовать с красивой дамой, вне зависимости от ее экзистенциального статуса. Что вам угодно, сударыня?

– На самом деле, я пришла к Мейеру, – пояснила вампирша, – но вы мне поможете даже лучше. Он спрашивал у вас имя какого-нибудь гения, так?

– Да, у меня даже есть список подходящих лиц.

– Забудьте про список! Скажите ему, что гения, которого он ищет, зовут Маванви Грин.

Дух все-таки достал призрачный список и педантично рассмотрел его в призрачный же лорнет.

– Этого имени там не значится.

– Еще б оно там было! Но все равно…

– Приношу мои глубочайшие извинения, сударыня, но лгать я не стану, – настырно продолжил дух. – Литература – это святыня.

Берта едва сдерживалась, чтобы не кусать ногти от волнения. Вот ведь какой упрямец!

– Но литература бывает разной. И то, что хвалят критики, не всегда по нраву обычным людям. Не всем хочется читать книги, которые правдиво отображают дух эпохи, призывают и клеймят, протестуют и выражают прогрессивные мысли. Это порою так утомительно. Одни книги намертво пригвождают нас к реальности, а другие переводят через порог. И те, которые в свое время считались бульварщиной, будущие поколения могут вознести на пьедестал. Я и так знаю, что Маванви никакой не гений. Но дайте ей шанс. Быть может, ее книга, какой бы посредственной она ни была, тоже найдет своего читателя… Пожалуйста, сударь. Маванви никак нельзя оставаться в больнице, и домой ей тоже нельзя. Пожалуйста.

Дух вздохнул.

– Ну, хорошо, есть отрывок из ее произведения?

Она молча показала ему три журнала, которые все это время прижимала к груди.

– Так много? Что ж, количество еще не означает качество, но поглядим… гм, прелюбопытно…

Примерно через час Берта начала нетерпеливо постукивать ногой. Всецело погруженный в чтение, дух не обращал на нее ни малейшего внимания. Он перевернул страницу, но, передумав, отлистнул ее обратно.

– Что вы делаете?

– Хочу перечитать описание костюма, в котором Кармилла отправилась на Великую Битву Зла со Злом.

– Да чего там перечитывать? На ней одежды было – раз– два и обчелся.

– Вот именно, – отозвался классик и только что не облизнулся. – Потрясающе!

– Вот и поквитались, – хмыкнула вампирша.

– О чем вы?

– Согласна, девчонка пишет будто кошка, к хвосту которой привязали авторучку. Но это еще не повод для издевательств!

– Давайте обойдемся без критиканства. Как же, помню, были невежды, которые насмехались над моим «Вертером», не принимая его новизны. Нашелся один умник, который даже пародию настрочил. Но я не позволю ругать сочинение сей талантливой юной особы!

– Талантливой? Вам что же, нравится?!

– А что тут может не нравится? Взять, для примера, сцену, в которой Кармилла голыми руками убивает разъяренного вервольфа, спасая своего возлюбленного вампира Натаниэля…

– Это того, у которого аквамариновые глаза?

– Яшмовые, – рассеяно поправил дух, – Или вот еще…

– Ну, хорошо, хорошо! Тогда я разбужу этих двоих, а вы продиктуете ее имя.

– Сейчас, только дочитаю до конца главы.

– Еще успеете, если книгу издадут. Вы готовы?

– А можно…

– Нельзя.

– Жаль. Тогда готов.

Друзья одновременно проснулись и посмотрели друг на друга осоловелыми глазами. Но как только увидели, что стрелка движется, Зигфрид схватился за карандаш.

– …Ну и имечко, язык сломаешь.

– Придумаем ей псевдоним. Спасибо, дух! А теперь адрес.

– … штрассе, – прилежно записывал Зигфрид. – Постой, но там же психушка!

Карл Мейер заулыбался, как кошка на сметану.

– Нам повезло вдвойне! Безумный гений!

– Ладно. Ой, гляди, он еще не закончил.

Стрелка вновь забегала по доске.

– …на скачках первой придет Беладонна. Ух ты! – радостно завопил Зигфрид.

А на улице прохожие отшатнулись от безумной девицы в форме медсестры, которая ни с того ни с сего сделала реверанс в пустоту. Заложив руку за спину, дух классика чопорно ей поклонился. В лучах фонаря он казался сотканным из кружащейся золотистой пыли. Жаль, никто кроме нее не мог созерцать это зрелище. Хотя так даже лучше.

– Спасибо! – воскликнула Берта.

– Мне это в удовольствие, сударыня. Не часто бывают такие оригинальные вызовы.

– Тяжелая у вас работенка, ничего не скажешь.

– Это еще что, – махнул рукой дух. – Вот сейчас мне нужно спешить к некой фрау Липманн, вдовице – ей не терпится узнать, когда она повторно выйдет замуж. А выйдет она лишь через десять лет, да за такого повесу, который тут же прокутит все ее сбережения. Ну как ей об этом рассказать?

– Сочувствую, сударь, – искренне пожалела его вампирша.

Призрак еще раз поклонился, готовясь исчезнуть, но в последний момент как будто передумал.

– Знаете что? Вызовите меня как-нибудь, – вдруг попросил он. – Я люблю общаться. А то все только спрашивают и спрашивают, да еще о таких приземленных материях, что стыдно и отвечать. Ну как, позовете? Посидели бы за кофеем.

– Я не пью… кофе, – проронила Берта.

– Я тоже не пью, сами понимаете. Но мы могли бы на него просто смотреть.

– Непременно, – согласилась она, умолчав про то, что вряд ли ей хватит времени, – но я бы вас и так пригласила. Все это пустяки по сравнению с тем, что вы для меня сделали. Даже не знаю, как вас отблагодарить.

– Ах, это совсем не сложно, – заговорщически подмигнул ей дух.

– Как же?

– Просто расскажите, с кем Кармилла останется в конце. Я уж было подумал, что с Этьеном, но теперь меня сомнения разбирают…

Улыбаясь, Берта бодрым шагом пошла домой. Кажется, она только что изменила ход мировой литературы. Интересно, это хорошо или плохо?