Вампиры умеют чтить традиции и соблюдать ритуалы, в этом им нет равных. Например, всем известно, что немертвые спят в гробах. По некоторым слухам, в домовину следует насыпать родной земли, но, устав отряхивать ночные сорочки каждый раз после пробуждения, от этой традиции они отказались. К счастью для Гизелы и ее белого платья.

Гизела очнулась и попыталась встать, но ударилась головой о крышку гроба и прокляла все традиции разом. Выбравшись из своей новой постели, осмотрелась. Гроб стоял в ее спальне, где ничего не менялось уже восемнадцать лет, и это только на ее памяти. Но комната неожиданно показалась холодной и чужой, и хотелось бежать отсюда прочь.

Жизнь покинула не только замок, но и его хозяйку. Она ощущала себя пустой изнутри: только холод, злость да сильнейший голод. «И это все?» – пронеслась разочарованная мысль. Вот что значит быть вампиром? Леонард никогда не рассказывал ей, каково это, а уж Берта – и подавно. Из деликатности она старалась не замечать изменений, произошедших со Штайнбергами, зато сейчас не могла поверить, что все это время они так жили… то есть существовали.

С мрачным удовольствием Гизела предалась бы размышлениям о своем новом положении, но времени на это не оставалось. Дверь скрипнула, и Виктор де Морьев осведомился:

– Позволите?

Вампир уверенно прошествовал в комнату и сел в любимое кресло Гизелы. «Бывшее любимым при жизни», – поправила себя девушка. Отныне она не должна привязываться к вещам, как простые смертные. Хотя кресло все равно хорошее. А если закидывать ногу на подлокотник, через пять минут от него останется труха.

– А, это ты. Добить пришел?

– Если бы я хотел тебя убить, ты давно была бы мертва, – резонно заметил вампир, – но это было бы не так интересно.

Виктор смерил ее пристальным взглядом:

– Изабель была права, из тебя получится чудесный вампир. Какой взгляд! Тебе уже хочется убить кого-нибудь?

– Тебя!

– Это само собой разумеется. Но подумай – зачем?

– Как зачем? – удивилась Гизела. – Ты наш враг, и мы должны одолеть тебя, раз ты творишь зло и убиваешь людей.

– Не без этого, – согласился Виктор. – Только правильно ли ты определила свое место? Как думаешь, на чьей ты теперь стороне? С ними, – он кивнул в сторону окна, – с теми, кто покинул тебя, или с нами?

Гизела посмотрела в окно, принимая, возможно, самое важное решение в своей новой не-жизни. Теперь-то она точно по другую сторону баррикад…

– Я ни с кем, я сама по себе, – глухо ответила девушка.

– Не забывай, что ты вампир.

– О, такое уж точно не забудешь! И я знаю, кого за это благодарить.

– Изабель?

– И ее тоже! Не мог свою сумасшедшую при себе держать? Но виновата во всем не только она.

– Может быть, я?

– Не льсти себе, – в том ему ответила осмелевшая Гизела. – Во всем виновата Берта Штайнберг! Если бы она не сбежала, вы бы меня не убили. Если бы она не стала вампиром, вы бы сюда не приехали. А вот если бы она и вовсе не родилась… мое сердце не болело бы так.

Гизела опустила глаза, терзая кисею на юбке. А когда вновь подняла голову, Виктор не сдержал улыбку: новообращенная смотрела решительно и зло. Смотрела на него, а видела Берту.

– Кажется, ты только что поняла, кто твой враг. Но скажи, хочешь ли ты отомстить ей?

– Да! Пусть почувствует то же, что и я все это время. Пусть увидит, что она со мной сделала!

– Тогда присоединись ко мне. Ведь Берта и со мной поступила непорядочно: даже не явилась на свадьбу. На нашу свадьбу, между прочим. Очень она меня своим поступком огорчила, – вздохнул вампир. – Думаю, нам обоим есть что сказать фройляйн Штайнберг?

– Нет, с тобой я не пойду. Стать одной из твоей своры? Спасибо, я не дурочка, вроде Изабель, и не собираюсь перед тобой пресмыкаться, – повела плечиком Гизела. – Если захочу отомстить Берте, то сама придумаю, как это сделать!

Судя по тому, как Гизела провела рукой по лбу, наступил долгожданный момент. Виконт де Морьев возблагодарил преисподнюю, или кому там должны возносить хвалу немертвые. Наконец-то он сможет избавиться от Изабель. Не сам, конечно. Он не привык ничего делать своими руками. За бытность Мастером он так никого и не обратил. Даже Берту. А после ночных вылазок он любовался белоснежными перчатками, в то время как подчиненные выжимали рубашки, насквозь пропитанные кровью.

Он объяснял свое бездействие воспитанием. Его не учили работать, лишь устраивать так, чтобы работали другие. В прежние времена он не поднял бы уроненный платок, но потребовал бы от лакея подать искомый предмет на золотом подносе. И только сейчас, глядя в расширившиеся зрачки Гизелы, виконт подумал, что, скорее всего, он просто трус. В тот день на заставе его напугали раз и навсегда. Так крепко напугали, что он до сих пор не пришел в себя. И если они с Изабель встанут лицом к лицу, он так и не решится ее прогнать. Другое дело, если опосредованно.

– Изабель глупа, – отчеканил Виктор, – своего мнения у нее нет, может лишь приказы выполнять. Это полезно, но, право же, быстро приедается. Вот ты – другое дело. Ты, Гизела, можешь думать самостоятельно, что уже неплохо. В тебе хватает и злости – врожденной, судя по всему – и силы, которую передала тебе Изабель. Многообещающее сочетание.

– Вот значит как, – усмехнулась Гизела, – совершаешь замену в штате прислуги? Нашел другую фаворитку – умнее и краше – а старую прогоняешь взашей?

– Можно и так выразиться.

– Зря ты с ней так поступаешь. Она тебя любит. – Виктора передернуло. – Она, конечно, глупа, зато такая преданная.

– Пожалуй, единственное ее качество.

– Положительное?

– Нет, вообще единственное.

– А если я соглашусь? Что будет с Изабель?

– Далась она тебе, – покачал головой виконт де Морьев. – Скажи еще, что тебе жаль бедную девочку.

– Я же вампир, у меня нет жалости! Так просто. Она, перед тем, как меня укусить, долго тебе дифирамбы пела. А ты о ней и двух слов сказать не можешь, – проговорила Гизела, наслаждаясь произведенным эффектом.

Не на Виктора, конечно. Ведь у их беседы была незримая свидетельница, для которой оба вампира, в тайне друг от друга, и разыграли это представление.

– Если я соглашусь перейти на твою сторону, ты отошлешь ее прочь? Сейчас, когда она обессилена, сделать это проще всего. Избавься от нее.

«Мне не придется», – подумал Виктор.

Даже настолько зависимые особы, как Изабель, способны на самостоятельный поступок. Последний в жизни.

– И тогда ты пойдешь со мной?

– И тогда я подумаю об этом.

…В коридоре Изабель прислонилась к стене и тихо прошептала: «Пожалуйста, не бросай меня». Между создателем и творением существует связь, и сейчас она была сильной, как никогда.

«Он не может меня бросить! Он любит меня! Сам себе в этом не признается, но это так. Я у него единственная».

Или не единственная? Как легко он согласился «заменить» ее Гизелой, которая совсем его не любит. Да что не любит – не испытывает перед ним благоговения. Разве можно так с ним разговаривать! Но все же, все же – мысль свернула на предательскую тропку – почему он так жестоко о ней отзывался? Как будто она пустое место. Неужто так и есть, и было всегда? Сначала он думал о своей жене, потом о Берте, потом об Эвике, которая притворялась Бертой, потом об Эвике, которая уже никем не притворялась, а теперь о Гизеле… Его мысли всегда были наполнены кем угодно, только не Изабель.

Продолжай она думать дальше, то пришла бы к самому простому ответу, но Изабель не успела. На первом этаже раздался грохот, она пустилась бежать и прибежала как раз вовремя.

* * *

– Вот мы и дома, – вздохнул граф. Кто бы мог подумать, что однажды он войдет в свой замок через черный ход?

Все утро он помогал крестьянам укладывать вещи на телеги – почерневший остов церкви нагонял тоску, да и неизвестно, что устроят вампиры в следующую ночь. Особенно если на этот раз Мастер соблаговолит полететь вместе с ними. Большинство селян разъехалось по родственникам в ближайших деревнях, тех же, кого судьба обделила родней, Леонард великодушно пригласил в особняк. Прятаться от вампиров в доме других вампиров, конечно, противно всем законам логики, но крестьяне согласились. Про винный погреб герра Штайнберга ходили легенды. Вместе со своей паствой в «капище Мамоны» отбыл и отец Штефан, захватив Жужи.

Покончив с делами, фон Лютценземмерн засобирался в замок еще днем, но Леонард упросил графа дождаться ночи, чтобы они могли пойти туда втроем. Именно втроем. Поведение Штайнберга-старшего было непредсказуемым, и Леонард наотрез отказался его оставлять.

– Вы не могли бы присмотреть за… за ним? – попросил юный вампир, когда они миновали кухню и свернули в залитый луной коридор. Но фабрикант встал в позу.

– Я хочу с вами! Еще бы, настоящий замок, полный загадок и удивительных приключений! Давайте исследовать его вместе!

Заметив, как Леонард кусает нижнюю губу, граф взял Штайнберга под руку.

– У Леонарда свои дела, оставим его в покое. Не сомневаюсь, что и на нашу долю хватит приключений.

Леонард помахал им вслед, но его взгляд сразу же похолодел. Найти ее. Найти и сделать с ней то, что она сотворила с его отцом. Но это только в самом начале. Он уничтожит тварь, истребит ее до последнего атома. Вот только где она прячется? Не выпуская меч из рук, он подошел к ближайшим доспехам и пнул их. Чтобы позвать сторожевую собаку, нужно создать побольше шума. Как и следовало ожидать, никто из вампиров не счел нужным ответить на его зов. После вчерашнего фиаско, затмившего даже позавчерашний позор, они боялись, лишний раз высунуться из спален. Но Изабель не замедлила явиться.

Подойдя к нему поближе, она замерла и окинула молодого вампира презрительным взглядом, что оказалось непросто: он был выше ее на полторы головы.

– Леонард? Не ожидала. Как поживает ваш отец?

На такое приветствие он не рассчитывал. Почему-то ему казалось, что она или кинется прочь, или хотя бы смутится, отведет взгляд. Понятно, что у немертвых нет души, но должна же быть хоть рудиментарная совесть? У нее же в сердце жила лишь ненависть, словно клубок крыс, сбившихся зимовать. Если тварь погибнет, мир вздохнет с облегчением.

– Мой отец в добром здравии, – процедил он, примеряясь, сможет ли отсечь ей голову с одного удара. – Вашими молитвами, Изабель.

– Я старалась, – она присела в книксене, не сводя с него глаз, – а теперь скажи честно: ты и вправду думаешь, что эта штучка, – быстрый кивок на меч, – тебе поможет?

Она продолжала смотреть на него, и в его мозг, точно в подушечку для рукоделия, вонзилась сотня иголок. Черепную коробку, казалось, разрывали на части, еще чуть-чуть, и вампирша проникнет в самые темные закоулки его сознания, вызывая всех его чудовищ одно за другим…

– Если хочешь попасть в мою голову, необязательно крушить замок ломом. Достаточно п-постучаться.

Его зрачки, маленькие и колючие, вдруг распахнулись, и Изабель почувствовала, как ее затягивает внутрь. Со всех сторон вспыхнул ослепительный свет.

– По дороге из замка Уолтер рассказал про твои трюки, – издалека и словно бы сверху донесся голос Леонарда. – Я ждал тебя, Изабель. Мои кошмары к твоим услугам.

Стоило ей посмотреть себе под ноги, как ее скрутило от накатившей тошноты. Она стояла на стеклянном полу, покрытом белесой, чрезвычайно густой и липкой слизью. Подняв перепачканные юбки чуть ли не выше колен, она огляделась по сторонам. И тут же пожалела об этом. Потом пожалела о дне своей смерти, дне рождения, а так же о той ночи, когда ее родителей потянуло на альковные утехи. Слишком реальным было происходящее. Слишком реальными были Они.

Сначала они появились вдалеке, но с удивительной для столько громоздких существ прытью начали наползать на нее. У одних были верткие жгутики, которые настойчиво щупали воздух. Другие напоминали прозрачные бурдюки с водой, только чудовищно огромные, размером с вагон. Внутри плавала-копошилась разноцветная гадость. Будь у этих чудовищ злобные красные глазища или оскаленные пасти, Изабель испугалась бы меньше, но они казались абсолютно слепыми, и все же целеустремленно двигались к ней! Ртов у них тоже не было. Как же тогда…

– Хочешь узнать, как они питаются?

Изабель закрыла лицо руками и заверещала:

– Не-е-ет! Немедленно прекрати это! Как… как противно! Останови их!

– Не нравится? Пусть это послужит тебе уроком – когда вламываешься в чужой д-дом, никогда не знаешь, кто может поджидать тебя там. Или что. Жаль, этот урок станет последним в твоей никчемной жизни! – закричал Леонард, теряя самообладание.

Он уже занес меч, но в последний момент то ли промахнулся, то ли передумал, и плашмя ударил ее по плечу. Боль выдернула ее из кошмара, хотя реальность оказалась немногим лучше. Частицы серебра въедались в кожу, и тонкая ткань платья была им не помехой. Вампирша кричала, билась, и каталась по полу, но боль не проходила, а только нарастала с новой силой, и не было ей конца. Леонард посмотрел на нее с брезгливой жалостью, как на подраненное животное, которое рано или поздно придется добить. И добил бы, не отвлеки его голос, доносившийся из Парадной Залы. Голос, который он уже не надеялся услышать.

Вампир бросил прощальный взгляд на Изабель, все еще корчившуюся на полу. Само собой к нему вернулось полузабытое ощущение – кромка платья щекочет ему лицо. Он уже занес ногу, собираясь переступить через изломанное тело, но заколебался. А затем обошел вокруг, стараясь не задеть ее мечом.

С нее довольно. И так вряд ли выживет.

* * *

Шум и крики явственно свидетельствовали о том, что в замок пожаловала еда. Оставалось лишь встретить ее со всеми почестями. Виктор велел Гизеле следовать за ним, а у входа в Парадную Залу остановился и с полупоклоном пропустил девушку вперед. Хозяйка дома должна принимать гостей. И Гизела вступила в залу. В первое мгновение она не приняла увиденное. Он же умер! Умер! Гизела не сомневалась в его смерти с тех пор, как Изабель сообщила ей эту новость, но отец стоял у камина, живой настолько, насколько сама она уже никогда не будет.

Пораженная, она молча глядела на него.

Граф тоже молчал. Только увидев дочь, он едва не рванулся к ней, чтобы поцеловать и подхватить на руки, чтобы унести ее далеко-далеко. Ведь она так настрадалась за эти дни. Под глазами залегли глубокие тени, кожа была как мрамор, но не столько из– за белизны, сколько из-за синеватых прожилок. И когда Виктор приобнял ее за плечи, вынудив сделать несколько шагов вперед, в ее движениях засквозила какая-то неживая онемелость. Спутанные волосы скрывали тонкую шею, но ему не требовалось вложить персты в ее раны, чтобы все понять.

– Гизи?

– Уходи, – прошипела дочь.

– Да, конечно, – заторопился граф, не обращая внимания на ее исказившееся лицо. – Мы прямо сейчас и уйдем.

Он протянул Гизеле заметно дрожавшую руку, но вампирша отвернулась. Понимала, что отец хотел ей помочь… и ненавидела его так сильно, как только могла. Он должен был придти раньше! Он должен был придти вовремя! Как он смел умереть – хотя бы на словах Изабель. Ведь только узнав о его смерти, Гизела перестала сопротивляться. Ей незачем стало жить, и она рассталась с жизнью. А теперь он пытается разговаривать так, будто она по– прежнему была жива. Или продолжала быть его дочерью. Как же он ошибается!

– Убирайся отсюда. Не желаю тебя больше видеть. Поздно уже.

– Нет, не поздно! Что бы ни произошло, мы можем начать все заново, подальше от этих, – он сверкнул глазами в сторону Виктора, который приветливо ему помахал. – Мне и дела нет до… твоих метаморфоз, – неуклюже закончил граф.

– Неужели? Значит, нет никакого дела? – усмехнулась она, обнажая клыки. – Это тебе тоже безразлично… папочка? Ты, похоже, не понял главного – я не та Гизела, которую ты знал. Отныне я тебе не дочь, а ты мне не отец. Последний раз повторю: ступай прочь!

– Гизела права, уж лучше вам отойти. А то мало ли на что она сейчас сп-пособна.

Вошел Леонард, волоча за собой Штайнберга, который, судя по довольной улыбке, воспринимал происходящее как захватывающий спектакль.

– Не тебе судить мою дочь, – проронил граф, ступая вперед и обращаясь к виконтессе, которая с каждым мгновением все меньше напоминала человека. – Я не верю, что ты злой дух, угнездившийся в ее теле. Ты та же Гизи, просто страдания тебя озлобили. Позволь мне все исправить. Хотя бы попытаться.

– Уйди! – крикнула Гизела исступленно и, уже не глядя на отца, бросилась к Виктору. – Уведи его! Прикажи, чтобы его прогнали! Я не могу так больше! Иначе… Иначе я… – не договорив, она с силой ударила его кулачком в грудь. – Я не могу терпеть!

– А зачем терпеть? – де Морьев рассеяно пошевелил пальцами, и ее рука опустилась, будто приросла к телу. – Мы, вампиры, не постимся. Начни со своего отца. Это ведь и его стараниями ты попала в такой переплет. Будь у него деньги, не пришлось бы сдавать замок в аренду мещанам.

– Ах ты, мерзавец!

Леонард развернулся, направляя на Виктора меч. Тут произошло нечто совсем уж неожиданное. По блестящей поверхности клинка пробежала дрожь, заскрежетав, он искривился и завязался узлом. Отшвырнув ставшее ненужным оружие, Леонард дико уставился на Виктора, который опять уделял все внимание Гизеле.

– Ты, конечно, горазда лгать себе, но хоть сейчас признайся, что просто изнываешь от желания убить родного отца. Так что же? Мы дождемся от маленькой врушки Гизи хоть одного честного слова?

– Я тебя ненавижу! – выкрикнула она.

– Вот и умница. Вперед! – и он легонько ее подтолкнул.

Наверное, ей следовало взять себя в руки. Проявить силу воли и сказать «нет». Развернуться и уйти. Но мир сузился, и перед ней была только одна цель – ее жертва. Ее отец.

Довольно улыбаясь, Виктор наблюдал, как новая вампирша за один миг преодолела расстояние, отделявшее ее от графа.

– Стой!

Гизела замерла в полете и перевела взгляд на женщину, замершую в дверях. Она не сразу поняла, кто это.

Как непривычно видеть ее без огромной, будто колесо, шляпы, и шелкового платья, из-за переливов которого ее тело казалось оптической иллюзией. Теперешний наряд был куда скромнее, темный и сильно измятый. Под стать ему была и прическа. Будь Берта сытой, ее лицо, верно, полыхало бы гневом. Но бледность щек с лихвой искупал лихорадочный блеск в глазах.

За ее спиной топтались Уолтер и Эвике, то ли как телохранители, то ли в качестве конвоя. Они вглядывались в окружающих, пытаясь с ходу разобраться, что здесь происходит. Увидев хозяйку, Эвике закрыла рот руками, загоняя поглубже в горло подступивший крик.

– А вот и моя невеста, – просиял Виктор и мысленно воззвал ко всем подчиненным.

Такой момент нельзя пропустить. Уже через несколько секунд в залу ворвалась стая нетопырей, на ходу принимая антропоморфный облик. Но подходить к Мастеру они не спешили, сгрудились у высоких сводчатых окон, в любой момент готовясь улизнуть. Вампиры хоть и сказочные существа, но атмосфера в зале была перенасыщена фольклором до такой степени, что даже им стало некомфортно.

Между тем Берта перешагнула через порог, направляясь к разбушевавшейся вампирше.

– Немедленно прекрати!

– Ах, Берта Штайнберг, – улыбнулась та и медленно, нарочито медленно, пошла к ней навстречу, – ты как всегда вовремя.

Берта тоже перестала дрожать и церемонно, будто фрейлина императрице, поклонилась Гизеле.

– Рада услужить госпоже моей виконтессе, – но когда Берта выпрямилась, от ехидства не осталось и следа. – Будем и дальше разыгрывать комедию нравов или поговорим откровенно? Как ты себя ведешь? Ты бы со стороны на себя посмотрела! Просто гадкое зрелище.

– Со стороны? Это вызовет определенное затруднение, – проговорила Гизела, подходя к ней вплотную. – Как ты успела заметить, я теперь вампир. Угадай, кто в этой виноват!

– Твоя же собственная придурь, – хмыкнула фройляйн Штайнберг и обвела глазами залу. – Вижу, подготовились вы к праздничку, только что по стенам флаги не развесили. Я ведь специально уехала, чтоб вы бал этот мерзкий отменили, так нет же, вы господа деликатные, раз позвали гостей, не пойдете на попятную. Ну и чего ты добилась?

– Если будешь обращаться к моей фройляйн в таком тоне, я тебе чеснок за шиворот суну, – сжав кулаки, пригрозила Эвике. Берта только отмахнулась.

– Молчи, девочка, не с тобой разговариваю!

– Не кричи на мою горничную! – взвилась виконтесса. – Ты, милочка, что-то перепутала. Именно ты сбежала, оставив нас принимать твоих гостей. Ты бросила семью на растерзание любимому жениху. Наплевала на всех нас, трусливая ты эгоистка! – она с силой толкнула Берту в плечо, и той пришлось попятиться. Берта едва удержалась, чтобы в ответ не дернуть виконтессу за локон, но заметив, как Виктор со товарищи с довольным видом наблюдают эту сцену и только что орешки не грызут, спрятала руки за спину. Обойдутся.

– Эгоистка? Я? О, если бы ты только знала! Я ведь старалась для… для вас всех! Я хотела помочь.

Гизела рассмеялась, да так искренне и весело, что остальные посмотрели на нее с тревогой – не тронулась ли умом? Отсмеявшись свое, она вмиг посерьезнела.

– Ты это взаправду? Тогда ты самый бессовестный человек – и даже не только человек – которого я когда-либо видела. Прекрати врать – посмотри, все здесь знают, что ты натворила. О, ты так нам помогла! Низкий тебе поклон.

Берта в запальчивости открыла рот, собираясь оправдываться и дальше, но посмотрела на всклокоченного Леонарда, на отца, поседевшего не иначе как от страха за свою непутевую дщерь, на графа, который с тоскливым ужасом наблюдал их перебранку, и, наконец, на Виктора. Что верно, то верно. Все равно, что отравить колодец, а потом требовать награду, потому что она якобы хотела улучшить вкус воды. Глупо получилось. Одна радость, что совсем скоро для нее все закончится.

– Думай, что хочешь, – безразлично отозвалась Берта. – Твое право.

– Как я погляжу, ты начинаешь осознавать! – Гизела все больше распалялась. – Возможно, ты хочешь, чтобы я думала иначе? Назвала тебя героиней, спасительницей? Так было всегда! Ты всегда мучила меня, и все эти твои модненькие красивенькие платьица, и тот дурацкий веер, и твое поведение… И вот, когда я раздавлена, ты рада, наконец? Я превратилась в ходячий труп, в вечно голодного монстра – теперь ты довольна?

– Нет, но пусть это послужит мне уроком. Я ведь считала тебя… – «ангелом света» чуть не вырвалось у вампирши, но она вовремя притормозила —… настоящей аристократкой, не склонной мелочиться, а вижу злопамятную девчонку. Почему я раньше не узнала, какова ты на самом деле? Какой же я была идиоткой! А тот веер я купила тебе в подарок. Вот! – как-то нелогично закончила Берта.

– Тогда это был самый оригинальный способ его подарить! И с чего бы это тебе делать мне подарок? Разве что он был отравлен!

– Твоим же собственным ядом, – парировала фройляйн Штайнберг. – Святые угодники и девять чинов ангельских! – вампиры скривились от столь смачного потока брани в устах юной девицы. – Я видела, как ты крутилась у витрины, потом купила тот веер и пронесла к тебе в комнату. Тайком, ясное дело, а не то граф с бастиона бы меня сбросил, чтоб я вашу дворянскую честь своими буржуазными подарками не позорила. Разве не так? – он оглянулась на графа, который не нашел, что ответить.

– Вот ведь… Жаль что не оставили, – оживилась Эвике. – Веер – полезная в хозяйстве штука, им моль удобно отгонять.

– Ха, с чего это вдруг наша гордячка Штайнберг решила так меня облагодетельствовать? Чтобы лишний раз покичиться благосостоянием своей семейки?

Раздались редкие хлопки.

– Замечательное представление! – продолжая аплодировать, заговорил Виктор. – Право слово, вам бы обоим в водевиле играть, только, чур, роли второго плана. Две молочницы, подравшиеся из-за опрокинутой крынки. Гизела, ты достойная ветвь своего семейного древа. Предки бы гордились твоими манерами. Ну а моя маленькая невеста так вообще выше всех похвал.

– А шел бы ты, – начала фройляйн Штайнберг, но вампир предупредительно поднял руку.

– Шшш, Берта, оставим склоки. У нас совсем мало времени. Разве ты хочешь уйти вот так, захлебываясь злобой? Виконтесса задала тебе вопрос, изволь же отвечать, – улыбнулся он. – За столько лет я успел изучить твои повадки. Я заглядывал тебе за плечо, когда ты строчила в своем дневнике. С детства ты была развратницей, Берта Штайнберг. Отчего хмуришься? В прежние времена тебя забили бы в колодки на городской площади, а на шею повесили табличку с надписью… Что мы напишем на твоей табличке? – уточнил Виктор.

– Что уже восемь лет я люблю Гизелу фон Лютценземмерн, – глухо проронила она.

Молчание опустилось на залу. То было не осуждающее молчание, пронизанное косыми взглядами, будто черствый хлеб спорами плесени. Скорее уж все обдумывали значения слова «любить». Только Уолтер не принимал участие в лингвистическом анализе. Он-то сразу догадался, что Берта имела в виду. «Веселые флагеллянтки» вынырнули из его подсознания и развязно ему помахали. Заметив, что англичанин густо покраснел, вампирша оскалилась.

– Что, любуетесь на меня? Любуйтесь и дальше, – прошипела она, глядя на собравшихся, как зверь на загонщиков. – Может, и гнилые овощи вам раздать? У Виктора наверняка имеется запасец, он так и подгадал. А чего мне отпираться?! – она снова сорвалась на крик, но сразу же взяла себя в руки и посмотрела на виконтессу. Вернее, на ее туфельки. – Я люблю тебя, Гизела. И все это время ты тоже меня любила. Помнишь, как хорошо нам было вместе? Взявшись за руки, мы бродили по каменистому пляжу, и туники наши трепетали на ветру, и Средиземное море лизало нам босые пятки. Мы качались в ладье на водах Ганга и собирали синие лотосы. Лепестки жасмина рассыпались по твоим волосам. Каждую ночь… Днем я же заговорить с тобой не смела, ибо умные мысли испарялись из головы, а на дне оставался лишь темный осадок… Ах, Гизела! Стоило тебе лишь позвать, и я бы приползла и улеглась у твоих ног. Но я ведь понимала, ну не могла же я не понять, что ты все равно меня не полюбишь! Так не бывает! Разве что в сказках, хотя и в сказках не пишут про таких, как я. Лишь став немертвой, я смогла подарить тебе что-то стоящее – жизнь без меня.

Виктор покачал головой.

– В этом как раз и заключается твой промах. Вампиры неспособны на самопожертвование. Если и попытаются, все равно выйдет боком.

– Он прав, – она по-прежнему обращалась к обуви виконтессы, – ты погибла из-за меня. А теперь выйди из залы. Как бы ты ни клацала клыками, я все равно не поверю, что ты захочешь смотреть, как он будет меня убивать.

– Но почему? – воскликнула Гизела, и ее слова эхом отразились от стен замка, – Почему ты не сказала раньше? Тебе стоило только намекнуть! Не было ведь ни Ганга, ни лотосов – это все твоя фантазия, Берта. А могла быть нашей, – добавила она чуть слышно.

– Какая теперь разница, – пробормотала Берта, – Прощай…

Ее глаза широко распахнулись, и она схватилась рукой за шею, стараясь отцепить невидимый ошейник, пережавший ей голосовые связки. Виктор взмахнул рукой и мужчины, уже подавшиеся вперед, так и замерли в напряженных позах. Ему даже не нужно было контролировать их взглядом. Только пожелать.

– Берта! – Гизела бросилась к упавшей девушке. – Это он с тобой делает?

Виконтесса бросила ненавидящий взгляд на Виктора, который послал ей воздушный поцелуй, обняла заклятую подругу и прошептала:

– Мы справимся с ним, вместе мы обязательно справимся, – и произнесла уже вслух, громко и уверенно, – Освободи ее. Немедленно!

Ответом стал его нетерпеливый жест, будто она была шалуньей, которую отсылают спать без ужина. Однако в большинстве семей с шалунами поступают куда мягче. Невидимые пальцы вцепились в волосы, вырвав у Гизелы крик, оттащили ее от упавшей Берты и, когда она продолжила упираться, швырнули об стену. Человек от столь сокрушительного удара собирал бы все зубы, включая и не выросшие еще зубы мудрости, в радиусе мили. Вампирша же сползла на каменный пол и, прикрывая волосами разбитое лицо, коротко простонала. Граф вторил дочери глухим криком, похожим скорее на звериный рев.

– Сворачиваем мелодраму, – проговорил Виктор. – Времени на прощания было предостаточно.

Все еще сидя на полу, Берта слепо шарила в воздухе, будто пыталась нащупать точку опоры. Как ни странно, ей это удалось. Крепко, обеими руками, она ухватилась за что-то невидимое, но твердое, и рывком поднялась на ноги. Воспаленный взгляд она не сводила с его лица, по которому вдруг пробежала тень беспокойства. И тут она дернула на себя опору, так сильно, что едва не опрокинулась на спину. Но своего добилась. Виктор слегка подался вперед. Руки у него и раньше были пустыми, но, судя по его недоуменному взгляду, они только что опустели окончательно. А Уолтер, во все глаза смотревший на эту сцену, готов был поклясться, что услышал лязг металла о камень.

– Вот видишь! Если как следует разозлить марионетку, она так потянет за ниточки, что сломает кукловоду пальцы.

– Грубая сила не к лицу барышне, – отозвался вампир, изучая ее куда внимательнее, чем прежде. – Что это на тебя нашло?

– Ты ударил мою любимую, – с нажимом произнесла Берта. – Крайне неосмотрительно с твоей стороны. Даже не знаю, чем объяснить подобный промах. Разве что ты совсем раздружился с головой? В таком случае, тебе нужна медсестра. Вам тут всем нужна медсестра! – бросила она в толпу вампиров. – Кстати, безумие сейчас успешно лечат гипнозом. Попробуем?

Она достала из кармана чепец, разгладила его и нахлобучила на голову. Расстегнув воротник, сняла с шеи медальон. С вежливым любопытством виконт де Морьев наблюдал за ее приготовлениями. Сначала медальон закружился вокруг своей оси, свивая цепочку в спираль, но под горящим взором Берты начал послушно раскачиваться из стороны в сторону. Торжествующая гипнотизерша вытянула перед собой руку и кивнула вампирам – смотрите и успокаивайте нервы.

Виктор зевнул. Размял длинные, холеные пальцы, и легонько пошевелил ими, точно касался клавиш рояля. Его движение отозвалось порывом шквального ветра, чуть не сбившего Берту с ног.

Створки медальона распахнулись, и оттуда выплыла фотография, размытая и потрескавшаяся, но на ней еще можно было разглядеть лицо девочки-подростка. Темные волосы были заплетены в аккуратные косички с кремовыми лентами, нарезанными в свое время из прохудившейся шелковой простыни. Улыбаясь, девочка разглядывала собравшихся. Берта медленно, то и дело замирая, протянула к ней руку, словно пыталась поймать готовую вспорхнуть бабочку. Но фотография, считанные секунды провисев в воздухе, разлетелась в прах и все нарастающий ветер разнес его по зале. За ней взорвался и медальон, окатив лицо Берты расплавленными брызгами. Даже не поморщившись, она смахнула их и посмотрела на жениха.

И еще раз посмотрела, но глубже.

– Вот видишь, у меня есть Сила.

– У нас есть Сила, – поправила Берта. – Считай, что у нас одна тарелка супа на двоих, вот только у меня черпак вместо ложки.

– Ой ли?

– А если ты читаешь мои мысли, я могу прочесть твои. Чувствуешь, как плещется сказочная Сила? Она размыла границы между нами. Но у меня не осталось ни кошмаров, ни желаний – все они собрались здесь во плоти! Как ты будешь мною управлять?

А вот я про тебя кое-что знаю! – проговорила она с какой-то неожиданной, совсем детской злобой, будто девчонка, наткнувшаяся на любовное письмо старшего брата.

Голова кружилась от ярости, и то была приятная ярость, праведная, подкрепленная мощью. Она только что нащупала его слабое место.

– Знаю, ради кого мы здесь собрались. Что ж, пусть приходит и полюбуется! Ты решил, что она согласится? Ха! Да погляди она на тебя сейчас, сама бы на плаху забралась и умоляла палача, чтоб он лишней минуты ее в живых не оставил!

Вампиры озадаченно смотрели на Мастера, но тот, судя по искривившимся губам, понял, кого Берта имеет в виду.

– Не вздумай так про нее говорить!

– Не кричи на меня, милый, мы еще не женаты. Хотя за чем дело стало? Давай поцелуемся.

– Что ты задумала?

– Сейчас узнаешь.

– Не подходи, – приказал Виктор, но вампирша уже двинулась к нему.

Ветер усилился. Скромный пучок на ее затылке, державшийся благодаря героическим усилиям двух-трех шпилек, растрепался окончательно. Темные пряди начали стремительно белеть, как будто Берта шла против метели и хлопья снега оседали на ее волосах.

– Что происходит? – Эвике дернула Уолтера за рубашку так, что отлетели сразу несколько пуговиц. – Господи, что с ней происходит?!

Но волосы Берты не поседели, всего лишь сделались белокурыми и закрутились в мягкие, ниспадающие локоны. Ветер стих так же внезапно, как и начался, потому что Виктор опустил руки и пошатнулся. Казалось, считанные секунды отделяют его от обморока.

А метаморфозы все продолжались. Черты ее лица изменялись, словно она была статуей, которую слепил неведомый скульптор, но под конец работы ему пришла в голову идея получше и он начал торопливо мять застывающую глину. Острые скулы втянулись, щеки сделались округлыми, с нежным румянцем.

На них проступили ямочки, будто кто-то два раза потрогал мизинцем сдобное тесто. Берта зажмурилась, а когда открыла глаза, их карий цвет полинял до небесно-голубого. Смягчились контуры узких, резко очерченных губ, нос тоже уменьшился. А под коричневым платьем, отлетавшем лоскут за лоскутом, оказалось другое, из синего атласа, с фижмами и глубоким декольте. Над ним неестественно и, как Берта успела подумать, неприлично высоко вздымалась напудренная грудь, украшенная мушкой. На ногах появились шелковые чулки, перехваченные лентой чуть выше колен. На ее маленькие ступни скользнули бархатные туфли, изготовленные в эпоху, когда обувь для правой и левой ноги шили по одним лекалам, а потому ужасно неудобные. Вокруг шеи обвилась алая лента, увидев которую Виктор сдавленно вскрикнул. Удивленная, Берта просто сдернула ее и провела пальцем по шее, но нащупала лишь безупречно гладкую кожу.

Ей следовало что-то сказать. Она даже знала, что именно.

– Как… меня… зовут? – прохрипела она, едва управляясь с чужим языком.

Но Виктор и не думал придираться. Его крик отозвался в самых глухих уголках замка.

– Тебя зовут Женевьева де Морьев!

– Так ты нас всех измучил, чтобы вернуть свою жену? Да будь ты трижды проклят! – всколыхнулась Эвике, но Виктор не обращал на нее внимание. Вообще ни на кого. Подлетев к той, что стояла теперь на месте Берты, он упал перед ней на колени и зарылся лицом в ее подол. И заплакал, не стыдясь приспешников, смотревших на него с нарастающим презрением.

– Я так и не поверил, что тебя казнили! – твердил он, захлебываясь, давясь словами. – Это потому, что я не видел твое тело… знаешь, я пошел потом на кладбище, куда всех свозили… и я… и я… но тебя я там не нашел! Отныне все будет иначе! Я создам для тебя новый мир! Если им правильно пользоваться, то заранее знаешь, каким будет результат! И тогда тебе не придется погибать, потому что ты все-все сделала правильно, просто так получилось… но в моем мире нет места случайностям… Это ведь ты, Женевьева? Скажи что-нибудь.

Содрогаясь от омерзения, она протянула руку, чтобы оторвать скрюченные пальцы, вцепившиеся в ее юбку, но вместо этого ее ладонь нежно погладила Виктора по щеке. По ней тут заструились его слезы, обжигающе-холодные. Тело уже не принадлежало ей, сама она занимала лишь уголок в голове, будто бедная родственница в чердачной каморке. Пора нанести решающий удар, прежде чем ее и вовсе вышвырнут на улицу. Но одного она так и не могла понять.

«После всего, что он сделал?» – воззвала она к той, чье сознание просачивалось в ее тело.

«Да» – прошелестел ответ.

«А я бы так не смогла».

«Смогла», – отозвалось эхо. «Смогла».

Берта задумалась.

И приняла решение.

– Поцелуй меня, – отчеканила она и Виктор, вскочив с колен, припал к ее губам, как паломник к священной реликвии. Обнявшись, они простояли так несколько секунд, пока их силуэты не замигали, то появляясь, то исчезая. Реальность пыталась проморгаться, чтобы окончательно понять, сняться ли они ей или взаправду существуют. Первый вариант оказался более заманчивым. Оба растворились в воздухе.